9. Надежда

– Федор, привет. У Нади воды отошли. Она сейчас у Ольги. Оля помогает ей одеться. Ты давай собирайся. Она очень боится.
– А ты как там? В смысле, ты что там делаешь?
– У Ольги день рождения. Приехал поздравить. Мы выезжаем.
– Куда?
– Черт, да ты проснешься или нет? Надя рожает. Мы в перинатальный.
– Уже? Что–то, я, брат ...Я быстро. Вы поаккуратнее.
Сашка сунут телефон в задний карман брюк и вошел снова в дом. Дом звенел тишиной, изредка нарушаемой какой–то мышиной возней за дверью Катиной комнаты и редкими то ли вздохами, то ли стонами Надюшки.
– Оль, вы готовы?
– Да, Саш, помоги, – Ольга вышла за дверь Катькиной комнаты, в которой она одевала Надьку, – Саш, мне не нравится она что–то. Какая–то она вялая. Ты может быть ее отнесешь в машину?
– Конечно. Надюш, – Саша решительно, широко улыбаясь, открыл дверь, – поехали? Держись за мою шею, не бойся, я – сильный, – и осторожно понес Надю вниз по лестнице. Ольга метнулась назад, хватая с кровати одеяло и подушку и бросилась следом.
– Оля, ты там все найдешь, дома. Я приготовила все, – тарахтела Надя, выворачивая голову из–за Сашкиного плеча и не отрываясь глядя на подругу, –сумка в детской стоит. Это, в чем из роддома забирать.
– Конечно, дорогая, я все найду. Ты только не волнуйся, все будет хорошо.
Надя замолчала на миг и снова окликнула подругу.
– Оль, ты же тоже рожала ночью. Знаешь, я вот думаю, а почему дети почти всегда ночью просятся на белый свет? Саш, постой минутку, я хочу на небо посмотреть, - она тронула его плечо, привлекая внимание.
–  Надюш, какое небо? Нам торопиться надо. Спорим – Сашка не умеет роды принимать? –  улыбнулась Ольга и погладила Надю по голове, заправляя выбившуюся прядь волос.
– Ничего-ничего, Надюшка, смотри на небо, я постою, а ты, Оль, машину подгони. Я ее за углом оставил. Не в ваших же игрушках ехать? Наде лечь надо. Ключ в кармане возьми.
Надя устроилась поудобнее и запрокинула голову, глядя вверх.
– Спасибо, Саш. Яркие какие. И почему мы так редко смотрим на звезды?
– Спим мы, Надь, когда звезды яркие.
– Саш, ты ее не бросай больше, пожалуйста, – Надюшка зашептала Маге на ухо торопливо, словно боясь не успеть сказать всё, – она тебя любит. Я знаю. Я ее всю жизнь знаю. Я знаю, когда она любит. Она Сеньку любила очень. Всю жизнь любила, он всегда рядом был с ней. И когда она замуж ходила и детей рожала, и жила с отцами детей, и убеждала всех, что любит их. Но держалась только за память о Сене. Он ей не дал с ума сойти от горя. А сейчас он ушел. Память о нем – нет. А он ушел. И ты же ее любишь. Я вижу. Она ведь – единственная, да? Единственная и желанная, да? Не потеряй ее. Не испорть в этот раз. Она гордая очень. Она не скажет… и не простит, если что.
– Да, Надюш, она – единственная. Я тоже это понял. Я ведь развелся, Надь.
– Я знаю. Федя сказал. Но она не знает. Я хотела, чтобы ты сам ей сказал.
– Сегодня хотел.
– Ты ей скажи. Скажи. Не о том, что развелся. Ты о любви ей расскажи. Ей очень нужна любовь.
– Ты дыши, Надь, глубже. Больно, наверное.
– Я потерплю, Саш. Немного осталось терпеть.
Оля затормозила у калитки, и Саша бережно переложил Надюшку на заднее сиденье и подоткнул одеяло уже расстеленное Олей. Закрыл дверцу и обернулся к ней. Та топталась у закрытой двери и смотрела на Надежду сквозь стекло.
– Олюшка, поехали. Ты врачу позвонила?
– Да, Саш. Ты только аккуратненько езжай. А врачу? Да позвонила. Она уже выехала. Операционную готовят.
–Не волнуйся, поехали.

Машина плавно затормозила у приемного покоя перинатального центра. Машина Федора стояла на стоянке, а он сам кинулся к подъехавшему автомобилю.
– Надюш, ты как? Больно? Ты не волнуйся, я рядом. Саш, отойди, я сам. Держись, малышка. Все будет хорошо. Мы справимся. Мы со всем справимся вместе. Ты и я. Вместе, - он коснулся губами ее лба. Надя сразу расслабилась и как-то обмякла, прижимая своей ладонью его руку. Улыбнулась, успокаиваясь, чмокнула его куда-то в рубашку.
– Федя, я договорилась. Тебя пустят на роды. Ты пойдешь со мной, - последнее прозвучало слегка неуверенно, Но Федор решительно перебил ее.
– Пойду, конечно, родная. Это же наш первый ребенок. Я должен с ним сразу же познакомиться.
– Шутишь, я больше не смогу.
– Сможешь, родная, сможем. Вместе мы все сможем, – сказал он, перекладывая ее на каталку.
– Куда везти? - Федор кивнул регистратору.
– Подождите, папаша, надо оформить карточку.
– Девушка некогда нам карточки оформлять. Нам рожать пора.
– Откуда Вам знать, папаша, пора или не пора? Доктор сейчас посмотрит и скажет.
Оля взяла готового взорваться Федора за руку.
– Федь, ты не волнуйся, сейчас Наталья спустится и вас заберет, я уже позвонила. Надюш, ты как?
– Нормально, Оль, наверное. Я правда не знаю, как это.
– Ну, если шутишь, то значит действительно – нормально. Ты держись. Вон Наталья идет.

От лифта по коридору действительно стремительно приближалась женщина лет сорока.
– Ксюша, переодень молодого отца. Он с нами. Надюш, мы тебя сейчас тоже переоденем быстренько. Ты как? – она привычно взяла лежащую женщину за запястье и высвободила часы на левой руке, – частит. Но ничего. Ты не волнуйся. Поехали переодеваться.
– Оля, ты помнишь наш разговор, когда мы сюда приезжали первый раз, - Надя приподняла голову с каталки.
– Помню, конечно. А что?
– Ничего. Потом скажу.
– Ну, давай! Ни пуха, ни пера, – Оля быстро наклонилась с Надюшке и поцеловала, – с богом, милая.
– Ну, вот... И что я должна сказать? Ты уж меня куда-нибудь в одно место определи. Или к черту, или к богу.
– Это меня, Надь, к черту… А тебя – к богу.
Двери лифта скрыли от Ольги каталку с Надей и спокойствие сползло с ее лица, уступая место даже не тревоге. Испугу? Ольга уткнулась лбом в стену, восстанавливая самообладание, когда услышала за спиной голос Саши и сразу же оглянулась.
– Девушка, Вас кажется Ксюша зовут? Где у вас руки помыть можно? – и Сашка вытянул ладони с засохшей уже кровью, вперед.
– Саша, а что у тебя с руками?
– Это Надина. Мне бы ополоснуть.
– Надина? У нее, что – кровотечение?
– Ну, у нее же воды отошли. А что? Что-то не так? Так не должно быть?
– Не должно, Саш. У тебя сигареты есть?
– Вы же бросили.
– Откуда ты знаешь? Так есть или нет?
– Есть. Сейчас руки отмою и пойдем на улицу. Девушка, обычно кесарево сколько делают в таких случаях?
Девчонка оторвала глаза от прикрытой журналом регистрации книжки и с гордым видом отличницы продекламировала.
– Да. Обычно операция длится двадцать минут. Если нет осложнений. Но учитывая подготовительный период: осмотр, подключение систем, вывод из наркоза, то от часа до двух.
– Пойдем всё же покурим. А потом я организую нам кофе.
– Нет, иди руки мой, а сигареты мне дай. Я на улице тебя подожду.
– Хорошо, иди. Только не уходи больше, –он наклонился и чмокнул ее в нос, – я скоро.
Ольга меряла шагами коридор, а Сашка, уставший время от времени ловить ее и пытаться успокоить, сел в кресло и стал ждать. Больше ничего не оставалось. Только ждать. Наконец-то, двери лифта распахнулись и из него вышел Федор и прислонился к стене. Ольга мгновенно бросилась к нему.
– Что? Федя, что? Кто родился?
– Девочка. Оля, а о каком разговоре шла речь? Что Надя тогда сказала?
– Сказала, что если девочка будет, то она хочет назвать ее Олюшка. А если мальчик – Федор. Федь, ты что–то не о том. Надя как?
Федор поднял на нее глаза, в которых отражались стены коридора, двери, пол, лицо Ольги, но жизнь из них ушла.
– Оля, можно я назову ее – Надежда?
– Федь, я думаю вы с Надей это потом решите. Как прошло?
– Не решим, Оль, Надя умерла. У нее оказалась аллергия на наркоз. Её сердце словно ждало этой секунды и остановилось. Насовсем.