Проводник в ад

Проводник в ад.

Когда девушка перестала трепыхаться и обмякла в моих руках, я ослабил хватку и опустил ее на землю. Все! Еще с одной сукой покончено! Я почувствовал невероятное ощущение, перед которым даже оргазм терял всю свою прелесть. Луна сегодня была полной и светила необыкновенно ярко. Так что видел я все отлично, несмотря на темные, несуразные скелеты по-осеннему «одетых» деревьев, смыкавшихся над моею головой. Перед моей машиной на пожухлой листве лежало тело молодой полуобнаженной девицы. Несмотря на холодную и дождливую осень, гардероб девушки состоял исключительно из летних, излишне откровенных вещей. Да что, собственно, ожидать от «ночной бабочки»? Черт! Меня захлестнула волна ярости.
И какой умник придумал это  дурацкое название — «ночные бабочки»?!! Шлюхи они, продажные твари!!!
Я одним рывком перевернул тело на спину. Безжизненные, с черными разводами от туши, глаза смотрели холодно, однако застывший в них страх остался там навсегда. Что не могло не радовать.
Выпутав из ее длинных рыжих волос застрявшую удавку, я аккуратно свернул ее и убрал в карман.
Мое орудие отмщения и очищения, сколько шей ты обвила в своей смертельной хватке? Если честно, я не помню….
Так, а на десерт у нас еще и любовные утехи, пока дамочка не совсем остыла. Я нагнулся к трупу и, не церемонясь, стащил с него все, что было. Теперь передо мной лежало абсолютно нагое тело молодой девушки с прекрасными формами, а белый свет луны придавал ему еще большее очарование. Я почувствовал дикое желание, трясущимися пальцами расстегнул ремень на брюках и навалился на остывающий труп.
Минуту спустя, когда все уже было кончено (я мысленно похвалил себя за то, что в этот раз был на высоте и продержался рекордное количество времени), я уже стоял, вытирая со лба пот и тяжело дыша, и никаких более чувств, кроме бесконечной ненависти не было в моей душе. Ненависти к ней, что лежит, раскинув руки, на опавшей листве. Ненависти к той, что когда-то породила меня на свет!
«Смотрите, пацаны, кто к нам идет?! Антошка!.. Антошка, а где твоя мама-шлюха?!! Опять в ночь на работу готовится?!!» Ясные, звонкие, терзающие душу голоса из детства насмешливо завопили у меня в голове. За что? За что мне все это? Я открыл машину, пошарил под сиденьем и извлек из-под него огромный кухонный нож, закутанный в мягкую ткань. Отрезать голову было делом плевым, опыт, как говорится, не пропьешь. Наточенная, как скальпель, сталь точно вошла в нужный «промежуток» между шейными позвонками. И вуаля (франц.»voila»), тренажер, а лучше сказать, сексуальная игрушка готова, осталось дело за малым, вырвать плоскогубцами зубы. Подождав, когда с отрезанной части  стечет уже густая, сворачивающаяся на глазах кровь, я сунул голову в черный мусорный мешок. Потом открыл багажник своей старой «Волги» и положил вновь приобретенный «трофей» для самоудовлетворения. Не забыв при этом достать  старую, надоевшую за месяц «игрушку». Ее звали Вика (во всяком случае, она сама мне так сказала, незадолго до смерти), я «подснял» ее месяцем раньше, и все это время голова этой продажной дряни, хранившаяся в моей морозильной камере, помогала мне скоротать скучные осенние вечерочки.
Вырыв неглубокую яму в точно отведенном ей месте, так, чтобы не попасть в старые захоронения, я бросил туда обезглавленное тело. Однако это еще не все. Я взял черный пакет с головой Вики.
«Ну, что ж, прощай, дорогая! Ты искупила свои грехи, точнее, отработала! Конечно, не вся целиком, пусть только одной своей частью, однако для тебя это и так награда!» — мысленно заключил я, кидая голову в свежую могилу.
Если когда-то такое случится, и мои захоронения снова найдут, полиция непременно узнает почерк одного из ужаснейших маньяков современности, первые жертвы которого были найдены в соседней лесополосе еще десять лет назад. Пронырливые и вездесущие журналюги, сразу же давшие мне нелепое прозвище Головорез, снова получат пищу для ума. Да, конечно,  прозвище соответствовало действительности, но все-таки я не просто отрезал головы, а хранил их дома, используя в качестве средства для самоудовлетворения, и в итоге голова предыдущей жертвы попадала в могилу к следующей, и так  снова и снова. Мне стало обидно, черт, я придумал столь хитрый ход,  а меня тупо и незвучно обозвали —  Головорезом. Ну, да ладно, хрен с ним, с этим прозвищем! Уже слишком поздно, задержался я сегодня, ища по ночному городу жертву, надо скорее зарыть Танюшку (мы успели познакомиться) с головой Вики, и ехать домой. Такой ярый и исполнительный офисный работник, как я, не мог себе позволить опаздывать на работу.

Утро как-то сразу не заладилось, сначала этот необычайно яркий сон, в котором мне явился черт, и буквально вырвал меня из тесных объятий Морфея, а потом вдруг неизвестно откуда взявшаяся тревога. Тревога необоснованная, жуткая, подавляющая волю. Меня знобило, словно больного, руки тряслись и отказывались подчиняться. Я сильно обжег руку, наливая чай, и все из-за того, что лопнул мой любимый стакан! Из которого я пил вот уже много лет, и это вконец огорчило меня.
Жутко недовольный, зацепившись за дверь в подъезде капюшоном ветровки, я, бормоча проклятья, вылетел на улицу.
— Ой, господи, зашибешь же!!! — вскрикнула согнутая в три погибели старушка, в которую я со всего ходу впечатался.
— Ой, простите, Марья Николаевна! — искренне пролепетал я, удерживая старушку. — Простите, не заметил вас, на работу спешу! Что, опять не спится, в такую рань поднялись, темно же еще?
— Антошка, так это ты? А я сослепу не признала соседа сваво! Какой уж там сон, сынок, мы, старые люди, какие? Нам не порадоваться, не погрустить нельзя, все близко к сердцу принимаем! А вчерась новости посмотрела, а там снова воровство да убийства, так глаз и не сомкнула до утра!
— Да будет вам, Марья Николаевна, за всех-то расстраиваться, своих забот, небось, хватает. Пенсию-то вам повысили, а то одни обещания?
Словно во сне я продолжал говорить, спрашивать старушку о, в общем-то, не особо волнующих меня вещах. А чувство тревоги все росло и росло во мне. Нервно оглядываясь по сторонам, я напряженно всматривался в темные, не освещенные углы родной улицы. Неужели вычислили? Нашли, поганые твари! Однако я так просто не сдамся, не видать  вам меня в клетке, словно загнанного зверя.  Я уже почти не слушал роптающую на судьбу соседку, и только безумное чувство уважения к старой женщине не давало послать ее к черту и, сославшись на нехватку времени, быстро ретироваться. Да, передо мной стояла старушка, и это единственная возрастная категория женщин, вызывавшая во мне теплые чувства. Впрочем, к маленьким девочкам я старался быть снисходителен. Однако одна мысль о том, что этот маленький ангелочек с косичками через несколько лет превратится в похотливую самку, убивала все хорошие  чувства.
— Вижу, Антошка, спешишь. — Дошло, наконец-то, я с облегчение выдохнул. — Не буду тебя задерживать своими старушечьими бреднями, иди, сынок, с богом!
В ответ я промямлил что-то невнятное и, дрожа всем телом, сделал несколько быстрых шагов от подъезда. Старушка, с присущей в таком возрасте сварливостью, причитая, скрылась за железными дверями. Что нравилось мне в ней? Да все! А эта ее схожесть с Фаиной Захаровной, моей, пусть не кровной, но настоящей мамой, она сводила меня с ума! Я часто навещал престарелую соседку, помогал ей, чем мог. Я почувствовал, как глаза мои увлажнились. Бедная, бедная моя мамочка, как мне тебя не хватает. Нет! Не той шлюхи, что родила меня неизвестно от кого. А той, что воспитала, пригрела под крылышком забитого алкашом-отчимом мальчишку, выучила и дала дорогу в жизнь! Фаина Захаровна, моя названая мама.
Размышляя о своей нелегкой судьбе, я не заметил, как дошел до гаража. Достал массивную связку ключей и замер. Словно ведром ледяной воды меня окатило сзади. Я отчетливо почувствовал на себе чужой, недобрый взгляд. Что же, это должно было когда-то случиться! Двенадцать лет я был неуязвим! Двенадцать лет, с промежутками в один, два месяца, я убивал очередную «королеву обочины», придорожную дрянь, продажную суку! Двенадцать лет «полиция, которая нас бережет», изо всех сил старалась сделать так, чтобы ужасные убийства в их родном городе не стали известны общественности. Однако и у них случались проколы, несколько раз обо мне становилось известно прессе, и город какое-то время «шумел», пересказывая истории о жутких убийствах. «Всему когда-то приходит конец!» — вспомнил я слова старенькой, умирающей от рака мамы. Значит, и мой черед настал! Отчего-то я в этом не сомневался. Подчиняясь какой-то неведомой силе, я быстро открыл гараж, а потом и ворота, завел машину и выехал на улицу. Все это произошло так молниеносно, что  я сам удивился. Обычно мне, довольно большому и грузному, требовалось на эти «процедуры» намного больше времени. Неприятное присутствие чьего-то внимательного взгляда гнало меня прочь от этого места. Освещенный ярким светом вынырнувшей из-за ближайшего дома машины, я влетел в салон «Волги», и, что называется, топтанул. Предчувствие не обмануло меня, за мной гнались! Преследовавшая меня «Лада Калина» без опознавательных номеров, просигналив, моргнула фарами! Ага, хрен вам, опоздали! Я уже в своей машине, а это значит, что остановить меня ох как нелегко! Какой русский не любит быстрой езды? Я был именно тем русским, кто не только любил скорость, но при этом и неплохо управлялся с транспортным средством. Минутное петляние по еще темным дворам, и я выскочил на проспект. Надо отдать должное моим преследователям, «Калина» не отставала.
Как меня вычислили? Когда и где я прокололся? Почему они решили взять меня именно по дороге на работу? И вообще, полиция ли меня преследует, ведь ничего, выдававшего их, не присутствовало? Эти вопросы бешено вертелись у меня в голове, натыкаясь друг на друга, в то время как умелые руки крутили баранку.
 — Водитель черной «Волги 3110», гос. Номер С 746 КН, снизьте скорость и сверните с дороги! В противном случае мы будем вынуждены применить оружие!!! — раздался угрожающий голос, и только потом я услышал вой сирены, и увидел присоединившийся к погоне УАЗик с синими номерами. —  Водитель черной «Волги 3110», требую подчиниться! На обочину, живо, или я стреляю!!!
— Ага, ща, испугали меня! Хрен вам, да каждому в морду! Полиция, милиция, какая разница, мусора вы поганые, как вас не переименовывай!!! — орал я, не в силах сдержать эмоции.
Несмотря на раннее утро, движение на дороге было довольно активное, и мне никак не удавалось оторваться от двух упрямо нагоняющих меня машин. И тогда я,  долго не мучаясь в выборе правильного решения, резко выскочил на встречку. Что, слабо вам, суки?!! Я злорадно рассмеялся,  пересек встречную полосу и нырнул в темный проулок.
Резкий, так что я даже не успел почувствовать боли, удар швырнул меня вперед. Звон разбивающегося стекла и скрежет тормозов. Еще удар, и мрак. Однако ощущение кромешной тьмы длится недолго, резко вскакиваю.
— О боже!!! — впервые за много-много лет я произношу это слово, вырвавшееся из моих уст нечеловеческим криком.
На асфальте, прямо под моими ногами, рядом с влепившейся в бок «Лексуса» «Волгой», лежало окровавленное тело грузного, высокого мужчины, с редкими растрепанными волосами. Мое тело! Что пробив лобовое стекло вылетело из машины и прилично протащилось по асфальту.
Но как такое возможно?!! Как?!! Вот он же я, стою на ногах!!!
Цепенея от догадки, я взглянул на вытянутую ладонь. Свет фар, останавливающихся возле места аварии преследовавших меня машин, прошел через конечность насквозь, и нисколько не ослепил меня. В миг высыпавшие из машин полицейские бросились  ко мне, точнее, к моему окровавленному телу. Я даже отпрыгнул в сторону, ощущая невероятную легкость. Но стоявшего рядом с ними меня они попросту не замечали.
— Готов! — прощупав пульс на моем, теперь уже бывшем, теле, констатировал высокий черноволосый служитель закона.
— Мразь поганая!!! — яростно зашипел пузатый коротышка с пышными усами, и даже замахнулся для удара ногой, но вовремя совладал с собой. — Гореть ему в аду!!!
— Ребят, вызовите скорую, эта еще жива! — крикнул кто-то из копошившихся возле « Лексуса» оперативников.
Я тоже это  почувствовал, не знаю как, но я знал определенно — водитель, а точнее, водительница злополучной машины была жива. Черт, она жива, а я, значит….
— Меня кто-то звал!!?
 Шипящий, невероятно громкий голос накрыл меня, прозвучав сразу со всех сторон, ворвавшись в уши вместе с пронизывающим до костей холодным ветром. Я опять чувствую свое тело! Перед глазами все поплыло, замерцало, «размазываясь», сливаясь в один серый непроглядный туман. И вдруг свет, яркий, ослепляющий. Глаза будто  выжигали огнем, я застонал, схватившись ладонями за мокрое от слез лицо. Свет, боль — все уходило, а вместо этого пришло новое ощущение — холод.
В последний раз протерев слезящиеся глаза ладонями, я развел их в стороны и прохрипел в изумлении: «Мать твою!»
— Нет уж, голубчик, твою! Твою мать! И ты ее скоро увидишь!!! — ледяной баритон за спиной заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и испуга, однако повернувшись я понял, что прозвучавший голос — это еще цветочки, а ягодка стояла в двух метрах от меня, поводя черным хвостом. — Привет, — просто произнес черт (точная копия того, что приснился мне утром), не вкладывая в приветствие никакой интонации, и сердце мое зашлось.
В знакомой до каждого кустика лесополосе, которую я узнал бы даже в бреду, стоял огромного роста, с копытами на ногах, с закрученными бараньими рогами и свиным пятаком на темном, заросшем черной шерсть лице, не сводя с меня красных с ромбовидным зрачком глаз, самый, что ни на есть, настоящий черт!!!
— Я в аду? — запинаясь, как первоклашка перед строгим учителем, не задумываясь, промямлил я.
— Ээээ-э-э, да ты спешишь, Антошка, место в аду не дается абы кому, да абы как, его надо заслужить! — густой баритон черта перешел в хриплый смех. — Понял меня, заслужить!
Я судорожно сглотнул, и, оглядываясь по сторонам,  попятился назад. Ночь, светлая из-за полного круга алой луны и звездная. Но сейчас уже должен был наступить рассвет!
— Рассвет, — словно пробуя на вкус это слово, произнес черт, явно читая мои мысли. — Это  всего лишь один пункт из большого списка радостей, которых ты лишаешься навеки!
— Что за бред ты несешь?!! Ты кто?!!  — выпалил я, отчетливо различив невдалеке  припорошенные опавшей листвою могилы! Мои захоронения, так сказать!
— Бред — это то состояние, что будет присутствовать в твоем существовании вечно! — В мгновение ока остававшийся стоять на одном  месте черт возник рядом со мной. — А величают меня Проводником!!! — Его мерзкая рожа с козлиной бородкой склонилась ко мне, обдавая горячим и смрадным дыханием. — Проводником в ад!!!
Вылетевшая вперед рука с загнутыми когтями резко и больно ткнула меня в грудь, и я грохнулся на землю.  Да, этот черт не такой, каким я привык его видеть в книгах или кино. Наверное, потому что он настоящий!
— Ты еще в чем-то сомневаешься? — удивился Проводник-черт. — Ну, тогда наслаждайся!
Что-то сильно и больно ухватило меня за голову, прижимая к мокрой земле, которая буквально взорвалась фонтанами рыхлого грунта вперемешку с вонючей, похожей на гной, массой, заливая мне лицо и одежду. Я дернулся, тщетно пытаясь освободиться, и с ужасом увидал руки. Руки, много рук, они торчали прямо из земли, костлявые, и совсем свежие, с едва подвергнувшейся гниению плотью. И все они тянулись ко мне, рвали одежду, добираясь до тела. От собственного бессилия и жуткого, животного страха я зарычал, крутнувшись по земле, сминая под большой массой собственного тела торчащие конечности. Это помогло, я вскочил на ноги. Черта или, как он себя сам назвал, — Проводника в ад, не было видно нигде. Однако это нисколько не облегчало разворачивающуюся ситуацию. Из земли проворно вылезали безголовые женские тела! Мои жертвы! Все до одной!
— Эй, подруга, не думаешь возвратить мне мое тело, истосковалась я по нему? — жалобно спросила гнилая, с остатками рыжих волос, голова, находясь в руках безглавого трупа. — Махнемся,  а? Тело-то у меня твое!
— Легко! — бодро ответила другая, белобрысая, зажатая костлявыми пальцами второй безглавой мертвячки. — Лови! Оп!
Словно футбольными  мячами, они обменялись головами, и будто в жутком фантастическом фильме, с хрустом водрузили их, прикрепляя к телам.
Я побежал. Не помню уже, когда в последний раз делал это, работа в офисе вот уже много лет не предполагала таких физических нагрузок и, конечно же, скоро задохнулся.
— Эй, куда же ты? Постой, мы все равно тебя достанем! Догоним и оторвем твою голову!
Разноголосый хор жутких голосов  сыпал на меня проклятья. Я чувствовал, как дико бьется сердце, которое уже остановилось сегодня, а сейчас в моем теле снова есть жизнь. Почему так, что со мной происходит? Я оглянулся, тяжело дыша, и меня затрясло. Только сейчас я осознал и увидел, на сколько  жертв распространилось мое отмщение. Они шли, припадая на ломающиеся конечности, ползли, цепляясь за кусты, с уже «вставленными» головами и без них, и их было много, действительно много. Превозмогая боль в груди, едва передвигая ватные ноги, я снова побежал. И, о чудо, спустя минуту почувствовал, как мне становится легче. Мертвые проститутки  прилично отстали, а я несся, словно молодой парень, а не пятидесятилетний сто двадцати килограммовый жлобина. Второе дыхание? Может, и оно, но это не важно, главное, как можно дальше от этого места, от этих жутких оживших мертвецов! Дивясь самому себе, я гнал вперед, пока вдруг ноги не зацепились за что-то в темноте. Натыкаясь на голые ветви, я кубарем полетел сквозь низкорослый кустарник. Вскочил, и по новой упал. Да что же такое, я непонимающе посмотрел на невероятно длинные колошины брюк, что сползли к ботинкам и мешали бегу.
— Черт! — От произнесенного имени этого дьявольского отродья я вздрогнул, перед глазами всплыл отчетливый образ Проводника. — Что за хренотень творится?
Последние слова я произнес, не узнав собственного голоса, он был слишком высок, и мог принадлежать только ребенку или же женщине! Не веря собственным глазам, я оглядел себя. Вывод был шокирующим — я ребенок! Вот почему  мне было легко бежать, я молодел, а значит, худел и уменьшался. Снимая ставшую большой и неудобной одежду, несмотря на холод осенней ночи, я оглядывал посиневшие тонкие ручки и ножки, на вид мне было лет семь, восемь, не больше. Быстрей, быстрей, освободиться от мешающей бежать одежды, и прочь, прочь из леса.
Прижав рукой ставшие неимоверно большими трусы, я выпрыгнул из кустов, но было поздно. Тихо подкравшаяся мертвячка возникла на пути, словно призрак. Один мощный удар, и я понимаю, что лежу на влажной листве. Теплые струи текут со лба, заливая лицо, это кровь, и от нее щиплет в глазах.
— Мы же предупреждали тебя, не уйдешь от нас! — проскрипело над ухом. — Быстрей, девочки, наш несостоявшийся клиент требует прелюдии.
От жуткого непонимания и такого же страха я заорал, все еще дивясь собственному голосу. Однако холодная рука,  сжавшая мое тонкое горло, быстро воспрепятствовала этому.  Боль, возникшая сразу во многих местах моего тела, нахлынула одурманивающей волной. Меня рвали руками, кусали, смачно причмокивая, а я не мог ничего поделать. Последнее, что я почувствовал, это был кишечник, который методично, метр за метром, вытягивался из моей брюшной полости сквозь рваную рану на животе.

— Сука! Мразь поганая, ты где опять шлялась всю ночь?!!
 Этот, вызывающий дрожь во всем теле, голос, от которого ладони становились мокрыми и липкими, я узнал бы из миллионов. Я рывком вскочил.
— Тсссыы! — приставив когтистый палец к пятаку, протянул черт. — Ты же не хочешь, чтобы он тебя услышал?
Мое невероятное омоложение, и даже ожившие жертвы в лесу, которые рвали и терзали меня, да  все, что угодно, но такого я никак не ожидал.
Темная, с обшарпанными обоями и никогда не выветривающимся запахом курева и перегара, кухня однушки. Покосившийся кухонный гарнитур и вечно капающий кран, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками стол (за которым, деловито закинув ногу на ногу, расположился Проводник), вот он, дом! Даже в самом жутком ночном кошмаре я не мог вообразить, что когда-то снова увижу это проклятое место. Место, где, живя с родной матерью шлюхой и отчимом психопатом, я чувствовал себя как в аду.             
Я взглянул на себя, все такой же маленький, сижу, поджав ноги, в сдвинутых между собой, пропитавшихся мочой креслах. Моя «уютная» коечка в не менее «уютной» детской, что ж, все, как и прежде!
— Зачем? — задаю я единственный вопрос, слыша звонкую пощечину и отборный мат, вырвавшиеся из светлой полоски не до конца закрытой на кухню двери. Это отчим Сергей снова воспитывает мать.
— Когда ты сам найдешь все ответы, в том числе, и на этот вопрос, ад раскроет пред тобою врата! — сверкнув глазами, произнес черт. — А посему, быть тебе между мирами еще долгое количество времени!
— Как это — между мирами?!! Кто я теперь?!! Я же умер, вышел из тела?! Я это сам видел, а потом вдруг опять почувствовал себя живым! Что происходит, и почему я ребенок? — с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, зашептал я. — Ответь, я прошу тебя?
— Ну, ну, ну, ты еще заплачь, и это наш беспощадный Головорез! — черт хрипло рассмеялся, и я в страхе взглянул на неприкрытую дверь. — Не бойся, он меня не слышит и не видит, а вот тебя — да.
За занавешенным рваной простыней окном была ночь, и яркая луна освещала довольную рожу Проводника, он театрально выждал и начал:
— Ты когда-нибудь слышал о неупокоенных душах, о тех, кого не приняли ни в ад и ни в рай? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — На то, конечно, имеются свои причины. Так вот, буду предельно краток, ты один из них, оставшийся между мирами, неупокоенный!
— И как долго это продлится?
— Все зависит только от  тебя! Месяц, год, а может, и тысячу лет, знавал я и таких.
— А что, что я должен сделать? — заикаясь, начал я, не думал, что когда-нибудь буду жутко переживать из-за того, что не могу попасть в ад. — Ответь, не томи?
— Во-первых, раскаяться в свершенных тобою деяниях, а во-вторых, ответить честно, прежде всего, самому себе, что, собственно, послужило тому, что ты стал таким? Правильно: шлюха мать, зверь отчим, вечное потакание, что ты не такой, как все, со стороны сверстников, обида на весь, не понимающий тебя мир! Пока я вижу все это у тебя в мозгу, для тебя закрыт даже ад! Ты давно исчерпал свой лимит «допустимого зла»! Как и у каждого смертного в твоем мире, он у тебя свой, исходя из тех личных жизненных ситуаций, побудивших тебя на тот или иной жестокий шаг.
— А ты, твоя роль здесь какая? — спрашивая шепотом, я на минуту забыл, что, несмотря на оставшийся взрослый разум, снаружи я ребенок, но, уронив взгляд на ноги, внутренне похолодел.
— Я слукавил немного, сказав, что все зависит только от тебя… — Проводник вдруг замолчал, лицо его исказила ужасная улыбка-оскал. — Как тебе такая тавтология, а? «Лукавый немного слукавил», по-моему, прикольно звучит! Ну, да ладно, немного о себе. Быть Проводником — это лишь одна из моих ролей, вторая — это наставничество, подготовка твоей мечущейся меж мирами души к царству тьмы. И тут уже моя власть над тобой безгранична, я решаю, как мне быть с тобой, выбирая по своему собственному усмотрению психологически-физическую пытку, через которую ты все поймешь и осознаешь! Детский возраст выбран мной неслучайно, в том возрасте ты был особенно уязвим, а страх ребенка по-своему уникален! И это ты сейчас вспомнишь!!!
От последней фразы заложило уши, я моргнул, а черта как и не бывало. Дверь на кухню скрипнула, отворяясь, на пороге, едва стоя на ногах, возник отчим, в его руках болтался кожаный ремень.
— Что, сученыш, не спится, сейчас я тебя немножко воспитаю, глядишь, из тебя и человек получится! — заорал он хрипло, и, качнувшись, двинулся ко мне.

                27.01.201 – 29.02. 2012 (00:24)