Кот, гулявший сам по себе. 3 часть, гл. 12

 3. На море… (глава 12)

   ... Лозунг «молодым везде у нас дорога» в конторе принимался как руководство к действию. И почти все «полевые работы» Сашка огреб в свою пользу. Но, поскольку он привык видеть стакан наполовину полным - то считал это вполне справедливым и даже - способствующим развитию. К тому же торчать погожим августовским днем в офисе находил невыносимым. Вдобавок – ему выделили «авто». И не просто «авто», но «авто с водителем». И водителем оказался не изрядный раздолбай Петрусь, а Геннадий – импонировавший Сашке своей порядочностью и основательностью. Генка для него пока так и оставался человеком-загадкой, который помимо водителя мог с одинаковым успехом оказаться хоть успешным публицистом, хоть руководителем хорошо организованной банды вымогателей.
   До города в соседней губернии поехали без приключений… ну, почти без приключений: на половине дороги навстречу им вылетела «классика», пытавшаяся обогнать колонну лесовозов. Те шли плотненько, «классике» и скорости не хватило, чтобы их обогнать, и втиснуться между ними водитель не решался. Так и летел по встречке, хотя пора было принимать какое-то решение. Генка «приготовился» и проронил: «Кто-то ведь должен уступить, как я понимаю?». На «поступок» решилась «классика» и ушла на обочину встречной для неё полосы. Та на её счастье оказалась ровной и широкой - до кювета было хоть отбавляй. Но вместо того, чтобы вернуться на трассу – машина остановилась.
   - Не иначе, как подштанники менять! – прокомментировал Геннадий, облегченно вздохнув. Оставшуюся часть пути Сашка, как ни странно, спокойно кемарил. Объект, где была намечена первая встреча, располагался почти на краю города. Они припарковались на ещё пустой площадке перед забором стройки, и вышли размять ноги. Было около восьми часов утра - из тех, в которые по выражению Ильфа и Петрова «хочется плакать и верить, что простокваша в самом деле полезнее и вкуснее хлебного вина». Идиллическую картину несколько портила заунывная мелодия, доносившаяся из прогала между длинных, как Китайская Стена девятиэтажек. Александр с Геннадием переглянулись и пошли на звук. За домами, под самыми их окнами, обнаружилась дорога, а за ней - украшенный редкими и чахлыми кустами обширный пустырь. На котором возвышалось обшитое бежевым сайдингом здание, украшенное большими буквами «КАФЕ». К зданию вела «зебра», подкреплённая знаками «пешеходный переход». Геннадий крякнул и съязвил, что уместнее здесь был бы «треугольник» с коровой в серёдке. Из пришпандоренных к фасаду здания динамиков раскатывались «яблоки на снегу». Саша поморщился. Кафуга с музыкой, если верить буквам поменьше, называлось «Палеолит». Сашка покачал головой, хотя после ритуального агентства «Новый Мир» и разливайки «Вечный Зов», чем-то удивить его было трудно. Внутрь идти он побоялся, опасаясь налететь на грязных людей в затасканных шкурах и при каменных топорах. И потому вернулся во дворы и уселся на лавочку у пустовавшего пока детского городка. А Геннадий захотел кофе и рискнул. Вернулся минут через тридцать, скорее озадаченный, чем недовольный:
   - Заказал чашку кофе. Официантка — знойная женщина. Бабень лет под сорок, под метр-девяносто и кило за сто. Нагнётся - рук не хватит обхватить. Но талия присутствует. В фартучке, с бантиком в прическе и на шпильках. Приняла заказ, ушла и пропала с концами. И больше никого... Музыка, кстати, только снаружи...
   - Не глянулся ты ей! - Саша с издевкой посмотрел на водителя.
   - Наоборот, испугалась, что не устоит. И остальных предупредила! - нашёлся тот.
   - Восемь утра... Музон на всю улицу... Кухмистерская сраная... Сжечь! Со всем сдуревшим персоналом.
   - Это ты зря! Ускакавшая баба ещё ничего. Но, здорова... Петруся нет, он бы уж её не упустил, красоту такую. Вы бы тут надолго забуксовали. Это не твои клиенты подъехали?
   - Рановато, но, похоже, это они…
   - Раньше сядешь – раньше выйдешь! Пойду в машину книгу дочитывать…
   Вышел Саша действительно, намного раньше спланированного. И с очень хорошим результатом, отчего и настроение его было весьма неплохим. Генки в машине не было. Оглядевшись, Саша приметил его на той самой лавочке, где недавно сидел сам. Геннадий действительно сидел с книгой в руках, только она была закрыта, а сам Гена задумчиво смотрел в открывавшуюся в прогале меж домами бескрайнюю даль. Саша подошёл, с решимостью рассмотреть, что же за чтиво погрузило водителя в такой транс.
   - Что это у тебя? О! – увидев, что это «Красный Шторм» Клэнси, Саша приложил ладонь к груди и затянул: - Америка! Америка!   
   - Провались она в тартарары от Канады до Мексики! – очнувшийся от созерцания пространства Геннадий примерился и швырнул книжку в стоявшую у другого края скамейки урну. - Сердце, кстати, слева…
   - Как так? Я не о сердце… я об Америке. Вы страстно читаете ультрапатриотического звёздно-полосатого содержания ху… книгу, прошу прощения, потом швыряете её в помойку и делаете столь неполиткорректные заявления! – Саша присел к нему и продолжил шепотом, и наигранно оглядываясь. - Может, вы ещё и негров называете неграми?
   - И пидоров – пидорами! - Генка вынул пачку «мальборо» и прикурил сигарету от зажигалки, украшенной пятиконечной звездой. - Америку, как я давно понял, вы и сами «недолюбливаете», мягко говоря. Что и вам не мешает одеваться в стиле техасской глубинки.
    Оба были в затертых джинсах, на Генке была джинсовая же рубашка, на Сашке – в ковбойскую клетку. Под рубашками виднелись майки: «Old Navy» у одного, и «Levi Strauss» у второго.
   - Дайте уж и мне тогда сигареточку, - протянул руку Сашка. - И попробуем разобраться в данном феномене.
   - Никакого феномена нет. - Геннадий предложил ему пачку и снова щёлкнул зажигалкой, дав прикурить. - Просто в головах у нас сидела другая Америка. Которая имела крайне мало общего с действительностью. И была по большей части плодом наших собственных фантазий. Как если бы ты сидел взаперти, и тебе показывали подретушированные кусочки фотографий одной разъединственной бабы. Ручку, ножку, ушко. Били по башке, когда взгляд задержишь, громко рассказывали про неё жуткие вещи и тут же тихонько нашёптывали прямо противоположное. Естественно вообразишь себе что-то такое, этакое. Тем более, когда вокруг больше и смотреть-то нечего. Попытка убежать от окружающего тебя серого уныния. А потом – вопрос как перед пыткой: «любишь»? Да? На, держи! Любуйся! Ох, ё-ё-ё… необъятная, тупая и жадная бабища, жрущая в три горла и готовая задавить одрябшей задницей любого, кто покусится на её первенство на этом глобусе. Прозрел? А дело – то уже сделано.
   - Это точно. И не мы одни с тобой такие, - Сашка вспомнил и Алексея, и других сотрудников конторы, и ещё несколько знакомых, не представляющих себе жизнь без «ранглеров» и «ливайсов», но готовых откупорить шампанское в день пробуждения Йеллоустоуна. - Не доработали старые пердуны из отделов пропаганды.
   - Зато такие вот Клэнси славно поработали, засрав мозги по обе стороны океана и перевирая  реальность, как другим и не снилось.
   - Ну… на то он и художник. Взял и выдумал мир, где Америка не тихой сапой, как на самом деле, а в доблестных баталиях побеждает всех и всё. Русские, правда, там унтерменши какие-то беспомощные.
   - Мудило он, а не художник. Читаешь такую дребедень и начинаешь жалеть, что не набежали на них году в восьмидесятом - восемьдесятвтором. Когда всё и все работали на войну. Помнишь у Жванецкого – «в магазинах нет, на складе есть - на случай войны... давайте воевать поскорее, а то оно все испортится». Были накоплены горы оружия, и были молодые мужики, умеющие с ним обращаться. Тогда и надо было на просвещённую и цивилизованную Европу набег устраивать. Показали бы им кузькину мать вприсядку. И как пасквильные книги о слабости Советской Армии и тупости русских черкать. Вошли бы как нож в масло. Америкосы бы утёрлись: одно дело говорильня, другое — гробы из-за океана. И альтернатива: стерпеть, или запалить весь мир  костром в котором все сгорят. Выбор — не ахти. Хомячки бы их вздрогнули, заголосили... и утёрлись... Как пить дать - утёрлись. Не допустили ястребов до красной кнопки. Крякнули бы «дикари» всю эту западноевропейскую цивилизацию так, что ног бы потом не свела. И Европа тогда ещё была баба ничего - не опошленная сворой бездельников, умеющих лишь плодиться на пособие и качать права. Самое смешное то, что все эти новоявленные европейцы - прибалты, поляки и румыны, которые сейчас плюют в нашу сторону и лижут попу янкесам, тогда охотно приняли бы участие в этом увлекательном мероприятии. И отличились бы ещё не меньше нас - диких, злых татаровей. А сейчас потасканную старушку Европу вовсю сношают понаехавшие. И кончится для неё всё ещё хуже. Стократно хуже. Хоть и без хорошей драки. Опоздали. Но, вот плюющим в нашу сторону бывшим союзникам по Варшавскому Договору неплохо аккуратненько «поставить на вид». Или просто поставить в позу и на место. Потому как отвязались окончательно, периодически портя воздух, а то и вовсе в очередной раз возмечтали о построении «великих» мамалыжных империй и просто держав «от моря - до моря». Причём в открытую надеясь не на самих себя, а на новых союзников, которым и вылизывают все места вперегонки, искренне полагая, что англосаксы если и не помогут в строительстве, то хотя бы за них впрягутся, если что. Впрягались уже. В 38-ом, 39-ом, 56-ом, и 68-ом тоже. «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?».
    Сашка выразил согласие кивком головы. Действительно – «помогли». Одних сами под Адольфа Алоизовича положили с пожеланиями получить удовольствие, других спокойно дали растерзать всем желающим, третьим посочувствовали. Хотя все с нетерпением ждали, что за них вступятся с оружием в руках, и не дадут злым дядькам спокойно их насиловать и убивать. Слов нет - прививку получили. Только, судя по долетающим из-за кордона брызгам, действие её закончилось…
   - Знаешь, Ген… - он затушил окурок и отправил его вдогонку «Шторму». - А ведь мечты этих Клэнси и всех прочих уже почти сбылись. Америка если не рулит, то благополучно всех обирает и за банкет платить не собирается. Союза уже нет. Осколки его потихоньку перегниют, если не встрепенёмся и не наведём порядок в доме.
   - То-то и оно! Будущее не предопределено, и случиться может всё, что угодно. Согласен?
   - Согласен. Но из той набеговой затеи всё равно ничего бы хорошего не вышло. Вместо того, чтобы просто ограбить их до нитки, началось бы масштабное вливание ресурсов в построение социализма на «освобождённых» территориях. Вам напомнить, сколько разного добра, усилий и какие горы техники были вбуханы в африканских обезьянов? Северных, центральных, южных? Пока сами сидели на хлебе с макаронами. Где отдача? Профит где? Или – это была завуалированная форма поставки оружия Израилю? Тогда – браво: там до сих пор на БТР из перепиленных трофейных танков катаются.
   - Оно понятно, но это был бы шанс… Где, кстати отдача от вбуханного в олигархенов?
   - Поехали, Геша? – подытожил Саша беседу и посмотрел на водителя, подражая Папанову в «Бриллиантовой Руке».
   - Поехали, - поднялся с лавки Генка.
   Следующим пунктом была Региональная Клиническая Больница, строительство которой, похоже, близилось к завершению. Хотя местные в это не верили. Как ответил Суворову комендант Измаила Мехмет-паша на предложение капитулировать: «скорее небо упадет на землю, и Дунай потечет вспять». Нежели будет забит последний гвоздь. Строились корпуса уже лет пятнадцать, за это время выросли несколько коттеджных посёлков, народу «поднялось» немерено, а прокуратура неоднократно пыталась привлечь ну хоть кого-нибудь за выдающиеся растраты. Прикрыть такую кормушку. Действительно, верилось с трудом. Впрочем, оставался ещё бесконечный и непрерывный ремонт уже построенного и сданного. Латают же из года в год дороги в одних и тех же местах.
   Передвигались по городу быстро. Дороги здесь были шире, а машин - заметно меньше. Удивила только манера некоторых местных водителей внезапно встать на каком-нибудь автохламе в левой полосе перед светофором, дождаться паузы на встречке, и уже вывернув колёса, и тронувшись в левый поворот, помигать поворотником. Когда они пожаловались встретившим их у ворот Региональной строителям, те сказали, что здесь такой стиль вождения считается «крутым». У Геннадия от такой новости, похоже, шаблон порвало — у них дома за такую крутизну могли и лицо разбить.
   Выезжали они с другой стороны города — решили, что по объездной дороге быстрее получиться. Слева, за идущей параллельно дороге липовой аллеей, проносились построенные из разноцветного кирпича пятиэтажки, Справа, за местами аккуратно подстриженным кустарником, мелькала ограда парка. Саша посмотрел по сторонам, и вдруг осознал, что он уже видел эти места. И этот нерегулируемый светофором перекрёсток впереди, и знак «главная дорога», и часть второстепенной дороги справа, не видимая за кустарником, который здесь ещё не успели подстричь. И там, справа...
    - Стой!!! - заорал он Генке.
Тот вжал ногу в педаль тормоза, и уже когда машина, взвизгнув, остановилась, повернул к пассажиру голову и крикнул:
   - Ты что?!
Саша и сам не знал, «что». Ответом обоим послужил рёв, с которым на бешеной скорости перелетела перекрёсток навороченная «импреза». Справа налево. Сзади скрипнули тормоза остановившейся машины. Потом им бибикнули. Геннадий включил скорость и  крадучись пересёк перекрёсток. Прополз ещё метров сто и встал, включив аварийку. Нервно нашарил пачку сигарет:
   - Он убил бы нас... Искалечил бы уж точно! Особенно — тебя. Летел на такой скорости и в правый борт.
   - Спасибо, Геша, добрый ты наш!
   - Нет, Санечка, тебе спасибо! Как ты его заметил-то?
   - Никак! Я «знал», что он оттуда вылетит. Ну, не точно «он», но что-то «нехорошее» должно было на нас оттуда напуститься.
   - Свистишь!
   - Иди сам глянь. Ничего оттуда за кустами не видно. Да и смотреть особо не хочется: знаки-то видно отлично. И мы, типа, на главной. Он должен был нас пропустить.
   Геннадий не поленился сходить посмотреть, вернулся, крутя головой
   - Провидец ты, Алехандро. Что за день такой сегодня: сюда ехали – чудо это в лобовую атаку пошло, назад – сбоку подкрадываться начали…
   - Обычный день. Пятница.
   - Набухались, что-ли, все уже? Или с прошлой протрезветь не могут? Количество неадеквата на дорогах «стремительным домкратом» зашкаливает мыслимые рамки.
   - Не знаю, как они, но я не против «зелёной стоянки».
   - Остограмиться после пережитого? Не возражаю, только дыши потом в другую сторону. Более того, есть предложение, не обедая здесь - выбираться домой, и ополлитриться на командировочные по возвращении. Возле стоянки, где я пепелац поставлю, есть приличное кафе.
   - Добро.
   «Принял» Сашка в первой же встреченной на пути капельнице, закусив бутербродом с селёдкой. Осознав, что не «вставляет» попросил остановиться ещё раз и, под едкие комментарии Геннадия, добавил. Отпустило. Дальше ехал, любуясь красотами окружающего пейзажа. Леса, поля, деревни живые и деревни мёртвые с остовами помпезных сельских клубов, где лет двацатьпять назад вовсю кипела жизнь, и местные удальцы тискали девок и лупили приезжих. И руины двухэтажных «панелек», в которые при последних генсеках переселяли крестьян, стирая «грань между городом и деревней». Здания стояли явно нежилые и разграбленные – с выбитыми окнами и дверьми. А на завалившихся бревенчатых хижинах в деревнях, где ещё теплилась жизнь, частенько торчали спутниковые «тарелки». Часто попадались придорожные лабазы раннесоветской постройки, стены которых, возможно, помнили портреты Карлы-Марлы и перестрелянных позже «троцкистов-зиновьевцев-бухаринцев». Там и сейчас наверняка неистребимо пахло мочалом и дешёвым мылом, на прилавке стояли весы из «чугуния» середины шестидесятых, а под прилавком можно было наткнуться на мешок с комками из обвалянной в сахарном песке карамели без обёрток, отпускаемой в своё время на развес в бумажные кульки. «История прекратила течение свое».
    Вернулись домой неожиданно рано, без задержек преодолели пригородный отрезок и путь через город до стоянки, где Генка ставил машину. Хотя навстречу им уже тянулась нескончаемая вереница ненавистных дачников.  Выйдя из машины и расправив спину, Сашка огляделся – кафе, называемое «Очаг» было видно отсюда, Генкин дом, надо полагать, был тоже неподалёку, а вот самому предстоит как-то выбираться, и он уже начал просчитывать варианты «отхода». Несмотря на вечер пятницы, народу в кафе было немного, и публика была «приличной» и достаточно трезвой. Было как-то тихо. Ну… не то, чтобы совсем, как на погосте, но уж морды, во всяком случе, прямо здесь не били, под столы не валились и в потолок из «наганов» не стреляли.
   - Так, говоришь, знал, что справа вылетит? – Гена поднял «первую».
   - Скорее, даже не знал, а «помнил», что-ли… - они чокнулись.
   - Память – штука хитрая. За избавление! - Гена выпил, закусил огурчиком и снова взялся за графинчик. - Чтоб пуля не успела пролететь!
  - Мне чуть-чуть.
  - Как скажешь.
    Саша был уже «подогретый» и особо не раскочегаривался, а Генка устроил себе буквально «катапультный старт» и быстро восстановил  паритет. Пережитый за день стресс требовал выхода, и под влиянием выпитого, Генка разговорился.
     Оказалось, что на счёт заморочек с памятью у него было что – то вроде собственной теории, которой он сейчас и поделился. Фрейд, кажется, считал, что человек память свою «лакирует» и помнит только то, что ему приятно помнить. Наивный, если так… А другой, неглупый, скромно говоря, человек посетовал, дескать фиксирует наша память только ерунду и всякую гадость. Генка был готов поспорить с обоими. Запоминаем мы, скорее всего, не просто «события», а яркие события «из ряда – вон». Это - постороннему, это – сейчас они ерундой кажутся. Если жизнь состояла, в основном, из положительных моментов (удалась одним словом), то и врезаться в память тебе будут  невписавшиеся в генеральную линию «позорные и постыдные» моменты – провалы. А если уж что – то положительное, то это будут выпирающие пиками «победы» с большой буквы или – все буквы большие. Плюс немного из ежедневной «рутины», для создания фона. Остальное - загоняется в запасники и архивы. Запомнит чемпион – боксер все выигранные десятки поединков на пути к триумфу? «Оперативки» не хватит! Запомнит сам триумф и победы над «Тайсонами». И сопливого новичка, которого недооценил, и который его «наказал» под свист и улюлюканье зрителей. К тому – же память каждого избирательна по – своему. Можно быть преуспевающим человеком и получить номинацию «кошмар года» за её «содержание». Людей, у которых почти все воспоминания положительные, тоже – не мало, только делятся они ими часто с соседями по теплотрассе или помойке. Но это всё – ерунда. Куда интереснее с эффектом «дежа-вю, когда ты уже «помнишь» то, что происходит только сейчас или ещё должно произойти. Как вот с ними, когда поехали назад. Многие с такой штукой сталкивались, кто – то потом со смехом делился впечатлениями.
   Но, вот ещё интереснее, когда ты помнишь и знаешь то, чего не должен вообще. Не отсюда. Нечто, не привязанное к миру, в котором живёшь. Вот тут впечатлениями делиться не хочется – припишут  лёгкую степень «белки» или шизофрению. Под которую, кстати, практически любого можно «замести» (одна только «вялотекущая шизофрения» чего стоит -  главный герой «троих в лодке» со своим медицинским справочником просто отдыхает). И рассказать объекту «вскрытия» столько и такого, что ему потом лучше пойти и застрелиться насмерть с двух стволов, чтоб наверняка.
   Может, поэтому Саша просто выслушал, не комментируя, когда разговорившийся после пережитого за день Генка, рассказал, как его младший брательник,  никогда не учившийся фехтовать, и серьёзнее ножа - холодного оружия в руки не бравший, оказавшись случайно в фехтовальном клубе (к знакомому зашел) неожиданно для себя обнаружил немалые сноровку и умение. И просто потряс всех остальных, когда сказал, что держит «эту штуку» в руках первый раз в жизни.
   Саша, его «просто выслушал», хотя и мог кое-что добавить в тему. Например, года в четыре он спорил с матерью, что мёд – не обязательно должен быть такой густой и есть его надо ложкой, интереснее, когда он жидкий и надо его пить. В доказательство – схватил кастрюлю и начал уверенно варганить медовуху. Мать это занимательное действо прекратила, когда он потребовал дрожжей, хотя отцу хотелось посмотреть – что получиться. Подсмотреть у окружающих этот навык  - это вряд ли: делали тогда только самогон и брагу, да и то -  в деревнях, в городе было полно дешёвой водки и вина, а если кто – то и «химичил» то конспиративно. А года в три, бабушка, шутя с дедом, сказала, что «смерть – она за каждым придёт». Маленький Санька смело сказал «не пущу», но интереснее было то, что он «знал», что «смерть» это не старуха с косой, а коротконогая ящерица с бочкообразным телом, украшенным гребнем вдоль спины, маленькой головой и длинным шипастым хвостом. Но убивает она не хвостом или зубами, а страхом, который источает вокруг себя. Палеонтологические атласы в то время были достаточно редки.
   - Голова, короче говоря, штука тёмная, - закончил Геннадий: - И, как говорил один мой знакомый: «после тридцати пяти - проблемы с головой скорее правило, чем исключение».
   - Я до этого немного не дорос, но умно сказано. Скоро проверим...
   - Так и человек – неглупый был. Слинял, кстати, в Израиль.
   - Зингельшухер, надо полагать?
   - Почти угадал… Гонтмахер.
    - Семён?!
    - Ну, да. Сосед мой по подъезду. Бывший. Откуда его знаешь?
    - Учились вместе в институте, пока он не уехал. Как он?
    - Никак… по слухам,  погнало по глобусу дальше и дальше…
  Они ещё посидели, болтая, разлили по «последней».
    - Ну… - Генка поднялся из-за стола и подытожил. - За Америку… стоя… не чокаясь!
     Сашка почувствовал, что «поплыл». Вновь утвердившись на стуле, он достал сотовый, и, прикрыв один глаз, чтобы уменьшить количество телефонов в руке хотя бы до двух, набрал-таки номер Алексея:
    - Привет! Нормально, водку пьём. Ты не мог бы нас забрать отсюда? Откуда? Трудно сказать – кафе какое-то…
    - Не какое-то, а «Очаг», - поправил его Генка, задумчиво рассматривая маринованный грибок на вилке. - Оно возле стоянки…
  Саша решил, что выяснение места расположения стоянки на карте города может получиться достаточно длинным и путаным, и знаком подозвал официанта:
    - Объясните, пожалуйста, человеку, как до нас добраться.
    - И счёт, пожалуйста! – добавил Генка, бросая салфетку в тарелку. - Мы больше ничего не хотим на сегодня…