Батюшка Дон кн. 2 гл. 8

Свою первую увольнительную Иоганн Майер использовал, бесцельно бродя по недавно оккупированному городу Сталино, куда перевели их транспортную часть.
- Только в короткие осенние дни можно наблюдать в природе такое необычайное богатство и гармонию красок, - подумал он. - Такую печальную тональность и тонкую красоту, пронизывающую всё вокруг.
Боевые действия здесь почти не проходили, поэтому присутствия войны совершенно не чувствовалось.
- Как быстро обычные люди приспосабливаются к любым изменениям! - удивился Майер, присматриваясь к необычной обстановке.
Для коренного жителя Дрездена эта прогулка казалась путешествием в далёкое прошлое. Улицы города, которому накануне вернули прежнее название Юзовка, оказались заполненными народом.
- Недавно сменилась власть, - недоумевал Иоганн, - а обыватели уже привыкли…
Работали всевозможные магазины, хотя в них мало что можно было купить. Люди спешили на работу или базар, просто прогуливались по кривым улочкам. Женщины с большими продуктовыми сумками возбуждённо приветствовали друг друга и останавливались немного посплетничать.
- Во всём мире заботы женщин одинаковы, - подумал неженатый Майер, - мужчины, дети и еда…
Вороватые подростки стояли, прислонившись к деревянным заборам с руками, засунутыми в карманы широких штанов. Они небрежно держали в зубах чадящие папиросы и с подозрением смотрели на проходящего мимо солдата.
- Настоящие «гавроши»… - он с опаской покосился на них.
Открылись небольшие частные кафе и рестораны с неплохой едой. Совсем недавно заработал чудесный театр и несколько кинотеатров. Иоганн прогуливался, впитывая в себя запахи мирного существования и никак не мог вдоволь насытиться.
- Это так напоминает о моём доме и жизни без пулемётов или сапёрных лопаток, - изумлённо размышлял он о нормальной жизни без военной формы.   
… Они по-прежнему служили в одном отделении: Ковач, Пилле, Вилли Шольц, Франц Ульмер и Иоганн. Однажды вечером они, как всегда после отбоя, трепались ни о чём.
- Мало того, что русские не умеют воевать, - со смехом сказал Ковач, - так ещё они воры…
- Ты о чём? - не понял Иоганн.
- Незадолго до войны я сидел в одном пабе в Берлине, - весело начал тот. - В помещение вошли несколько бравых офицеров Красной армии, которые, очевидно, учились в нашей Академии. После занятий они зашли в германский паб немного расслабиться. Тут поднимается один немец, подходит к стойке бара, берёт в руки молоток и бьёт в металлический гонг, который висит там же. Вся публика начала аплодировать и пить за здоровье этого человека. Всеобщее внимание и уважение понравилось русским, и на протяжении вечера каждый из них считал своим долгом хотя бы раз ударить в гонг, при этом немцы кричали: «Гут русиш, браво». В конце, когда они собрались уходить, им принесли очень длинный счёт, оказалось, что при каждом ударе гонга, они угощали весь бар. Денег они, конечно, таких не имели и, боясь вызова полиции, они просто сбежали из паба.
- Это так похоже на них! - скривился Франц.
- Тупые ублюдки!
Наступившей ночью их отделение неожиданно подняли с постели сразу за полночь. Фельдфебель Пичке ввалился в комнату, где квартировали подчинённые, и со всей дури гаркнул:
- Построение на станции!
- Что, чёрт возьми, случилось? - спросил сонный Вилли.
- Нужно максимально быстро разгрузить поезд с боеприпасами.
- Пленных что ли не хватает?
- Эти доходяги будут год разгружать, - сказал Пичке и выругался: - Проклятые ублюдки!
Недовольно, но тихо ворча, Иоганн вместе со всеми собирался на авральную работу. Железнодорожная станция располагалась примерно в километре от их временного дома, и переться туда в морозной темноте не очень хотелось. Пока они шли неорганизованной ночной толпой, Майер рассеянно сказал:
- Есть что-то умиротворяющее в этой железной дороге, даже, несмотря на то, что паровозы и вагоны русские…
- Как она напоминает мне о детстве и мирном времени! - согласился Шольц.
Спокойная внешность спящего города оказалась обманчива.
- Поспать не дали! - недовольно ворчал Ульмер. - Зачем нужно разгружать эшелоны обязательно ночью?
- Дело в дневных налётах русских бомбардировщиков, - вяло ответил Пилле. 
Длинная колонна грузовиков уже стояла наготове рядом с прибывшим из Германии поездом. Весь наличный состав спецсоединения, независимо от звания, подключили к этой работе. Хотя термометр показывал ниже нуля, все быстро взмокли. Пленные таскали боеприпасы, как лунатики, медленно и бесшумно. 
- Если русские застигнут нас сейчас, то спаси, Господи, наши души! - проговорил осторожный Франц. - Кругом полно боеприпасов.
- Нужно порыскать вокруг в поисках укрытия на этот случай, - предложил Майер.
- Я, когда ходил отлить, то нашёл подходящий, - признался домовитый Ковач. - Бетонный блиндаж, перекрытый брёвнами…
- Он достаточно большой, чтобы укрыться нам всем?
- Вполне.
От бесконечных ящиков со снарядами у Иоганна уже дрожали ноги. Солдаты и русские военнопленные сновали взад и вперёд, а рядом шумел капитан Кребс, следивший, чтобы никто не останавливался.
- Не бросать! - он сыпал идиотскими указаниями и постоянно ругался.
Капитан был единственный, кто палец о палец не ударил.
- Вы слышите? - спросил остановившихся товарищей Вилли. - Кажется, мне послышалось гудение самолётов, выискивающих цель.
- Точно, русские прилетели…
На дальнем конце города стали видны огненные вспышки, за которыми последовали два глухих взрыва. Гул стих, все опять продолжили работать, как рабы, и один за другим машины с грузом отправлялись в сторону фронта. Через час самолёты противника вернулись и сбросили новые бомбы, причём значительно ближе.
- Какого чёрта им нужно? - спросил озабоченно Пилле. - Неужели они нас засекли?
- Кто-то нарушил светомаскировку…
- Заткни пасть, - рявкнул трусоватый Кребс. - Они выследят нас по вашим разговорам довольно скоро!
Русские продолжали настойчиво кружиться над головами. В течение нескольких минут нервы были натянуты до предела. Затем неожиданно совсем близко Иоганн увидел две красные вспышки. Осветительные ракеты взлетели таким образом, что пересеклись по диагонали над станцией. Яркий в их свете Франц в ярости крикнул:
- Мерзавцы, выдали нас! 
- Они подсказывают, куда нужно бомбить, - догадался долговязый Пилле. - У них, должно быть, тут находятся шпионы…
- Быстро прячемся! - заорал Ковач и побежал показывать укрытие. - Бомбить могут начать в любой момент.
Они ринулись в убежище, но не сразу его нашли в темноте. Иоганн слегка запаниковал, и лишь протиснувшись вниз, успокоился.
- Слава Богу! - облегчённо выдохнул он.
- Я так не думаю… - буркнул Пилле.
Сразу ничего не произошло, лишь самолёты продолжали монотонно кружить. Казалось, что их даже стало больше. А затем начался настоящий ад. Сотрясающие землю взрывы, лязг летящего металла, действующий на нервы звук раскалывающихся брёвен. Солдаты плотно жались друг к другу и наклоняли головы к самому полу.
- Почему не стреляют зенитки? - спросил неизвестно кого Вилли. - Заснули они что ли?
- Попрятались, трусы…
Внезапно заговорили немецкие зенитки. Сквозь грохот взрывающихся бомб улавливался звук их заградительного огня. В нос ощутимо шибанул неприятный запах гари.
- Что горит? - с подозрением спросил Франц.
- Очевидно, вся окружающая местность пребывает в сплошном пламени, - определил Ковач.
Ночные бомбардировщики теперь летали совсем низко, их пропеллеры жужжали, как огромные жуки. Следующий взрыв заставил вздрогнуть саму землю под ногами.
- Боеприпасы взорвались, - обречённо выдохнул Майер. - Храни нас, Господь!
- Бывают случаи, когда даже Бог не может помочь…
Металлические осколки со свистом пролетали над их головами. Балки и обломки каменной кладки летали по воздуху, как рои пчёл. Казалось, привычный мир вокруг раскололся напополам…
- Конец! - прошептал кто-то в мигающей темноте.
- Может, нас не зацепит? - жалобно предположил Вилли.
- Мы не переживём ещё одного взрыва в этой норе…
Когда, наконец, наступило временное затишье, он осторожно высунул голову наружу. Железнодорожная станция обрушилась, как карточный домик. Весь район был в сплошном дыму и огне.
- Поезд с боеприпасами разлетелся на мелкие кусочки, - выдавил Шольц шероховатые слова, - а на месте склада горючего гигантская воронка.
- Главное, нас не зацепило…
Франц неподвижно лежал на полу землянки, прижавшись к бетонной стенке. Майер наклонился к нему, чтобы посмотреть - жив ли тот. Он едва расслышал, как его товарищ тихо ругается в своей обычной манере.
- Жив? - поинтересовался перепачканный пылью Иоганн. - Я подумал на секунду, что мы потеряли тебя.
- Не дождётесь…
Жужжа своим фонарём с ручным генератором, Майер посветил на недовольно бурчащего рядового. Ульмер поднялся на ноги и повернулся к нему белым, как полотно лицом.
- Кажется, меня зацепило.
- Царапина…
Прямо по его взъерошенной шевелюре пролегла косая борозда, сделанная осколком бомбы, который начисто сбрил волосы так, что осталась красная полоса на голом скальпе.
- Господи, - только и смог сказал он. - Как же мне страшно!
- Война - очередь за смертью, - выдал не склонный к философии Пилле, - а дурак тот, кто лезет без очереди...
Солдаты один за другим выбрались из спасительной землянки. Возле них рядом с перевёрнутой повозкой лежали две лошади. Одно из животных было мертво. Другая кобыла пронзительно ржала так, как только может кричать умирающая лошадь.
- Пристрели её, Вилли, - попросил сердобольный Иоганн. - Я не могу больше этого слышать…
- Вот сам и стреляй!
Поодаль лежал пожилой крестьянин в последней предсмертной агонии. У него была осколком распорота грудь от живота до подбородка. Его согнутые руки придерживали вывалившиеся наружу подрагивающие скользкие кишки, как будто он хотел запихнуть их обратно в брюхо.
- Пить! - его дыхание стало прерывистым, а кровавая пена выступила на ощерившихся зубах.
Широко открытые, безумные глаза, беспрестанно бегали из стороны в сторону, как будто он следил за огромным часовым маятником, отсчитывающим последние секунды.
- Где же все остальные? - оглянулся кругом Франц. - Остался ли ещё кто-нибудь?
- Вон там появились… - заметил кто-то.
Один за другим солдаты выползали из своих укрытий. Однако, многих в ту ночь так и не досчитались. По дороге домой Майер наткнулся на воронку, достаточно большую, чтобы вместить с десяток человек. На дне валялась сплошная масса окровавленной одежды и разорванных человеческих тел. Это выглядело так ужасно, что его стало тошнить. 
- Так вот оно, какое истинное лицо войны, - потрясённо подумал он. - Кровавое и грязное…
 
***
Ни одна пора года не может сравниться по благородной красоте и великолепию с белоснежной нарядной зимой: ни яркая, жизнерадостная, ликующая весна, ни лето, торопливое и пыльное, ни чарующая осень в прощальных золотых уборах. В первый военный год настоящая зима установилась уже в ноябре. Ущербная луна лениво заливала холодный снежный пейзаж бледным светом. Вдруг ночную тишину разорвали звуки близких выстрелов.
- Если они думают, что это нас испугает, - прохрипел простуженный Михаил Кошевой, - то не на тех напали. 
- Это вам не начало войны… - пошутил лежащий рядом сержант Павел Лисинчук.
На другой стороне оврага были отчётливо видны огни пулемётных очередей. Пули с противным свистом пролетали над головами красноармейцев и зарывались в сугробы за их спинами.
- Бей по вспышкам, - посоветовал Павел.
- Сам знаю! - Кошевой прикинул расстояние до цели, установил постоянный прицел и ответил из «Дегтярёва».
Каждая шестая очередь была трассирующей, и огненный шлейф высвечивал как раз то самое место, где мелькали вспышки огня противника. Немецкие пулемёты злобно огрызнулись, и началась отчаянная дуэль. Каждый раз, когда огонь был с той стороны, Михаил пригибал голову.
- Метко стреляют черти, - заругался он матом, - так и попасть могут…
- Ну, их к чёрту! - Павел сильно замёрз. - Пошли лучше согреемся.
Взводный и сам потерял интерес к этой дуэли. С той стороны тоже прекратили огонь. Лейтенант бережно накрыл пулемёт куском брезента, чтобы на него не падал снег, который начинал закручивать порывистый ветер.
- Смотрите в оба, - велел командир своим солдатам, - как бы немцы не полезли…
- Ясно.
- Лисинчук за старшего.
- Есть! - с явной неохотой ответил сержант.
- Если что - сразу сообщите...
Он вернулся в свою землянку, а первое отделение осталось в боевом охранении. Примерно час бесконечной ночи бойцы пытались согреться, похлопывая друг друга по спине.
- Взял я бутылку белого да полбутылки красного и закатился к Феньке, - узкоплечий солдатик с посиневшими губами травил вечные на войне истории.
- А она?
- Прихожу, а Фенька с подругой сидит в чём мать родила, нажрались винища до полусмерти. Ну, я не промах…
- Сейчас бы выпить да закусить…
После полуночи они вовсю проклинали насмешливый блеск звёзд, холодную луну и фашистов.
- Гитлер во всём виноват! - ругнулся замерзающий Павел. - А в землянке зараз хорошо…
- Везде хорошо, где нас нет, - заметил кто- то.
- Неправда! Вон на Луне нас нет, а там холодно и пусто.
Под утро они окоченели окончательно и настолько измучились, что с трудом удерживались, чтобы не заснуть. Ещё через два часа в окоп легко запрыгнул лейтенант Кошевой и предложил:
- Как насчёт того, чтобы провести небольшую разведку?
- Легко! - ответил Лисинчук, штатный ротный балагур. - Хотя бы согреемся...
- Замёрзли?
- Всё, что угодно, лишь бы выбраться из этого окопа.
- Прекрасно! - сказал взводный и поправил на плече ремень автомата ППШ. - Встречаемся через полтора часа у штаба роты… К тому же вас там ждут «наркомовские» сто грамм.
- Вот это дело!
Солдаты заковыляли на негнущихся ногах в своё укрытие. Там они выпили, и к ним помаленьку возвращалась бодрость духа. Все облачились в белое обмундирование, чтобы быть незаметными на снегу. Молоденький Серёжка Крымов студент из Казани, неожиданно рассмеялся.
- Ты чего? - удивился сержант.
- Просто вспомнил смешной случай! - усмехаясь ответил Сергей.
- Так расскажи…
- Дело было на первом курсе института. Шла лекция по истории ВКП (б) в стандартной аудитории. Два входа через пятнадцать метров, парты расположены под уклоном. Преподаватель решил стереть с доски, а тряпки нет. Он и обращается к студентке на первой парте, мол, сходи к соседям, принеси. Студенка уходит в одну дверь, через некоторое время раздаётся стук в другую дверь этой же аудитории и появляется голова глупой студентки. Она спрашивает: «У вас тряпка есть?» Преподаватель ошарашено отвечает: «Нет!» Светлая голова исчезает. Открывается первая дверь, появляется наша студентка и говорит: «А у них тряпки нет» и садится на своё место. Весь курс выпадает.
Бойцов рассмешил рассказ. Поэтому, когда они выходили вслед за лейтенантом, то уже забыли про холод и про прошедшую ужасную ночь.
- Мы пройдём вдоль края оврага, - скомандовал Кошевой и показал направление, - затем спустимся по склону на ничейную землю.
- А немец там может быть? - спросил Лисинчук.
- Немец может быть где угодно… - хмуро ответил Михаил.
На первый взгляд не было видно никаких признаков вражеских позиций. Только их отдельные снаряды простреливали наугад пересечённую местность. Он подумал:
- Очень неприятно, когда находишься между двух огневых позиций и думаешь, как скоро тебя обнаружит противник…
Лейтенант указал на разветвляющийся овраг и шепотом объяснил боевую задачу:
- В конце оврага деревня, она наша цель. 
- Дальше.
- Нужно выяснить находится ли она в руках у немцев, и, если да, то сколь велики большие силы, что её удерживают.
- Будет сделано!
Все органы чувств бойцов обострились до предела, они держали оружие наготове у бедра. Группа двигалась осторожно, прислушиваясь к малейшему звуку. Внезапно деревня оказалась прямо перед носом. Тут у Зыкина, пожилого москвича, внезапно заболел живот.
- Не знаю, в чём дело, - смущаясь, признался он и согнулся пополам. - Живот крутит… Прямо себя неважно чувствую.   
- Знаю, что ты имеешь в виду, - прервал его Павел. - Чертовски неприятное ощущение... У меня как-то так было, когда я выпил много водки да закусил огурчиками.
Он сморщил нос, как будто собирался чихать, но просто рассмеялся. Все дружно смеялись над шуткой, и это сняло витавшее напряжение.   
- Странное ощущение внутри, ребята, - честно сказал Кошевой. - Сегодня мы точно попадём в переплёт...
- Не каркай!
- Уверен, они блокировали наш отход.   
Никто не ответил, но никто больше не смеялся. Лейтенант взял бинокль и внимательно осмотрел деревню.
- Лисинчук, - велел он горняку. - Посмотри вон туда, вперёд. Это человек или собака лежит на дороге?
Сержант приставил к глазам бинокль и присвистнул.
- Вам, товарищ лейтенант, явно нужны очки! - пошутил Пашка и добавил: - Это человек, совершенно очевидно, и лежит на спине. Должно быть, убитый.
- Нам придётся войти в деревню! - решительно заявил Кошевой.
- В деревню? - насмешливо воскликнул бывший шахтёр. - Думаете, я ненормальный?
- А в чём дело?
- Вы хотите найти хорошенькое место для массовой могилы?
Лейтенант продолжал невозмутимо смотреть в бинокль. Через некоторое время, как будто у него вдруг возникла идея, он сказал:
- Заткнись, сержант, это слова труса.
- Никогда трусом не был.
- Ты мне осточертел, как чирей на заднице... Можешь оставаться тут, если так боишься.
- После шахты я смерти больше не боюсь…
- Тогда иди!
Лисинчук провёл по подбородку тыльной стороной ладони, его губы скривились в зловещей усмешке. Он первым вошёл в притихшую деревню.
- Готовые к любой неожиданности бойцы обследовали первую избу.
- Пустая, явно заброшенная, - доложил сержант.
Казалось, жители ушли вдруг из деревни все вместе. Большинство дверей распахнуты настежь. Всё выглядело очень странно и зловеще.
- Лисинчук был прав, - пробурчал недовольный Зыкин. - Человек, лежавший на дороге, мёртв.
- Сам вижу…
У гражданского оказался пробит череп, а на лице застыла гримаса ужаса. Поодаль валялись ещё двое убитых.
- Проверьте там, - велел лейтенант.
- Никого нет! - откликнулся Павел.
Только они собирались повернуть назад, когда сержант вдруг толкнул командира локтем в сильном волнении:
- Посмотрите вон туда....
- Назад! - лейтенант скомандовал хриплым шепотом. - Скорей в укрытие.
- Куда?
- За тот дом, давай!
Вскоре стало ясно, что немцы обнаружили их группу, и спрятались за ближайшими избами.
- Без сомнения, - определил Лисинчук, - такая же группа разведчиков.
- Это ты накаркал…
Осторожно, сантиметр за сантиметром, он выдвинул вперёд свой пулемёт. Тут в дверях крайней хаты неожиданно появились Зыкин и Крымов.
- Берегись! - крикнул им Павел. - Скорей сюда!
Москвич настолько опешил, что на мгновение замешкался, но Крымов мгновенно оценил ситуацию и бросился на землю, увлекая за собой напарника. Пули, очевидно, выпущенные из автоматов, градом застучали по стене.
- Да сколько же их, - охнул командир взвода, - сыплют, как горохом…
- Каждому из нас и одной хватит!
Извиваясь, как куница, Серёжка добрался до них, но прежде чем Зыкин достиг укрытия, он скрючился от боли и с воплем схватился за ногу:
- Попали сволочи.
- Я помогу!
Лисинчук с быстротой молнии подскочил к нему, обхватил рукой и поволок, в то время, как пули бесконечным потоком били об стену и со свистом проносились над головой.
- Тяжёлый ты, Зыкин! - отдышавшись, укорил его Павел.
- Цельный центнер, - извинительным тоном прошептал раненый.
- Будто смену в забое отпахал пока дотащил... - не мог успокоиться сержант.
Он вытер мокрый лоб и разрезал брючину на ноге раненого, затем надорвал окровавленные подштанники. Рана выглядела ужасно, пуля разворотила бедро. Снег моментально окрасился в красный цвет. Спасатель спокойно перевязал Зыкина, который ревел от боли, его лицо исказила гримаса.   
- Ну и переделка, - выдохнул он.
- Терпи!   
Коренной житель Донбасса продолжал свою работу, только ухмыляясь, когда язык Зыкина выходил из-под контроля. После перевязки Павел сноровисто подготовил свой пулемёт и был готов открыть огонь.
- Погоди! - остановил его жестом лейтенант. - Может быть, не стоит им прямо сейчас показывать, что у нас есть пулемёт?
- Толково!
Гитлеровцы рассредоточились, окружая их большой дугой. Они намеревались зайти во фланг, поэтому положение с каждой минутой становилось всё более безнадёжным. Красноармейцы сбились в кучу, а слабое огневое прикрытие не давало им шанса вырваться. 
- Крымов, - приказал Кошевой и отодвинулся глубже. - Надень свою каску на палку и высунь её из-за угла.
- Есть!
Сергей так и сделал, тут же за вспышкой последовал целый град выстрелов. Теперь пули со свистом пролетали сбоку, прямо возле уха.
- Если так будет продолжаться, - выругался лейтенант, - они возьмут нас в перекрёстный огонь.
- Делов на пару минут… 
Михаил Кошевой перекинулся парой слов с сержантом Лисинчуком. Затем он повернулся к Серёжке:
- Слушай внимательно. Мы втроём попытаемся обойти «гансов». Ты будешь нас прикрывать огнём пулемёта. 
- Можно мне с вами?
- Нет! - отрезал лейтенант и ругнулся: - Там может быть придётся схватиться в рукопашную… От тебя здесь больше пользы будет.
- Ясно!
- Если план удастся, мы сможем погнать их прямо к тебе в руки. Но, ради бога, умудритесь не стрелять по своим!
- Буду стараться… 
Лисинчук собрал все ручные гранаты, поделил их с лейтенантом и последним оставшимся в живых бойцов. Крымов взял на прицел те точки, где, как полагал, должен был находиться противник.
- Готовы? - спросил нервничающий лейтенант.
- Так точно.
- Главное не бояться, ребята…
Павел заметно преобразился. Его голос звучал твердо и чётко, он перестал сутулиться. Презрительная гримаса исчезла с его губ. Лейтенант давал последние указания:
- Ладно, пошли! Ведём непрерывный огонь...
- Ура! - крикнул кто-то.
Начался оглушительный грохот. Крымов за пять минут израсходовал два пулемётных диска без единой осечки. Зыкин поднимал голову ровно настолько, чтобы палить из карабина как ненормальный. Он орал во весь голос:
- Задай им, Серёга, жару!.. Дай им прикурить!
- Получи…
Гитлеровцы спешно скрылись в посадке. Неожиданная атака застала их врасплох. Куски штукатурки отскакивали от стен, а снег на дороге поднимался, кружась, под ударами пуль.
- Как наши? - спросил москвич.
- Не видно…
Трое советских бойцов достигли последних домов и скрылись из вида.  Крымов выхватил сменный диск и быстро заменил пустой. Как раз, когда он снова стал прицеливаться, то увидел бегущего через дорогу немца и опрокинул его очередью на полпути. Ещё один осторожно приподнялся, но прежде, чем он вышел из укрытия, Сергей дал короткую очередь и тот упал.   
- Осторожно, - предупредил Зыкин и показал рукой. - Я только что заметил одного из наших вон там…
- Думаю, что они уже зашли им в тыл.
Вдруг послышался глухой удар, затем ещё один, они почти слились в общий взрыв.
- Взорвались ручные гранаты!
- Наши!
Затем яростно, неистово, словно барабанная дробь, заговорили автоматы. Двое немцев бежали прямо по линии огня Крымова. Он быстро спустил курок, и они повалились снопами на снег. Был слышен высокий, жуткий крик немецкого раненого:
- Ааааа!
Снова раздался взрыв ручных гранат. Внезапно воцарилась глубокая тишина. Встревоженный Крымов увидел Лисинчука стоящего посредине дороги и призывно махавшего каской.
- Иди сюда, - крикнул он. - Одного легкораненого гитлеровца нужно срочно доставить в расположение батальона.
- Бегу… - обрадовался Сергей и рванул к сержанту.
Навстречу ему устало шёл покрасневший от мороза и напряжения лейтенант Кошевой. На его плечах болталось пять немецких автоматов, добытых в скоротечном встречном бою.

***
После сдачи немцам города Сталино 383-я стрелковая дивизия отступала, отчаянно огрызаясь, в направлении на северо-восток. Осенью 1941 года фронт стабилизировался по луганской границе Донбасса.
- Неужели немец выдохся? - рассуждали оставшиеся в живых.
- Держи карман шире…
- Он ишо даст прикурить!
«Шахтёрская» дивизия заняла оборону у города Красный Луч и вгрызлась намертво в родную землю. Всю зиму шли оборонительные сражения, не приводящие к заметным изменениям линии фронта.
- Как же есть хочется! - думал Петя Шелехов почти всё время.
 Питание становилось всё хуже - снабженцы в тылу обнаглели и воровали в открытую. Обовшивевший, опухший, грязный дистрофик, он не мог, как следует работать, не имел ни бодрости, ни выправки. Горькая правда войны надломила его. Собратья по оружию, либо молча неодобрительно сопели и отворачивались от него, либо выражали свои чувства крепким матом:
- Вот навязался недоносок на нашу шею!
- Всё равно скоро погибнет…
Однажды высокое начальство застало его за прекрасным занятием: откопав в снегу дохлого мерина, он вырубал бифштексы из его мёрзлой ляжки. Взмах тяжёлым топором - слабый удар.
- Ух! - с придыханием, а потом минута отдыха.
Рот открыт, глаза выпучены, изо рта и ноздрей - пар. Петька поднял глаза, а на него с омерзением смотрел сытый, румяный, в белоснежном полушубке комиссар полка.
- Фамилия?
- Рядовой Шелехов.
Он даже не снизошёл до разговора с доходягой, не ругался, не кричал, а вернувшись в штаб, по телефону взгрел непосредственного начальника солдата за бардак в подразделении и низкий морально-политический уровень.
- Наказать мерзавца, - сказал с негодованием комиссар и подумал об обеде, - позорит, понимаешь Красную Армию!
- Будет исполнено!
Непосредственный командир Петьки сидел в то время в километрах в двух-трёх от советских позиций. У него был свой метод воспитания подчинённых. Провинившихся он вызывал к себе и делал это ночью, чтобы те лучше почувствовали свою вину. 
- Вставай, комбат вызывает, - потрепал Шелехова по плечу до одури хотевший спать боец.
Петю разбудили часа в три утра и передали приказ отправляться за получением «овцы», то есть головомойки.
- А как туда идти? - спросил он, ещё не совсем проснувшись.
- Метров триста вперёд, там будет раздвоённая берёза со сбитой макушкой, потом большая воронка, свернёшь налево, потом прямо и через полчаса увидишь холм.
- Это там, где наш дот?
- А лучше иди по телефонному проводу… Не заблудишься. Да смотри осторожней, не напорись на немцев!
- Откуда им здесь взяться?
Берёза оказалась значительно дальше, и ствол её почему-то разделялся вверху не на два, а на три больших сука. Воронок было повсюду множество, а телефонный провод куда-то исчез. Петя сразу заблудился и потерял все ориентиры. Решил всё же идти вперёд в надежде наткнуться на дот.
- Хорошо хоть тропинку видно… - бормотал красноармеец, то и дело проваливавшийся в глубокие сугробы.
Ночь выдалась не очень тёмная, то и дело из-за туч выглядывала луна. Изредка бледным светом вспыхивали немецкие осветительные ракеты. Он шёл через редкие кустарники по целине, то проваливаясь в снег почти по пояс, то по голым полянам, где гулял ветер, качая торчавшие из сугробов высохшие стебельки травы.
- Назад вернусь по своим следам… - надеялся Шелехов.
Дорожка следов тянулась неровной тонкой нитью. Откуда-то периодически бил немецкий пулемёт, и разноцветные трассирующие пули летели, словно стайки мигрирующих птиц, одна за другой.
- Зачем немцы палят в пустоту? - в мозгу всплыл глупый вопрос.
Пули свистели совсем рядом, задевая за травинку и с треском разрывались, вспыхивая, как бенгальские огни. Это было бы очень красиво, если бы сердце не сжималось от лютого страха. Петька шёл уже больше часа, сам не зная куда. Немецкие ракеты и выстрелы остались позади.
- Где я? - запаниковал он.
Сплошной линии фронта не было, немцы сидели в опорных пунктах, а промежутки между ними контролировались подвижными отрядами - патрулями.
- Пройду метров сто, - решил страдалец и затравленно оглянулся, - потом буду возвращаться!.. Пусть лучше накажут, чем попадать в плен…
На пути возникли густые кусты, продираться через них стало трудно, пришлось снять с плеча винтовку, чтобы не цеплялась за ветви. Держа её штыком вперёд, Петя вылез, наконец, на возвышенность, где оказалась протоптанная тропинка.
- Вид у меня со стороны чудовищный: прожжённая шинель, грязная ушанка, туго завязанная под подбородком, разнокалиберные штопаные-перештопанные валенки! - некстати подумал он. - Я похож на чучело, запорошенное снегом.
Вдруг при вспышке ракеты солдат обнаружил перед собою на тропинке другое чучело, ещё более диковинное. То был немец, перевязанный поверх каски бабьим шерстяным платком.
- Ни фига себе! - присвистнул русский.
За плечами у того висел термос, в руках он тащил мешок и несколько фляг. Автомат висел на шее, но, чтобы его снять, понадобилось бы немало времени.
- Откуда он здесь взялся? - удивился Шелехов.
Противники оцепенели от ужаса, оба вытаращили глаза и отшатнулись друг от друга. Больше всего Пете хотелось убежать, спрятаться и он крикнул:
- Только не стреляй!
Инстинктивно он выставил перед собою винтовку, даже забыв, что держал оружие. Гитлеровец резко бросил на снег фляги и потянул руки вверх.
- Nicht schiesen! - губы его дёргались, он захныкал, и пар стал судорожно вырываться из его ноздрей сквозь замёрзшие, заиндевевшие сопли.
Красноармеец сориентировался, прижал палец к губам и показал немцу на свои следы в кустах:
- Иди туда!
- Gut!
Немец поднял свои мешки и фляги и двинулся, хлюпая носом, по сугробам. Растерявшись, Петька даже не отнял у него автомат.
- Как опять не заблудиться? - боялся он, вяло переставляя свинцовые ноги.
Часа полтора, отдуваясь и спотыкаясь, брели они по неровным следам, которые, слава Богу, не замело, и уже на рассвете притащились в расположение Петиной части. 
- Наш малец нашёлся!
- Меня к комбату вызывали.
- А мы думали сдаваться пошёл…
Немца разоружили, сняли с него термос, а Шелехов тем временем пытался чистосердечно объяснить всё происшедшее старшине роты:
- Заблудился я!
- Отставить, - приказал старшина, окинув его острым, всё понимающим взглядом. - В ходе обследования телефонных линий произошло боевое столкновение с противником.
- Да я…
- Тебе ясно!
- Так точно!
- Отдыхайте, обедайте.
Солдаты разлили по котелкам вкуснейший немецкий гороховый суп с салом, горячий и ароматный, поделили галеты и принялись за еду.
- Какое блаженство!
Расчётливый старшина между тем докладывал начальству по телефону:
- Товарищ полковник!.. Наше подразделение вошло в контакт с противником. После перестрелки немцы отошли. Наш радист взял пленного… Так точно, пленного!
Полковник велел немедленно доставить «фрица» в штаб. Петя настоял, чтобы перед этим, ему жалкому и вшивому, тоже дали полный котелок горячего супа.
- Но почему немец топал в одиночку? - спросил он старшину.
- Он тоже заблудился, - громко заржал старшина, - а ты забрёл на тропу, по которой подносили боеприпасы и пищу в большой немецкий дот.
- А почему не было патрулей?
- На тупые вопросы я не отвечаю, я их задаю…
Уже несколько дней советское командование безуспешно пыталось получить пленного - «языка». Совершали подвиги в тылу врага профессиональные разведчики, гибли специальные отряды, а пленного добыть, никак не удавалось.
- Неисповедимы судьбы человеческие!
- Просто повезло…
Сам командарм матюкал за это подчинённых так, что лопались телефонные аппараты. Начальство не знало, что делать. И вдруг, нежданно-негаданно, заморыш разрешил тяжёлые проблемы.
- Герой! - комиссар полка так хлопнул его по плечу, что Шелехов едва не переломился.
Даром для Петьки этот подвиг тоже не прошёл. Шастая по сугробам, он обморозил обе ноги. Неутешительный диагноз, поставленный ему в медсанбате, оказался однозначным: «Обморожение пальцев ног - второй степени, левой пятки - третьей степени, правой пятки - от второй до третьей степени».
Только позднее он узнал, как близок был к тому, чтобы потерять ступни.
- Должно быть, ты везунчик, - сказал горбоносый военный хирург. - Днём позже я тебе ничем не помог бы...
- Да уж, везунчик!
 
Продолжение http://proza.ru/2012/02/29/3