Мера за меру, 2-4

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ

Комната в доме Анжело.

(Входит Анжело.)

АНЖЕЛО:
Молюсь ли думаю ли я — не сознаю я ни молитв, ни дум. Слова без смысла к небу обращаю, не слыша их, воображение моё — на якоре прекрасной Изабеллы. Устами господа зову, а сердцем обращаюсь к страсти. Наука править, так увлёкшая меня, сейчас, подобно старой доброй книге, прочитанной не раз, оскомину набила. А значимость свою, по правде говоря, которой я гордился (чтоб кто-нибудь об этом слышал не хотел бы) я с лёгкостью сменил бы на перо, гонимое свободным ветром. О, положение и почесть! Как часто вы своим нарядом плените дураков и умных увлекаете обманом. Кровь — остаётся кровью. Ведь если на рогах у черта написать что «ангел», то он от этого свой облик не изменит.
(Входит слуга.)
Кто там? Что надобно тебе?

СЛУГА:
Желает видеть вас сестрица Изабель.

АНЖЕЛО:
Так проводи же.
(Слуга уходит.)
О, небо! Сердце рвётся из груди, лишая члены воли и движенья. Так любопытных скопище свободный воздух закрывая, вкруг в обморок упавшего  теснится, так чернь толпой к монарху ревностно стремиться, желая выказать почтенье, что более  на взрыв негодования похоже.
(Входит Изабелла.)
Что молвить собираетесь, прекрасная девица?

ИЗАБЕЛЛА:
Пришла узнать о вашей воле.

АНЖЕЛО:
Приятней было бы, коль вы о нём уж знали б. Не может жить ваш брат.

ИЗАБЕЛЛА:
Пусть будет так. Храни вас бог!

АНЖЕЛО:
Но мог бы жить, как можем ты и я, и всё-таки умрёт.

ИЗАБЕЛЛА:
По вашей воле.

АНЖЕЛО:
Да.

ИЗАБЕЛЛА:
Как долог срок, отпущенный ему на очищение души перед уходом в вечность?

АНЖЕЛО:
О, мерзкие пороки! Ведь всё-равно простить того, кто отнимает существо живое у природы и пощадить того, кто образ божий в сладострастии своём  фальшивкой гнусной подменяет.
Казнить и выбора здесь нету, чем отчеканить ложную монету.

ИЗАБЕЛЛА:
Не на земле, на небесах такое право!
 
АНЖЕЛО:
Ну, что ж, а если, скажем так, что выберешь сама: погибнуть брату от меча правдивого закона иль дать ему возможность выжить, а телу твоему в объятиях позора умереть, подобно той, которую твой братец обесчестил.

ИЗАБЕЛЛА:
Скорее душу сохраню чем тело, мне поверьте.

АНЖЕЛО:
Душа здесь ваша ни при чём. Да и потом — грех принуждённый не считается грехом.

ИЗАБЕЛЛА:
Что говорите вы?

АНЖЕЛО:
Нет, впрочем, не ручаюсь, поскольку против этого имею, что сказать. Я именем закона брата вашего решил казнить. Когда ж помиловать его решу, скажите, не будет ли та милость уподоблена греху?
ИЗАБЕЛЛА:
Спасите только, грех я на душу возьму. Ведь это милосердие — не грех.

АНЖЕЛО:
Грех с милосердием в душе не уживутся.

ИЗАБЕЛЛА:
Коль грех — за жизнь его молить, то я прошу у неба сил на искупленье! А если это грех для вас, то я умножу силы замолить его, причислив к собственным грехам.

АНЖЕЛО:
Да нет же, всё не то. Простушкой кажетесь, а ,может быть, хитрите, что более ужасно для меня.

ИЗАБЕЛЛА:
Пусть я простушка, ничего не стою, что же в этом?

АНЖЕЛО:
Желает мудрость ослепить, когда является простушкой. Как лик красавицы под маской чёрною  нам кажется милее в десять раз, чем он на самом деле есть. Скажу вам проще и грубее: брат умрёт

ИЗАБЕЛЛА:
Поняла я.

АНЖЕЛО:
Закон карает и винит по праву.

ИЗАБЕЛЛА:
Мне известно.

АНЖЕЛО:
Представьте же себе — нет способа иного спасти его от смерти, кроме одного, под чем я подписаться не могу, а привожу лишь в качестве примера. Вы, осуждённого сестра, предмет любовных притязаний одного вельможи, влияние и власть которого на судей и закон всесильны, и ради вас готов он брата обречённого спасти. А способов других не существует — лишь положить к его ногам сокровища бесценные свои в обмен на жизнь родного брата. Как повели бы в данном случае себя вы?

ИЗАБЕЛЛА:
Для брата, для себя ли — всё едино: когда б угроза смерти над мной витала, когда б рубинами от розг спина моя блистала, я б обнажилась перед смертью, не стыдясь, но тело на позор не отдала бы.

АНЖЕЛО:
Тогда ему не жить.

ИЗАБЕЛЛА:
Есть в этом истина своя: уж лучше брату умереть, чем, жизнь его спасая, сестре по жизни умирать ежеминутно.


АНЖЕЛО:
Вы одинаково жестоки, как закон, который вас столь сильно раздражает.

ИЗАБЕЛЛА:
И можно ли сравнить позорный выкуп и прощение от сердца. Позорной сделке милосердие — не ровня.

АНЖЕЛО:
Творите вы тирана из закона, проказы брата шуткою считая.

ИЗАБЕЛЛА:
Да, сударь, ваша правда в этом есть. Но часто так бывает, когда себе самим противоречим, желая невозможного достичь. Так и сейчас — мне ненавистный грех преуменьшала, чтоб человека дорого защитить.

АНЖЕЛО:
Да, все мы уязвимы.

ИЗАБЕЛЛА:
Мужчины все слабы, а виноват  —  лишь брат.

АНЖЕЛО:
О слабых женщинах не забывайте тоже.

ИЗАБЕЛЛА:
Всё зеркалу в себе увидеть удаётся, но хрупкое оно, и часто бьётся. О, небо, женщину помилуй! Мужчины собственной печатью нас клеймят, доверчивость и нежность нашу сокрушая.

АНЖЕЛО:
Вот и славно. В ошибках пола своего признались вы. Но только ведь и мы — не более сильны. И нас ошибки тоже потрясают  Не побоюсь сказать, на ваши же слова и опираясь: быть тем, чем есть — всегда мудрее прочего на свете. Так будьте женщиной и оставайтесь ей!
Быть большим — значит быть ничем. Когда вы — женщина, а этого отнять не можно, то и ведите же себя, как это должно. Откройте же себя объятиям судьбы.

ИЗАБЕЛЛА:
Ваш стиль общения становится туманным, просила бы яснее говорить.

АНЖЕЛО:
Куда ж яснее?  Я люблю вас..

ИЗАБЕЛЛА:
Мой брат Джульетту полюбил и должен заплатить за это смертью.

АНЖЕЛО:
Отдайся, Изабель, и брат останется в живых.

ИЗАБЕЛЛА:
Я вижу добродетели уловку: себя на время замарать, чтоб истину на прочность испытать.


АНЖЕЛО:
Поверь мне! Честью я клянусь: слова и помыслы — едины.

ИЗАБЕЛЛА:
И честь ничтожна, да и помыслы черны! Ах, лицемер ты и притвора! Теперь же берегись, Анжело, приговора моего! Мои уста весь свет оповестят о том, что есть на самом деле ты, коль не подпишешь брату о прощении указа.

АНЖЕЛО:
Кто, Изабель, тебе поверит? Меня по должности и аскетизму мерят. Анжело обвиняя, сама увязнешь ты в словесной дряни, и грязная молва потащится вослед. Теперь все чувства вырвались наружу. Их обуздать я не могу и не желаю. Дай утолиться голоду любви. Румянец твой стыдливо прячет похоть. Своей прелестной наготою любовь мою вознагради, а брату право подари на жизнь. Иначе он умрёт, но смертию жестокой, на что толкаешь ты его своим упрямством. Намерен завтра от тебя ответ услышать. В противном случае — тиран во мне проснётся. Рассказывать же можешь всё, что хочешь, но ложь моя сильней сегодня всякой правды.

(Уходит.)

ИЗАБЕЛЛА:
Кому поведаю я исповедь свою? Кто искренне поверит повести моей? Одни уста, один язык и ложь и правду мелют без разбора, скупы —  для похвалы, вольны — для приговора. И милосердие и смертный приговор творят не по закону, а по воле самодержца, поди-ка разберись: где правда, а где ложь. Пусть грешен брат, но я к нему пойду. Он согрешил любовию влекомый, не замарав своей высокой чести. Он двадцать казней вынесет, не дрогнув, но никогда позор сестры на жизнь не обменяет.
Не миновать ужасного — я знаю:
Ценою жизни целомудрие спасаю.
Господь решит, чему свершиться:
То ль наказать, то ль заступиться.

(Уходит.)