Батюшка Дон кн. 2 гл. 8

3 октября 1941 года фашисты заняли Орёл и местность, где жила семья Сафоновых. В окружение попали двести тысяч советских солдат и офицеров. 
- Хорошо, что пока их в нашей деревеньки Криницы нет! - сказал глава семейства Илья Афанасьевич.
Линия фронта пролегла рядом, прошла через соседнюю деревню. Младший сын Митя часто забирался на пригорок, чтобы издалека наблюдать за боями.
- Красноармейцы пытаются разблокировать попавших в окружение… - объяснил ему отец.
Их наблюдательная позиция находилась сбоку от театра военных действий, и они могли в деталях видеть движения противодействующих сторон. В ноябре воинская часть Красной Армии получила из Сибири пополнение.
- Лыжный батальон - пятьсот двадцатилетних парней! – присмотрелся Сафонов. - Рослые сильные ребята, спортсмены, кровь с молоком… На всех новые полушубки, валенки и автоматы. Комсомольцы. Рвутся в бой.
На пути наступающих оказался немецкий узел сопротивления - деревушка на холме, одиноким прыщом выделялась среди полей.
- В каменных фундаментах домов полно пулемётов и миномётов, - уточнил Митя, - два яруса траншей на возвышенности.
Кругом деревушки метров семьсот голого заснеженного поля. Пьяный генерал скомандовал лыжникам:
- Вперёд, комсомольцы!.. Взять деревню!
Батальон стремительно, с разгона, выскочил на поле перед деревней. Метров двести скользили лыжники вперёд по инерции, а через десять минут на снегу лежали одни трупы.
- Немцы открыли огонь, - ахнул Илья Афанасьевич. - Батальон погиб до единого бойца.
Раненых, которые шевелились, немцы добили из укрытий. Притаившиеся замёрзли. Выползти никто не смог. 
- Конечно, если пристреляно! - буркнул Митя.
Когда через неделю немцы дожали окружённые советские части и Красная Армия отошла. В Криницы заехали немецкие мотоциклисты. Испуганные люди спрятались в домах и не выходили. Немцы, в основном, молоденькие солдаты, и несколько человек постарше возрастом и чинами, по-хозяйски ходили по домам и выбирали лучшие для расквартировки.
- Как хозяева… - всплеснула руками мать.
- Зачем принимать близко к сердцу то, что нельзя изменить? - сказал Илья Афанасьевич Сафонов
Немецкий чин выбрал себе самый лучший дом для проживания, согнав всю семью сбежавшего председателя жить на «чёрной» половине. Через пару дней в селе осталось два десятка солдат и офицер. Остальные сели на мотоциклы и двинулись дальше.
- На Брянск полетели орёлики… - определил Илья Афанасьевич, посмотрев на плотное пылевое облако, поднятое техникой.
- Так и до Москвы недалеко! - покачал головой сын Николай.
Сельскую школу немцы приспособили под конюшню для лошадей. Они всячески искали пути наладить мирное сосуществование с местными. Каждое утро солдаты шли к пекарне за хлебом, приносили домой буханку, и предлагали Авдотье обмен.
- Матка, яйки?! - просили яиц, которые Марья шла брать в курятнике.
В конце октября пришёл в хату к Сафоновым немец с автоматом на груди и красными от холода руками. Он привёл с собой трёх пленных.
- Матка, камрад эссен! - приказал он.
Мать чугун с супом из печи достала и покормила. Немец привёл троих пленных в мокром обмундировании. Они суп доели.
- Откудова такие мокрые? - поинтересовалась женщина у них.
- Оттуда… - из разговора за столом узнали, что «окруженцы» попали в плен при переходе речки Вага.
Пленных конвоировали на Дмитровск.
- Хлеба им с собой дай! - велел жене Сафонов.
Немцы приказали выбрать старосту деревни. Сходом единогласно избрали Илью Афанасьевича.
- Немецкий язык понимаешь! - хвалили его, - нас в трату не дашь…
В годы первой мировой войны он воевал в звании унтер-офицера, был артиллерийским корректировщиком на воздушном шаре. За боевые заслуги награждён Георгиевским крестом. Подвергся газовой атаке, после которой из целого полка выжили вдвоём с контуженым сослуживцем.
- Какой из меня староста?! - попробовал отказаться он.
Стали записывать в полицию. Кто отказывался, немцы били шомполами. Поэтому отец добровольно записал старшего сына Николая.
- Стыда в том нет, - сказал он сыну, - а наши придут, разберутся…
Землю немцы по весне раздали в единоличное пользование. Лошадей расхватали раньше, как только узнали о бегстве колхозного начальства. 
- Дождался-таки! - Илья Афанасьевич привёл во двор своего «Воронка».
Для обработки земли объединились по дворам. По несколько хозяйств, по принципу родства, соседства и общих интересов.
- Это возрождение прежних артелей и товариществ по совместной обработке земли существовавших после революции и до коллективизации, - радовались деревенские старики.
Немцы установили единый налог - один центнер зерна с души.
- Так жить можно! - радовались крестьяне. - Не то, что при Советах…
Был налог в пользу немецкой армии - одна корова с десятка дворов. Под этот налог попали, прежде всего, жёны «активистов» Советской власти.
- Нахапались начальнички, - судачили односельчане, - зараз пускай семьи расплачиваются! Жирно пожили... Пора и нам!
Основной заботой была добыча огня. Спичек не стало. С начала войны света на селе не было ни у кого. У жены бывшего тракториста сохранился довоенный солидол. Из него делали тряпочную свечу или лучину строгали для освещения по вечерам или тёмным зимним утром.
- Спичек купить негде… - жаловалась мужу Авдотья.
- А я где их возьму! - огрызнулся Сафонов.
Староста решил показать пример в добывании огня. Он с младшим сыном Митькой нашёл громадный гриб-трутень, росший на кривой берёзе. Потом долго варили его в щелоке. Щелочной раствор готовили, вымачивая в воде овечью шерсть, в ней содержалось много серы.
- После варки гриб нужно высушить, - учил Илья Афанасьевич.
- Столько напрасных хлопот… - пробурчал сын.
Они часа два били его молотком, пока не сделался мягким. Отец взял в руку кресало, в другую кремень и высек искру на трутень. Он загорелся.
- Видишь, Митька! - сказал сыну Сафонов. - Ежели с умом приложить силы, можно сделать что угодно…
Отец свернул экономную самокрутку из домашней махорки и велел:
- Завтра сходишь за солью!
- Почему я? - вскинулся сын. - Хай Машка идёт…
Дефицитную соль выменивали на продукты у немцев. За ней ходили за десятки километров в Унечу. В железнодорожной гостинице, построенной до революции на средства графини Марии Воейковой, жили немецкие офицеры.
- Марии нельзя идти, - отрезал хозяин. 
Он отрубил голову драчливому гусю, Авдотья ощипала и выпотрошила.
- Только проси за него десять стаканов соли! - наказал ему Сафонов.
- Не слишком много?
- Ежели ты сам ценишь себя невысоко, мир не предложит тебе ни на грош больше, - сказал отец.
- Постараюсь! - ответил Митька и побежал на станцию.
Там показал жирного гуся офицеру и назвал цену. Тот пристально посмотрел на большие лапти торговца, несоразмерные его невысокому росту, и приказал денщику насыпать тринадцать стаканов соли.
- Спасибочки! - поблагодарил мальчик и рванул домой.
Утром он с отцом пошли в соседнюю деревушку. В закопчённой баньке обнаружили огромную кучу отрубленных человеческих ног.
- Не могу понять зачем? - удивился потрясённый Сафонов.
Их родственница, прятавшаяся в подвале, рассказала им:
- Немцы, как народ экономный и бережливый, не могли стерпеть такой бесхозяйственности: на поляне пропадали новые валенки, и полушубки… Надменный офицер приказал солдатам собрать ценное имущество, тем более что с зимним обмундированием у немцев неважно.
- Это точно! - охотно подтвердил Митя.
- Однако валенки с закоченевших на морозе трупов снять оказалось невозможно. Тогда кто-то из немецких «умельцев» предложил отрубать мороженные ноги убитых и отвозить их в баньку для оттаивания... Что гитлеровцы успешно и проделали. На возе, как дровишки, возили этот необычный груз…
***
Первую увольнительную солдат Вермахта Иоганн Майер использовал, бесцельно бродя по недавно оккупированному городу Сталино, куда перевели их транспортную часть.
- Только в короткие осенние дни можно наблюдать в природе такое необычайное богатство и гармонию красок, - подумал он волнуясь. - Такую печальную тональность и тонкую красоту, пронизывающую всё вокруг.
Боевые действия здесь почти не проходили, поэтому присутствия войны совершенно не чувствовалось.
- Как быстро обычные люди приспосабливаются к любым изменениям! - удивился Майер, присматриваясь к необычной обстановке.
Для коренного жителя Дрездена прогулка казалась путешествием в далёкое прошлое. Улицы города, которому накануне вернули прежнее название Юзовка, оказались заполненными народом.
- Сменилась власть, - недоумевал Иоганн, - а обыватели уже привыкли…
Работали магазины, товаров было мало. Люди спешили на работу или базар, просто прогуливались по кривым улочкам. Женщины с большими продуктовыми сумками возбуждённо приветствовали друг друга и останавливались немного посплетничать.
- Во всём мире заботы женщин одинаковы, - подумал неженатый Майер, - мужчины, дети и еда…
Вороватые подростки стояли, прислонившись к деревянным заборам с руками, засунутыми в карманы широких штанов. Они небрежно держали в зубах чадящие папиросы и с подозрением смотрели на проходящего солдата.
- Настоящие «гавроши»… - он с опаской покосился на них.
Открылись небольшие частные кафе и рестораны с неплохой едой. Совсем недавно заработал чудесный театр и несколько кинотеатров. Иоганн прогуливался, впитывая в себя запахи мирного существования, и никак не мог вдоволь насытиться.
- Это так напоминает о моём доме и жизни без пулемётов или сапёрных лопаток, - изумлённо размышлял он о нормальной жизни без военной формы.   
… Они по-прежнему служили в одном отделении: Ковач, Пилле, Вилли Шольц, Франц Ульмер и Иоганн. Однажды вечером они, как всегда после отбоя, трепались ни о чём.
- Мало того, что русские не умеют воевать, - со смехом сказал Ковач, - так ещё они воры…
- Ты о чём? - не понял Иоганн.
- Незадолго до войны я сидел в одном пабе в Берлине, - весело начал тот. - В помещение вошли несколько бравых офицеров Красной армии, которые, очевидно, учились в нашей Академии. После занятий они зашли в паб немного расслабиться. Тут поднимается один немец, подходит к стойке бара, берёт в руки молоток и бьёт в металлический гонг, который висит там же. Вся публика начала аплодировать и пить за здоровье этого человека. Всеобщее внимание и уважение понравилось русским, и на протяжении вечера каждый из них считал своим долгом хотя бы раз ударить в гонг, при этом немцы кричали: «Гут русиш, браво». В конце, когда они собрались уходить, им принесли очень длинный счёт, оказалось, что при каждом ударе гонга, они угощали весь бар. Денег они, конечно, таких не имели и, боясь вызова полиции, они просто сбежали из паба.
- Это так похоже на них! - скривился Франц.
- Тупые ублюдки!
Наступившей ночью их отделение неожиданно подняли с постели сразу за полночь. Фельдфебель Пичке ввалился в комнату, где квартировали подчинённые, и со всей дури гаркнул:
- Построение на станции!
- Что, чёрт возьми, случилось? - спросил сонный Вилли.
- Нужно максимально быстро разгрузить поезд с боеприпасами.
- Пленных что ли не хватает?
- Эти доходяги будут год разгружать, - сказал Пичке и выругался: - Проклятые ублюдки!
Недовольно, но тихо ворча, Иоганн собирался на авральную работу. Железнодорожная станция располагалась примерно в километре от их временного дома, и переться туда в морозной темноте не очень хотелось. Пока они шли неорганизованной ночной толпой, Майер рассеянно сказал:
- Есть что-то умиротворяющее в этой железной дороге, даже несмотря на то, что паровозы и вагоны русские…
- Она напоминает мне о детстве и мирном времени! - согласился Шольц.
Спокойная внешность спящего города оказалась обманчива.
- Поспать не дали! - недовольно ворчал Ульмер. - Зачем нужно разгружать эшелоны обязательно ночью?
- Дело в дневных налётах русских бомбардировщиков, - ответил Пилле. 
Длинная колонна грузовиков стояла рядом с прибывшим из Германии поездом. Весь наличный состав специального соединения, независимо от звания, подключили к работе. Хотя термометр показывал ниже нуля, все быстро взмокли. Пленные таскали боеприпасы, как лунатики. 
- Если русские, застигнут нас сейчас, то спаси, Господи, наши души! - проговорил осторожный Франц. - Кругом полно боеприпасов.
- Нужно порыскать вокруг в поисках укрытия на этот случай, - предложил Майер.
- Я, когда ходил отлить, то нашёл подходящий, - признался домовитый Ковач. - Бетонный блиндаж, перекрытый брёвнами…
- Он достаточно большой, чтобы укрыться нам всем?
- Вполне.
От бесконечных ящиков со снарядами у Иоганна дрожали ноги. Солдаты и русские военнопленные сновали взад и вперёд, а рядом шумел капитан Кребс, следивший, чтобы никто не останавливался.
- Не бросать! - он сыпал идиотскими указаниями и постоянно ругался.
Капитан был единственный, кто палец о палец не ударил.
- Вы слышите? - спросил остановившихся товарищей Вилли. - Кажется, мне послышалось гудение самолётов, выискивающих цель.
- Точно, русские прилетели…
На дальнем конце города стали видны огненные вспышки, за которыми последовали два глухих взрыва. Гул стих, все продолжили работать, как рабы, и один за другим машины с грузом отправлялись в сторону фронта. Через час самолёты противника вернулись и сбросили новые бомбы, причём значительно ближе.
- Какого чёрта им нужно? - спросил Пилле. - Неужели они нас засекли?
- Кто-то нарушил светомаскировку…
- Заткни пасть, - рявкнул трусоватый Кребс. - Они выследят нас по вашим разговорам довольно скоро!
Русские продолжали настойчиво кружиться над головами. Нервы были натянуты до предела. Совсем близко Иоганн увидел две красные вспышки. Осветительные ракеты взлетели так, что пересеклись по диагонали над станцией. Франц вскочил на ноги и яркий в их свете в ярости крикнул:
- Мерзавцы, выдали нас! 
- Они подсказывают, куда нужно бомбить, - догадался долговязый Пилле. - У них, должно быть, тут находятся шпионы…
- Быстро прячемся! - заорал Ковач и побежал показывать укрытие. - Бомбить могут начать в любой момент.
Они ринулись в убежище, но не сразу нашли в темноте. Иоганн слегка запаниковал, и лишь протиснувшись вниз, успокоился.
- Слава Богу! - облегчённо выдохнул он.
- Я так не думаю… - буркнул Пилле.
Самолёты продолжали монотонно кружить. Казалось, что их стало больше. Сотрясающие землю взрывы, лязг летящего металла, действующий на нервы звук раскалывающихся от осколков брёвен. Солдаты плотно жались друг к другу и наклоняли головы к самому полу.
- Почему не стреляют зенитки? - спросил Вилли. - Заснули они что ли?
- Попрятались, трусы…
Внезапно заговорили немецкие зенитки. Сквозь грохот взрывающихся бомб улавливался звук их заградительного огня. В нос ощутимо шибанул неприятный запах гари.
- Что горит? - с подозрением спросил Франц.
- Очевидно, вся окружающая местность пребывает в сплошном пламени, - определил Ковач.
Ночные бомбардировщики летали совсем низко, их пропеллеры жужжали, как огромные жуки. Следующий взрыв заставил вздрогнуть саму землю под ногами.
- Боеприпасы взорвались, - выдохнул Майер. - Храни нас, Господь!
- Бывают случаи, когда даже Бог не может помочь…
Металлические осколки со свистом пролетали над их головами. Балки и обломки каменной кладки летали по воздуху, как рои пчёл. Казалось, привычный мир вокруг раскололся напополам…
- Конец! - прошептал кто-то в мигающей темноте.
- Может, нас не зацепит? - жалобно предположил Вилли.
- Мы не переживём ещё одного взрыва в этой норе…
Когда наступило временное затишье, он осторожно высунул голову наружу. Железнодорожная станция обрушилась, как карточный домик. Весь район был в сплошном дыму и огне.
- Поезд с боеприпасами разлетелся на мелкие кусочки, - выдавил Шольц слова, - а на месте склада горючего теперь лишь гигантская воронка.
- Главное, нас не зацепило…
Франц неподвижно лежал на полу землянки, прижавшись к бетонной стенке. Майер наклонился к нему, чтобы посмотреть, жив ли. Он едва расслышал, как его однополчанин тихо ругается в обычной нудной манере.
- Жив? - поинтересовался перепачканный пылью Иоганн. - Я подумал на секунду, что мы потеряли тебя.
- Не дождётесь…
Жужжа фонарём с ручным генератором, Майер посветил на недовольно бурчащего рядового. Ульмер поднялся на ноги и повернулся к нему белым, как полотно лицом.
- Кажется, меня зацепило.
Прямо по его взъерошенной шевелюре пролегла косая борозда, сделанная осколком бомбы, который начисто сбрил волосы так, что осталась красная полоса на голом скальпе.
- Господи, - смог сказал он товарищам. - Как же мне было страшно!
- Война - очередь за смертью, - выдал не склонный к философии Пилле, - а дурак тот, кто лезет без очереди...
Солдаты выбрались из спасительной землянки. Возле них рядом с перевёрнутой повозкой лежали две лошади. Одно из животных было мертво. Другая кобыла пронзительно ржала так, как кричит умирающая лошадь.
- Пристрели её, Вилли, - попросил Иоганн. - Я не могу это слышать…
Поодаль лежал пожилой крестьянин в предсмертной агонии. У него была осколком распорота грудь от живота до подбородка. Его согнутые руки бережно придерживали вывалившиеся наружу подрагивающие скользкие кишки, как будто он хотел запихнуть их обратно в брюхо.
- Пить! - его дыхание стало прерывистым, а кровавая пена выступила на ощерившихся зубах.
Широко открытые, безумные глаза, беспрестанно бегали из стороны в сторону, как будто он следил за огромным часовым маятником, отсчитывающим последние секунды.
- Где же все остальные? - оглянулся Франц. - Остался ли кто-нибудь?
- Вон там появились… - заметил кто-то.
Солдаты выползали из укрытий. Многих не досчитались. Майер наткнулся на воронку от бомбы, способную вместить десяток человек.
- Прямое попадание… - понял он.
На дне валялась сплошная масса окровавленной одежды и разорванных человеческих тел. Это выглядело так ужасно, что его стало тошнить. 
- Это истинное лицо войны, - подумал он. - Кровавое и грязное…
 
***
Ни одна пора года не может сравниться по благородной красоте и великолепию с белоснежной нарядной зимой. Ни яркая, жизнерадостная, ликующая весна, ни лето, торопливое и пыльное, ни чарующая осень в прощальных золотых уборах. В первый военный год настоящая зима установилась в ноябре. Ущербная луна лениво заливала холодный снежный пейзаж бледным светом. Вдруг ночную тишину разорвали звуки выстрелов.
- Если они думают, что это нас испугает, - прохрипел простуженный Михаил Кошевой, - то не на тех напали. 
- Это вам не начало войны… - пошутил рядом сержант Павел Лисинчук.
На другой стороне оврага были отчётливо видны огни пулемётных очередей. Пули с противным свистом пролетали над головами красноармейцев и зарывались в сугробы за их спинами.
- Бей по вспышкам, - посоветовал Павел.
- Сам знаю! - Кошевой прикинул расстояние до цели, установил постоянный прицел и ответил из «Дегтярёва».
Каждая шестая очередь была трассирующей, и огненный шлейф высвечивал место, где мелькали вспышки огня противника. Немецкие пулемёты злобно огрызнулись, началась отчаянная дуэль. Каждый раз, когда огонь был с той стороны, Михаил пригибал голову.
- Метко стреляют черти, - заругался он матом, - так и попасть могут…
- Ну, их к чёрту! - Павел сильно замёрз. - Пошли лучше согреемся.
Взводный потерял интерес к пулемётной дуэли. Немцы тоже прекратили огонь. Лейтенант бережно накрыл пулемёт куском брезента, чтобы на него не падал снег, который начинал закручивать порывистый ветер.
- Смотрите в оба, - велел командир солдатам, - как бы немцы не полезли.
Он вернулся в землянку, первое отделение осталось в боевом охранении. Они проклинали насмешливый блеск звёзд, холодную луну и фашистов.
- Гитлер во всём виноват! - ругнулся Павел. - В землянке зараз хорошо…
- Везде хорошо, где нас нет, - заметил кто-то.
- Неправда! Вон на Луне нас нет, а там холодно и пусто.
Под утро они окоченели окончательно и настолько измучились, что с трудом удерживались, чтобы не заснуть. Через два часа в окоп легко запрыгнул лейтенант Кошевой и предложил:
- Как насчёт того, чтобы провести небольшую разведку?
- Легко! - ответил Лисинчук, ротный балагур. - Хотя бы согреемся...
- Замёрзли?
- Всё, что угодно, лишь бы выбраться из этого окопа.
- Прекрасно! - сказал взводный и поправил на плече ремень автомата ППШ. - Встречаемся через полтора часа у штаба роты… К тому же вас там ждут «наркомовские» сто грамм.
Солдаты заковыляли на негнущихся ногах в укрытие. Там они выпили, и к ним помаленьку возвращалась бодрость духа. Все облачились в белое обмундирование, чтобы быть незаметными на снегу. 
- Мы пройдём вдоль края оврага, - скомандовал Кошевой и показал направление, - затем спустимся по склону на ничейную землю.
- А немец там может быть? - спросил Лисинчук.
- Немец может быть где угодно… - хмуро ответил Михаил.
Лейтенант указал на овраг и шепотом объяснил боевую задачу:
- В конце оврага деревня, она наша цель. Нужно выяснить находится ли она в руках у немцев, и, если да, то сколь велики силы, что её удерживают.
Все органы чувств бойцов обострились до предела, они держали оружие наготове у бедра. Группа двигалась осторожно, прислушиваясь к малейшему звуку. Внезапно у Зыкина, пожилого москвича, внезапно заболел живот.
- Не знаю, в чём дело, - смущаясь, признался он и согнулся пополам. - Живот крутит… Прямо себя неважно чувствую.   
- Знаю, что ты имеешь в виду, - прервал его Павел. - Чертовски неприятное ощущение... У меня как-то так было, когда я выпил много водки да закусил огурчиками.
Он сморщил нос, как будто собирался чихать, но просто рассмеялся. Все дружно смеялись над шуткой, и это сняло напряжение.   
- Странное ощущение внутри, ребята, - честно сказал Кошевой. - Сегодня мы точно попадём в переплёт... Уверен, они заблокировали наш отход.   
Лейтенант взял бинокль и внимательно осмотрел деревню.
- Лисинчук, - велел он горняку. - Посмотри вон туда, вперёд. Это человек или собака лежит на дороге?
Сержант приставил к глазам бинокль и присвистнул.
- Вам, товарищ лейтенант, явно нужны очки! - пошутил Пашка и добавил: - Это человек лежит на спине. Должно быть, убитый.
- Нам придётся войти в деревню! - решительно заявил Кошевой.
- В деревню? - воскликнул бывший шахтёр. - Думаете, я ненормальный?
- А в чём дело?
- Вы хотите найти хорошенькое место для массовой могилы?
Лейтенант продолжал невозмутимо смотреть в бинокль и сказал:
- Заткнись, сержант, это слова труса…
- Никогда трусом не был!
- Ты осточертел, как чирей на заднице. Оставайся, если боишься.
- После шахты я смерти больше не боюсь… - Лисинчук провёл по подбородку тыльной стороной ладони, его губы скривились в усмешке.
Он первым вошёл в притихшую деревню. Готовые к любой неожиданности бойцы обследовали первую избу.
- Пустая, явно заброшенная, - доложил сержант.
Казалось, жители ушли из деревни. Большинство дверей распахнуты. 
- Лисинчук был прав, - пробурчал Зыкин. - Человек на дороге мёртв.
У гражданского оказался пробит череп, а на лице застыла гримаса ужаса. Поодаль валялись ещё двое убитых.
- Проверьте там, - велел лейтенант.
Сержант вдруг толкнул командира локтем в сильном волнении:
- Посмотрите вон туда....
Немцы обнаружили их группу, и спрятались за ближайшими избами.
- Без сомнения, - определил Лисинчук, - такая же группа разведчиков.
Осторожно, сантиметр за сантиметром, он выдвинул вперёд пулемёт. В дверях крайней хаты неожиданно появились Зыкин и Крымов.
- Берегись! - крикнул им Павел. - Скорей сюда!
Москвич настолько опешил, что на мгновение замешкался, но Крымов мгновенно оценил ситуацию и бросился на землю, увлекая напарника. Пули, очевидно, выпущенные из автоматов, градом застучали по стене.
- Да сколько же их, - охнул командир взвода, - сыплют, как горохом…
- Каждому из нас и одной хватит!
Зыкин достиг укрытия, но скрючился с воплем схватился за ногу:
- Попали сволочи.
- Я помогу! - Лисинчук подскочил к нему, обхватил рукой и поволок.
Пули потоком били об стену и со свистом проносились над головой.
- Тяжёлый ты, Зыкин! - отдышавшись, укорил его Павел.
- Цельный центнер, - извинительным тоном прошептал раненый.
- Будто смену в забое отпахал, пока дотащил... - признался сержант.
Он вытер мокрый лоб и разрезал брючину на ноге раненого, надорвал окровавленные подштанники. Рана выглядела ужасно, пуля разворотила бедро. Снег моментально окрасился в красный цвет. Спасатель спокойно перевязал Зыкина, который ревел от боли, его лицо исказила гримаса.   
- Ну и переделка, - выдохнул он.
Коренной житель Донбасса продолжал работу, только ухмыляясь, когда язык Зыкина выходил из-под контроля. После перевязки Павел сноровисто подготовил пулемёт и был готов открыть огонь.
- Погоди! - остановил его жестом лейтенант. - Может быть, не стоит им прямо сейчас показывать, что у нас есть пулемёт?
Гитлеровцы рассредоточились, окружая их большой дугой. Они намеревались зайти во фланг, поэтому положение с каждой минутой становилось всё более безнадёжным. Красноармейцы сбились в кучу, а слабое огневое прикрытие не давало им шанса вырваться. 
- Крымов, - приказал Кошевой и отодвинулся глубже. - Надень каску на палку и высунь её из-за угла.
Последовал целый град выстрелов. Теперь пули со свистом пролетали сбоку, прямо возле уха.
- Если так будет продолжаться, - выругался лейтенант, - они возьмут нас в перекрёстный огонь.
Михаил перекинулся парой слов с закурившим сержантом, повернулся к Крымову:
- Слушай внимательно. Мы вдвоём попытаемся обойти «гансов». Ты будешь нас прикрывать огнём пулемёта. 
- Можно мне с вами?
- Нет! - отрезал лейтенант и ругнулся: - Может быть придётся схватиться в рукопашную… От тебя здесь больше пользы будет.
- Если план удастся, мы сможем погнать их к тебе в руки. Но, ради бога, умудритесь не стрелять по своим! - Лисинчук гранаты поделил.
Крымов взял на прицел точки, где находился противник.
- Готовы? - спросил нервничающий лейтенант. - Главное не бояться…
Павел заметно преобразился. Его голос звучал твёрдо и чётко, он перестал сутулиться. Презрительная гримаса исчезла с его губ. Лейтенант давал последние указания:
- Ладно, пошли! Ведём непрерывный огонь...
Начался оглушительный грохот. Крымов за пять минут израсходовал два пулемётных диска без единой осечки. Зыкин поднимал голову ровно настолько, чтобы палить из винтовки. Он орал во весь голос:
- Задай им жару!.. Дай им прикурить!
Гитлеровцы спешно скрылись в посадке. Неожиданная атака застала их врасплох. Куски штукатурки отскакивали от стен, а снег на дороге поднимался, кружась, под ударами пуль.
- Как наши? - спросил москвич. - Не видно…
Крымов выхватил сменный диск и заменил пустой. Когда он стал прицеливаться, то увидел бегущего через дорогу немца и опрокинул его очередью на полпути. 
- Осторожно, - предупредил Зыкин и показал рукой. - Я только что заметил одного из наших вон там…
- Думаю, что они уже зашли им в тыл.
Яростно, словно барабанная дробь, заговорили автоматы. Двое немцев выбежали по линии огня Крымова. Он спустил курок, они повалились снопами на снег. Раздался взрыв ручных гранат и воцарилась тишина. Крымов увидел Лисинчука стоящего посредине дороги и махавшего каской.
- Иди сюда, - крикнул он. - Немцы отошли, но забрали с собой лейтенанта. Нужно идти ему на выручку…
Пока они решали, что делать, раздались три взрыва. Вскоре им навстречу вышел покрасневший от мороза и напряжения Кошевой. На его плечах болталось пять немецких автоматов, добытых в скоротечном бою.
- Что случилось? - спросил Павел.
- У меня закончились патроны и немцы оглушили меня ударом по голове. Затащили в хату на другом краю села, видать им «язык» нужен был. Я прощался с жизнью, но увидел торчащий в колоде топор для рубки дров. Одним неожиданным ударом отрубил допрашивавшему меня офицеру голову. Затем взял у него три гранаты и бросил в немецких солдат. Собрал их автоматы и вышел к вам. 
- Вот так рубака! - оценил Лисинчук. - Видно, что донской казак! Не саблей, так топором…
- У нас все такие лихие, - заулыбался Михаил и добавил: - Ты «особистам» ничего не рассказывай, а то будут месяц таскать на допросы. Как-никак побывал в плену…


 
Продолжение http://proza.ru/2012/02/29/3