Брилка Рассказ

                Брилка

Ох, и как же эту собаку любили! Один из первых далматинцев в небольшом северном городке, - маленький, пятнистый щенок, вертлявый и ласковый вызывал восхищение и зависть у всех, кто с ним соприкасался или видел. Гладишь, а шерсть как бархат, короткая, мягкая и тёплая. Хозяева были им горды, как гордятся ребенком с необыкновенными способностями. Можно подумать, что к  необыкновенному окрасу собаки они имели самое прямое отношение.
Впрочем, люди, любящие своих животных, ассоциируют их себе подобными и, поэтому, ведут себя с ними, как с людьми: пока щенки - как с маленькими детьми, когда вырастут - как с взрослыми, это, когда можно и наказывать ремешком, ну хотя бы пригрозить.
И уже не клички даются им, а имена, и становятся они не суками и кобелями, а девочками и мальчиками. Если любят – он член семьи, если не любят – вперёд, на помойку!
Имя ему выбрали соответствующее – Бриллиант, а уменьшительно-ласково – Брилка! С этим именем он и вошёл в этот мир, где все ему были рады, и где он был всем рад. Брилку кормили, чуть ли не с ложечки, поили французским вином, которое ему явно нравилось, ахали и охали, если он чуть-чуть зачихает или поранит лапу, водили на длинном витом поводке, с красивым, инкрустированным металлическими бляшками, кожаном ошейнике, возили на заднем сиденье машины, которое он считал своим, потчевали конфетами и печеньем, колбасой и сыром. Он научился по-собачьи улыбаться. Можете представить улыбающуюся собаку? Вряд ли. А Брилка, от такой жизни, умел. Считали, что он понимает восемьсот слов и, вообще, он необыкновенных кровей, и чуть ли не сам привезен с теплых островов, где этих собак нашли, и что у него какая-то особая генетика, то ли присутствие, то ли отсутствие какой-то хромосомы, и поэтому у него могут быть дети только от девочек-далматинок, а от других пород детей не может быть. Собака голубых королевских кровей, да и только. Спал он в кровати  хозяев, в ногах. И со слов хозяев, к нему, ещё к щенку, под дверь квартиры, сбегались сучки всех сортов и мастей, только что бы поглазеть, поиграть и пофлиртовать с ним. Хорошо когда тебя так любят, а точнее обожают!..
Но всему своё время: любовь и обожание проходят, хорошо, если остаётся привязанность или хотя бы ответственность.
Первый звоночек прозвенел для него, когда хозяевам надоело каждое утро выгуливать собаку и они выпустили его гулять самостоятельно. Вот новых ощущений-то было: дух захватило от чувства свободы. Потом прибавились страх, любопытство и смелость. Только вот у уличных дверей была особенность: они открывались наружу и поэтому Брилка с ходу научился ударять лапами и всем телом на дверь - выскакивать, а вот обратно, сделав своё дело, он войти уже не мог. И если первое время, хозяева всё-таки вставали и запускали его домой, то в последующем это становилось всё реже и реже и со временем совсем прекратилось. И только сердобольные граждане видя, как собака подвывает и скулит, пробуя на лютом морозе попасть в дом, открывали двери и он стремглав нёсся на нужный этаж, где, подвывая от холода, стучал лапами по дверям нужной ему квартиры.
Потом он подрос, начал разбираться в прелестях свободной жизни, в разности полов и в один из дней пропал. Хозяйка чуть ли не сутками напролёт безуспешно его искала по всему городку, наматывая километры на своей машине и слёзы на кулак. Через три дня он пришёл сам, точнее приполз: худой - кожа да кости, весь драный, хромой, грязный и паршивый. Хозяйка его отмыла в ванне, откормила, и он, проспав несколько дней, вновь ушёл. Но в этот раз его уже никто не бросился искать, поняли – сам придёт. Так он обрёл свободу.
И чем больше он этой свободы получал, тем больше он её не хотел. Он хотел, чтобы было как раньше, что бы его любили, кормили, мыли, водили на поводке и катали на машине. Как породистая собака он был совсем не приспособлен к уличной жизни и если дрался, то только из-за сук, и не лез за едой на помойки. Он был крупным, но не приспособленной для драки собакой, да и для жизни на севере, где зимой лютые морозы, а летом тучи комаров, он тоже не был приспособлен: у него была короткая шерсть и он дико мёрз, или крутился волчком от комаров, собачьи зубы сразу оставляли на его шкуре раны. От улицы он страдал. Но со временем он всё больше и больше превращался в дворнягу: бегал в стаях за сучками, дрался, выл и поднимал все четыре лапы на морозе, летом прятался под машины, и зарывался в песок, пил из луж, и никогда не проходил мимо какой-нибудь обглоданной кости, которою и дворняги-то особо не жалуют. В глазах вместо веселья и доброты появилась не проходящая тоска.
А в городе стали появляться собаки странной породы: то голова, то тело в далматинца – бело-пятнистое, и смотрелось это как-то дико: как не реальное ощущение Беляевской головы профессора Доуля.
Еще хуже стала его жизнь, когда хозяева, как это бывает у людей, прожив много лет, стали расходиться. Тут уж им стало вовсе не до него. Практически улица стала его основным домом. Он сутками стал жить на улице. При этом, если раньше он бегал по дворам, зная, что он всегда попадёт домой, то чувствуя беду, он практически не отходил от дома, всё ожидая, что всё измениться к лучшему, что всё станет как прежде, что семья вновь станет семьей и он вновь будет её любимцем. Время шло, а к лучшему ничего не менялось. Хозяева всё реже стали появляться в квартире – их ничего там не удерживало и пес по десятку раз в день прибегал к двери, лаял, просясь домой, и вновь бежал на улицу искать, и ждать хозяев. Из-за отсутствия нормальной еды у него стали болеть и опухать ноги, и он стал хромать, а живя теперь в среде, где побеждает сильнейший, он уже не шёл на конфликты с другими собаками, и, в основном, мирно лежал около подъезда дома, положив красивую голову на лапы и безучастно, с тоской в глазах, ждал, когда же появится кто-либо из хозяев. А ждать иногда приходилось сутками.
Он очень быстро стал стареть. Зубы стали выпадать, короткая шерсть потеряла лоск и висела клочьями. Он всё больше и больше просто лежал тоскливо и безучастно около дома, даже не поднимая головы на прохожих.
В один из таких дней он вдруг услышал давно забытое: «Брилка, где ты? Иди домой».
Он, не веря, вскочил и, услышав еще раз голос хозяина, бросился, несмотря на боль в лапах, вверх по лестнице, поскальзываясь на поворотах и тяжело дыша.
У открытой двери стоял хозяин, Брилка бросился к нему на грудь, стараясь дотянуться мордой, языком до лица.
- Будет, будет. До чего же ты грязный и паршивый. Да, парень, по-моему, мы что-то про тебя подзабыли.
 - Брилка!- раздался из гостиной голос хозяйки.
Собака стремглав влетела в комнату. Прихорошенная хозяйка сидела за сервированным столиком, на котором стояли цветы, фрукты и прочие давно забытые собакой яства.
Он опять пил вино и ел бутерброды с икрой, и старался выдавить из себя беззубую улыбку.
Потом, тихо и счастливо пошёл в прихожую на мягкий коврик, лег и уснул радостный. Навсегда…