Завтра

Другая – не цветная (хроника революционных действий – 7)



От слишком долгого ожидания, кажется, высохли уже корни глаз и тонкая оболочка мыслей.  Высохло само ожидание, как пожелтевший среди выпуклых страниц толстой книжки осенний лист акации. Завтра… Все должно случиться завтра. Вот он, вдали ожидаемого дня новый кандидат в президенты Молдовы, как чужеродец, вызванный к необходимому царствованию, шаркающий своими суждениями по паркету Дворца республики: выберут – не выберут…  А вот и они, вершители судеб, лидеры трёх властвующих партий, несущие свои пустые обещания о свободе и стабильности к подслащенным и пытливым улыбкам журналистов, которые прикрыли свою суть  невыраженными ещё вопросами, видеокамерами и блеском софитных огней. А вот в распахнувшейся вдруг светлой долине весеннего дня плотные ряды демонстрантов,  окольцевавшие с трёх сторон дворец. Они несут над собой в красных и красно-голубых символах требования будущего: Молдова должна стать другой, подлинной! Молдове претит владычество доллара и евро! Молдова устала уходить из Молдовы!   

В глубоких креслах геополитического амфитеатра смотрят завтрашнее кино лишь несколько скучающих зрителей. Посланцы Европы и Америк в полувыходных костюмах заняли темноту последнего ряда и пытаются вспомнить, соответствует ли происходящее вдали покоящимся в их домашних швейцарских сейфах сценарным пакетам. Но что бы ни произошло, они знают, их сильные, как оружие, демократические правительства и их ёмкие кредиты легко исправят любое непоправимое дело. По центру зала, особо и величаво, словно шапка Мономаха, занял своё  обычное место представитель нашего раздраженного брата. Но он слишком занят собой, в его ушах завязли маслины высокотехнологичных телефонных наушников. Всё его присутствие говорит об его отсутствии. Вчерашние обиды и дерзость маленькой страны как монументальные декорации прошлого полностью закрывают ему экран. Может быть, он ещё вернется сюда, может быть, он досмотрит этот докучающий фильм.

Горячие взгляды толпы остывают потихоньку и отдают в сырой полдень обнаженные запахи маленьких квартирных кухонь и кислой, гнилой соломы деревенского хлева. Эти усталые глаза ищут за правильной и высокой изгородью дворца, угадывают в дрожащем полумраке вселенского политического амфитеатра маленькую точку света и тепла, от которой можно вести хоть какой-то положительный отсчёт. В усталых помыслах толпы есть пылкость, но нет геройства. Нельзя уже просить, нельзя уже извиваться, почти невозможно уже прощать. С каменных укреплений узкого, но гордого средневекового прошлого сыплются под ноги еле слышные слова о когда-то красивом крае и независимой стране. Тут же под ногами сваливаются никому ненужные, а некогда мудрые изречения, похожие на округлённые обломки ржавых, разорванных нечеловеческой силой  старых наручников. В разряженном воздухе постного дня над дворцом вдруг поднимается одна единственная голова толпы, высокая, как взгляд дракона, и кроткая, как  лик Иисуса…  Чело, которое устало покорно кланяться под сверкающим остриём клинка судьбы. Люди крестятся в центре столицы и отгоняют от себя апрельские воспоминания 1903 и 2009 годов.