Индикатор избранности Охота на слова

Много лет подряд я задаюсь одним и тем же вопросом и не могу на него найти вразумительный ответ. И только теперь, когда российское общество упорно раскалывают на элиту и быдло, я, кажется, нашёл ответ.

А вопрос такой:
- Почему я должен говорить ложИть (ударение на втором слоге), а не лОжить (ударение на первом слоге), он звонИт (ударение на втором слоге), а не звОнит (ударение на первом слоге)? Какие объективные законы, данные, основания, принципы заставляют говорить так, а не иначе?

Помните фильм «Доживем до понедельника»? Герой Вячеслава Тихонова, опытный учитель истории, отчитывает в учительской молодую учительницу, а она и понять не может, что за преступление совершила. В среде, где она выросла, такому пустяку не придавалось никакого значения. Она сказала слово лОжить с ударением на первом слоге, так, как говорили ее родители, родители её родителей: «Я говорю ему «НЕ ЛОЖЬ», а он лОжит». Учитель истории считает себя представителем более образованной среды, а потому уличает в очень резкой форме коллегу, подчеркивая ее более низкое положение в школьном коллективе.

Теперь я убежден, что такое требование – об ударении да еще в очень употребительных словах -  внедрено для того, чтобы чистую публику отделить от нечистой, образованную – от черни. И создано это уже в советские времена, когда одеждой представители разных слоев общества почти сравнялись. Не будешь же требовать диплом об образовании на каждом шагу, а тут введено словцо, давно известное, но которое служит индикатором избранности, поскольку далеко не все на первых порах имели возможность звонить по телефону, а во вторых, не все были посвящены в таинства орфоэпии, правильной речи. И с одной фразы понятно, на что человек может рассчитывать: ему определена его ниша.

Кстати, а что такое индикатор? Официально, индикатор от греческого indicator «указатель». Наверное, indi – «далеко» (потому и Индия, что она далеко), а  cat – «кажет, показывает, катит» (вспомним, что в геометрии катет – вовсе не отвес, как нас убеждает официальная этимология, а принадлежность к прямому углу, имеющая особое отношение в вертиКАли) и  or – суффикс существительного мужского рода. Для подтверждения этого вывода посмотрим на слова индивид (индивидуум от латинского individuum – якобы «неделимое, особь», а по сути indi – «далеко» и vidu – «вижу, видеть, вид», то есть далеко вижу, далеко замечаю того, кто отделяется), и индикт –indictio - буквально «далеко ставить, издалека  ставить, а данном случае командовать, управлять», но получившее абстрактное значение 15-летнего периода в сборе налогов, хотя в самом слове нет ни одного намека ни на временной период, ни на налоги.
 
Слова и в русском языке, и в большинстве других могут быть конкретными и абстрактными в зависимости от образования и значения.

Конкретные слова, как правило, создаются творчеством живых носителей языка, то есть они возникают в живой речи в процессе общения, они обозначают конкретные предметы, их качества, обстоятельства, причины, следствия или действия. И это имеет объяснение. Если появляется нечто новое, оно должно получить обозначение, рождается новое слово или из прошлого всплывают старые корни и обрастают новыми значениями. Церковные колокола звонили, валдайские колокольчики под дугой в упряже лошадей звонили, дверной звонок звонил, телефон звонил, а по сходству разговаривал по телефону – тоже звонил, а сейчас появилось множество сотовых телефонов, ипадов, айфонов и хенди, есть возможность говорить и видеть через скайп, а в ходу все то же слово звонить. Звонить – это конкретное слово, образное, зримое, многозначное.

Само слово конкретный является заимствованием из латинского, а потому абстрактное, то есть с отвлеченным значением, но если всмотреться в корни, то мы поймем, что оно несёт конкретный смысл.

Конкретный  - от сoncretus «густой, сгущенный, уплотненный» (сведения из академического словаря иностранных слов). Латинский корень сon образован  от русского со- или сонм- в значении со (соединение), много, вместе, заодно, сообща и т.д. а  cret – читаем латинские буквы по-русски – срет + us , суффикс. Иначе говоря, конкретное создается общими усилиями, когда все ходят в одну кучу, без разбора, сообща. Похоже, что первоначально лингвистика, ее терминология формировалась именно таким образом, весомо, грубо, зримо.

Абстрактные слова создаются по-другому. И об этом сообщает само абстрактное слово, хотя считается, что латинский глагол abstrahere – «отвлекать». Но посмотрите:
a+b+c – начальные буквы латинского алфавита, тракт – дорога, то, что надо торить, прокладывать, убирая на пути торосы и торчки (пеньки, которые торчат после вырубки леса), в латинском есть слово tractus «вытянутый», видимо, отражающее действие по освобождению от торчков и торосов при прокладке дорог, трактов. Этимологические словари относят слово тракт к заимствованиям из польского, хотя для этого нет никаких оснований, скорее в русский язык в таком виде оно пришло из латинского, где было сформировано под влиянием русских корней торить, торос, торчки.

Кстати, слово тракт не могло возникнуть в степных или пустынных зонах, поскольку оно связано с прокладкой дороги через леса.

Понятие абстрактный  родилось в книжной речи, похоже, для обозначения каких-то качеств, которые следовало отделять друг от друга: буквально качество а, качество в, качество с, когда такая практика  закрепилась и стала вполне привычной, появилось существительное абстракция,  и только значительно позже - глагол абстрагировать. Знаю по собственному опыту, что слова абстракция и абстрактный я говорил еще в школе, а глагол стал употреблять лишь на семинарах в вузе. Абстрактные слова внедряются волевым методом, то есть сперва появляются в письменных текстах, потом звучат в научных выступления, входят в словари, закрепляются в определенном значении и лишь после звучат в живой речи.
Обратимся к конфликту в учительской, с которого мы начали наш разговор. Когда фильм «Доживем до понедельника» вышел на экраны, я работал учителем литературы в школе и на своих уроках добивался того, чтобы мои ученики говорили правильно: звонИт, кладЁт, положИл и т.д. . Сценарий фильма отражал изначально сталинскую эпоху, когда из учебников истории, энциклопедий, справочников открыто вычеркивали чем-либо скомпроментировавших себя поэтов, писателей, политических и общественных деятелей. Такая практика была продолжена и в хрущевскую эпоху, время открытых дискуссий и массовых споров, н о делалось это уже без особой гласности, остался один, на кого возложили коллективную вину – на Сталина. Но фильм вышел уже в брежневскую эпоху, более сдержанную, и авторам, похоже, пришлось перестраиваться по ходу. В сталинскую эпоху за такой разговор учителя истории осудили бы его коллеги, может быть, даже на собрании парторганизации. В хрущевскую эпоху за такой разговор могли бы осудить, а могли бы и не заметить. В брежневскую же могли обсудить только кулуарно, в небольших группах и без каких-либо выводов. Наступила эпоха равнодушия к судьбе общества, эпоха личной отстраненности от общих дел. Герой Тихонова вспыхнул на короткое время, чтобы надолго погаснуть.

Тогда, в начале 70-х, примеряя факты фильма о школе и учителях на себя и своих коллег, я приходил к выводу, что никогда накого из своих коллег не обвинил бы, что они говорят «лОжит». Почему не обвинил бы? Да потому что для них это конкретное слово, живое и образное, а современные орфоэпические нормы сделали его абстрактным.