Путь в рабство. Гл. 7

Путь в рабство. Гл.7
Продолжение.

     Поезд был облеплен людьми, как пчелами. Увидев это, я растерялась. «Как и куда с таким багажом?» – думала я.  Сев под забором, я перебрала вещи. Отобранные вещи я сложила в один чемодан.  Три шляпы поместились в одну круглую коробку. Оставив остальные вещи, с чемоданами, лежать здесь же, под забором, я еле втиснулась, с помощью дежурного по вокзалу, в один из вагонов. Дорога была кошмарная. Все, что мы видели по дороге, заставило ужаснуться. Множество покореженной техники, пьяных солдат, раненых, вокруг все разрушено. В наших вагонах особой радости не было. Все чаще слышны нотки неуверенности в будущем. Слышны отдельные разговоры, что могут быть репрессии, по отношению  возвращающимся из Германии.
      Поезд пришел на одну из станций Винницкой области. Его окружили конвоиры, вместе с прибывшим отрядом красноармейцев. В наспех построенных бараках нам пришлось ждать следующего дня. Недалеко от станции, в поле, было расположено порядка двадцати бараков, и их скрывала лесопосадка. В поле дул сильный ветер, и порою казалось, что нас сметет с лица земли. Территория была огорожена колючей проволокой, и еще на подходе, мы заметили сторожевые вышки. В одном из бараков, уже советские офицеры проверяли наши вещи, изымали все подозрительное, драгоценности, часы, валюту. Был устроен личный досмотр. Кроме проверки вещей, все подвергались унизительным врачебным проверкам. У некоторых брали анализы, сажали в импровизированное кресло, после всех процедур люди распределялись по неизвестному принципу. 
      Меня отвели в барак, на котором висела табличка «ДВН». Здесь было вместе со мной пять человек.
      Два дня пребывания в этом бараке еще больше насторожили меня. Последнее собеседование принесло новость: мы добровольно отправляемся на воинскую службу, как красноармейцы в подразделение со странным названием  «комбинат».
     - Когда смогу отправиться на поиски своих родителей? - спросила я. Старший лейтенант, в форме, с синим околышком, и синей фуражкой ответил: «При добросовестном отношении к службе - через полгода. В случае нарушения дисциплины, можете быть осуждены, как враги народа». Из последних сил, чтобы не потерять сознание я выдавила: «Понятно» и направилась к выходу. Снова, словно наваждение, я слышу дыхание смерти в затылок. Мне, словно заключенной,  ставят условия. Вечером меня, и еще двух девушек, отвезли на автомашине в соседний городок. Там, уже на месте, с нами в очередной раз беседовал подполковник «СМЕРШ». Потом нас поселили в бывшее общежитие, какого-то завода. Ежедневно, мы работали в банно-прачечном комбинате, стирали горы разного белья. Иногда, по субботам, нас возили, как все говорили, «на выполнение ответственного задания». Мне тогда было двадцать лет. Красноармейская книжка была у меня всегда при себе. Ее отобрали в последний день пребывания в комбинате, взяв расписку о неразглашении военной тайны. Оказывается, все, что мы делали в комбинате, находилось под грифом «секретно».
      Так прошло шесть месяцев и четыре дня. В тот день, нас, девять девушек, построили и вручили проездные документы и справки о работе в комбинате и посадили на поезд, который ехал в Киев. По прибытию в конечный пункт мы должны были отметиться в военкомате и милиции.
      Я сошла с поезда на станции «Знаменка», и попутной машиной, добралась в г. Кировоград. «Первым делом, нужно срочно разыскать Варвару» - подумала я, и попросить ее помощи или приюта, на время обустройства. Осень давала знать о себе. Моросящий дождик загнал меня под навес возле ее дома. Дернув несколько раз входную дверь, постучав в окно и не услышав ответ, я присела на ступеньки. Так, сидя на ступеньках, я заснула. Сколько проспала, не помню. Меня разбудил громкий возглас.
      - Батюшки, Леона, я уже устала ждать - запричитала Варвара и открыла висячий не двери замок. В доме было холодно и пусто. Варвара сильно изменилась: похудела, осунулась, и вокруг глаз появилось множество морщинок. Единственное – ее глаза продолжали блестеть добрым и спокойным светом. Целый вечер и ночь мы рассказывали друг другу о событиях прошедших лет. Я спрашивала, нет ли каких вестей для меня. Обсуждали, что надо сделать для дальнейшей жизни. Я съездила в бывший детдом и на родной завод. Оказывается, детский дом разбомбили немцы, и сведений об архиве детдома в областном архиве нет. Завод все еще не работал, в городе велись восстановительные работы. Через три дня Варвара повела меня к участковому милиционеру для регистрации. Тот долго изучал мои документы, задавал вопросы.  Порой мне казалось, что вопросам не будет конца и мне будет отказано в регистрации.
      - Так, как вас звали? - в очередной раз спросил участковый.
      - Леонтина - Виржиния. Все называли Леоной. Я родилась в Америке в г.Чикаго в 1925 году. Родители приехали, как американские коммунисты.
      - Такого имени нет. Тем более, писать в паспорте место рождения Америка, Чикаго я не могу. Нет, не  могу регистрировать.
      - Все знают, что ее звали Леоной, сказала Варвара. Она без документов не может, устроится на работу. Что нам делать? – не отставала Варвара.
      - Могу выдать документы, но указать имя Елена.
      - А, что будет со мной? Меня обвинят в дезинформации? – еле шепотом выдавила я.
      - Постойте - сказала Варвара. - Леона соглашайся.
      - Согласна - сказала я, раздумывая, какие сложности меня ожидают, в будущем.      
      Решив все формальности с регистрацией, я усиленно начала собирать информацию о своих родителях. Написала двадцать три письма во все инстанции: МИД, НКВД, архив НКВД, Главная военная прокуратура, Управление Карлага НКВД, Красный крест и.т.д. Постепенно начали приходить ответы и отказы. Поскольку еще, в 1941 году,  нам был дан ответ о месте пребывания моей мамы Стефании Гриневич, а нам нужно было получить более подробные адреса для переписки. Так, в ожидании, проходили дни, недели. Я помогала Варваре по хозяйству, и раз в неделю наведывалась на завод, в ожидании трудоустройства.
     Было выяснено, что Эдвард увезен в тюрьму Московской области, и там находился более двух месяцев. Затем его попытались усыновить владельцы конного завода из Подмосковья. Это им не удалось. Пришло письмо из «Красного креста» г. Москва, где сообщалось, что Эдвард был направлен в детский дом г. Рыбинска, а в 1942г. в связи с реорганизацией системы был переведен на Украину, в Полтавскую область. Мы с Варварой, решили съездить к нему. На сборы мы потратили два дня. В детдоме, поставили условия, на которых мне разрешат взять брата на воспитание и мы возвратились домой. Временно устроилась на работу в горбыткомбинат, и через месяц, оформив все документы, отправилась в путь.
      Радости Эдварда не было предела. Он уже перешел в четвертый класс, и очень преуспел в математике. Больше всего времени проводил в механических мастерских. Из мастерских его никто не выгонял, поскольку воспитатель был из бывших детдомовцев, и всегда поддерживал, трудолюбивых воспитанников. Получив большие навыки в технике, Эдвард часами мог рассказывать нам о своих  успехах. Оформив необходимые документы, мы на поезде уехали в г. Кировоград. Теперь нас было трое: я, Варвара и мой брат Эдвард. Дом, в котором мы жили, был старенький, вросший в землю, без канализации, водопровода и туалета. За водой мы ходили к колонке, на соседний квартал.
     Завод все еще не работал, и мне надо было быстро научиться  зарабатывать деньги. Тут я вспомнила, о том, что немного умею шить, и устроилась на городские курсы кроя и шитья,  закончив их, поступила на работу в горбыткомбинат. Мне пришлось потратить много сил и усердия для  достижения цели. Наконец, я стала одной из лучших швей предприятия. Моя усердная работа была оценена дирекцией, и я получила комнату в доме барачного типа, который строили пленные немцы. Денег не хватало. Я купила патент, и продолжила работать в выходные дни, и вечерами, самостоятельно. К этому времени у меня появились свои клиенты, и в их числе, руководители нашего города. Я продолжала состоять на квартирном учете, и через год, мне дали вторую, освободившуюся комнату, в нашей коммунальной квартире.
     От мамы известий не было. Лагерь «А.Л.Ж.И.Р.» - так по первым буквам его абривиетуры назывались Акмолинские Лагеря Жен Изменников Родины - не выпускал ее из своих объятий. Писали в Управление Карлага, жаловались на них в Прокуратуру, но ответа не было. Неожиданно, через несколько месяцев, меня вызвали в НКВД (КГБ).
     - Ваша мать освобождена. Как гром среди ясного неба звучат слова, и нашей радости нет предела. К этому времени, я забрала Варвару к себе, и она мне помогала. Убирала, готовила кушать, ходила в магазин и присматривала за Эдвардом. Эдвард, по-прежнему ходил в школу, и радовал нас с Варей своими успехами. Жили мы дружно и теперь, после радостной вести, я еще с большим усердием продолжала работать.

Продолжение следует.