Серенькая

   Она такая вся серенькая была.
   И глазки серенькие. И волосы русые, почти серые. И сама незаметная, тихая. В общем, неброская. А на фоне разукрашеных и размалеваных гламурных красавиц с их курса - так вообще мышка. Хотя вполне симпотичная - носик, губки, глазки. Чуть-чуть веснушек, которые ее не портили, а - наоборот - украшали. Фигурка стройная, ножки. Но все это она не выпячивала, не мозолила парням глаза - вот и не замечали. Серенькая. Да плюс еще очки - с детства любила читать, потом с компьютером рано познакомилась - вот глаза и угробила. Хотя очки ей шли. Но это на любителя.
    Семья у нее небогатая была. Да что там семьи-то - мать да братишка младший, школьник. Мать швеей работала на фабрике. А много там чего заработаешь, когда кругом дешевый Китай с турецкими лейблами итальянских модельеров? Так что зарплата - копейки. Но мать шила хорошо, просто кудесница. И ее научила. Вот она себя и обшивала. А что не могла - все тот же Китай выручал.
    В общем, не модная была. Не гламурная. У нее и имя не модное было - ни Анжела, ни Кристина, а просто - Люба. Любовь. И почему не модное? Разве любовь может быть модной или не модной? Ну... наверное, может.
    Она и университет-то поступила просто чудом. Денег - ясно - на учебу не было. Ее взяли на бесплатное обучение. И было-то всего 10 мест на весь курс. Она попала. Повезло. А может и нет - училась-то хорошо. Так что не везение, а старание скорее. Или сыграло то, что отец погиб в Чеченскую... Хотя... Нет - скорее повезло.
    А он был ее полной противоположностью - высокий, крепкий, яркий, красивый - вылитый Дин Рид. Хотя сейчас мало кто Дина Рида знает и помнит. Она - знала. И учился он хорошо - они вместе в одной школе учились. А как он мог плохо учиться, когда папа у него был профессор в этом же университете, а мама - вот же метаморфозы! - совладелица той швейной фабрики, где ее мама работала? Нет, тут хочешь-не хочешь отличником будешь.
    Люба его еще в школе приметила и полюбила. Еще в начальных классах. И стремилась быть поближе, как бы рядом. Незаметно, но как бы рядом. Вдруг заметит? Она даже в универ пошла, потому что он туда поступил. И на тот же факультет. А вдруг все-таки заметит?
    Но он не замечал...
    Вокруг него - и в школе, и в университете - всегда крутились яркие броские девцы. Модные и гламурные. Но он с ними ни с кем. Вернее - со всеми, но так, чтобы с какой-то одной - это нет. И правильно, - думала Люба, - умный парень, не хочет с этими пустыми красивыми куклами заморачиваться. И это придавало ей уверенности. Нет-нет, он обязательно обратит на нее свой взгляд. Обязательно! И свершится чудо - он влюбится в нее.
    А она его очень любила.Только вот то,что он из такой богатой семьи, ее настораживало. Эх, был бы он сын какого-нибудь токаря. Или военного. Они сейчас победнее токарей будут. А так... где он и где она? Совершенно в разных плоскостях.    Непересекающихся...
    Вот если бы подвернулся какой-нибудь случай, чтобы он мог на нее обратить внимание. Чтоб она могла для него что-нибудь сделать, какое-нибудь геройство, подвиг. Тогда да...
    Но случай не подворачивался.
    Так прошел первый курс...
    Прошел второй...
    Люба хорошо училась, ее хвалили, но разве это геройство? Он по-прежнему ее не замечал.
    И вот...
    Чудом назвать это было нельзя, скорее даже наоборот, но все же...
    На его двадцатилетие мама-фабрикантша подарла ему новую машину. Японскую. Шик-блеск! А дорогучую! Он поехал ее обмывать в компании все тех же гламурных девиц, сильно выпил и врезался в столб. В тяжелейшем состоянии его отвезли в больницу, требовалась срочная операция, переливание крови. А кровь какая-то редкая - голубая, наверное.
    В наших-то больницах обычной - кот наплакал. А тут - редкая. Пойди-найди. Тут ни профессорское звание, ни фабрика могут не сработать. Не даром же говорят - здоровье не купишь ни за какие деньги.
    И вот тут точно произошло чудо - у Любы была точно такая же кровь. Ну один в один.
    Она не бежала, она не летела, она молнией проблеснула в ту больницу, как только об этом узнала. Ей подружка позвонила посплетничать о новостях на курсе, а у нее еще была подружка, а у той - подружка, которая была в машине с ним и тоже попала в аварию. Только почти не пострадала. Вот та подружка рассказала той подружке, а та... В общем, Люба узнала.
    Как и водится, если чудеса начались, то уж валят - одно за другим. Кровь подошла, у Любы выкачали сколько надо, сухо поблагодарили и отправили домой. Пешком. Она шла и шаталась от слабости - качнули будь здоров! А может - не от слабости? Может - от любви? Она была бледна, ее клотил озноб, но она была... счастлива!!! Несказанно! Сердечко трепетало, гоняя оставшуюся кровь, а Люба шла и плакала от счастья.
    Врачи заверили, что теперь он будет жить. Точно. Считайте, девушка, что Вы его спасли от неминуемой смерти. Подарили ему вторую жизнь. Откуда только узнали? И как вовремя! Еще бы чуть-чуть... Мы в Москве заказали - там есть - но самолет не успевал. Идите, девушка, спасибо...
    Через месяц-два он вылечился, отдохнул в Швейцарии и пришел на занятия. Люба в тот день сидела в библиотеке, писала конспекты. Он подошел к ней незаметно.
- Привет...Ты - Люба? Дворникова?
    Она вздрогнула - никак не ожидала. Тем более - его. Сам. Подошел. Неужели... И снова вздрогнула. И где-то в груди радостно-волнительно загорелось.
- Д...д...да... Я.
    Она вся покраснела и веснушки ярко выступили.
- Мы, кажется, с тобой в одной школе учились? В двадцать первой?
- В двадцать первой... - она почему-то стыдливо уткнулась в свои конспекты. Ух ты! Помнит!Значит, все-таки замечал! Еще в школе!
    Он мялся. И что-то мял в руках Стесняется, робеет! - подумала Люба и в душе загорелось сильнее.
- Мне... это... врачи сказали, что ты, в общем, типа спасла мне жизнь... Если бы не ты, типа, кранты мне...
    Люба молчала. А в венах, в мозге, в сердце гулко бухала, пульсируя, та самая кровь. Спасительная.
- Так вот... это... - запинаясь, продолжил он, а потом вдруг выпалил единым духом, - Я тебе страшно признателен, Люба, и не хочу быть неблагодарным, на вот, возьми, купишь себе что-нибудь... А то одета как-то...
    И он бросил перед ней на стол две мятые пятитысячные бумажки.
.........................
.........................
.........................
    Увы - нет у меня таланта описать ТО, что взорвалось в душе Любы. Или не взорвалось? Или обвалилось? Или рухнуло? Или рассыпалось? Или разбилось? Или...
    Если бы я был режиссер и снимал этот фильм, то сейчас я бы вставил кадры дикого взрыва большевиками Храма Христа Спасителя...И разлетающийся вдребезги колокол, грохнувшийся с высоты...
    Но я не режиссер. Даже не писатель. И потому - не могу. И не знаю - кто бы смог в точности описать это ТО - Пушкин? Шекспир? Толстой? Или все, вместе взятые? Или - НИКТО?
    Скорее всего - никто. Потому что это - нельзя описать.
    НЕЛЬЗЯ...
    Страшное, но мудрое слово.
    Нельзя задушить котенка...
    Нельзя свернуть шею лебедю...
    Нельзя бить ногами лежачего...
    Нельзя плевать в колодец...
    И в душу - нельзя...
    НЕЛЬЗЯ!
    Наверное...
    Или все-таки можно?
    Ведь душат, сворачивают, бьют, плюют...
    Значит - можно...
    Она зажмурилась.Так зажмурилась, словно ее хлестко, больно, наотмашь ударили по лицу. Так зажмурилась, что из глаз невольно брызнули слезы.
    Или кровь?
    Та самая?
    Резко, неестественно быстро, как-то судорожно она смахнула деньги со стола, словно крысу или змею. Горло перехватило и она не то промычала, не то сдавленно проревела:
- Ууууййййдииии...
    Он постоял секунду, пожал плечами, подобрал деньги...
- Ну как хочешь...
    И ушел...
 ...................
 ...................
 ...................
    Больше она его не любила...
    И не замечала...