Капля огня

- Что есть настоящая тайна?
- Настоящая тайна? Примадонна, это то, о чем не знает абсолютно никто. Ни одна живая или мертвая душа. Ни одна.
- Орландо, дружочек, тогда что же получается? - в голосе старухи сквозило разочарование. - А мы так заботились о сохранении тайны… Впрочем, это неважно.
- Обидно другое, - карлик, сидевший на ковре, прижавшись спиной к породистому вольтеровскому креслу, пожал плечами. - Мы так долго возились с сохранением этой самой тайны, что сами не заметили, как прошляпили главное. И теперь уже неважно, что о нас никто не знает лишь потому, что это никого не интересует. Скоро мы уйдем, исчезнем, так и не узнав, в чьих руках теперь «Капля огня» и какой идиот забавляется с бессмысленной для него побрякушкой.
- Ты уверен, что камень похитили, не зная его истинного предназначения?
- Синьора, я в этом уверен так же, как и в том, что до летнего солнцеворота осталось три дня…
- И ничего нельзя сделать?
Старуха пошаркала обутой в вязаный тапок ногой, затем протянула сухую, покрытую коричневыми пятнами руку и взяла из стоящей на столике хрустальной пепельницы мундштук. Не спеша, вытащила из него окурок, вставила новую папиросу и закурила. Старый темный янтарь подрагивал в её пальцах.
- Ап-чхи! - раздалось из-за кресла. - Миледи, сколько раз я предлагал вам заменить этот ужасный «Беломор» на что-то, более приятное. Сейчас такой выбор табачных изделий.
- Орландо, не будь занудой. Меня менее всего заботит твое обоняние. Лучше подумай, что ещё можно предпринять.
- За три-то дня? Увольте, госпожа. За это время я разве что могу смотаться в Монте-Карло и попробовать забыться за игрой.
- Болван! - рассердилась старуха и ткнула папиросой в потемневший от пепла хрусталь. На истертое дерево полетели искры. - Ты бы ещё в Вологду за кружевами собрался! Подай-ка мне телефон! А потом свари кофе, да покрепче, а то я тебя, мошенника, знаю…
Карлик встал. На его сморщенном личике обозначилась негодующая ухмылка. Вот так всегда - разумную экономию и заботу о здоровье примадонна считает примитивным мошенничеством. А ведь даже в худшие времена - ни крошки цикория!
Щелкнув подтяжками, он принес старухе трубку «Панасоника» и удалился на кухню.
Стоявшие в углу часы с готической надписью на циферблате сумрачно пробили три раза.
***
Что может быть лучше ощущения предстоящего свободного дня? Ты ещё спишь, а все твое существо млеет и ликует, оттого что разнеженному тельцу можно оставаться под простыней сколько угодно. Да хоть до вечера. Или до следующего утра. Потом приходит осознание скоротечности бытия - чем дольше ты проваляешься в постели, тем короче будет он, твой свободный, полностью принадлежащий только тебе день. И ты нехотя, лениво и медленно выползаешь вначале одной ногой (а ничего себе нога - длинная), затем второй, потом отрываешь от подушки голову и, выгибаясь и потягиваясь, садишься. В окна льется солнечный свет, щебечут птички и безумная заблудшая муха путается в шторах.
Ника потянулась ещё раз, потом босиком отправилась на кухню и включила плиту. Нет, никаких кофеварок и чайников - сегодня она может себе позволить сварить кофе по всем правилам.
Шершавая итальянская плитка приятно холодила ступни. Ника сама до последней детали продумала интерьер квартиры, выбирала и эту плитку, и светлую рогожу в качестве обоев на стены, до хрипоты ругалась с рабочими, заставляя сделать так, как желает она, а не как удобно им. Поэтому и не хочется никуда уходить из этого ещё пахнущего свежей краской и мебелью мирка. Единственного места, где она чувствует себя, словно зернышко жемчуга в раковине.
Странное сравнение. Ника на мгновение задумалась и едва не прозевала момент, когда коричневая пена в турке начала подниматься. Но успела. С чашкой в руках она вернулась в комнату, уселась посреди неё на светло-оливковом ковре и щелкнула пультом телевизора.
Постепенно к ней на пол перекочевали два плюшевые подушки и огромный плюшевый же шарпей - новогодний подарок Степана. Валяться на всем этом и смотреть триллер про очередного маньяка - что может быть прекраснее?
И плевать, что у неё не настолько развит вкус, чтобы окружать себя исключительно стильными вещами из металла и стекла - она любит все мягкое и теплое. Чтобы можно было свить гнездышко и зарыться в него.
А ещё хорошо, что вчера она заставила Стёпку вернуться домой. Поводом была болезнь его мамы, будущей Никиной свекрови Зои Николаевны. Но повод поводом, а присутствие Степана сделало бы это утро не таким… не таким упоительно-безмятежным. Мужчины привносят слишком много суеты - своими потребностями и желаниями. Им нужна еда, секс, кофе, ванна - именно тогда, когда она нужна тебе самой, спортивная передача или наоборот - дурацкий боевик, им то хочется поговорить, то покурить, то выпить пива… Вечное пересечение интересов.
Ника вздохнула.
Только бы не зазвонил телефон. Только бы никто не покусился на её безмятежный покой. Она с некоторой опаской посмотрела на лежащую на стеклянном столике трубку.
И та, как и положено аппарату, призванному отравлять жизнь, немедленно разразилась серией коротких трелей.
***
- Она приедет, - старуха приняла из рук Орландо чашку и поднесла её к крючковатому носу. - На неё единственная надежда. Так что, ради всех святых - не увлекайся своими обычными пикировками и не изображай герцога в изгнании.
- Как скажете, миледи. Моё мнение давно никого не интересует, - карлик с оскорбленным видом вздернул крошечный нос. Но затем любопытство взяло верх, и он, как ни в чем не бывало, поинтересовался: - А кто она?
- Ника, богиня победы. Я сама выбрала для неё имя, жизненный путь и надеялась когда-нибудь выбрать и того, кто поведет её под венец. Но теперь последний пункт под большим вопросом - у нас слишком мало времени.
- Ах, та самая девчушка, которая так забавно играла с бубенчиками? Когда же это было? - он зашевелил губами, загибая пальцы. - Двадцать три года назад, моя донна. Я прав?
Старуха отпила глоток кофе и отрешенно кивнула.
Некоторое время в комнате, где царил вечный сумрак из-за плотно занавешенных окон и огромного вяза, закрывавшего ветками окна, было тихо. Слышалось только причмокивание и сопение. Уж что-что, а кофе Орландо варить умел. И если в нем и бывал цикорий, то это ей никогда не удавалось распознать.
***
Степан искренне огорчился, когда Ника позвонила и сообщила, что срочно уезжает в Репьевск. Как в Репьевск? Почему? Ведь через неделю в театре закрытие сезона, и сразу после этого они собирались съездить в Таиланд… А сегодня он отправиться вместе с ней никак не может - отпуск ему дадут только через неделю. И как он может отпустить её одну, совсем одну в какую-то дыру с таким ужасным названием - Репьевск!
- Антония позвонила, - вздохнув, объяснила Ника. - А она мне звонила за всю жизнь всего трижды. Один раз, когда я выбирала, куда поступать после школы, второй - узнать номер банковского счета, куда перечислить деньги на квартиру.
- А третий? - с интересом спросил Степан. - И вообще - кто такая Антония?
- Это моя бабушка. Вернее, прабабушка… кажется. А третий был первым. Когда умерла мама.
- Странная у тебя бабушка, - с трудом переварил услышанное Никин жених. - Ты мне вообще почти ничего о своей семье не рассказывала.
- А зачем? Обычная семья. Только теперь её нет. Осталась одна Антония, и ей нужна моя помощь. Что-то случилось, так что я должна ехать. Ты понимаешь?
- Понимаю. - В трубке раздался ответный вздох. - Это далеко?
- Ночь поездом, утром там буду. Ничего, мне не привыкать. Я тебе позвоню, да и мобильник у меня с собой - не потеряюсь.
- Я на это очень надеюсь. Во сколько у тебя отправление? Я провожу.
- Не надо, я еду на вокзал прямо сейчас, и буду брать билет на первый же подходящий поезд. Так что не дергайся, я уже такси вызвала.
- Ну, как хочешь, - явно обиделся Степан. - Целую.
- Целую, - отозвалась она и пожала плечами. Вот вечно так - разве непонятно, что пока он будет добираться до неё, пройдет уйма времени. А потом Степа будет сомневаться, стоит ли ехать вообще, отговаривать, путать платформы и ныть, что ехать нужно только купейным вагоном и ни в коем случае не брать плацкартный. Ему не понять, что если Антония позвонила и попросила приехать, значит, нужно мчаться сломя голову.
Так что обижаться глупо.
Ника глянула на часы и подхватила с пола собранную наспех сумку. Пора.
Хорошо хоть Левашов особо не артачился и его почти не пришлось уговаривать отпустить её с последних в этом сезоне спектаклей. Единственное, что буркнул - может быть, они ошиблись, переведя её в основной состав? Ну и ладно, с составами они осенью разберутся. Главный режиссер в курсе того, что её сманивает Пинчук, так что дилемма простая - или она в первом составе, или уходит к Пинчуку.
Ника улыбнулась профессиональной стервозной улыбкой. Вот и она научилась… А ведь поначалу, придя в театр, терялась и пасовала перед напористостью опытных актрис. И если бы… если бы, как выразилась тогда Антония, не «гены наследственной комедиантки», вряд ли так быстро смогла добиться главных ролей.
Антония. Ника действительно путалась, кем она ей приходится. Слишком все было непросто по материнской линии - жили они порознь, а вместе, кажется, никогда и не жили. Во всяком случае, когда мама упоминала Антонию, то называла её бабушкой или примадонной. Примадонной она действительно была - театральной. Блистала когда-то в обеих столицах, имела шумный успех, о котором и следов в архивах практически не осталось - Ника специально искала. И в интернете тоже. Но то, что она была непревзойденной Офелией, Дианой и Марией Стюарт - факт. Просто это было очень давно.
Виделись они только однажды и тоже очень давно. Веронике было всего два года, когда они с мамой заезжали в тот самый Репьевск. Так что ничего она из той встречи не помнила, ничегошеньки.
Голос Антонии - глубокий, бархатный, без малейших следов старческого дребезжания, без пауз на то, чтобы вспомнить позабытое слово - произвел на неё впечатление с того самого памятного разговора, когда бабушка позвонила, словно чувствуя её колебания - идти ли ей в театральный или в медицинский.
«Лекарь из тебя никакой будет, - была категорична Антония. - Твое дело лицедействовать. Не сомневайся - кому, как не мне, знать». Именно эти слова перевесили, и Ника стала актрисой. Отец только плечами пожал, у него уже была другая семья, в которой старшая дочь, чем дальше, тем больше чувствовала себя лишней. А ведь ей нужна была поддержка, нужно было чье-то одобрение и просто участие. Наверное, поэтому она и перебралась в общежитие, хотя там было шумно, неустроенно и голодно. Годы учебы вспоминались как нечто сюрреалистическое - занятия до прыгающих звездочек в глазах, шумные попойки, какие-то гениальные личности, тонущие в водке и наркотиках, курсовые постановки, этюды, бесцельное скитание по Москве с осознанием собственной бездарности, первые цветы на выпускном спектакле, первая совершенно дурацкая любовь и вторая - не менее дурацкая, да ещё и с привкусом шизофрении.
Она очнулась только когда оказалась с дипломом в руках и полной неизвестностью впереди. Кто-то уже устроился в театр, кто-то снимался в сериалах, кто-то собирался вернуться в родной город. А Ника с чемоданом в руках позвонила в отцовскую квартиру и увидела раздражение на лице мачехи и её поджатые губы. «Поселишься пока в комнате Павлика, - сухо сказала она. - А Павлик временно переедет к Гоше». Она так подчеркнула эти «пока» и «временно», что даже отцу стало неудобно. Он преложил снять для Ники квартиру и целый год оплачивал её. Уж какие там между ним и мачехой происходили по этому поводу разговоры, можно было только догадываться.
Мириться с такой ситуацией было унизительно, но иного выхода не было.
Но ангел, ангел удачи не покидал свою не слишком расторопную подопечную. Нахальство было вознаграждено - пробы в одном из самых модных театров прошли на ура. И сериал появился как бы сам собой. Не главная роль, конечно, но и не бессловесная горничная или кузена друга героя на втором плане. Насчет своего непревзойденного таланта Ника не слишком обольщалась, все-таки основную роль сыграла её внешность - темные кудри, черные глаза - и данный природой темперамент и живость. Поначалу ей даже пришлось задуматься, как бы избегать сходства с молодой Джиной Лоллобриджидой. В следующем фильме она уже играла одну из героинь.
Папенька был избавлен от обязательств по квартплате, а в гардеробе Ники, помимо дубленки, купленной с рук на втором курсе, появился лисий полушубок. И можно было уже подумать о том, чтобы получить права и приобрести какую-нибудь не слишком побитую жизнью машину. А ещё обозначалась фигура избранника - Степан был хорош собой и перспективен, а также нежен, воспитан и культурен настолько, что не путал Пелевина с Перумовым. Познакомились они на каком-то банкете, возник взаимный интерес, и вскоре оба решили, что вполне подходят друг другу.
Вот тогда-то и раздался тот самый, третий звонок Антонии. Откуда она узнала об успехах Ники - неизвестно, поскольку с её отцом никаких связей не поддерживала. А может быть, и не знала, просто была в них уверена. Девушка долго не понимала, зачем Антонии нужны реквизиты её банковского счета, а когда поняла, попыталась слабо возражать. Все возражения были отметены, и через три дня у неё появились деньги на то, чтобы купить себе квартиру, отделать её именно так, как ей хотелось, и купить именно ту мебель, которая ей нравилась.
Правда, она старалась оттянуть тот момент, когда Степан на правах супруга поселится у неё. Было это подсознательное кошачье чувство собственного дома, который появился у неё впервые. И делить его с кем-то она не слишком стремилась.
Но вовсе не из-за этого поистине царского подарка торопилась сейчас Ника на вокзал. Она бы точно так же помчалась в любом случае - просто потому что её позвала Антония. А это означало многое.
В принципе - что угодно.
***
В дверь вначале поскреблись, а затем постучали.
Старуха не любила электрические звонки, даже самые мелодичные из них её раздражали. Карлик отправился в прихожую - открывать. Вернувшись, притянул измятую, сложенную вчетверо бумажку. Старуха прочитала и лопнула ладонью по столу так, что фарфор тонко и испуганно зазвенел.
- Он в Италии! Прохвост! И ещё смеет сообщать нам об этом. Да ещё телеграммой. Это чтобы мы номер его телефона не узнали.
- Вы по-прежнему уверены, примадонна, что это дело рук Миллера? Но ведь он не бывал у нас уже месяца два. Как он сумел?
- Как, как… Что если это он прислал к нам того газовщика? Явно уголовный элемент, и глаза у него так и бегали, так и бегали.
- Газовщик как газовщик, - пожал плечами карлик. - Совершенно обыкновенный.
- Обыкновенный, значит? И то, что он пришел проверять газовые трубы в квартиру с электроплитой - тоже обыкновенное дело?
Карлик воздел очи горе.
- Но он мог не знать, что вы, моя леди, ещё три года назад велели отключить газ, потому что его запах вас раздражал. Новичок, что с него взять.
- Я знаю одно, Орландо - мы с тобой допустили преступную небрежность, впускали в дом всяких прохиндеев, и результат - налицо. Миллер ли это сделал или кто-то другой… из тех, кто решил нагреть руки на «Капле огня», нам нет прощения. И у нас почти не осталось сил и надежд.
Карлик подошел к окну и поднял край шторы. Проникший в комнату вечерний свет лег на его опущенные плечи. Обернувшись, он с укоризной взглянул на старуху.
- А ведь этот молодой человек, которого вы прогоняли уже раза три, мог бы нам помочь. Но вы, синьора…
- Этот проходимец? - фыркнула старуха. - Он хотел от меня слишком многого - чтобы я уступила ему своё жилище. А оно меня вполне устраивает, к тому же я люблю жить в бельэтаже, и все эти разговоры о панельных домах с лифтом…
- Он предлагал вам и другие варианты.
- Орландо, откуда ты нахватался этих выражений? Просто маклер какой-то, а не…
Внезапно раздались шаркающие звуки, и в комнате появился третий персонаж - крупный белый какаду. Он неспешно прошагал по паркету, волоча встрепанные крылья, затем остановился и укоризненно посмотрел круглыми желтыми глазами на карлика.
- Сэр Родерик проснуться изволили, - прокомментировал Орландо. Попугай в ответ вздыбил хохолок и что-то буркнул. - Понял, понял, не дурак. Сей секунд, мон шер.
- Как же все это банально, - вздохнула старуха и придвинула к себе деревянную папиросницу. - Старая актриса, старый шут и старый попугай… Не надо было мне звонить Нике.
- Мадам, вы стали несносны, - проворчал карлик, - столько брюзжания я не слышал за всю свою жизнь.
- А, по-моему, мы стоим друг друга, - неожиданно развеселилась старуха. - Ты всю жизнь был педантом и занудой, борцом за порядок и чистоту. Что, согласись, обременительно для любой творческой натуры.
- Согласен, - поклонился Орландо. - И мы, несомненно, продолжим увлекательную беседу о моей несносности. Но только после того, как я налью сэру Родерику минеральной воды и вытру пепел, который вы опять насыпали мимо пепельницы.
- Ха! - вскричал какаду и тяжело взлетел на бюро, едва не сшибив стоящий там барометр. - Ха!
- Спасибо за моральную поддержку, друг мой, - вторично поклонился карлик, после чего независимой походкой удалился в сторону кухни.
Антония вновь закурила и, окутавшись клубами дыма, принялась размышлять. Страха перед смертью она давно не испытывала, в состоянии обреченности было нечто сладостное и томительное, сходное с угасанием дня за окном. Наверное, именно потому она и относилась к происходящему так философски-спокойно. Но вот Орландо было жалко. Да и сэр Родерик… Кому после её смерти будет нужен старый попугай, за всю жизнь выучившийся говорить единственное слово «ха»?
И это не говоря уж о том, что они не выполнили возложенную на них миссию, расслабились и забыли о бдительности. Что она скажет оставшимся членам ордена? И пусть от его могущества остались лишь воспоминания, утрата одной из главных реликвий может окончательно стереть его с лица земли. Да что там «может быть»… сотрет - и точка!
Старуха досадливо поморщилась. Правильно говорил Магистр - женский ум не создан для предвидения. Но и сам он хорош - до сих пор не подал о себе никаких вестей.
Придется ждать.
***
Ночь в поезде прошла беспокойно. Гулко храпела на нижней полке пожилая соседка по купе, благоухал перегаром упитанный юноша, который поначалу пытался заигрывать с Никой, а затем плюнул на это занятие и отправился в вагон ресторан - заливать, как он выразился «горящие трубы». Четвертая полка оставалась пустой и на неё норовила переселиться разухабистая молодка из сопредельного купе. К счастью, вторжение удалось пресечь, и это была большая победа, поскольку за молодкой немедленно потянулся бы хвост из пьянствующийх ухажеров. Вся компания большую часть ночи гудела за тонкой стенкой, гоготала, повизгивала и звенела стеклом.
Поэтому сон был не сном, а сплошной мукой, усугубляемый жестким матрасом и непонятно чем набитой подушкой.
Наконец поезд остановился около небольшого двухэтажного здания вокзала, на котором белели огромный буквы «Репьевск». Почему Антония выбрала этот тихий захолустный город, можно было только догадываться. Но после завершения карьеры на подмостках столичных театров, она сразу же перебралась сюда и уже никогда не выезжала за пределы этого самого Репьевска.
Ника спрыгнула на перрон и осмотрелась. Конечно же, её никто не встречал, да и о времени своего приезда она Антонии сообщать не стала. Незачем утруждать немолодую уже даму - она вполне способна и сама добраться. На тихой площади за вокзалом отыскалась парочка мающихся от отсутствия клиентов частников. Один из них оказался проворнее, усадил девушку в свою «шестерку» и только тогда поинтересовался:
- Куда?
- На улицу Рублева.
По огорченному выражению лица водителя стало понятно, что указанная улица находится недалеко.
- А номер какой?
- Дом одиннадцать.
- Три шага пешком, - тоскливо сообщил частник.
- Я устала, так что везите, я заплачу.
Они проехали метров двести и свернули в тихий, заросший вязами и желтой акацией дворик.
Ника расплатилась, забрала сумку и залюбовалась каким-то старозаветным уютом: развешенное на веревках белье, голубятня с клюющими на её крыше зерно грудастыми птицами, два пацаненка, играющие в пристеночек.
Единственный подъезд старого трехэтажного дома, распахнутая настежь дверь… Ника достала бумажку с адресом. Квартира номер два наверняка на первом этаже. Наверное, вот эти два окна с кружевными занавесками.
Но оказалось, что в доме каждая квартира занимает ровно один этаж. Во всяком случае, и на первом, и на втором было по одной двери. Девушка в нерешительности уставилась на фасонистую металлическую створку - неужели она защищает квартиру престарелой актрисы, а не банкира или бизнесмена? Потом поискала глазами кнопку звонка и не обнаружила её. Дубасить кулаком в металл было как-то не слишком культурно, и она постучала подушечками пальцев, почти не надеясь на то, что её услышат. Но спустя буквально несколько секунд, дверь беззвучно и мягко распахнулась.
Вначале ей показалось, что в полумраке прихожей стоит ребенок. Во всяком случае, ростом человек был чуть выше Никиного пупка.
- Милости прошу, - послышался неожиданный, высокий и одновременно дребезжащий голосок. И только тогда Ника поняла, что перед ней карлик, лилипут. Облачен он был в джинсы и, несмотря на теплую погоду, пушистый исландский свитер. Светлые волосы аккуратно причесаны на пробор, а глаза смотрят с настороженным любопытством.
- Здравствуйте, - растерянно произнесла она. - Я к Антонии.
- Доброе утро, юная леди. Входите же скорее, Антония вас ждет.
Девушка вошла в прихожую, показавшуюся огромной, словно зал. Высокие потолки, древний гардероб, зеркало в бронзовой раме. Карлик взял у неё из рук дорожную сумку и, поклонившись, указал на распахнутую двустворчатую дверь. Заметив нерешительность гостьи, шепнул:
- Не бойтесь, я буду рядом.
От этого Нике стало ещё больше не по себе. Хотя чего ей бояться? Совершенно нечего.
И она вошла.
Комната, где она оказалась, тонула в оливковом полумраке. Жилище Антонии она представляла иначе - тут не было никаких старых афиш и фотографий роковых красавиц в гриме. И фарфоровых статуэток не было. С чего она вообще взяла, что Антония должна хранить всяких балерин и зверушек с клеймом Лениградского фарфорового завода? Бронза и только бронза! И то - минимум: фигурки Вакха и вакханки на бюро, да чаша- колокольчик, до краев наполненная стеклянными шариками.
Мебель была не просто антикварной, она была старой, потертой и утомленной временем. С потолка свисала потемневшая люстра венецианского стекла, а на стенах были развешены картины - Венецианов, Левитан и неожиданный для этой комнаты Лотрек. И не просто Лотрек, а «тот самый Лотрек» - на грани фола.
- Так вот ты какая, Никуша. Выросла.
Голос звучал все так же. Если бы Ника не видела сидящую в кресле с высокой спинкой старуху в темном платье и тупоносых туфлях с серебряными пряжками, она могла бы поклясться, что голос принадлежит молодой женщине. Женщине своенравной, капризной и привыкшей повелевать. А ещё - привыкшей к тому, что её должны без всяких микрофонов слышать в последнем ряду галерки.
- Здравствуйте… - тихо произнесла Ника.
- Зови меня просто Антония, терпеть не могу все эти церемонии. Ну что же, садись, девочка. Спасибо, что согласилась приехать.
Возникший за спиной карлик придвинул кресло, мягкое, округлое, словно котенок. Ника опустилась в него, не зная, куда девать руки и ноги, внезапно показавшиеся неуместно-длинными и обнаженными. Антония в своем драпирующем от подбородка до щиколоток одеянии выглядела аристократически, а она, Ника - в короткой юбчонке и легкомысленном топике - словно трудный подросток.
- Ты красавица, - констатировала старуха, рассмотрев как следует девушку. - Просто красавица. Впрочем, иначе и быть не могло. Я рада тебя видеть вне зависимости от…
Она замолчала, и Нике пришлось спросить:
- От чего?
- От того, что я собираюсь тебе рассказать, и к чему это нас приведет. - Антония достала папиросу, вставила её в длинный мундштук и закурила. Потом придвинула пепельницу к краю столика. - Кури, если хочешь.
Ника покачала головой.
- Ну тогда… Надеюсь, кофе нам сейчас подадут, а чуть позже позавтракаем.
- Я не голодна, в поезде перекусила, - зачем-то соврала Ника.
- Ерунда это все - в поезде. Орландо! - внезапно гаркнула старуха так, что у Ники екнуло под ложечкой. - Орландо, ты там кофе варишь или под дверью подслушиваешь?!
- Хотелось бы, конечно, подслушивать, - донеслось откуда-то издалека, - но не могу же я разорваться…
- Шут гороховый, - пробормотала Антония и улыбнулась. - Так, на чем мы остановились? М-да… Ну ничего, должен же быть у меня хотя бы старческий склероз.
- На кофе?
- Нет, не на кофе. А на том, что ты - красавица. С одной стороны это хорошо, а с другой - может испортить жизнь. Но надеюсь, что этого не случится.
- Я тоже надеюсь.
- Ну так вот, начнем с этого.
Ника постаралась взять себя в руки. Единственное, чего она не выносила - когда её пытались наставлять и советовать, как ей жить и что делать. Неужели Антония срочно вызвала её сюда именно ради этого? Но старуха, выпустив очередной клуб дыма, внезапно спросила:
- У тебя по истории какая оценка в аттестате?
- Четверка, - с трудом припомнила Ника.
- Четверка… - Антония пожевала губами и задумалась.
Сколько же ей лет - семьдесят, восемьдесят, девяносто? Или больше? Определить по чисто внешним признакам было невозможно - аккуратно уложенные белоснежные волосы, морщинистое лицо с породистым крупным носом, уверенные движения рук. И все же она была стара, очень стара - кожа, похожая на смятый пергамент, пигментные пятна, ввалившийся рот.
Карлик принес кофе, расстелил салфетки, расставил чашечки и вазочку с печеньем. Потом молча удалился.
- Будь любезна, - попросила старуха, - там, в шкафу, нижняя дверца справа.
Ника выбралась из кресла и подошла к шкафу - огромной дубовой махине, за стеклами которой виднелись переплеты книг и альбомов.
Она присела и открыла нижнее отделение. Дохнуло запахом старой кожи, корицы и ещё чего-то терпкого и знакомого. На полках лежали какие-то альбомы, папки, коробки.
- Ты его сразу увидишь - сверток из красного шелка, - продолжала давать указания старая актриса.
Пока девушка донесла довольно легкий сверток до стола, край алой ткани откинулся, и стали видны вышитые на ней цапли, кошки и треугольники.
- Смотри, - велела Антония, разворачивая шелк. Это оказался платок, красный платок, кое-где потемневший на сгибах. Было видно, что он долгое время лежал нетронутым, а уж потом его развернули и опять небрежно свернули. В платке оказалась шкатулка, деревянный ларец квадратной формы. И именно от него терпко и сладко пахло в шкафу - сейчас запах вырвался наружу, защекотал ноздри.
- Сандал, - пояснила старуха, скользя пальцами по инкрустации на крышке: все те же цапли, кошки, только перламутровые с красной окантовкой. Изображения окружали иероглифы, врезанные в дерево и залитые зеленой краской. Щелкнул крошечный замочек, и крышка с легким скрипом открылась. К разочарованию Ники, которая ожидала увидеть драгоценные камни или древний свиток, или ещё нечто необычайное, ящичек оказался пуст. Старуха вздохнула.
- Он пропал, - с какой-то детской обидой произнесла она. - Видишь?
- Вижу, - растерянно подтвердила Ника, рассматривая внутренности шкатулки, оклеенные черной замшей. - А что тут было?
- «Капля огня», так его называли в последнее время. А раньше… раньше по-разному называли - «Семя Феникса», «Капля Нике», «Слеза Осириса», а чаще всего - «Дитя Бен-Бена».
Старуха ещё раз заглянула в ларец, словно для того, чтобы убедиться, что он действительно пуст и со стуком захлопнула крышку.
- Это камень. Вернее, это… это очень похоже на камень, на довольно крупный, размером чуть меньше грецкого ореха, рубин. Камень не огранен, только отшлифован и по форме напоминает слегка вытянутый шарик, каплю. От обычного рубина «Дитя Бен-Бена» отличается тем, что внутри него видно золотистое сияние, словно там разлито расплавленное золото. Он действительно похож на застывшую каплю огня.
Голос Антонии звучал ровно и размеренно.
- А что такое Бен-Бен? - робко спросила Ника. - И Нике? Насчет Феникса и Осириса я в курсе. В общих чертах, конечно.
- Жаль, что историю у нас преподают скверно, - посетовала старуха. - А сама я вряд ли гожусь в лекторы. Но придется…
Она допила кофе и полезла в папиросницу, отодвинув в сторону шкатулку.
- Бен-Бен - священный камень древних египтян, который хранился в храме Атума в Гелиополисе. Так же называли самый верхний, заостренный камень, которым венчали пирамиды. Говорили, что он является воплощением повторения жизненных циклов и возрождения. Бен-бен был огромен, и ему поклонялись, считая яйцом Феникса, упавшим с неба на землю. Похоже, это был крупный метеорит конической формы. Феникс, как ты знаешь, тоже символ перерождения и бессмертия. Огненная птица, приносящая в клюве с некоего «огненного острова», находящегося где-то за пределами земного мира, божественную эссенцию или эликсир Нике, дающий жизнь. И одновременно, Феникс считался душой великого бога Осириса, одного из тех, кто родился, а затем и возродился на этом «огненном острове», чтобы вновь появиться в нашем мире. Как тебе такая головоломка? В ней путался сам Геродот, описывая сущность Феникса. Слишком много взаимосвязей и взаимных толкований. Но дело не в этом.
Ника слушала молча, пытаясь уловить связь между древнеегипетскими мифами и стоящей на столике сандаловой шкатулкой.
- Дело в том, что кроме огромного, весом в несколько тон, Бен-Бена, состоявшего из небесного железа «бья», в храме Атума жрецы хранили и другой, совсем небольшой камень. И этот камень, как они считали, образовался из капли той самой эссенции Нике, которую несла в клюве огненная птица Феникс. Капля упала на Бен-Бен и скатилась с него огненным шариком под ноги верховного жреца. Он велел сделать для него специальный золотой подвес и спрятать в сокровищнице храма.
Старуха замолчала, рассматривая металлическую зажигалку, которую она все это время крутила в пальцах. Неслышно появился Орландо, заменил опустевшие чашки на другие, источающие аромат свежесваренного кофе, который самым причудливым образом смешался с запахом сандала и дыма от «Беломора».
- И что дальше было с этими камнями? - тихо спросила Ника.
- Священный камень Бен-Бен был утрачен во время двенадцатой династии, - коротко ответила Антония.
- А… «Капля огня»?
- А «Капля огня» исчезла из моей квартиры позавчера. Или чуть раньше. Но не более недели назад, потому что в прошлый вторник она была еще на месте.
***
Ника ошарашено молчала. История камня представлялась слишком удивительной, чтобы её можно было сопоставить с провинциальным российским городишком Репьевском, квартирой, заставленной старыми шкафами, и дымом папиросы из янтарного мундштука. Хотя дым… дым как раз чем-то соответствовал. Жертвенники, факелы...
- Ха! - хрипло вскрикнул кто-то в глубине квартиры, прокашлялся и снова: - Ха! Ха! Ха!
Вздрогнув, Ника обернулась.
- Сэр Родерик! - провозгласил карлик так, словно к ним явилась сама королева Англии.
Попугай продефилировал через гостиную, кряхтя, взлетел на бюро и принялся оттуда рассматривать гостью, то одним, то другим глазом.
- Ой какой… - умилилась Ника. Какаду вздернул хохолок и, кажется, остался доволен произведенным эффектом. Потоптавшись, он прочистил горло и гаркнул свое коронное «Ха!»
- Не отвлекай нас, - укоризненно произнесла Антония. - Орландо, что там у нас с завтраком?
- Омлет будет через пару минут, - с достоинством отозвался карлик и обратился к Нике: - Вы, моя принцесса, любите с зеленью или?…
- Можно с зеленью, - поспешно отозвалась та. - Мне все равно.
- Ступай уже, - фыркнула Антония.
Часы принялись отбивать половину десятого.
- Я правильно понимаю, что рубин украли из вашей квартиры? - дождавшись, пока карлик скроется за дверью, спросила Ника.
- Да, его никто из нас не доставал из футляра. И можно только догадываться, кто мог это сделать.
- То, что шкатулку не забрали, - пробормотала Ника, - может означать, что у похитителя не было возможности её вынести, а камень вполне помещается в карман. Значит…
Антония кивнула. Девочка рассуждала логично, она и сама думала об этом.
- Это сделал тот, кого мы оба, я и Орландо или кто-то один из нас, видел, когда вор уходил от нас.
- Тогда вычислить его будет несложно, - полувопросительно предположила Ника.
- Если бы… - старуха завозилась в кресле, выпрямляя затекшую спину. - Как это ни удивительно, но наш образ жизни не отличается замкнутостью и гостей у нас бывает не так уж мало. Единственное, что облегчает задачу, это то, что всех, кто бывал у нас за последнюю неделю, мы знаем поименно. Ну, кроме почтальона и газовщика, конечно. Но почтальон не проходил в комнату.
- Вы хотите, чтобы я попробовала найти вора?
Старуха пожала плечами.
- Мы могли бы сделать это и сами, если бы не мой чертов артрит. А Орландо один не справится - тут нужна хитрость и скрытность. А какая скрытность, когда он настолько приметен? К тому, же в Репьевске его знает каждая собака…
- Я поняла. Вы правильно сделали, Антония, что позвонили мне. И я постараюсь помочь.
- Не спеши давать обещания, - старуха покачала головой. - Сегодня у нас уже двадцать третье июня…
- И что? - удивилась Ника.
- Если «Капля огня» не вернется до полуночи с двадцать четвертого на двадцать пятое, то все усилия напрасны.
Девушка непонимающе уставилась на старую актрису. Что могли означать её слова? Просто какой-то бал Золушки, полночь… Двадцать четвертое июня?
- Летний солнцеворот, - подсказала Антония. - Начало нового круга жизни - к возрождению или смерти. Если в эту ночь с «Каплей огня» не провести определенный ритуал, она исчезнет.
- Как исчезнет?
- Как, как… навсегда исчезнет. Но пока в запасе почти три дня, так что нужно надеяться. И где, в конце концов, этот Орландо со своим омлетом? - громовым голосом вскричала Антония. Ника решила, что ей надо бы привыкнуть к тому, что старая актриса время от времени превышает все мыслимые пределы громкости. Иначе она так и будет дергаться каждый раз. А это вредно для нервов.
- Он тут. - Карлик появился в дверях, толкая перед собой сервировочный столик на колесиках. - Любезные донны, завтрак готов.
***
Выйдя во двор, Ника остановилась в задумчивости.
Ещё пять минут назад все казалось относительно понятным. Антония вручила ей список всех людей, побывавших в квартире с прошлого вторника. Всего их было восемь, включая почтальона, доставившего посылку с сырами из Парижа, и газовщика, проверявшего целостность труб, проходящих через квартиру. Последний вызывал у старухи наибольшие подозрения - ведь никаких труб у них не было.
Орландо вначале категорически утверждал, что глаз с подозрительного газовщика практически не сводил и залезть в шкаф тот не мог никак. Но затем вспомнил, что тот подходил к окну и возился за шторами рядом со шкафом. Так что в принципе мог за пару секунд вытащить ларец и сунуть камень в карман. Но откуда он узнал о камне?!
 Далее следовал некий Коровин, который настырно уговаривал Антонию уступить ему понравившуюся квартиру. Предлагал обмен или приличные деньги. Старая актриса категорически посылала данного субъекта подальше, ибо не собиралась менять место жительства. Всего Коровин посетил их не менее пяти раз, из них дважды за прошедшую неделю.
Следующей была интеллигентная старушка, приходившая по средам расписывать пульку с Антонией и Орландо. Преферанс сопровождался умеренным потреблением ликеров и миндальных пирожных. Иногда четвертым в игре участвовал бывший старушкин поклонник некто Иванцов, но в этот раз Иванцов отсутствовал по причине приступа подагры. Старушку Ника решила оставить на десерт, когда будут прояснены наиболее подозрительные личности.
В этой ипостаси помимо Коровина выступал пылкий театрал Максим Кузьмич Прибытков прозванный Антонией хлюпиком за субтильность и болезненность. Прибытков также посетил актрису, принеся ей в дар букет гладиолусов из собственно го сада. Особо отмечен в списке, так как оставался в гостиной без присмотра в течение нескольких минут.
Далее следовала некая Джемма, которой Антония время от времени диктовала свои мемуары. Данная особа в комнате одна не оставалась, но Антония со вздохом призналась, что во время сеанса мемуаристики на неё часто нападает непреодолимая сонливость, так что не факт, что она не задремала на пару минуток.
Последние двое были соседями по дому - Петр Петрович Сапожников, собиравший подписи против выкупившего верхний этаж репьевского торгового магната Ступина, который собирался из запущенной коммуналки сооружать апартаменты. Сапожников пробыл у Антонии довольно долго и устроил нечто вроде митинга в защиту простого трудового народа. К шкафу он не приближался, зато сопровождавшая его общественница Варя Мухина металась по квартире так, словно у неё, как выразилась хозяйка, «одно место было наскипидаренное». Короче говоря, любопытная баба под видом сравнения планировки этажей принялась соваться во все комнаты. Орландо пришлось Варю приструнить. Но в гостиной она побывать успела: разглядывала статуэтки и скребла пол. Последнее действие выглядело самым подозрительным. Но к шкафу данная особа не приближалась вовсе.
Ника ещё раз просмотрела список и вздохнула. Начинать стоило с соседей. Но сейчас они вряд ли дома - трудовой народ все-таки, а рабочий день в самом разгаре. Пожалуй, есть смысл вначале попытаться связаться с назойливым Коровиным, которой оставил свою визитку аж с тремя телефонами.
За спиной хлопнула дверь, и появился запыхавшийся Орландо в наспех надетых и хлопающих шнурками башмаках.
- Хорошо, что вы не успели уйти, душа моя! - обрадовался он. - Антония просила передать вам вот это.
Он протянул Нике тонкую цепочку с кулончиком в виде танцующей цапли. И цепочка и птичка были из какого-то странного черного металла.
- Наденьте его и ни в коем случае не снимайте, пока не разрешат, - торжественно произнес карлик, словно вручал рыцарский крест.
Пожав плечами, Ника нацепила на шею кулон. Он вполне подходил к сарафану со сборчатой юбкой из тонкого льна, в который она решила переодеться, дабы не будоражить публику экстремальным мини. Пышные и весьма приметные волосы она заплела в две косицы, надеясь, что в таком виде её узнать трудно. Орландо отступил на шаг, критически оглядел её и кивнул:
- Антония права - красавица!
Нике захотелось щелкнуть его по носу, но она удержалась. Все же перед ней был не мальчишка, а вполне взрослый, даже пожилой мужчина. Только маленький.
- И ещё… - Орландо замолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить, но потом решился. - Примадонна не сказала вам самого главного, но вы, милая леди, должны знать. Вполне возможно, что за камнем будете охотиться не вы одна.
- Как? - искренне удивилась девушка. - Она привлекла ещё кого-то?
- Вовсе нет. Как бы вам попонятнее объяснить… «Каплю огня» мог, конечно, похитить и тот, кто счел её обычной драгоценностью. Даже, скорее всего, таки было. Но камень с давних времен привлекает внимание людей, которые знают, что представляет собой этот раритет. И они очень заинтересованы в том, чтобы выйти на след похитителя раньше нас. Поэтому умоляю вас - будьте осторожны и осмотрительны. И особенно не верьте красивым брюнетам!
- Обещаю - брюнетов буду избегать, как чумы, - опрометчиво кивнула Ника. - Но все же, что это за люди такие?
- Принцесса, если я скажу вам, что это члены одного из древнейших и могущественнейших на земле тайных орденов, вы мне поверите? - Орландо смотрел прямо в глаза девушки. Выглядело это из-за разницы в росте достаточно комично.
- Не знаю… - растерялась Ника. - Скорее, не поверю.
- А это, тем не менее - истинная правда.
Произнеся эти слова, карлик грустно улыбнулся и исчез за дверью подъезда.
Девушка проводила его взглядом. Какой древний орден, какие раритеты? У старой актрисы какая-то сволочь сперла ценную вещицу, и приплетать сюда колдовство и мистику не след - надо быть проще и действовать соответственно. Она достала мобильный телефон и принялась звонить Коровину.
Тот отозвался сразу же.
- Слушаю.
- Здравствуйте, Вадим Игоревич, - загадочно понизив голос, произнесла Ника.
- Здравствуйте. С кем имею честь? - на уловку товарищ Коровин не попался, и угадывать, кто именно из представительниц женского пола ему звонит, не стал.
- Я разговариваю с вами по поручению Антонии Георгиевны Романовской.
В трубке вначале воцарилась изумленная тишина, а затем она разразилась серией восторженных восклицаний. Вадим Игоревич, несомненно, был счастлив узнать, что некто собирается пообщаться с ним от имени Антонии.
- Мы можем встретиться? - вопросил Коровин в нетерпении. Нике даже послышалось, как он роет копытами землю.
- Можем. Но я плохо знаю город.
- Вы сейчас где?
- Около дома Антонии.
- Тогда ждите меня, я подскочу через пять минут. Только умоляю - никуда не уходите!
Ника сунула трубку в сумочку и глубоко вдохнула. Теплый воздух пах цветами. Это было настолько непривычно для жительницы отравленной выхлопными газами столицы, что она принялась вышагивать туда-сюда и дышать, словно выброшенная на берег рыба.
Спустя непродолжительное время во двор вкатился алый, как паруса корабля капитана Грэя, джип, и из него вывалился чрезвычайно, как и говорила Антония, «корпулентный» мужчина. Правда, Ника представляла его корпулентность более квадратной - этакого лысого борова с золотой собачьей цепью на шее. Так что, увидев перед собой вполне симпатичного мужика гренадерского формата, она слегка перевела дух. Особенно её вдохновило наличие у Коровина очков на носу и отсутствие цепи на шее. А ещё он вовсе не был брюнетом - этакой русовато-шатенистой масти.
Вадим Игоревич был в нетерпении, но галантности не утратил - предложил вести переговоры не в машине, пусть и оснащенной кондиционером, и не на лавочке около курятника, а в цивилизованном месте - кафе «Маргаритка», где подают холодные напитки и мороженое. Ника благосклонно согласилась и впорхнула в джип.
***
- Надеюсь, что вы, миледи, предупредили нашу гостью, что прикасаться к «Капле огня» ни в коем случае не следует? - озабоченно спросил карлик, меняя старухе пепельницу.
- Считаешь меня склеротичкой? - оскорбилась Антония. - Не только предупредила, но и взяла слово, что она не станет этого делать. Кстати, папирус нужно тоже достать и сделать с него, наконец, копию. Мало ли что…
- Прикажете ксерокс найти?
- Уволь ты меня от ксерокопий! Надо по старинке - взять кальку, тушь, перо… И скопировать!
- Хорошо, - покладисто согласился Орландо. - Нам не привыкать. А не проще бы было скопировать транскрипцию? Какая разница, как это написано - иероглифами или обычной кириллицей? Главное - как звучит.
- Нет, - покачала головой старуха. - Надо иметь аутентичную копию.
- Какие мы слова знаем, - проворчал карлик. - А за Никой приехал этот… мачо по фамилии Коровин. На джипе, между прочим. Давно твержу, что надо бы нам машину поменять.
- Лучшего времени для смены машины ты не нашел. Кстати, подготовь Нике доверенность на управление нашей колымагой. И проверь, на месте ли мои завещания.
Орландо пожал плечами и открыл секретер. И завещания, и прочие документы лежали в идеальном порядке, рассортированные по пластиковым папкам.
- Моя ошибка была в том, что я решила достать камень из тайника слишком рано, - самокритично произнесла старуха. - Надо было сделать это накануне, и не раньше. Тогда бы вор не успел сориентироваться. И ты тоже хорош - сразу кинулся камни долбить.
- Из нас двоих хранителем вы были назначены, - возмутился карлик. - А я так - сбоку припеку. Да и…
- Продолжай.
- Лунопоклонники ведь давным-давно себя не проявляли. Уже лет триста о них ничего нигде не слышно. Вот я и решил, что их не осталось. А тут… В общем, синьора, может быть, это и стечение обстоятельств, но в городе объявилась одна компания. Выдают себя за кавказцев, но я бы сказал, что они больше на арабов похожи…
- Это у тебя мнительность, дружочек, - меланхолично отмахнулась Антония и задумалась.
- На арабов, говоришь?...
- Именно. А теперь я, с вашего позволения, сударыня, отправлюсь на рынок. Мне обещали оставить паровую свинину для отбивных. Заодно и к этим типам присмотрюсь.
- Присмотрись. И пива купить не забудь. Грешна, люблю пиво к отбивным.
- А то мы не знаем… - Карлик исчез за дверью и появился через пять минут уже облаченным в пиджачную пару и летнюю шляпу.
Ритуал ухода на рынок был неизменен и соблюдался неукоснительно.
***
Усадив Нику за столик, Коровин ринулся к стойке и притащил две чашки кофе, два стакана холодного апельсинового сока и огромную вазочку, скорее даже вазу с разноцветными шариками мороженого, политыми сиропом, жидким шоколадом и посыпанными орехами.
- Это все мне? - девушка с подозрением уставилась на тут же начавшее таять угощение.
- Вам! - Вадим Игоревич прижал руку к области сердца и умоляюще попросил: - Говорите же, не томите!
- Неужели для вас так важно переехать именно в квартиру Антонии? - уточнила Ника. - Ведь рядом есть и другие дома.
- Мне нужен именно этот дом! С первым этажом я уже почти договорился. Только двоих уломать осталось - Сапожникова и госпожу Антонию.
- Не понимаю, - Ника осторожно отправила в рот кусочек желтого шарика. Мороженое оказалось банановым. - Объясните.
- Все очень просто. Когда-то в Репьевске жил известный торговец мануфактурой купец Афанасий Коровин.
- Ваш предок? - сообразила Ника, приглядываясь к розовому шарику. Только бы не малиновое.
- Да, прапрадед. И именно он выстроил этот дом, особняк для своей семьи. Вот я и хочу его вернуть и вновь перестроить, как было.
- Но ведь третий этаж, насколько я понимаю, уже куплен кем-то…
- Да, Олегом Ступиным, - с досадой пробормотал Вадим Игоревич, пробуя кофе и морщась. - Думаю, что он сделал это специально, чтобы мне дорогу перебежать. Хуже нет, когда такие вот завистники заводятся. Сколько он мне уже крови попортил, не передать.
- Какие у вас тут страсти кипят… - она все-таки рискнула лизнуть розовое мороженое. Клубника.
- Да, не говорите. Городок невелик, все друг друга знают, все на виду. А я, дурак, и не скрывал, что хочу прапрадедов дом откупить. Вот Рогатый и влез.
- Рогатый? Это кличка такая? - догадалась Ника, но не стала уточнять, откуда взялось прозвище. Мало ли - вдруг в этом и кроется причина нелюбви Ступина к Коровину. Да и, собственно, какое ей дело?
- Ну вот что, - она смело воткнула ложечку в белый шарик. - Я уполномочена Антонией предложить вам следующее: она согласна будет продать вам свою квартиру. Но при условии, что вы поможете вернуть то, что у неё пропало.
- Э? - подавился Вадим Игоревич кофе. - В каком смысле пропало?
Тактику, которая могла бы вынудить Коровина вернуть пропавший камень, выработала сама старуха. Понятно ведь, что если «Каплю огня» украл назойливый бизнесмен, то он в этом никогда в жизни не признается. Но если дать ему шанс представить все, как поимку неизвестного воришки, то картина будет совсем другой. Нику смущало одно - что если Вадим Игоревич о рубине ни сном, ни духом не ведает? Тогда он может кинуться на его розыски и спутать все карты. Или наоборот - добиться успеха куда быстрее, с его-то знанием местной специфики. «Ну и черт с ним, - хлопнула Антония ладонью по столу, - пусть добивается. Нам важен результат!»
- А что именно пропало у госпожи Романовской? - осторожно спросил Коровин, откашлявшись. Ника вздрогнула, но затем сообразила, что он имеет в виду не её, а Антонию - фамилии-то у них одинаковые.
- У неё исчез камень. Круглый неграненый рубин в золотой оплетке.
- Всего-то?! - взвился бизнесмен. - Я готов взамен заказать любую драгоценность, только уточните, как она должна выглядеть, и размер.
- Нет, - девушка покачала головой. - Антонии нужен именно её камень, и только он. Он дорог ей как память, это фамильная драгоценность, понимаете?
- Понимаю! - глаза Коровина сверкнули, и он вздохнул. - Очень хорошо понимаю! И какая, извините, сволочь могла покуситься?
- Она не только покусилась, увы… - Ника тоже попробовала остывающий кофе. Ничего страшного, бывает и хуже. - Камень исчез, украден. Ну, в общем, вы поняли? Поможете его отыскать и вернуть?
- Я постараюсь, - потупился Вадим Игоревич. - Но пока понятия не имею, как это сделать. Впрочем…
- Учтите, - довольно невежливо перебила его девушка. - Это условие действует до полуночи - с двадцать четвертого на двадцать пятое июня. Камень нужен до этого срока. Минутой позже договоренность утрачивает силу.
Коровин вытаращил глаза.
- К-как - до полуночи? Почему?
- Каприз у Антонии такой. И ещё она просила ни в коем случае не прикасаться к камню, только к оправе.
- Пуркуа бы не па? - вид у бизнесмена был ошалелый. - То есть да - женские капризы вещь сильная. Но с таким я ещё не сталкивался, а меня удивить сложно.
- Значит, вы согласны? - спросила Ника в надежде, что Коровин стырил злосчастный таки камень и поспешит вернуть его старой актрисе сегодня же. Но вот незадача - присмотревшись за время общения к Вадиму Игоревичу, девушка с огорчением поняла, что на роль обычного воришки он никак не подходит. Да и необычного - тоже. Вполне приличный человек, симпатичный и простодушный. И если это не маска и не игра, значит, камень не у него. Увы, увы…
- Извините, Вероника, - внезапно озадачился Коровин. - А где я мог вас раньше видеть?
Ну вот, а она так надеялась, что мужики не смотрят душераздирающие сериалы, в которых она имела счастье сниматься, и уж точно никто её не узнает без грима и с прической «детский сад на даче».
- Вы случайно в нашем театре не играете? - продолжил Вадим Игоревич.
- А у вас тут театр имеется? - откровенно изумилась Ника.
- Имеется, - с гордостью сообщил её собеседник. - Причем, самый настоящий. Хотя и не слишком большой и известный.
Услышать, что в глубокой провинции в небольшом городке есть театр, было равносильно тому, что узнать о проживании в нем королевской фамилии. Ведь даже в советские времена, не говоря уж о последних десятилетиях, такую роскошь могли позволить себе разве что областные центры, остальные обходились дворцами культуры.
Оказывается, здание театра было построено ещё до революции, когда Репьевск был если не процветающим, то вполне оживленным торговым центром. Располагался он удачно - на пересечении нескольких трактов, и в нем регулярно устраивались ярмарки, для чего были выстроены лабазы, склады и крупный элеватор. А гостиный двор служил местом не только торговли, но и заключения сделок. Гостиницы, рестораны - все к услугам приезжих купцов. А потом построили ещё кабаре и театр - для их же развлечения. При советской власти театр сохранили, иметь в городе подобное культурное заведение было престижно. Когда же грянула перестройка, театр оказался не у дел и не пошел с молотка только по одной причине: слишком уж специфическое здание - затраты на его реконструкцию явно перекрывали выгоду. Труппа почти разбежалась, новые спектакли не ставили, и оставшиеся артисты пробавлялись разве что арендой зала под всякие мероприятия да новогодними елками.
Но тут, как ни странно, взыграл местечковый патриотизм, и на одной из сходок репьевских бизнесменов, некий майонезный король Чохов объявил вдруг, что он решил спонсировать драмтеатр. Подобрав грохнувшиеся на стол челюсти, остальные коммерсанты принялись размышлять, нафига это майонезнику сдалось. А потом до них дошло - реклама! Реклама Чоховского продукта теперь была на всех афишах, программах и даже во время спектаклей среди реквизита на сцене то и дело возникали баночки с желто-зеленой этикеткой.
Но главное была даже не реклама, а более высокие материи. Чохов теперь имел право считаться патриотом города, радеющим за его культуру. Остальных это задело - чем они-то хуже? Или у них благородства и денег меньше?
И началось! Производители колбасы, пластиковых окон и эксклюзивных мочалок ринулись к обалдевшему от свалившегося счастья директору театра. Культурная публика града Репьева радовалась новым постановкам, артисты получали регулярную зарплату, а мэр в каждой своей речи не забывал упомянуть о недосягаемо возросшем под его чутким руководством уровнем культуры.
- Занятно, - пробормотала Ника, рассматривая все ещё несъеденный и уже изрядно подтаявший монблан из мороженого. - Но я никогда даже не была в вашем театре.
- А зря, - с чувством произнес Коровин. - Я бы хотел вас пригласить. Сегодня дают «Чайку».
- Нет-нет, - вздрогнула девушка, представив, что она увидит на репьевской сцене, - как-нибудь потом.
- И опять зря. Потому что у меня есть подозрения…
- Какие?
- Дело в том, что прима нашего театра, Анна Свидерко обожает драгоценности. Особенно старинные. И если где и искать рубин Антонии, то в первую очередь - у Свидерко.
- Вы думаете, что она могла…
- Нет-нет, не украсть, а купить! В нашем городе все знают, что прежде чем золото или камни в скупку нести, нужно их Анне показать, она же, как сорока…
- Неужели у провинциальной актрисы есть средства на покупку драгоценностей? - недоверчиво спросила Ника.
- Конечно, есть, - хмыкнул Коровин. - Она же любовница Ступина. А тот её ещё и поощряет - нравится ему, что его красавица бирюльками обвешена.
Отметив про себя раздраженную интонацию Вадима Игоревича, когда он повествовал о Свидерко и Ступине, Ника решила, что вникать во взаимоотношения репьевского бомонда ей совершенно ни к чему. Но вот информация о пристрастии примадонны местной сцены к драгоценностям может быть весьма ценной.
- И все же, где я мог видеть вас?… - продолжал бормотать Коровин.
- Это неважно, - Ника встала. - Спасибо за мороженое, но мне нужно идти. Номер моего телефона у вас остался, так что если будут какие-то известия - звоните.
- Как?! - вскричал бизнесмен. - А я думал, что мы вместе…
- Нет, - девушка покачала головой. - В этом нет смысла - порознь мы сможем добиться большего.
- Жаль… Очень жаль! - не унимался Коровин. - А что если нам вечером встретиться? Тут есть весьма милый ресторан, «Каскад» называется. Я приглашаю вас поужинать.
- Извините, не получится, вечер у меня уже занят.
- Тогда я готов отвезти вас туда, куда прикажете.
- Не стоит, я хочу прогуляться, подышать воздухом. Заодно и на ваш театр взгляну. Он ведь где-то неподалеку?
- У нас тут все неподалеку - театр за углом, идемте покажу.
Нику не устраивало общество Коровина - пусть бы он лучше делом занимался и рубин искал. Поэтому она всеми способами пыталась отделаться от сопровождения. Не удалось - Вадим Игоревич довел её до угла выкрашенного в странную бирюзово-розовую гамму продуктового магазина и показал здание театра. Оно действительно было изукрашено рекламными плакатами самых разных фирм, среди которых терялись собственно афиши спектаклей.
- Ну вот, - огорчился бизнесмен, - а сегодняшний спектакль не состоится.
Действительно прямо на дверях главного входа белело объявление: «Вечерний спектакль отменяется в связи с болезнью актрисы».
- Интересно, чем это Анна Глебовна захворали, не иначе несвежих устриц поели, - продолжал удивляться Коровин.
- А почему вы думаете, что заболела именно Свидерко? - сообразив, о ком речь, спросила Ника.
- Так у них же только она незаменимая. Остальные - в два состава играют.
- Да вы просто настоящий театрал, - похвалила его Ника. - Но мне пора, да и вам тоже. Если хотите в срок отыскать камень.
Кажется, в этот момент Коровин впервые задумался, что ему нужно не просто разглагольствовать, а совершать конкретные действие. Мученическим взглядом он уставился на Нику и принялся чесать в затылке. Девушка напоследок полюбовалась Вадимом Игоревичем - экстерьер у него был что надо. Но вот с сообразительностью оказалось неважно - когда она свернула в переулок, он все ещё пребывал в мучительных раздумьях.
***
Следующим по степени подозрительности был газовщик. И Ника даже знала, где его искать - все властные и коммунальные службы Репьевска, в том числе и «Горгаз» располагались вокруг небольшого асфальтированного пятачка, громко именуемого площадью Свободы. От театра до неё был ровно один квартал.
Через полчаса блуждания по разномастным кабинетам, личность газовщика, обслуживающего дом, в котором жила Антония, она установила совершенно точно - некто Кузьмин. Мало того, ей сообщили, что вот-вот данный товарищ должен появиться в конторе, чтобы забрать какие-то ценные трубы и ключи.
Было без четверти двенадцать.
Удивительно, но Кузьмин действительно появился не спустя полдня, а буквально через десять минут. На этом положительные моменты кончились. Потому что «оператор по контролю за оборудованием», как он значился в штатах управления, мало того, что был нетрезв, так вообще напрочь отрицал, что когда либо посещал квартиру Антонии. На этом моменте он уперся, как баран и только головой мотал. Ника, однако, заметила, что при этом он ещё и старательно отводил глаза.
Выход оставался один, и девушка, ухватив упрямого газовщика за локоть, затащила его в ближайший укромный уголок на лестничной площадке и взяла быка за рога:
- Сотню на опохмел хочешь?
- Хочу, - Кузьмин моментально оживился и сфокусировал блудливый взгляд на извлеченной Никой купюре.
- Тогда быстро говори, кто вместо тебя туда ходил? Ну? Бабушка сказала, что удостоверение у того типа имелось!
Газовщик издал совсем уж душераздирающий вздох и кивнул.
- Ходил. Один такой… - шевеление пальцами должно было означать некую характеристику, правда, непонятно какую. - Короче, не знаю я, кто он - первый раз видел. И последний.
- Рассказывай, все, как было.
- Ну, нашел он меня на участке, предложил за бутылку дать ему на часок удостоверение - дескать, хочет у одного хмыря свою жену застукать. Тот его не знает, а без удостоверения в квартиру не впустит. - Кузьмин мученически скривился. - Я уже после сообразил, что чушь он порет - какой мужик вообще в такой ситуации пойдет дверь открывать? Ну, и решил подстраховаться.
- И?
- Что и? Пошел потихоньку за ним, посмотрел, в какой дом он вошел, и все ли тихо будет. Ничего, обошлось, шума никто не поднимал. А потом он мне корочки отдал и - гуд бай.
Кажется, первый реальный след наметился… Ника с воодушевлением принялась расспрашивать Кузьмина о том, как выглядел и откуда взялся неизвестный, и выяснила, что тот был средней комплекции, среднего роста и с рыжей лохматой шевелюрой и рыжими же усами. А взялся… да черт его знает - в дверь вошел.
Стоп! Насчет рыжей масти Антония и Орландо ничего не говорили…
Отдав алчному газовщику сторублевку и проводив взглядом его рванувшую прочь фигуру, она достала мобильник и позвонила старой актрисе.
Точно - газовщик был без усов и никакой не рыже-лохматый. Наоборот - лысоватый шатен лет пятидесяти. Это что же получается?
Ника вышла на улицу и остановилась в задумчивости. Странная мимикрия псевдо-газовщика ассоциировалась у неё с чем-то до боли знакомым и близким.
Было жарко и ужасно хотелось пить. Заметив на углу цистерну с квасом, она подошла и заплатила смешную сумму в два рубля за пластиковый стаканчик желтого пенистого напитка. Квас был холодным и неожиданно вкусным - лучше любой импортной газировки.
Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало - большей частью дети или пенсионеры. Прогромыхала груженая досками «Газель», проехал мужик на велосипеде…
Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.
Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.
***
Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:
- Вы к кому?
- Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину. - Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?
Вахтерша вздрогнула и потупилась.
- Нету её, - пробормотала она тихо. - Нет, и сегодня вряд ли будет.
- Заболела?
Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.
- Идите, идите, - засуетилась вахтерша. - Свидерко нет, нету её.
Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.
- Что там происходит? - удивилась Ника.
- Репетируют, - неуверенно сообщила дама. - Дневная репетиция идет.
Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.
- А-а… а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась? - пошла Ника напролом.
- Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша. - Только, может, не стоит?..
- Стоит, стоит… - Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.
- Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас. - Врачи разберутся.
- В психиатрию? - нерешительно спросил тенорок.
- Почему сразу в психиатрию? А впрочем… Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!
Ника взглянула на табличку «Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич». Ага, директор подойдет…
Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.
- Сволочь! - опять взвизгнула женщина, и послышался звук оплеухи. Ничего себе, нравы у них тут…
За директорской дверью притихли, а визг сменился рыданиями.
Все это начинало поминать какую-то современную постановку, переполненную бестолковой экспрессией. Может, и правда - репетируют? Нерешительно потоптавшись, девушка двинулась вперед - вряд ли этот Коломийцев расположен сейчас с кем-то общаться.
Но не успела она сделать и несколько шагов, как вновь выскочил старикашка и умчался по коридору, что-то бормоча себе под нос и причитая. Ника не решилась его окликнуть.
На цыпочках она подошла к оставшейся слегка приоткрытой двери и заглянула в неё. Это была артистическая уборная с туалетным столиком, освещаемом двумя яркими галогеновыми лампами. Напротив него на желто-зеленом велюровом диване полулежала особа довольно странного вида. Тощее старушечье тельце было облачено в прозрачную кофточку и короткие, чуть ниже колен расклешенные брючки, отделанные крупными стразами. Волосы старушки, выкрашенные красно-белыми перьями, стояли дыбом. Посреди комнаты на паласе валялась босоножка на огромной платформе, а вторая почему-то стояло на туалетном столике среди открытых коробок с гримом и пудрениц.
Внезапно экзальтированная старуха открыла густо накрашенные глаза и злобно уставилась на Нику так, что последняя вздрогнула.
- Ты кто? - проскрежетала лежащая. - А ну вали отсюда!
- Я журналист, - нахально представилась Ника. - Ищу Анну Свидерко. Вы её не видели?
В ответ на этот невинный вопрос раздался такой дикий нечеловеческий хохот, что незваная гостья предпочла ретироваться. Тетка точно рехнулась. Однозначно.
Отдышавшись в коридоре, Ника оглянулась и прочитала на двери табличку «Свидерко Анна Евгеньевна». Вон оно как. И кто эта безумная фурия на диване? Ведь Коровин говорил, что Анна - примадонна и любовница этого… Ступина. А заходящаяся за дверью в истерике особа годилась разве что на роль возлюбленной его дедушки.
В этот момент из-за угла вывернул старик со стаканом воды. Интересно, он собрался даму на диване поливать или поить? Водопроводной водой? Хотя наверняка она в Репьевске не столь опасна для жизни, как в Москве.
- Вы что тут делаете? - сердито сверкнул глазками дедок. - Вы новая костюмерша?
- Да, - поспешно закивала головой Ника. - Ищу Свидерко, чтобы снять размеры. А её нет.
- Она есть, - старичок притормозил и кивнул на дверь, за которой только что побывала девушка. - Но она не в форме. Приходите позже.
С этими словами он впрыгнул в уборную, а Ника, разинув рот, осталась торчать в коридоре. Потом достала мобильник и, покосившись на дверь, отправилась туда, откуда прискакал резвый старичок. За углом она без труда отыскала пустой туалет и оттуда позвонила Коровину. Тот удивился, но охотно описал Свидерко - худенькая сероглазая, лет тридцати, но выглядит моложе. Моложе?!
Ника дала отбой и задумалась. Может быть, это была другая Свидерко? Мама Анны или даже бабушка? Как бы это поделикатнее выяснить.?
Выйдя из туалета, она двинулась по петляющему коридору. Откуда-то доносилась музыка и топот, но людей не было видно. Наконец, из-за одной двери послышался громкий голос - он на разные лады охал, и затем патетически произносил: «Я вовсе не та, кем вы меня считаете!». Похоже, кто-то разучивал роль.
Ника деликатно постучала, и голос смолк. Потом послышалась:
- Кто там, входите - не заперто!
В крошечной, заваленной каким-то тряпками комнатушке около зеркала сидела дородная дама в неглиже. Увидев Нику, она округлила глаза и задала стандартный вопрос:
- Вы кто?
- Я… - девушка размышляла, как бы ей окончательно не запутаться во вранье, - я журналистка. Хотела взять интервью у вашей ведущей актрисы Анны Свид...
- А что, эта курица уже в примадонны записалась?! - подпрыгнула дама так, что её пышный бюст возмущенно заколыхался. - Или это Ступин вам матерьяльчик заказал? Считают, что все купить можно! А сами-то…
Внезапно толстуха смолкла, и выражение её лица стало ликующим.
- А вы сегодня её видели? - почему-то шепотом спросила она. - С утра-то козой прыгала, прямо девочка, а потом вдруг скукожилась вся. Я думаю, она каких-то таблеток для омоложения наелась! А химия, штука такая - неизвестно, какой эффект даст. Вот наша Анюточка и нарвалась!
- Как это - скукожилась? - вытаращила глаза Ника.
- А так… - дама свела губа в куриную гузку, должно быть, обозначающую скукоженность ненавистной коллеги по сцене, отчего её лицо стало напоминать мордочку разжиревшей обезьянки. - И теперь они со своим Олежиком горланят на весь театр. Прямо не очаг культуры, а какая-то коммуналка!
- С Олежиком?
- Ага, со Ступиным своим, колбасным бароном. Вот…
Опять послышались вопли и визг, что-то с грохотом упало и зазвенело разбитое стекло.
- Ишь, буянит, психопатка, - закатила глаза толстуха. - Вот и напишите обо всем, что вы тут у нас увидели! Честно и правдиво!
- Да, обязательно… Скажите, а у вас тут нет такого шатена невзрачного и слегка лысоватого?
- Да у нас таких невзрачных полтеатра, - отмахнулась дама, с наслаждением прислушиваясь к происходящему в глубинах театра. - Во дают!
Пятясь, Ника покинула комнату и тут же едва не попала под ноги резво мчащемуся куда-то юноше. Споткнувшись о неожиданно возникшее препятствие, юноша отскочил в сторону, и у него из рук посыпались картонные коробки.
- Вот дьявол! - вскричал парень. - Ты чего прыгаешь?
- А ты чего бегаешь? - огрызнулась Ника.
- Мне положено бегать, я тут на побегушках, - хмыкнул юнец. - Кто это там орет, не знаешь?
- Вроде бы Свидерко… Ничего не разбилось? - девушка подняла одну из коробок, она оказалась пустой.
- Анна на шее? Чего это она? А разбиваться нечему - для бутафории кубики. Всякую фигню для сцены мастрячить.
- Понятно. А кричит… я сама не знаю, почему. Наверное, случилось что-то.
- Пойду, посмотрю, что там, - парень почесал нос, пнул коробку и отправился на шум.
Поражаясь собственной бестолковости, Ника потащилась следом. Нет, она, конечно, привыкла к тому, что театр - место не всегда организованное и чинное, но то, что творилось тут, превосходило все ранее виденное.
В гримуборной Свидерко толпились люди, часть из которых была облачена в белые халаты. Судя по всему, они уговаривали даму в штанишках со стразами поехать с ними, но та ни в какую не соглашалась. Сильно пахло чем-то медицинским, вроде бы даже эфиром.. У стены в коридоре напротив распахнутой двери стоял вальяжный с виду мужчина. Выражение его лица было мученическим.
Из комнаты вывалился худой и высокий дядька в халате.
- И что нам с ней делать? Увозить принудительно? Но мы же не из психиатрии, мы только скорая помощь. А так у неё с виду все в порядке, только возбуждена очень.
- В порядке? - замахал руками вальяжный. - А то, что на утреннюю репетицию она пришла свеженькая, словно бутончик, просто девушка юная, а через пару часов в старую каргу превратилась, это - в порядке?!
- Э-э-э..? - протянул высокий. - В каком смысле? Загримировалась?
- Это грим?! - неожиданным фальцетов взвизгнул вальяжный. - Это не грим! Она превратилась в старуху буквально на глазах у двух партнеров и режиссера. А сейчас… - тут он перешел на свистящий шепот, - сейчас появился ещё какой-то хрыч, который говорит, что он ни кто иной, как Олег Евгеньевич Ступин. Ступин! А Ступину ведь лет тридцать пять, ну сорок максимум! А этому деду не меньше семидесяти.
- Так прогоните его! - предложил худой.
- А вдруг это и есть Ступин? - вальяжный заломил руки.- Ведь Анна-то… Вся надежда только на медицину!
- Но медицина в данном случае бессильна. Мы не можем уговорить госпожу Свидерко даже в больницу отправиться, чтобы пройти обследование! Вы от нас лишком многого хотите.
- Попробую ещё раз, - простонал вальяжный и тут его взгляд упал на Нику. В глазах буквально высветились два огромных вопросительных знака: - А вы, собственно, кто такая?
- Я… - начала, было, Ника, и тут, словно кузнечик из травы, из-за его плеча вынырнула вахтерша и проблеяла:
- Журналистка это.
- Журналистка! - вальяжный выпучил глаза и схватился за сердце. - Только журналистов нам тут не хватало! Уважаемая, давайте вы как-нибудь в другой раз придете! У нас тут видите, с актрисой плохо, сердце прихватило. Так что не до прессы…
Нике и самой было не с руки оставаться - мало ли кому придет в голову попросить предъявить её журналистское удостоверение или что они там носят. Так что лучше на неприятности не нарываться. Тем более что вряд ли она узнает что-то новое, а слушать истерические рыдания и крики ей уже поднадоело.
Выйдя из театра, Ника, за неимением скамеек, устроилась около служебного входа на поперечине щербатого штакетника и закурила. Делала она это нечасто и обычно под влиянием сильных эмоций.
Спустя несколько минут, из дверей появилась процессия - две женщины в белых халатах вели под руки древнюю старуху все в той же прозрачной кофточке. Она еле ковыляла, переставляя худые ноги, обутые в сабо, разноцветные волосики на голове изрядно поникли. Следом за ней семенил старик, размахивая руками, что-то объяснял худому в белом халате. Все быстро погрузились в две машины - «скорую помощь» и зеленый джип-«субару» - и отбыли.
- Наконец-то свалили, - тот самый парень, который носился с коробками, подошел, доставая из кармана сигареты. - Бр-р… Ну и бабка-ёжка из Анны получилась. Интересно, это чего же она наглоталась, что её так скрутило? Если бы сам не видел - не поверил бы.
- Наверное, что-то гормональное, - пожала плечами Ника. - Сейчас какой только дрянью не торгуют. Но, конечно, выглядела она не очень.
- И вообще, чертовщина у нас какая-то творится… С утра младенца подкинули, днем вот это.
- Какого младенца? - удивилась Ника. - В театр, что ли, подкинули?
- Ага, - кивнул парень. - Меня, кстати, Сашкой зовут.
- А я - Ника. Так что за младенец?
- Представляешь, прихожу на работу, как всегда к десяти… Ну, не совсем, скорее, к половине одиннадцатого - в мастерскую. Нам с Петровичем надо реквизит для «Белоснежки» быстрей поросячьего визга делать - премьера через полмесяца. А там…
- В реквизите?
- Да нет, в мастерской, в раздевалке. А там - ребенок в углу на тряпках лежит. Голый, в одной мужской майке. Хорошо хоть не на бетонный пол положили. Я - к Коломийцеву, тот велел завхозу ребенка в милицию отнести. Там Петровича рубашка валялась, в неё и завернули. А потом с Анной началось. Дурдом какой-то!
- И большой ребенок?
- Да откуда мне-то знать, я в младенцах не разбираюсь. Коломийцев с Марией Степановной сказали - полгода примерно. Не ходит ещё.
Сашка швырнул окурок в урну и нервно дернул плечом.
- Пойду я. А то шеф мой, похоже, опять в штопор ушел, так что реквизит самому колотить придется.
- Это в каком смысле - в штопор?
- В том самом. Мастер-то он на все руки, но пару раз в квартал уходит в запой на неделю. У директора целая пачка заявлений от него на отпуск за свой счет припасена, на такие случаи - только даты проставить. Потом выходит - и снова работает.
- Знакомо, - кивнула Ника. О том, что у них в театре точно такой же стиль жизни сразу у троих реквизиторов, она предпочла промолчать.
- Но самое странное вот что… - парень задумчиво уставился на пыльный куст. - Майка на младенце тоже Петровича была. Я её сразу узнал - шеф её на прошлой неделе краской испачкал. И как же ребенка голым несли, да ещё через нашу вахту? Мария Степановна сразу бы шум подняла. А она ничего такого не видела…
- Ну могли и не голым, это потом уже раздели.
- Зачем?
- Понятия не имею. Может, чтобы милиция по пеленкам следов не нашла?
- И решили поэтому подозрения на Петровича навести? Логично.
Сашка с уважение посмотрел на девушку. Красавица, журналистка, да ещё и умная. И лицо знакомое - популярная, наверное. Он печально вздохнул - шансов у него нет никаких, и пытаться не стоит. Такие штучки предпочитают не помощников бутафора, а крутых мужиков с бабками.
Но Нике до Сашкиных страданий никакого дела не было - она пыталась сообразить имеет ли отношение то, что произошло в театре, к пропавшей «Капле огня». И если имеет, то какое. Собственно, никакой связи она обнаружить не смогла, кроме одного - Анна Свидерко, любительница антикварных камней, странно видоизменилась и состарилась. Ну и что? И было ещё что-то, связанное с театром…
- Слушай, а ты не знаешь такого - Прибыткова Максима Кузьмича?
- Макса? - удивился Сашка. - Часовщика, который одно время без ума за Свидерко ухлестывал? Так в Репьеве его каждая собака знает. А зачем он тебе?
- Ну вот, так я тебе все профессиональные секреты и выложи. Надо. Раз уж со Свидерко облом вышел. Так могу я его найти?
Парень пожал плечами и задумался.
- Живет он в доме, где центральный гастроном, тут рядом, за углом. Но сейчас он на работе - в своей мастерской. Напротив мэрии Дом Быта, вот там на втором этаже он и окопался. Наверное, с обеда уже пришел.
- Спасибо тебе огромное, - искренне поблагодарила нового знакомца девушка.
- Да не за что. Пойду я… а то коробки растащат, - вздохнул Сашка.
- Ну давай. До встречи.
- Мы увидимся? - с некоторой надеждой оглянулся парень.
- Понятия не имею, - честно призналась Ника.
***
С рынка Орландо вернулся в глубокой задумчивости.
- Прекрасная донна, - обратился он к дремлющей в кресле Антонии. Старуха открыла глаза. - Меня беспокоит некоторая абсурдность ситуации…
- Думаешь, меня она не беспокоит? - Антония с чувством потянулась и встала. С колен сползла недочитанная газета. Дремавший на бюро попугай немедленно вытащил голову из-под крыла и с интересом уставился на банку пива в руках карлика. Вернее, не на саму банку, а на колечко, которое всегда получал в качестве игрушки.
- Кстати, присмотрелся я к этим южанам. Очень они мне не нравятся - рожи хитрые, глаза бегают. А когда я одного Осирисом назвал, он аж подпрыгнул.
- Тебе бы в контрразведке служить, - отмахнулась старуха. - Только пустое все это. Даже если они и жрецы-храмовники, даже если решились соединить «Каплю пламени» с «Каплей льда», то все равно - кража не их рук дело.
- Почему вы так решили, леди? - насупился карлик.
- Потому что тогда они бы отсюда сразу усвистали, - хмыкнула Антония. - Или ты думаешь, что они решили до скончания века на репьевском рынке курагой торговать?
- Ну хорошо. Даже если я неправ и эти остроглазые парни не при чем, все равно - Миллер уехал в Италию, откуда шлет нам телеграмму, а камень исчез в России. Как это понимать?
- А так и понимай - или он узнал об исчезновении камня и хочет обозначить свою непричастность…
- Или наоборот?
- Или он вообще не в курсе произошедшего, а телеграмма обычная бравада. Вот, дескать, посмотрите - жив я, курилка, по Венециям разъезжаю.
Карлик почесал нос и уселся на диван. Пухлые подушки под его весом слегка просели, но короткие ножки все равно не доставали до пола.
- Примадонна, вот скажите мне, почему два таких древних ордена, от которых и осталось-то всего ничего, не могут объединиться? Активной деятельности оба давно не ведут, чахнут помаленьку, но шаг навстречу ни один сделать не желает. Почему?
- Традиционная неуступчивость, - пожала плечами старуха. Она подошла к шкафу и выбрала книгу - не толстый старый фолиант, а современный глянцевый томик пестрой окраски. - Плюс инертность. Мы все стали ленивы и неповоротливы. Давно нет притока свежей крови, давно все идет, как шло, без изменений. Всем удобно, и ничего делать не нужно. Только раз в пять циклов собраться для совершения ритуала, и всё.
- Это печально. - Орландо вздохнул так, словно впервые узнал об этом.
- А объединиться… Магистр категорически против. Есть «Капля огня», есть «Капля льда», и они веками не сближались. Теперь уже никто толком и не знает, что будет, когда это произойдет. И только юные авантюристы могут рискнуть и нарушить запреты старейшин.
В комнате воцарилась тишина, разбавляемая лишь тиканьем часов и писком дерущихся воробьев, доносящимся сквозь приоткрытое окно.
***
Ника вернулась на площадь и отыскала двухэтажное строение с давно проржавевшей когда-то неоновой вывеской «Дом быта». Внутри гнездилось не менее десятка магазинчиков и куча самых разнообразных фирм и фирмочек, начиная с фотоателье и туристического бюро и заканчивая конторой, принимавшей заказы на истребление тараканов. Поплутав в узких проходах, Ника отыскала лестницу и поднялась на второй этаж. Тут было попросторнее, и часовую мастерскую она нашла практически сразу. Но, увы, в стеклянном окошке маячила картонка «Закрыто».
- Вы заказ пришли получать? - высунулась из соседнего окошка с надписью «Целебные таёжные бальзамы» пожилая женщина. - Сейчас выдам. Макс отошел, но мне оставил ключи.
- Нет, мне нужен сам Прибытков, - покачала Ника головой. - А он не сказал, когда вернется?
- Сказал, после обеда, в три часа, точно будет. У него бабушка приболела, к ней и пошел.
- Спасибо, тогда я после обеда зайду.
- Может, передать ему чего? - явно скучающая со своими бальзамами дама наполовину высунулась из отсека.
- Нет-нет, не надо.
Ника поспешно спустилась вниз. С часовщиком ясно, он никуда не денется. Ну не топать же ей обратно к театру, чтобы отыскать гастроном и квартиру, в которой проживает Макс. Да и не факт, что его заболевшая бабушка не обитает где-то в другом месте.
До трех оставалось ещё достаточно времени, чтобы поговорить с мемуаристкой Джеммой, тем более что её телефон имелся в наличии.
После третьего гудка трубку сняли.
- Джемму? - отозвался мяукающий голосок. - Джемму… Я слушаю. Встретиться? Зачем? Ах, Антония Илларионовна просила? Да-да, я с удовольствием. Приходите завтра, а ещё лучше - на следующей неделе.
- Мы должны встретиться сейчас, - твердо заявила Ника. - Куда мне подойти?
- Ко мне на работу, - нехотя мяукнула трубка. - Жду.
И отключилась.
Пришлось звонить ещё раз, чтобы выяснить, где эта Джемма изволит работать.
- В редакции, первый этаж, комната двадцать три, - ответила она и снова мгновенно отключилась. Ника ненавидела такую манеру вести разговор и со злости едва не шваркнула трубку об асфальт.
- Где тут у вас редакция? - спросила она у девушки, торговавшей квасом.
- Около театра, - меланхолично ответила та, подсчитывая монетки в жестяной банке. - Желтый дом.
Выпив ещё стаканчик кваса и глубоко вздохнув, Ника отправилась обратно к театру. Желтый дом она нашла без труда но, войдя внутрь, немедленно потеряла ориентацию в темных коридорах. Похоже, у неё пространственны кретинизм в запущенной форме. Хотя раньше ничего такого не замечалось. Наконец какой-то сердобольный толстяк довел её до двадцать третьей комнаты, дверь которой оказалась запрета.
Подавив желание при первой же возможности придушить создание по имени Джемма, Ника как следует запомнила расположение комнаты и отправилась искать место для курения. Ориентиром послужила вонючая консервная банка, набитая окурками. В закутке, кроме банки, оказалась субтильная девушка в зеленом шифоновом платье, похожая на богомола - сходство усугубляли крошечная голова и длинные руки. Ника поздоровалась. Девушка моргнула глазками, поджала тонкие губы, но промолчала. Потом нервно швырнула в банку сложенную чуть ли не гармошкой «беломорину» и удалилась.
В очередной раз подивившись нестандартному поведению местных жителей, Вероника докурила и почти без всякой надежды отправилась к двадцать третьей комнате. К её удивлению, на этот раз дверь оказалась распахнутой настежь, а за ней в крошечном кабинетике сидела все та же девушка-богомол и что-то быстро строчила от руки на стопке листов бумаги.
- Здравствуйте ещё раз, вы - Джемма? - взяла Ника быка за рога.
- Здрасти, - отчего-то перепугалась девушка и судорожно сжала в крошечных лапках шариковую ручку, словно это был чудотворный крест, которым можно было отогнать нечистую силу. - Я - Джемма. А вы от Антонии?
- Да, - Ника протиснулась в кабинет, уселась без приглашения на стул и только тут поняла, что понятия не имеет, как ей разговаривать с этим чудом природы.
- А… что, она недовольна моими записями? - Джемма заерзала на стуле, и стало вдруг понятно, что она пребывает в жутком волнении. И связано это волнение с Антонией. Выглядело это достаточно подозрительно.
- Скажите, Джемма, - вкрадчиво начала Ника, - чья это была идея, писать мемуары?
- Как чья? - Джемма скукожилась на стуле и отвела глаза. - Я не помню. Мы договорились - я выполняю литературную обработку и получаю за это гонорар. Остальное меня не касается. А что?
- Антония собирается издавать воспоминания?
- Я не знаю, моё дело - записать, остальное… А что?
- Да нет, пока ничего, - посетительница многозначительно выделила это «пока» и хозяйка кабинета занервничала ещё больше. - Просто со старыми людьми, наверное, работать сложно - у них склероз, маразм (прости меня, Антония!- мысленно извинилась Ника), они капризны и сами не знают, чего хотят.
- Разве? - удивилась Джемма. - Но госпожа Романовская совсем не такая, у неё отличная память.
- И что, когда вы приходите, она вот так по нескольку часов вам все и диктует? И не вздремнет?
- Вы о чем? Вздремнет? Ах, да, бывает. Но это простительно - человек она немолодой. Это нестрашно.
- А когда она дремлет, вы ведь скучаете? - Ника вплотную придвинулась к столу, входя в роль проницательного сыщика. - Наверное, рассматриваете обстановку, книги в шкафу?
То, что произошло в следующий момент, было диким и нелепым. Джемма вдруг побледнела до синевы, потом заломила руки и тонким голосом запричитала:
- Отстаньте от меня немедленно! Я сейчас позвоню своему адвокату и дяде, он у меня бандит, он быстро приедет и разберется с вами!
Ника подскочила и быстро захлопнула дверь. Ещё не хватало, чтобы на эти крики сбежались люди.
- Ну-ка, быстро говори, что ты взяла у Антонии! - потребовала она. - Иначе против твоего адвоката и дяди-бандита будет пара ментов с наручниками! Лучше признайся и верни похищенное, тогда ничего не будет.
Джемма посмотрела на неё с отчаянием и замотала головой:
- Нет, нет! Не могу! Это невозможно!
- Почему? - искренне удивилась Ника. - Неужели ты уже успела кому-то это сплавить?
- Нет! Нет! - Ещё немного и девица, похоже, начнет биться головой о стол.
- А ну тихо! - рявкнула Вероника. Потом подскочила к подоконнику, на котором среди горшочков с чахлыми геранями и кактусами возвышалась пластиковая бутылка с мутноватой водой. Поискала какую-нибудь чашку, но не нашла, и сунула бутылку Джемме: - На, попей и успокойся!
- Не буду! - взвизгнула Джемма, глядя на бутылку с таким ужасом, словно Ника предлагала ей выпить серной кислоты. - Отстань!
- Ну, как хочешь. А теперь признавайся быстро, куда дела то, что у Антонии взяла.
- Съела! - выдохнула девица и сжалась в комочек. - Съела!
- Чего-о? - обалдела Ника. Потом опять обошла стол и уселась на прежнее место. - Как съела? Сожрала рубин в золотой оправе?
- Какой рубин? Какая оправа? - в свою очередь изумилась Джемма. - Я конфеты съела! Орешки в шоколаде…
- А камень?
- Какой камень?... Орешки и ещё эти… мармеладки.
Губы девушки искривились, а из глаз покатились слезы, и она принялась громко рыдать. Никакие попытки уговорить её успокоиться не действовали, она заходилась в истерике и отчаянно отбивалась от бутылки, не желая из неё пить. В конце концов, потеряв терпение, Ника набрала немного воды в ладонь и плеснула Джемме на макушку. Та взвилась чуть ли не до потолка:
- С ума сошла?!! Сдурела?!!
Выхватив из ящика стола бумажные салфетки, девица принялась судорожно вытирать голову.
- Там удобрения растворены! Хочешь, чтобы я облысела?!
- Ничего, не облысеешь, - подумав, фыркнула Ника. - Наоборот, волосы лучше расти будут.
- От куриного помета?
- От него тоже. И уж точно от помета не облезешь.
Кое-как промокнув прическу и хлюпая носом, Джемма буркнула:
- Что ещё тебе от меня надо? Я все сказала.
- Нет, не все милая, - Ника снова плюхнулась на стул и повела носом. Да, теперь стало понятно, почему девушка категорически не хотела пить водичку - пахло не слишком приятно. - Значит, мы выяснили, что ты, пока Антония дремала, таскала у неё из шкафа конфеты.
- Почему из шкафа? - шмыгнула носом Джемма. - Со стола. Из коробок.
- Как из коробок? - в очередной раз поразилась Ника. - То есть конфеты и мармелад были на столе в качестве угощения?
- Угу…
- Так почему же ты их просто так не ела?! Их же для тебя ставили.
- Неудобно как-то… Дорогие конфеты. Одну возьму и всё… А я сладкое очень люблю.
- И ты, скромница, дожидалась, пока Антония глаза закроет, и сразу принималась шоколадом рот набивать?
Джемма, потупившись, кивнула. Ника начал приходить в себя. Нет, людей, страдающих тайными пороками, она встречала и до этого, но не таких же…
- Ё-моё… и из-за этой ерунды ты тут такой цирк устроила и адвокатом с каким-то дядей-бандитом грозила?
- Там ещё одна коробка была… Деревянная.
- Где? - напряглась Ника. - В шкафу?
- Говорю, в шкаф я не лазила, - твердо заявила Джемма. - На другом столике она стояла. С папиросами.
- Слушай, - рассердилась Ника. - Из тебя все клещами надо тянуть? Говори сразу - что и где брала, а то у меня времени в обрез.
- А больше ничего - только конфеты, мармелад, папиросы и…
- И что?
- З-зажигалку. Но её я, честное слово, случайно прихватила! Могу отдать! - Джемма сорвала со спинки стула мышиного цвета ридикюль и принялась в нем копаться.
- Не надо, - отмахнулась Вероника. - Значит, ты в шкаф вообще ни разу не заглядывала?
- Нет. А зачем? Вот, нашла.
Она швырнула на стол пластиковую зажигалку и замерла, опасливо косясь на неё, словно на кусачую зверушку.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Ника встала и бросилась вон из пахнущего куриным пометом кабинета. От этого тягостного общения была одна польза - теперь она уверилась, что Джемма рубин не брала. Она просто сладкоежка и мелкая клептоманка, не более.
***
Улица млела от послеобеденной жары. В тени под деревьями, высунув языки, лежали две собаки. Более всего Нике хотелось забиться куда-нибудь, где есть кондиционер и минеральная вода со льдом, и немного отдохнуть. Но она опасалась, что Прибытков опять покинет рабочее место, и ей придется бегать за ним по всему городу. Поэтому она тяжко вздохнула и отправилась опять к площади Свободы. Со стороны её хождения туда-сюда наверняка выглядели занятно, но ей эта улица уже успела изрядно надоесть - такое впечатление, что других в Репьевске просто нет.
Стараясь по примеру собак держаться в тени, Ника плелась вдоль облупленных фасадов. Людей стало ещё меньше, поэтому на полдороги она заметила пристроившегося к ней в кильватер знойного мужчину с пышными усами. Незнакомец, которому на вид было лет тридцать или чуть больше, буквально сверлил её спину огненным взором. Вот только приставучих южан ей не хватало…
Она остановилась перед витриной небольшого магазинчика. Усатый тут же притормозил и сделал вид, что у него развязался шнурок на ботинке. Хмыкнув, девушка вошла в магазин и убедилась, что торгуют в нем весьма широким ассортиментом товаров - от синтетических дубленок до погремушек. Примерив, купила себе плетеную из соломки шляпку с круглыми полями и букетиком тряпичных незабудок. Несмотря на наивность, шляпка весьма шла ей и, к тому же, служила неплохой защитой от палящего солнца.
Когда она покинула лавку, усатый все ещё маялся неподалеку, читая наклеенные на стену объявления. А потом опять нахально потопал следом и сопровождал до самого Дома Быта, так и не сделав попытки завести обычный в таких случаях разговор о погоде и свободном вечере.
Максим Кузьмич Прибытков сидел на своем рабочем месте и старательно ковырялся во внутренностях часового механизма. Часовщик действительно был ушастым хлюпиком, к тому же наполовину лысым, хотя было ему лет тридцать пять, не больше. На блестящем от пота лбу краснели следы от резинки, которой крепилась лупа. И, несмотря на жару, облачен Максим Кузьмич был в клетчатую фланелевую рубашку и потертую джинсовую жилетку.
Увидев заглядывающую в окошко девушку, он переместил черный цилиндрик-лупу с глаза на лоб и изобразил на лице внимание:
- Что у вас?
- Я от Антонии, - чувствуя себя шпионом, покупающим славянский шкаф, произнесла Ника.
- Правда? - обрадовался Прибытков так, словно она принесла ему дорогой подарок. - Давайте скорее ваши часики!
- Какие часики? - удивилась Ника, а потом сообразила: - Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Антония просила только поговорить со мной.
- Значит, вы не часы пришли ремонтировать? - разочарованно нахмурился Макс. - А давайте, я все же посмотрю. Почищу…
Он привстал и высунулся в окошко с вожделением уставясь на крошечные часики Ники - подарок Степана. Девушка поспешно спрятала руку за спину. Нет, в швейцарском механизме лучше просто так не ковыряться.
- Жаль, - вздохнул Прибытков. - А я бы денег с вас не взял…
- Я непременно обращусь к вам, как только…
- Извините, девушка…
- Меня зовут Вероника, - представилась Ника.
- А меня Макс. Так вот, Вероника, - зашептал часовщик, - вы знаете, что за вами из-за угла подглядывает какой-то хмырь? Сейчас он спрятался. А вот опять высунулся.
Ника не стала оглядываться. Раз уж играть в шпионов, то по всем правилам. Она порылась в сумочке, достала пудреницу и с помощью зеркальца тут же разглядела торчащую из-за отсека с целебными бальзамами физиономию, украшенную черными усами.
- Вот паразит, - с чувством произнесла она, захлопнула пудреницу и помчалась к назойливому типу. Сейчас она ему задаст!
Но усатый повел себя неожиданно, и вместо того, чтобы обрадоваться, что на него обратили внимание, развернулся и задал стрекача вниз по лестнице. Преследовать его Ника не стала, только злобно фыркнула вслед и вернулась к часовой мастерской.
- Круто вы его, - восхитился Прибытков. - Я бы тоже испугался.
- Он меня достал, - коротко ответила Ника. - Скажите, Макс, вы, когда в последний раз у Антонии были, ничего подозрительного не заметили?
- Подозрительного? - изумился часовщик. - Что вы имеете в виду?
- Ну, что угодно. Вы ведь часто у них с Орландо бываете.
- Раза два в месяц точно забегаю. Выразить почтение, часы посмотреть. У неё ведь настоящий немецкий «Альберс» с боем. И я лично завожу механизм и регулярно смазываю его. Это просто чудо!
Ника внимательно посмотрела на Максима Кузьмича.
- Так вы именно ради этого так часто посещаете этот дом?
- Ну вот, - огорчился Прибытков. - Так я и знал, что мое простодушие меня погубит. Вы только Антонии не говорите. Но когда я увидел эти часы… Огромная редкость в наших краях, им более двухсот лет. Представляете! И - в почти идеальном состоянии. Когда я открыл дверцу на задней панели корпуса… Нет, вы не подумайте, я действительно восхищаюсь госпожой Романовской как великой актрисой, и я не мог не засвидетельствовать й свое почтение, узнав, что она живет в Репьевске. А потом… Потом я стал фанатом часов - увидел их и пропал!
- И во время последнего визита вы тоже занимались часами?
- Да, конечно, я подрегулировал ход - совсем чуть-чуть, и, как обычно, завел их.
- А потом?
- Потом Орландо подал кофе. А из необычного... Ну, если рогалики с марципаном можно назвать необычным, или то, что…
Он пожал плечами и поморщился.
- Что бы вспомнили? - нетерпеливо спросила Ника.
- Да просто ключа от часов на обычном месте не было, - задумчиво произнес Прибытков. - Я даже подумал, что с ним забавляется сэр Родерик.
- Попугай?
- Да, какаду. Он вечно таскает в свою клетку всякие металлические мелочи. Но ключ, во-первых, довольно увесистый, а во-вторых, он всегда лежал в шкатулке.
- Деревянной?
-Нет, в железной, Она стоит в верхнем ящике бюро. И надо же - кто-то достал и бросил, где попало - я его нашел под шкафом.
- Интересно, - пробормотала Ника. - Спасибо вам, Макс, огромное. И… если у меня забарахлят часы, я непременно принесу их вам.
***
Около выхода ее, словно сторожевой пес, ждал усатый. Ника издали смерила его внимательным взглядом - вполне достойный экземпляр - крупный и довольно смазливый, похож на молодого Омара Шарифа. В общем, по всем параметрам - обычный бабник, ищущий приключений. Так какого же черта он избегает контакта и ведет себя словно робкий пятиклассник? Нахлобучив шляпку поглубже на уши, Ника решительно двинулась к странному типу. Тот немедленно всполошился и заметался. А потом просто-напросто с приличной скоростью помчался прочь.
Бегать по жаре за пугливыми мужчинами было занятием утомительным, но все же метров сто Ника преследовала усатого, а затем плюнула и свернула к знакомой квасной бочке. Продавщица, которая, разинув рот, наблюдала за погоней, поспешно протянула ей стакан.
- Ну что за мерзавец,- пожаловалась ей Ника, - прилип, как банный лист.
Девушка захлопала глазами, пытаясь сопоставить увиденное и услышанное, однако, сделать ей это не удалось, и она сочла за лучшее промолчать. Если данная фифа считает, что скачущий от нее галопом тип - прилип, её, конечно, дело.
- А вы никогда его раньше тут не видели? - продолжила Ника. - Ну, может, он известен тем, что за девушками таскается?
- Нет, никогда, - уверенно отозвалась продавщица. - Петька Кузин, то да - ко всем липнет, вечно озабоченный, а этого я вообще ни разу в жизни не видела.
Чувствуя, как внутри булькает и переливается квас, Ника отошла в сторону и уселась на скамейку. Достав блокнотик, проверила список подозреваемых. Похоже, Коровина, Джемму и Прибыткова можно исключить, хотя бы условно. Вместо газовщика Сидорова возник некто рыжий и лохматый - на данный момент самый подозрительный тип. Надо бы проверить ещё интеллигентную старушку и подъездных активистов Сапожникова и Варю Мухину, но у Ники от постоянной беготни между площадью и театром уже подвело живот. И можно было бы зайти поесть в какую-нибудь местную забегаловку, но что-то подсказывало актрисе, что этого делать не стоит. Да и не мешало доложить Антонии и Орландо о проделанной работе и полученной информации - возможно, у них появятся какие-то свежие идеи.
Обозрев для профилактики окрестности, Ника неожиданно заметила все те же черные усы, торчащие из-за газетного киоска. И тут ей неожиданно вспомнилось предостережение карлика - опасаться брюнетов. Не этого ли типа он имел в виду? И как ей теперь быть?
Решив, что раз уж лобовые атаки не принесли успеха и теперь брюнет сам её побаивается, девушка с беспечным видом отправилась опять к театру - мимо него пролегал путь к дому Антонии. Усатый опасливо тащился следом. Когда же Ника вошла в гастроном, гордо именуемый «Центральным» и имевший целых два входа, преследователь, помедлив, поплелся за нею. К счастью, магазин был не самообслуживания, а самый обычный - длинная череда прилавков с достаточным для задуманной операции количеством покупателей. Ника вихрем пронеслась по залу, и, выскочив во вторую дверь, вновь устремилась к первой. Потерявший её из виду усатый растерянно топтался перед витриной с корейскими закусками и вертел во все стороны головой. Спрятавшись за какого-то мужика, девушка подкралась к нему и внезапно выскочила, словно чертик из табакерки.
- А ну, стоять! - прошипела она. - Отвечайте, что вам от меня надо? Какого лешего таскаетесь по пятам?
- А-м-м… - от неожиданности промычал усатый. Глаза у него забегали, как у кота, застигнутого за кражей сосисок. - Я не понимайт.
- Ах, так ты ещё и иностранец! - окончательно разозлилась Ника. - И по-русски ни бум-бум?
- Нет, я говрью по-русски, но плёхо, - слегка пришел в себя усатый. - Я не понимайт, почьему…
- Значит, за мной охотятся агенты вражеской разведки, - задумчиво констатировала Вероника. - Ну что, же, как говорится, фээсбэ нам поможет. Причем, с удовольствием.
- Зачем фээсбэ, не надо фээсбэ, - панически зашептал неизвестный. - Я скажу, кто я йесть. Но только…
Он покосился на бабульку с авоськой, которая с явным интересом прислушивалась к их разговору.
- Хорошо, - кивнула Ника, - пошли на улицу. Но если попробуешь бежать…
- Не попробую, - вначале закивал, а затем замотал головой усатый. И жалобно добавил: - Не надо фээсбэ.
Ника отконвоировала пленного к ближайшим кустам и там приступила к допросу:
- Ну?
- Ви очьень красивий дэвушька, - попытался увильнуть усатый. - Хотьел познакомьиться.
- Не ври, - ласково промурлыкала Ника и ухватила его за пуговицу на рубашке. - Ещё раз соврешь - оторву. И так, пока пуговицы не кончатся. А потом найду, что ещё отрывать, или сдам фээсбэшникам.
Усатый тяжко вздохнул и на чистом русском языке буркнул:
- Ладно, поговорим начистоту. Ты что в театре вынюхивала?
- Ах, вот оно что… А твое, собственно, какое дело? Может, на работу устраивалась.
- Не ври, - подражая её ласковой интонации, заявил усатый. - Кому ты в театре сдалась.
От такой наглости Веронику вначале буквально перекосило, а потом разобрал смех. Отсмеявшись, она снова вцепилась в перламутровую пуговку.
- Ладно, раз начистоту, то я искала там Анну Свидерко, местную примадонну. А нашла какую-то рехнувшуюся старуху. И что ты имеешь поведать в ответ? С чего ты-то ко мне привязался?
- Просто меня самого эта Свидерко интересует, только мегера на входе не пропустила - фейс-контроль я у неё не прошел. А потом ты заметалась по городу, как ошпаренная кошка. Тебе что, Анна поручила наворованное припрятать?
- А что, я похожа на грабительницу или скупщицу краденого? - немедленно ощетинилась Ника.
- Не похожа, но всякое в жизни бывает, - философски вздохнул усатый.
Ника присмотрелась к нему повнимательней. Впечатление брюнет, конечно, мог бы произвести. Особенно, на провинциальную дурочку. Но так как Вероника таковой не была, то оценивала беспристрастно. Ничего так мужик, но слишком декоративен. К тому же, явно восточных кровей, а к таким она относилась настороженно после нескольких инцидентов.
- Тебя как зовут?
- Реми, - мрачно буркнул он, словно сообщал какую-то гадость. - И если ты скажешь, что это похоже на собачью кличку или марку коньяка…
- Не скажу, - успокоила его Ника. - У меня были знакомые Леопольд и Ромуальд, так что тебе ещё повезло. А теперь давай, излагай дальше. С чего ты вдруг про краденое заговорил?
Усатый Реми извлек из кармана жевательную резинку, внимательно осмотрел и спрятал обратно. Потом так же внимательно осмотрел Нику.
- У меня есть основания считать, что эта примадонна причастна к похищению одной весьма редкой вещи.
- Какое совпадение, - прищурилась Ника. - У меня тоже. Только вот круг подозреваемых у меня куда шире.
Они стояли друг против друга, словно секунданты противников перед дуэлью.
- Поделишься информацией? - стараясь казаться не слишком заинтересованным спросил, наконец, усатый.
- Это с каких это щей? Вначале ты. Можешь приступать.
- Ладно, - решился он. - Приступаю. Только сразу скажу - ты мне все равно не поверишь, хотя врать я не собираюсь.
- Преамбула засчитана, - отрезала Ника. - Излагай.
***
Орландо бродил по квартире, словно заводной заяц из рекламы. Время шло, а от Ники не было никаких известий. В третий раз он включал духовку с томящейся в ней свининой под шубой, в четвертый - проверял, работает ли телефон. Они договорились, что Ника будет звонить сама, чтобы её мобильник не начал подавать сигнал в самый неподходящий момент. Потому что отключать звук она постоянно забывала, а обстоятельства могли возникнуть самые непредвиденные.
- Прекрати бегать из угла в угол, - в очередной раз проворчала Антония. - Вот увидишь, девочка прекрасно со всем справится. Моя порода.
- Не сомневаюсь, примадонна, - карлик охотно уселся на диван и тут же сполз с него. - Но если потом Магистр спросит, почему мы ему ничего не сообщили?
- А если и спросит, какая разница? - старуха пожала плечами и перевернула страницу книги. Читала она очередной детектив и внешне выглядела абсолютно спокойной. Как удав - подумал про себя Орландо, хотя менее всего Антония напоминала удава. Скорее, мудрую черепаху Тортиллу.
- Да, в принципе, никакой, - уныло согласился карлик. - У нас есть все шансы создать ещё одну настоящую тайну. О которой не будет знать ни единая живая душа.
- Ты забываешь об одном, - неожиданно развеселилась старуха. - «Капля огня» за двенадцать циклов набирает энергии с избытком, и её сброс сулит много неожиданностей. Так что даже странно, что пока тихо.
- Это-то меня и беспокоит…
Орландо сбегал на кухню, потом выглянул по очереди во все шесть окон квартиры и вернулся в гостиную.
Часы лениво пробили четыре раза.
***
- Итак, - начал усатый, но тут же замолчал и принялся озираться. - Пойдем сядем где-нибудь, а то я сегодня за тобой убегался.
- Вон скамейка, - Ника указала за кусты, где торчал несуразный элемент благоустройства в виде доски, подвешенной двумя цепями к столбикам.
Усевшись на конструкцию, которая тут же принялась скрипеть и покачиваться, Реми уставился на собственные кроссовки и спросил:
- Ты что-то слышала о древних тайных орденах и сообществах?
- Масоны, тамплиеры, розенкрейцеры и прочие? Очень смутно, - призналась Ника. - К тому же, они давно исчезли. Или я ошибаюсь?
- Ошибаешься. Масоны вполне себе здравствуют и поныне, и даже особо этого не скрывают. Да и насчет остальных есть сведения, что они действуют до сих пор. Но я немного о другом. Были очень законспирированные ордена, созданные когда-то с определенными целями и действовавшие в очень узких рамках. Они не ставили перед собой задачи обладания реальной властью, не строили никому козни и не копили богатства. С некоторой натяжкой их цели можно назвать утилитарными, поскольку образовывались они для хранения и использования неких артефактов. Что такое артефакты знаешь?
- Знаю, - буркнула Вероника. - Всякие магические штучки. Талисманы, амулеты…
- Нет, талисманы и амулеты - мелочи. Настоящие древние артефакты гораздо сильнее. И их сила заключена исключительно внутри них. Обладать артефактом - дело непростое и хлопотное, особенно когда для его применения одного человека мало. Представь себе корабль, управлять которым одному человек не под силу, нужна команда.
- Представила. И что?
- Представь себе два таких ордена, каждый из которых обладает одним из артефактов. И вот внутри одного из орденов появляются некие… назовем их, допустим, протестантами, которые начинают носиться с идеей соединить эти могущественные раритеты и посмотреть, что из этого получится.
- И что получится? - с любопытством спросила Ника.
- Считается, что ничего хорошего. И магистр этого ордена тоже так думает. Это все равно, что бросить в костер мешок пороха - красиво, но очень опасно. Однако протестанты не унимаются и решают все сделать по-своему. Почему-то они уверены, что игра стоит свеч. Поняла?
- Одного не поняла - ради чего ты все это мне рассказываешь?
Усатый достал из кармана джинсов мобильник и, сунув его зачем-то под нос девушки, раздраженно выпалил:
- Да просто с утра пораньше мне позвонили и сообщили, что к Антонии, хранительнице одного из артефактов, внезапно приехала внучка. И теперь эта внучка проявляет непонятную активность и явно что-то ищет. А так как мы специально организовали наблюдение за домом хранительницы, нас это озадачило. Потом тебя заметили тебя около театра, и я решил проверить, чем ты там занимаешься.
- Ну а Свидерко тебе зачем понадобилась?
- Мы ещё вчера из своих источников узнали, что артефакт ордена Феникса похищен. И решили, что это дело рук наших протестантов. Поэтому быстренько призвали их к ответу. Но оказалось, что они тут ни при чем. Невинны, как овечки - проверено. Так что «Каплю огня» они не крали.
- А кто они такие, эти протестанты? - с любопытством спросила Ника.
- Неважно, магистр лично сделал им внушение и пригрозил в три счета выгнать из ордена. Но в связи с произошедшим мы вынуждены усилить бдительность, потому что пока существует угроза соединения камней, надо быть начеку.
Ника задумалась. Поверить в сказанное действительно было сложно. Какие-то ордена, артефакты и магистры. Но ведь и Антония говорила о «Капле огня» как о древней египетской реликвии…
- Значит, Антония - хранительница артефакта? - пробормотала она.
Реми молча кивнул.
- И она хранила такую штуку у себя дома? Не верю.
- Нет, хранилась «Капля огня» где-то в другом месте, в надежном тайнике. Но, видимо, перед обрядом её достали. И случилось то, что случилось - ситуация вышла из-под контроля.
- А магистр у этого ордена Феникса кто? Не Орландо?
- Нет, карлик всего лишь один из адептов. Или кто-то в этом роде. Я не вникал, у меня и без того голова кругом от всей этой ерунды идет. После того, что в театре произошло... Похоже, нет, я даже уверен, что «Каплю огня» туда притащили. Но вот кто это сделал?
- Почему ты решил, что рубин там?
- Значит, Антония не все тебе сказала… - задумчиво констатировал усатый. И повторил: - Не всё. Потому что иначе ты бы поняла, что эта глупая курица Анна Свидерко держала в руках «Каплю огня». Ты же видела, во что она превратилась!
- Кто, «Капля»?
- Нет, Анна. Надеюсь, твоя бабушка хотя бы предупредила тебя, что к камню нельзя прикасаться?
- Да, - растерянно кивнула Ника. - Предупредила. И насчет двадцать четвертого июня - тоже. Но я так и не поняла, что же должно произойти в этот день.
- Не в день, а в ночь. Ночью должен быть проведен ритуал возрождения, насколько я знаю. Минуло ровно двенадцать циклов, и в ночь летнего солнцеворота артефакт должен быть активизирован.
Нике опять захотелось пить. Она вспомнила о квасе и облизнула пересохшие губы. Но, увы, вожделенная бочка была далеко, и топать к ней желания она не испытывала.
- Сейчас принесу газировки, - вздохнул Реми. - Не бойся, не удеру. Надо обсудить ситуацию и придумать, как действовать дальше.
Пока усатый бегал в гастроном, девушка размышляла. И чем больше она думала, тем больше у неё возникало вопросов. Поэтому, когда Реми притащил бутылку охлажденной минералки и два одноразовых стаканчика, она сразу взяла быка за рога:
- А какое ты отношение имеешь к ордену Феникса? И что за второй орден?
- К ордену Феникса - только постольку, поскольку появилась угроза необдуманных действий. А второй орден… назовем его условно орденом Асгарда, хотя называется он иначе. И раз уж ты посвящена в тайну «Капли огня», то должна знать, что второй артефакт, которым обладает орден Асгарда - «Капля льда», огромный, размером в два кулака кусок прозрачного белого янтаря. Считается, что «Капля льда» - часть Алатырь-камня, но в этом ни у кого уверенности нет.
- Ни фига себе, - пробормотала Ника, которой вдруг показалось, что она спит и бредит. Вот тихий городишко Репьевск, вот гастроном и перекошенная урна около его входа, вот некий тип по имени Реми, более всего похожий на кавказского дон-жуана. И рассказывает этот тип такие вещи, которым бы впору звучать в кабинете районного психиатра.
- Значит, кусок Алатырь-камня… - вздохнула она, подставляя стакан под вторую порцию минералки. - Это который на острове Буяне, да?
- Понятия не имею, - пожал плечами Реми. - У нас существуют разные интерпретации появления «Капли льда», кто-то даже говорит, что этот камень похитил небезызвестный бог Локи у живущих под землей карликов-цвергов вместе с ожерельем Брисингамен. Ожерелье-то он потом отдал, а камень - нет. Оставил в качестве сувенира, так сказать.
Вероника почувствовала, что голова её окончательно пошла кругом - какие-то, кажется, скандинавские и славянские предания, карлики… Карлики! Орландо?
- Нет, Орландо не из брисингов, - угадал её мысли Реми. - И вообще, дело совсем не в них.
- Что ты ходишь вокруг да около! - начала терять терпение Ника. - Я должна не позднее завтрашнего вечера отыскать и вернуть Антонии похищенный камень. Я обещала! И если ты заинтересован в том, же, то говори яснее - почему ты считаешь, что рубин у Свидерко, и что с ней случилось.
- Ладно, не кипятись, - покладисто вздохнул Реми. - Я же не магистр, а всего лишь рядовой член ложи, занимающийся безопасностью. В общем, «Капля огня» - артефакт возрождения… Он может возвращать людям молодость. Теперь поняла?
Ника онемела. Потом молча отхлебнула из стакана и кивнула.
- Ну так вот, - Реми покосился на неё с некоторым сомнением, - ритуал возрождения, о котором я говорил, должен проводиться точно в ночь летнего солнцеворота каждые двенадцать циклов, то есть шестьдесят лет, и на него собираются все члены ордена. В эту ночь камень становится готов к полному омоложение человеческих существ - тоже на двенадцать циклов или шестьдесят лет. Те же, кому меньше шестидесяти лет, не исчезают, как можно было бы опасаться, а просто становятся детьми. Маленькими детьми.
- Младенцами? - простонала Вероника, вдруг с ужасом вспомнив о ребенке в мужской майке, неведомо как появившемся утром в театре.
- Ага, что-то вроде. Младенцами, да. Но есть ещё один нюанс - для омоложения прикоснуться к камню нужно только один раз! В этот момент камень и отдает накопленную энергию. Но если касание повторить, то «Капля огня» заберет энергию обратно. Я не силен в физике, но это что-то вроде аккумулятора - накопил-отдал-накопил-отдал. Взяв в руки камень во второй раз, человек опять состарится. Причем, забрать камень может больше, чем дал…
- И как быстро это происходит?
- Точно не знаю, из наших никто не в курсе. Вроде бы, несколько часов. Я днем около театра подслушивал вовсю, под окнами. Получается, что Анна Свидерко с утра заметно помолодела, а потом начался обратный процесс и она состарилась. А заодно с ней ещё какой-то хмырь. И это значит…
- Это значит, что я знаю, кто украл камень! - завопила Ника так, что пьяненький мужик, рыскавший неподалеку в поисках брошенных пивных бутылок шарахнулся в сторону. А потом торопливо бросился прочь, очевидно, испугавшись, что девушка имела в виду именно его. - Петрович это, бутафор театральный!
- Этот? - усатый ткнул пальцем вслед удирающему мужику.
- Нет, он сейчас в Доме Малютки или что тут в городе из детских приютов имеется. Сегодня утром в мастерских, где реквизит делают, был обнаружен младенец. Голый и в мужской майке.
- Понятно, - протянул Реми. - Ну, тогда пошли! Потому что «Капля огня» либо в театре, либо у этой парочки. Первый вариант ещё ничего, но вот второй…
***
Телефонный звонок раздался в сумерках. Орландо подскочил и ринулся к аппарату, а старуха только сделала потише звук включенного телевизора. Она уже с полчаса смотрела какие-то политические дебаты, сопровождая их язвительными комментариями.
- Это Магистр! - шепнул ей карлик, зажав трубку ладошкой.
Она кивнула и протянула руку.
Когда-то у неё был роман с этим человеком, несмотря на разницу в возрасте - он был младше на четыре года. Потом они долгое время избегали друг друга и встречались только при крайней необходимости. Но сейчас пора бы уже былой палитре чувств потускнеть.
- Как ты? - послышался в трубке глуховатый баритон, который она помнила ещё совсем юным. - Все в порядке?
- А ты как думал? - собственный голос показался ей ужасным, дребезжащим и слабым. Старуха поморщилась.
- Значит, завтра, когда зайдет солнце?
- Да! - раздраженно ответила она и нажала на кнопку. Потом схватила пульт, и телевизор зашелся истерическими криками. Ну не могла она ему ничего сказать! И не скажет до тех пор, пока есть надежда.
Орландо не мог этого выдержать, сбежал на кухню, а потом и вовсе вышел во двор. Около сараев мужская компания праздновала окончание трудового дня. Из окон доносились гнусавые всхлипы - соседи смотрели мыльную оперу. Надо бы проверить машину, она может понадобиться в любой момент. Хотя что там проверять - он накануне сменил масло и съездил на заправку. Крошечная «Ока» была ему в самый раз, и за её рулем он не чувствовал мир слишком большим и неудобным. И с чего это он ляпнул о том, что её надо менять?
Едва удержавшись, чтобы не проскакать по нарисованным на тротуаре классикам, Орландо, прошел туда-сюда, вздохнул и вернулся домой. Полумрак и тишина. Только возился в своей клетке попугай, устраиваясь на ночлег.
- Это ужасно, - сказала старуха, когда он появился в дверях гостиной. - Ужасно чувствовать себя развалиной.
- Никакая вы не развалина, сеньора, - не согласился он.
- Мне лучше знать.
Он был младше на пятнадцать лет, и привык к тому, что Антония считает его мальчишкой. А он и есть вечный мальчишка, шут, паж, кто угодно… И каждый раз он мечтает только об одном, и каждый раз его надежды разбиваются в прах. Он опять и опять становится шутом.
В сгущающейся темноте он видел только её силуэт, и не мог знать, о чем она думает. Его примадонна. И он не знал, что в её изящной кожаной сумочке уже второй год лежит конверт с письмом из Германии. В эндокринологической клинике готовы провести курс лечения, но лечат они только детей. И она бы уже на следующей неделе привезла бы им ребенка… Если бы не её самонадеянность и старческая лень. Конечно, забрать «Каплю огня из тайника» заранее была не совсем её идея, просто Орландо было по пути, вот и решили не ждать неделю.
- Ты тоже балбес изрядный, - она в сердцах стукнула по подлокотнику и принялась в темноте нашаривать папиросницу.
Орландо вздохнул, щелкнул расположенным в метре от пола выключателем и согласился:
- Балбес.
***
- Мы к Коломийцеву! - Ника влетела в проходную с таким видом, словно готова была прорываться в театр с шашкой наголо. Реми скромно держался позади.
- Опять вы? - удивилась вахтерша. - А Коломийцева нет.
- Тогда к Саше.
- Фамилия.
- Романовская.
- У нас такой нет.
- Это я.
- Что вы мне голову морочите! Сашина как фамилия? У нас этих Саш, как гуталина. Штук семь.
Ника понятия не имела о фамилии бутафора и слегка скисла. И тут позади раздался знакомый голос:
- Пропустите, Мария Степановна, это со мной.
Обернувшись, девушка увидела в дверях сияющего, словно медный таз, Коровина. Но в следующие несколько секунд сияния поубавилось - Вадим Игоревич узрел усатого красавца Реми.
- Господин Коровин, - немедленно сменила тон вахтерша, - всегда вам рады! Сейчас я предупрежу Юрия Евгеньевича!
- Вы же сказали, что его нет, - немедленно уличила её Ника, но дама даже не удостоила её взглядом.
- Предупредите, - милостиво согласился Вадим Игоревич. - А мы пока, с вашего позволения, пройдем.
Свернув за угол, Коровин прошептал:
- Похоже, мы разными путями вышли на один след.
Ника торопливо кивнула.
- Ну вот что, пока я Коломийцеву буду зубы заговаривать, вы попробуйте тут разведать, что и как.
- Хорошо. Пошли! - девушка ухватила Реми за локоть и потащила его по темному, освещенному редкими тусклыми лампочками коридору. - Сегодня спектакль отменен, так что вряд ли в здании осталось много народа. Но все равно надо быть осторожнее.
Дверь в уборную Свидерко была заперта. Собственно, удивительно было бы обратное. На минуту Вероника остановилась, пытаясь сообразить, где тут мастерская, потом вспомнила место, где она впервые увидела Сашку и направилась туда. Из глубины здания раздавался звук работающего станка. Внезапно дверь распахнулась, и из неё выскочили две девицы с сигаретами в руках. Даже не глянув на Нику и Реми, они шмыгнули куда-то в сторону.
- Девушки, где у вас тут бутафоры обитают? - крикнула им в спины Вероника. Одна из девиц обернулась и ткнула вначале налево, а затем вниз. Указания были получены верные, свернув ещё пару раз, они обнаружили лестницу в подвал и по ней добрались до мастерской. Сашка был там - распиливал на станке куски фанеры.
- Эй! - заорала Ника. - Привет!
- Привет! - парень обернулся и удивленно поднял брови. - Опять ты?
- Знакомься, это Реми, - кивнула девушка на своего спутника. - Саш, у нас проблемы.
- У нас тоже, - Сашка вытер руки тряпкой и обменялся с усатым рукопожатиями. - Петрович куда-то пропал. Недавно жена его прибегала, искала. Говорит, что он с утра трезвехонький на работу ушел. Значит, замылился куда-нибудь с друганами, паразит. А у нас - сдача спектакля. Я так Коломийцеву и сказал…
- Да погоди ты, - прервала го Ника. - Никуда он не замылился. Скажи лучше, куда вы того младенца в майке отнесли?
- Младенца? - разинул рот Сашка. - При чем тут младенец? А, хочешь сказать. Что, нашли его мамашку? Так я точно не знаю. Вроде бы, в милицию отнесли, но ведь там его держать не станут, так что, скорее всего, в больницу сдали, у нас Дома Малютки в городе нет.
- Как нет? - удивился Реми. - Совсем?
- Совсем, есть только детский дом. Но он не в Репьевске, а в Тучине, вроде бы. Короче, не знаю я. Мне бы Петровича найти, а чужие младенцы…
- Это и есть Петрович! - заорала Ника. - Только маленький?
Тут Сашка разинул рот ещё шире.
- Как, то есть, Петрович? Ты имеешь в виду, что ребенок - его?
- Нет, это сам Петрович твой. И не смотри на меня такими глазами, у меня с головой все в порядке. Лучше скажи, у тебя его фотография есть?
- Где-то была, - выдавил из себя окончательно ошалевший бутафор. - О, в стенгазете в коридоре висит, там его после очередной корриды в обнимку с зеленым змием нарисовали, а лицо из фотки вырезали.
- Ладно, если другой нет, то и эта пойдет. Но сейчас не это важно. Нам надо срочно попасть в уборную Свидерко. Не знаешь, где ключи от неё добыть можно?
- Зачем? - нахмурился бутафор. - Ты там что-то оставила?
- Нет, я думаю, что там спрятано нечто, из-за чего они со Ступиным постарели, а Петрович твой наоборот… сильно омолодился. Саш, мы же туда с тобой зайдем, и ты сам убедишься, что мы ничего не сопрем.
- А что за вещь? - озадаченно почесал нос парень.
- У моей бабушки, ты её наверное знаешь, Антонии Романовской пропала одна драгоценная безделушка. И есть все основания считать, что она попала в руки Свидерко.
- Ты - внучка Романовской? - удивился Сашка.
- На, убедись, у меня и фамилия такая же.
Ника достала из сумочки паспорт и сунула его под нос бутафора.
- Вероника Романовская?! То-то мне твоя личность знакомой показалась. Только ты в кино вся в буклях была и с веером.
- В каком кино? - заинтересовался Реми, до этого изображавший полную индифферентность.
- Да в этом, как его… «Петербургские страсти» что ли? Или «Страсти по Петербургу» - не помню. Ух ты!
Усатый искоса глянул на Нику, но промолчал. Наверное, вспомнил свою реплику насчет того, что в театре ей делать нечего.
- У нас слишком мало времени, - едва не затопала ногами девушка, - а вы тут про букли и веера! Говори, как нам в запертую гримерку попасть.
Сашка задумался и снова принялся чесать нос, словно собираясь содрать с него всю кожу. Потом кивнул:
- Могу попробовать! Ждите меня за углом около туалета.
Спустя минут пять, которые Ника посвятила отрыванию фотографии Петровича от стенгазеты,  бутафор появился, стряхивая с себя пыль, и продемонстрировал ключ.
- Точно, никакой фантазии у нашей примы, в ящике с гидрантом прятала. Она как-то свой ключ посеяла, вот и пришлось ей дубликат вытачивать на нашем станке. А она попросила ещё один сделать, на случай, если и новый потеряет или дома забудет. Чтобы дежурные лишний раз не злословили.
- Ты прямо Шерлок Холмс, - восхитилась Ника. - Пошли скорее.
Но в гримуборной Свидерко их ждало разочарование - тщательно проведенный обыск не дал никаких результатов. Реми и на шкаф забрался, и даже подоконник подергал в поисках тайника, а Вероника перерыла ящики туалетного столика и сам шкаф - там, кроме дюжины запасных колготок и других тряпок ничего не обнаружилось.
- Пролетели, - констатировала она, тыкая пилочкой для ногтей в содержимое огромной пудреницы. - Сань, в вазу с цветами ещё загляни… Да осторожней ты!
Побултыхав затхлой водой в хрустальной емкости, бутафор отрицательно покачал головой. Потом по собственной инициативе ещё раз сунул нос в шкаф. На этом можно было заканчивать - рубина тут не было.
- А ведь сумочки нигде нет, - задумчиво произнесла Ника. - Так что, скорее всего, Анна забрала камень с собой. В больницу.
- Значит, надо ехать в больницу, - раздалось от дверей. Сашка подскочил от неожиданности. Это Коровин, избавившийся от общества Коломийцева, неслышно проник в комнату. Глаза его светились охотничьим азартом.
- В какую именно? - деловито уточнила Ника.
- А что, их разве много? Одна, вообще-то, так что не ошибемся. Поехали, пока у них время посещений не закончилось, иначе придется охранника уламывать, а он там алчный просто на удивление.
***
В лечебницу на Коровинском джипе отправились все, кроме Сашки. Тот остался в театре, доделывать реквизит и размышлять, с кем он же имел дело - с посланцами из параллельного мира или попросту с психами, и правда ли то, что они сказали насчет Петровича.
По пути Вероника попыталась вкратце обрисовать Вадиму Игоревичу ход поисков, но довольно сумбурно, так что и самой ей рассказ показался диким. В свою очередь Коровин просто сообщил, что в театр пришел потому, что куда-то исчез Олег Ступин, который мог помочь в розыске похищенной драгоценности. В офисе он конкурента не нашел, а всем известно, что по утрам тот отвозит Анну Свидерко на работу, вот Вадим Игоревич и отправился в театр. То, что поведал Коломийцев, повергло Коровина в шок. А тут ещё Ника туману напустила…
- Ничего, разберемся, - крякнул бизнесмен, сворачивая к больничному комплексу - группе разноцветных двух-трехэтажных зданий. - Я Олежека в любом виде узнаю.
Но, несмотря на возлагаемые надежды, визит в городскую больницу тоже оказался не слишком удачным. Поскольку заведующий психиатрическим отделением, к которому после хождения по самым разным кабинетам они в итоге попали, заявил, что пациенты Свидерко и Ступин к ним сегодня действительно поступили, но после уколов они мирно спят, и свидание с ними никак невозможно. На вопрос же о том, нельзя ли хотя бы посмотреть на них спящих, многозначительно покрутил пальцем у виска и молча указал на табличку - «Свидания разрешены только в специальном помещении в присутствии санитара».
Проводив посетителей и проверив, крепко ли заперта входная дверь, заведующий отделением Иван Глебович Петрухин принялся расхаживать по длинному коридору и тереть лицо ладонями. За свою долгую практику видел он всякое, но такое…
- Саша! - рыкнул он на медсестру, высунувшую нос из ординаторской. - Я тебе где велел неотлучно находиться?
- В седьмой, Иван Глебович! - пискнула девчонка.
- А ты где шастаешь? Наблюдай за пациенткой, больше ничего. Поняла?
- Поняла, поняла.
Ответ сопровождался тяжким вздохом, потому что сидеть в седьмой палате было скучно. И немного страшно.
***

Выйдя из домика, выкрашенного в веселенький салатный цвет, Коровин со вздохом оглянулся на его зарешеченные окна. Разговаривали с ними официально, и диагноз, с которым упекли в сие скорбное заведение примадонну и её бой-френда, сообщить наотрез отказались. Впрочем, диагноз неважен, куда важнее, чтобы им разрешили свидание. Причем, не позднее завтрашнего дня.
- Ну, что будем делать? - уныло поинтересовался Реми.
- Может быть, камень остался у Свидерко дома? - безнадежно выдвинула новую идею Ника.
- Нет, это исключено - судя по тому, что последняя трансформация произошла уже в театре, она его таскала с собой, - покачал головой усатый.
- Что это за тип? - ревниво шепнул Коровин на ухо девушке. - Откуда взялся?
- Он тоже заинтересован в том, чтобы найти рубин, - туманно ответила Вероника. - Смотри-ка, уже солнце садится.
- Пойдемте в ресторан, поужинаем, - уловил смену темы Вадим Игоревич, - все равно до завтра мы ничего сделать уже не можем.
- А вот и можем.
С этими словами она устремилась обратно к справочному бюро. Толстая тетка-дежурная в связи с завершением рабочего дня уже собиралась закрывать окошко, но когда в него просунулась запыхавшаяся Ника и спросила, привозили ли сегодня в больницу подкидыша из театра, мигом забыла о часах.
- Ах ты, кукушка! - гневно заколыхалась она за стеклянной пергородкой. - Ах ты, мерзавка!...
Потом мельком взглянула на подошедших следом за девушкой Коровина и Реми и прибавила обороты, обличающе тыча пальцем в их сторону:
- Ишь какие бессовестные! Понарожают тут…
- Ты, Михайловна, громкость-то убавь, - хмуро рявкнул бизнесмен. - Это кого это я тебе рожал?
- Ой, Вадик, ты, что ли? - тетка нашарила на столике очки и водрузила их на нос. - Так я не тебе. Это все она, прохвостка! Видано ли дело, от собственной кровиночки отказываться! А ну, марш к главврачу, он так и сказал: как появится эта мамаша, так сразу чтобы ко мне шла, гулена!
- Михайловна, - окончательно разозлился Коровин, - не мамаша это! Чего напустилась?
- А если не мамаша, с чего ребёночком интересуется? - усомнилась дежурная. - Ну, я не знаю, главврача все одно уже нету, так что завтра приходите.
- Вы нам просто скажите, с ним все в порядке? - махнула рукой Вероника? - Жив, здоров?
- А чего ему сделается? Здоровенький такой мальчишечка, прямо загляденье. И какая ж зараза от такого отреклась?
- Никуда его отсюда отправлять не собираются?
- Пока тут побудет, может ещё сыщется кукушка-мать. А если нет, то у нас вона какая очередь на усыновление, только скажи.
Убедившись, что с младенцем-Петровичем все в относительном порядке, Ника решила, что на сегодня с неё хватит - ноги гудят, в желудке прямо таки космическая пустота. Категорически отринув приглашения Коровина отужинать с ним, она попросила отвезти её к дому Антонии. Реми испарился прямо с территории больницы, предупредив, что появится завтра и будет ждать её с утра пораньше около психиатрического отделения. Нервно хихикнув по поводу места рандеву, Ника загрузилась в джип.
***
Наконец-то жаркий и душный день сменялся вечерней прохладой.
После чаепития и разгона, полученного от Петрухина, медсестра Сашенька вернулась в седьмую палату и уселась с книжкой на стуле в углу. Можно было спокойно почитать любовный роман. Время от времени она не забывала коситься на лежащую на кровати фигуру. Когда эту буйную старуху привезли днем, казалось, что она обычная их пациентка. Ну, съехала бабулька с рельс и впала в агрессию, вопит, что все вокруг подлые враги, такое бывает. А уж когда она про колдовство речь завела, все стало окончательно ясно.
Но Иван Глебович отчего-то занервничал, кому-то позвонил, после чего велел поместить старушку в отдельную палату и постоянно присматривать. Пристегнули ремнями, чтобы на персонал не кидалась, укольчик сделали, все, как обычно. А потом Лиза-врачиха, шепнула, округлив глаза, что старуха мнит себя ни кем иным, как великой актрисой Анной Свидерко. Свидерко Сашенька помнила - та играла в трех спектаклях городского театра, на которые они когда-то ходили всем классом. Поэтому, вспомнив её в роли Джульетты, медсестра только хмыкнула - да, солидный у старушенции закидон случился, на юную красавицу она уж никак не тянула.
Сашенька даже рада была, что её определили в сиделки к рехнувшейся карге - толку в отделении от юной практикантки все равно мало, большей частью только под ногами путалась. Это понимала и сама Сашенька, существо неопытное, но объективное. Она придвинула стул поближе к кровати, на которой спала старуха, и углубилась в чтение. Упрямый, как осел, главный герой романа все никак не хотел обратить внимания на прелестную героиню и ухлестывал за самыми непотребными девицами. Возмущаясь идиотизмом красавца-мужчины, Сашенька едва не плакала. Ну вот, опять отправился на Лазурный берег с коварной подругой героини… Внезапно раздавшийся скрежет панцирной сетки заставил медсестру оторвать взгляд от захватывающей интриги.
Старуха смотрела на неё широко открытыми водянистыми глазами в обрамлении сильно накрашенных ресниц и теней с модным отливом-металлик. Лежала спокойно, не пытаясь освободить притянутые к кровати широкими ремнями руки.
- Как тебя зовут? - облизав губы, спросила бабка.
- Саша, - девушка закрыла томик и положила его на тумбочку. - Хотите пить?
Старуха кивнула, и девушка поднесла к её губам носик поилки.
- Саша, а где моя сумка? - выхлебав почти всю воду, спросила пациентка вполне нормальным голосом. - Куда её дели?
- Не знаю, наверное, туда, куда все вещи складывают - в кладовую.
- Слушай, - прошептала старуха, - а ты можешь мне её принести?
- Нет, что вы… - замялась Сашенька. - У нас нельзя, запрещено.
- Что запрещено? Причесываться и нос пудрить? Посмотри на меня, как я, по-твоему, выгляжу?
Медсестра невольно отвела глаза - вздыбленные волосы с экзотическим мелированием, размазанная по сморщенным щекам лиловая помада, да и тушь на одном глазу поплыла. Зрелище не для эстетов.
- Вот видишь, - едва не заплакала пациентка. - Чучело чучелом. А ведь я - женщина. Думаешь, приятно в таком виде лежать, когда сюда мужчины заходят? Представь себя на моем месте.
Сашенька ужаснулась. Вообразить себя на месте этой раскрашенной кикиморы она не могла и в страшном сне.
- Я только приведу себя в порядок, правда-правда, - умоляла её старуха. - У меня в сумке косметичка и расческа, сама проверишь. И потом - ты же рядом будешь.
Медсестра заколебалась. По правилам никакая косметика больным не полагалась, зеркала и прочие дамские мелочи могли быть опасны. Даже пластмассовые расчески. Но бедняжка так жалобно смотрела на Сашу, вздыхая и охая, что у той дрогнуло сердце.
- Вот что, - поколебавшись, предложила она. - Давайте, я вас сама причешу и приведу в порядок. Врачи не велят вам пока руки освобождать.
- Хорошо, - охотно согласилась старуха. - Только причесывай меня моей расческой, я ужасно брезглива. А руки… Ну что же, потерплю. Неси скорее сумку, вдруг зайдет кто, я ж со стыда сгорю.
И она заморгала абсолютно честными глазами.
Сашенька выглянула в коридор. Вроде бы, никого нет. Кладовая находилась неподалеку и запиралась на навесной замок, ключ от которого находился у дежурной медсестры. То есть, у Саши - потому что Полина отпросилась у заведующего отделением сразу после обеда и свои полномочия передала практикантке. Ничего, отделение небольшое, справится.
Шмыгнув в кладовую, Сашенька обнаружила сумочку старухи почти мгновенно - она ещё при поступлении запомнила ярко-розовый ридикюльчик, который у вновь прибывшей пришлось отбирать с боем, так она за него цеплялась. А тот старичок, которого вместе с ней привезли, кстати, тихим оказался, только озирался и носом шмыгал. Его в общую палату определили.
Схватив сумку и спрятав её под халат, медсестра вернулась в палату. Там она достала из ридикюльчика небольшую щетку для волос и принялась приглаживать ею разноцветные вихры на голове старухи. Та морщилась, но терпела. Потом Сашенька намочила под краном полотенце и обтерла напоминающее сушеный инжир личико.
- Ну вот, совсем красавицей стали, - одобрила медсестра полученный результат.
- Нет, - закапризничала больная, - без зеркала не верю. Убедиться хочу.
- Тут нет зеркал, совсем.
- Достань, у меня в косметичке пудреница. Ну пожалуйста.
Сашенька знала, что старушка не совсем нормальна, но сейчас она смотрела на неё беззащитными выцветшими глазками. Да и руки у неё закреплены.
Нехотя медсестра полезла в сумочку - пахло из неё совершенно умопомрачительно - и достала овальную косметичку на молнии. Перламутровую. Сашеньке вещица ужасно понравилась. А уж содержимое… О таких изящных тюбиках и баночках можно было только мечтать. Какова старушка!
Осторожно открыв серебристую пудреницу, Саша поднесла зеркальце так, чтобы её владелица могла себя увидеть. Увидела. Скукоженное личико затряслось, а из глаз градом полились слезы. Пришлось опять вытирать черные потеки. Да что же они в приемном покое и умыть пациентку не могли, что ли?!
- Ужас… - донеслось сквозь рыдания. - Кошмар…
- Ну не плачьте, - уговаривала старуху медсестра. - Ну, давайте, я вам ещё губки подкрашу, а?
- Не хочу губки, - продолжала страдать несчастная. - Лучше дай мне подарок моего любимого… Последнее утешение….
- Это какой подарок? - растерялась Сашенька.
- Там, в косметичке подвесочка - красный шарик в оправе, - тихо запричитала старуха. - Дай мне на него хотя бы посмотреть.
Добросердечная Сашенька заглянула в косметичку - там среди тюбиков с тональным кремом и коробочек с тенями действительно лежала прелестная безделушка. Алый шарик перекатывался в золотой клеточке, свитой в форме луковицы. К её верхушке крепилась цепочка с колечком. Ухватив это колечко, медсестра достала подвеску, и та закачалась, разбрасывая розовые блики. Камень внутри напоминал пламя свечи.
- Эта?
- Да, да! - лихорадочно зашептала старуха. - Так хочется прикоснуться к ней хоть на мгновение. Умоляю!
Подумав, Сашенька осторожно опустила безделушку в просительно скрюченные пальцы. Все равно рука привязана, так что ничего страшного произойти не может.
- Спасибо… - бабка вцепилась в подвеску, самозабвенно принялась её ощупывать и гладить. - Спасибо, милочка…
Девушку слегка покоробило слово «Милочка», ну да ладно, могла ведь и пальцы откусить. Она вспомнила, как вела себя старуха днем и как сейчас - огромный прогресс.
В коридоре послышались голоса, и Саше пришлось быстренько ликвидировать следы нарушения - она сунула косметичку в сумку и спрятала её в тумбочку. Потом, спохватившись, отобрала у пациентки подвеску и швырнула её туда же. Кажется, успела…
- Тс-с-с… - приложила она палец к губам.
Старуха кивнула и закрыла глаза, делая вид, что спит.
***
Орландо сервировал ужин с рекордной скоростью - Вероника едва успела умыться и причесаться, а на её тарелке уже красовалась здоровенная отбивная с жареной картошкой, солеными помидорчиками и листьями салата.
Ничего не скажешь, день у неё прошел нескучно. И неизвестно ещё, что скажет Антония, когда узнает, что она вступила в альянс с Коровиным, а главное - с Реми, членом конкурирующего ордена. А с другой стороны, старая актриса так и не сказала ей всей правды о рубине. Почему? Настолько не доверяет или считает информацию излишней? При мысли об этом, Нике становилось обидно.
Но виду она не подавала, и хотя карлик требовал, чтобы она вначале поела, а затем только приступала к рассказу, все же девушка успела изложить основные этапы розысков ещё до чая. Антония слушала внимательно, изредка задавая вопросы, а когда дело дошло до Реми, обменялась с Орландо многозначительными взглядами. Затем оба уставились на шею Ники. Не понимая, в чем дело, та опустила глаза и увидела, что черная цапля на кулоне стала серебряной - ослепительной, словно её только что отшлифовали.
- Что это значит? - растерянно спросила она, прикасаясь к блестящей птице.
- Я заменю амулет, - засуетился Орландо. - Этот свое отслужил, можно выбрасывать. А означает это, душа моя, что кто-то вас сегодня весьма ловко обманывал, и, похоже, не раз.
Он полез в бюро и достал из него другой кулон - на этот раз черную прыгающую кошку-пуму.
- А сами-то вы меня не обманывали и ничего не утаили? - рассердилась вдруг Ника, вешая на шею новое украшение. - О ритуалах возрождения, о том, к примеру, что «Капля огня» имеет свойство возвращать молодость или, наоборот, старить того, кто к ней прикоснется во второй раз? Об ордене Феникса? Совершенно посторонний тип мне все это выкладывает, а вы все в партизан играете.
- Говорил я вам, сеньора, что нужно сразу было сказать все, как есть, - пожал плечами карлик. - Ведь девочка сильно рисковала…
- Да ладно тебе, - отмахнулась Антония. - Кто из нас не рисковал? Никуша, ты можешь еще раз подробно описать все, что произошло в театре? Когда именно и что.
- Я так поняла, что Анна Свидерко с утра пораньше явно помолодела и появилась на репетиции в самом радужном настроении. После чего начался обратный процесс, и около часа дня актриса представляла собой уже весьма пожилую особу, которую я имела сомнительное счастье видеть лично. В два её увезли в больницу. Насчет омоложения Ступина ничего не известно, но… - Ника на минуту задумалась, что-то вычисляя, - но если тот дед - и есть Ступин, то у него все происходило почти синхронно. То есть, они оба хватались за рубин примерно в одно время.
- Два часа, - заметил Орландо. - Цикл трансформации занимает примерно два часа. Значит, второе касание произошло около одиннадцати утра…
- Так быстро?
- Да!
- Тогда первое произошло около десяти… Ведь она не превратилась в грудного младенца, как этот самый… Петрович?
- Да, Петрович, - машинально подтвердила Ника. - Кстати, этот тип у вас был под видом газовщика?
Она достала из кармана изрядно помятую фотографию, на которой лысоватый мужичок был изображен в компании с прорисованной зеленым фломастером коброй, долженствующей означать зеленого змия. Брезгливо взяв двумя пальцами снимок, Антония кивнула.
- Итак, Петрович вполне мог после контакта с камнем отправиться в мастерскую, - продолжала Ника, - где и омолодился до последней стадии, если можно так выразиться. Но тогда он прикоснулся к рубину немного раньше, чем остальные.
Тут Вероника замолчала, вдруг сообразив, что рассуждает обо всех этих немыслимых вещах в полной уверенности, что они действительно происходили. А что если это какая-то мистификация, затеянная для того… Для чего? Для того чтобы Антония на старости лет развлеклась, мороча ей голову? Такой вариант выглядел совсем уж диким и несообразным. Но она на всякий случай шепотом спросила:
- Скажите, а вы меня не разыгрываете? Это правда?
- Делать нам больше нечего, - возмутилась старуха. - Между прочим, завтра прибудет Магистр и… остальные, так что нам самое время валять дурака.
- Но вы сказали - завтра к полночи, - удивилась Ника.
- В полночь я должна буду достать камень из шкатулки. И очень надеюсь, что он там будет. Теперь почти уверена. Только не думала, что его придется добывать из сумасшедшего дома.
- Фи, леди, - скривился Орландо. - Не из сумасшедшего дома, а из психиатрического отделения. Кстати, я как-то туда однажды наведывался, помните?
Обе Романовских оторопело уставились на карлика.
- Не помню, - покачала головой Антония.
- И, тем не менее, я там был по вашему же поручению - Розалии Игнатьевне коробочку пьяной вишню в шоколаде относил.
- Ах, да… было такое. Ну и что ты хочешь сказать?
- А то, что вы сами понимаете - ситуация пиковая - в этой богадельне камень может побывать в руках уймы людей. Но это - днем, а ночью - вряд ли… Ночью они там спать должны. Так что лучше действовать прямо сейчас. Я гарантирую, что смогу проникнуть туда, а вы тем временем на стреме постоите.
- Откуда ты только набрался этих кошмарных выражений? - мрачно вздохнула старуха. - Но ты прав. Придется попробовать, иначе завтра ситуация может стать критической. Ещё кто-нибудь из психов сопрет камень…
- Если уже не спер.
- Типун тебе на язык!
Антонии встала и шаркающей походкой направилась в прихожую. От дверей обернулась:
- Ну что застыли? Едем!
- Прямо сейчас? - растерялась Ника. - Но ведь уже темно.
За окном вечерние сумерки уже сменились почти полной темнотой. На небе появились первые, самые крупные звезды.
- А чего ждать? Если Орландо сказал, что сможет туда влезть, значит сможет. Ерунда дело.
Ничего себе ерунда! Девушка вспомнила решетки и металлические двери с глазком и звонком. В темноте лезть куда-то, где содержать ненормальных…
- На всякий случай переоденьтесь в брюки, - шепнул ей Орландо. - Мне может понадобиться ваша помощь, принцесса. И… не забудьте амулет.
Ника послушно отправилась в отведенную ей комнату и сменила сарафан на бриджи и легкую кофточку. Босоножки, подумав, оставила те же. Раз уж эта парочка настроена так решительно, ей придется отправиться с ними. Хотя более всего ей хотелось сейчас укрыться с головой одеялом и спать, спать.
Ах, да ещё кулон. Теперь всё.
Антония тем временем поверх платья облачилась в пунцовый шелковый кардиган и взяла в руки трость с серебряным набалдашником. В таком виде она стала напоминать итальянского кардинала.
Орландо уже вывел машину из гаража и, увидев её, Ника вздохнула - после джипа крошка «Ока» показалась ей размером с наперсток. Но разместились они довольно удобно. Антония, усевшись рядом с водителем, обозрела темный двор. Где-то играла музыка и орали коты.
- Трогай, - скомандовала старуха. - Вспомним прежние годы.
Она не стала уточнять, что именно имела в виду, но, судя по предстоящей операции, явно нечто неординарное.
До территории больницы они добрались быстро, причем въехали не со стороны главного корпуса - трехэтажного, с облупленным порталом, а откуда-то сбоку. Орландо остановил машину, заглушил мотор и, выскочив наружу, бросился открывать дверцу Антонии. Ника вылезла следом.
- Правильно место выбрал, - одобрила старуха, - кивая на темный флигель. - Тут никого точно не будет.
- А что тут? - спросила Ника, оглядываясь.
- Морг, - коротко бросил карлик. - А психиатрия чуть подальше, за деревьями. Ну, я пошел.
- А мы? - хором спросили его спутницы.
- Вы пока прогуливайтесь вокруг здания и прислушивайтесь. Если все будет тихо, ничего не предпринимайте. Охрана только на центральном входе, тут никого нет. А если я влипну, постараюсь позвонить. Мобильник у вас с собой, моя принцесса?
- С собой, - Ника хлопнула себя по карману бриджей.
Карлик кивнул и почти мгновенно исчез в темноте - только едва слышные звуки быстрых шагов обозначили направление его передвижения.
Выждав несколько минут, Вероника и Антония, не спеша, двинулись по дорожке. Старая актриса обстоятельно расспрашивала молодую о работе, о спектаклях, и вскоре обе настолько увлеклись профессиональными разговорами, что почти забыли о том, зачем собственно они разгуливают в столь неподходящее время в не менее неподходящем месте. Морг остался позади, а в двухэтажном здании психиатрического отделения часть окон все ещё светилась.
- Значит, в столице театры не бедствуют? - спросила Антония, останавливаясь под одним из них и всматриваясь в мелькающую за стеклом фигуру.
- Да, некоторые даже процветают, - улыбнулась Ника.
- Это хорошо. - Старуха остановилась и тростью указала на наполовину закрашенное белым окно. - А смотри-ка, там явно что-то не то происходит.
Вероника увидела, как отчетливо различимый женский силуэт в освещенном окне вначале заломил руки, а затем отпрыгнул и пропал из виду.
- Неужели Орландо заметили?
- Вряд ли. Хотя всякое может быть. Похоже, девушка за подмогой побежала.
Но Антония ошиблась. К тому моменту Сашенька - а это была именно она - побоялась бы вызвать подмогу, поскольку окончательно уверилась, что с ней случилось самое страшное - она заразилась безумием.
***
После вечернего обхода, во время которого привязанная к кровати пациентка старательно изображала спящую, медсестра вздохнула с облегчением. Все же она нарушила строгие правила - не давать пациентам никаких не разрешенных лечащим врачом предметов.
Иван Глебович посчитал пульс на запястье больной и одобрительно похлопал её по порозовевшей щеке. Ресницы старухи даже не дрогнули.
- Поставьте ей на ночь ещё вераниум, а утречком - капельничку, - проворковал заведующий отделением.
- А ремни уже можно отстегнуть? - осмелилась спросить Сашенька.
- Вот после капельнички и решим, - Петрухин поправил на лежащей простыню и смилостивился, объявив Саше: - После укольчика можно уже не торчать тут безвылазно. Но каждый часик обязательно заглядывай.
- Хорошо ещё, что клизмочку не велел сделать, - выдохнула Сашенька, когда дверь за Иваном Глебовичем закрылась. - Все, ушли, можете не притворяться.
Но старушка не реагировала на её слова. Медсестра прикоснулась к её плечу, и поняла, что та на самом деле крепко спит. И выглядит такой спокойной и безмятежной. Ну и хорошо, можно не дергаться, а спокойно поужинать. Потом раздать лекарства, разложить таблетки на завтра, проверить другие палаты… Хорошо бы сегодня никто не бузил. Впрочем, контингент, кроме этой шебутной бабки, сейчас довольно спокойный.
Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.
- Как Анна? - вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати. - Как она?
- Она спит, - ответила Сашенька.
- А можно мне немножко около неё посидеть?
Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:
- Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.
Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.
В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.
Сашенька сидела в крошечном холле в неудобном, обитом истертым в хлам дерматином кресле. Углубившись в новые перипетии романа, она забыла о времени, и спохватилась только когда Пелагея согнала её, чтобы вымыть в углу.
Вздохнув, медсестра отправилась проверить, как там старуха.
Но вместо неё в седьмой палате на железной койке в куче тряпья, сунув в рот палец, мирно спала крошечная девчушка.
Сказать, что Сашенька онемела, означало не сказать ничего. Она точно знала, что ничего подобного в принципе быть не может, что не бывает у них в отделении младенцев, да и как бы эта кроха сюда попала в такой поздний час и через стальные двери?
И куда делась старуха?
Подойдя на ватных ногах к кровати, Сашенька обнаружила, что ремни по-прежнему застегнуты, только теперь свободно болтаются по обе стороны железной рамы. На ребенка она почему-то боялась смотреть, было в нем нечто ненатуральное и пугающее. И почему она решила, что это девочка?
Сделав над собой усилие, медсестра склонилась над младенцем. Малыш как малыш, если бы не странные пегие волосики - светлые и красно-каштановые. И не густой слой туши на коротких ресничках. Господи, кто такое мог сделать?…
Она подхватила голенького ребенка на руки. Это действительно была девочка. Куда бежать, кому сообщить о неожиданной находке. И куда все же исчезла лежавшая тут больная? Сама проснуться после укола она не могла, и уж тем более, освободиться. Может быть, это сделала старик? Как его - Ступин? Но он ушел сразу же, как Саша вернулась в палату, и больше на глаза не показывался. Сюда он незаметно пройти не мог, а после его посещения, старуха по-прежнему спала!
И все же Сашенька, уложив девочку обратно и заботливо прикрыв простыней, помчалась в третью палату, где лежал старик. Там было почти темно - горел только тусклый ночник - и тихо, больные спали. Странно, но вместо знакомой лысоватой головы на подушке Саша увидела буйную рыжеватую шевелюру. Вместо старика на кровати лежал довольно молодой мужик, причем, раньше его медсестра в отделении не видела. А ведь всех больных она уже знала наперечет: вот Кузин с паранойей, вот Червоненко с депрессией, у окна толстяк Мухаметшин с психозом. А Ступин-то где?
Саша бегом вернулась в седьмую палату, опасаясь, что ребенок может проснуться и заплакать или упасть с кровати. По виду младенцу было меньше года, и он спал без задних ног.
Все же придется звонить Петрухину - пусть приезжает и разбирается, откуда взялся ребенок, куда делись Ступин и бабка, выдававшая себя за Свидерко. Или Костю позвать сначала? Если кто-то входил и выходил из здания, он за это отвечает.
Или не звать? Саша застонала и прижалась лбом к холодной, выкрашенной голубой краской стене. Происходило нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению. Что ей делать?!
Перед тем, как принять окончательное решение, она ещё раз заглянула к старику. Теперь на его койке тоже спал ребенок - мальчишка лет семи или восьми.
Отчего-то Саша не удивилась, лишь внутри образовалась гулкая пустота, а в висках застучала кровь. Это безумие, это самое настоящее безумие… А ведь раньше она даже не задумывалась, как оно приходит. Вот так и приходит - она видит то, чего быть не может. Нет тут никакого ребенка - это она рехнулась, сама по себе. А детей никаких тут нет, потому что быть не может.
На цыпочках она вышла из палаты и остановилась, напряженно вглядываясь в тускло освещенный коридор. Он казался ей незнакомым и страшным. И только Пелагея Николаевна привычно и обыденно гремела ведром где-то на первом этаже. И тут справа около лестницы мелькнуло что-то… Так и есть - ещё один ребенок!
Интересно, почему считается, что сошедшим  с ума должны мерещиться черти? Вот ей - дети, как ни странно. Хотя, что может быть более странным, чем осознавать собственное безумие?
С этой мыслью, медсестра бросилась туда, где исчезла маленькая фигурка, выскочила на лестничную площадку и едва не завизжала: перед ней с задумчивым видом стоял самый настоящий черт, со сморщенной мордочкой и с ног до головы черный.
- Тс-с-с… - сказал черт и приложил палец к губам.
***
В здание Орландо проник самым простым способом - взломав замок на двери подвала. Замок был огромным и древним, так что первая же отмычка подошла. Карлик ухмыльнулся, вспоминая давнего знакомца, обучавшего его навыкам домушника. Вот и пригодились.
Притворив за собой тяжелую дверь и подсвечивая фонариком, Орландо спустился вниз и оказался в настоящем лабиринте. Мало того, что тут была уйма труб и каких-то бездействующих агрегатов, так ещё повсюду громоздились старые ржавые кровати, сломанные каталки, столы и стулья. Похоже, завхоз в психиатрии был настоящим Плюшкиным, не желавшим расстаться даже с портретом Брежнева и битыми унитазами. Луч света блуждал в этих дебрях, и вскоре Орландо стало казаться, что он останется тут навеки, не найдя обратной дороги. А потом он случайно толкнул хромоногий шкаф, и на него опрокинулась коробка с древесным углем. Радости, конечно, мало, но, по крайней мере, не с хлоркой или крысиной отравой. Уголь вполне безобиден, вот только вид после контакта с ним должен быть….. Отплевываясь и отряхиваясь, карлик побрел дальше и спустя несколько метров наткнулся, наконец, на лестницу.
Орландо, представляя порядки в скорбном заведении, собирался банально пробраться в помещение, где складируют личные вещи больных, и попытаться отыскать там похищенный камень. Не так уж и много этих больных тут содержится - максимум человек тридцать, если не меньше.
Второй раз пришлось применить отмычки, чтобы открыть дверь из подвала на лестницу, ведущую на второй этаж. Тут он едва не нарвался на уборщицу, которая хлюпала тряпкой совсем где-то рядом, но каким-то чудом перепачканному в угле карлику удалось прошмыгнуть наверх. Там Орландо перевел дух - все же года уже не те - и осторожно выглянул в коридор. Вроде бы, никого. Он в последний раз попытался стряхнуть проклятый уголь, чтобы не оставлять следов, а потом… потом его засекла девчонка в белом халате.
Деваться было некуда, и карлик постарался, чтобы девушка не подняла визг. Она и не подняла - просто широко раскрыла рот, вытаращила глаза и, отступив к стене, медленно сползла по ней на бетонный пол.
***
От рассказов о московских театрах перешли к просто разговорам, и Ника незаметно для себя выложила Антонии историю своей недолгой жизни - упомянув и отца с мачехой, и Степана. Старуха слушала внимательно, словно что-то взвешивая, но молчала. Они делали уже четвертый или пятый круг вокруг здания, а время близилось к полночи. Никакого движения внутри более не наблюдалось, а вокруг царила тишина - такая, какая бывает летней ночью в безлюдном месте.
Внезапно, заставив их вздрогнуть, послышался скрип давно несмазанных петель и голос Орландо:
- Сюда, светлые донны! Идите быстрее сюда!
Вслед за этим распахнулась подвальная дверь, и мелькнул луч фонарика. Когда Ника и Антония приблизились, то на ступенях, ведущих в черную тьму, кроме карлика, обнаружилась совсем юная девушка в белом халатике, с сумкой через плечо и с двумя спящими младенцами на руках.
- Холера! - в сердцах выругалась Антония, уставившись на кое-как завернутых в простыни детишек. - Они что, во второй раз до камня добрались?
- Это я виновата, - всхлипнула девушка. - Я же не знала…
- Не реви, - шикнул на неё Орландо, - разбудишь! Надо их в машину отнести.
- Давайте мне одного, - растерянно предложила Ника, рассматривая лицо карлика. В лунном свете оно выглядело весьма экзотично, словно он лазал через нечищеный дымоход. Взяв на руки довольно увесистый сверток, из которого торчала разноцветная головенка, она потащила его к «Оке».
- Орландо, бери второго, - скомандовала Антония. - А ты, милая, лучше забудь все, что видела и слышала.
- Постараюсь, - шмыгнула носом Сашенька и отдала ей сумку. - Скажу, что удрали больные ночью, пусть премии лишают.
- Это ещё не самое страшное в жизни, - философски изрекла старуха и довольно шустро устремилась к машине. Догнав карлика, неумело прижимающего к груди мальчугана-Ступина, спросила: - «Капля огня» с тобой?
- Со мной, примадонна, - пропыхтел Орландо. - Знали бы вы, чего стоит успокоить нервных девиц…
***
Когда Сашенька открыла глаза, черт был на месте, никуда не делся. Наоборот, он сидел рядом на корточках и похлопывал её по щеке. Увидев, что медсестра пришла в себя и готова заорать от ужаса, черт беспокойно улыбнулся и принялся её уговаривать:
- Тихо, тихо… Я сейчас все объясню. Только не кричите, прошу вас.
Закатив глаза, Саша кивнула. Собственно, что ей терять, при её безумии? Ну, выслушает черта, ничего особенного.
- Меня зовут Орландо, - сообщил посланец ада. Девушка кивнула.
- И мне нужно узнать, где палата старухи, которую привезли сюда днем. И где её вещи. Сумочка, понимаете? - Девушка опять кивнула, но осознанности в её глазах не прибавилось.
- Скажите мне, - терпеливо продолжал черт, - вы видели эту женщину? Где она, где её вещи?
- Я сошла с ума, - внезапно улыбнулась Сашенька, и протянула руку. Орландо с некоторой опаской пожал её. Неужели перед ним не медицинский работник, как он решил при виде белого халата, а одна из ненормальных пациенток?
Оглядев испачканные после рукопожатия пальцы, Саша улыбнулась ещё шире и сообщила:
- А бабка исчезла. Испарилась. - Она неумело присвистнула, изображая процесс испарения бабки, и добавила: - И старик тоже. А на их койках дети спят. Ма-альнькие.
Орландо застонал. Худшие их с Антонией предположения начали сбываться - «Каплю огня» хватает кто попало.
- А кроме этого больше ничего необычного не произошло?
- Ничего, если не считать тебя, чертик.
- Какой я тебе чертик? - обиделся Орландо. - Я такой же человек, как и ты.
- Черненький чумазенький чертенок, - не согласилась девушка.
- Ладно, оставим эту тему. Лучше скажи, ты знаешь, где лежат вещи той бабки, которая - фьють!
- Розовая сумочка? С косметикой?
- Да, да, сумочка - где она? Времени у меня мало, давай быстрее вспоминать. И ради всех святых, выбрось из головы идею о своем сумасшествии, она только мешает.
- В кладовке сумка, - охотно ответила Сашенька. - Я её обратно в кладовую отнесла. Показать?
- Показывай! - Орландо помог девушке подняться с пола и заботливо отряхнул халат на ней. - Ну что, не ушиблась?
Ощущая себя в бредовом сне, Сашенька покачала головой и безропотно отвела черта в кладовую.
Порывшись в розовой сумочке, тот разочарованно обернулся:
- Тут должна быть такая штука с камешком.
- Золотая луковка? С цепочкой? - удивилась медсестра. - Она там лежит, в косметичке.
- Её тут нет.
Девушка на минуту задумалась. Потом, что-то вспомнив, бросилась вон из кладовой. Карлик с ридикюлем под мышкой - за ней. Вбежав в седьмую палату, Орландо на цыпочках подошел к кровати и с любопытством посмотрел на младенца. Ничего особенного - дитя как дитя, только раскрашенное.
Сашенька тем временем в недоумении застыла перед открытой пустой тумбочкой.
- Я же её сюда положила. В последний момент сунула, торопилась, потому что Петрухин сюда шел. - Она даже наклонила казенную мебель и покачала - безрезультатно.
- Ты говорила, что ребенок не один? - шепотом спросил карлик. - А где ещё?
- В третьей палате еще один. Но откуда они взялись?..
- Оттуда, - Орландо озабоченно нахмурился. - Пошли, пока его остальные пациенты не заметили или не проснулся.
- Не заметят, у нас все спят крепко, - Сашенька закрыла тумбочку и глянула на кровать. - Им таблетки такие дают или уколы ставят.
- Все равно спешить надо.
- Может быть, ты мне все же объяснишь, что происходит? И вообще, кто ты такой? Хвоста же нет.
Медсестра обошла вокруг маленького человечка и пожала плечами.
- Нет у меня хвоста и никогда не было! А обясню - потом, потом… - Орландо выглянул в коридор. - Нет никого, пошли.
«Капля огня» обнаружилась в кармане куртки застиранной больничной пижамы, в которой спал розовощекий малец. Возрастом он не отличался от девчушки из седьмой палаты, но был более упитанным и щекастым.
Орландо нащупал камень через фланель и осторожно достал его, предварительно обмотав руку грязным носовым платком. Саша с открытым ртом наблюдала за его манипуляциями. Спрятав рубин в ридикюль Анны Свидерко, карлик кивнул на ребенка и прошептал:
- Упакуй его… То есть заверни во что-нибудь, придется их обоих уносить отсюда.
- Зачем? - испугалась медсестра. - И куда?
- Да не бойся, ничего страшного больше не будет. Хочешь, я тебе расскажу сказку, но только по дороге. Договорились?
Сашенька кивнула. А что ей оставалось делать? Пока она пеленала в простыни обоих карапузов, а затем и по пути в подвал, Орландо старательно пудрил ей мозги сочиняемой на ходу научно-фантастической историей про секретных ученых и изобретенный прибор по изменению возраста. Собственно, врал он не так уж и много, но особо напирал на сохранение тайны, так что вскоре девушка уверилась, что явившийся ей бесхвостый черт ни кто иной, как сотрудник каких-то жутких спецслужб, и запаниковала. Но тут они каким-то чудом отыскали выход из подвала, и появление Ники и Антонии Сашу слегка успокоило.
Когда же странная компания исчезла, унося младенцев, натерпевшаяся страха медсестра уселась на бетонные ступени и долго сидела, приходя в себя.
Потом она включила оставленный Орландо фонарик и побрела обратно. Завтра предстоял кошмарный день - со скандалом и объяснениями с Петрухиным, но все это - завтра. А сейчас её хотелось только одного - добраться до дивана в ординаторской и уснуть. Может быть, когда она проснется, окажется, что ничего и не было?
***
Крошечный автомобильчик мчался по улицам ночного Репьевска. Орландо подгоняли сердитые крики, доносящиеся с заднего сидения. Это проснулся один из младенцев - Ступин. Растерянная Ника, пытаясь его успокоить, подхватила орущее дитя на руки и тут же поняла причину воплей - пеленки были насквозь мокрыми. Вот ужас-то…
- Что делать будем, сеньора? - панически вопрошал карлик, но старуха молчала, размышляя. Они и так уже накуролесили более чем достаточно, нарушив кучу запретов и совершив огромное количество ошибок. Что завтра скажет Магистр и остальные члены ордена, даже подумать было страшно. Хотя она давно ничего не боялась - разучилась, наверное.
- Сейчас едем в дежурную аптеку, - наконец решила она. - За памперсами. Кажется, это на Тракторной.
- На Бульдозерной, - поправил её Орландо. - А потом?
- Потом - сообразим. К нам - нельзя, они же после трансформации непременно скандал устроят… А нам завтра не до посторонних скандалистов будет.
Ника не совсем поняла, о чем говорит Антония, да и подумать ей не дали - внезапно навстречу им из переулка вылетело что-то темное и, как показалось Нике, огромное. Взвизгнули тормоза, «Ока» вильнула и остановилась. Из перегородившего ей дорогу микроавтобуса выскочили люди в черном и с накинутыми на головы капюшонам. В одном из них Ника с удивлением узнала Реми.
- Вот и фараоново семя пожаловало! - фыркнула Антония. - А кто-то ещё утверждал, что о нас все забыли. Попробуем уйти?
- Поздно, миледи, - карлик обернулся и покачал головой - сквозь заднее стекло светили фары другого автомобиля, из которого тоже вываливались какие-то типы. - Их слишком много.
 Вероника прижала к себе младенцев - и ревущего, и спящего. Происходящее казалось дурной калькой с какого-то боевика. Теперь вокруг их крошечной машины, дверцы которой Орландо молниеносно заблокировал, суетилась целая куча народа, о чем-то споря, ругаясь и размахивая руками. Кто-то уже а пустил в дело и кулаки. А то, что никто ещё ни в кого не стрелял, казалось просто режиссерским упущением. Антония словно из ложи бенуар наблюдала за происходящим, сохраняя ледяное спокойствие. И только раз она заметно напряглась - когда посреди поднявшейся кутерьмы из подъехавшего третьего автомобиля выбралась высокая сутулая фигура. Несмотря на теплую погоду, фигуру венчала широкополая шляпа.
И сразу же всех остальных словно ветром размело в стороны. В свете фар остался только растерянный Коровин, которого Ника узнала по развороту широких плеч. Показалось ей или нет, что он только что дал кому-то в зубы? Наверное, показалось.
Когда Магистр подошел к машине, Антония вздохнула и щелкнула кнопкой на дверце. Ну что же, она готова к объяснениям.  Притихший карлик, казалось, стал ещё меньше и постарался запихать поглубже под сидение розовую сумочку. Даже орущий младенец внезапно умолк и принялся деловито пускать пузыри.
- Ты должен был приехать завтра, - ворчливо приветствовала Антония Магистра, когда он распахнул дверцу с её стороны.
- Это меня Миллер надоумил проверить, как вы тут. Уж больно у него глаза хитрые были, - довольно миролюбиво отозвался Магистр.
Ника во все глаза смотрела на него - резкие черты лица, крупный нос и белоснежные волосы под темным фетром. Видно было, что этот далеко не молодой человек привык повелевать. И, несмотря на возраст, излучал такую мощь, что остальные невольно отступали перед ним.
- Кто это? - шепотом спросила Ника у карлика, пока Антония, опираясь на галантно протянутую ей руку, выбиралась из машины. Даже не выбиралась - она выходила из «Оки», словно из золоченой кареты.
- Магистр, - одними губами ответил Орландо. А когда колоритная пара удалилась, добавил: - Сейчас начнется…
- Что начнется? - не поняла Ника, которой казалось, что все, слава богу, уже вроде как и закончилось.
- Выяснение тысячелетних отношений, - хмуро пояснил карлик. - И ведь каждый раз одно и то же, а все равно привыкнуть не могу.
- Тысячелетних… - девушка ахнула. До неё только сейчас начало доходить, что в суете она не обратила внимание на главное: период возрождения - шестьдесят лет, но сколько таких периодов за плечами Антонии и Орландо?
- Не сверлите меня взглядом, моя юная леди, - взмолился карлик, - я вообще в орден случайно попал. Хотя… Так почти со всеми было. Знаки судьбы, как говорит примадонна. Или вечный крест - каждый решает для себя. Нас осталось слишком мало - и большей частью это не судьба, а сознательный выбор. Тот, кто не хочет продолжать, просто не является, и всё.
Ника поняла, что он имеет в виду. Как бы она сама отнеслась к тому, что нужно начинать все заново? Шестьдесят лет - много это или мало? Ей казалось - вечность. Кем был Орландо тогда - в глубине веков? А Антония?
- Значит, она не моя бабушка, и не прабабушка?..
- Ваша, принцесса, можете не сомневаться, - Орландо обернулся и улыбнулся девушке. - Вы - её кровь и наследница. А уж в каком колене - неважно. Впрочем, вы скоро сами в этом убедитесь - сходство между вами просто поразительное.
Потом он опустил взгляд - на него, безмятежно размахивая ручками, таращился щекастый младенец. Но карлику в этом взгляде почудилась укоризна.
- И что будет дальше? - Ника вытерла уголком простыни слюнявый ротик малютки. - С ними, к примеру?
- А с ними - с ними все будет нормально. Раз уж Магистр лично пожаловал. Завтра к утру станут лучше прежних. А вот с третьим как быть? С Петровичем этим.
- Понятия не имею, - честно призналась Ника. - Мы говорили об этом. Антония считает, что за фокусы с театральным париком и кражу надо бы оставить, как есть - может человеком вырастет, а не пьяницей и воришкой.
- Но тогда мы так и не узнаем, кто же навел эту троицу на «Каплю огня», - не согласился Орландо. - А ведь кто-то это сделал…
- Думаю, я вычислила этого человека, - вздохнула Ника. - Хотя он мог сделать это не специально.
- И кто же это?
- Макс Прибытков, часовщик. Собственно, я это поняла, когда вечером ещё раз взглянула на шкаф.
Орландо нетерпеливо заерзал на сидении:
- Не томите, сеньорита!
- Помните, я рассказывала, что на мой вопрос о том, не заметил ли Прибытков чего-нибудь странного во время последнего посещения, он сказал, что его удивило то, что ключ от часов валялся под шкафом?
Карлик хлопнул себя по колену и рассмеялся:
- Если бы вы, моя принцесса не были столь юны и прелестны, я бы сравнил вас с мисс Марпл! Как я сам не заметил несообразность - ведь у нашего шкафа нет ножек, он стоит на полу на толстой резной доске, так что валяться под ним ничего не может в принципе.
- Вот именно, - вздохнула Вероника. - Так что врал Максим Кузьмич, извините, как сивый мерин. Возможно, он действительно искал ключ от часов, который утащил попугай. И в поисках его заглянул в шкаф, из любопытства развернул весьма приметный алый платок и открыл деревянный ларец. А когда я его стала расспрашивать, испугался, что вы с Антонией можете что-то вспомнить, вот и соврал, что крутился около шкафа, но внутрь не лазил.
- Театрал чертов! - сердито буркнул Орландо.
- Вот именно - театрал, - Ника истошно зевнула - спать ей хотелось просто немилосердно. - И любитель почесать языком. Вполне мог заглянуть в театр и проболтаться Анне Свидерко, к которой весьма неровно дышал, что видел у Антонии старинную драгоценность. Тема-то для Свидерко весьма интересная. Ну и алчная примадонна подговорила Петровича похитить для неё рубин … Кстати, как его фамилия, этого Петровича? Впрочем, неважно. Взять в театре любой парик и накладные усы не проблема, а удостоверение он позаимствовал у настоящего газовщика Кузина.
- А почему же он передал камень Свидерко только сегодня утром?
- Понятия не имею. Может быть, о цене договориться не могли, или Ступин не одобрял идею своей подружки и не соглашался платить за краденую вещь. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду. Но факт в том, что Петрович именно сегодня утром передал «Каплю огня» Свидерко и Ступину. А заодно каким-то образом и сам дотронулся до камня. Кстати… Орландо, рубин ведь сейчас у вас?
- У меня, - кивнул карлик. - Я могу вам его показать.
- Нет, не нужно, - поспешно ответила Ника.  Уж лучше пусть «Капля огня» останется для неё чем-то мифическим, нереальным. Она попросту опасалась этого камня.
- Как скажете, сеньорита, - Орландо помолчал и вздохнул. - Ну вот, они, кажется, договорились и идут сюда. Лучшая пара королевства…
Нику так и подмывало спросить, какого именно королевства, но почему-то она была уверена, что ответа не получит. Узенькая улочка провинциального Репьевска, покрытая выщербленным асфальтом, кусты, заборы и стоящие машины… И неторопливо шествующая величественная пара - Магистр и Антония.
Все остальные разделились на три группы и ждали. Никто уже не смел продолжить стычку. Да и смысла не было. Но вот высказать кое-что одному человеку Нику все так и подмывало.
- Предатель! - рявкнула она, опустив стекло, когда рядом с их машиной появился Реми. Выглядел он слегка ошалевшим, отводил глаза.
- Обманшик! Морочил мне голову, а сам… Ты хоть подумал, что может быть от твоей самодеятельности? - не унималась Ника. - Признавайся, кто ты на самом деле?
- Верховный жрец ордена, - буркнул Реми, ковыряя кроссовкой асфальт. - Хранитель «Капли льда». И не слишком-то много я врал… Ладно, не вышло сейчас, получится потом.
- Брысь! - щелкнул пальцами подошедший Магистр. - Никакого объединения не будет!
- Подождем, - невозмутимо ответствовал усатый и поклонился. - Миллер - человек упорный.
- Мы в курсе, - усмехнулась Антония.
- И все же, что будет, если соединить «Каплю огня» и «Каплю льда» тихонько спросила Ника на ухо у карлика.
- А вы, душа моя, ещё не догадались, моя королевна? - усмехнулся Орландо. - Капля воды, ничего иного. Ну, возможно. воды будет чуть побольше - с полстакана… И только глупцы и невежды могут считать, что при соединении получат «Каплю тьмы» - самый могущественный артефакт в мире. Но это ерунда, поверьте. Миллер носится с этой авантюрой много лет, и всем успел изрядно надоесть. Кстати, фамилия Реми - Миллер. Но думаю, что вы уже и сами догадались о его истинных намерениях. Проверьте-ка пантеру.
Ника потянула за цепочку кулон и поднесла его к глазам. Темный.
- Умница, - одобрил карлик. - Научились не доверять первому встречному.
- Особенно, брюнетам, - хмыкнула Антония, заглядывая в машину прислушиваясь к их разговору. - И в особенности фараонову племени. Пусть курагой лучше торгуют, черти окаянные.
Миллер хмыкнул, обжог Нику взглядом темных глаз и исчез в темноте. Через минуту взревел мотор, и микроавтобус, чихнув выхлопными газами, умчался. Алый джип с Коровиным и несколькими его приятелями отбыл вслед за ним.
- За памперсами уже послано, - морщась и принюхиваясь сообщил Магистр. - После этого я попробую навести порядок с этими жуликами. Сейчас третьего привезут. Устроили они тут…
С этими словами Магистр сделал козу крошке-Ступину, а тот в ответ загукал.
- Тогда мы с твоего позволения поедем домой, - спокойно, почти безразлично произнесла Антония. - Надо отдохнуть перед завтрашним днем.
- Как скажешь, - пожал плечами Магистр. - Встретимся после захода солнца. Как всегда.
- Да, как всегда.
Нике показалось, что глаза старика потаенно сверкнули. Кажется, она угадала их тайну - каждые шестьдесят лет для них заново начинается то, что неизбежно приводит к расставанию. И каждый раз есть шанс, что что-то изменится. А Орландо? Вот уж у кого отважное и терпеливое сердце.
- До завтра, мастер, - буркнул карлик, по очереди беря младенцев из рук Ники и передавая их людям из сопровождения Магистра.
- До завтра, король шутов, - сдержанно улыбнулся старик. - А с вами, прекрасная дева, мы увидимся теперь не скоро.
Он легонько взял ладонь Ники поцеловал кончики её пальцев и повторил:
- Не скоро… Но увидимся.
Он поклонился, и, сутулясь, пошел прочь.
***
- Вот и всё, - произнесла Антония, когда они вошли в наполненную знакомыми запахами и шорохами квартиру. - Вечно ты, Орландо, паникуешь.
- Кто, я? - изумился карлик, помогая старухе сбросить кардиган и принимая у неё из рук трость.
- Ну не я же.
В старинном зеркале Ника уловила мимолетную улыбку Орландо - саркастическую и, одновременно, довольную. На тумбе под зеркалом лежала перламутровая косметичка, которую карлик использовал как футляр для «Капли огня», вытряхнув содержимое в розовую сумочку и передав её вместе с младенцами. Интересно же будет чувствовать себя Анна Свидерко, проснувшись в памперсе и с ридикюлем? Девушка невольно рассмеялась.
Странным казалось, что только сегодня утром она приехала в Репьевск и оказалась в центре невероятной истории с похищением древней реликвии, коварным жрецом и какими-то сложными и запутанными взаимоотношениями двух тайных орденов. А может быть, ей все это приснилось? Сейчас она откроет глаза и окажется в собственной постели… Но словно окончательно опровергая эту мысль в кармане запищал мобильник. В трубке раздался голос Коровина:
- Вероника, извините, если я сделал что-то не так. Но я не мог не проследить за этим подозрительным Реми, и когда увидел, что он готовит на вас засаду, вмешался. Возможно, зря. Вы меня простите?
- Прощаю, - с легкостью подтвердила Вероника. - Кстати, завтра Антония ждет вас к обеду, чтобы подписать документы на продажу квартиры. Ваша мечта исполнится.
- А ещё одна мечта? - томно вздохнул Коровин. - Ника, я надеюсь, что вы сможете уделить мне ближайший вечер?
- Увы, Вадим Игоревич, - вынуждена была разочаровать его Ника. - Завтра вечером я буду уже далеко отсюда.
- И это никак нельзя изменить?
- Может быть, и можно, но я не знаю, как.
Она тихо рассмеялась.  Сегодняшняя ночь внесла значительные коррективы в ё представления о том, что в этом мире может случиться, а что - нет. Может наступить момент, когда лично тебя коснется самое настоящее чудо - пусть краешком, легким дуновением. И ты даже не поймешь - было это или не было.
В старом доме, в пахнущей натертым паркетом, кофе и табачным дымом квартире тихо переговариваются старая актриса и её верный паж по имени Орландо. А завтра… Что будет завтра, и уж тем более, послезавтра, когда свершится летний солнцеворот, можно было только догадываться.
И почему-то Ника была уверена, что они расстаются совсем ненадолго, и однажды, может быть через неделю, а может быть через месяц или год, она услышит в телефонной трубке знакомый голос. И неважно, чей это будет голос - Антонии (интересно, сохранит ли она в новой жизни свое необыкновенное имя?) или Орландо?
Хотя Орландо вряд ли так быстро позвонит, ведь послезавтра ему будет всего пять лет.