фрагмент из текста про Москву

Москвич 2412

Эпиграф
То, что нас не убивает – делает нас сильнее.
Фридрих Ницше
То, что нас не убивает – нас калечит.
Светлана Анохина
То, что нас не убивает – нам нахуй не нужно.
Михаил Авшаров

Господь, большие города
Обречены небесным карам
Райнер Мария Рильке

Мы просрали Москву! Мы просрали Москву! – кричал я,
пытаясь ударить головой обнимающего меня любимого друга
гениального дизайнера Игоря Гуровича.
На полу уже валялся с сотрясением мозга, ударенный мною
табуреткой по голове, нежнейший Володя Дубровский.
Потом все накинулись на меня, обхватили, замотали в одеяло и уложили.
А я все бился в истерике и кричал.
Москва рассыпалась, как песок сквозь пальцы
и как рыба выскальзывала из рук.
Рассыпалась и наша компания, которая создавала и держала
в руках ту нашу Москву, которую мы создавали.
Было это в Дубне на даче у Рустама в 2001 году.
 
Вообще все это лучше не читать, потому, что страшно будет.

Первый раз я услышал слово Москва в 5 лет, когда папа привез
из командировки ананас.
Я впервые попробовал кисло-сладкий загадочный плод,
похожий на маленькую пальму и связал его со словом Москва.
Вообще запахи и вкусы страшная сила.
Помню, как в 4 года дедушка купил хлеб с тмином
и когда бабушка разрезала его на кухне
я чуть не сошел с ума от запаха тмина.
Я метался по квартире и не мог понять, чем и откуда так ужасно пахнет.
Сейчас я тмин люблю и добавляю его в варенную картошку.
Приметно так же получилось и с Москвой.
Второй раз я услышал слово Москва в названии автомобиля,
который купил мой дядя Саша – летчик испытатель, умерший от рака крови.
Он купил Москвич 412 и яростно доказывал моему папе,
что москвич круче, чем Жигули.
Папа униженно молчал, потому что у нас тогда был красный ушастый Запорожец.
В 7 лет отец взял меня с собой в Москву и мы пошли в Мавзолей.
Там я увидел Ленина. Ничего страшнее я не видел.
Мне казалось, что по ночам Ленин встает из гроба и гуляет по Красной Площади.
Теперь я знаю, что там в мавзолее ночует Путин, когда ему тяжело и одиноко.
Ну и эскалатор. Мне все время казалось, что меня засосет вниз,
внутрь под ступеньки. Вообще-то  я и сейчас  боюсь метро.
Подземелье – эстетика ада.
«Иногда с особой остротой накатывает иллюзия,
что все эти существа в метро - люди.
Тогда мой нервный мозг воображает,
что я - тоже человек.
Становится жутко от неправильности нашего существования.
Потом все проходит».