Быстро же ты всё забыл

Трава была рыжей. Она не засохла и не выгорела: я примял её ботинком, и она снова выпрямилась. Трава была живой, но какой-то ржавой — как железнодорожные пути возле заглохшего завода.

Я был на окраине. Город начинался неподалёку: резко, как крепостная стена, из земли вырастали пятиэтажки. Одинаковые пятиэтажки с тёмными окнами, в которых отражались одинаковые пятиэтажки с тёмными окнами. Людей не было видно, и окна не горели, хотя, кажется, наступили сумерки. Я подумал, что город похож на Тернополь. Чем именно похож — понятия не имею: в Тернополе не был ни разу.

Куча сидел рядом и палкой что-то ворошил в костре. Костёр был живописный, даже слишком: дрова были сложены аккуратным шалашиком, горели ровно и спокойно. У меня такой костёр никогда не получался — разве что в начальной школе, когда надо было произвести впечатление на девочек.

У Кучи была куча женщин. У Кучи была куча прыщей на лице. Куча любил кричать: угощаю всех! А когда кто-нибудь спрашивал: «У тебя что, много денег?» — он отвечал:

— Куча! Куча денег! — и вытягивал из кармана горсть мелочи.

Я хотел спросить у Кучи, что будем делать, но он был слишком занят своим костром. Выражение лица у него было, как у Ольги Викторовны, когда она рылась в кителе своего мужа подполковника. Впрочем, я уже и сам понял, что мы будем что-то готовить — будет пикник на окраине. Пикник на обочине. Вспомнил, что так и не разорился себе на полное собрание Стругацких.

Пришла жена Кучи. Даже не представлял, что у него может быть жена, но Куча кивнул на неё и сказал:

— Это моя жена.

Я стал перебирать варианты, как к ней обращаться: жена Кучи или, может, мадам Куча? Ни с того ни с сего заиграл Baobab. Возле Кучи обнаружился огромный переносной бумбокс Sharp — блестящий двухкассетный чемодан с колонками по бокам. В детстве я мечтал о таком, потому что в нём две кассеты вставлялись в один отсек, а не в два отдельных, как у всех. Я даже пытался сдать за него отцовскую экспортную «Романтику» вместе с самодельными четырёхполосными колонками. Не вышло дело.

Куча поднялся с колен и сказал, что они с женой пойдут в лес — за дровами, что ли. Я огляделся и увидел лес у себя за спиной: сосны вырастали из земли ровно и резко — как будто назло городу.

Я остался сидеть и наблюдать, как методично огонь переваривает аккуратный шалашик.

Подошёл Заяц. Мы всегда звали его Заяц, потому что фамилия у него была Заяц. Он был низкого роста, поэтому иногда я называл его Александр Сергеевич Заяц.

Заяц присел рядом на корточки и сразу начал болтать — как будто вернулся к разговору, прерванному телефонным звонком:

— Смотрел я недавно новый фильм Тарантино — и заснул. И мне снилось, что в будущем люди спят по двадцать часов в сутки, потому что слишком мало воздуха и пищи, зато много информации, которую можно поглощать и во сне. Просыпаться людям надо только чтобы отметиться — ну, чтобы если ты уже умер, интернет-оптимизаторы не тратили на тебя время. Я просыпаюсь, отмечаю в своём профиле, что я ещё жив и что у меня не изменились интересы. Администрация желает мне спокойной ночи, играет Ob-La-Di, Ob-La-Da, и я засыпаю. И вижу сон, что кругом идёт война. Люди воюют уже не за что-то, а потому что — потому что делать больше уже совершенно нечего. Машины сами производят самолёты и танки, люди их разбивают друг о друга, машины делают новые танки и самолёты. И вот пока наверху всё гремит, я заклеиваю себе погоны и засыпаю в мокром окопе в обнимку с енотом.

Заяц поднял из травы пачку «Беломорканала» — опа, курево надыбали! — мы закурили, и он продолжил:

— Засыпаю в окопе и вижу сон, что на планете живых людей не осталось. Инопланетяне собирают на Земле останки человеческой культуры, чтобы создать себе музей человеческой культуры. То есть им нужно всё, что поможет воссоздать жизнь людей: чем они занимались, о чём думали, что чувствовали — и так далее. Вот они роются в каком-то офисе с видом на Биг-Бен — находят коллекцию дисков Тарантино, моментально просматривают и всё швыряют в реку. Потом находят фильм Андрея Варголы «Мужчина меряет трусы» — и бережно кладут его в контейнер для ценных экспонатов. Я бы с удовольствием посмотрел, что они там нашли ещё, но тут один из инопланетян видит английские ботинки — классические чёрные ботинки, с тупым носком и толстой подошвой. Он начинает отпиливать от мертвеца туфлю вместе со ступнёй — и я, конечно, проснулся.

— И где ты проснулся?

— Да возле телевизора с Тарантино, конечно.

Куча вернулся с разочарованным лицом. Такое лицо было у жены подполковника, когда она не находила в мужнином кителе ничего интересного. Я поинтересовался, где жена.

— Ушла.

— Куда ушла?

— Не куда, а с кем. С местным ушла. Он её пожалел, и она с ним ушла.

Я решил помолчать и послушать каких-нибудь деталей, но Куча снова стал поправлять свой костёр. Мы сидели молча.

К нам подошёл мужик в бушлате, галифе и сапогах. Мужик нагнулся и стал тянуть из-под меня топор — оказалось, топор всё время валялся у меня в ногах. А я и не замечал. Большой такой топор, с длинной и толстой ручкой.

Я понял, что это местный, и спросил у него, что это за город. Мужик ответил: «Тернополь», — но не поднял на меня глаза: он демонстративно разглядывал ржавую траву под собой. Мужик пробубнил ещё что-то вроде «совесть надо иметь» и пошёл.

Явилась жена Кучи. Нехорошо на меня посмотрела и заявила:

— Это ты во всём виноват. Оставил меня одну в лесу.

Я был знаком с ней полчаса, но мне начинало казаться, что она не та, за кого себя выдаёт. Я спросил, о чём речь.

— О чём? Забыл? Ты мне изменил.

— Что я тебе изменил?

— Не что, а с кем.

— Ладно. С кем?

— Видишь, ты даже имени её не знаешь.

— Почему не знаю? Знаю…

— Вот как?.. Интересно.

Я не придумал, что ответить. Она села рядом и сказала шёпотом:

— Я сказала им, что ты меня бил.

Не знаю почему, но мне стало обидно. А ей, кажется, стало стыдно:

— Понимаешь, так нужно было. Мне сказали, что так нужно. Адвокат сказал. Иначе это тянулось бы несколько лет. А мы ведь уже всё решили.

У меня вдруг не стало сил; голова под собственным весом упала на грудь, и я увидел свои ботинки — английские чёрные ботинки с тупым носком.

Я открыл глаза. За окном было пасмурно, быстро шуровали на юг низкие облака. Из будильника в телефоне звенел Baobab. Я выключил звук, вылез из постели и побрёл варить кофе.

Пока грелась кофеварка, я поискал в интернете, кто такой Андрей Варгола. Мда… Мог бы и сам вспомнить, конечно.

Я приготовил чашку и сигарету. Машина со скрипом отбросила отработанную порцию кофе, а я вспомнил Фрейда. Кажется, у него примерно так: человек забывает только то, что неосознанно хочет забыть. На него похоже, на старика…

По-моему, вот что: человек забывает только то, что совесть ему позволяет.