Четверо в поместье, не считая...

 


События не происходили и не могли произойти в реальности.

Отредактированная версия "Чиста сказка".


 


Ошалевшее солнце резвилось за воротами гаража.
 
Шептал из колонок «Наутилус» о прогулках по воде.
 
В смотровой яме было прохладно.
 
Олег прикинул, что работы осталось максимум на полчаса и можно будет уйти, наконец, из этого суетного земного мира в мир подводный. Ненадолго. Этого ему вполне достаточно, чтобы... вернуться.
 
Жизнь звенела хрустальным дождём и переливалась летней радугой одновременно.

...До той поры, пока у переднего колеса не появились идеально вычищенные туфли из кожи крокодила. Кто там в них - увидеть у Олега из ямы возможности не было, но отвалить за крокодильи тапочки сумму в половину стоимости скромных «Жигулей» мог только Пьер.

Туфли топтались настырно.

Олег со вздохом полез из ямы. Увидев Пьера - растерялся. Это был Пьер, и, в то же время, кто-то совсем иной.
 
Галстук у того съехал набок, а самое жуткое - он был во вчерашней рубашке. Означало сие лишь одно – произошло нечто экстраординарное, равное по своим масштабам с завтрашним наступлением Апокалипсиса.

Пьер - мелкий, тщательно выбритый, с бледным испуганным лицом - походил сейчас на упакованного в красочную целлофановую обертку худосочного синеватого цыплёнка в витрине-холодильнике гипермаркета.

- Что?

- Папа умер.

Если бы это сказал Костик или Джек – Олег мог бы их заподозрить во вчерашней крутой пьянке с плавным переходом в последующую опохмелку. Но подумать такое о Пьере было всё равно, что застукать действующую королеву Великобритании в дешёвом пабе. На всякий случай Олег переспросил.

- Пётр Семёнович, вы случайно не усугубили? С чего ему помирать? Он здоров, как лось.

- Умер папа. На совещании сидел и умер. А меня Туся отправила сюда, вас предупредить. Сказала – завтра освободить территорию.

- Лихо. Чего она так спешит. «И башмаков не износив». Но ты не шутишь?

Видимо, Пьер уже слегка отряхнулся от первоначального шока. Присущая ему пафосность проснулась и затребовала своей доли в шоу. Он горестно вскинул руки, скорбно опустил уголки губ и печально произнёс

- Разве можно о человеческой жизни говорить несерьёзно.

- Пётр Семёнович. Ты этот спектакль на кладбище отыграешь. Меня больше волнует – с чего мадам так засуетилась. Уже никто никуда не торопится. Папе так и вовсе спешить некуда. Почему именно завтра?

- Не знаю я. Но сказала – к вечеру все должны покинуть территорию.

- А похороны когда?

- Завтра. Её брат занимается организацией.

- У Туси сроду никаких родственников не было. Ты  хоть помнишь, где папа её подобрал?

- Не знаю. Но он уже три месяца там, в городском доме живёт.

- Ну, в общем-то, всё ясно. Сколько раз говорил – не связывайся с бабьём. Так бы ещё пару десятков лет проскрипел. Пойдём, брат Петя, будем с племянником Константином и двоюродным дядюшкой Джеком совет держать.

Олег – управляющий огромным поместьем «папы» растерялся всерьёз. Но он ни в коем случае не должен был показать того.

Крепкий, загоревший почти дочерна, с ярко выделяющейся контрастно тёмному лицу сединой на висках, не по возрасту поджарый. От него веяло основательностью и силой. Упираясь копытами, сколько лет уж он волок на себе всё приусадебное хозяйство. По сути, идти ему отсюда некуда.

Пятнадцать лет назад мэр Черноморска предложил место управляющего. И за эти годы успел растерять бывший инженер-конструктор престижного завода, в одночасье накрывшегося...перестройкой и связи, и друзей.

В поместье послеперестроечного мэра работы было на двадцать шесть часов в сутки. Времени на страдания по поводу отсутствия личной жизни не оставалось. Олег здесь находился безотлучно. В то время, как хозяин появлялся в неделю раза два-три. Единственной всепоглощающей страстью управляющего был дайвинг. Учитывая, что загородный дом стоял в пятнадцати метрах от моря – это и было основным мотивом резкой смены сферы деятельности Олега.

Такими же «невыездными» по собственной воле были племянник хозяина Константин и «начальник службы безопасности», проще – сторож Джек.

Костик – романтичный творческий бездельник - сидел сутками за компьютером. Писал роман. Худющий до полупрозрачности, с небрежно затянутым на затылке аптечной резинкой хвостом светло-русых волос, с отрешённым, потусторонним взглядом, Костик  мог не вспомнить о том, когда он последний раз ел. Ему было пофиг в чём ходить, сколько и на чём спать. Он жил в каком-то ином мире. Порою исчезал на пару-тройку дней. Привозил его назад кто-либо из приятелей – таких же патлатых, в расхристанных майках и драных джинсах, с незафиксированным взглядом. Сутки после того Костик отлёживался на диване в своей комнате. Джек носил ему куриный бульон и ровно через четыре часа – по бутылке пива. Немного оклемавшись, творец подползал к компьютеру. Жизнь налаживалась.

Судя по тому, что роман он писал шестой год, и уже даже почти дописал первую главу - тот обещал стать романом века. Первого числа каждого месяца получал денежное пособие от любящего дяди. Вернее, получал Олег. Костику было ровным счётом всё равно – сколько там чего. Чай-кофе есть, да и ладно.

На «прогулки сам по себе» денег не брал. Кормили и поили друзья в городе, считавшие творца гениальным сочинителем. Может быть, они были правы. Никто этого не знал, поскольку вирши свои Константин сотоварищам по проживанию не читал. После того, как обнаружил Джека крепко спящим во время сеанса «приобщения к прекрасному». Тот потом оправдывался, что заснул после бессонной сторожевой ночи, но это не прокатило.

В представлении Джека прекрасное заключалось в куске хорошего мяса, стакана с утра не палёной водки и наличии в округе дам, которых с большой оговоркой можно было отнести к  категории прекрасных. Но они компенсировали несовершенство внешнее внутренней красотой. В частности – готовностью налить по первой просьбе полноценный стакан крепчайшего первача. А также оказать иные, не менее интимные услуги.

Джек был парнем простецким. После того, как шуганули его из армии с весьма хлебной должности прапорщика на пищевом складе, подвизался копщиком могил на местном кладбище. Там его и выхватил «папа». Относительно трезвая физиономия среди безотносительно испитых морд выглядела контрастно. Мэр, «курировавший» в том числе и городские кладбища, отнёсся с пониманием к проблемам полуинтеллигентного копщика. Предложил ему место сторожа-начальника охраны с проживанием в отдельно стоящем коттедже. Где к тому времени коротали творческий досуг управляющий Олег и замороченный писательским зудом племянник Константин.

Джек внёс приятное разнообразие в вялотекущую личную жизнь компаньонов. Для начала он наладил бесперебойный канал доставки разных приятных напитков. Костя перестал ездить в город и стал приглашать друзей в поместье. Олегу напитки были ни к чему, он не употреблял, однако инициативу Джека глушить не стал. Так было спокойнее – не приходилось, высунув язык, разыскивать проблемного общественного племянника в городе. В  том случае, если его в течение трёх дней не сдавали назад приятели. По поводу Джека Олег не переживал – тот мог найти пропитание и всё к нему прилагающееся даже на холодном и не приспособленном для человеческого житья Марсе.

Пьер – рафинированный секретарь успешного мэра – был приезжающим ежевечернее на вылизанном синем «Опеле» членом дружного братства. У него была отдельная комната во флигеле. Однако, работал он в городе, где порой позволял себе заночевать. Он был очень ответственным работником – этот Пётр Семёнович. Пунктуальный до приторности, всегда щегольски одетый – внешне  разительно отличался от своих пофигистски настроенных к внешним проявлениям благосостояния сожителей. Тем не менее – в дружный квартет вписался вполне гармонично.

Все четверо никогда не помышляли о том, что когда-то им придётся поменять комфортное проживание в поместье на полную неожиданных поворотов городскую жизнь. Правда, в городе у Пьера была собственная квартира, где относительно счастливо жила с новым мужем его бывшая жена, но по всему было видно, что его появление в качестве постоянно проживающего члена семьи не доставит тем никакой радости.

…Судя по тому, что перед Костиком и Джеком стояли пустая и наполовину выпитая бутылки «Тинькоффа» - о печальном известии их уже оповестили. Константин даже успел поменять свою вытянутую красную майку с портретом Че Гевары на чёрную без портрета. Физиономии были приличествующе событию скорбными, но без надрыва.

Олег конфисковал недопитую бутылку, принёс на стол холодную нарезку, разогретый картофель в пластиковой миске, порезанный на скорую руку салат из свежих овощей с грядки за флигелем. Вернул бутылку. Разлили. Пили только двое. Пьер и Олег без этих излишеств спокойно обходились.

Заседание присяжных начал Олег.

- Итак, господа хорошие. Перед нами во всей неприкрытой наготе встала перспектива оказаться на улице. Поскольку жить мы привыкли в комфорте и, не побоюсь этого слова, почти роскоши – преодолеть влияние внешней среды на наш изнеженный организм будет сложно. Тем более, как я понимаю, идти нам всем некуда. Кроме того, меня смущает некая поспешность решения о нашем срочном  выселения со стороны молодой вдовы. Потому, скорбные причитания оставляем на завтра, прибережём до посещения кладбища. А сейчас призадумаемся крепко – почему вдруг понадобилось нас сплавить. У кого какие соображения? Слово предоставляется единственному настоящему родственнику усопшего.

Костик оторвался от созерцания жалких остатков успокоительного на дне бутылки.

- Я был уверен, что дядюшка позаботится о моём будущем.

- Маэстро, меньше напыщенности. На чём твоя уверенность основывается?

- Ну, мы, кажется, с ним ездили к какому-то нотариальному старичку. И там я что-то подписывал.

- Костя. Когда твоя матушка рожала, акушерка ребёночка  не роняла головкой вниз? Кажется или точно?

- Ну, точно. Там что-то было о загородном доме. Кажется, его дядя мне дарил. Или что-то в этом роде.

- Ты, конечно, этого помнить не можешь. Акушерке той я бы руки поотбивал. Крепко она тебя приложила. Ты хоть помнишь, где та контора?

- Я что, похож на идиота?

- А ты давно на себя в зеркало смотрел? Контора где, спрашиваю.

- Там пивбар в подвале, и рядом – ступеньки.

- Ну да, и памятник мужика в пиджаке. Пивбар как называется?

- Ну, так и называется – пивбар.

Джек оказался более продвинутым психологом, чем Олег. Он быстро плеснул остатки влаги из бутылки в стакан Костику, метнулся в свою комнату, принёс «огнетушитель» пива «Балтика», но наливать не стал. Молча держал пластиковую бутылку на расстоянии вытянутой руки Константина. Тот стремительно опустошил стакан, слегка наморщил лоб, перетянутый на сей раз черным бантиком с загадочными загогулинами. И закричал

- Я вспомнил, вспомнил. Его Аскольдом Самуиловичем зовут. Ну, деда того. И фамилия ещё такая…

- Лошадиная?

- Ну, почему лошадиная? Шмидт. Точно-точно, как того, что на льдине.

Джек незамедлительно наполнил старинные пузатые пивные кружки пенистой влагой и с чувством честно выполненного долга выглотал свою до донышка.

Костик пил с упоением, обстоятельно. После того вытер пену с губ кухонным полотенцем. Джек, бережно перехватив тщедушную фигуру поперек поясницы, взвалил на плечи потенциального наследника престола и поволок в спальню рядом с гостиной.

Во всё время беседы с Константином Пьер сидел странно задумчивым. Этому молодому и перспективному человеку вообще нельзя было отказать в способности мыслить, но его молчаливость и погружение в себя на сей раз зашкаливали привычные пределы. Он не промолвил ни слова за всё время.

- Что соображаешь на эту тему, Пётр Семёнович?

- Господа, я предполагаю - Аскольду Самуиловичу Шмидту грозит реальная опасность.

Оторвавшийся от очередной кружки пива Джек поставил вопрос конкретнее.

- Пьеро, ты думаешь, деда могут замочить?

- Я не исключаю такой возможности. Рассудим логически. Почему вдова решила так срочно избавиться от людей, без которых ей сложно будет вести весьма разноплановое производство па…Виктора Антоновича? Кроме массажного салона, что принадлежит лично вдове, в сферу деятельности его входил контроль над двумя продуктовыми и вещевым рынком. Ему же принадлежат четыре супермаркета и бутик эксклюзивной одежды. И десятка два торговых предприятий, от привокзальных ларьков до мини-кафе на международной трассе. Приглашать новых работников – нерентабельно и рискованно. При всём моём весьма насторожённом отношении к Тусе, простите Анастасии Павловне, я не могу ей отказать в трезвости ума и практичности. Олег Сергеевич ведёт все дела в поместье, я – переговоры с поставщиками и заказчиками, Дж…Евгений Иванович – незаменимый работник по охране от посягательств расхитителей. Почему же вдруг такая резкая смена декораций? Напрашивается вывод – есть что-то, о чём мы знать не должны. Потому она так торопится нас изолировать. И это что-то должно быть известно нотариусу. Что - мы не знаем. И узнать, по её замыслу, не должны. Завещание будет зачитано послезавтра, на следующий день после похорон. Но…будет ли? Потому я и предполагаю, что нотариусу угрожает реальная опасность.

Джек подвёл резюме.

- Короче, Склихософский. Мочить, думаешь, будут сегодня?

- Нет, я так думаю - предпринять попытку устранить свидетеля должны они завтра, после похорон. Не подразумеваю под этим, что Туся будет искать исполнителя. Насколько понимаю, она его уже нашла. Но обеспечить себе алиби сегодня ей проблематично. В городском доме многолюдно и в роли скорбящей вдовы она себя чувствует вполне комфортно. Привлечь внимание к своему отсутствию – это нонсенс. Потому, напрашивается вывод - мероприятие назначено на завтра.

- Ну, ты Спиноза. Правильно мыслишь, Пьеро. Тока говоришь много.

Джек мохнатой лапищей шлёпнул Пьера по хлипкому плечу. От неожиданности тот едва не слетел с высокого кухонного стула. Эксклюзивный галстук Петра Семёновича за двести евро подраненной бабочкой взмыл вверх и плавно опустился в наполненный кефиром стакан, стоявший перед ним.

По выражению лица Пьера было ясно - Судный день по сравнению с произошедшей катастрофой казался небольшим пикником с пулянием петард и купанием по пьянке в кипящей реке.

Джек тоже расстроился.

- Ну, что ты, Петюн, так переживаешь. Ну, куплю я тебе новый галстук. Вон в павильоне возле вокзала таких – хоть жо…

Он примолк, понимая, что утешить сожителя ему вряд ли удастся.

- Пётр Семёнович, я хочу пригласить вас в свою гардеробную. Думаю, мне найдётся, чем порадовать вашу чувственную душу.

В своей комнате Олег вытащил с верхней полки гардероба объёмную коробку. Галстуки разных расцветок и фасонов вывалились многоцветным ворохом на тщательно заправленную кровать.

 - Бог мой, Олег Сергеевич, это же целое состояние. Винтаж. Этим галстукам цены нет. И вы позволите мне подобрать что-то, соответствующее моменту?

- Да хоть все бери. Мне-то они к чему?

- Но у вас откуда такое сокровище?

- Эх, Пётр Семёнович. Я же не всю жизнь хозяйские тачки ремонтировал, да дворецким работал. Я – классный инженер-конструктор. Лёгкие самолеты конструировал. На выставки ездил, продукцию представлял. Вот этот привезён из Бельгии, этот – из Парижа. Здесь, считай, со всей планеты.

Заскучавший было с опустошённой кружкой в углу Джек, заметив неподдельное счастье на лице Петра Семёновича, вдруг встрепенулся.

- Слыш, Петюн. А ты чего, этот…междусексуал?

- Евгений Иванович, у меня совершенно естественная ориентация. Извините, но вы вынуждаете дать вам в лицо.

- Петюн. Ты охолонь. Тебе до моего лица дотянуться - на табуретку встать нужно. А  свалишься – опять дядя Джек с тобой носись. Я ж не про тех. Я это… про тех, которые шмотки там обожают всякие.

- Это называется – метросексуальность. Метросексуалы….

- Паря, тормози. Эту лекцию попозжа прочитаешь. Сейчас нужно дело делать. Времени у нас мало.

Времени, действительно было мало. Нужно было упаковать часть вещей, погрузить в машины. Их было две на четверых. «Опель» Пьера и массивный «Джип» Олега Сергеевича. Джек предпочитал автомобильным страстям простые, но доступные радости. Как то – возможность усугубить в любое время суток. Костику, вообще, было по барабану передвижение на автотранспорте. В последнее время он не только не ездил, но и почти не ходил. Если не считать прогулкой маршрут до туалета.

Кроме непосредственно сборов, квартету необходимо было подготовить кое-что ещё. Чем и занялись они после обеда…

… На похороны съехался весь городской бомонд и воротилы бизнеса. Парковочная стоянка была забита до отказа дорогущими иномарками, потому машину Олега оставили возле кладбищенской сторожки. Джека, как старожила, весьма тепло встретило спаяно-споенное  братство могильщиков и побирушек у ворот кладбища. Он многозначительно произнёс: «Всё будет», - что вызвало небывалый энтузиазм в рядах работников ритуального бизнеса.

Молодая вдова была ослепительна. Чёрное платье выгодно подчёркивало вполне достойные постороннего внимания выпуклости, прозрачная шифоновая вставка на спине открывала почти до половины соблазнительную ложбинку пониже спины, декольте заканчивалось глубже  критической отметки. Роскошная чёрная шляпа и огромные очки дополняли киношно-стандартный образ вдовы безвременно усопшего американского миллионера. Сопровождал её статный черноволосый парень – нечто среднее между испанским грандом и приблатненным  латиноамериканским мачо.

Костика вдова в упор не замечала, несмотря на то, что он был абсолютно трезв и сосредоточен, носил на челе соответствующее торжеству момента скорбное выражение. Более того – на совершенно новую чёрную рубаху, лично отглаженную для него Олегом, ему нацепили один из винтажных галстуков. Костик сначала побурчал на тему излишеств, но потом согласился. Однако это не изменило отношения к присутствию единственного родственника усопшего большей части скорбящих. Не только Костя, но и его сопровождающие  почувствовали себя чужими на этом празднике жизни, скромно отдали последний долг благодетелю, бросив в могилку три жменьки земли, и резво пошагали к выходу с кладбища.

Здесь ждал коллектив, принявший их более благосклонно. Более того - им были несказанно рады. Джек перезнакомил друзей со своими бывшими компаньонами. Накрытый стол изумлял изобилием яств. Сырокопчёная колбаса и бастурма, зажаренная в духовке курица, соленья, варенья и прочие атрибуты роскошной околоскорбной жизни были разложены в аккуратные тарелочки с наполовину стёршимся штампом районной больницы на донышке.

Напитки были разнообразны – от приличного коньяка в вычурно-гнутых бутылках до разбавленного спирта в пластиковых. Банковала славная аккуратная бабуля в вязаных митенках на руках. Для июльских тридцати градусов это казалось явным перебором, но задавать вопросы здесь было не принято. Потому Олег сдал Костика под присмотр хозяйки трапезной и удалился вместе с Джеком и директором кладбища в одном им ведомом направлении. Пьер от участия в застолье отказался и ждал друзей в салоне «Джипа».

Через полчаса троица что-то загрузила в багажник, затем в салон загрузили Костика. В загородный дом не поехали, рванули в город, где Пьером предусмотрительно была снята однокомнатная квартира. В нужном месте.

… Разыскать в приморском городе нотариуса с уникальным сочетанием фамилии, имени и отчества не составило труда. На входе в квартиру Аскольда Самуиловича Шмидта стояла бронебойная металлическая дверь, в которой не было глазка. Открыл он её почти сразу, что-то дожёвывая на ходу.

Джек в это время также дожёвывал чебурек и едва им не поперхнулся. Нотариус Аскольд Самуилович был настоящим. Как их показывают в старых буржуйско-довоенных фильмах. Маленький, седой, в изящном пенсне на длинном любопытном носу, в бархатном халате и золотом шитых тапках, как у Хоттабыча.

Квартет, видимо, тоже поразил его впечатлительную натуру. Потому, что он начал немного заикаться.

- П-п-роходите.

Непривычно засмущавшийся Джек запутался в шнурке на потрепанной кроссовке. Костик потусторонне мечтал об экране монитора и написании окончания первой главы великого романа. Пьер, в котором единственном нотариус сразу узрел родную душу, протянул изящную руку для приветствия.

Аскольд Самуилович провёл их в высоченный, вылизанный до блеска зал, с таким количеством раритетных статуэток, картин и вазочек, что, кажется, одновременно у всех четверых созрела мысль: «Удивительно, что деда не пришибли раньше».

Доверчиво уставившись на Пьера, нотариус приготовился выслушать, с чем пришли к нему странные посетители. Видимо, остальные его не так сильно впечатлили. Не удивительно. Огромный, заросший рыже-бурой шерстью Джек в полосатой сорочке советского производства, заботливо отглаженной одной из его многочисленных подруг и полотняных просторных портках; Костик с блуждающим взглядом, одетый в любимую, когда-то красную футболку, с чёрным мотузком поперёк высокого интеллигентного лба; Олег, производивший на всех впечатление бывшего интеллигентного человека (правда, многие добавляли к тому – очень давно бывшего) в стильных, но старых джинсах и простенькой рубахе – выглядели  колоритно, однако, проникся Аскольд Самуилович доверием лишь к Пьеру. Они, вообще, были похожи – мелкие, остроносые, несуетливо-обстоятельные.

- Чем обязан? – вежливо поинтересовался нотариус.

Отошедший от первого потрясения Джек раскрыл было рот, но Пьер остановил его предупредительным знаком. Здесь сольную партию вёл он.

- Видите ли, Аскольд Самуилович, сложилось наше общее мнение, основанное на гипотезах и предположениях, пока не подтверждённых фактами…

Джек, едва вместивший крупную тушку в кожаное кресло, не выдержал.

- Спиноза, ты не тяни кота за хвост. Мочить тебя, дед, сегодня ночью будут. Мы так думаем. И даже уверены.

- Мочить? Но у меня прекрасная ванная комната. И все удобства. Зачем меня мочить?

Джек распахнул рот и с трудом выдавил.

- Не, откуда их таких спускают? Они с Петюном, точняк, родаки. Дед, грохнуть тебя могут. Пришить. Убить, понимаешь?

- За что меня можно убить? Вернее – зачем? Сейчас такой век, что могут убить и просто так, но почему именно эти сроки?

- Не, я больше с такими разговаривать не могу. Валяй, Петюн, я не перебиваю.

- Аскольд Самуилович. Вы этого молодого человека помните?

- Я помню практически все сделки за сорок с лишним лет работы на столь милом мне поприще нотариуса. Конечно, я помню и человека и договор. Это родственник ныне усопшего мэра. Зовут его Константин, завтра он должен…. Я не имею права ничего говорить до завтра. В определённое время будет зачитано завещание. И тогда…

- Во. Вот потому эти уроды и знают, что мочить нужно сегодня. Потому, что все порядочные сильно, - снова не выдержал Джек.

- Я закончу, - Пьеру легко удавалась роль дипломата, общающегося одновременно с королём Бельгии и представителем племени фульбе из Гвинеи Бисау.

- Итак, вы утверждаете, что этого молодого человека помните. Не озвучивая текст завещания, вы могли бы сказать – наследует ли что-то знакомый вам родственник многоуважаемого, ныне покойного мэра?

- А как же, непременно, непременно, но подробности завтра.

- Вот на это и рассчитывают наши предполагаемые оппоненты. На вашу несомненную порядочность. Потому сегодня ночью вас попытаются лишить возможности подробности пересказать завтра.

- То есть…замочить?

- Да, Аскольд Самуилович, вы верно ухватили мысль.

- И что я должен делать? Несолидно как-то не выполнить своих профессиональных обязанностей, подвести клиента.

- Вам, Аскольд Самуилович, желательно посидеть в нашей компании до утра. Надеюсь, наше присутствие вас не слишком огорчит?

Джек снова не выдержал, выкарабкался из кресла.

- Аско…тьфу, дед, а где тут у тебя замачивают? Ну, то есть, то самое. В смысле, отлить?

- А, молодой человек, я провожу, провожу. Вы тут располагайтесь удобнее. Сейчас кофе будем пить. Я готовлю великолепный кофе.

Олег, на протяжении всей речи сидевший молча, вмешался.

- Вы извините, Аскольд Самуилович, но нам нужно кое-что подготовить. Отведите этого …отливальщика… по месту. И пусть он возвращается быстрее. Полагаю, скучно нам сегодня не будет.

… Металлический шорох в замке входной двери раздался в два часа ночи…

За плотно задёрнутыми шторами свет старинного торшера создавал вполне семейную обстановку. Пьер с Аскольдом Самуиловичем резались в преферанс. Джек спал, скрючившись на крошечной тахте. Костик дорвался до компьютера и вдохновенно наяривал по клавиатуре.

При первых же звуках у двери свет выключили, и участники действа рассредоточились по квартире.

Джек скрылся в «отливальной», откуда вскоре донеслось едва слышное позвякивание  металла.

Костик метнулся в спальню нотариуса.

Олег вышел на балкон, неплотно прикрыв за собою дверь.

Аскольда Самуиловича срочно запихнули на кухню, наказав не высовываться, что бы ни происходило в квартире.

Пьер засел во встроенной кладовой.

Дверь распахнулась почти бесшумно. Лишь на мгновение на светлом фоне промелькнули два силуэта. И вновь квартира погрузилась в кромешную тьму. Затем вспыхнул фонарик.

… На тахте кто-то спал. Клок седых волос виднелся из-под клетчатого пледа. Мачо сунул руку в карман тёмной куртки…

Но что-то пошло не так. Раздался едва слышный скрип, затем шорох и, как пишут в красивых глянцевых журналах, «ужас обуял пришельца». Со стороны балкона на него надвигалось что-то непонятное, жуткое и доселе им не виданное. Слегка покачиваясь, словно паря в воздухе, под потолком промелькнул едва видимым абрисом, но с каждой минутой обретая всё более чёткую форму, кладбищенский крест. Он искрился, и яркие  брызги света разлетались по углам комнаты. Крест сделал два круга по комнате, начал снижаться, направляясь в сторону незваных гостей. Мачо, споткнувшись о растянутые провода, плюхнулся посередине комнаты. С грацией горной козы вдовица перемахнула через лежащее тело и рванула в прихожую.

Оттуда через мгновение раздался жуткий визг. Со стороны ванной на неё надвигалось громадное чудище в рыцарских доспехах. Чудище светилось и угрожающе рычало утробным голосом. Со стороны кладовой раздался вой, напомнившей вдовушке старые фильмы о войне и танковое сражение под Курском.

Выползший на карачках из зала гранд никак не мог добраться до входной двери. Что-то крепко держало его. Наконец, рванувшись, оставляя в острых когтях клочья одежды и тела, он вырвался из цепкого плена и бросился к двери. Столкнувшись лбами, незадачливые гости кубарем скатились с лестницы. Через минуту под окнами квартиры нотариуса хлопнули двери машины, раздался звук включённого мотора, и след выхлопных газов растаял вдали.

Начали распахиваться двери соседских квартир. На поклоны вышел живой и невредимый Аскольд Самуилович и весьма церемонно извинился за причинённые неудобства.

Костик смотал хитроумную сеть с насаженными на неё рыболовными крючьями. Олег снял кронштейны с потолка, на которых был укреплён летучий крест. Выпроставшись из доспехов, Джек первым делом метнулся к холодильнику в поисках приятных его душе напитков. Его ждало горькое разочарование. Но вскоре Аскольд Самуилович всех утешил, сказал, что тот не там ищет. Всё, что нужно, стоит в баре гостиной. Джек пробурчал под нос что-то типа: «Нюх теряю».

Пьер недоумённо вертел в руках непонятную штуковину. Джек у него её отобрал, логично рассудив, что если её крутануть ещё раз, соседи будут помнить эту ночь бесконечно долго. На вопрос, откуда у него взялась сирена времён Великой Отечественной, Джек, скромно потупив глаза, напомнил, где он раньше работал.

- Евгений Иванович, насколько мне известны детали вашей биографии – вы работали на пищевом складе.

- А бартер? Кушать все хотят, а я подумал – вдруг такая штуковина пригодится. Вот, вишь, пригодилась.

Костик пытался расколоть Самуиловича на оглашение деталей завещания незамедлительно, на что тот гордо ответил, что никогда не сможет поступиться честью нотариуса. Завтра, значит завтра.

На следующий день ровно в одиннадцать часов нотариус собрал членов квартета у себя в квартире.

Трио – Джек, Олег и Костик ночевали на съёмной жилплощади, логично заключив, что повторный визит вряд ли состоится. Пьера Аскольд Самуилович не отпустил. До утра они обсуждали что-то интересное. Судя по вдохновлённому лицу приёмыша – что-то очень-очень интересное. С вечера Олег и Джек поинтересовались, нужно ли им присутствовать на заседании с участием заинтересованных сторон. Завещание-то касается только Константина. Нотариус удивлённо приподнял брови и заявил, что непременно нужно.

… Аскольд Самуилович принимал их в шикарном клубном смокинге. Пётр Семёнович сменил вчерашний галстук Олега на новый. Видимо, у кого-то из присутствующих также была неплохая коллекция.

Костик попытался одёрнуть рукава всё той же вытянутой почти красной футболки. Джеку было в высшей степени по барабану, как он выглядит. Как впрочем, и Олегу.

- Господа. Я в столь торжественной обстановке готов зачитать вам текст завещания покойного Малкова Виктора Антоновича…

Чем дальше читал нотариус ценную бумагу, тем ниже отвисали челюсти слушателей.

- Не, слышь, это чего, мы теперь миллионеры, что ли? – первым не выдержал Джек.

- Да, господа, согласно завещанию покойного на ваши имена оформлены весьма солидные активы в европейских банках. Кроме того, вы получаете контрольный пакет акций над всеми действующими и законсервированными предприятиями, доныне принадлежавшими завещателю,  недвижимость – загородный дом и городскую квартиру...

Нотариус ещё что-то перечислял, но его уже слушали не так внимательно…

Костик уронив голову на антикварный стол из красного дерева, громко и безутешно зарыдал.

- Костя. Ты чего? Ты миллионер теперь, слышь.

Костя, вытирая искренние слёзы рукавом футболки, глухо произнёс.

- Бедный дядя. Почему я его раньше так мало любил.

Джек быстро утешил компаньона, достав из кармана полотняных портков плоскую фляжку с успокоительным.

…А потом они сидели в сквере и ели мороженое. Джек, почесав за ухом, спросил.

- Мужики, так я теперь могу квартиру купить?

- Евгений Иванович. Вы можете теперь купить хоть четыре квартиры и два загородных дома. А зачем вам квартира? Вы нас собираетесь оставить?

- Не, куда ж я без вас. Вы же одни пропадёте. Не, я так… Помните ту женщину, на кладбище? Ну, она столы накрывала. Так я ей хотел. Она старенькая уже, а дочка выгнала. Вот она там и с кастрюлями, и ещё венки вяжет. А руки больные, не заживают. Вот я мечтал – заработаю, куплю ей хибарку какую. А теперь, вон, можно и не хибарку, а что приличное.

Пьер обратился к Олегу.

- Олег Сергеевич. А что вы хотите сделать со своей долей?

- Угадай с одного раза.

- Школа дайвинга?

- Молодец, парень, верно мыслишь. А вы, Пётр Семёнович?

Пьер слегка замялся.

- Видите ли, Аскольд Самуилович сделал мне предложение, от которого сложно отказаться…

Джек доел мороженое, точным броском отправил смятую бумажку в стоящую неподалёку урну. Довольно ухмыльнулся.

- Во, я так и думал. Точняк, родаки.

- Нет, конечно, мы не родственники, но как-то нашли наши души общие точки соприкосновения. И сейчас можно расширить предприятие, набрать штат. Работать, соблюдая неписаный кодекс нотариуса.

Все немного подзабыли о сидящем с блаженной улыбкой на лице Константине. Как всегда, инициативу проявил Джек.

- Кот. А ты чего делать будешь с бабками?

Константин, с трудом оторвавшись от созерцания стремительно перемещающихся в нежно-голубом небе облаков, ненадолго спустился на грешную землю.

- Я наконец-то создам народное издательство, где гениальные творцы смогут полностью реализовать свой потенциал.

Раздался дружный стон. И сразу стало ясно, что индивидуальные планы плавно накрываются  медным тазом. Одним на всех… Поскольку Костика наедине с его гениальными прожектами было оставлять более чем рискованно. Ну, что же – народное издательство, так народное издательство.

Вечером отмечали событие в милом их душам флигеле. Олег попросил налить и ему.

Пьер долго мялся, затем выдавил.

- Господа, я также хотел бы отметить событие некоторой долей участия в ваших возлияниях.

Джек привык вещи называть своими именами.

- Пьеро, не заморачивайся, скажи без этих херобобин: «Хочу йопнуть». И народ поймёт и проникнется.

- Господа, я хочу с вами йопнуть в честь такого знаменательного события.

Народ проникся, Пьеру налил. И они начали строить планы на совместную долгую и вполне обеспеченную жизнь…