Знаки осени. Глава из повести Сильберт

Знаки осени

А осень уже окончательно  вступала  в свои права, и все темнее становились вечера, и все  тяжелее на сердце.
И тут еще  стали мне являться знаки, один  хуже другого. Счетом их было три. Платок, птица и камень.   
Однажды, когда  я собиралась на работу, в проеме распахнутой балконной двери   повисла темная птица. Птица показалась мне невероятно огромной —  не ворона, серых важных ворон у нас полным-полно, они сколько угодно расхаживают по газонам, но никогда на балкон не лезут. Должно быть, это был черный   ворон. Я разглядела и страшный изогнутый металлический клюв и пронизывающие  горящие как уголья глаза,  в то время как сама  чудовищная птица казалась вся сгустком  мрака.      
Я вскрикнула от ужаса, замахала руками, захлопнула дверь, но еще мгновение птица черной тенью висела за стеклом. И могу поклясться, что в это время в комнате стало темно! 
Вдруг послышалось воробьиное чириканье, воробьи бесстрашной стайкой с гомоном  налетели в кормушку на балконе, и чудовищный ворон исчез.   

И сразу после этого мне подарили носовой платок.
Носовой платок неожиданно принесла Наташа, одна из актрис, подрабатывавшая  у нас и  участвовавшая в литературном проекте  «Домашние чтения». Я не видела Наташу целое лето. Она была на гастролях, и только в конце сентября смогла придти на запись.
Мы обнялись, Наташа вытащила  нарядную коробку печенья, потом
звонко щелкнула замочком сумочки и, сияя, протянула мне пластиковый футлярчик  с изящным кружевным лоскутком.   
И сразу  радость моя от встречи прошла, померкла, и исчезла.
Я не очень доверяю приметам и  далеко не  всегда обращаю на них внимания, но на этот раз почему-то сразу поняла  этот знак, как предвестие  слез. Но почему же слез, а не соплей, например! посмеялся и забыл,  но я уже точно знала —  слез. Не забыть.  Видимо, приметы верны тогда, когда их правоту подсказывает само сердце.
Злополучный платок я отдала Полине. Полина не верит в мои приметы. У нее свой набор суеверий. Полина сразу громко высморкалась в мой платок, и  я в очередной раз посмотрела на нее с уважением. Если б я решилась оставить платок у себя,  он лет десять еще пролежал бы в шкафу, прежде чем я решилась бы им воспользоваться.   
На следующий день на запись  «Домашних чтений» вышла другая актриса  — Сашенька, она приехала из Болгарии, где отдыхала после съемок. Саша притащила высокий  шоколадный кекс  с разноцветными марципанами и  торжественно вручила мне  перламутровую коробочку с набором из  трех носовых платков, расшитых незабудками.
— Не забудешь, не забудешь! —  закивали головками цветочки.
— От судьбы не уйдешь! —  развела руками Полина. А внезапно возникшая Виолетта страшно захохотала и забренчала всеми своими побрякушками: Ну, Машка, слезы тебе лить  в три ручья!
Актриса Сашенька  высоко вскинула гладкую,  как у ящерки  головку и, глядя на меня ясными глазками, спросила:  —  Маша, а это правда, что Черномор тебя хочет уволить? Ты, если будешь уходить, передашь мне  «Домашние чтения»?

А потом по дороге на работу, рассматривая  в окно автобуса один и тот же в течение многих лет пейзаж, я  неожиданно  разглядела в кустах памятник. Вернее,  взгляд мой упал на него случайно. И вдруг я увидела его —  так неожиданно вдруг замечаешь на только что  абсолютно пустой стене жутко шевелящее усами и лапками насекомое.
Теперь я видела его  каждый раз, когда автобус заворачивал под мост.
Памятник темнел в кустах чернее ночи.
Всякий раз теперь я  со страхом ждала его появления, но смотрела и не могла оторвать глаз. Зачем он был поставлен  там, вдали от Волковского, на перекрестке дорог, у железной дороги?  Догадки, одна страшнее другой одолевали меня.
А вдруг и на нем тоже есть страшная загадочная  надпись? Но ничто на свете не могло, казалось бы, заставить меня подойти  и прочитать ее. 
Впрочем, можно было и не читать, так или иначе камень уже стоял на моем пути, и я знала это.   

Совсем  скоро наступит зима,  но перед нею надо пережить это темное безвременье, а когда выпадет снег, будет светлее и жить станет легче. Снег! Мокрый снег, огромными пушистыми  хлопьями наполняющий все пространство от земли до неба, наполняющий воздух свежестью  и  влагой. Дышать будет легко, и  начнет  казаться, что все вокруг  стало чистым.   

Пока я думала об этом, глядя  на  сумеречный город  через полузакрытое железной шторой  окно, в комнате возник человек, большой и румяный как немецкая булка из супермаркета эконом-класса.
Он  приятно улыбнулся и  непринужденно осведомился:  Передача  об органной музыке   в следующем месяце когда будет выходить?

—   Я сейчас посмотрю, —  сказала я машинально, ища  нужный файл в компьютере.
—  Так я загляну через пять минут, —  раскланялся незнакомец. Не смотря на то, что он все время улыбался, ощущение от этой улыбки было какое-то зловещее.

—  А почему я ему должна  в чем-то отчитываться? —  спросила я недоуменно у Полины.
—  Это доктор Дирк! —  сообщила почему-то шепотом всезнающая  Полина.
—  И что же? —   не успела я  договорить, потому что Полина скроила мне в ответ страшную рожицу.
Я пожала плечами и ответила снова возникшему перед нами доктору Дирку:
Автор заболел, поэтому передача  пока отменяется. Переносится на неопределенное время.

И тут доктор Дирк несказанно поразил меня.
—  А вы осведомлялись, —  спросил он заботливо, склоняясь ко мне, и дыша почти в лицо,  —  у него что —  бронхит или онкология в последней стадии? 

На этих ужасных словах  доктор Дирк вдруг захихикал неостановимо и весь затрясся от смеха. И так трясясь и хихикая, вышел.   

—  Ничего себе доктор! —  восхитилась Виолетта, —  а он что —   будет у нас  вести врачебную  передачу?
 
А я  поняла —  внешне доктор Дирк как сдобная булка, а внутри он —  камень. И сердце у него из камня.

—  Что вы, девчонки, по сто лет здесь работаете, а  элементарных вещей не понимаете, доктор Дирк —  никакой не доктор, это ученое  магическое звание! Доктор Дирак —  владелец заводов, газет, пароходов, и нашего радио   хозяин  тоже! С ума сойти можно, что вы этого не знаете!!! —  воскликнула в сердцах Полина.   
—  А все-таки он доктор! —  заявила Виолетта, —  Я видела его книги о чудесном  исцелении  от  всех болезней. На них —  его румяная рожа.
Полина  подавилась кофе, и замахала на Виолетту руками. 
—  Ладно, ладно, —  успокоила ее Виолетта, —  он ушел давно. Или думаешь, что во все время разговора царь стоял позадь забора?

Это фрагмент из моей повести "Сильберт"