Проси что хочешь

     Когда я учился на журфаке МГУ уже на третьем курсе,  мой однокурсник Миша Змеенков подстроил мне эту памятную историю с ЦК ВЛКСМ. Мы как-то мы шли с ним в районе станции "Китай-город" мимо светло-зелёного здания. Миша вдруг возьми да и скажи: зайдём на минутку, у меня тут один знакомый работает. Ну, зашли.
    Говорил с нами общительный, с порога располагающий к себе, простой и как будто верный мне навеки - то ли третий, то ли четвёртый секретарь всея ВЛКСМ....кажется,  Алексей.
    После короткого разговора про честь учиться на журналиста вдруг у меня в руках как-то очень неожиданно оказалась увесистая стопка машинописных листов. Это был черновик  доклада, который первое лицо комсомола будет озвучивать на предстоящем пленуме. Через две на третьей странице карандашом было начертано:
     - Подробнее,но в меру!
     - Примеры трудовых подвигов!
     - Молодёжь в СА и ВМФ – благодарна страна
     - За что ордена молодым? 
     - Про любовь к Отчизне!
     И так далее.
     Все эти мудрые замечания и сам черновик мне надлежало превратить в достойный общественно-политический текст. Для студента-журналиста такое общественное поручение в те годы было весьма почётным, как бы даже лестным. Миша бы первым отхватил этот кусок пирога для солидности, он и хотел было это сделать, но с него спросили в качестве допуска к подобной работе партбилет КПСС. Миша не состоял в КПСС, и вот таким манером, как он говорил потом - чисто по дружбе -  подсунул в ЦК ВЛКСМ меня.
     Работу начал вечером,  в своей дворницкой, на улице Грановского, дом четыре, на втором этаже, в служебной коммуналке, в моей на время собственной комнате между кухней и ванной. Я потому сразу согласился на эту относительно лёгонькую общественную каторгу, что она надёжно и надолго прикрыла меня сразу ото всех других сюрпризов по части обязательных общественных отработок на факультете. Лучше читать и писать, чем по свистку выходить на какой-нибудь Ленинский проспект приветствовать флажками очередного вождя партийного африканского племени, прибывшего в Москву на поцелуй к Брежневу.
     У меня уже была своя пишущая машинка, на ней я строчил для ЦК ВЛКСМ страницу за страницей. Сначала ходил в библиотеку, вычитывал и выписывал какие-то умности. Потом понял, что во многих случаях можно обойтись без первоисточников. Смотрел в потрескавшийся высокий потолок своей славной обители – и под кислое сухое ркацители из Военторга (вход в отдел с улицы Семашко, по 95 копеек за бутылку, во были времена!) всё пошло живее, быстрее и как-то правдивее.
     Каждую среду я ходил в ЦК ВЛКСМ на редактуру. Алексей долго читал, шевеля губами, проверял текст, как он говорил, на докладность, ставил вопросительные знаки, советовался с кем-то по телефону по цифрам и оценкам, перечёркивал, уходил-приходил…
     Через два с лишним месяца труды мои наконец-то возымели результат. Алексей обнял меня прямо у порога, тщательно закрыл обе двери своего кабинета и, почему-то оглядываясь на стены и потолок, радостным шёпотом крикнул мне почти в ухо:
     - Шеф доволен! Доволен! Он доволен, ты понимаешь?! - И добавил, - Серёга, ты сделал это!Проси что хочешь! Всё сделаю! Что хочешь проси!
     Шёл восемьдесят третий год.  Коммунизм всё еще маячил на далёком туманном горизонте - и не было причин не верить в чудо, стоя на красном ковре вблизи Кремля.
     Денег попросить? Рублей тысячу? Холодильник? Авторучку Паркер? Набор инструментов? Телевизор? Или всё-таки денег? Да, лучше денег!
     - Алексей, - услышал я собственный голос, как будто со стороны, как по радио или из колодца, -  я хочу, чтобы мой рассказ напечатали в журнале «Студенческий меридиан». Я ведь студент,  посылаю им рассказы по почте.  А им как бы ничего не подходит. Вот здесь, в моём дипломате, и рассказы мои, и их ответы. Ответы каждый раз новые, подписаны шариковой ручкой, но все как один - отказы, и написаны как под копирку. И никакие студенты там не публикуются, а всё одни и те же, какие-то Лайнеры. Не корабли это, это фамилии у авторов такие.
    Алексей сжал кулаки, задышал часто-часто, побагровел лицом, дернул петлю галстука на шее. Отлетевшая пуговица плоской жемчужиной запрыгала по тёмному паркету.
    - Ну, я ему сейчас!.. - Выпалил он, выдернул наполовину верхний ящик стола и одну за другой стал перелистывать какие-то брошюрки. – Он у меня Чукотку пахать будет! Видали мы таких деятелей! Он у меня попляшет! Да я его!.. – Последние слова он говорил, уже накручивая диск телефона.
    - Алё! Вот очень хорошо, что именно ты. Я тебе давно хотел сказать кое-что.  Кто-Кто! Агния Барто! Узнал? Ах, узнал! Гадёныш! Развёл там еврейскую окололитературную лавочку! Молчать! Тебя комсомол куда поставил? Тебя комсомол поставил на журнал «Студенческий мередиан»! Студенческий! Понял? Ты понял?! Молчать! Ты понял? Студенческий! А у тебя там  кто печатается - Лайнеры и Фишманы? Я тебя научу, где ты работаешь! Сошлю к чёртовой матери в магаданскую молодёжь! Сейчас к тебе студент приедет. Настоящий студент из МГУ! Ты хоть видел-то настоящих живых студентов? Молчать! У него отписки твои и рассказы возвращённые. Я всё прочитал и мне все, вот все понравились! Что? Засунь свою редколлегию себе, сам знаешь, куда! Чтобы в следующем же номере я читал о рассказ нашего студента, понятно?! Ты понял меня? Вот! Вот и ладно. Сиди сейчас и жди его. В следующем номере – его рассказ! И после пленума - готовься к разбору полётов!
     Алексей швырнул трубку на телефон, рубанул воздух рукой, как саблей,  звучно выдохнул и плюхнулся в кресло.
     - Ничего, Серёга, пробьёмся, - весело подмигнул он мне, отдышавшись. – В октябре семнадцатого не за этих сражались, а за нас с тобой, за тебя.  Поезжай в редакцию, я тебе сейчас машину нашу дам. Потом скажешь водителю, куда тебя после редакции отвезти.
     Спускаясь, я переваривал его пафос. Это ж надо, в семнадцатом году, оказывается, сражались за то, чтобы в журнале разместили мой рассказик.
     Надо сказать, что в ЦК ВЛКСМ такие высокопартийные откровения были не редкостью даже в междусобойчиках. На проверочку верности идеалам.
     …Пробок на дорогах тогда не было. Минут через двадцать я вошёл в кабинет главного редактора «Студенческого меридиана».
    - Давайте, - покорно, без приветствия и предисловий, не глядя в глаза, протянул он слегка дрожащую руку, и я достал из дипломата стопочку своих рассказиков. Он пролистал их, читая каждую страницу за пять секунд. Пойдя по второму кругу, он спохватился и протянул мне лист. – Вот это, хорошо?
     Я кивнул, едва заметив заголовок.
     В апреле 1983 года в журнале «Студенческий меридиан»  был опубликован мой рассказ «Барьер условностей». Из-за меня слетела публикация юморески  Льва Лайнера, которого печатали на литературной странице, кажется,в каждом номере.
     Доклад главного комсомольца страны на весеннем пленуме я смотрел по своему крохотному телевизору "Шилялис".
     Я вспомнил свои неутомимые походы в зелёный дом с красным флагом, подобострастную суету Алексея, поездку в редакцию "Студенческого мередиана"...
     Голос лидера молодёжи звучал уверенно и преданно. Вожак комсомола делал безошибочные ударения и останавливался на аплодисменты. Всё по тексту.
          ... Мир тесен. Через несколько лет после окончания журфака, когда я работал заместителем заведующего отделом сатиры и юмора на всесоюзном радио, я встретился со Львом Лайнером. Да-да, с тем самым, публикацию которого сняли в журнале "Студенческий меридиан" из-за меня. Он пришёл предложить свой рассказ на радио. Познакомились. Он  рассказал о том, как ему тогда не достался уже ожидаемый гонорар, потому что публикацию вдруг неожиданно отменили. Я рассказал ему свою историю про ЦК ВЛКСМ. Мы пару раз хохотнули и пожали друг другу руки.
     Его рассказ я пропустил в эфир почти без правки.