Гурзуф

фрагмент из текста про художников

В 90 годы, когда еще был старый союз художников,
мы с Тимуром Сулеймановым и Юлей Ивановой были членами молодежной секции
и могли ездить на творческие дачи и в дома творчества.
Это было райское время.
Два раза в год по 2 месяца в Гурзуфе в доме творчества имени Коровина.
Коровник , как мы его называли.
Огромные мастерские, краски, холсты, подрамники,
Ящик масандровского портвейна под кроватью.
Там я накрасил лучшие мои живописные работы.
Местные друзья снабжали нас душистыми гурзуфскими травами,
для чаёв и для курений
и мы бесконечно рисовали, веселились и гуляли по набережной.
В конце заезда приезжала комиссия из Москвы принять наши произведения искусства
и устроить групповую выставку.
Комиссия во главе с великим Максом Бирштейном.
Мы немножечко сцали, потому что не только начальство, но еще и типа известный художник ученик Грабаря, и Мочальского, то есть, все же авторитет, бля!


В Коровнике устраивалась групповая выставка.
Все убирали свои мастерские и развешивали,
расставляли свои картины.
Комиссия шла по мастерским,
смотрела кто что сделал
и ставила какие-то свои условные оценки.
Точнее они делили нас художников
на первый эшелон, второй, третий и последний.
Все художники работали поразному.
Каждый посвоему.
Кто-то ***чил пейзажи, что как бы и надо было делать.
Потому что Коровин был пейзажистом.
И по идее все в гурзуфе должны были рисовать море и горы,
но настоящие художники делали то что было мило их сердцу.
Кто-то красил огромные хосты соцреализма.
Тимур писал абстракции.
Юля - живописных ангелов.
Я - наивный сюрреализм.
В день комиссии мы все красиво убрали и расставили.
Но комиссия так долго завтракала и собиралась,
что мы с Тимуром решили сходить на пиво.
Нет не пить с утра, а просто купили трехлитровую банку пива
и принесли ее в мастерскую.
Покурили и решили немного переделть экспозицию.
В суете передвижений трехлитровая банка пива упала с тумбочки и разбилась.
А комиссия уже шла по нашему этажу,
и шаги командора уже были близки и слышны и страшны.
Быстро, как только это возможно, мы подмели осколки
и тряпками размазали пиво по деревянному полу,
как будто мы помыли пол перед приходом гостей.
Когда зашла комисся она слегка ахуела,
потому что пивной штынк перебивал даже
запах маслянных красок.
Но картины были прекрасны.
Кто-то ляпнул: а почему нет пейзажей?
Но великий старик Бирштейн махнул рукой чтоб замолчали.
Ему все нравилось он улыбался.
Маленький сарый мудрый художник.
Но тут случилась еще одна неприятность.
Гурзуфское пиво оказалось нстолько хорошим, что он прилип подошвами к полу.
И с трудом отлепляя ноги , но с понимающей улыбкой,
прошелся по мастерской и зачислил нас в первый эшелон.
Вечером пришли местные праздновать наш успех.
Хиппи Виталик по кличке Хендрикс и его жена Муся.
Теперь она заведует гурзуфским домом культуры и поет в церковном хоре.
Это была настоящая гурзуфская семья.
Замечательные люди. Они жили в центре. Большой двор.
Несколько домов и вагончиков для приезжих отдыхающих.
У них всегда отдыхала группа ДДТ.
Назывался этот двор "Воронья слободка". Почему? Не знаю.
Виталик был человек амфибия и руки у него были как клешни.
Он мог за полчаса ныряя собрать ведро мидий и рапанов,
которых мы потом жарили на костре на металлическом листе.
Они шипели и раскрывались и пахло морем и тиной.
Работал Виталик на насоске.
Так называлась насосная станция в Артеке.
Когда он напивался он говорил: а хочешь я одним движением руки
затоплю весь Артек говном.
Но нам было жалко пионеров и все умоляли его этого не делать
Тогда он с улыбкой соглашался и садился пить дальше.
В соседней со мной мастерской поселился председатель союза художников Магадана.
В первые три дня он ушел в запой и пропил все свои деньги.
И пока ему не прислали деньги из дома он вполцены продал мне все свои краски.
Со словами: понимаешь, я мастер серого цвета,
но не просто серого а жемчужно серого.
Объяснил он мне и ушел бухать дальше.