Колесо обозрения

Иосиф Плинер

                Колесо обозрения

                Пора развязывать узлы,
                Завязанные нитью жизни,
                В тетради, где шнурованы года - листы,
                Записанные все, как эвфемизмы.
                Порой зачеркнуты слова,
                И буквы иногда совсем не видны,
                В которых остаются навсегда,
                Нашей души, нетленные мотивы.


                Посылки

  Этот белый листок всегда внезапно выпархивал, словно почтовый голубь, из почтового ящика. Он никогда не был вложен между газетами и журналами. Казалось, что его кто - то специально приносил и аккуратно вкладывал, так что бы, тот не соприкасался с советскими изданиями. На нем всегда стоял слегка смазанный почтовый штамп. Казалось, что его ставили с каким – то остервенением. Все на нем было размыто и полустерто. Главное, что читались два слова – международная посылка. Откуда она пришла, на квитанции ничего не говорилось. Можно было только догадываться, из какой страны была она послана, и кто был ее отправителем. А их к тому времени  было у меня, предостаточно. Почти все друзья, знакомые и родственники разбрелись по белу свету. Они жили в Америке, Канаде, Европе и Израиле. Уже дома начиналось внимательное исследование послания. Строились догадки и предположения. Но все это было гадание на кофейной гуще. Все открывалось только на Главпочтамте. Только туда и никуда нужно было явиться с паспортом, и, заняв длинную очередь в особом отделе ждать долго  своего часа, когда почтовый  клерк, отобрав твой паспорт и квитанцию пропадет в своих закромах. Иногда казалось, что там за железной дверью находятся сокровища подобные сказки про Али Бабу. И только эти неприветливы работники почтового ведомства знают, как туда проникнуть и достать заветные сокровища. Иногда они пропадали надолго. Иногда появлялись быстро.  Иногда вдруг начинала движение лента транспортера и на нем ехала коробка, а потом уже и появлялся сам почтарь. Порой вместе с ним иногда выходил хмурый, словно заспанный человек и, встав в сторонке, внимательно смотрел на получателя. Потом холодным рыбьим взглядом сканировал всю очередь. После его появления все сразу притихали. Люди опускали головы и становились как – то мельче, словно скукоживались. Но вот все получено и благополучно привезено домой. Долго отдиралась клейкая лента, которой вкривь и вкось была замотана посылка, руками досмотрщиков. Наконец прорвавшись к заветному дару, на свет вытаскивалось содержимое. Как правило, там были вещи всякие и разные. От кроссовок и джинсов, до обуви и курток. Все что начисто отсутствовало в магазинах той эпохи. Вещи аккуратно раскладывались и проходили тщательное изучение бирок, название фирм и упаковок. Воздавалась хвала отправителю, который порой был анонимным, но, как правило, адрес страны посылки был хорошо знаком. К вечеру, надев обновки, неспешно собравшись, традиционно посещался центр города. Как всегда  шел в свое постоянное  кафе, где  долго обсуждались с друзьями новости мира, которые прорывались, сквозь хриплые голоса радиоглушилок. Сразу никто не обращал на твои новые обновки. Но потом, словно невзначай, вскользь спрашивали – где оторвал такие шмотки. Из посылки. Все, как правило, добродушно улыбались. Ни зависти, ни злости никогда не было в их глазах. Да человеку немного повезло, и он может себя порадовать и раскрасить свою унылую, серую жизнь советского гражданина одетого, как правило, в блеклые цвета магазинного ширпотреба. Иногда подходили знакомые фарцовщики и предлагали сразу продать одежду или как тогда называли – фирму. Вещи не продавались никогда.  Изредка, если уж совсем не подходили, да и то близким друзьям по нормальным ценам. Такое странное табу я для себя установил, и от него не отступал. Хотя сам и не брезговал, когда другие предлагали продать их вещи. Я же по какой – то интеллигентской привычки, считал, что те люди, которые присылают мне свои подарки, хотят, что бы они были как бы напоминанием о них, о тех временах, когда нам было хорошо вместе.
Вот пластинки – это другое дело. Они часто шли на продажу. Оставлялись лишь самые любимые, которые и сейчас лежат в ящике и дожидаются своего часа, когда возможно снова попадут на диск проигрывателя. Во – первых, как тогда говорилось, запиленная пластинка никому не нужна, а во вторых прослушав ее пару с друзьями, записывалась на магнитофон и оставлялась надолго, занимая свое достойное место в коллекции лент. Но все, же расставание с эти виниловым кружком всегда было грустным актом. Порой о нем оставалась память в виде разных плакатов и разных других мелких безделушек, которые не успевали утащить к себе бдительные стражи таможни при досмотре посылок. Да и как было не продавать эти альбомы при нищенской зарплате инженера в сто двадцать рублей, когда за пластинку давали по сорок, пятьдесят рублей. Потом еще долго в комнате оставался совершенно незнакомый запах типографской краски исходящий от обложек альбомов и плакатов. Казалось, что эта краска была сделана в совсем другом мире, в который можно было попасть, если уехать из этой страны навсегда.          
               

                Письма

  Кто, не помнит знаменитую телевизионную передачу – Клуб кинопутешествий. Она долго, долго шла  по Центральному телевиденью. Этакий, мастодонт  - долгожитель, которому позавидовали бы многие телепередачи мира.    Хотя, некоторые, кто читают эти строки, с недоумением начинают вспоминать, что это за передача вообще, и где ее можно посмотреть. Клуб, каких – то путешественников. Смешно.  Сейчас, когда почти у каждого в кабельном пакете, есть всякий Нейшнп Джеографик, или Дискавери, а интернет может отправить тебя, хоть в глубокий космос, хоть в подводный мир. Жми на кнопки своих девайсов, и весь мир у тебя на экране. А тогда, черт тогда, лет тридцать – тридцать пять, все сжималось до показа небольших фильмов – путешествий на экране, совсем небольшого телевизора. О жизни других стран и континентов, блестя своим чудесным загаром на лощеных лицах, ведущие этого самого клуба, сладкими голосами вещали о своих поездках, куда их словно невзначай занесла чудесная фортуна. Выкладывая на стол  привезенные издалека сувениры, они с тайным трепетом прикасались к ним, и с придыханием рассказывали целые истории об этих безделушках. Порой в их глазах читался почти мистический блеск. Им, наверное, казалось, что они посвященные в тайны мира сего и принадлежать к тайному братству, в котором нет места простому обывателю. И только им, посвященным, иногда давалась право, приоткрывать простым смертным малую толику виденного,  услышанного ими в странствиях по планете.
   А у меня был свой личный клуб путешественника. Нет, я никуда не выезжал, кроме как по городам и весям родного государства, но имел весь мир у себя в комнате. Вы думаете, я по – простецки вырезал из журнала Вокруг света картинки и клеил их на обои, то это было совсем не так. У меня в моей комнате была почти волшебная дверь. Когда я заходил в комнату, то оборотная сторона двери вся была оклеена цветными потовыми карточками со всего света. Все кто писал мне из другого мира за железным занавесом, присылали открытки из тех мест, где им удалось побывать. Закурив сигарету, включив старый магнитофон и усевшись на скрипучий старинный диван, я доставал письма из той страны, откуда была прислана открытка. Эти простые письма, в которых нехитрым словами, описывались вояжи моих друзей и родственников по странам и городам, куда мне возможно никогда не будет доступа. Но никогда не говори никогда. Прошло пару десятков лет и мне позволили посмотреть этот мир. А пока я сидел и смотрел на открытки, где золотился Иерусалим, светился огнями Нью-Йорк, печально кренилась Пизанская башня и горделиво, высокомерно поглядывала башня Эйфеля. Порой письма  были похожи на те, что писали путешественники девятнадцатого века, когда впервые открывали для себя затерянный, непознанный мир. Они по – детски восхищались тем, что давно было познано, но было совершенно скрыто, для тех, кто жил в другом измерение, хотя находился, все на той, же планете Земля. Смутное чувство порой овладевало мной в этой маленькой комнате увешанной плакатами рок звезд и открытками со всего мира. Иногда мне казалось, что стены постепенно пропадают, как бы растворяются во времени и пространстве и незаметно переносят в те места, что запечатленные на этих небольших, цветных кусочках бумаги. Но, вот за стеной нарастает звуки телевизора, из которого монотонным голосом большого брата, читаются новости о достижениях и победах советских людей. В комнату опять  возвращаются стены со старыми обоями, и магия путешествия в непознанное, пропадает, как сказочный сон.

               
                Иностранцы

   Впервые с настоящими иностранцами и даже англичанами пришлось столкнуться в школе. Школа, как Вы сами понимаете, была не простая советская, а с углубленным изучением английского языка. Да и кто в свежем уме и трезвой памяти отправил бы молодых иностранных гостей в простую среднюю школу страны советов. Никто и никогда. А в нашу школу, они иногда просачивались по каким – то нам неведомым межшкольным обменам. Порой пару наших учителей пропадали на несколько недель, а потом появлялись модно одетые и с печатью отрешенности на своих лицах. Иногда они вдруг замолкали посередине урока и начинали нам рассказывать от третьего лица о жизни и быте зарубежья. Мы хитро переглядывались и понимали, что они побывали в загранкомандировке. Но, что бы туда ездили целые группы школьников из нашей страны о таком мы слыхом, и не слыхивали. Итак, в нашей школе внезапно появились эти невиданные гости. Их мы застали на перемены, где они человек пятнадцать сидели в коридоре около двери нашего класса. Все длинноволосые, в джинсах, куртках полувоенного образца, тяжелых сапогах и брошенных на пол холщевых сумках. На дворе стоял 1969 год. Время хиппи, рок фестивалей и свободной любви. Весело переговариваясь и смеясь, они не обращали внимания ни на кого. Им было совершенно все равно. Наверное, так же они вели себя, приехав в любую другую страну. Около них стоял мужчина средних лет одетый в твидовый пиджак, мягкие брюки и мокасинами на ногах, снисходительно глядел на эту веселящуюся ватагу школьников. Это, как потом выяснилось, был их классный руководитель. Все в школе были строго настрого предупреждены – к иностранцам не подходить и ничего у них не просить. Правда иногда кто – то словно невзначай останавливался около них и тогда те раздавали всякие безделушки и даже жвачку. Радости получателя не было конца. К вечеру они исчезали из школы, прослушав концерт самодеятельности. Мы думали, что на этом мероприятие они поведут себя так же как вели постоянно. Но нет. Странно притихнув, слушали русские народные песни и со вниманием смотрели наши незатейливые хороводы. Весь молодой мир болел рок музыкой, и мы тоже, как могли и умели. С недоумением смотрели на этих мальчишек и девчонок и самого Лондона, который олицетворялся у нас конечно с Битлз, и мы не понимали, что это так поразило их в этих незатейливых танцах и песнях, незнакомого им народа. Только потом, немного повзрослев, понял, что нет плохой  или хорошей музыки, а есть та, которая может задеть потаенные струны души.
  После школы, окунувшись в суету городской жизни, на своем пути повстречался со многими иностранцами и понял однажды, что наш мир хоть и казался огромным, и неведомым, на самом деле был до смешного  мал. Он сидел на скамейки в центре города. Устало опустил голову вниз и бесцельно смотрел перед собой. Было видно, что человеку плохо, даже совсем нехорошо. Лицо него было сероватого, нездорового цвета. Одет он очень просто, как и многие прохожие. Я остановился и спросил, не нужна ли помощь. Глупо улыбнувшись, ответил – Do you speak English.Разговорились. Он попросил срочно отвести туда, где можно было в этот час выпить. Ясно было, что он ничем не болен. Этакое  недомогание от алкоголя, известного в народе, как похмелье. По всей видимости, попал в русскую кампанию, которая и споила его. Это так и оказалось. Пошлю в рюмочную, где водкой и бутербродом с килечкой сняли все его болезненные симптомы. Сели в парке на улице покурить. Стал расспрашивать,  из каких краев его занесло в наш город. Он путешествовал по Европе. Был в Праге, потом Москва, далее наш город, затем Таллинн,  и домой.
- А где дом.
- Канада.
- А город.
- Калгари.
- Моя сестра там живет.
- А какой адрес.
- 20 Deermont Way SE
- Я почтальон и ношу ей почту.
  Мы, посмотрели друг на друга с открытыми ртами. Взяв такси, отвез его к себе домой, где  увидев фото моих канадских родственников, только и сказал, этого не может быть. Уже много лет позже, я приехал в Калгари. Позвонил ему. Он меня вспомнил. Предложил встретиться, но получил отказ. Был несказанно обескуражен. Мне от него ничего совершенно было не нужно. Так поболтать и выпить. И все. Когда я поделился своим недоумением с родственниками, то те хитро посмотрели на меня, и сказали, что канадские почтальоны это почти особая каста. Абы с кем они просто так не общаются, Работа эта передается у них из поколения в поколения. Эти аристократы от государевых служащих. Одеты они в форму, и ходят по улицам, словно генералы на смотре, гордо неся свои сумки с письмами. Столько гордости и величия было в их походке, что казалось весь мир, лежит у их ног и так или иначе им подчинен.               
               

                Заграница.

    Кого сейчас удивишь рассказами о заграничных поездках. Уже только ленивый не удосужился, съездит в Париж, а пост советские люди при деньгах   добрались туда, куда не каждый европеец или американец сможет доехать. А тогда в конце восьмидесятых годов, когда только – только, стали разрешать частные поездки за рубеж. Было получено приглашение. Как  ни странно ОВИР без всяких и проволочек выдал загранпаспорт. Потом в Москве в посольстве была так же  стремитетельно получена виза. Была еще одна проблема – билеты. Но пару ночей дежурства при кассах Аэрофлота и вожделенные проездные документы в кармане. Маршрут для того времени выглядел просто фантастическим. Он был таков – Москва – Брюссель – Монреаль – Калгари. Все тот же маршрут был и назад, но только без Бельгии. А еще были и две промежуточные посадки – Шеннон и Ню - Фауленд.   
  Аэрофлот благополучно доставил до Брюсселя. Ступая на землю капиталистического рая, и сразу запал в ступор. Прямо напротив меня стоял газетный киоск, с журналом Тайм, где на первой обложке было фото Джона  Леннона и статья о нем. Покупается сразу. И отойдя в сторонку, журнал изучается долго, очень долго. Взгляд вдруг скользит по еще одному киоску. Там диски последних новинок рок музыки. Рука непроизвольно тянется за деньгами. Но, внутренний голос настоятельно говорит – тут возможно потратить всю валюту и без гроша приехать в Канаду. А еще огнями настойчиво манит небольшой магазинчик с алкоголем и сигаретами. Усилием воли выхожу из аэропорта. Что делать дальше не понятно. Ведь полет через океан на бельгийской авиакомпании Сабена только на следующей день. Надо где то   переночевать. Внезапно, как по мановению волшебной палочки появляется около меня такси. Я, таращу глаза. Такси, а машина то Мерседес. Водитель на ломанном английском спрашивает куда отвезти. Понятно, что в центр соваться не стоит. Там будет дорого, да и черт знает, сколько туда будет стоить такси. Прошу отвезти в самый близкий отель от аэропорта. Вскоре машина останавливается у дома. Написано Отель. На вид он выглядит очень непрезентабельно и даже пугающе. Но цены просто смешные. Нет, решаю лучше будет чуть подороже, но, наверное, безопаснее. Говорю, что бы отвез в место типа мотеля. Сейчас пугаюсь, как начнет возить меня кругами, как любят проделывать в нашей стране таксисты с приезжими, так попаду на сотню долларов. Нет, все обходится. Привозят меня в небольшой  отель. Приятного вида моложавая работница заведения просит у меня заполнить мои данные и паспорт. Потом долго – долго смотрит на то меня, то на мой паспорт. Поднимает трубку и что – то начинает быстро говорить по телефону. Вскоре около нее собираются люди одетые в форму отеля. Так же удивленно смотрят на мой паспорт. Черт думаю, что следующими появятся полицейские и меня повяжут. За что, а просто так, потому что из СССР, и, наверное, агент КГБ. Спрашиваю, в чем дело, что – то не так с моими документами. Нет, говорят все в порядке. Просто Вы первый посетитель нашего заведения из – за железного занавеса. В честь этого меня угощают бокалом вина, кофе с изумительной булочкой и небольшой плиточкой настоящего бельгийского шоколада. Бросаю вещи в номер и решаю побродить по соседним улицам. Замечаю пивной бар, с массой  огромных мотоциклов у входа.   Вот, думаю, сейчас оторвусь по полной. Увижу настоящих лихих наездников, послушаю правильную музыку, попью вволю пивка. Захожу и сажусь у стойки. Достаю наши самые лучшие сигареты Рига, с черным фильтром и блаженно закуриваю, собираясь обратиться к бармену. Вдруг начинаю ощущать, что бар как – то притих. Люди в кожаных костюмах смотрят в мою сторону. Мелькает мысль, может тут курить нельзя. Не все дымят, как паровозы. Может сюда надо только в коже являться. Нет, смотрю, есть и цивильно одетые, как я. Тут, бармен ко мне наклоняется и негромко говорит, что ему совсем не нужны неприятности. Их у него и  так через край. Он бы мне настоятельно посоветовал выбросить мои сигареты с марихуаной подальше от греха. Пойти срочно в табачную лавку, что напротив, и купить себе простые сигареты. Я поплелся из бара, как оплеванный. Купил от обиды сразу блок Мальборо, и с остервенением разорвал пачку отечественных  сигарет, так испоганивших мне первый день пребывания за границей. 

Рига
 03. 2012