Как меня спасали 4. Бедная моя голова

БЕДНАЯ МОЯ ГОЛОВА…

Как я ни нырял, башкой вниз с крутых берегов рек и озёр, с деревьев и мостов в неизведанные воды, а как-то пронесло: и в дно не воткнулся, и ни на что не напоролся. А ведь были у меня знакомые, которым не повезло: один, мощный, красивый парень 17-ти лет, Володя Е. сломал шею и умер, неудачно нырнув с берега. И другой, которого я знал, взрослый мужчина атлетического сложения, погиб таким же образом. А сколько их разбивали головы и лица – не пересчитать. Сам видел, как на глазах всей нашей уличной компании, парень с нашей улицы – Генка С., воткнулся головой в дно, после прыжка в воду с полутораметрового обрыва. С которого, кстати сказать, я только что перед ним, успешно нырнул. Тогда мы сначала замерли в ужасе, увидев, как остановилось движение его тела вниз в глубину воды, и вытянутые вначале ноги, согнувшись в коленях, закинулись, чуть ли не к затылку… и он медленно завалился на спину! Мы уже бросились к нему, когда он, перевернувшись в воде, поднялся… и тут мы покатились от хохота: вместо лица у него была страшная, бесформенная харя из чёрного ила, в которой его руки проковыривали отверстия для глаз! Испуг наш сменился неудержимым хохотом – нервное напряжение, видимо, выходило таким образом. Однако, не взирая на благополучные исходы моих рискованных предприятий, моей бестолковой голове доставалось не раз и не два – полагаю, таким образом, до неё пытались достучаться и приучить думать.
Вот, к примеру: однажды иду из школы. Классе в пятом, я был тогда. Иду, значит, никого не трогаю, смотрю по сторонам и радуюсь. Радуюсь, что занятия уже закончились, и что до прихода родителей с работы у меня есть несколько часов, совершенно не контролируемого никем, времени. А, значит, и в лапту можно поиграть, и футбол погонять, и в заводской сад «хорька загнать» за остатками ранетки. Месяц был, думаю, конец сентября или октябрь, а в это время, в наших местах, ещё тепло, сухо – почти лето. Вот я и радовался… пока. Я ведь тогда ещё не подозревал о простой истине: человек предполагает, а Бог располагает… ну, вот и радовался.
Улица Садовая, в те времена, начиналась с двухэтажных деревянных бараков, построенных «Лесозаводом» для своих рабочих, и жили в них семьи тех самых рабочих. Мой отец тоже работал на «лесозаводе» токарем, и жили мы на этой же улице, только в своём доме и на другом конце улицы. Многих ребят здесь, и кто был старше меня, и своих ровесников, я знал, и меня знали многие… но, как оказалось – не все.
Иду я, значит, иду, и вдруг что-то происходит: ба-бах… и я на земле. Лежу и не могу понять – что случилось… Вот я сажусь, и сижу – оглядываюсь, стараясь понять, что произошло. А в голове звон стоит и больно в затылке слева. А по шее за левым ухом, щекочет что-то. Провёл рукой – кровь, много – вся ладонь. Оглядываюсь, рядом лежит кусок кирпича, размером с кулак моего отца, а кулаки у него – будь здоров! Та-ак, вот что-то и вырисовывается…
Поднимаюсь, верчу головой – никого никого на улице не вижу. Что за чертовщина? И тут слышу – хихикают где-то, поднимаю на звук голову и вижу: два гадёныша класса из второго-третьего стоят на чердаке барака и ухохатываются, глядя на меня. Заметив, что я поглядел в их сторону, они отпрянули за проём чердачного окна, но я-то уже понял, где враги и мчусь в первый подъезд этого дома. Я бегу, а меня душит обида – я ведь их даже не знаю, я ни в чём не виноват перед ними, зачем они это сделали?.. и ещё боль пульсирует внутри головы, и кровь течёт, аж на спине рубашка прилипает… В общем, я плачу и бегу наверх по ступенькам, так как во мне горит, нет, просто полыхает, жажда мести…
А они, дурачки, нет, чтобы бежать оттуда со всех ног через спуск второго подъезда, так нет, стоят и, выпучив глаза, смотрят, как я вылажу на крышу и приближаюсь к ним.
- А-ага-а! Кто кинул кирпич?! – спрашиваю их страшным голосом.
И один сразу показывает на другого. А тот стоит и смотрит на меня… а в глазах пустота, даже страха, как будто нет. Он тут же пытается меня запугать старшим братом своим, мол, встретит меня и убьёт! Но я без разговоров бью его кулаком в лицо раз-другой. Ударил несколько раз… и стало мне жалко его… Повернулся и ушёл.
Спустился вниз, подобрал с земли свою школьную сумку и иду дальше, а сам думаю: а если бы кирпич не попал мне в голову сбоку, и от того соскользнул-срикошетил на землю, а прямо в темя сверху… и всё! – понимаю – проломил бы черепушку! И увезли бы меня «на горку», куда всех свозят, или, в лучшем случае, стал бы местным придурком, как Кеша – дурачок с соседней улицы, над которым мы потешались...
* * *
Второй раз было глупо и не понятно: я сам промахнулся в очень простой ситуации. Вернее, потерял ориентировку в пространстве. Тогда мне было лет одиннадцать-двенадцать. Была опять осень, мы во что-то играли на своей улице, то ли в «выжигало» – была такая подвижная игра с мячом на скорость и реакцию. А может, это был футбол в одни ворота – наше изобретение. Это когда народу мало, а играть хочется, вот и придумали: двое на двое гоняем мяч, а вратарь один, и честно защищает ворота от всех.
Помню, что в тот раз разношерстная компания была, смешанная: и пацаны, и девчонки. Набегались-наигрались мы, и стали обсуждать ход игры, стоя возле полисадика одного из соседних домов. Стою спиной к штафетнику полисадика – что-то говорю, передо мной стоят они – слушают. Потом я слушаю, и захотелось мне опереться спиной на забор, который должен быть сзади, я в это твёрдо верю! И стал я спиной клонится назад на забор, в расслаблении от находящейся сзади надежной опоры… а забора-то сзади не-ету… он, подлец, уже повернул к дому. Зато очень удачно, прямо под завёрнутым крылом этого забора, лежал, наполовину вросший в землю, огромный, с два футбольных мяча, валун. Округлый, такой, гладенький из бело-розовых крапинок – до сих пор помню.
И я, как последняя жертва аборта, плашмя и точно затылком на него – ба-бах!
Как я промахнулся мимо длинного забора и так точно попал дыней своей на тот, сравнительно небольшой, валун – мне и сейчас непонятно… А дальше помню: сначала вспышка света, потом темнота, потом вкус крови во рту и носу, меня поднимают, а мне хочется лежать. Меня тошнит, прямо выворачивает и я полностью утратил присутствие духа – плачу, хотя рядом девчонки, перед которыми мы все старались казаться героями…
Довели меня до дома кое-как, с перерывами на «поблевать»… Два-три дня дома отлеживался. «Скорую» мать вызывала, а зачем – непонятно. Приехала тётя в белом халате, посмотрела на меня, потрогала голову и сказала, чтоб лежал и не вставал…
Но выжил и с ума, кажется, не сошел… в тот раз. Но это – вам виднее…
* * *
С прискорбием сообщаю: об мою голову два раза разбивали стеклотару. Разную.
Да-да, это правда. В первый раз это случилось, когда мы с родителями жили в Таджикистане. Учился я там в седьмом классе и «дружбу народов» познавал на практике. Можно даже добавить: на суровой практике.
Жили мы в русском посёлке, неподалёку от городка Орджоникидзеабад, километрах в двадцати от Душанбе. Это был, как его все называли: «посёлок КГЭС» – комплексной геологической экспедиции. Что она, эта экспедиция, искала – я не знаю, но думаю, что ничего путного не находила, потому что иначе мы бы всё знали и гордились тем… всё равно перед кем. Мы бы нашли перед кем…
Диспозиция была такова: мимо посёлка проходила асфальтовая дорога в Душанбе – большая редкость, для России тех времён (1966 год). С одной стороны к дороге спускались склоны плоских холмов, на которых разместился кишлак – деревня таджикская. Всё, как положено: глинобитные дувалы, за которыми сады и дома, а с другой стороны дувала узкие улицы, нет, даже не улицы, а улочки. Там даже машины не могли ездить. Но туда мы не ходили – не отваживались.
С другой стороны асфальтовой дороги в столицу, было всё остальное: Сад Академии наук Таджикистана – громадный сад, где было всё, что могло расти в этих краях. Рядом три искусственных озера, вернее пруда, последовательно передающие друг другу свою воду, пришедшую сюда по арыку с хорошо видимых отсюда громадных скалистых гор. На берегу первого из этих озёр и находился наш КГЭС-посёлок.
Был построен он из небольших уютных одноэтажных коттеджей на двух хозяев, и сам он был небольшой и очень мне казался уютным. Домиков там было 24 или 26, и был клуб, где стоял бильярд – вот и всё, пожалуй, если не считать «Ремонтную базу», на которой почти все наши родители и работали. Да, ещё была волейбольная площадка и турник, где по вечерам мы играли во всё подряд. Ребятишки здесь жили не в каждом из домиков, помню, что нас было всего 10-12, вместе с девчонками. Были, правда, ещё старшаки, лет так после шестнадцати, но у них свои дела…
Так вот, пацаны-таджики с нами постоянно воевали. Или мы с ними… из необходимости защищаться… ну, да сейчас уже и не поймёшь. Только мир у нас был редким гостем. Причина, я думаю, в том что мы разные: по мировоззрению, по понятиям, и ещё: они считали нас, всех русских, захватчиками. В любом разговоре у них был один «припев»: езжай своя земля!
Пацаны-таджики из кишлака считали своей территорию Сада Академии наук и гнали нас оттуда всегда, когда заставали там, а мы в отместку, когда наша численность позволяла, изгоняли их с «наших» озёр. Дрались и по-честному – на кулаках один на один, и «толпа на толпу», и камнями кидались (и попадали бывало), но всегда это были кратковременные летучие стычки, после которых все разбегались по своим территориям.
Вот там-то я и обнаружил, что от столкновения моей головы с бутылкой, бОльшие потери несёт бутылка. В одной из потасовок, незапланированной нами, а, возможно и ими, наша небольшая группа из 4-5 человек, пасшаяся на территории Сада Академии – очень уж хороши там были виноград и яблоки,  столкнулась с превосходящими силами противника. Ну, мы-то ясно зачем туда припёрлись – помародёрствовать, а они-то что там делали? У них, у всех дома всё это растёт. Может, просто это была их территория игр?
Как бы то ни было, встретились мы неожиданно. И, естественно, с их стороны прозвучало: пошли отсюда! Уходи своя земля! И нам надо было уходить, но не хотели терять лицо, а потому и не побежали, а стали медленно отступать, огрызаясь. Их было больше, и они, конечно, кинулись в бой, но и мы замахали кулаками… не бежать же позорно. А у кого-то из тех, в руках была авоська с литровой бутылкой молока – помните, были такие бутылки с широким горлышком? Как вы думаете, кому досталась та бутылка? Правильно. Мне.
Я его и не видел, того кто это сделал, он был сзади, когда на голову мне упал паровоз! Хорошо, что вскользь. Бутылка разбилась, молоко разлетелось во все стороны… и это остановило битву. Все стояли и смотрели на меня: упаду или нет. А у меня по роже и шее течёт кровь, я стою, держась за голову и молчу, не зная, что делать. Тут наш предводитель – Толя П. как заорёт, да как схватит с земли здоровенный сук, и к ним… а они не выдержали психической атаки, и все от него в рассыпную…
А я сразу после той битвы, бегом на озеро – надо же срочно застирать рубашку, пока не засохло, а то мать ругать будет…
        * * *
В следующий раз меня ударили по голове пластиковым пакетом, в котором лежала трёхлитровая банка из-под пива. Это было особенно обидно, так как в боевых действиях в тот раз я не участвовал, а даже и наоборот – пытался разнимать конфликтующие стороны. Вот, мне, как миротворцу, и дали.
Было это однако, году в 82-ом, прошлого века. Смотрю на то, что написал – и самому страшно: я ведь, уже историческая реликвия! Что-то вроде мастодонта. Работал я тогда в уголовном розыске, под началом Олега Козлова – начальника третьего сектора. Было лето, а у меня надвигался первый отпуск, на этой работе.
- Святое дело - сказал мне Олег, - надо проставляться!
Ну, надо, так надо. И позвал я их: его и Гену М. в привокзальный ресторан. Сам-то я по ресторанам не ходок, но ради такого дела… короче – «святое дело». Там ничего необыкновенного не случилось: пили водку, закусывали, разговаривали – просидели два часа, но пора и по домам. Мы и пошли… но Олегу «вожжа под хвост попала», как сказал Гена, а он всё знает.
И потащились мы в отдел. Зачем – убей меня Бог, не знаю. Ну, старшие идут, и я иду, одно слово – пехота, а «имям виднее». А между отделом и ж\д вокзалом, где мы мирно поужинали, появился первый в городе (и до сих – единственный) подземный переход на стыке улиц Щетинкина и Пушкина. Для всех он был тогда в диковинку, и оказывал просто магическое действие на нас: нам казалось, что мы – жители большого и современного города!
Может, по этой причине, может, просто у Олега зуд какой был, но, спустившись на своём пути к любимому отделу, Олег не смог пройти мимо двух подвыпивших мужиков, стоявших и спокойно разговаривавших в том самом переходе. Сейчас мне кажется, что ему хотелось отличиться и притащить двух пьяных в «дежурку» – дежурную часть городского отдела МВД. Вот он и зацепился с ними: пройдёмте – и всё! Только он был, по-моему, пьянее своих оппонентов. Я даже думаю, что именно это обстоятельство более всего оскорбило их. И они начали толкаться-сопротивляться. Вмешался Гена – у него тоже был уже какой-то стаж, и он ощущал себя милиционером, а вот я был в тот день настроен очень мирно и спокойно – впереди отпуск, счастливое время…
Стоим мы, пять пьяных мужиков, четверо из которых каждый свою правду другому доказывает. А я так просто стою – воевать не хочу! Да мне и кажется, что во мне надобности особой нет: два опытных опера против двух пьяных мужиков. Даже смешно. Гена с мужичком, чуть в сторонке стоят и пока что ещё мирно беседуют. Стою-смотрю и думаю-надеюсь: как-нють, обойдётся…
Не обошлось! Противник Олега упорно не шёл, куда нужно было старшему оперу. Вот, старший опер и дал ему «в рог». Для убеждения. И тут же получил обратку! Вижу, пора вмешиваться, а то наш худосочный, но ретивый начальник, огребётся по полной. Ну и влез я меж ними, и стал я их одного от другого руками отталкивать и удерживать, чтобы не сцеплялись… а тут над моей головой что-то лопнуло – бзды-ын-нь!! И меня качнуло. Во все стороны полетели стёкла – это, оказывается, Генин собеседник меня пакетиком приласкал. А в пакетике том, оказывается, была трёхлитровая качественная советская банка. Из-под пива. Не знаю, почему Гена допустил такое – может «зевнул», а может, нарочно: не понравилось ему моё «миротворчество». Но после этого «бздынь», сразу начались полномасштабные боевые действия, в результате которых мы всё-таки притащили «хулиганов» в отдел.
А дальше всё пошло не так, как мы предполагали.
Их – отпустили на все четыре стороны, а на нас завели служебное расследование, причём, в результате расследования, мне дали больше всех! Может быть, потому что я чуть-чуть потерпевшим не оказался?..
           * * *