Болотная единоличница - часть 1

часть первая

Старуха жила одиноко в домике, который можно было, скорее всего, назвать банькой, если бы не русская печь, которая и была единственной лежанкой. Маленькой лежанкой был небольшой старинный сундук. У единственного крохотного оконца с крестообразной рамой располагался столик, тоже миниатюрный и неестественный для деревенской жизни. Ещё была лавочка, на которой могли выспаться две кошки или ребёнок лет шести.

Доски пола от постоянной дружбы с голиком во время частого мытья стали иметь многочисленные блюдца, сучки же выразительно выпятились, как холмы. Старуха ждала внука и возилась у печки. Она привыкла к одиночеству и постоянно разговаривала сама с собой.

-Вот уже напеку шанежек, толи маленько и отдохну. А ты, Мурка, не ластись, жди свой черёд!
-Дровишек, что ли, подкинуть, с корочкой внучек шанежки-то любит. Мука-то, конечно, ржаная, тоньше накатать надо. Эх, маслица бы подлить! Председатель сказал - масла мало сдаю. Придётся без масла.
-И с курей урожай что-то пал. Корзину нанесли, а где же втору-то напасти? Картошечку-то уже со сметанкой сделаю. Сметанка-то нужна, поджаристой не будет шанежка-то.

-Эх, дочка, дочка! Тожа вот мается. Всё с котомками. Всё хлопочет, а поесть нечего. Вот приедет, картошки накопать, что ли. Молода картошка, мала ещё. Да в городе она ведь денег стоит.
-Ну, вот и напекла.
Старуха присела на стул работы деревенского мастера - единственное украшение в избёнке.
Она сидела молча минут десять.
-Пойду-ка пойло готовить. Бурёнку встречать скоро. Да и курей подкормить надо. Крапивы-то вон сколько наросло.
Старуха толкнулась в крохотную дверь, вышла в такие же миниатюрные сени и после следующей дверцы попала в крытый соломой коридорчик двора. Здесь, в подворье, всё было как в любом крестьянском хозяйстве, но в миниатюре: простор окаймлён витым из ивы плетнём, изгородью из жердей, соломенными крышами на избёнке и сараюшке.

Полное отсутствие растительности на глинозёме подворья завершало эту картину.
Старуха взяла вёдра, чтобы принести воды, пошла к калитке, ведущей в огород, но остановилась, услышав приближающиеся голоса.

Калитка со стороны поля открылась, вбежал внук, следом вошла дочь.
-Мама, здравствуй! Вот и мы! - радостно воскликнула дочь.
-Вижу, чё орёшь. Привыкли орать-то. Пришла и ладно. Я вот фатеру прибрала, шанежек натворила. Поди, голодные? - ворчливо пробасила старуха совершенно ровным полумужским басом с хрипотцой.
-Голодные! С утра не ели. Автобус ждали три часа да два ехали! - нисколько не обижаясь, ответила дочь.
-Толи идите в избу-то, я сейчас. - сказала старуха, идя в огород. Дочь бросилась вслед за ней, говоря на ходу:
-Я, мама, внука тебе оставлю, а сама сразу на автобус!

Старуха звякнула вёдрами, поворачиваясь, сказала:
-Поешь на дорогу-то.
-Да нет, не успею. Автобус обещал подождать. Уйдёт ведь, а завтра на работу, - извиняющимся тоном проговорила дочь.
-Да что же этта деется-то? Возьми-ка шанежек-то в дорогу! - предложила старуха. Дочь кинулась обратно во двор, крикнула на ходу:
-Возьму, пожалуй, одну!
Она вбежала в избу, погладила сына по голове, сказала как можно ласковее:
-Бабушку слушайся, помогай ей, что попросит сделать.
 
Она берёт шанежку, подумав, берёт вторую, вздыхает:
-Я, Вова, за тобой скоро приеду. Не скучай. Ну, до свидания!
Мать почти бегом спешит уйти из избы. Сын, немного помедлив, бежит к двери:
-Мама! Я хочу с тобой!
Входит старуха.
-Да ты куды этта навострился-то? Я ещё и не поглядела на тебя.
-Бабушка, я домой хочу! - чуть не плачет Вова. Старуха ворчит:
-Дома голодно. А этта воздух слаще. Завтра с голодранцами наиграешься. Да и в Каме побулькаешь. Большой ведь уже. Чё слёзы-то лить. В школу-то скоро, поди?

-В школу я будущей осенью пойду, - говорит Вова. Старуха  подвигает к нему широкую, низкую чашку из красной глины, покрытой глазурью и почти воркует:
-Ну, поешь шанежки-то. Тут я молочка припасла. Корова-то вечером придёт, подою, парного молока дам.
Вова, смиряясь с разлукой с матерью, спрашивает:
-Бабушка, а где собачка? Мама говорила, у тебя собачка есть.
-Шарик-то? Волки съели зимой. Просился в избу с вечера-то. Скулил уж очень сильно. Да в избе-то у меня две овечки были, больно хилые, подогреть их надо было. Не пустила собаку-то. Жалко, конечно. Хоть не человек, а понимал с полуслова.

-А волки, бабушка, страшные?
-Да, страшные, хоть и та же собака. Люди-то бывают тоже страшные.
-Люди? - удивлённо спрашивает Вова.
-Да этта я так, про себя. Ты не слушай. Ты ешь, - говорит старуха.
-Я наелся, бабушка.
-Толи погуляй маленько. Да не сбеги куды-ко в тартарары!
-Я не сбегу. Я только к речке схожу.
Внук выбегает из избы, проходит по двору, открывает калитку и с первых шагов оказывается на краю поля с зеленеющим льном. Прямо по полю старухой протоптана тропинка к узенькой речке с необыкновенно прозрачной водой, которая извивается в обрамлении ив.

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2012/03/15/1889

Ижевск, 1983 год