Обманутые Крымом. Главы 21-30

В последний раз
В этот вечер я дружил с Аней. Почти все увольнение я провел с ней в постели. Сегодня она какая-то не такая: более нежная, более страстная. Мы даже часок поспали, потом все повторилось снова, а потом она выскользнула из-под одеяла. Аня очень красивая и стройная, обычно она быстро надевает свой коротенький халатик. Сегодня она не спешит набросить его на себя. Поэтому я приподнял голову и положил ее на ладонь, чтобы насладиться видом Анькиного тела.
Но сегодня она не спешит одеваться, даже напротив – она игриво потягивалась, раскачивая бедрами и откровенно кокетничая, что весьма необычно для нее. Я получаю большое эстетическое удовольствие, наблюдая за ней. Более того я в восхищении от увиденного. Наконец она остановилась у зеркала и уставилась в него. Я видел ее лицо, ее глаза, а она видела меня.
– Иванов, я выхожу замуж. Сегодня у нас это было в последний раз.
Я решил разговор не продолжать, так как не вижу в нем смысла, лег на спину и, подложив руки под голову, уставился в потолок. Опять свадьба. Сговорились они все, что ли? Или это такой метод шантажа? Просто комедия во время трагедии. Ну, или наоборот.
– Ты чего молчишь, Иванов? – вызывающе говорит она. – Ты разве не слышишь?  Я замуж выхожу!
– Я слышу, – недовольно отвечаю я, потому что я отнюдь не в восторге от услышанной новости. Мне по-своему жаль терять Аню, она красивая, а еще она в постели отличается неистовым темпераментом. Правда, она проявляет склонность к импульсивным и непредсказуемым поступкам, но мне это пока не очень мешало, скорее даже забавляло. Если она рассчитывает таким образом женить меня на себе, то расчеты ее оказались неверными. – За кого?
– За. … Да не важно, – нервно отбросила она со лба непослушную челку.
– То есть как не важно? – я опять повернул голову к ней. – Ты выходишь замуж и тебе не важно, за кого? Зачем тогда выходишь?
– В силу самых разных соображений. Иванов, позови меня, и я с радостью отменю свадьбу и выйду за тебя, – умоляюще говорит она.
– Нет, – решительно ответил я, – ты разве не понимаешь: мне с тобой очень хорошо, но я, же не люблю тебя. А ведь любовь – это краеугольный камень семьи, это самое главное, разве нет?
– Толик, со временем ты полюбишь меня! Вот увидишь! Женись на мне! – в ее  голосе звучит настойчивая просьба.
– Нет. Мне уйти? – не без труда переспросил я.
Я боролся с искушением встать и обнять ее. Но невозможно заранее предсказать, как поведет себя женщина. Мои слова возымели незамедлительный эффект. Выражение лица Ани мгновенно переменилось, а глаза заблестели.
– Ну, нет! И не вздумай! Я ни за что не испорчу этот так чудесно начавшийся день! Уж я постараюсь, чтобы ты его запомнил на всю свою жизнь. Слышишь, ты, дрянной мальчишка? – расцвела она в улыбке.
– Во-первых, не дрянной, во всяком случае, не такой уж и дрянной, а во-вторых…
– Давно уже и не мальчишка. Акселерат – молодой да ранний. Ну, берегись, Иванов, я уже иду к тебе! Ты искал проблемы, ты их нашел! Ух, что я с тобой сейчас сделаю!
Очень утомительный для меня разговор окончился так здорово!
– Медленно идешь, – ее страстность и мне придала новые силы, зажгла во мне огонь и желание. – Это что я сейчас с тобой сделаю! 
Мне эта игра так понравилась, что я уже горю желанием. Не в силах сдержать свое возбуждение, я сбросил с себя одеяло, а Аня замерла, с неподдельным интересом разглядывая меня.
– Извини за задержку, – улыбнулась она, – запоминаю. Я до конца своих дней не забуду этого потрясающего зрелища! А теперь держись!
И она бросилась на меня с удвоенной энергией…. Перед моим уходом Аня предложила мне поужинать, и я не отказался. Одевалась она снова медленно, и я вновь пережил восхитительные чувства, любуясь ею.
Пока она священнодействовала у плиты, я даже вздремнул часок. Накрытый Аней стол напомнил о советском парадоксе – на прилавках пусто, но у всех все есть!
– Толик, – со слабой надеждой, но уже совершенно спокойным голосом обратилась ко мне Аня, прижавшись ко мне сильно всем телом.
– Нет, Аня, нет, – твердо ответил я.
 Установилась еще более неловкая пауза, чем в самом начале разговора. Как хорошо, что я давно уже научился не поддаваться на мольбы женщин. Да и на прочие их уловки тоже. Я читал, что в одном часе любви – целая жизнь, но то, если есть любовь. Уже уходя, я остановился в дверях и сказал:
– Ань, если ты его не любишь – не стоит торопиться с замужеством, поверь мне. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом опрометчивом шаге, – сказал я, не рассчитывая, впрочем, на особый результат.
– Это не простой вопрос, – отвернулась Аня от меня. – Авось полюбится.
– Но и усложнять незачем. И еще, спасибо тебе за все. Не поминай лихом. 
– Иванов, нет нужды чувствовать себя виноватым. Ты классный! Не страдай! Только как теперь быть мне? – она уткнулась мне лицом в плечо.
– Это, в каком смысле?
– А ты, в самом деле, не понимаешь? Ты оказал на меня очень глубокое и сильное влияние. Ты ведь поднял мои представления о мужчинах на такой высокий уровень,  что я теперь думаю, а если таких, как ты, больше просто нет? И поверь, Толик, это не пустые слова. Ты можешь гордиться собой.
– Вот и не спеши со своим замужеством, – добродушно улыбаюсь я, польщенный ее словами. – Ты еще встретишь такого мужчину, какого заслуживаешь.
Когда я уже собрался уходить, Аня остановила меня, взяв меня за руку.
– Прощай, Толя. Мне было очень хорошо с тобой, – ничего не выражающим голосом сказала она и закусила губу. В глазах ее блестят слезы. – Это был незабываемый вечер.
На ее лице появилась приветливая улыбка.
– Прощай, Аня, – озадачено пожал я плечами, – я не хотел причинять тебе боль. Будь счастлива.
И я ушел, что называется, не оглядываясь. Правда, у меня надолго осталось сожаление о том, что я так и не смог убедить Аню повременить с ее замужеством. И кто их, этих женщин поймет? Однако еще осталась какая-то гордость от ощущения своей индивидуальности, которую отметила и оценила Аня. Только вот жаль, что Новелла этого не заметила и не оценила.
Возле училищного КПП-1 я встретил КорСа, так что в роту мы шли вместе.
– Симона, а Симона, ты сегодня был с такой красивой девушкой, что я понял – красота это страшная сила!
– Точно, Серега, и учти, что с годами она все страшней и страшней.
– Ха! Слушай, а ты еще долго планируешь с ней встречаться?
– Планировал долго, но она выходит замуж.
– Не пойму, ты женишься, что ли?
– Нет. Она выходит не за меня, и не за тебя, так что давай оставим этот разговор.
К моему глубочайшему изумлению КорС превзошел самого себя и замолчал. Так что мне не пришлось повторять свое желание дважды. Дальше мы пошли вовсе молча.

Свадьба
Курсанты нашей роты, под громкий аккомпанемент разговоров, идут в увольнение. Я вспоминаю, как раньше приходилось считать дни до каждого увольнения, а теперь у нас свободный выход! Сразу за КПП-1 меня остановил Лео, взяв меня за руку повыше локтя.
– Толик,  ты сейчас куда? – спрашивает меня слегка взволнованный и озабоченный Лео. Видно, ему нужен напарник, так как девушки у него нет.
– К девушке, куда же еще? – с готовностью ответил я, освобождаясь от Валеркиной руки. А сам смотрю на то, как курсантов встречают их девушки, как они целуются, а потом, кто под ручку, кто за руку, а кто просто рядом, расходятся по своим, одним им известным, маршрутам. 
– Но ведь твоя дежурная подружка, как ее там (?) на выходные поехала к родителям? – с заметным сожалением  спрашивает он. – Как это понимать?
Позади меня раздался ехидный голос КорСа.
– Бедная та мышь, которая имеет только одну норку! Ха-ха!
У меня возникло неприятное ощущение, что он подслушивает нас. Ну, точно, так оно и есть. Королев изобразил придурковато-простодушное выражение лица, но тут, же понял, что переигрывает, и рассмеялся. Любопытное замечание Королева понравилось Лео.
– Как ты сказал? – заинтересовался Лео, – бедный тот мышь.… Как там дальше?
– Давай, давай, трепись дальше, – с натянутой улыбкой ответил КорС.
Я уже собирался попрощаться, когда мимо нас торопливо прошел Веня.
– Вень! – позвал его Лео. – Подожди.
– Я спешу, – наотрез отказался тот, даже не посмотрев в сторону Лео.
– Что-то ты сегодня подозрительно неразговорчив, – справедливо возмутился Лео, но Веня сегодня разговорам не поддается. Это первый раз за все  время учебы в училище! Видимо он, действительно, имеет серьезные основания для спешки. Впрочем, Лео тут же потерял к нему всякий интерес.
– Ладно, я пошел, – объявил я и выразительно глянул на часы. – Мне тоже сегодня очень некогда!
– КорС, а ты куда? – тут же переориентировался заметно приунывший Лео.
– А что? – остановил на Валерке свой спокойный взгляд КорС.
– Не хочется бродить в увольнении в одиночестве, – грустно вздыхает Лео.
– Не умирай, Лео, – шучу я, – мир состоит не только из серых цветов. И хватит вам уже изображать из себя архитектурные достопримечательности, так что двигайте отсюда.
– Что ж, пошли вместе, – поразительно вежливо и охотно согласился Серега, удивив этим и меня и Лео, – просто встретились два одиночества. Да, Лео, значит так: давай сразу договоримся, ни в какую «Блинную» мы не пойдем. И не спорь! И вообще, умеренность лучше излишеств.
– Расскажи об этом лучше Иванову, – перевел «стрелки» Лео на меня. 
Вечером, когда я вернулся в роту – довольный, но немного усталый, Королев проявил интерес к тому, как я провел время в увольнении.
– Симона, у девушки был? Но не у Ленки? – утвердительно говорит он.
– Не отрицаю, – решил я позлить Королева, пусть завидует. Это не то, что с Лео по разным забегаловкам время проводить. Лео у нас настолько неизбалован женским вниманием, что предпочитает вкусно поесть, чем встречаться с девушками. И вообще лучше быть объектом зависти, чем сочувствия. На самом деле я сначала был в театре, а потом помогал хозяевам квартиры, которую снимаю, перекрывать крышу.
– Ты как был, так и остался хрестоматийным образцом бабника. Иванов, в таких делах желательна умеренность, а то поизносишься раньше времени. Ты ведь «трудишься» с напряжением всех сил!
– Завидуй, молча. И потом, откуда тебе знать? И к чему ты клонишь? – заинтересовался я. Говорят, что мнение наших врагов о нас намного ближе к истине, чем наше собственное мнение о себе. Интересно, что думает обо мне самый лучший мой враг? 
– Кто-то сказал: «Расскажи мне о твоем прошлом, и я расскажу, каким будет твое будущее». А еще я о Ленке твоей беспокоюсь, – сочувственно вздохнул с ангельским выражением КорС. – Ты иногда бываешь иррациональным. Я что, сказал иногда?
– Не стоит тебе беспокоиться. Хватит меня и на Светку, и на Ленку, и еще на   кого-нибудь. И все тут.
– Что ж, по крайней мере, твой цинизм доказывает наличие интеллекта. 
– Отвали, а? Не может сердце жить покоем, понял?
– О! Наши интеллектуальные пахари сцепились, – радуется Зона.
В целом, разговором Королев остался доволен. Тут в кубрик ворвался Веня.
– Слушайте сюда! Демьянов из первого взвода женится! Представляете, пришла в политотдел какая-то женщина и заявила, что беременна от него!
– Ну, они, как всегда, предложили богатый выбор, – утвердительно сказал я, – или женись, или отчисление из училища.
– Вот именно, и он выбрал женитьбу, – подтвердил Веня. – Незавидное положение.
Все замолчали под впечатлением, а КорС шельмовски улыбнувшись, спросил:
 – Толик, а ты бы на его месте как поступил?
– Это зависит от того, которая именно из его женщин на него заявила бы, – рассмеялся Веня. – А то, глядишь, и женился бы!
А мне и самому подумалось, что если бы такое случилось со мной? И хотя вопрос теоретический, ответить на него мне трудно. Как же можно жить с женщиной, которая женила тебя на себе таким образом? И разводиться нельзя, это аморально и на офицерской карьере можно ставить крест. Из-за подобных мыслей я долго не мог уснуть, но утром эти мысли как-то сами собой ушли, хотя новость эта еще долго широко обсуждалась среди курсантов роты.

 «Черный» день
Взводный почтальон Веня сегодня стоит в наряде, и сходить за почтой вызвался КорС. Он принес письма на самоподготовку и начал их раздавать. Лицо его сияет, что сразу бросается в глаза, и не только мне. Слишком уж это нетипично для Королева.
– Серега, а чего это ты такой радостный? – заметил Журавлев. – Непривычно это как-то и странно.
– У Иванова сегодня черный день! – радостно сообщил Королев так, чтобы услышал весь взвод. Вот же гадостная натура у нашего Королева.
– Что, он только пять писем получил? – оторвался от своих занятий Литин. Он оказался единственным, кого заинтересовало сообщение КорСа.
– Нет! Вообще четыре! – Королев сгорает от желания досадить мне.
Действительно, мне было всего четыре письма, а я привык получать ежедневно по шесть писем. Ежедневно. По шесть и не меньше. Эти мои неизменные ежедневные шесть писем уже давно стали притчей во языцех. Я наградил КорСа раздраженным взглядом.
– Не расстраивайся, Симона, – дружески толкнул меня локтем Лео, – зато завтра ты получишь восемь, вот увидишь!
– Сергей, а, Сергей, – позвал я, – говорят, ты вчера был на соревнованиях по боксу?
Королев у нас недавно стал заниматься боксом и вчера дебютировал на училищных соревнованиях. Я не подал виду, что знаю, что он потерпел полное фиаско.
– Чего спрашиваешь? – обеспокоенно покосился он на меня. – Ты разве не знаешь?
– И как успехи? – мой вопрос, казалось, поставил его в тупик.
– Да нечем похвастать. Не успел я опомниться, как меня отправили в нокаут.
– Но сейчас, я гляжу, ты смотришь вполне осмысленно, значит уже окончательно пришел в себя? – с трудом сдерживаю я отвращение.
– Ты чего, хочешь предложить мне подраться? Из-за писем? – глаза КорСа от удивления неправдоподобно расширились. – Ну, ты даешь.
Он прекрасно понял ход моих мыслей. Я не свожу с него глаз, но Королев как-то сразу потерял всю свою обычную уверенность и отвел взгляд в сторону. Я успел заметить, что у него заметно дрожат руки.
– Иванов, – позвал «замок», и когда я повернулся к нему, он, молча, скривил кислую мину, показывая, что не нужно усугублять.
Лео тоже решил внести свой вклад в дело предотвращения неуставных взаимоотношений. Он задает мне совершенно неожиданный, а в сложившейся ситуации просто нелепый вопрос. Однако именно этот вопрос положил конец разгоравшемуся конфликту.   
– Симона, скажи, а ты какую-нибудь живность в детстве держал?
– Щеглов как-то держал полгода, – припомнил я, – а больше никого.
– И как? – то ли и правда искренне, то ли успешно имитируя сие чувство, спрашивает Лео.
– Не очень. Забудешь, бывало, с вечера набросить на клетку тряпку, так они перед рассветом так начинают чирикать, что спать уже не возможно. Выпустишь из клетки – замучишься ловить, чтоб обратно загнать. Выпустил их на волю и больше уже никого не держал и не хочу. Если бы мы в доме жили, а не в квартире – тогда, конечно, другое дело.
Больше Лео меня ни о чем не спрашивал. Я перечитал полученные письма, написал ответы и снова перечитал письма, а потом изорвал их на мелкие кусочки.
– Толик, зачем ты так делаешь? – всунул свой нос ара. – Не жалко тебе?
– Это чтобы ты и другие, такие как ты, не совали свои носы в мои письма.
– А я все свои письма сберегаю.
Я посмотрел в приветливое, доброе, приятное лицо Саркиса и промолчал. Зато Лео ответил вместо меня.
– Если бы ты получал как Иванов по шесть штук в день – то тоже не копил бы, – улыбнулся Лео. – А то тебе пришлось бы каждый раз в отпуск возить по чемодану писем, а дома одну комнату превратить в архив по их сбережению! А со временем, глядишь, и персональным библиотекарем обзавестись! Или как там его? Архивариусом, вот!
После этого я лег спать – составил четыре стула, положил под голову планшетку и уснул. Я мирно спал, когда пришел заведующий кафедрой. Он всегда приходит, сигареты «стреляет». «Стрельнул» он на этот раз у «замка» и, повернувшись к взводу, вдруг увидел, что из-за последнего стола выглядывают с одной стороны сапоги, а с другой – голова. Сделать вид, что он это безобразие не заметил, он не мог, все-таки подполковник и заведующий кафедрой. Он долго не раздумывал, подошел ко мне и стал тормошить меня за плечо.
 – Товарищ сержант! Товарищ сержант, что с вами?
Я вскочил, попытался встать по стойке «Смирно», но ноги почему-то стали ватные и отказались мне служить. И я позорно упал во весь свой благородный рост. Заведующий кафедрой испугался, не ушибся ли я. Когда мне удалось подняться и сесть за стол, то он торопливо пошел на выход, приговаривая на ходу:
  – Отдыхайте! Отдыхайте!
Когда дверь за ним захлопнулась, взвод дружно захохотал. Все почему-то решили, что я просто притворился и упал понарошку, чтобы избежать наказания.
– Ну, ты, Иванов, даешь! Вот артист! – громче всех смется «замок».
– Нет, у него ноги просто мятные стали. У меня тоже как-то такое было, – вступился за меня Саркис.
– Не мятные, а ватные! – поправил его Лео.
– Отдыхайте, отдыхайте, – очень точно передразнил подполковника Веня.
– Точно я сказал, черный день сегодня у Иванова! – радуется КорС.
– Толик, – не выдержал Миша, – ты зачем терпишь? Двинь КорСу между рогов, и черный день наступит для него!
Не обращая внимания на реплики, я снова улегся спать. Не зря ведь говорят, что самоподготовка – это сон-тренаж. Проснулся я от дружного смеха. Это Веня рассказывает анекдоты, услышанные им возле областного военкомата. Веня сидел в курилке, а за забором травили анекдоты призывники. Теперь все, что Веня запомнил, он пересказывает взводу.
– Офицер спрашивает новобранца, почему тот пошел служить в армию, а тот отвечает: «Во-первых, я хочу защищать свою социалистическую Родину. Во-вторых, служба в армии сделает меня более сильным. А в-третьих, если честно, то моего согласия никто и не спрашивал!»

Ведь над нашей судьбой неспроста…
Бедные, бедные преподаватели истории, им нынче приходится переживать массу неудобных моментов из-за «неувязок» в учебниках с действительностью. Или делать вид, что они ничего не замечают. Так нет! Вот и сейчас, казалось, все шло по намеченному плану, когда подполковник Козлов поднял КорСа, заметьте, сам, по своей доброй воле, а ведь КорС никого не трогал, и никаких вопросов не задавал! Просто сидел себе с кислой миной, так ведь это его привычное, обычное состояние. 
– О чем это вы задумались, товарищ Королев? – спросил подполковник Козлов и терпеливо ожидает ответа. Королев долго молчит, и это начинает раздражать подполковника. – Так о чем вы все-таки думаете?
– Думаю, соврать вам или правду сказать? – честно признался Сергей.
По аудитории прокатился смешок, а подполковник Козлов явственно почувствовал, что зря он поднял Королева. Да, чуть не забыл, преподаватель сейчас говорил о классовой борьбе. В какой уж раз? Со счета сбиться можно. И грянул гром, и сверкнула молния!
– В нормальных условиях массы сотрудничают, объединенные национальной идеей, – многообещающе начал Королев. – Классовая идея, по моему мнению, антинародная.
– Что?! – от такой неожиданности подполковник заметно растерялся и на какое-то время потерял контроль над происходящим.
– Товарищ подполковник, а разве классовая идея не разъединяет и не противопоставляет классы друг другу? – поддержал Королева с места Лео.
– Когда классы борются, это свидетельствует о болезненном состоянии общества, – обуздав свой страх, говорит Королев, – именно при таком состоянии, возможно, то, что «брат пойдет на брата, а сын на отца».
– Товарищи курсанты, – набрал преподаватель в легкие больше воздуха, и холодно сказал: – где вы этой церковщины набрались? В советском обществе между классами нет антагонистических противоречий! Королев, ваш ответ меня удивил и очень огорчил.
Видно, что преподаватель собирается поставить в наметившейся дискуссии жирную точку, Королев тоже больше не сказал ни слова, но тут выскочил с вопросом Лео.
– Товарищ подполковник! Разрешите вопрос? Младший сержант Леонтьев. А что означает красная звезда – главный символ страны Октября?
– На четвертом курсе учитесь, товарищ Леонтьев, а до сих пор не знаете, – осуждающе покачал головой подполковник. – А давайте на этот вопрос вам ответит курсант Королев. На сцену! Итак, товарищ Королев, что означает красная звезда, история ее происхождения, и вообще все, что вы о ней знаете. Просим!
Преподаватель поклонился, изображая шута. КорС тем временем вышел к доске. По его решительному виду понятно, что преподаватель сейчас пожалеет и об этом.
– Пентаграмма, – уверенно начал он, но его тут, же перебил Зона.
– Что, что ты сказал? – спросил он, открыв от удивления рот.   
– Пентаграмма, то есть пятиугольная звезда, или звезда Соломона (на лице подполковника появился густой пот, а его запах чувствовался даже на «камчатке»), – стала символом советской России в одна тысяча девятьсот восемнадцатом году. С подсказки американских масонов Лев Троцкий предложил ее, как армейскую эмблему. Пентаграмма  у нас – это символ человека, стоящего на расставленных ногах, а проще, это знак подмены Бога. Господствующая в СССР религия – атеизм, означает «Человек вместо Бога», – Королев просто поражает своей убедительностью.
– Кстати, – вспомнил Рома, – на флаге США пятьдесят пентаграмм! Откуда?
– Ничего удивительного, ведь США образовали масоны. Первые четыре президента США были масонами. На первых флагах гитлеровцев, еще во время Рэма, тоже была красная звезда.
– А я слышал, – поднял руку Дима, и поднялся из-за стола, – что сатанисты верят, что их князь пойдет в «последний и решительный бой» против Бога с флагом, на котором будет изображена красная звезда!
– Ну, все! – впервые за все годы преподавания рявкнул командирским голосом подполковник Козлов. Он с нескрываемым негодованием воскликнул: – Отставить разговоры! Во всем нужна мера! Возьмите учебники по истории СССР, почитайте и узнайте, как правильно нужно понимать этот глубокий символ. На следующем же занятии опрошу каждого. Каждого! И оценю эти ваши знания! А то что-то вы катастрофически поумнели.
После этих слов троечники привычно уткнулись в книги.
– А вам, Королев, давно уже пора показаться психиатру. Слишком уж нелогичные поступки для курсанта выпускного курса политического училища вы совершаете. Или вам надоело учиться в военно-политическом училище? Так вы прямо об этом скажите! Вы даже не понимаете, как глубоко символично то, что именно этот символ символизирует.… Я увлекся, однако. Товарищ Королев, вы что, возомнили себя авторитетом в истории? И уж совсем ни в какие ворота не лезет около церковное утверждение товарища Снигура.
– Товарищ подполковник, – попытался я заступиться за Королева и Снигура, все-таки они мои подчиненные, – обычные дела! Ну, с кем не бывает? 
– Да, вы правы, товарищ Иванов, бывает, но не у всех проходит. До такой дикости, замаскированной под гласность, курсанты нашего училища еще не доходили!
Прошло то время, когда наши преподаватели чувствовали себя в курсантской аудитории совершенно свободно.
– Ну, товарищи курсанты, что будем делать с товарищем Королевым? – с ноткой беспокойства в голосе спрашивает нас преподаватель.
– А давайте, четвертуем его на восемь частей! – предложил Лис.
– Поступим гуманнее, вам Королев – два! Вот так, это чтобы вам в голову ни тупые, ни умные мысли больше не приходили.
Мы были крайне удивлены такой мягкостью преподавателя. Объяснить это можно только тем, что он сам так думает, ведь знает он, наверняка, много больше нашего. Впрочем, Королев все равно остался недоволен и всю перемену ворчал.
– Ему уже давным-давно пора на свалку истории, то есть, я хотел сказать, на заслуженный отдых.   
– КорС, – напоминаю я ему, – а ведь еще совсем недавно, даже прямо вчера ты восхищался подполковником Козловым и вообще относился к нему очень хорошо!
– Я ко всем отношусь очень хорошо, – повеселил всех КорС этим заявлением, – пока мне не докажут, что я ошибался, и что так больше делать не следует.
– Очуметь! – гогочет во весь голос Рома. – Так это ты ко всем относишься хорошо? Очень хорошо? А что тогда у тебя плохо?
– Знаешь что, Рома, – нахмурился больше обычного Королев, – иди ты лесом!
У Ромы с чувством юмора как-то не очень, поэтому он обиделся всерьез.
– Ну, что же, – шутит Веня, – можно более-менее точно сказать, что не хотел бы я сегодня оказаться на месте КорСа!
И как в воду смотрел, так как, не найдя подходящих слов, Рома довел Королеву свои мысли и чувства кулаками. Веня, наблюдая эту экзекуцию, обрыдался от смеха. Бао и Игрек просто катались со смеха. Все это стало большим потрясением, как для самолюбия Королева, так и для его наглой физиономии.
– КорС, – миролюбиво поучает его Миша, – ты сам виноват. Незачем было выпендриваться. Поднял тебя преподаватель, так ты стой и молчи. Сиди и слушай. И всем, подчеркиваю всем, от этого только хорошо. Включая и преподавателя, и тебя самого. Как по мне, так, то удовольствие, которое ты испытал, поставив преподавателя, кстати, мирового мужика, в неудобное положение, несопоставимо с тем, что сделал с тобой Рома. Хотя, если ты готов платить такую цену…
– Дураку ясно, слепому видно, что КорС получил по заслугам, – понимая, что все против КорСа, моментально осмелел и выдал Бао.
– Тебе, как одному из этих самых дураков, виднее, – огрызнулся КорС. Однако понимая, что общественное мнение явно не в его пользу, на дальнейший конфликт он не пошел.
А тут еще и ротный пожаловал. То ли он догадался сам, то ли ему уже успели все доложить стукачи, но он сразу направился к нам.
– О, товарищ Королев, – глумится он над Королевым, – что это вы так неважнецки выглядите? Журавлев, а ты чего радуешься? Это ведь ты приложил к этому свою руку, вернее, не очень умную голову?
– Никак нет, товарищ майор, – беззлобно отвечает Рома, – как раз руку и приложил! Даже обе руки!
– Да, – кивнул ротный, – это смешно изначально. Ладно, я пошел, а вы восстанавливайте тут добрососедские отношения.
– Есть восстанавливать, – начал Рома, но ротный его перебил.
– Не нужно паясничать, просто миритесь и все.
Уже перед сном я спросил Королева:
– Слушай, Сергей, а все-таки, что это было?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Хочешь, верь, хочешь не верь, но я сегодня удивил не только вас, но и самого себя.

Шампанское
Лис собирается «на свидание» к своей собственной жене, у них первая годовщина свадьбы. По такому поводу ротный разрешил ему идти в город с ночевкой. Лис решил заказать у спекулянток на «пьяном углу» бутылку «Советского шампанского». Те добросовестно выполнили заказ, и цветущий Лис вернулся в роту, пряча бутылку под мышкой.
– Симона, – позвал он меня, – будь другом, после того, как я пройду через КПП, вынеси мне бутылку к забору у военкомата.
– Договорились, – кивнул я, и спрятал его шампанское себе под подушку.
– Артемовское? – с насмешкой интересуется Володька.
– Какая тебе разница? Постой! Какое еще «Артемовское?» – заинтересовался Лис. – Первый раз о таком слышу.
– Ничего удивительного, – довольно хмыкнул Володя. –  Это шампанское, которое изготавливают у нас в Донецкой области.
– Странное место для изготовления вина, да еще и шампанского, – смеется Миша. – Для этого есть Крым, Краснодарский край.
– Ты прав, – согласился Еременко с Мишей, – но у нас есть своя «изюминка» – многокилометровые штольни Артемовска.
– А штольни-то тут при чем? – удивляется Лис.
– Если вам это действительно интересно, – интригует Володя, –  я вам могу рассказать, но честно предупреждаю, что это займет немного времени.
– Валяй, – отвечает за всех КорС, – до выхода в город еще вагон времени.
И мы стали слушать историю Артемовского шампанского, о котором большинство из нас сегодня услышали первый раз в жизни.
– Ну что же, – смеется Володя, довольно потирая руки, – вы сами напросились! В шахтах уездного города Бахмута в ХIХ веке добывалось 70% соли всей Российской империи.
– Погоди, – нахмурил лоб Лис, – при чем здесь какой-то Бахмут?
– Имей терпение! К тому же там были обнаружены огромные залежи гипса. Его обжигали каменным углем и перегретым паром, получая алебастр очень высокого качества. Добывать гипс было настолько выгодно, что немецкий предприниматель и инженер Эдмунд Фарке для того, чтобы получить договор на долгосрочную аренду территории с гипсовыми залежами, вызвался за свой счет провести в Бахмуте  водопровод и отремонтировать дороги.
– А я все-таки не понимаю, почему ты рассказываешь про какой-то там Бахмут и гипс? – недоумевает Лис.
КорС не выдерживает и отвешивает Лису оплеуху. Лис обижено замолкает.
– В 1921 году во время испытаний аэровагона погиб бывший председатель Юзовского губернского исполкома Федор Сергеев. Ему тогда было 28 лет.
– Блин, – снова не выдерживает Лис, – то Бахмут, теперь какой-то Сергеев.
На этот раз он получает сразу две оплеухи – одну от КорСа, а вторую от Лео.
– Партийный псевдоним Сергеева – товарищ Артем, – резко говорит Лео, – понял, двоечник?
Лис потирает ушибленные места, но о том, что он не двоечник ничего не говорит. Еременко продолжает свой рассказ.
– Думаю, вы уже догадались, что после этого события Бахмут переименовали в Артемовск.
– Так бы сразу и сказал, – негромко говорит Лис, с опаской поглядывая то на КорСа, то на Лео.
– После гражданской войны целый подземный город площадью 250 тысяч квадратных километров на глубине более 70 метров остался заброшенным. О гипсовых штольнях Бахмута-Артемовска вспомнили уже только после Великой Отечественной войны. Весной 1950 года Совет Министров СССР принял решение превратить эти штольни в хранилище виноматериалов. Но в конце июня было принято другое постановление – о выделении дополнительных денег для создания полноценного винного завода, который должен был специализироваться на выпуске коньяка и шампанского.
Я вдруг отчетливо вспомнил рекламный плакат 1954 года. На нем были изображены три бутылки шампанского (одна из них в ведерке со льдом), бутылка коньяка, фрукты и виноград в вазе, конфеты, половина груши. А написано было что-то вроде этого: «Пейте советское шампанское – это лучшее виноградное вино. Коньяк – крепкий виноградный напиток». Вроде там еще что-то было написано, но я не запомнил.
– Этот завод должен был выпускать 5 миллионов бутылок в год.
– Разве артемовские штольни за эти годы не были затоплены? – не выдержал и спросил я.
– Конечно, были. От сырости стены были покрыты черной плесенью. Убирали мусор и монтировали оборудование, как вы понимаете, стахановскими темпами. Коньячный спирт стал поступать из Венгрии, Болгарии и Румынии. В 1952 году завод начал выпускать первую продукцию, это был коньяк. Тогда же, – при этих словах Володя посмотрел на Мишу, – на завод стал поступать виноградный сок из Крыма и Краснодарского края. Этот сок использовали для производства игристых вин. Артемовские гипсовые шахты оказались удобными именно для производства игристых вин.
– Как это? – спросил Веня, так как Володя сделал паузу в своей лекции. И он смешно нахмурил лоб, что вызвало улыбки у курсантов.
– Гипсовые шахты сами по себе держат постоянную температуру 12-14 градусов выше нуля и стабильную влажность 90%. Именно в таких условиях изготавливают игристое вино французы в провинции Шампань. В 1954 году была выпущена первая партия Артемовского шампанского. Было выпущено 500 тысяч бутылок.
– В десять раз меньше запланированного?– уточнил КорС.
– Именно. На плановую мощность завод вышел через десять лет.
При этих словах Королев даже присвистнул.
– Что интересно, уже первая партия артемовского шампанского была настолько высокого качества, что в Москве решили, что дальше завод будет специализироваться только на игристом вине. Без преувеличения могу сказать, что артемовское шампанское – лучшее в СССР, – с нескрываемой гордостью сказал Володя. – Завод получает многочисленные награды и звания, включая «Предприятие коммунистического труда».
– Что-то я не видел в магазинах такого вина. И на «пьяном углу» про него никогда не говорят, – пожимает плечами Лис.
– И не увидишь, – махнул рукой Володя. – Артемовское шампанское расходится по специальным распределителям – закрытым магазинам для номенклатурных работников. Секрет его качества еще в том, что шампанское изготавливается не по упрощенной технологии, как на большинстве наших заводов, а по классической французской технологии. Все, лекция окончена. Спасибо за внимание!
– Лис, а Лис, – шутит Миша, – не забудь, потом пустую бутылку сдать!
– Их же не принимают? – даже оглянулся на Мишу Лис. – Говорят, что горлышко узкое и если наливать вино во второй раз, то бутылка «рванет».
– Уже принимают. В эти бутылки разливают вино «Сливовое». Только в Симферополе ты такого вина не найдешь, разве что в районных центрах.
– Толик, так мы договорились? – снова подошел ко мне Лис.
– Лео, иди сюда, – позвал я. – Ты сегодня идешь в город?
– Нет, – покачал головой Лео, – денег нет. А что надо?
После того, как Лис пошел на инструктаж и осмотр увольняемых в город, Лео подошел к окну коридора у бытовки, которое выходит к областному военкомату. Я стою у нашего прохода и жду.
– Симона! – кричит Лео. – Лис идет от «пьяного угла!»
Взяв бутылку шампанского под куртку п/ш, я пошел через расположение 32-й роты на выход. Лео идет впереди, чтобы при встрече с офицером каким-нибудь предупредить меня. Но мы никого не встретили и благополучно передали шампанское Лису. Невольно я посмотрел на то окно, в которое Лео высматривал Лиса. В окне я заметил нашего ротного. Он, безо всякого сомнения, смотрит на нас. Я сделал вид, что не заметил ротного.
Но когда мы вернулись, дежурный по роте передал мне, что в канцелярии меня ожидает ротный. И я недовольно и неторопливо проследовал в канцелярию роты. Спешить все равно не имеет смысла. У двери я выровнял дыхание и постучал. Ротный серьезен, и весь его вид говорит, что так просто мне не отвертеться.
– Иванов, есть один вопрос, а что это было? – с интересом спрашивает ротный.
– Понимаете, товарищ майор, у курсанта Зернова сегодня годовщина свадьбы, – скучно начал я издалека.
– Иванов, – скривился ротный, – ты думаешь, что я этого не знаю? Я ведь сам его отпустил с ночевкой! Давай обойдемся без беллетристики. Что это было?
– Шампанское, товарищ майор, – честно ответил я.
– Да я и сам видел, что шампанское, – продолжает сердиться ротный. – Хорошо хоть не врешь и не выкручиваешься. Какое именно шампанское?
– Артемовское, – шучу я. Иногда я почему-то забываю об осторожности.
– Откуда у него артемовское шампанское? – вскочил ротный, словно собираясь догнать Лиса.
– Товарищ майор, да пошутил я. Это «Советское шампанское» полусухое Киевского завода.
– Знаешь что, Иванов, – нахмурился ротный, опускаясь на стул, – не в твоем положении шутить. Вот ты только вдумайся – в стране идет борьба с пьянством, а ты чем занимаешься? Ну, а если серьезно, проваливай отсюда. С тобой разговаривать…
Дослушивать я не стал и быстро удалился. Лису ротный на счет шампанского ничего не сказал, а я стал считаться среди употребляющих алкоголь курсантов человеком, на которого можно положиться, хоть я и не употребляю спиртного.

Злободневная тема
Вчера Зона вернулся из увольнения совершенно подавленным, что особенно заметно на фоне других курсантов, которые из увольнения приходят довольными. Сегодня он тоже весь день ходит, как в воду опущенный. На самоподготовке он неожиданно обратился сразу ко всем нам:
– Мужики, помогите мне, пожалуйста. Есть разговор на очень злободневную тему.
– Извините, товарищ Желудок, – не без ехидства отвечает КорС, – но ваши гастрономические интересы и пристрастия, извините за каламбур, интересны только вам. Можем вам только сказать: «Ешь до дна!»
Его слова привели Зону в замешательство. Королеву удалось наступить Зоне на воображаемый мозоль.
– Вы что же, думаете, что я могу говорить только о еде? – ужаснулся Зона.
– Конечно! А о чем же еще? И говорить и думать! – насмехается КорС. – Ведь это вы у нас ненасытный проглот. Кстати, по вашему же собственному меткому определению!
Зона вскипел, хотел было обидеться, но потом передумал. Видимо, мучавший его вопрос, и, правда, очень важен для него.
– Зона, а какой вопрос ты считаешь злободневным? – миролюбиво спрашивает его Лео.
–  Я сейчас все объясню. Встречаюсь я со студенткой филфака, выпускной курс.
– Так со студенткой или с целым выпускным курсом? – продолжает насмехаться КорС. – Попытайся выражаться конкретнее, то есть понятнее.
– Вчера мы гуляли с ней по Симферополю, а она сказала, что ей очень нравится маленький принц космической эры. Я решил поддержать разговор и стал вспоминать «Маленького принца» Экзюпери. Но она перебила меня, сказав, что я лопух, и говорила она совсем о другом принце.
– И она права! Ты действительно лопух! – рассмеялся Королев, придя в совершенный восторг. – Причем не просто лопух, а с уровнем твоего интеллектуального недоразвития, очень редкий и очень большой лопух!
– Мужики, – Зона беспомощно глянул на Королева, а потом обращается к нам, – кто-нибудь из вас может сказать что-то более умное, чем КорС? Объясните мне, что я не так сказал?
Мне было интересно, кто ответит на его вопрос, но взвод молчит. Даже Королев и тот не торопится просветить Зону. Вдруг мне пришла на ум мысль, а, может, он тоже не знает? Поэтому я решил начать отвечать, ну а там, как получится. Если товарищи захотят помочь с ответом, пусть помогают.
– Твоя подружка говорила о Дидье Маруани. Помнишь, кто это такой?
– Конечно, помню! Это композитор, певец, пианист, создатель и руководитель группы «Спейс», то есть «Космос», – лицо Зоны после моих слов просветлело. – Я обожаю его «Космическую оперу», особенно композицию «Волшебный полет».
– Вот именно его с легкой руки какого-то французского журналиста стали называть «маленьким принцем космической эры». Считается, что в романтическом облике Маруани, в его музыке есть что-то от героя Сент-Экзюпери, душа которого жаждала познания и была открыта миру, свету и любви.
– Если бы я это знал вчера, – простонал Зона, – если бы я только знал! Ведь я знаю музыку Дидье Маруани, его биографию, и мог бы говорить с девушкой на равных. А так вышло, что я лопух.
– Товарищ Уваров, – насмешливо обращается КорС к замкомвзвода, – лично я считаю, что курсанта Захарова нужно примерно наказать. Курсант выпускного курса СВВПСУ вчера опозорился сам и бросил тень на всех курсантов нашего училища вообще и на весь наш курс в частности. Этого так оставлять нельзя!
– В чем-то ты действительно прав, – грустно признал «замок». – Зона, а что ты там говорил про разговор на равных?
– Я знаю, что Дидье Маруани научился читать буквы и ноты в 5 лет. Когда ему исполнилось 15 лет, он с родителями переехал из Монако во Францию. Он окончил Парижскую консерваторию, причем стал одним из лучших выпускников. Он получил диплом с отличием по сольфеджио и вторую премию по классу рояля. Но он еще стал писать свою музыку и выступать с ней. Его заметили и приглашали принять участие в турне Джонни Холлидей, Клод Франсуа, Джо Дассен! Композиция «Волшебный полет» была написана для новой телепередачи, так как Маруани заметили и на французском телевидении. Правда, передача так и не появилась на свет, а вот композиция «Волшебный полет» стала настоящей сенсацией в музыкальном мире Франции.
– Какие слова мы знаем! – снова насмехается КорС, но в глазах у него больше нет прежней уверенности.
– Его музыку называют космической, так как тема «космос и музыка» стала главной темой в творчестве Дидье Маруани, – не обращая внимания на слова КорСа, продолжил Зона. – Возможно это из-за того, что он начал работать с синтезаторами с момента их появления. Свою электронную музыку он пишет на компьютерах.
Мы и так с удивлением слушаем Зону, но ему удалось удивить нас еще больше.
– В 1983 году он был на гастролях в нашей стране. Он был настолько потрясен красотой и мощью голосов артистов хора Дважды Краснознаменного ансамбля песни и пляски Советской Армии имени Александрова, что решил приехать в Москву и вместе с нашими советскими музыкантами записать диск в стране, открывшей космическую эру.
Уверен, не только я, но и большая часть курсантов, не знала и половины того, что знает Зона!
– Подарочный вариант компакт-диска Маруани передал в «Главкосмос», чтобы советские космонавты отправили его в открытый космос. А еще Дидье Маруани работает над музыкой к спектаклю, посвященному Великой Октябрьской социалистической революции! В этом масштабном зрелище будут представлены такие жанры, как фольклор…
– В смысле, анекдоты про Чапаева! – веселится Королев.
– … кино, балет, эстрада, пантомима, – с удвоенной силой продолжил Зона, снова не обратив внимания на Королева. – А участвовать в нем будут артисты из разных стран.
Возможно, Зона и дальше бы рассказывал про горячо любимого им музыканта, но его перебил «замок».
– Зона, лично я тебя амнистирую. КорС, а почему не ты, а Иванов ответил на вопрос Зоны?
– Я не знал правильного ответа, – честно признал Королев и вздохнул.
– А все то, что только что рассказал нам Петька, ты знал?
– Нет, – снова честно признал КорС и к моему удивлению отвел глаза.
«Замок» не дал ему время на размышления и задал новый вопрос.
– Другими словами, если бы это не Петьке, а тебе какая-нибудь девушка сказала про «маленького принца космической эры», то ты тоже опозорил бы честь курсанта нашего училища? Ну? Не тяни время.
И опять КорС мужественно признал, что именно так бы оно и было.
– Ну, так увянь, – резко заявил «замок», лицо которого непривычно ожесточилось, – и чтоб мы тебя больше не слышали, понял? Зона, что ты решил?
– Я настолько очарован этой яркой и умной женщиной, что сегодня же поговорю с ней на вчерашнюю тему, – отвечает Зона, почувствовавший на душе облегчение. – Может, мне еще удастся исправить положение?

Охотники
Семинар по предмету «Экономика и планирование военного строительного производства» должен длиться три пары. Я ответил первым, честно заработал пятерку и, договорившись с «замком», что он меня, в случае чего, прикроет, например, я на «шаре» на какой-нибудь кафедре, ушел в самоволку. Недавно я познакомился с интересной студенткой. Ее тоже зовут Лена, как и ту студентку, которая забеременела.
– Смотри Иванов, чтобы не случилось ничего из ряда вон выходящего, а то ты и меня подставишь.
Предварительно я переоделся на всякий случай в х/б: и не так жарко, а главное, не так приметно – выпускной курс ходит в п/ш и фуражках, а все остальные курсы в х/б и пилотках. Я заскочил на квартиру, переоделся в гражданку и поехал к Лене. Я был уверен, что Лена сейчас в общаге, а ее соседи по комнате на занятиях. Но даже если Ленки и нет, то это к лучшему. У меня есть дубликат ключа от ее комнаты, и мне нравилось, если я приходил раньше, успевал принять душ и ждать ее в постели. Такие игры у нас замечательно выходили.
В общаге меня знали и пропускали без вопросов, правда дежурная как-то странно поглядела на меня, будто пытаясь что-то сообразить. Я не обратил на это никакого внимания, мало ли о чем она там думает? Дверь в комнату была закрыта, и я открыл ее своим ключом, заранее предвкушая, как обрадуется Лена, увидев меня в своей постели. Она всегда очень радовалась, если нам выпадала встреча вне графика.
С улыбкой на лице я вошел в комнату, и тут же от моей улыбки не осталось и следа. Лена кувыркалась в постели с парнем немного постарше меня. На вешалке висит милицейская форма с погонами старшего лейтенанта.
– О, это ты? – вскрикнула Лена, увидев меня в дверном проеме комнаты.
– Кто это? Что здесь происходит? Я не понял? – удивился сбитый с толку мент.
– Вот-вот, в самую точку, – поддержал я его. – Мне бы тоже хотелось это знать.
Лена в крайнем смятении засуетилась, набросила халатик на голое тело и сказала:
– В общем, я с вами обоими встречаюсь, но ты, Иванов, ничего такого не думай. Я люблю только тебя. Только ты уж очень редко бываешь со мной.
Мент уже взял себя в руки и стал одеваться, но я его остановил.
– Не спеши. Я ухожу, а у тебя здесь есть неоконченные дела.
– Но она же, – пытается мне что-то сказать милицейский старлей.
– Левая она, – и я бросил ключ на трельяж. И я хлопнул дверью, чтобы хоть как-то выместить зло. Лена догнала меня в коридоре.
– Постой! Ну, прости, – заламывает Лена руки, – Толик, это больше не повторится, честное слово! Я тебе никогда больше не изменю, – в ее голосе чувствуется фальшь.
– Это точно, – насмешливо хмыкнул я. – Мне ты действительно больше не изменишь. Не сможешь. Потому что я никогда больше не буду с тобой.
– Но ты ведь и сам виноват, – вскричала она, а я от неожиданности замер. – Скажи, когда ты в последний раз называл меня по имени? Ты же все время называешь меня Новеллой! Я сначала думала, что это ты мне такое прозвище придумал, а потом поняла, что ты все время думаешь про другую девушку! Как ты думаешь, каково это мне?
Она обхватила меня с силой за плечи, но я сбросил ее руки и поспешил на выход. В училище я, конечно, не поехал, а пошел гулять, посетил тир, книжный магазин, за это время без труда привел в порядок свои чувства и лицо, и только после этого, как ни в чем не бывало, вернулся в училище.
Уже готовясь к завтрашним занятиям, я складывал в планшетку конспекты, и из одного из них выпала фотография Новеллы. Я посмотрел в ее непостижимо прекрасные глаза, и сердце мое чуть не выскочило из груди. Казалось, забытое волнение вновь переполнило мою душу. Или это мне только кажется, что все забыто, а на самом деле я просто стараюсь не думать о Новелле? Отчего-то это не подвластно моему пониманию.
Уснул я поздно, но ночь, а затем и занятия пролетели для меня незаметно. И вот пришло время самоподготовки. Каждый из нас занимается своими делами. Многие читают свежие газеты, которые принес наш неизменный взводный почтальон Веня. В газетах сообщают, что советский самолет АН-22 («Антей») установил сорок первый мировой рекорд: поднял в воздух шестьдесят тонн груза. Веня вычитал об этом первый и поспешил разделить эту радость со всем взводом.
– Прикольное название для самолета – «Антей», – вдруг заметил Лео.
– Ага, – подтверждаю я, не отрываясь от чтения. – Более чем прикольное.
– Это чем же?  – с хмурым любопытством удивляется Литин.
– В древнегреческой мифологии, – со снисходительной улыбочкой начинает первым Королев, – великан Антей получал силу от земли и терял силу, отрываясь от нее. Геракл узнал об этой тайне и смог победить Антея.
– Ух, ты! КорС, а ты что читаешь? – заинтересовался Литин, отведя в сторону сконфуженный взгляд.
– Читаю работу Ленина «Аграрная программа социалистической демократии в первой русской революции». Вот сейчас читаю выступление беспартийного крестьянина Семенова из села Бубновка.
Услышав знакомое название, я поднял голову и прислушался. Королев это видит, и его глаза загорелись азартом.
– Правильно, земляка нашего Иванова, – кивает он.
– Что, тоже с гайсинщины? – понимающе кивнул Лео.
– Точно. Выступление Семенова Владимир Ильич назвал «нехитрым и сильным в своей простоте».
– Все эти гайсинчане нехитрые и сильные, – недовольно морщась, проворчал Колотун-бабай, – надо же, за столько десятилетий ничего не изменилось.
– Веня, непутевая твоя голова! – ахнул «замок». – Ты же сгорел весь!
– Так надо, – болезненно поморщился Веня и вздохнул, но нашел в себе силы пошутить: – Меня завербовали из СВОУ (Симферопольское военное объединенное училище). Буду переворотчиком. Вот, уже готовлюсь к спецкомандировке в США, буду работать краснокожим среди индейцев. Поэтому нужно соответствовать имиджу.
– Повезло тебе, – лениво говорю я, – вот Бао тоже завербовали, так ему...
Бао, услышав, что речь идет о нем, широко раскрыл глаза и завертел головой по сторонам, справедливо ожидая подвоха.
– …так ему вообще к неграм ехать придется. Представляете?
– А я вот не понял, – начал, было, Вася, но Миша его тут, же оборвал.
– Вася, ты меня своей простотой уже достал. А простота, как известно, хуже воровства, – и Миша демонстративно отвернулся от Васи. – Симона, ты что читаешь?
– АИСта, – лаконично отвечаю я, так мне как не хочется отрываться от чтения.
– Ну, надо же! – присвистнул Миша. – Аисты уже не только детей приносят, но и книги пишут? Стихи?
– АИСт – это Александр Иванович Стовба, – объясняю я, – афганец.
«Замок», хозяйски оглядевшись, остался доволен, радушно улыбнулся и спрашивает: 
– Веня, а ты чего это все молчишь, странно даже.
– Мозг обед перерабатывает, – поборов лень, отвечает ему Веня.
Как следует посмеяться мы так и не успели, так как в аудиторию вошел ротный.
  – Так, третий взвод, – не откладывая дело в долгий ящик, начал он, – кто хочет вступить в общество военных охотников, пишите заявления, вот образец.
И ротный по очереди посмотрел на каждого из нас. Объявление оказалось для многих неожиданным, и взвод зашевелился.
– А вы, товарищ майор, давно в этом обществе? – деловито интересуется Веня.
– Я? – в первое мгновение удивился ротный, а потом невозмутимо продолжил. – Кто вам сказал, что я охотник? Лично я считаю, что охота – это недостойное современных мужчин занятие. Оружие нужно брать в руки только для того, чтобы защищать страну, свою семью. И только.
  – Толька! – дурачится Лео. – Тебя что, уже нужно защищать с оружием в руках?
– А, кстати, – вспомнил ротный, услышав шутку Лео, и бросил беглый взгляд на меня, – Иванов, а почему я вас вчера не видел в городе? Вы ведь были в увольнении!
– Так ведь Симферополь большой, а я такой маленький! Не мудрено и затеряться!
– Ну не скажи, – потешается ротный, – раньше тебя везде хватало!
– И управы никакой на него не было, – неожиданно подал голос Королев. – Он ведь никогда не думал о последствиях.
– Товарищ майор, просто я сделал нужные выводы, – отшутился я.
– Не может быть, – снова улыбнулся ротный, – мне казалось, что заставить тебя сделать нужные выводы – это практически невозможная задача!
– Трудновыполнимая, – поправил его я, и все рассмеялись. – Заставить – трудно. Но я сам могу делать выводы.
Я обернулся, чтобы посмотреть на КорСа, но он сделал вид, что погрузился в свои неотложные мысли. Ну, да ладно, прикусил язык, и то хорошо. Но ротный все равно счел нужным сказать:
– Кончайте паясничать, Королев, сделайте одолжение. По своей доброй воле. А то ведь я и заставить могу!

Обещанья
Взвод сидит на самоподготовке и занимается тем, что преимущественно читает художественную литературу. «Замок», зевая от скуки, растирает мочки ушей, борясь со сном. Я глянул на Рому и вдруг вспомнил такое!
– Скажите, – громко привлек я к себе общее внимание, – кроме меня еще кто-нибудь помнит, что Рома и Литин на первом курсе обещали, что будут проситься служить в желдорбат?
– Е-мое, – даже подпрыгнул на месте «замок». – Есть еще одна неувязочка: они так же клялись, что не женятся на крымских девушках!
– К тому же они сами обязались нам напомнить о своих обещаниях, – вставил, слегка взбодрившийся КорС, потирая руки в предвкушении экзекуции, – но не напомнили!
Я уже давно заметил, что вынужденное бездействие всегда порождает у КорСа злость. Оба наши бамовца уже давно женаты на симферопольских девушках. Рома покраснел до ушей, а Литин втянул голову в плечи. По их виноватому виду понятно, что проситься в железнодорожные войска они уже не собираются, а их обещания так и останутся пустым бахвальством.
– Как же так, вы же обещали? Можно сказать, торжественно обещали, клялись, – допытывается Веня.
– Да пошел ты, – в сердцах бросил Литин.
– Что характерно, – осуждающе покачал головой Лео, – обнаглели наши БАМовские аборигены!
– Зазнались наши тындейцы, – подтверждаю я.
– Не тындейцы, а тындусы, – весело поправил меня папа Карло.
Литин опустил голову, уставившись в книгу, и больше головы не поднимает, но Журавлев нашел в себе силы и мужество признать:
– Знаете, мужики, когда мы приехали сюда с БАМа, то искренне считали, что лучшего места нет. Даже поселок Дипкун казался нам очень хорошим местом. И мы, честное слово, собирались проситься служить в желдорбат и непременно на БАМ. Но.… Но пожив в Крыму, побывав на стажировках, мы поняли, что есть места лучше. Да и жены у нас, – с обреченным видом нехотя признал Рома, – не хотят ехать за Урал, тем более в поселок. Они считают, что жизнь в поселке такая, что они там вряд ли сойдут с ума от счастья.
– Неплохая аргументация, – насмехается КорС. – Неужели ты сам придумал?
– Жаль, товарищи, – громко отвечаю я, заставляя себя говорить невозмутимым тоном, – очень жаль, ведь на наших глазах умерло сразу двое романтиков.
– И родилось двое практичных, меркантильных, расчетливых жлобов, – весело добавил Веня.
– А вот ты бы лучше помолчал, – грозно ответил Рома, – тебе-то, небось, уже давно приготовлено тепленькое местечко в высоком штабе при папе-генерале? Вот и молчи, не тебе нас судить.
На минуту в аудитории воцарилась тишина. Литин напряженно размышляет над тем, как бы это повыразительнее послать Веню куда подальше, это отчетливо написано на его физиономии.
– А гитара есть в классе? – спрашивает вдруг КорС.
– Ты разве научился играть на гитаре? – удивился Лео, который до этой минуты не выказывал интереса к происходящему.
– Нет. Но мы можем попросить Иванова, чтобы он нам спел что-нибудь на злобу дня.
Мне передали гитару, я немного подумал и запел.
– Обещаньям нет конца…
В жизни разное бывает.
Обещанья забывают,
Как стирают пот с лица.
Чашку кофе поднимая,
Сигарет глотая дым,
Обещанья забывают,
Завещая их другим.
Все слушают на удивление серьезно, внимательно и сосредоточенно. Видно, что каждый думает о своем, песня нашла отклик в душе у каждого из присутствующих.
– Завещают позабытым,
Позаброшенным домам…
Лучше быть, наверно, битым,
Обещаньем по зубам.
Лучше верить в завещанье
Покоряющихся губ,
Забывают обещанья,
Как слова назад берут.
Будто, молча, понимают,
Грусть прощающихся рук…
Обещанья забывают
Без усилий и без мук.
Песня понравилась настолько, что никто из курсантов взвода больше не стал осуждать тындейцев за то, что они нарушили все данные ими обещания.
– Симона, – позвал меня «замок». – Что-то я раньше этой песни не слышал. Это что, твое собственное сочинение?
– Да ну, – насмехается КорС, – там же герой курит, а наш Иванов нет! Признавайся Иванов, чья это песня? Или ты втихаря, наконец, стал покуривать?
– Отчасти моя, – довольно улыбаюсь я.
– Как это, отчасти? От какой именно? – непонимающе переспрашивает «замок».
– Музыка моя, а слова нашего выпускника 87 года Сергея Маслова.
– А-а, так бы сразу и сказал. Слушай, так ты песню написал еще два года назад, так что ли? – допытывается дотошный Королев.
– Нет, я написал ее буквально на днях, – с гордостью похвалился я.
– Ну, а слова как к тебе попали? – продолжает допытываться КорС. Некоторое время он буквально сверлил меня взглядом. – Что-то я не припомню, чтобы ты вспоминал когда-нибудь этого Масловского.
– Маслова, – смеется Лео, – Масловский это из фильма «Берегите женщин!»
– Да я сейчас встречаюсь с девушкой, с которой раньше встречался Маслов. Вот ей он и посвятил это стихотворение, – не подумав, ляпнул я.
– А к тебе оно перешло по наследству, да? – пошутил Лео.
– В определенном смысле, – отвечаю я, стараясь не подавать виду, что мне неприятна эта шутка, и сожалея, что вовремя не прикусил свой язык.
– А еще что тебе перешло по наследству? – завистливым тоном спрашивает КорС, прищурив свои водянистые, злые и хитрые глаза.
– Недотепа! Ты невнимательно слушал, Иванов уже об этом уже сказал, – с ехидством отвечает Лис, подлив еще масла в огонь, – еще ему перепала бывшая девушка Маслова!
Я отложил гитару в сторону, но Королев бросил на меня обеспокоенный взгляд, решил, что я собираюсь дать ему между глаз, и, вскочив с места, торопливо отошел в сторону. Взгляд его сразу стал грустным.
– Симона, – улыбается Лео, – учись решать конфликты мирным путем!
– Толик, оставь его в покое, – посоветовал мне «замок». – Ты лучше скажи, а еще есть какая-нибудь песня в твоем репертуаре на слова Маслова? Есть? Спой нам, будь другом!
– Ладно, так и быть, слушайте. Хотя некоторые из присутствующих этого и не заслуживают.
КорС снова хотел что-то брякнуть в мой адрес, но Миша так быстро вскочил со своего места и так чувствительно врезал КорСу под дых, что тот скрючился от боли и надолго замолчал. Смеяться надо мной ему расхотелось надолго.
– Я тебе совершенно не верю,
Но как хочется, хочется верить,
Что еще не захлопнуты двери,
И что люди вокруг, а не звери.
«Будто встретились два одиночества…»
Одиночеством быть так не хочется!
Только страшно, что молодость кончится,
И за именем вспомнится отчество.
С сигаретой, с распахнутым воротом…
Листья желтые падают с шорохом.
Вьется  дым над скомканным ворохом,
Как хотелось бы вспыхнуть мне порохом!
Вечера вспоминаются ранние,
Когда гости приходят незваные,
Телефоны звонят неустанные,
Только мы – молчаливые, странные.
Только мы, на минуту влюбленные,
Но пока без тоски обручаемся.
Ах, какие мы все же зеленые!
Ах, как рано мы с жизнью прощаемся!
– Спасибо, Симона, – с чувством произнес «замок», – уж не знаю, какая там та девушка, которой наш выпускник посвятил такие стихи, но тебе стоило познакомиться с ней только ради того, чтобы родились эти песни!
– Ага, – кривится Королев, – наконец-то Иванов нашел толковое применение своим незаурядным способностям.
– КорС, не возникай, – говорит ему Стариков (он же папа Карло).
– Ах, ты так? – шутит Королев и набрасывается на папу Карло. На помощь ему пришли Лис, Литин и Артем Баранов. Вместе они заломили руки за спину и сели на него верхом.
– Пустите меня! – сердится Стариков. – Вам нравится играть с огнем? Ну, подождите, я вас всех переловлю по одному!
То, что он говорит дальше, повторять не хочу.
– Эх, – жеманничает Королев, – жаль, что я изуродован воспитанием, а то бы я ответил тебе на твоем же языке!
– Эй, Симона, – зовет меня радостный Лео, – тебя уже на цитаты разбирают и повторяют! И знаешь, кто? Ты не поверишь – КорС!
Смеясь, Лео и Мишка освободили папу Карло. Мне даже не понадобилось вмешиваться. Стариков продолжает шумно возмущаться и обещает расправиться со всеми своими обидчиками один на один.

Лео – двадцать один
10 октября 1988 года исполнилось двадцать пять лет, как набрал силу договор между СССР, США  и Великобританией о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой.
Сегодня уже шестнадцатое, а Вася все еще распространяется по поводу того, что мы живем в трудное время, но зато в самой лучшей стране. Мы с ним вообще-то согласны, но за неделю наговорились на эту тему уже предостаточно. Даже наш штатный выступающий Веня и то уже молчит. Тут всех выручил Лео.
– Пацаны, вы чего еще тут? Там по телевизору начинают показ телесериала «Рабыня Изаура». Сейчас первая серия будет.
– Теле, что? – не понял Вася.
– Телесериал. Это вроде многосерийного фильма, но только серий еще раз в двадцать больше, чем в наших многосерийных фильмах, – терпеливо объяснил Лео.
– Надо посмотреть, – нехотя согласился Вася, – это же наверняка о массовой борьбе негров за свои права.
– Странное имя для негритянки – Изаура, – заметил КорС.
Все расселись на взлетке и стали вникать в проблемы отдельно взятой рабыни. Без философских обобщений Васи жить стало сразу лучше и намного веселей.
– Лео, – потянулся я к Валерке, но он только отмахнулся.
– Да ну тебя, не мешай. Меня завораживает этот фильм.
Лео сидит, как окаменелый, будучи не в силах отвести взгляд от телевизора.
– Маразм крепчает, – удивился Вася. – О! Эта артистка похожа на мою девушку!
– На самолет она больше похожа, – говорит Миша, мельком глянув на актрису, которая так понравилась Вене, – такие же «плоскости» и гладкости.
– Фу, какие гадости ты говоришь.
– Мужики, я вас перебью, – подошел Калугин, – дайте закурить.
– О! Отличник по стрельбе сигарет! Иди, давай, – добродушно говорит Миша.
– Куда? – растерялся «отличник» и замер на месте.
– Спортом позанимайся, это лучше сигарет. Отгадай лучше, в какой порт нельзя войти? Не знаешь? В портсигар! Вот и проплывай мимо.
Вася, собравшись с силами, встал, вздохнул и вытащил из тумбочки футболку, потом взял хозяйственное мыло и потянулся в умывальник.
– Вася, ты чего так тяжко вздыхаешь? – обратил внимание на его состояние Лео, не отрываясь, впрочем, от экрана телевизора.
– «Адидас» какой-то фальшивый, – с раздражающей неторопливостью отвечает тот. – Три дня хожу, а бабы – никто ничего. А еще говорят: «Кто носит майку «Адидас...» Столько денег зря выбросил. Эх. 
– Просто неправильные какие-то бабы тебе попадаются, – скалится КорС, – с моей точки зрения, ты в «Адидасах» просто неотразим!
– Ну, Васька, я от тебя тащусь, – улыбнулся Миша, с любопытством наблюдавший за происходящим, – прямо как по стекловате!
Вася, конечно, не отличается большой оригинальностью, но иногда ему удается повергнуть всех в шок своей непосредственностью. Я восторженно смотрю на него и жду продолжение спектакля.
– Хватит тащиться, – прервал воцарившееся веселье Рома, наш взводный партгрупорг. – Все платим партийный налог! Сдаем членские взносы, и быстренько тут у меня!
– Отстань, – шутит Лео, – я учу историю партии, а это намного важнее, так что не мешай.
– Историю, конечно, не только можно, но и нужно изучать, но налог платить тоже нужно! Раскошеливайся, давай, мне!
– Так, я не понял, налог все-таки тебе или родной партии?
Партийные взносы наш парторг собирает уже неделю. Налог на благо партии Рома начал собирать еще вечером десятого, а потом собирал еще весь день одиннадцатого октября. А двенадцатого октября рота заступила в наряд по училищу.
Я заступил дежурным по охране объектов, а Лео дежурным по управлению училища. Вечер и ночь прошли спокойно, но утром приехал недовольный чем-то первый заместитель начальника училища полковник Крошкин и снял Лео, предварительно основательно выдрав, с наряда.
Ротный переставил Лео на КПП-1, а дежурившего там младшего сержанта Аркалюка – вместо Лео по управлению. Однако Лео снял с КПП-1 дежурный по училищу за якобы беспорядок на КПП, а Аркалюка – все тот же первый заместитель начальника училища. На этот раз Леонтьева ротный поставил дежурным по роте, в очередной раз, перетасовав дежурных. Мне довелось заступить на КПП-1. Только-только я принял наряд по КПП, как пожаловал наш бывший товарищ по взводу Батя. Увидев меня, он улыбнулся и пошутил:
– Товарищ сержант, не могли бы  позвать сюда сержанта Иванова из 33-й роты?
– Мне поддержать твою шутку, или я действительно так сильно изменился?
– Хотел бы я сказать, что ты не изменился, но вынужден признать, что ты на самом деле изменился и, к сожалению, не в лучшую сторону. Твои черные глаза, которые свели с ума нескольких моих однокурсниц по университету, почему-то потухли. Почему? 
– Чего хотел-то? – грубовато ответил я, так как распространяться насчет Новеллы и нашего с ней разрыва мне не хочется. После Батиных слов я чувствую себя удивительно неловко.
– Завтра у нас в университете праздник, – начал Батя, – наш универ отмечает свое 70-ти летие.
– Значит, Симферопольский университет был открыт 14 октября 1918 года? Во время гражданской войны? Весьма любопытно, – обрадовался я тому, что тема разговора изменилась.
– Точно, – весьма рассеянно кивнул Батя. – Сначала он назывался Таврическим. Инициатором и фактическим основателем этого учебного заведения был ученый-агроном, государственный деятель Соломон Крым, караим по национальности.
– Что-то не приходилось мне еще слышать о таком государственном деятеле, – с сомнением говорю я.
– Ничего странного, он возглавлял правительство у барона Врангеля, поэтому о нем мало пишут, – вкратце стал рассказывать Батя. – В 1920 году ректором нашего университета стал Владимир Вернадский, а в следующем 1921 году это учебное заведение переименовали в Крымский университет имени Михаила Фрунзе.
– Ты собираешься пересказать мне всю историю университета? – улыбнулся я.
– Нет. Приходи завтра к нам в университет, будут грандиозные празднества. Тебе будет интересно и познавательно, а кроме того будет много красивых, наряженных девушек и женщин, – хитро подмигнул мне Батя. – Приходи, не пожалеешь!
Говорить с Батей интересно, но уже через тридцать минут Леонтьева снял с наряда по роте комбат из-за того, что дневального не оказалось на месте, когда комбат пожаловал в роту. Меня с КПП-1 перевели в наряд вместо Леонтьева дежурным по роте. Самого Лео больше не трогали  – дали ему отдохнуть, и он в тот же день (тринадцатого) снова заступил в наряд, уже – по роте. Смотреть на Лео было жалко, даже ротный не посмотрел на то, что Лео все-таки именинник, выдрал его нещадно, площадно.
– Да уж, – сочувственно ворчит КорС, – плохое настроение начальника может свести на нет любые усилия. Плохо, что мы зависим от настроения нашего начальства. Я лично прихожу в бешенство, когда думаю о том, что у меня, когда я стану офицером, может быть такой командир.
– Лео, прими мои поздравления, – радушно говорит старшина роты, который тоже искренне сочувствует Лео и решил добавить товарищу в бочку сегодняшнего дегтя хоть ложку меда.
– Желаю жить щедро, открыто и смело,
пусть радость приносит любимое дело.
Желаю ни в чем не страшиться преград –
пусть будет вся жизнь как военный парад!
– Хорошо бы, – вздохнул Лео. – В смысле, спасибо!
Отделение Лео сделало ему неожиданный подарок. В качестве оного они купили и подарили ему набор вилок из нержавейки. Свидетелем поздравления именинника случайно стал полковник Зезевитов, кторый обходил училище, так как дежурил.
– Хороший подарок, – оценил он, – я, товарищи курсанты, вообще начинал с алюминиевых ложек и вилок, потом столовые приборы тоже были из нержавейки. Теперь моя семья пользуется только серебряной посудой. Знаете, даже вкус чая совсем другой, если пользоваться серебряной чайной ложечкой. Советую попробовать, после этого вы не захотите пользоваться приборами, ни из каких других металлов. 
После этого подарка и слов полковника настроение Валерки, наконец, улушилось.

Юбилей нейлона
Прошла уже примерно половина семестра, мы изучаем положенные нам многочисленные предметы. Сегодня у нас легкий день – одни лекции. Преподаватель предмета «Технические средства пропаганды» подполковник Батеньков как-то хитро и весело смотрит на нас и не торопится начинать лекцию.
– Скажите-ка мне, товарищи курсанты, – лукаво говорит он, – какое сегодня число?
– 27 октября 1988 года, – с готовностью выкрикивают сразу несколько курсантов, преимущественно из числа троечников.
– Правильно, а кто знает, какой сегодня юбилей?
– У вас день рождения? – угадывает наш «замок».
– Холодно, холодно, – добродушно смеется Батеньков. – А давайте-ка, ребятки, я вам немного расскажу об очень интересной вещи, которая, я уверен, интересна и вам и вашим девушкам, женщинам, невестам и женам. Вы не возражаете?
Разумеется, мы не возражаем, тем более что можно будет новыми знаниями блеснуть перед своими подружками. И мы все превратились вслух.
– 27 октября 1938 года на Всемирной выставке в Нью-Йорке вице-президент химического концерна «Дюпон» Чарльз Стайн объявил об изобретении нейлона.
– Слушай, Симона, неужели он про женские колготки будет рассказывать? – шепотом спрашивает КорС.
– Перед входом в павильон был установлен манекен высотой почти в 11 метров, являющийся копией ноги актрисы Мэри Вильсон в нейлоновом чулке. Реклама утверждала, что носить чулки из шелка, а не нейлона, это все равно, что отдавать предпочтение коню, а не автомобилю.
Я на секунду отвлекся, пытаясь представить себе, сколько это – 11 метров, а заодно эту самую актрису. Но не вспомнил.
– Женщинам совершенно бесплатно раздавали презентационные образцы и убеждали в том, что изобретение нейлона не менее важно для человечества, чем изобретение двигателя внутреннего сгорания, радио или телефона. Правильное название  этого материала полигексаметилен. А простое название «нейлон» ученый, который изобрел этот материал, дал по названию двух городов: ny – Нью-Йорк и  lon – Лондон. Кто мне ответит, из чего изготавливали чулки до изобретения нейлона?
– Сержант Иванов! Из шелка! – вырвалось у меня.
– Правильно, товарищ Иванов. Вы внимательно слушали. Чулки плели из китайского и японского шелка. С появлением нейлона производители освободились от диктата азиатских поставщиков, от которых зависел весь мировой чулочный рынок. В отличие от шелковых, нейлоновые чулки лучше хранят форму и не вытягиваются на коленях и пятках, не сползают и не морщатся. Думаю, вы много раз имели возможность убедиться в этом, не правда ли?
– Правда ли, – улыбнулся я, – правда ли! А еще нейлоновые чулки гладенькие и плотно облегают ножки!
– Сержант Иванов, ставлю вам пять, – смеется преподаватель и действительно ставит в журнал пятерку.
– За что пять? – вырвалось удивленное восклицание у Зоны. От распирающего его волнения он даже стал немного заикаться.
– За то, что Иванов у нас не только теоретик, но и практик, – веселится преподаватель и продолжает свою «лекцию». – Хотя нейлоновые чулки стоили в два раза дороже, чем шелковые, в американских городах началась настоящая истерия! Представляете, товарищи курсанты, вокруг универмагов выставляли полицейские посты, чтобы сдерживать толпы женщин, пытающихся прорваться к прилавкам! В газетах того времени часто публиковали фотографии, на которых американки, купив нейлоновые чулки, разрывают упаковку и надевают обновки прямо на улице!
Рота весело смеется, живо представив себе такую картину. Батеньков терпеливо дождался, пока мы перестали смеяться.
– А в декабре 1941 года… Курсант Захаров, напомните нам всем, что произошло в декабре 1941 года?
– Мы разгромили немцев под Москвой!
Тень радости промелькнула на Петькином лице. Почти ничто и никто в аудитории не нарушает тишину.
– А еще? – Эхо голоса преподавателя покатилось по аудитории. – Я вам подскажу, это событие очень сильно повлияло на производство нейлоновых чулок в Америке! Не знаете? Садитесь. В декабре 1941 года… Что, Леонтьев? Тоже пятерку хотите? Ну, попробуйте.
– В декабре 1941 года США вступили в войну с Японией, – браво доложил Лео и честно заработал пятерку за правильный ответ.
– Совершенно верно ответил младший сержант Леонтьев, – улыбается преподаватель. – США вступили в войну, и нейлон объявили стратегическим материалом. Из него начали шить парашюты, тенты на грузовики, военное обмундирование, походные рюкзаки. Американки могли купить только шесть пар нейлоновых чулок на год.
Любопытно, шесть пар на год это мало или нормально? Страшно далек я от потребностей американских женщин.
– Чтобы на дольше сохранить их, женщины летом чулки не носили, а покрывали ноги краской светло-коричневого цвета! Специально для этих целей такую краску спешно начала выпускать косметическая компания «Макс Фактор». В парикмахерских появилась новая услуга – ноги клиенток разрисовывали «под чулки» красками и карандашами. Рисовали шов, пятку и даже дыры или штопку!
Мы представили себе этот процесс и снова перебили преподавателя дружным смехом.
– Доступными нейлоновые чулки снова стали уже только в 1948 году. А через десять лет были созданы первые чулки без заднего шва. Что действительно интересно, товарищи курсанты, так это то, что до нейлона сама мысль о том, что на теле можно носить искусственную, созданную в химической лаборатории вещь, казалась кощунственной и невозможной.
Преподаватель помолчал, а потом продолжил.
– Но после создания нейлона французские и английские дизайнеры взяли курс на синтетизацию одежды и обуви. Натуральные меха и кожу стали заменять на искусственные. А женщины выстраивались в очереди за одеждой из капрона, полиэстера и прочей синтетики! Та же кампания «Дюпон» в 1959 году выпустила на рынок новое синтетическое волокно – эластан, которое стали продавать под торговой маркой «Лайкра».
– А когда появились колготки?
– Хороший вопрос, товарищ Столбовский! В нашей стране нейлоновые чулки появились в конце 40-х годов и сразу стали большим дефицитом. Доступные чулки изготавливали из хлопчатой или вискозной пряжи. Стоили они 10-20 рублей, а после денежной реформы 1961 года – 1-2 рубля. Нейлоновые чулки стоили в 5-10 раз дороже. В конце 50-х годов из Чехословакии к нам начали завозить первые колготки, тогда их называли «чулочными рейтузами». Чешское слово «колготы» прижилось уже позже. Стоили они от 7 до 15 рублей. Бережливые хозяйки изготавливали их сами.
– Как это? – недоумевая, недоверчиво спросил Игрек. – Как это можно нейлоновые колготки изготовить самому?
– Пришивали, пардон, к панталонам чулки! Да не смейтесь вы так громко! Вскоре стали завозить колготы из ГДР, и цена на колготы снизилась до 3 рублей.
– А производство своих колгот мы наладили или нет? – с умным видом спрашивает Вася.
– Наладить-то мы наладили, но именно «наших». Их выпускает Брестский чулочный комбинат. Чулки и колготы этого комбината толстые, неэлегантные и только телесного цвета. Наши женщины сами отбеливают их хлоркой, уксусом с содой и солью, чтобы они стали белыми. Или красят их чертежной тушью или разными лекарствами, чтобы сделать их черными. Не приходилось вам видеть, как стекает краска по ногам женщин под дождем? А мне несколько раз доводилось такое видеть!
Преподаватель тем временем продолжил свое захватывающее повествование про моделирующие колготки, которые делают живот более плоским, а талию более тонкой. Но я уже потерял интерес к этой лекции, и занялся написанием писем, не обращая, ни малейшего внимания, ни на преподавателя, ни на его слова.
Насколько я могу судить, Артем Баранов тоже не слишком увлечен лекцией. На перемене ко мне подошел Лео.
– Симона, какую интересную лекцию ты прозевал, – назидательным тоном сказал он. –  Ты вот знаешь, например, что сначала нейлоновые чулки чинили своими волосами?
– Лео, сделай доброе дело, отстань, а?
– Слышишь, Симона, – лениво говорит КорС, – может, будет более изысканным в следующий раз просто сразу дать ему в морду?
И Лео с первого раза решает сделать это самое доброе дело. Я подошел к Баранову.
– Артем, ты тоже письмо домой писал?
– Не писал, а рисовал! – смеется он и показывает мне оригинальное письмо, которое он нарисовал комиксами. Это же надо до такого додуматься, и так замечательно это исполнить!