Роман Вик
Дневники Вельзевула:
от Рождества Христова до не наших дней
2009
повесть
Дорогой читатель! Если ты пытался изменить свою судьбу, то не пытайся вновь это проделывать! Ведь всё, что ни делаешь, и есть твоя злосчастная судьба. И будущее не изменится к лучшему, даже если в твой душе поселился ад…
Данная повесть, как и продолжения, входят в сборник «Потерянный рай» и являются интеллектуальной собственностью.
Ты когда-то был обычным человеком, но один кошмар, одна кошмарная ночь навсегда изменила твою жизнь. Ты в большом американском городе, названия которого даже не знаешь. И не помнишь, кто ты. Живя не в совсем обычной для тебя среде, действуй по специальности – бери нож в руку и действуй. За кем идти – за людьми или за теми убийцами, что тебя приютили, пойди разберись! Но если не разберешься, то утратишь то, что наиболее ценишь, - свою жизнь.
Все началось давно, два тысячелетия назад, - так примерно начинает свое повествование дьявол, наистрашнейший Вельзевул. И злость его на человечество не знает границ. Игры с людскими судьбами – наиинтереснейшая игра повелителя мертвых. Нити уже протянуты, посмотрим, как легко ты подашься воле этого чревовещателя.
История ночи, оставившей на тебе зловещий отпечаток, дабы увидеть дневной свет… теперь ты увидишь другой город, не тот, что ты хотел увидеть…
История новоявленных убийц – вурдалаков переплетается с воспоминаниями всесильного Вельзевула. Чем закончится жизнь маньяка и вампирши – об этом стоит узнать.
Оглавление
Пролог
Глава 1: «Неизвестный город»
Глава 2: «Дети дьявола»
Глава 3: «Руины твоего отечества»
Глава 4: «Опасное желание»
Глава 5: «И снова смерть»
Эпилог
Все мы игрушки в руках судьбы.
Шеридан Р.Б.
Пролог
Во всём доме царил мрак и запустение, будто в нём не жили целых пятьдесят лет, но по нему, нетронутому временем, всё же проскальзывала рука человека разумного.
А может, и не совсем человека.
Полицейский патруль остановился рядом с железной калиткой. Оба, высокие, слегка располневшие в своей униформе, держали в руке по мощному электрическому фонарю.
Погода поздним вечером была спокойная, тихая, в самый раз, чтобы не замечать её обывателей, не спящих этой ночью. Обволакивающие и заставляющие вздрогнуть ледяные пальцы ветра хитро проскальзывали меж урожая рожи и пшеницы, меж сотрясающими от негодования ветвями деревьев. Либо они прилетели на четырёх колёсах по первому истерическому зову, либо просто проводят… поверку.
И встречать их вызвался я. Для спутницы, испытывающей с недавнего времени нестерпимый зуд под прицелом световых зайчиков ночью, эта миссия граничила с риском.
Опасным для её жизни, чего я допустить никак не мог.
Также для тех, кто пробудил нас в эту ночь и заставил ни свет ни заря выполнять свою работу…
Глава 1
Неизвестный город
Серовато-синие клубы пара бесцеремонно блуждали вдоль древних, обветшавших построек. -Э-э-э… о чем это я? Ах, да! Хотел описывать Иерусалим, но зачем нужен он? Древний, обветшавший город, не единожды разоренный, разрушенный и спаленный врагами.
Не о нем сейчас речь. С кем не бывает?
Я долго наблюдал за странником, его появление вызвало во мне противоречивые чувства: вот-де появился новый противник, однако ж, не сидеть мне вечно, скрежеща зубами. Помяните мое слово – скукота может и до гроба довести. До гроба Господни…
Иисус, отроду не испытывавший страха в землях Палестины, не сразу почувствовал неладное. Пустыня, по которой он пробирался на новое жительство после крещения Иоанном, беспощадно вгрызалась в горизонт, и его зоркий глаз не мог не заметить смену ландшафта. Теперь он стоял на краю каменистого утеса, и голос, возникший в его голове, вдруг успокоил его. «Сын-три, как сам? Что с твоими показателями? Отвечай! Если операция сорвется от одного твоего сердечного приступа, я тебя с того света достану, трус поганый…» В общем-то да, бояться было нечего, оперативник с кодовым прозвищем Иисус хорошо справлялся со своей работой в этом вновь отстраивающемся мире, блестяще справлялся со своей работой, сплавляя мировые массы вокруг одной религии и веры. «Какое-то потустороннее вмешательство, - молнией пронеслось в голове Иисуса. – Непонятно откуда и с какой целью, однако мне это не нравится».
«Продолжай смотреть дальше, - посоветовал внутренний голос. – Может, чего нового увидишь. Ну, короче, с Богом!»
Иисус невесело усмехнулся. С каким таким Богом, мать его? Жизнь начинается и процветает, а когда надо – отбрасывает концы, все точнее, умирает. Везде жизнь идет своим чередом и своей историей, а сторонний равнодушный наблюдатель всем ни к чему. Как говорят, от Богов и добра и зла навидишься. Вот, тьфу, и менталитет землян и на нас по ходу дела влияет… И не может быть так, чтобы люди влияли. Бога нет – и точка. Нечего голову забивать пустыми бреднями, а сбрендивших, не совсем разумных существ – людей, почтивших себя наивысшей точкой разума в эти старые времена, здесь и так на каждом шагу хватает. Чего-то связь прервалась. Не знак ли это к тревоге?
Иисус не смыкал глаз с пустыни, белки глаз не двигались. И тут чужой голос пробил его мысли, отнюдь невеселые: «Ну, здравствуй, Иисус, который крест на себе несет». – «Здравствуй, чужестранец. Кем будешь? Покажись мне, я хочу тебя увидеть». И незнакомец показался: белогривый старик, опоясанный белоснежной туникой, босой, с деревянным посохом в руке.
«Ты кто такой? Я чувствую, не человек». – «Угадал». – «Тогда кто?» - «У зла много имен. Хочешь ли их знать ты?» - «Чаво? Ты че мелешь? С неизвестными существами приказ в бой не входить, но чувствую, ты мне не нравишься». – «Да? Какое совпадение – ты мне тоже, Иисус. Задам тебе скромный вопрос – зачем ты пришел в наш мир?» - «Чтобы все приняли добро за веру…» - «Какую веру? Какое добро может быть во лжи и вымысле?» - «На кого-то должны опираться эти люди, под грузом бремени их спины согнутся и тогда не зацветет их мир, как наш, что давно поверил в себя и в свои силы, в добро и справедливость, отбросив ненужные поверья близких нам миров. Откуда ты?» - «Я хозяин ада». – «Но его не существует, равно как и рая, нет людей лучше и хуже других, в них спит один и тот же зверь – то есть человек… ты, наверное, гад какой-то с ближайших миров, иногда пробирающийся сюда, чтобы позабавиться над кем-либо. Зачем тебе это?» - «Совсем ты не соображаешь, мужик. Я же говорю – я Сатана, Люцифер, Вельзевул в конце концов! Я повелитель земель этих, мертвых, куда души умерших собираются после смерти смертных, ада то есть». – «Да че ты мне паришь? Хватит! Время уже катится за полдень, жара стоит ужасная, во рту ни капли, ни крошки, а ты тут стоишь и со своей телепатией мне мозги мутишь. Хватит! Мне в Капернаум еще надо идти». – «Так вот же он! Можешь не благодарить, Иисус, пришелец. Когда-нибудь я уведу твою душу в царствие мое и тебя посчитают навсегда умершим». – «Хе! Так я воскресну и, слушай, сам ты пришелец, С-с-сатана! Я учеников наберу, дабы они продолжили мое дело». – «Так они предадут тебя!» - «Это мы еще посмотрим».
Все, наша дискуссия окончилась. Я для вида взмахнул деревянным посохом, посыпались искры, не достигшие фигуры Иисуса. И я исчез. Правда, ненадолго. Ведь я всегда был мысленно с ним. Я поклялся приглядывать за чужестранцем, при этом не забывая заниматься своими делами.
«Сын-три, сын-три, это Господь. Как ты? Что случилось? Связь прервалась, я весь распереживался». Капернаум муравейником стоял в паре милях от каменного утеса, на котором он стоял. Мелкие песчаные домишки, словно сотканные из песка, плотно прижимались друг к другу. «Да, хорош город. Хорош мирок. Не о чем не беспокойся, в Капернауме буду действовать по ранее оговоренной инструкции…»
«Пиши: 40 дней и ночей постился я в пустыне и там, наконец, ощутил голод (как жрать-то хочется!). Пришел ко мне искуситель и сказал: «Если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами…» - «Ну ты завернул! Да пишу я, пишу! «Хлебами…»
-...и всем выходить! – Закончил он, прикидывая, куда же стрелять в случае опасности. Фонарик блуждал и не мог наткнуться на что-нибудь живое.
Я ждал его в сарае. С ножом в руке. Нож хорошо служил мне, истребляя врагов, это был уже второй ночной патруль; первому Эйвелин перерезала глотку, когда тот едва переступил порог нашего дома. Ладно, каюсь: еще неделю назад дом был не наш, одной молодой парочки, совсем еще молодой, выращивавшей овощную культуру и разводившей птиц, копытных и есть немного крупный рогатый скот.
Потом я растворился в ночи. Оставшийся на время в живых напарник без страха в глазу прошарил весь дом. Куда подевалась Эйвелин и почему не разорвала его на свой ужин – ума не приложу. Но первый полицейский патруль я предоставил ей и маловероятно, что она успела хорошенько проголодаться. Выйдя из дома, полицейский двинулся к амбару. Там его поджидал сюрприз, ну, я то есть. Лезвие ножа на долю секунды блеснуло в свете фонарика, как раз в тот момент, когда я подался вперед с вытянутым ножом в руке, молча размахивая этим орудием, но полицейский вовремя отступил на пару шагов. Представляю, как сердце чуть не выскочило у него из груди. Однако он не выстрелил. Видать, убивать не собирался. Что ж, это его дело, его, не мои, проблемы.
Держась от него на расстоянии, я зловеще поигрывал с ножом в руке. Может, он с напарником догадывался о том, что случилось с первым попавшимся у нас на пути патрулем и с их машиной. Она стояла в самой глубине амбара как ни в чем не бывало, будто не было в происшедшем и ее вины.
-Давай-ка, парень, - сказал он, обращаясь ко мне. Свет фонаря скользил по моему лицу. А мне было как-то пофиг. – выкинь нож, им же только скотину разделывать.
Да, понял он, что я легко могу его к стене припечатать.
-А вы и не в положении бросать налево и направо бесполезные советы. Вам все равно отсюда не уйти, как ни старайтесь, вас, как и ваших предшественников, а может, для веселья и будущих визитеров, постигнет все та же участь. Бегите, пока не поздно. Я седня че-то добренький и расположен к дружеским беседам. Не хотите ли чаю?
Чаю, конечно, не суждено было испить полицейскому, но зачем, скажите, лишать его земных радостей? Попробует перед смертью чуточку свою кровь и заснет навеки.
Полицейский вдруг здорово ухнул, фонарик завертелся и упал. Это произошло очень быстро. Невидимое существо, пока я болтал, пробралось в сарай по стенам и высокому деревянному потолку, и, рассчитав наиболее выгодную траекторию, прыгнуло всем весом на тело мента, тьфу, копа. Тот каким-то образом не свернул себе при падении шею.
Кивнув в знак согласия, что все прошло довольно неплохо, не так, хотя, как я рассчитывал нагнулся к фонарику и вынул батарейки. Так надежнее – хотя бы существо не заденет.
Он не сразу пришел в себя; его окатили обжигающе холодной водой, и это моментально привело в чувство, вернее, не сразу. Глаза туманились, веяло непосильной жарой. Что с ним? Что с ним хотят сделать мелкие недоросшие садисты? Неужель убьют?
Так и точно. Иного выхода нет. Не отпускать же на волю слегка растрепанного, ошалевшего льва. Теперь вот сожрут же твари, гиены.
Затем глаза узрели огонь, трепетный, с жаром, какой все сжигает на убой. Он находился совсем рядом, в пятнадцати дюймах от его лица, не желавшего уйти с головой в этот огонь, искры взметали ввысь и с пеплом больно саднили глаза. Рядом, согнувшись, на четвереньках, наблюдала за ним… она. Совсем темная кожа, с нехорошим оттенком, в свете пламени не различишь: не то синий или фиолетовый, не то пурпурный или иссиня-черный. Хрен эти оттенки разберешь. Но больше всего связанному (да, он не вполне это еще осознал) полицейскому не понравились ее глаза. Слипшиеся локоны, правда, почти прикрывали их, но он очень хорошо разглядел в них нехороший нечеловеческий огонек. Такой и в страшных сказках ни с чем иным не спутаешь.
В руках был зажат нож… хотя, погоди, тот был недавно у мальчишки, или они вдвоем окровавленными лезвиями вырубают из людей жизнь, одну за другой? И вот он заметил – руки крепко связаны веревкой, шея от боли трещит. Он заорал настолько громко, насколько смог. Эйвелин осталась безучастной к нему, я лишь сморщился и повел плечами. Че он так орет – его не бьют и тем более не режут. Стоит именно тогда кричать, хотя особо не покричишь, захлебываясь собственной кровью.
Эйвелин – словно ангел, с окровавленной десницей смерти спустившаяся с небес. Глаза горят злобным пламенем, в них твердая решимость с тропою на кровавый успех.
Девушка на корточках подползла к мужику и, не сильно нажимая на живую плоть, распорола рубашку точно консерву открыла.
-Ты не ведаешь, что творишь… - прошептал полицейский, кривясь от боли. Там, где была изрезана серая рубашка, появились глубокие алые порезы.
Из груди вампирши-вурдалака вырвался глубокий вздох.
-Ты не представляешь, на какого врага нарвался.
Полицейский ощутил наглый пинок сзади и едва не улетел на нож. Благо, девушка поднялась, не выпуская из рук бытовое орудие, и он полетел лицом вниз. Лежал он совсем недолго. Его грубо приподняли две пары рук и подтащили к огню. Я пригвоздил его к железным столбикам, наскоро забитым в пол амбара. Полицейского перевернули лицом вниз. Оставалось подождать, когда ужин будет готов. Потом я займусь сортировкой порций на последующие наши трапезы, того, что останется от доброго, неподвижного, но чертовски вкусного патрульного полицейского…
...проснулся я с утренней зарей ранним утром следующего дня в общей комнате, где иногда во сне блуждал рядом с похрапывающей Эйвелин. Всю ночь она провела, обозревая где-то неподалеку наши окрестности. Ночью она практически не спала и мне оставалось догадываться, насколько далеко от фермы она отходит и что там творит. Небось творит нечто ужасное: перережет близлежащие деревушки. А потом окажется, что живыми в округе остались только мы одни. Нет. С этим надо что-то делать! Не к такой жизни готовили меня родители, не такую жизнь представлял себе я сам.
Я неторопливо спустился по лестнице с второго этажа на довольно просторную кухню, занимавшую здесь много места. Здесь было и радио, и допотопный телевизор, благо, не черно-белый, но сама модель давала наводку на семидесятые-восьмидесятые; и кухонный комбайн, и ни на что не годный тостер. Широкие окна были широко распахнуты вовнутрь, солнечный свет поглядывал из-за деревьев, стоящих близко от дома, и, расчищая тени своим ярким светом. Честно говоря, есть мне не хотелось, и я включил телевизор, рубанув на полную громкость.
Звук меня доставал и в амбаре, где столпились две полицейские машины и грузовичок молодой пары, которую мы застали в этом доме после небольшого в нем же отдыха. С грузовиком все было в порядке: наблеск вымыт, полностью заправлен бензином, видимо, по пути, когда пара возвращалась сюда с покупками. В момент появления девушки я собирался предложить отправиться с ней в город, жалко, направления точно не знал, но то, что большинство машин проезжало в северную сторону этого штата (а его названия я так и не узнал), говорило о многом. Не думаю, что ехали все они в эти деревни, скорее всего их путь лежал в сторону города. Может, так оно и есть.
В следующую секунду я замер, буквально окаменев. Вспомнился случай с Эйвелин. Тогда меня ткнули лицом в кухонную тумбу, тем самым сломали нос. Опасность почувствовалась затылком и я едва успел сменить месторасположение, резко отшатнувшись от стола. Нога девушки пролетела мимо, но успела самую чуточку задеть макушку, которая мигом взорвалась болью. Чутье не подвело, и я с полуоборота пинком отправил девушку размазываться по стенке.
-Макс!
С меня долго не сползала улыбка. Как бы тихо и незаметно она не подкрадывалась ко мне, чтобы застать врасплох, а потом ударить, так сказать, подурачиться, я последний момент давал ей взбучку. И началось это еще с прошлой шалости. Такая сверхинтуиция меня только радовала, и потому всячески старался развить ее, вот в такие моменты.
-Как спалось, моя милая?
Я помог ей подняться, хотя эта помощь и не требовалась, но как не быть галантным с единственной живой (или неживой) девушкой, которую ты созерцал за последнюю неделю?
Иногда мне казалось, что прошла вечность с того момента, как моя жизнь кардинально изменилась в эту сторону. Тоска по прежней жизни все быстрее отходила от сердца, приживалась новая. Как бы я не хотел вернуть себя обратно, в прошлую жизнь, судьба ударяла в голову совсем небрежно, с одной целью – опрокинуть лицом вниз.
-Хватит, Макс, не строй из себя идиота. Ты же знаешь, что я не сплю, - Эйвелин расправила плечи и я невольно потянулся за поцелуем, однако получил отказ. – И не лезь ко мне раньше времени. Я сейчас не в настроении, милый!
У кого бы было это настроение… я не стал дожидаться дальнейших слов и полез ее раздевать, в конце концов мы долго валялись на полу: я – с наистрашнейшей страстью теребил и пытался порвать ей одежду, Эйвелин – кусалась, не выпуская кровь, брыкалась и всячески наполнялась злобой, отчего мне становилось еще веселее.
Когда борьба закончилась и я, вытирая пот, отдышался, Эйвелин прыгнула на меня и угрожающе осведомилась:
-И как? Получил поцелуйчик? – И, как ни странно, вместо не достигнутого поцелуя я получил жестокую пощечину.
-Ну, если ты такая умная, то давай рванем в город и посмотрим, можно ли там жить? – Не вырываясь из-под упругих, напряженных, сдавивших меня бедер, предложил я.
-Ага, щас! Что нам там делать? Думаешь, нам там будут искренне рады?
-А к черту нам эта радость, мы ее еще в ту ночь прошляпили! Ты собираешься оставшуюся жизнь провести здесь в неведении, что происходит там, во внешнем мире, практически в гордом одиночестве, вылавливая с проезжей дороги для себя вкусненьких мужичков, и причмокивать, наслаждаясь ими?
Доводы были, конечно, веские, и чаша весов в этом предложении склонялась в мою сторону, но Эйвелин девушка упертая, и ее решение порой с трудом возможно раздавить.
-Ты умеешь водить, парень? Давай обрисуем наше будущее – вот мы едем по шоссе. За сидением водителя – недоразвитый подросток, режущий кого попало у себя на ферме, короче, псих законченный, которого и лечить не надо… - я было возмутился, но она щелкнула мой носик и скользнула рукой к нижнему месту. – Тут нас подрезает и разворачивает полицейская машина. Дальше то что? Изоляция в тюрьме?
-Вообще то у меня на родине несовершеннолетних прячут в колониях, - ответил я, глядя на нее усмиряющим взглядом. – Но тебе и тюрьма сойдет!
Не понимая моего сарказма, Эйвелин провела пальцем по светлому кафелю, с опущенной головы вьющиеся вниз волосы опустились, лаская, на мое лицо.
-Хорошо. Допустим, мальчик, я согласна с тобой. Ты готов поставить наши жизни между всеми, кто совершит попытку схватить или убить нас?
Меня охватило негодование. Неужели так трудно согласиться на поездку в город? Если что, защитить себя мы и так сможем.
-Да, да, всегда готов. Я хочу поставить точку на этом вопросе – или ты едешь со мной, или я поеду в город один. После обеда я соберу вещи – одежду, жратву и все ценное, что найду. Выбор остается за тобой, - я отстранил ее от себя и приблизился к своему родному брату – холодильнику.
Брат стоял угрюмый и молчаливый, однако работал исправно. Морозил, как на Северном полюсе. Этим он мне и нравился, продукты в нем исчезали с молниеносной скоростью, пополнять его помогали птицы и животные нашей умирающей фермы. Я стащил самое съестное: телятину и конину, по куску запихнул первое в протвинь, а второе засунул за щеку и принялся с остервенением жевать, и зажег духовку. Причем, не при помощи рук и спичек, а одним лишь взглядом.
Эйвелин остолбенела и долго не меняла стойку, не шелохнувшись.
-Ты… как… как ты это сделал? – Она подняла на меня палец.
-Сам не знаю, - совершенно спокойно отмахнулся я, дожевав конину. – Как-то само поучилось.
Чем горячее становилась духовка, тем менее странным мне казалась появившаяся из ниоткуда способность. Многие люди, добившись чего-то от себя необъяснимого, приписывают это себе на личный счет. Задумываться, из-за тебя зажегся огонь или нет, не стоит. Просто примите это как должное, дар ли это божий или проклятие сатанинское, либо простая случайность, механизм которой ты не в состоянии объяснить. Эйвелин, вылупив глаза, провожала меня взглядом. Чем она занималась после обеда – не знаю, но я успел собрать все необходимое в кожаный бардовый чемоданчик, кинул его на заднее сидение грузовика (он был двуместный плюс дополнительное за двумя другими) и засел на кухне. Радио молчало, мы его никогда не слушали, отсюда напрашивается вывод, что он сломанный, только я не разбираюсь в технике, чтобы его починить. Наяривая мясца, я вдруг задумался, отчего же я прекрасно говорю на английском. Здесь и сейчас. В преисподней – понятно, там все языки как один. А здесь-то?
Ближе к вечеру Эйвелин все же решила со мной ехать. Одетая в нормальную одежду, дабы не шокировать городских жителей, плюхнулась возле меня на сидение и вымученно вздохнула.
-Ну что? Едем? – Меланхолично спросила она.
Я воткнул куда надо ключ зажигания, опустил перед собой стекло и ответил:
-Едем. Заранее предупреждаю, милая, если наткнемся на полицию, буду их давить всеми колесами, так что держись!
Из гаража я выкатил машину медленно, не задевая деревянные брусья, торчащие в полу и на потолке. Белое пятно на небе стояло высоко, проворно огибая тучи. Выехав на дорогу, я поехал на север. И не в первый раз удивился, как мало здесь проезжает машин. Сегодня – еще ни одной.
Через полчаса жара нас доконала, Эйвелин беспрестанно ныла, выпрашивая повернуть назад, вдаль, подальше от солнца (которое для нее в отличие от света ночью не причиняло боли, все-таки полувампир), к большому добродушному домику, принявшему нас. Я наотрез отказался ее слушать , и моча глядел вперед, на дорогу. Мимо проплыли не менее пяти ферм, а к закату город не хотел показаться.
Эйвелин давно спала. И это меня умиляло, заставляло все больше на нее смотреть, меньше заставляя следить за дорогой. Прямо в приоткрытые щели веяло вечерним ветерком, волосы ее беспокойно развевались.
Перед глазами стояли не так давно прошедшие картины произошедшего на базе Вельзевула, вновь и вновь выплывавшие из памяти против моей же воли, и я не заметил, как совершенно забылся и потерял над грузовиком управление. Эйвелин неожиданно громко всхрапнула и окончательно проснулась, пронзительно закричав, мне аж уши зажать хотелось, дабы ее не слышать. Нас закрутило волчком, вздымая облака пыли за пределами дороги.
-Макс! – Все ее красноречие было зажато в трясущихся кулаках, я подумал, она меня действительно может ударить, и зажал ее кулаки в своих ладонях. – Да ты…
-Ну что я?!- Воскликнул я и отстегнул ремень безопасности. Пока мы за дорогой, в высокой траве, стоит держаться от психованной девушки малость подальше. – Скажешь, что я виноват оттого, что устал и чуть не уснул за рулем? А ты чего хотела? Что я буду водить этот чертов грузовик круглые сутки?
-Так давай поменяемся! – Она всплеснула руками. – Если ты сильно устал, то можешь отдохнуть, поспать немножко. А я поведу машину.
Я был согласен, мы поменялись местами. Эйвелин с видом обреченного заключенного плюхнулась на водительское сидение, поправила стекло и повернула ключи зажигания. Машина еле тронулась и залезла на дорогу. Через минуту мы ехали на предельно большой скорости по тому же шоссе. Перед глазами проносились широкие луга. Тут до меня дошло: куда-то подевались все звуки, кроме жалобного воя ветра – никакой живности вокруг, птички не поют и насекомые глушь глушью.
Внезапно сзади нас быстро догнала черная машина. Минивэн несся по дороге, не сбавляя скорости, не менее ста миль в час, а то и больше. Окна напрочь тонированы, из-за лобового стекла не разберешь, сидит ли кто за водительским сидением, но чьи-то руки в кожаных перчатках определенно вертели руль вправо и влево. Когда дорога клонилась в сторону. Знак, узнаваемый во всех странах – Land Cruiser – страшился раздавить нас своим же передком. Однако наш грузовичок не так-то легко было опрокинуть… считал я до тех пор, пока нас не перевернуло и я не ощутил, как впадаю в беспамятство.
Кто-то решительно наехал на нас, из перевернутого грузовика вытаскивали едва пульсирующие тела. Эйвелин нельзя было прощупать – мертвец спал бодрячком.
Когда я открыл глаза, то не сразу поверил, где я и какого я там нахожусь…
Глава 2
Дети дьявола
С горьким ощущением дежа-вю я с трудом приоткрыл глаза и, прищурясь от яркого искусственного света в том помещении, где я находился, на твердом деревянном стуле у чисто кабинетного стола, в совсем неудобной позе, со свисающей со спинки головой, выругался, отчего-то пребывая в состоянии полной амнезии. Тело непривычно ныло, как после насыщенного делами рабочего дня. Рядом со мной никого не было, спросить тоже некого. Где я нахожусь и кто я такой, черт возьми? В смысле, как меня зовут? Да, в натуре, как меня могут звать? Могут, конечно, по-разному, но я нигде не мог найти свое имя. Начисто потеряно в моей же памяти!
Не успел я прийти в себя основательно и предаться бесполезному размышлению, как мои мысли нагло прервали, хотелось гада хоть как-то чертовски красиво обматерить, по-нашему, по-русски, но ничего обнадеживающего не получилось:
-Это ж надо, бля… так попасть! Кем будешь?
От моей наглости у мужика автоматически раскрылся рот, и он долго не мог ответить мне в том же тоне. Положение обязывало – ведь я, наверное, у него в плену…
-Пошли. Разговор есть.
Я безоговорочно повиновался. Комнату мы покинули и очутились в каких-то катакомбах, где от смердящего запаха пришлось зажать нос и всю дорогу дышать этой помойкой. По дороге мужик по-тихоньку вводил меня в курс дела. Как у них обстоят житейские дела, чем вызывает негодование балбесное правительство и что самое главное – когда же они выйдут на поверхность?! С этой новостью я рухнул на колени в чьем-то заваленном книгами кабинетике и вдруг спонтанно чихнул, отчего все сопли полетели на канцелярский стол кудрявого и очкастого кабинетного червячка. Этот бюрократ брезгливо поморщился и с занудством махнул рукой, после чего мужик, ставший моим первым здешним другом, молча удалился.
Вежливого приветствия за этим не последовало. Очкарик резво подскочил ко мне через стол и с такой силой ударил ногой в дых, что я не сразу пришел в себя, честно говоря, не помня о себе практически ничего, но, руководствуясь умом и инстинктами, не ожидал от него такой фашистской агрессии. На нем можно было ставить смело черный гитлеровский крест и повысить до фюрера, но так ныл живот, что хотелось шмякнуть его головой о стол и – прощай, очкарик!
Взбесившийся канцеляришка наконец убрал с меня свою грязную ступню (поверьте, я всей душой поклялся ему отомстить и во все колеса палки ставить!) и соизволил подняться рабу ничтожному Вельзевула… тьфу! Что за чушь я несу? Какого еще Вельзевула? Это че за имя такое нерусское на ум пришло, как метким выстрелом из пулемета.
Мне было действительно страшно – очнулся черт знает где, принимают, как не своих пацанов, а как врагов политических, которых и запинать не совестно и не так жалостно… хотя что такое, если посудить – совесть? Если посмотреть шире – о ней только и треплются, а тени ее в людских поступках и не видать. Все нам по фигу, живем для себя, родимых Вельзевулом и православной церковью… совесть есть у святых, этого у них не занимать, любят говорить мордастые уголовнички (однако сами эти «святые» почему-то и убивали в жизни, точно с дуба рухнувшие маньяки, ну ни че – в те времена по одобрению церкви и народ устранением ереси было не грехом занимать; еще и умирали особо, по-мученически, хоть и не была по вкусу им такая смерть; но ведь и сдохнешь – радуйся до потери штанов, зачем же людям мозги пудрить и в лик святых себя возводить???), хотя совесть только у тех же святых, а мы простые смертные, и по-своему пожить можем, че в нас нравоучениями дурацкими кидать? Вот-вот! И куда меня занесло, аж крыша поехала… не помню уже о чем ранее базар заводил. Да откуда у меня в лексиконе такие словечки берутся, я что, целый срок в аду просидел?
Вернемся к теме – на очкарика я поглядывал с крутым смешением чувств – со страхом, ненавистью, брезгливостью к такой запущенной пыльными делами персоне, и наконец, с уважением. Нет, не считайте меня таким психом с легкой временной амнезией. Нет! Когда моя рука легла на его плечо, в это время я его уже нисколько не боялся, разум сводил счеты с искренней жалостью к нему и неподдельной яростью от полученного так неожиданно удара; парень не отвел с плеча мою руку и я, кивнув, опустился рядом с ним на мягко-черно-кожано-вертящееся кресло с удобной спинкой до моего плеча и очкарик со мной заговорил:
-Извините, Максим Антонов, меня за бестактность, но инстинкты дают во мне сбой. Так и хочется кого-нибудь хорошенько пристукнуть, - он налил себе в стеклянную кружку с широким донышком кипяченый чай и предложил мне.
Мне пришлось отказаться. Уж так поскорее хотелось побольше узнать… о себе!
-Как, как вы меня назвали?
Я как мог вливался в суть разговора, а паренек наморщил лоб, видать, козел, ни че обо мне тепершнем он и знать не знал. Ублюдок… точно чайником по голове стукну, не будь я чайником столь жалостливым! Руки чуть-чуть, с каждым сантиметром и миллиметром подбирались к выше упомянутому чайнику. Не буду врать – руки сами скользили по гладкому столу прямо на глазах у очкастого.
Он с недоумением поскреб длинным ногтем себе подбородок. Извините, не мне же, у меня нигде не чешется! Че я так ору? Дык, я в панике, Бога молю, чтоб память, зараза, вернул, а не то…
-Я вас назвал Максимом, - паренек скрестил на столе руки, боюсь, мои пальчики никогда не доберутся до заветного чайника, особенно если он не выдержит и кулаком ударит по пальцам… - Что ж, то, что у вас пропала память, совсем неплохо, ведь вы начинаете совсем новую жизнь, так сказать, с чистого листа, поэтому воспоминания о своей прошлой жизни вам и не потребуются…
-Не понял, - проконстатировал я факт. Совсем не че не понял. Что он имеет ввиду, чмо это кудрявое?
Тут кабинетный букашка едва не взорвался, у меня хватило мозгов его успокоить, угомонить, отрезвить его поганый, паршивый ум, потом спросить крайне кисленько:
-Почему не требуется? Где мы, собственно, находимся, и как я мог у такого козла, как вы, по пузу с размаху получить, - я тут же, изобразив ангельскую улыбочку, выкрутился. – И как вас зовут?
-Начнем издалека, - смирился паренек и на время забыл про обиды. Хорошо, хоть не такой быдло. – Некогда жили люди без всяких идей и новшеств. Принцип был один – никакого там Бога, а значит, никаких запретов. И – о, Боже! (чтоб ты, гад, сдох!) – пришли веромученники, которых тут же поставили вне закона. Но они тут выкрутились – народ на защиту встал, а разве против народа попрешь? Ну, бывало ж, вырезали свои поселения, но не до полного истребления же это делать… Наш повелитель, сотроривший сегодняшний мир из этого идеала, что был до него на этой Земле, начал менять окружающее и внедрять в общество своих – маньяков, психов, сделанных за одну сонливую ночь такими ТАМ, - он указал пальцем в одну из сторон, короче, в неизвестность. – Страшное место… мы все там побывали, преодолели временной континуум, время, навсегда застывшее у нас на глазах. А ты что думал, Максим? Сбежав от повелителя, мы все попали в разные межпространственные времена, а уж если быть точнее, сначала в одно время, а потом наш повелитель распорядился, - и в другое. Думал, в мире столько много душ, чтобы каждый век на планете проживали миллиард, потом два, а затем и три миллиарда человек? Один умирает, его покидает душа и тут же несется по пространству через ад на свое другое тихое пристанище… так у нас, детей Вельзевула, всегда происходит. Твоя жизнь в каком-то веке оборвалась, ты ничего не помнишь, а жизнь уже проживается здесь, в другой черной точке твоего бытия. Что мы, собственно, имеем? Мы имеем свободу, власть и силу! Нам все дозволено, исповеди и проповеди нам не страшны! То, что было произнесено как «грехи», на самом деле придумано человеком, не голос же с неба ему процесс эволюции подсказал! То-то! Думай, а потом говори, - как вы видите, он изрядно старался закрыть мне рот, и это у него получалось, я старался не перебивать, и получались какие-то мычания типа: «А-а-а… хр-р-р! О-о-о! Да…» - последнее не относится, конечно, к мычаниям, но вышло как нечленораздельный звук. Сойдет за молчание…
-Потом у нашего повелителя появилась «идея», - продолжал очкарик, а меня все клонило ко сну. – Не сама по себе, так, просто не на собственной почве нечеловеческого мышления. Но, как говаривали наши давно мертвые предшественники, его надоумили сами пришельцы, с крутыми и всерхмасштабными целями. Будь уверен, они не просто так на нашу планету прилетали, чтобы воздухом чистым подышать и травку нашу пощипать на лугу зеленом… У них были другие цели, которые до сих пор для нас неизвестными. Неизведанными… Теперь, как видишь, солнце нам не мило, и на поверхность мы редко выходим.
Я догадался с какой целью – убивать. Паренек на это кивнул и, не спрашивая моего согласия, достал из кармана брюк пачку сигарет и с блаженством на устах закурил, испуская из ноздрей и рта неприятный мне горьковатый на запах дымок.
-То, что ты увидишь под яркими лучами, вряд ли тебе понравится, но свыкнись с реальностью – теперь это твоя новая жизнь в нашем скромном уголочке под землей…
Что я пронесся сквозь время и не успел умереть в своей прошлой жизни в отличии от душ, рассказанных этим собеседником, он не стал говорить, я все понял и так. С полуслова, с полувздоха, с полувзгляда.
Итак, разложим все по полочкам – я Максим Антонов, Макс. Так мне больше нравится, остановимся на лаконичной скромности. Великие люди не страдают манией величия… поверьте мне. Слова «дети Вельзевула» намертво отпечатались в моей голове и вытеснить их проблемно даже ломиком по башке представлялось.
Дальнейшее мое здесь квартирование становилось неприятным во всех аспектах жизни. Тем более когда вокруг так называемые «свои» - законченные убийцы и закоренелые недолеченные психи с комплексом боязни солнечного света и явным садизмом над мирными жителями тамошнего поселения. Недолго и самому стать психом! К тому же когда перед носом и известие, что и ты будешь принимать участие в некоторых беспределах… чтобы паренька не хватила кондрашка, я просто-напросто подумал, что буду участвовать во всех! К чему мелочиться – я теперь лишенный ума широкий человек с садистскими наклонностями.
После столь продолжительной беседы, что я умудрился на одну минутку уснуть, паренек, представившийся Артером Кирсанычем, повел меня знакомиться… с городом. Подземным, с огромными лабиринтами водостоков и всякими разветвленными сетями коммуникаций, ведущими непонятно куда и заканчивающимися неизвестно где. Смотреть на дурацкие катакомбы было неинтересно, и Кирсаныч повел меня непосредственно в город. Сколько в нем проживало маньяков и убийц, очкарик не соизволил ответить, он лишь многозначительно поднял указательный палец и хмыкнул, когда мой взгляд скользнул по широкий двухметровой табличке, где цифра тысяча сто семь человек под буквами «Эли…з…м» изменилась на тысяча сто девять садюг и озабоченных. Кто на самом деле составлял настоящее население городка под стершимися за века названием ЭЛИЗИУМ, я не знал, но догадывался: красота необыкновенного городка заставила меня замереть с рукой у самого сердце, так завораживало его теряющееся вокруг тьмы сияние. Здесь было все: от классических Колизеев, памятников древних времен (включая сохранившиеся с нашего, двадцатого и далее веков) и других скульптур и средневековых постаментов до стеклянной огранки искусного зодчества, включая строения из драгоценных камней (представьте себе!) и благородных металлов. Заканчивался город самыми обычными бетонными строениями, а дальше – грунт, хоть жуй землю и камни комками.
До нужного места мы прошли две широких улицы из железобетона, чуть ли не в самом конце Элизиума. Я не ныл, но вежливо попросил Кирсаныча в скором времени меня накормить. Тот скептически пожал плечами, мол, как получится, и, не оглядываясь на меня, вошел в трехэтажное здание с вывеской: «Школа». Все! Ни названия, ни номера, ничего кроме скучнейших пяти букв на доске не присутствовало. Я мгновенно упал духом и захотел провалиться сквозь землю, лишь бы не входить в это учебное заведение. Мама! Вы куда меня привезли, козлы луговые? Да я туда в жизнь не войду, хоть башкой об стенку бейте!
Как ни странно, сконфузившись перед несносной вывеской, я все-таки вошел в Школу. Артер где-то запропастился, наверно, куда-то свернул, но поворотов в длинном узком коридоре не имелось, и исчезнуть он мог только пронесшись галопом. Его высокоблагородие Амнезия прошествовала через этот коридорчик, а там и вовсе ударился в панику: словно бабка – контролёр, фейс – контроль дежурного осуществлял скелет с плотью, но без крови! Он мельком взглянул на меня глазницами – яблоками, поспевшими и красными, и на старом заводном телефоне медленно набрел чей-то длинный номер.
-Алло, милиция? У нас тут новенький, как бы не порешил всех, примите меры к его задержанию.
Когда в трубке послышались гудки, я не знал, чего делать. Удариться в панику? Или… или дать по морде табуреткой этому самодовольно ухмыляющемуся трупу? Ответ пришел сам по себе. В прием – пункт ворвались чудовища, круша стены (а точнее – просто царапая их) и всех и вся у себя на пути, крупные, в две взрослых псины, волки – оборотни в количестве трех вонючих штук. Изо рта капала дымящаяся слюна, глаза горели безумным блеском, грива вставала дыбом в тот момент, когда я торопливо опускал табурет на голову сидящему трупику. Какой это произвело фурор в стане оборотней! Они тихонько заскулили и поджали лапки вместе с торчащими в стороны ушками, и стали отступать назад. Мертвец вслед за треснувшей и разломившейся табуреткой, как подкошенный, рухнул вниз.
Оставалось гадать, что со мной будут делать дальше. Нравы у этих псов совершенно псиные, собачиной от них воняло за три версты. Надеюсь, меня не убьют за маленькие хулиганства в первый же день в школе? Не виноват я, они сами на меня как риелторы на халявную хату попёрли! Из-за угла показался с озабоченным видом Кирсаныч, слегка запыхавшийся бегом, по пути поглаживая мохнатых зверюг.
-Давай быстрей и не робей! Это еще щенки, им по восемь – десять лет. Они еще под себя ходят… - с видом знатока сообщил он, нисколько не страшась клыкастых, зная, что повзрослевшие собаки просто поднимают в нужный момент лапку. – Их совершенно нечего бояться, просто их никто не кормил, а обед, знаешь ли, еще часа через три.
Я молча кивнул, и мы миновали подобревших у выхода оборотней. За приемным пунктом шел огромный зал, на данный момент пустой, где лестница повела нас на два этажа выше.
-Так… - тоном командира заговорил Кирсаныч. – Будешь со старшеклассниками учиться. Тебе сколько лет? – После моего пожимания плечами паренек и не думал расстраиваться. Куда он меня хотел определить – ему лучше знать. – Прилежно учиться, жрать по расписанию и разборки тут не устраивать, понял меня?
Вновь последовал кивок. Говорить – зря воду мутить, поговаривал кто-то из интриганов и заговорщиков. Мы зашли в единственный кабинет на первом этаже… м-да, размеры впечатляли. Три десятка парт перед доской, за ними – неогороженный ничем балкон для заядлых курильщиков, мечта любого наркомана вблизи кладезя знаний. С лихими зелеными узорами, вид, конечно, не ахти какой с третьего-то этажа, но воздух под землей почему-то расслабляет. Может, потому и злобы меньше в злодеях подземного городка?
-К вам новенький.
-Пусть катится…
-Щас по роже дам. За дверьми три недокормленных оборотня, не дашь войти – прикажу съесть.
-Ага! Угрожаешь мне, начальник хренов? Дети, покажите начальнику свои зубки…
Вместо зубов дети показали ножи, когда на нас обернулись.
-Не боюсь. А новичка забрать придется. Место есть, - он указал на последнего ряда последнюю парту, где, сложив руки, сидела привлекательная девушка с пышными каштановыми кудрями, похоже, мулатка, хотя лицо чисто европейское. Одета во все джинсовое. – Рядом с новенькой. Знакомься, Максим. Это Эйвелин Хауггер. А это Максим Антонов, - представил он нас.
Я поспешил откланяться. Паренька грубо отпихнул в сторону, уж очень аппетитно выглядела эта Эйвелин.
-Можно просто Макс.
Девушка мне улыбнулась; я аж зарумянился от такого счастья и невиданной удачи, одноклассники пускали на нас любопытные взоры; и предложила сесть рядом с ней.
Ну вот и докатился. Сижу рядом с убийцами, учусь вместе с убийцами и никто и нигде не показывает на тебя пальцами с криками: «Убий-й-йца!» все ж таки хорошо начинать жить среди своих. Отсутствие памяти меня уже не заботило, с этого момента я махнул на это рукой, но, признаюсь, чертовски странным мне показалось лицо новой знакомой, отчего – не знаю.
Мы потихоньку прилегли на парту (имею ввиду положили на край стола головы, не посчитайте автора таким извращенцем!) и стали шептаться, Эйвелин была очень интересной собеседницей, с какой стороны не погляди.
-А ты кем, Макс, будешь? – Шепотом спросила меня девушка, отчего ввела меня в минутный ступор.
-В смысле кем? Человеком буду, других инстинктов у себя не ощущаю.
-Ну, я, к примеру, полувампир – полувурдалак.
-А разве это – вампир и вурдалак, - не одно и то же будет?
Она вздохнула. Чего это объяснять обычному человеку простые вещи? Учитель что-то объяснял, а ученики его невнимательно слушали, на доске висела надпись: «Для тупых объясняю на пальцах: ПРОСЬБА мел не трогать, пальцы на куски разнесет!!» А наша спокойная беседа нос к носу, дыхание к дыханию не прерывалось ни на минуту.
-Совершенно разные вещи. Вампир не похож на вурдалака, и повадки у них как у крота с филином, совсем разные личности.
-А как ты такой-то стала?
-Хоть убей, не помню как. Не помню ничего из прошлого, - она приуныла и мне не осталось ничего кроме как пригладить ей волосы, дальше – по щеке и по направлению вниз, вдоль груди, по гладким джинсам… Не знаю, сколько времени прошло, наверное – вечность, урок не мог столько продолжаться. В себе я ощущал дикие позывы и неудержимое влечение к противоположному полу, спасибо, господь, хоть не к потолку, и роковые слова против воли вырвались, оставив девушку на пару минут с размышлениями о том, как ставить наши неожиданно начавшиеся отношения дальше.
-Кажется, Эйвелин, я в тебя влюбился… - и полез к ней, как дурак, с поцелуями. Она с отсутствующим видом отстранила меня, и я решил не нагонять тучи. Пригорюнившись, начал вслушиваться в болтовню преподавателя. Чего-то я, сколько времени в классе сижу, а какой предмет преподают даже и не знаю!
-Способ приготовления колдунов и колдуний во все века был опасен: магией пропиталась их кровь и ее необходимо обезвредить. Другой кровью мы должны смешать всю эту кровь в благословении владыки нашего всемогущего Азраила, Вельзевула и брата его Люцифера и Сатаны и, произнеся священную молитву зла прелюбодеянного всеми нами «Злотче наш»…
За этим каламбуром последовала самая настоящая молитва, на деле – переделанный «Отче наш»:
«Злотче наш, Иже еси в огнях!
Да славятся имена Твои.
Да придет на землю грешную
имя Твое.
Да будет воля Твоя всесильная,
Яко под землей и у огня…» - и так далее, на одном дыхании весь класс, включая учителя, распевал во весь голос молитву, все кроме нас двоих.
Благо, что никто не обращал внимание на наше дармоедство и безалаберность. Хотим – учимся, не хотим – а не пошли бы вы все на три буквы… Истинно русское слово! Не трудно догадаться, что я имею ввиду. События развивались очень медленно, я с Эйвелин о том о сем шептался, накручивая ее волосы себе на пальцы, и минуты текли, подобно блаженному забвению в тихие, мирные минуты жизни. Мы предавались мечтам, витая между сказочно – воздушными облаками и теплой кушеткой, касаясь друг друга в интимных местах. Улетел – таки… об уроке и твердой поверхности этой школы напоминал скрипучий голос препода, нудный до крайности. Приложить бы ему на голову его же стульчик… но даже в беспредельном мире есть свои рамки беззакония. Наверно, правда, если бы я захотел порешить весь город, численность убийственного состава киллерской службы сократилась бы на одну цифру минус.
Диктор вдруг замолк, по ушам ударил отрезвляющий звук долбанутой сирены, которая предвещала конец урока. Короче, прозвенел звонок. Но я не хотел… Зачем вы меня отрываете от милой и вполне безобидной беседы против моего желания? Высказать вслух всё то, что вскипело во мне после прорезавшего слух десятисекундного звонка, просто не дали: учитель первым со скоростью реактивного снаряда понесся к выходу, выволок нас двоих за дверь, едва не снеся нами дверь, и мы двинулись вниз, по направлению к столовой. Всякая нечисть попадала на глаза с ухмыляющимися улыбочками во весь профиль лица. Это отнюдь не радовало.
Эйвелин затерялась в толпе. Нас быстро отлучили друг от друга, за какие-то две секунды. Наши пальцы, притянутые, разомкнулись под напором голодной толпы. Я сатанел от огромного количества страшных рож, это ж вокруг каких уродов земля вертится! И толкался, как делали это другие бугаи и просто взбалмошные детишки.
И началась вновь моя лихая жизнь маньяка и убийцы, за стенами и семью печатями!
Извините за бестактность, но я вновь возьму в свои руки повествование. В прошлый раз меня прервал какой-то писака… ну ни че, я ему зад потом надеру, хоть из-под земли достану. Как я в первый раз встретился с человеком , именовавшим себя Иисусом с кличкой Христос, уже рассказал. Можно перейти и ко второму акту.
Но все по порядку.
Чтобы не светиться, Иисус особо не заводил себе друзей и отмерял мили добрым пешим шагом в полном одиночестве. Так и спокойнее, и увереннее, и меньше шансов рассекретиться. Лишние мысли для дебильных умов ни к чему. Особо когда слухи расползаются со скоростью писка и любого другого звука. Цитирую Библию: «Иисус оставил Назарет и поселился в городе Копернауме, расположенном около Генисаретского озера в Галилее. Так сбылось пророчество Исаии: «Земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути морском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет.
С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Многие люди шастали за ним, как проклятые. По мере продвижения делов он набрал себе из этого народа всего двенадцать человек (ну не тринадцать же, вот боязливый народ!), дабы сделать их своими учениками. В последствии те, за исключением искушенного мною Иуды Искариота, еще долго несли бремя своего учителя, пока каждый не сложил голову в пользу моего царствия.
Впрочем, примерно в эти дни были сформированы мною схемы «Базы Вельзевула», проект по крупицам зарождался в моей гениальной голове… спешу добавить, у меня нет никакой головы. После того как я по чистой случайности грохнулся с небес на грешную землю, я вообще стал существом эфирным, не лишенным способностей творить чудеса в моем собственном мире, но никак на самой Земле. Для начала я выбрался из своей пыльной лачуги, своего небольшого, полного криков и заунывных страданий мирка, и на окраине Вселенной замутил проект. Приметил звездочку, заставил ее похолодеть и запастись газами; принялся ждать окончательного результата этого процесса. Планета развивалась быстро и это меня не удивляло, когда появилась жизнь на этой Земле и достигла необходимого прогресса, я малость поубавил ее размеры и заставил крутиться возле другой наиболее далекой звезды медленно, не срывая с орбиты. Ненужные участки планеты поглотил мрак, все живое почти исчезло, и мне достался небольшой кусочек для экспериментов. Тайная жизнь поглотила этот участок и совершенствовалась , преображаясь на одном уровне с человеческим миром.
После урока вся нечисть двинулась в столовую, проталкиваясь беспощадно, оставляя некоторых с синяками, пара сотен голодных зверюг миновала распахнутые двери и, схватив поносы, направился каждый к своей стойке. Таблички «вампиры», «оборотни» и «вурдалаки» сияли у нас над головами. Мне пришлось присоединиться к самым обычным каннибалам, выстроившимся в шеренгу с холодным спокойствием в глазах. Всего два каких-то блюда, а точнее – его категории, красовались на тарелочках «сыроедов» и «поджаристых». Передо мной стояла высокая белая девчонка, очень похожая на кровожадную куклу барби в увеличенном в сотни раз варианте, и долго вынюхивала пригодность каждого блюда в столовой. Наконец она огласила свой заказ:
-На первое горячий борщ из крови и глаз, половину тарелочки. От горяченького не откажусь, - пюре из человеческих мозгов. Не забудьте гуляши из печенок добавить.
-Животных? – Моментально уточнил изготовившийся повар.
-Ну кто в нашу пору ест такую дрянь? – Она оглядела всю очередь, а я, как бы невзначай, ей подмигнул. Показалось, она на миг озадачилась и тут же взяла себя в руки. – Человеческие подавай! Чего стоишь, остолоп? Мне тебя есть прикажешь?
Повар печально вздохнул и лишь мельком глянул на подогретые кастрюли. Одна рука потянулась к половнику, вторая подвинула ближе к кастрюле, а оттуда… а оттуда третья наливала суп из крови. Четвертая задумчиво почесывала двойной подбородок монстра. Глаза были синие, как у некоторых оборотней (добавлю, что у крошки Эйвелин были чисто зеленые, как летняя трава) и вурдалаков. Длинные волосы свисали ниже плеч, по-бабски, но это был настоящий муж неизвестной мне породы.
Девочка с угрюмым выражением лица еще раз глянула на повара, подхватила поднос и удалилась за пустой столик.
Настала моя очередь заказывать обед. Признаться, мудрить свои мозги не хотелось и я попросил у монстра то же самое, что и моя предшественница. Эйвелин стояла далеко от меня, не менее двадцати метров, трудно различимая в свихнувшейся толпе. М-да, дай ей волю, она уж точно всех своих по струнке построит. Ну а я, схватив поднос, устремился за почти пустой столик и вел рядом с себе подобной.
-Привет, - бросила она, прихлебывая горячий супчик, с новенькими всегда приятно знакомиться.
-Привет. У вас тут каждый день такой же: уроки долгие и нужные, а в столовой не протолкнуться?
-Первый день всем не в пору, - девочка пожала плечами, она была в бисерной блузке с завернутыми до локтей рукавами и разорванных бриджах. Разорванных в самом прямом смысле – на ногах красовалась куча глубоких царапин, недавно из них ручьем хлестала кровь. Интересно, ее обидчик еще жив, а не съеден с потрохами? – Меня зовут Катерина Кэтлесс. Для друзей просто Кэт.
Я слегка кивнул, не утруждая себя словами ломать переполненный человеческой кровью рот. А что? Вкус очень приятный, специфический, натуральный свекло заменитель для людоедов. И на кухне не грех применить. Через десять минут стол каннибалов был полон. Завязались разговорчики, я со всеми познакомился, довольно приятные ребята, всех не счесть, но человек двадцать плюс я – тоже приятная компания.
-Короче, Макс, - обратился ко мне Алекс, каннибал лет шестнадцати, с натуральным обезьяним лицом, и что самое тягостное – курящий. Пачка сигарет краем выглядывала из нагрудного кармана его рубашки. – После уроков нас отправляют на секретную военизированную фабрику, спонсируемую нашим правительством. Там нам дают по одному живому человеку и разрешают делать с ним то, чего захочешь. Правда, там есть камеры, но ведь кто-то должен наблюдать за учебным процессом?
-А почему военизированная, если секретная? – Недоуменно спросил я. Как-то это не укладывалось в голове. – Боитесь, что с поверхности нормальные люди нападут?
-Нет, - Кэт отодвинула тарелку с супом и пару раз макнула ложкой в пюре. – Там заодно производятся секретные разработки и военная техника, которая до сих пор вообще не применялась. Наши все так думают, что если на поверхности появится чересчур много колдунов, их просто стерут в порошок вместе с мирными жителями. Там есть и лаборатория, куда приводят знакомиться с нашими разработками новеньких. Так что вам повезло, - может, еще до заката и вылазку на поверхность организуют!
-Было бы здорово, - согласился Алекс и все сидящие за столом возбужденно загомонили.
-Да! Клево! На вылазку давай!
-Последняя вылазка производилась нами почти целый месяц назад, мы не прочь повторить ее снова. Самое главное в вылазке любой – это секретность. Если люди узнают, что мы вышли шляться по их городу, все колдуны всерьез займутся нашими сознаниями и сведут всех с ума.
-А это означает только одно, - закончила за Алекса Кэт. – Смерть!
Похоже, ребята не боялись, как и я, эту самую старушку смерть, и колдунов запекали не хуже обычных жертв, будь то житель города или выращенный на фабрике раб. Посудомойка молча приняла грязную посуду, и я на пару секунд замешкался перед столом с полукровками, где среди прочей нечисти сидела Эйвелин и смеялась над чьей-то шуткой. Во мне вспыхнул гнев, я взглядом палача оглядел весь стол, ища зачинщика, и бросил девушке:
-Жду тебя у выхода, Эйвелин.
Окружавшая ее нечисть хотела что-то сказать мне вслед, но я быстро покинул столовую и остановился у двери, опираясь о стену. Типы в этой школе мне нравились все меньше и меньше, за исключением, конечно, моих новых знакомых ребят, самых обычных людей, а не этих… как мир смог так рухнуть и за какое время, я не знал. Вряд ли после моего времени прошло хотя бы два десятка лет, тут нужны века, не одна сотня лет.
Тут вспомнил я, что мне нужно оружие, у всех учеников при себе имеется холодное оружие. В столовую заходить опасно. Мимо меня прошла Кэт, приятно улыбнувшись и помахав мне на прощание. А потом и окончившие трапезу сытые и веселые мои ребята. Мало ли что подумают обо мне в столовой эта нечисть, и нож схватить будет рискованно. Хорошо, маньяк я или не маньяк? Схвачу в темном закоулке какого-нибудь простачка и воткну его же нож ему в спину.
Мои размышления прекратились, когда из столовой вышла Эйвелин. Она встала возле меня с нехорошими морщинками на лице.
-Макс, да как ты смеешь? Я не твоя собственность, понял? Да, ты мне нравишься, и я не знаю, что нас связывало в прошлой жизни…
-Значит, что-то все же связывало? – Холодно уточнил я. – Успокойся, ты во всем права. Пошли, нас, наверное, ждут, мы отправляемся на какую-то фабрику ставить опыты над людьми, - я взял ее за руку, девушка не сопротивлялась. – Ты ведь любишь, дорогая, людей на завтрак, обед и ужин? Так вот, там ты сможешь делать с ними все, что душа пожелает…
Глава 3
Руины твоего отечества
По приказу директора, того щупленького очкастого паренька нас утрамбовали в железнодорожный экспресс (скорее всего, здесь раньше было метро, но разномастные убийцы заасфальтировали катком все входы и выходы, а сеть подземок стали использовать только для своих нужд; не удивлюсь, если я прав). В охранники нам дали каких-то летуче мыше образных гигантов с черными зрачками, которые по одному втиснулись в толпу в начале и в конце вагонов. Экспресс скрипел, гудел, чертыхался и лавировал в стороны на изгибах железной дороги. Было темно – электричество в лампочках отсутствовало или же сами лампочки, - я так и не понял. Но в кромешной тьме нами и впрямь не требовались фонарики. Нечисти – инфразрение, а нам и наше неплохо помогало.
Обстановка самая ни на что есть интимная. Не знаю, как остальные, но мы, я с Эйвелин, времени не теряли. Уперев девушку к окну, я ласково раздвинул языком ее безжизненные губы, а руками возбужденно впился в ее ягодицы. Эйвелин с участием отвечала на мои поцелуи, не ослабляя твердого нажима руками на плечо.
Состав аккуратно стучал по вискам. В воздухе витало, повелевая мыслями, расслабление, болезненно окуная нас в широты райских просторов. Я чувствовал продолжение ее рук на своем теле; прижавшись коленями, ласкал ее прелести.
И вновь наше блаженство грубо прервали, бросив в лицо надоедливые полосы света. Створки эшелона с кряхтением раздвинулись, я помог Эйвелин подняться и поправить складки джинсовки, и мы нос к носу сошли с парапета. Составчик свисал высоко над гранитным полом, пластмассовые поручни тянулись вдаль, я думаю, к самой фабрике. Ученики с шумом вывалились из состава, и крылатый охранник из страшной сказки повел всех по дорожке во тьму. И как я от такого страшилища в обморок не падал? Сам не пойму, но от отвращения я к нему и на сто метров не подходил. Эйвелин не отпускал ни на шаг, еще в толпе потеряется, ищи потом по рожам подростков. Вдруг не выдержу и стошнит! Вокруг стоял такой гогот и раскат голосов, что уши закладывало, а в голове нервные рецепторы сменяли одно чувство на другое.
-Тебе не кажется, Макс, что здесь слишком шумно? – Мрачно пробормотала Эйвелин, цепко держа меня за локоть.
-Извини, звуки не отключить, заткнуться всех не заставишь, а по рожам всем не надоешь. Терпи, милая, не вечность же ждем. Тебе освободят удобную комнатку, мальчика в руки со всякими мученическими игрушками. Ну разве не рай для тебя, рай, а?
-А тебе, значит, девочку для развлечений? – Уголки рта девушки скривились в нехорошей улыбке. – Интересно узнать, что ты будешь с ней делать…
Наши ножки мило протаптывали всякие неуклюжие обезьяны, и мне как никогда придушить всех хотелось. Светопляска гнусных рож не радовала, но навевала на такие мысли… аж самому страшно становилось! Сам незаметно так руку сжал девушки, что получил от любимой по печени.
Да, как в этом мире меня больно любят…
Неугомонная эстафета не кончилась, даже когда охранник приказал всем остановиться и подождать, пока он будет вводить в дверь коды доступа, а под конец – чтоб все заткнулись. Его слова услышали одни лишь первые ряды, замолчать их не заставил бы и локомотив с тоннами взрывчатки. С небес тоже вскользь можно поматериться… с неограниченными возможностями после смерти.
Дверь с ужасным ревом скрылась в какое-то углубление, проход на фабрику открылся. Второй охранник бесцеремонно опустился на первые ряды учеников, едва не растоптав пару будущих вампиров. Группы для внеурочного турне отбирали на этот раз не по принадлежности, а по возрасту, и многометровые взмахи кровососных детищ вбивали в дверь очередную группу подростков.
Самый нижний ярус фабрики представлял собой коллекцию зданий из стеклопакетов, затемненных снаружи, толщиной не менее пятисот миллиметров. Хрустальная архитектура не хуже бомбоубежища защищала комплекс офисов и главную конусообразную башню, где размещался директор этой корпорации, и небольшие служебные квартирки, задаром отданные трудоголикам, неподалеку от самих офисных помещений. Чтобы полностью, не торопясь, пройти весь нижний ярус, нам потребовалось не менее получаса огибать эти постройки и любоваться ими без остановки.
Меня и Эйвелин поставили в числе первых, с огромной зубастой мышью за плечом мы двигались первыми, остальные, дожидаясь своей очереди; наверно, оставшемуся кровопийце приходилось с двумя сотнями безобразников нелегко; пропали с нашего поля зрения.
-Слышь, крылатый, а не хотел бы ты прибрать себе к рукам все это богатство? – Подкалывал я летучую мышь, с видом знатока делая широкий жест вокруг города. – Видишь, какое стеклянное великолепие вокруг?
Крылатый громила мрачно взглянул на меня и продолжил путь.
-На нашу верхушку никто не осмелится и лапы поднять, на поверхности тоже мало кому такая идея на ум взбредет, что среди колдунов, что среди развалин.
-А «развалины» - кто такие будут? – Быстрее девушки поинтересовался я.
Монстр хмыкнул.
-Не советую тебе, пацан, с ними встречаться. Самые злые духи, поселившиеся после пришествия антихриста и развала всего мира в городские руины, - он ткнул длинным когтем вверх. – В те, что на поверхности. Особенно небоскребы, гады, облюбовали, людишки их сейчас ох как боятся, но колдуны, тьфу на них, заразы! – Они еще могут с ними договориться…
Нижний ярус постепенно удалялся. Мы вошли в стеклянный лифт, вампироподобный грохнул кулаком о кнопку, и транспорт завибрировал.
-Стоп! Какой еще антихрист? Это еще кто такой? – Встрепенулась Эйвелин.
Я тоже ни черта не понял и вставил свой вопрос:
-А когда это было?
-Вот свалились на мою голову! Новички! Историю не знаете! – Сокрушался верзила. Посокрушался немного, но, глядя на нас, необразованных (об отшибленной памяти я и сам малость забыл), сдался. – Начну с того времени, когда я только-только появился, вырос, а потом – бац! – жребий Люцефера, павшего в преисподнюю, пал на меня. Не скрою, это были тяжелые времена… особенно для славянских стран и стран третьего мира. В глазах сверхдержав горел азарт; насытились своим, но этого, как всегда, им было мало. Им влияние в мире подавай! И чтоб ядерные черти разорвали конкурентов! Что началось!!! – Вещал он, пока мы одевали герметичные кафандры.
Он прервался. Мы шли по небезопасным коридорам, где экспериментировалось химическое оружие. В плотных скафандрах, сковывающих наши движения, любая здесь катастрофа становилась для нас безопасной. Не включая сюда взрывы, космонавтский мордобой.
Монстр проводил ученых голодным взглядом. Дать ему волю – он бы с голодухи все вверх дном перевернул. Но мешала какая-то верхушка. Но об этом чуть позже… За такими зверюшками глаз да глаз, но говорю – клыки и в скафандре безопасные.
-Сначала все решить хотели тихо, мирно, ведь потасовка началась с мелких республик. И как всегда в Холодной войне – США, там, где мы сейчас находимся, взялась за одну страну, за агрессора, а ведь за америкашками все НАТО… а Россия взяла под сове крыло другую, на которую напали. С ее мизерным и готовым предать в любую минуту ЕС. Ложь, нападения, ответные удары переросли за несколько лет в нескрываемую враждебность, но объявлять Третью Мировую еще никто не хотел, хотя были и диверсии, предательства одной страны другой, шпионаж, саботаж, чтоб их! В России вновь даже казнь объявили и вешать стали кого попало, как по плану Сталина. Под подозрением – расстрел!
Мы проходили оружейные склады. О! чего там только не было! И револьверчики миниатюрненькие, с взрывными снарядами, и метровой длины хромированные винчестеры с бронебойными капсулами вместо патронов, а внутри – чистейший оксид азота! И новенькие штурмовики, за прошедшие времена вышедшие из употребления, зато с новым турбовоздухонагревателем на месте привычного затвора и синие кристаллики у обоймы, уменьшенный вес никак не влиял на отдачу. Если по идее она должна была от пары выстрелов расквасить тебе плечо, то у новейших моделей ее вообще не было! Почему, громила так и не объяснил, хотя мог, гад… Здесь были и снайперские винтовки и с радиусом в десятки миль, огромнейшей бронебойностью и десятком выстрелов патронов за одну долю секунды. Шествие заканчивали шеренги нового поколения ракет, как сказал вампироподобный, развивающих бешеную скорость (они, кстати, и по приказу как черепахи плестись могли), с наводкой земля-воздух-земля. Специально первые пробы для атаки колдунов, но – ошеломляющее в этом случае для маньяков неудобство – никто не знает местонахождение агентурной сети колдунов.
Мало ли че, после атаки еще вдруг замочат… а обитают и с людьми, и отдельными сборищами, чаще все же по одиночке, как блох, фиг выследишь и отдерешь. Назойливая проблема этих всезнаек-недоучек. Столкнусь, посмотрю, как с колдунами надо беседовать.
-Кто первые напали, американцы?
-Дык, я и сам до конца не знаю, - продолжал, рассеянно разводя крыльями-лапами-руками монстр. – Факты об этом умалчивают. Понятное дело, кем-то уничтожены. Документации не сей счет не сохранилось, я сам думаю, что американцы, предки наши, что строили огромные некогда обитаемые города над нами, сами все это замутили, обвинив другие державы за начавшуюся войну, и сами эту Мировую и начали. А, как повествуют хроники, пришел на этот свет потомок нашего всемогущего Вельзевула, антихрист, пророк апокалипсиса, дураком Иоанном обещанный, ну и прибрал к рукам оставшееся в живых человечество. Да, - потомок летучих мышей почесал себе репу, чуть не соскоблив когтистым скальпелем всю звериную мохнатость. – Времечко было… я тогда и стал таким после одурительной ночки на Базе повелителя!
Что-то мне показалось знакомым в этом названии, но воспоминания проплыли мимо, я так до них и не дотянулся… Лицо Эйвелин стало задумчивым, глаза покрылись пеленой тумана. Ну как прям в астрале! Пены изо рта и соответствующей медитации позы не хватает…
Быстро придя в себя, Эйвелин мило захлопала ресницами, я погрозил ей пальчиком… в руке вдруг оказался ножичек, не такой, как у всех, но и на том спасибо. Я благодарно кивнул монстру и запихнул нож за пояс. Больше всего мне в нем нравились таинственные знаки, точь-в-точь как в письменности мусульман, только со сложными, как у египтян, рисунками и непонятными иероглифами по всей ручке и лезвию, кроме того места, где производилась заточка такого великолепного оружия. Голову снесу всем на фиг, сабелькой вампирской! Революционер я или буржуй рогатый! Э-э-э… нет, таким вопросом меня не проймешь!
-Но шли годы, пара сотен лет – и среди людей появились довольно могущественные колдуны.
-Да, - не выдержал я. – Не то, что их предки – шарлатаны! Ничего, козлы, не могли! С их мозгами и иголку найти в стоге сена… ад уникумовский!
Бугай ошарашено посмотрел на меня. Именно ошарашено, хотя, клянусь, в глазах это ничем не отразилось, зато как почувствовалось через раскрытую пасть, набитую дино клыками. Любой завр от зависти сдох бы и закопался до будущих раскопок!
-Память приходит? – Поинтересовался он.
-Никак нет, товарищ летучий мышонок! – Ой, что я опять на меня нашло?
Мало, что великан махнул на меня рукой (крылом), так еще Эйвелин посмотрела, как на сперматозоида недоразвитого, у которого мозг, как у всех, недоразвит. Или вообще такового не имеется… ой, что я за чушь несу! Вот вспомню, верну память, помяну того, кто со мной такое сотворил – всю память вышиб! Забодаю, укокошу, на куски порву, а напоследок укушу беспамятным бешенством!
-Так вот, - великан быстро схватил лапищами нить нашего разговора. – Пришли колдуны, подняли забастовку и вытурили нашего кумира под землю. С тех пор живет здесь, а мы о нем ни че и не ведаем, но братва точно планирует в будущем войну со смертными. Ох, не повезет наземным людям, если кроме как колдунами и духами отпор дадут! Духов можно и на нашу сторону, а остальных всех порвать в… (дальше – огромнейший монолог, что можно сделать с людьми. Через пару минут я со вздохом понял, что все можно!)
За разговором мы прошли залы, напичканные броней и сигнализацией для любых несчастных случаев; там изготовляли то самое оружие, что хранилось в складах.
-Но наш лжеапостол вечно стоит за директором всей корпорации, - объяснял кровопивец. Извините, имен на него больше не нашлось. – Потому дело на месте не стоит. Им, видите ли, непрерывный прогресс нужен! И что, интересно, из этого выльется? Совсем без питания останемся?
-Да, - подтвердила Эйвелин. – Без людей все друг другу глотку перегрызут, - мы сбросили дурацкие скафандры.
Великан дождался торжественного момента и, когда двери в самый верхний ярус с тихим шипением отворились, прокричал:
-Но для этого есть фабрика выращивания людей! Но-но! – Выпалил он, видя, как мы, переглянувшись, дружно потерли руки. – Без разрешения ничего не трогать! Сегодня я ваш гид, за такое могу и все пальцы оттяпать, но отдаю вас нашей прелестной, сексуальной мордашке… э-э-э, - крылатый вампир виновато скосил глаза. – Заведующей мисс Ску!
-Можно просто Шала! – Улыбаясь, подкатила к нам… невеста! Хрупкая, нежная, с тонкой, изящной фигуркой, только носить на руках, в длинных босоножках (правильней будет – в сапогах), юбка до колен, слегка закрывает ноги, чтоб их! Все белое… а у декольте прозрачном грудь так и выпирает, как мягкие мячики! Не, ну какая… женщина? Ну, судя по роже и всем данным характеристикам – да! Я встал, разинув от возбуждения рот, хорошо хоть слюнки не текут. И получил заслуженный подзатыльник от любимой девушки. – Что с вами, молодой человек? О! зачем же так круто? Нехорошо, девушка, кадры без мозгов оставляете…
-В смысле? – Я честно подтвердил, что мозги на грамм остались. – Кушать много любите? Или без нас всех сожрали?
-Не поняла, - улыбка тотчас слезла с ее красивого лица.
-Ну, - объяснял я, как детсадовцу. – Ску – Ша – ла!
До нее наконец дошло. Нет, в вооружении и генных экспериментах, не вру, она нам так сама сказала, она лучше разбирается.
Летучеобразный вампир куда-то неслышно упорхал. Как будто этого громилы рядом с нами никогда и не было. Эйвелин смотрела на Ску Шалу с нескрываемой завистью, судя по ее лицу, она прокручивала в голове колкие для красотки реплики и действия, подобные швырянию ведра серной кислоты с двух шагов в лицо.
Думаю, по этому занятию она поставила бы себя в рамки «эксперт».
-А-а-а, - наконец дошло до Шалы. – Нет, все практические операции осуществляются под моим строгим контролем, начиная с инкубации и заканчивая поступлением здоровой пищи в наши столовые. Наши ученики должны еще с рождения знать, как можно обращаться со своей жертвой, подавив ее волю, и получить полный контроль над их чувствами.
-А что, можно получить над ними полный контроль, не только владея ими? – У меня захватило дыхание, взгляд упал на напрягшееся лицо Эйвелин. – У меня с Эйвелин то совладать не очень получается. Не научите, как это делать?
-Давайте все по порядку. На первый урок вы всего лишь должны подавить их волю и ввести в ступор, вслед за этим вы сможете подавлять их чувства, не противоборствуя с мыслями, заменять новыми и полностью подчинять настроение человека. Это первый шаг к контролю над психикой жертвы. Для этого требуется изолированность, мягкая, интимная обстановка, - щеки главного инженера слегка раскраснелись. – И полное внимание к тебе жертвы. Если ничего не получится, то это не страшно, делайте с людишками все, чего захотите, не доводя до смерти. Нужные приборы в широкой стене. Один ваш отпечаток – и все появится перед вашими глазами.
Нас отвели какие-то уродливые человечки в две изолированных камеры, каждого отдельно, слава Богу (тьфу, кощунствую! Искренне извиняюсь), как нормально ориентированных особей обоего пола.
Я согласился – причудливые на вид их камеры. Маленькие, метра три на три, стекла изнутри прозрачные, так что очень хорошо видишь, что творится снаружи. Сердце в груди учащенно билось. Не каждый день тебе предлагают сделать с человеком все, что душе угодно, и ужас предвкушения и образы сладостных пыток цепями сковали меня перед белой лего-дверью, с квадратиками и кругляшками на моей стороне. Может, пройдут несколько дней и эта психимия мне надоест.
Один из человечков ударом правой ноги подтолкнул меня к решающему шагу. Озверев, я повернулся к нему лицом, предварительно приготовив как сюрприз уложенные пальцы в кулак. Но было поздно, дверь с выдохом задвинулась, отрезав путь к отступлению.
Что такое есть маньячество? Голубые мечты недоразвитого больного. Таких в кислоте надо топить, затыкая рот тюбиком клейстера. Говоря такое, я не имею в виду себя, видя перед собой совершенно беспомощную пятнадцатилетнюю девочку, я стоял, как во сне оторвавшись от мыслей и отдавшись течению собственного сознания.
Ага. Небольшая кушетка, достающая до колен, упирающаяся к стеклу. В противоположном углу тянулась от пола до потолка белая стена, совершенно белая. На кушетке… я сморщился от безобразия. Ну кого они мен подсунули? Совсем костлявая, белая как полотно и к тому же белобрысая девочка от рук до ног была связана ремнями. Глаза, стекляшки эти мутные, уставились в белый без всяких узоров потолок, будто хотели там что-то разглядеть. Я глянул на нее и на потолок и поскреб в затылке, прикидывая в уме, что мне с такой амебой миловидной делать. Кожа – точно мел, губки толстые, тупая улыбка ломала линии на ее лице, пряди волос беспорядочно лежали под ней и змеиным ползком по всей подушке.
Ну что, Макс? Добился, чего хотел? – Говорил голос зловеще, как раз вовремя, я не был настроен оптимистично.
Я усадил пятую точку рядом с ее ногами (кстати, на ней была только сорочка с рисунками – цветами), впав в глубокую задумчивость. Если вы думаете, что я пялился куда-нибудь тупо, то горько ошибаетесь, мои глаза заинтересованно изучали новый объект. Надо же с ним что-то делать.
Для начала я решил освободить ее от тугих пут, осложняющих дыхание, развязав на них ремни. Девочка не шелохнулась и не моргнула, однако ее дыхание участилось, перейдя в тихое сопение.
Что там говорила Шала? Подавить ее волю? Да на ней лица нет! Лежит, как обкуренная, в какой-то нирване, знать не знает, что ее жизнь в наших желудках окончится. И так мило ни на что не реагирует, прям в умиление берет. Взял бы да придушил.
-Эй, ты! Я к тебе, зараза, обращаюсь! Включи звук, тебя не слышно! А, что? Не слышу! Откройте рот, пожалуйста!
У меня от удивления раскрылся рот – то же самое сделала беленькая девочка, точно робот, выполняющий беспрекословно любые приказы.
-Отлично, можешь захлопнуть вентиляцию. Как тебя зовут? Имя хоть есть? Меня, к примеру, Макс зовут.
-Да, есть, - грубым голосом ответила моя жертва, метнув в меня взгляд, полный презрения. – Воспитанница меня Линдой зовет.
Как я понял, она имела в виду мисс Шалу с кровожадным именем. А может, кого и другого. Повисло молчание. Линда меня внимательно изучала и это мне льстило. Она вдруг расстегнула свою сорочку и небрежным взмахом сбросила ее на пол, открыв мне ровный живот и небольшие белые соски на месте грудей. Я аж оторопел от неожиданности, предприимчивая жертва без всяких валила меня в постель.
Хотя нет… но радовало, что неглупая баба. Взгляд ее скользнул по белой стене. Фу, элементарная жертвенная логика – она не хотела, чтобы я причинял ей боль! Всякими инструментами…
-Ты чего это делаешь? Ну-ка накинь на себя! Одевай, одевай! Как вообще посмела без всяких приказов? Одевай, ****ь, говорю!
Наконец она тонкими пальцами застегнула на себе сорочку, но не легла, а стала ждать моих приказаний… Я медленно потянулся к ней и поцеловал прямо в губы, так, на прощание. Совсем не ожидал ответного поцелуя. Я еле отклеился от губ Линды и, тяжело дыша, надавил ей на живот.
Девочка послушно улеглась обратно на кушетку.
-А ну лежать! У меня, между прочим, девушка есть! Так что извини, не могу я малолетних извращать. Будь моя воля – так я бы освободил тебя отсюда, - убрав руки с ее бедер и отодвинувшись подальше, я приложил палец к губам. – Никому ни слова, ясно?
Она утвердительно закивала головой, не забывая строить мне глазки и ладонью гладить по краю кушетки.
-И я не хочу причинять тебе боли. Тоже, надеюсь, ясно? Я не извращенец какой-то, а вполне нормальный… человек.
-Я тебя всецело понимаю, Макс, - отозвалась Линда. – Но без этого никак нельзя, учеников наказывают за бездействие… и их жертв тоже. Так устроена наша жизнь.
Вы бы удивились, каким будничным тоном она мен это, словно необразованному недорослю, объясняла.
В целях упрощения этого безобразия скажу, что поборовшись с собой, прикоснулся к стене, взял в раздвинувшейся полочке металлические щипцы. Можно гадать, что я с ней такого сделал, но Линда стонала от возбуждения, от моих садистских прикосновений щипцами.
Когда все это закончилось, я помахал жертве на прощание и остановился, дабы узреть свое вспотевшее отражение в стекле. Ну и парилка! Дыхание сводилось к минимуму. Переведя дух, я кинулся в объятия Эйвелин, которая «никакой» стояла у входа в другую камеру.
-Ты как? – Спросил я ее.
Она мне улыбнулась.
-Свыкнемся.
Ой, как не хотелось ей верить… и, главное, не зря не верил.
Экскурсия продолжалась.
По пути к лаборатории мы шли сопровождением мисс Шалы. Крылатый все не объявлялся, то ли в лабораторию быстрее нас свалил, то ли непонятно еще куда упылил. Мисс Шала не проронила ни слова, однако угрюмости и присутствия всякой мысли на ее лице не было обнаружено. У входа в лабораторию она покинула нас. Развернулась на острых белых каблучках и со счастливой улыбкой, извещающей о скоротечной кончине ее миссии, утопала на свое рабочее место. Огромная бронированная дверь до этого с лязгом разъехалась, открыв просторную лестницу, ведущую на несколько метров вниз.
У лестницы нас ждал новый гид. Старый и новый одновременно. Натянутые на нос очки уже выдавали в нем Артера Кирсаныча. По отдельным пунктам можно сказать,, что он немного посвежел: живой огонек в его глазах свидетельствовал о том, что техника и проводимые эксперименты не стоят на месте. Однако серая форма на нем выглядела довольно уныло, ею только полы вытирать.
-Как вы, максим и Эйвелин, видите, это наша лаборатория Элизиума. Она немного отличается от людской, но технология и ресурсы используются все те же. Вы же видели по пути сюда созданное нами за многие годы оружие.
Реплики этого заумника мы подтвердили одним кивком. Эйвелин до сих пор не особо отошла от игр с людишками. Ну и со мной тоже… Так что я отвел ей время для морального отдыха, а функцию заинтересованного ботаника взял на себя.
-Я лично против средств массового уничтожения, есть и другие способы убивать, вас этому учат. Но где мы находимся? Это Америка, погрязшая в последствиях ядерной войны! Все не так плохо, как кажется. Наш союз доминирует, люди менее организованно дают отпор. Одно дело пугает – колдуны и второе – развалины.
-Да, нам рассказывал о сей ситуации один здоровый вампирчик, - вставил я.
-И потому в наш обиход входят теперь некоторые очень полезные вещи, не максимально, но хоть как-то помогающие нам в борьбе с этими тварями. Грэг! Двигай сюда с децепторами и антидаркнесом! – Крикнул он в сторону другой металлической двери. Створки ее послушно раздвинулись и в лабораторию вошел тоже знакомый уже мне мужик, тот, чью рожу я в списке знакомых увидел первой. В руках он нес две герметичные упаковочки типа полиэтилена; сама упаковка принимала разную форму и маловероятно, что туда вместили что-либо впечатлительное. По размерам, по крайней мере.
-Отдай нашим новичкам по одному экземпляру и объясни, как они работают, - Кирсаныч обошел нас и нажатием настенной кнопки открыл дверь, ведущую к месту кульминации маньячества и складов бронебойной техники, о которой я говорил несколько выше. – А мне необходимо переговорить с мисс Шалой. Не скучайте!
Дверь за ним с треском задвинулась. Наступила неловкая пауза, во время которой мужик распаковывал причудливые на вид пакеты. В самой лаборатории не было ничего примечательного: ни колб с мензурками шипущих, ничего такого, чего отличало бв комнату от заброшенного подвала. Прям бомжатник какой-то, который после некоторого запустения не свыкся с живой органикой, организмы здесь селились, как в радиоактивной комнатке.
-Итак, познакомлю вас с децепторами, - лаборант Грэг извлек из пакета еще две малюсеньких пакетика и, прежде чем раскрыть их, надел на руки стерильные перчатки. –Вот вам по экземплярчику в уши. Так они надежнее попадут в мозг и помогут не пропасть на территории поверхности. Держите, суйте в уши.
Он с отрешенным лицом протянул нам по объемистому зеленообразному слизняку. В руке слизняк вертелся, извивался в стороны, хотя не имел никаких отверстий или каких-либо органов, зато прикольно светился зеленоватым свечением и походил на превращенный в пудинг салат, не смирившийся со своей участью.
Однако пудинг, видимо, не совсем хотел жить и буквально плыл на своей слизи к моему уху, потому я мигом отправил его на станцию в мозг. В этот момент в голове так резко кольнуло, что я на некоторое мгновение потерял способность что-либо видеть. В глазах рябил один первозданный свет, который затем сменился моим обыкновенным зрением.
-Чем нам поможет эта штуковина? – Не поняла Эйвелин, как, впрочем, и сам я.
-В минуты опасности она сама вам подскажет, - сказал Грэг. – Когда появится опасность, что лучше предпринять, чего не рекомендуется делать. Антидакнес усиливает действие децепторов, вживленных в ваш мозг. Обычные люди не смогут увидеть в вас при желании ни убийц, ни присутствия духов вампира и вурдалака. Для каннибалов ночь станет сравнимой с днем, солнечные лучи не будут причинять вреда глазам, для тебя, Эйвелин, присутствие под Солнцем сведется на минимум мучений.
Из очередного пакетика лаборант извлек черную твердую массу, легко помещавшуюся в его ладонях, по одному экземпляру на каждого. Обе массы кляксой размылись по всей правой руке второй абсолютно черной кожей и, прикоснувшись к девушке и ко мне, передались той же формой на наши руки.
И надо же: темные тени от рассеянного света тут же почти полностью померкли, рука вновь сделалась прежнего цвета. Вот так антидаркнес! Посмотрим на деле. Что он вместе с децептором такого умеет.
Лаборант Грэг, видимо, показал нам все, что хотел и пожелал удачной вылазки. Оказывается, многие взрослые намного реже детей посещали в своей жизни поверхность, особенно те, кто выбрал себе рутинную работу. Так что нам офигительно повезло, жаль только что в первый раз идем на такую вылазку в столь уже недетском возрасте. Хотя сколько мне лет? Черт знает…
За дверями лаборатории, протирая очки, дожидался нас Кирсаныч.
-Уже готовы? Идемте быстрее, всех наверняка успели вывести на поверхность. Время для вылазки отводится только до вечера, - говорил нам он, а мы все спускались на самый нижний уровень. – Вместе с закатом ученики автоматически импортируются ко входу в город, это заложено в программу децепторов. И не спрашивайте, - одернул он, видя, как приоткрываются наши рты. – Телепорт до сих пор не создан, поэтому обойдетесь своими двумя ногами. И еще совет: в любой момент опасности не дрейфьте! Развалины в первую очередь питаются нашим страхом, у них уже вошел в привычку элемент внезапности – эти гадкие духи могут предстать перед вами в любом обличии. И не сомневайтесь: абсолютно в любом, у них на это хватает воображения, уж поверьте мне, прошедшему всю школьную подготовку!
Я пожал плечами, почему бы и не поверить, такой серьезный… э-э-э… человек не стал бы попусту врать. Да и врать я в последнее время как то разучился.
Ну ладно, продолжаю свой самый правдивый в мире рассказ, написанный в период полного помутнения. Сознание в ступоре, когда пробуешь припомнить что-либо из своего прошлого. Эйвелин плетется бок о бок со мной с выражением неживой марионетки на лице, будто ниточки кто-то дергает, чревовещатель какой-нибудь, а она в унисон выполняет все обязательные действия.
В катакомбах я, признаться, откровенно зевал. Эйвелин с Кирсанычем с любопытством оборачивались и замедляли шаг. Но ничего с собой не поделаешь! Как говорится, против собственного организма не попрешь, если ты не дурак со всякими склонностями.
Через некоторое время, не знаю сколько в действительности его прошло, мы уперлись в твердую стену. Камень…
-Куда теперь? – Спросила Эйвелин, не видя никаких к свободе лазеек.
Я сказал бы ей, что к свободе есть много путей, но отчего-то промолчал. Видимо, не время и не место.
Кирсаныч был похож на самого обыкновенного человека с худощавым на скелете телосложением, с покатым лбом поверх мозгов и маленькими крысиными глазками за очками на маленьком носу, однако довольно свежее воспоминание о первой встрече заставляло оставаться рядом с ним настороже.
Короче, первый день, я так до сих пор окончательно и не поверил, что я останусь с этими существами в дружеских отношениях. Навсегда. Предвечерние события должны были развеять эти мои предательские сомнения, только в обратную сторону.
Кирсаныч нашарил в стене скрытый для наших глаз механизм, все оказалось до тупости просто. За стеной в огромном едва освещенном зале нас ждали новые одноклассники в сопровождении двух знакомых огромных вампиров и мисс Шалы, которая через секунду чуть ли не кинулась на каблучках нам на шею.
-О! вот и последние!
Толпа заликовала. Если в нас хотя бы маленько жил страх, то эти зверюги точно с цепи бы сорвались разорвать всех в новом мире в клочья.
Острые каблуки мисс Шалы оказались в опасном расстоянии от моих кроссовок.
-Как обычно, Артер. Наставления мы всем дали, осталось выпустить детишек поиграть на свежий воздух. Ты не против?
Очкарик, сцепивший ладонями длинные руки за спиной, а не на груди, кивнул ей и подал знак громилам.
Те поспешили раздвинуть металлические створки. Свет резанул им глаза, вампиры с криком ненависти отшатнулись.
-Выходим по одному, сливаемся в толпе. В городе до заката просьба не ходить. Попадетесь к развалинам или колдунам – есть шанс эту жизнь не прожить. И главное – откликайтесь на крики новичков, они ведь в первый раз встретятся с этим миром.
И вот, после последних слов мисс Шалы учеников стали выпускать из зала. В образованную щель бил яркий свет. Я был рад наконец вновь увидеть этот божественно радующий свет. Мои соплеменники, каннибалы, тоже вздыхали, глядя прямо в просвет.
-Тебе страшно? – Прошептал я Эйвелин в ухо, касаясь ее своим теплым дыханием.
-С чего ты взял? – С явным волнением переспросила она. – Да я всех этих уродов на землю положу да в придачу закопаю!
-Да, твоему оптимизму и эрудиции можно только позавидовать.
-Слушай, завидуй молча. У меня и так нервы бренчат по всем венам. Не мог бы ты отодвинуться от меня хотя бы на один фут?
Мы стояли в хвосте толпы, которая ежесекундно редела. То, что мы посчитали за солнечный свет, оказалось мощным световым модулятором, отпугивающим всякую нечисть вроде нас в самых темных уголочках. Модулятор висел над потолком коридора и плескал во все стороны потоком яркого солнечного света.
Я с Эйвелин разочарованно переглянулся. Путей было два – направо и налево, все разбредались кто куда. Один хрен, карты ни у кого не было, одно звериное, дьявольское чутье, усиленное децептором и антидаркнесом.
Мне было неприятно выходить из зала вместе с Эйвелин самым последним. Летучеподобные вампиры, добрый друг Кирсаныч, которому я запамятовал отомстить, в чем даже клялся, и мисс Шала остались позади.
По согласованному решению мы свернули влево, разницы особой не было, вероятно, оба входа приведут в одно и то же место. Чем дальше удалялись наши шаги, тем мрачнее становился неосвещенный коридор без светового модулятора.
Коридор становился узким и сворачивался кругом в обратную сторону, с противоположной мы выходили на свободу.
Идти было легко. Пропустив Эйвелин вперед, я наблюдал за движением ее ягодиц. Вскоре коридор закончился, пришлось спрыгнуть в какое-то углубление. Впереди замаячила ржавая металлическая дверь, слегка приоткрытая нашими предшественниками.
Я прислонился к ней ухом, слегка выглядывая в щель, мимо проходили два человека, мужчина и женщина, за ними еще и еще. Многие шли по направлению, ведущему в более оживленные места, коридор освещался теми же световыми модуляторами, только меньшей мощности, висевшими через каждые шесть-семь метров над головами прохожих.
Вот мы слились с окружающими нас людьми, осторожно выбравшись в коридор и как ни в чем не бывало зашагав за рослым мужчиной в джинсовке черного цвета с рукавами в крапинку. На стенах красовались всякие надписи, в основном рекламного характера, объявления всякие, а встречались и советы всяким неудачникам, типа повстречавшимся с нами, и приказы с огромным числом номеров за определенные дни.
Один из приказов гласил: «Приказ № 5002610007869 нью-йоркского муниципалитета человеческому сообществу. Строго запрещается пользоваться путями, помеченными уровнем C и имеющими наиболее яркое освещение и встроенные в проходы ловушки. В случае пропажи жилец остальных уровней обязуется обратиться к любым категориям колдунов с целью обнаружения пропавшего без вести и нахождения пролазного пути жителей темного подземного города. В случае неповиновения и разглашения информации следует испытание духовности. С уважением, глава Рэй Джолстин. 11 ноября 2154 года». И подпись в самом низу, очень длинная и впечатляющая. Такая тарабанщина и у художников писалась бы на втором дыхании.
За поворотом стало оживленнее. Этот сектор напоминал рынок моего времени, с индивидуальными лавками для отдельного продавца. Эти люди продавали и съестное, и еще живое, но пригодное в пищу. Некоторые припасали для потребителей какие-то дымящиеся микстуры, без всяких ценников и этикеток. С другой стороны продавали одежду, ремонтное оборудование и кое-где всякие ненужные безделушки. Все-таки и в это время людишки без этого жить не смогли.
Внезапно Эйвелин резко остановилась. Оглянувшись по сторонам, она потащила меня к остекленной лавке, где продавались газеты со свежей информацией, где и выложила все свои мысли.
-Слушай, думаю, сейчас нам нужно разделиться.
Приметив мое грустное выражение, девушка не дала мне ответить.
-Мне необходимо побыть одной, тебе, думаю, тоже. Не влезай в неприятности. Встретимся здесь же перед закатом.
И так и не дав мне что-либо вякнуть, она развернулась ко мне спиной. Я смотрел ей вслед, пока не пришел в себя и не заметил на одной газете крупными буквами заголовок: «Акции по обезвреживанию и уничтожению жителей подземелья начинаются СЕГОДНЯ. Читайте подробнее на стр. 2».
Ого! Нас что, по крупному уничтожать собираются? И об этом никто не знает?
Не спрашивая себя, как они собираются это делать, я обратился к продавцу, женщине средних лет в полосатой футболке, прикрывающей ее свисающую грудь, глазки карие, волосы уложены в две коротенькие косички, а в середине пробор, с требованием посмотреть на свежий выпуск газеты, которая называлась банально «Нью-Йорк Таймс». Меня чуть не разобрал смех – и какие идиоты могли вывешивать столь ценную информацию у всех на виду, зная, что враги могут бродить поблизости.
Однако от женщины я получил грубый отказ в форме чисто женского вскрика с репликой: «Вот он! Ловите его, гада!»
В момент меня ввело в ступор. Все мигом позабыли о своих делах в радиусе десяти метров и обернулись к нам. В голове что-то неприятно зашуршало, кольнуло вскользь. И я побежал… обгонял всё те же крики: «Лови его!» Но что-то мешало и сбивало с толку, внимание мое рассредоточилось, и глазами я нашарил невидимую голубую нить, тянущуюся от меня сзади.
Колдун! Вот кто меня засек. Возможно, эта женщина и была колдуньей, поэтому близкий контакт заставил ее всполошить всю округу. Но вот чего не понимаю – зачем так душераздирающе надо было кричать?
-С дороги!
В сторону отлетела девочка, преграждавшая мне путь, я словно значительно прибавил скорость и со скоростью ветра впечатался в створки гудящего умеренно лифта. Створки бесшумно открылись и выпустили десяток спешащих зачем-то и идущих куда-то людей, остались лишь пара мужчин и молодая девушка, конечно же, намного старше меня на столько-то лет.
-Можно? – спросил я, силясь унять в себе дрожь.
-Заходи, чего стоишь, - проворчал мужик в блестящем деловом костюме поверх белой рубашки, протирая обеими руками себя под мышками.
Чего ещё можно было ожидать? Я молча прошёл в лифт и встал рядом с ними. Девушка посматривала на меня, приятно улыбаясь, как на бегемота, пользующегося человеческой техникой, не скрывая своего нездорового любопытства, впрочем, как и те двое мужчин, что стояли почти вплотную ко мне.
Я сразу решил отойти от них на пару шагов, не знаю, пространства в лифте хватало. Эти чудаки держались в кучке, надеясь встретить свою смерть в дружеских тёплых объятиях друг друга. Во мне они видели подозрительного чужака, которого вообще в первый раз видели, настороженного и не знающего о них практически ничего. Второй мужик был ожжет неброско: лёгкие кеды, широкие брюки и заправленная в них экзотического цвета рубашка. Мужик тоже производил экзотическое впечатление – его макушка упиралась в потолок, он смотрел на нас сверху вниз, как на Землю в иллюминаторе. Карлики не отказывались поглазеть на него, порой их взгляды встречались.
Никто не произнёс ни слова. Внутри меня взбешённые чувства начинали гореть, глазки незнакомцев сверлили во мне буром огромное количество дырок и, наверно, просверлили целое ущелье.
Нет, думал я, это никогда не кончится. Всеми силами я пытался не привлекать к себе излишнее внимание, получалось наоборот. Что мне теперь, обниматься с ними?
Наконец двери лифта разъехались, и я оказался в хорошо обработанном коридоре с гладкими розоватыми слегка стенами. В подробности проектировки этого этажа я не вникал. Себе дороже. Конец коридора разветвлялся. Впереди… застеклённая тёмным розовым стеклом галерея, тянувшаяся в обе стороны, открывала вид на развалины города. Через дорогу стояли высокие небоскрёбы плотной кучкой, с крышами у самых облаков. В серединке некоторых зданий я увидел широкие дыры, кое-где не хватало всего лишь части нескольких этажей, многие окна были разбиты, попросту выбиты внутрь или наружу.
Абсолютно все строения кроме застеклённого розовым стеклом стояли пустые, безжизненные. Руины моего отечества, земли, некогда строившие на себе государства с миллионами и миллиардами человек, превратились из-за человеческой самоуверенности в никому не нужные руины.
-Не думал, что в такое может превратиться мой мир. Нечисть в подземном городе живёт, люди волокут жалкое существование в развалинах некогда многомиллионного мегаполиса. Это неправильное будущее, такого не должно быть!
Да, мир несправедлив и безосновательно жесток по отношению к человеческим существам, в равной мере как эти существа несправедливы друг к другу. И люди часто возмущаются, почему же мир несправедлив – лучше бы изменили его, а потом возмущались, дел и рук творений, похоже, они не признают.
Самым искушённым чувством, распространённым желанием от меня перекочевала к человеку излишняя самоуверенность, которая всегда и во всём является естественным пороком, предвестником апокалипсиса для всего человечества, и я на всю катушку использовал его против тех же наивных до безобразия смертных.
Сети высокомерия, тщеславия и той самой самоуверенности оплетали собой всю Европу, где я вынужден был иногда показываться в облике смертного. Во дворце Наполеона стояла непроницаемая тишина. Стуча каблуками по паркету, я в недоумении озирался в поисках прислуги и, естественно, самого великого маленького корсиканца-императора, как пить дать страдающего комплексом неполноценности.
Это был не первый мой визит в его обитель (а дело было в тысяча восемьсот десятом году); дворец Фонтебло, дворец эпохи ренессанса, стоявший недалеко от городка Фонтебло, во французском департаменте Сены и Марны. Стены этого маленького под стать заправлявшему здесь коротышке, дворца были расписаны фресками, обиты гобеленами тонкой работы, полы устланы коврами, мебель вокруг меня – вся из бархата из шёлка, переливается павлиньими красками. Короче, полный отстой, никакого вкуса, тем более, насколько я знаю, дворец обклеивался второпях, так, на скорую руку Наполеон въезжал в свою новую резиденцию и сделал из неё свой дом.
Тронный зал в отличии от самого маленького синего трона, с большой подушкой для подставки ног, не пустовал. По периметру были поставлены столы, на столе, то есть в тарелках, сопело во все дырочки окружение Бонапарта. Корсиканца необходимо было отрезвить и наставить на путь истинный, считал я. Сначала найти. Чьи-то подозрительные кожаные ботфорты из чёрной лакированной кожи на шёлковой подкладке торчали из-под стола ближе всех к маленькому трону. Рядом постанывала от дикого похмелья голая женщина, вероятно, его фаворитка. Вот мелкий развратник!
Самое время продолжать мою маленькую акцию по раскручиванию мыслей в голове коротышки. Не забыть закодировать этого гада от баб и выпивки, а не то весь план, нафиг, просрёт!
-А ну, гады, подъём! Пожар! Сгорим все, к чёрту!
Голос моей сирены наконец пробудил нейроны в голове императора, стукнув того башкой о верх стола. Из великого корсиканца посыпались такие искренние изречения, что я невольно съёжился (всё-таки говорил, козёл, обо мне!); он пощупал зад полусонной фрейлины и вытянулся из-под стола метра этак на полтора. Помятая шляпа, скромненько украшенная круглой трёхцветной кокардой с чёрным конским волосом, водрузилась трясущимися руками на стриженный его котелок.
Едва не сунув парадную шпагу с рукоятью из слоновой кости мимо кожаных штанин из позолоченной латуни, прямо межу ног! – сплюнул, и, краснея, поглядел на нарушителя идиллии, стоявшей в перегарной тишине и спокойствии.
-Чё припёрся? Никто не звал! – И откупорил заначку – бутылку бургундского, присосался.
Прошла минута. У меня поползла вверх бровь. Бутылка треснулась о чью-то голову, торчащую лицом вниз из-под того же стола, вино дотекло до императорских ног, при первом же шаге заставив того поскользнуться.
Благоверного я подхватил у самого пола, изловчившись до нечеловеческой скорости, спокойно усадил бесёнка в парадном мундире из тонкого тёмно-зелёного сукна высшего качества за стол, и зашептал на ухо Наполеона многообещающие идеи захвата всего мира и господства над ним, а самое главное – советы для преклонения перед ним ненавистной мне России… операция началась!
Глава 4
Опасное желание
Я медленно подошёл к розовому стеклу, взглянул на мир, ныне – руины моего отечества, розовыми глазами. Не город, а какое-то ****ство. Людей за пределами здания, где я в тот момент находился, словно забивали в стада по несколько голов и отделяли на отдельные пастбища. В основном кучковалась молодёжь, грелась на тёплом солнышке. Двое стояли на стрёме, огораживая девушек, лежавших на траве, у обочины, потрескавшейся до глубоких трещин дороги, и вертели головы по сторонам.
Взгляд одного из них споткнулся об меня и удивлённо захлопал глазами. Всё ясно, мы новенькие, вычислять нас не трудно, и сегодня «акция по обезвреживанию и уничтожению жителей подземелья» особенно вдохновляла на подвиги среди простых смертных.
Стеклянная дверь отъехала от греха подальше в сторону, понимая, что иначе б разбил, открывая мне мир моего будущего, который только и ждал, когда я там покуралесю. Потирая от предвкушения потехи руки, я не спеша двинулся в сторону дороги, насвистывая какую-то мелодию, к той самой молодёжи.
Представьте моё удивление, когда я увидел ЭТО. И как такое могло сохраниться? Ума не приложу. Короче, слегка обалдев, я рассматривал чудо природы на четырёх гигантских шипастых колёсах, яркий малиновый джип, какой я когда-то где-то видел, называемый бигфутом, гигант американской сборки. Ярко-малиновый кузов от какого-то внедорожника был прикреплён через чёрную подвеску к огромным четырём колёсам с сельхоз техники, с которых перед сборкой сняли лишний слой резины.
Сквозь рёв мотора были слышны едва различимые обрывки фраз разговора двух парней, стороживших не хуже дворовых псов женский покой и самих трёх девушек лет от двадцати до двадцати пяти в ярких цветастых комбинезонах.
-Ты куда свои очки, Дэв, …, дел? – Это была, судя по фигуре, самая высокая и симпатичная девушка среди них.
-На пенсию ушли, захочешь найти, гуляй к свалке…
-Кто читал сегодняшнюю газету?
-Ну, я читал, - разговор проходил лениво, все буквально впились в меня, не пропуская ни одного моего бодрого шага. За поясом холодел нож, именно поэтому я был уверен в хорошем развитии событий этим вечером. – Тока я мало шо помню. На этом солнцепёке знаешь как башка болит?
-Не один ты такой, - ответил второй паренёк. – Вспоминай, чё там было. И выключи свой Narural High, Шевролет сраный!
Ёжась от жаркого солнца, паренёк двинулся к бигфуту, не забывая, не разжимая кулаки, оглядываться на меня. Сколько у меня есть времени, прежде чем олухи поймут, что я мог ускользнуть на поверхность, к руинам города? Холодевший живот нож, даренный мне огромным вампиром, постоянно напоминал о себе.
Насколько я мог судить по солнцу, до заката оставалось менее двух часов. Акция могла начаться в любой момент, тогда моим собратьям не поздоровится. И тут до меня дошло – я своими действиями подтолкнул придурковатых людишек, навёл их на стремление нас уничтожить, и сейчас они шарят по всем коридорам, а когда там никого не найдут, подключив колдунов, всей массой двинут на поверхность.
-Всем привет. Как настроение? Отпадное? Отстойное? – Мысленно я отрабатывал план как уничтожить всех пятерых без лишнего шума и быстро, как я за свою короткую жизнь ещё ни разу не убивал. Для этого необходимо дождаться владельца бигфута. Время всё стерпит. – Какой прикольный джип, я прям тащусь от умиления! Горючее хоть в нём порулить чтоб есть?
-А ты, собственно, кто такой? – Спросила одна из девушек, в голубом комбинезоне, который в скором времени должен будет испачкаться чуток красными пятнами. – Я тебя в первый раз вижу.
-О, мир огромен, - я выдал многозначительную паузу, дожидаясь второго паренька. – Я сам в шоке, что первый раз вас вижу. А ведь ещё этим утром я ни о чём таком не думал. Парень, так что там в газетах писали? Я мимо косков проходил, одно название видел и всё.
Когда владелец бигфута поравнялся с дружком, я едва сдержал дикий порыв проснувшегося во мне голодного зверя, отвлёкшись на джип. Солнечные блики, игравшие на нём, здорово резали зрение, успокаивая разбушевавшегося монстра.
-Тебе то что? Кранты всем уродам с подземелья! Давненько их надо было прижать. Все проходы вниз запечатаны, а колдуны в составе не менее двух сотен рож уже ведут поиски убийц этих.
Вы не поверите, я растерялся. Секунды неумолимо текли, песочные часы чьих-то жизней через каждое мгновение постепенно пустели.
-И ты никуда не денешься, - медленно проговорил парень, доставая сзади револьвер и целя в меня. – Маньяк хре…
Не успел он договорить последнее слово, как моя нога взлетела вверх и выбила револьвер из его рук, который отлетел далеко в сторону, и со второго пинка в подбородок отправила в минутное забытье. В течение трех секунд у меня осталось четыре предпочтительно невооружённых противника.
Выдернув из груди второго нож, я бросился к вскочившим и готовым открыть рот девушкам. А в мыслях только: «Блин, только б не завизжали, только б не завизжали, дуры!» И, готовый резать всех, приблизился к ним ещё ближе, на расстояние удара.
Этот день продолжал удивлять. Белесый дымок прорвался из дыхательных путей всех трёх девушек. Как по команде они схватились каждая за своё горло, не в силах что-либо закричать или сдвинуться с места, рухнули как покошенные там же, где стояли, на траву, где не так давно лежали.
-Чтоб их! Чёрт! Даже обидно!
Кадыки их обнажились, лишившись кожи, будто накалились изнутри, как очаг кузнеца, слегка дымясь. Довольно-таки страшная и непонятная смерть. Однако расстраиваться рано, вся веселуха впереди!
Нож вытерт, джип на подходе. Моих наверняка ищут, все на взводе. Взлетев в кабину Шевролет, я повернул ключи зажигания, надавил на газ и заорал благим матом. Бигфут не ехал, бигфут летел на крыльях сельхоз колёс мимо разбитых витрин, бывших когда-то целой сетью магазинов. Но это на первых этажах, сами небоскрёбы по-моему тянулись к небу этажей на сорок и больше. Именно туда я и рванул, цепляя колёсами и сохранившиеся каркасы от дверей, пустых, разбитых витрин, открывающих мрак неразведанных лабиринтов.
По спине бегали мурашки от одних только напоминаний о развалинах, нематериальных существ, принимающих какой им вздумается облик на радость заикающихся путников. Слава децепторам, я прекрасно чувствовал, куда свою задницу совать не следовало, а потому резко остановился на очередном повороте.
Здесь дорога была похожа на молочную кашу из гранита, небольшой обломок столба торчал в паре метрах от поворота, словно забетонированный придурок вопит о помощи прямо из асфальта.
И тут по улице прокатился до того страшный ультразвуковой звон, что мне в миг стало плохо: перед глазами всё поплыло, в голове образовался туман, точно туда ветром нагнало тяжёлые, испускающие грозные молнии тучи, из левой ноздри потекла кровь. Тело стало клонить назад и в бок, и я сам заметить не успел, как оказался распростёртым на смешанной пылью и камнями каше, а глаза бессмысленно глядели в голубое небо, ничего осмысленного там не замечающие. Разум, как назло, включил тормоза и едва, с грехом пополам, набирал обороты.
Надо мной склонилась девичья фигура, смутные очертания складывали перед взором аппетитные формы, я облизнул пересохшие губы.
-Эйвелин? Странно, я не ожидал тебя увидеть среди этих развалин…
Её лицо закрывала тень. Улыбнувшись, девушка помогла мне подняться на ноги и медленно отряхнула всего, с головы до ног, ну прям как чья-то измученная заботой и нежностью мать.
-Я то же самое хотела у тебя спросить, Макс, что ты тут делаешь? Находиться в этой части города ой как небезопасно, прямо до смерти…
На востоке плавно уходило вниз подёрнутое дымкой облаков солнце. Дышалось легко, проплывающие мимо свалки бесформенной кучей громоздились километровой цепочкой вплоть до окраины города, и не мешали опьяняющей свободе затуманивать мозги. И повсюду перед взором вырастали воронки, разбивающие дорогу на холмы, десятки каменных склонов. И не только здесь были видны следы многочисленных взрывов: в кусках искорёженного металла и кое-где в зданиях, если присмотреться, различались рисунки от оставшихся там оспин. Давняя, безжалостная война, то, что раньше называлось техникой, - навевало грустные мысли, и я ещё больше надавил на газ, лишь бы поднять себе планку настроения.
До заката оставалось где-то около часа, нужно было поворачивать назад, к тому же волнение добавило количества топлива, приближающееся к нулю. Когда бигфут резко остановился, нас едва не перевернуло. Лобовое стекло резко ударило лоб, в глазах загорелись горячие, такие уже близкие, звёзды. Я тихонько сполз с приборной панели на водительское сидение.
Всё, приехали. Эйвелин убрала спутанные волосы со лба и смерила меня долгим, пронизывающим до дрожи костей взглядом настоящего монстра.
-Ты в порядке, Макс?
Приоткрыв один глаз, я посмотрел на неё, перед глазами всё ещё стоял яркий свет далёких звёзд. Звёзд, которых я никогда не увижу. Ну не биться же головой о стену раджи жалкой россыпи этих самых звёзд?!
-Кажется, да. Только щас в себя приду, о`к? забыл тебя предупредить, заранее извини: на нас сейчас ведётся охота, так что побыстрее необходимо покинуть поверхность и возвращаться в наш подземный город.
-У-у-у, зануда! – Девушка со злости ударила перед собой в окно, которое, пискнув звоном, рассыпалась осколками как наружу, так и ей на колени. – ты не видишь, что до заката ещё далеко? – Её палец указывал в небо, но тут, я не до конца поверил, она успокоилась. – Думаю, ты прав, пора сваливать отсюда, пока ничего серьёзного не случилось.
Неуверенно пожав плечами, я снова завёл мотор бигфута, эхо которого яростным рёвом ударившегося башкой монстра ударило по ушам, резанув виски, прорвавшись сквозь сумерки беспокойной тиши знойного вечера поверхности. Осмотрелся по сторонам – не хватало ещё попасться на первой вылазке, особенно во время облавы, поэтому я решил поскорее бежать, прикрыв своей спиной Эйвелин.
Не успел я вылететь за поворот, как и тут пришлось поспешно давить на тормоза; гулкий звук известил, что кому-то не повезло и он оказался по джипом. И хорошо бы не всмятку, если это один из своих, особенно каннибалов.
Мысли оказались пророческими, чтоб их. Перед нами было двое моих новых знакомых: с испугом глядевшая на нас вверх Кэт помогала подняться едва стоявшему на ногах парнишке с азиатскими чертами лица в сером джемпере, которого я едва не задавил джипом, звали его вроде Хунсю. Китаец вроде, хотя чёрт его знает.
-Кэт? Прошу прощения… хорошо, что нет прав, а не то бы отобрали за то, что сбил косоглазого пешехода.
И ощутил на себе недовольный взгляд Хунсю, чьи когтистые руки упорно отряхивали с одежды придорожную пыль, хотя я не понял зачем, что с грязью, что без – видок он производил одинаковый. Я лишь многозначительно хмыкнул, воздержавшись от колких реплик в адрес неудачливого азиата.
-Не сильно ушиб?
На это было смешно смотреть: маленькие щёлочки его глаз стали едва различимы, азиат, набычившись, встал в один рост с бигфутомым колесом, держась от меня на расстоянии. Если бы рядом не присутствовали девушки, то мы, как два неуравновешенных, агрессивных, импульсивных самца давно бы загрызли друг друга.
-Из тебя неплохой вышел водитель, Макс, - подвела итог Кэт, сделав беглый осмотр паренька и сморщившись. – Ещё бы чуть-чуть, и лежать тебе, Хунсю, раздавленной лепёшкой под горячей резиной этого монстра. А так отделался одним кроличьим испугом, только перестань дрожать, мужик ты или нет?
У спутника куклы барби на лице застыло такое выражение лица, что мне стало досадно от того, почему же у меня с собой нет кирпича. Его в отличии от ножа бросить было бы не так жалко. И тут все мои члены пробрала внезапная леденящая дрожь, заставившая покрыться как ёж пупырышками, а волоски встать дыбом точно от обилия вокруг зависшего статического электричества, язык онемел, сердце сковал необъяснимый холод. Меня аж припечатало к сидению, когда в голове кольнул электрический разряд. «Децепторы! – мелькнула в голове первая паническая мысли. – Предупреждает об опасности!»
-Кэт, Хунсю! Бегите быстрей отсюда!
Нож мгновенно порхнул в нужную для манёвра руку и прошёл сквозь фальшивую Эйвелин. Я застыл от изумления, глядя, как острое лезвие проходит сквозь девушку, словно её там и не было, и резанул лишь один воздух. Только один миг мои глаза смотрели на это небывалое изумление, как в следующий миг я увидел перед собой фундамент строений и дорогу, тянущуюся к ним. Подо мной явно чувствовалась сорванная с бигфута дверь, и предположение, что меня буквально выбросили с джипа вместе с дверью, пришло в сознание только вместе с ясностью мысли.
Первое, что мне не понравилось после произошедшего, так это наступившая тишина. В этой части города не было ничего живого кроме местных троих каннибалов. Или одного? Я слегка приподнялся на локтях и огляделся. Ни призрачной Эйвелин, ни Кэт, ни ненавистного мне Хунсю не наблюдалось поблизости. Это настораживало. Каждым рецептором своего слуха я старался уловить хотя бы звук ломающихся костей, хрип или крик, мелодию смерти. И ничего не улавливал, двигатель бигфута был отключён, верный помощник-нож где-то затерялся. «Чёртова развалина, - сжимая кулаки, сокрушался я, всё ещё не решаясь встать. – Так легко купился!»
Вечерний ветер, проносясь мимо разрушенных небоскрёбов, ерошил мне волосы. Закат невозможно было увидеть и лазурные краски бездонного неба постепенно меркли, наполняясь серостью наплывающих с севера туч.
Полагая, что ничего опасного в окружении нет, я взглянул в кабину, довольно просторную на вид, ногами на огромном колесе, а руками сжимая кожаную обивку водительского сидения. И тотчас же почувствовал невероятный силы толчок. Вечернее небо мелькнуло на короткий миг, и наступило забытье.
Всё казалось полным бредом, сном. Картинки, проносившиеся перед глазами, оказались знакомыми, и лёгкое дежа-вю вскружило мне голову.
Воспоминания будоражили мою душу.
Вокруг необычная, неземная ночь, только взгляд мой направлен на привлекательную девушку моих лет в белой тенниске, облегающей округлую грудь, и в рваных по некой моде джинсах, оценивающе рассматривает свалившийся на голову подарок судьбы, злой рок нависает необъятным небосводом, где мы тонем во тьме ночи, погружаясь в грех и похоть.
Теперь я всё помню, ту зловещую ночь, переделавшую всё моё существо, я уже едва помню, каким был раньше, до того, как попал в лапы дьявола вместе с Эйвелин, тот вихрь событий, оставивший прошлое не просто воспоминанием, а некой сказкой, которой, возможно, и не было вовсе в моей жизни.
И горько усмехнулся. Пока что выжил, и следовало бы найти настоящую Эйвелин и открыть ей правду о нас двоих. Если не получится, можно ударить её головой о стену, может, тогда ей вспомнится.
База Вельзевула – кошмарный сон, и моё пребывание в будущем всего-навсего сон в этом сне, мне нужно попытаться проснуться. И тогда я открыл глаза.
-Проснулся?
С пробуждением меня. Бывало, просыпался и на полу и совсем не так, как уснул. И единожды с застрявшим криком в горле от кошмарной ночи после того, что пережил в последнее время. Но сейчас я оказался лежащим на полуопущенном кресле с длинной спинкой, кожаные ремни опоясывали грудь, руки и ноги и не давали двигаться, оставляя свободной голову.
-Извини, что так настойчив. Но после контакта с нежелательным тебя следует досконально проверить нашей аппаратурой, - голос Кирсаныча неприятным ржавым железом резал слух, меня как будто окружала вата, всё вокруг казалось неустойчивым. – Но, к счастью для тебя, я уже закончил, - он медленно освободил меня, расстегивая лямку за лямкой, бормоча что-то непонятное себе под нос, видно было, ему что-то не понравилось. Мысли его где-то витали, а тонкие пальцы кучерявого очкарика механически действовали отдельно от его мозга. На Артере был ослепляющий зрение белый халат, ладони оттягивала кожа полупрозрачных перчаток, в одной руке он держал тонкое острое лезвие хирурга, в другой сжимал пинцет.
-Операция, - как только в голову стукнуло, выдохнул я. Вот идиот, там же наших как тараканов давят!
-Я закончил, - пробормотал он, не сводя с меня настороженных глаз. – Можешь не волноваться о своём состоянии, я оцениваю его крайне как удовлетворительное. Ещё вопросы?
Я глубоко вздохнул и выдал ему всё, что со мной случилось. А может, всего лишь то, что сумел вспомнить, умолчав об одном открытии. Ко мне вернулась память, и интуиция подсказывала, сейчас следует об этом молчать.
-Ты будешь удивлён, но мы осведомлены об этом. Плох тот из детей дьявола, кто не сможет постоять за себя в стычке со смертными, - прозвучало это как угроза и опасно было спорить с ним, уж я то не забыл, сколь он ловок и силён, этот очкарик. Печёнкой чувствовал, спорить опасно, и нежелательное намерение, слова, готовые ворваться с языка, следует отсечь. – Кто тебя так, ты помнишь, Макс?
В голове царил густой туман, но он не был таким сплошным, как того хотелось бы, и воспоминания волнами не энергичного прилива, отчего в мозгу становилось не ясно, но едва разборчиво и размыто, а настоящим цунами, импульсными скачками прокатившимися по нервным окончаниям обеих полушарий. Тело непроизвольно вздрогнуло, чего цепкий взгляд из-под очков собеседника не мог не заметить.
-Ты просканировал меня? – Я вперил хищный взгляд в моего предполагаемого союзника. Но кому сейчас можно верить? Только самому себе, причём если новообретённая память была настоящей, о чём думать совсем не хотелось. Вот бы удивилась Эйвелин такой паранойе! А кстати, где она? Что ты со мной сделал, у меня болит живот? Не припомню, чтобы за всю мою чёртову человеческую жизнь боль была такой… непонятной.
В ответ Артер пожал плечами и помог мне встать на ноги. Вся лаборатория была оборудована неизвестной аппаратурой, которую я не видел даже во время пребывания на Базе Вельзевула, нашего покровителя с той самой ночи. Экраны были тонкие, считай в дюйм, и показывали ни буквы, ни цифры, я даже не сумел понять, что же они показывали. Бесчисленные картинки сменялись достаточно быстро, чтобы мой мозг не успел ничего проанализировать и понять хоть что-нибудь. В основном, рисунки походили на странные и сложные схемы и чертежи, и среди них непонятные символы выискивать очень сложно, к тому же экраны мерцали, и тоже странно, по-своему. До этого момента я и на экскурсии ничего подобного не видел, выходит, это серьёзная лаборатория, и до своего пробуждения я мог быть даже с дыркой в груди, и счастье, что я не знаю, что же со мной сделали и развалины, и этот самоуверенный очкарик.
Тело послушно, и на том спасибо. Я облегчённо вздохнул, не переставая оглядываться. Дальнюю стену, большую её половину занимали бронированные двустворчатые двери.
-Что теперь?
Мой вопрос не смутил парня, неприятная ухмылка рассекла его лицо от края до края уха.
-Иди за мной.
Я с удовольствием прошёл в бронированные двери, миновав стоявшего по стойке смирно гиганта-вампира, даже не удостоившего нас голодного взгляда, и пересёк целый лабиринт узких коридоров, лестниц и лифтов, будто очкарик хотел вывести из меня чувство ориентации напрочь, в чём этот самодовольный кудрявый гад, разумеется, преуспел. Наконец мы оказались в здании из стеклопакета, прямо напротив конусообразной башни, оплота главы подземелья, директора злосчастной корпорации, сверкающее стальное навершие едва не пробивало отполированный до блеска свод пещеры, именуемой городом, и слабо электризовалось в свете торчавших друг против друга зажимов потрескивающего генератора, чей якорь вращался со сверхзвуковой скоростью, так что обмотка якоря становилась абсолютно невидимой.
Все мы и всё вокруг отражалось в зеркальных треугольниках, кое-где приоткрытые и выступающие в роли окон, с виду металлического стекла, если не прочнее, из слова палладия с небольшим количеством серебра и примесью других металлоидов.
Неуютно поёжишись от неприятных мыслей того, что там могло ожидать, я нахмурился, всё внимание и средоточие обратилось на лучившегося уверенностью и самодовольством Кирсаныча.
Мигнуло перед глазами, точно оборвалось освещение вокруг, и реальность резко переменилась. Безмолвие. Веет могильным холодом, смрад, стоящий в воздухе, лабораторными испарениями и запахами разлагающейся мертвечины заполняли лёгкие. Сквозь неестественный туман видно только, как потрескивают никелевые лампы на довольно высоких потомках, и белые плитки на них уходили куда-то вперёд.
Изнутри прорывались судороги, кожа покрылась мурашками. Чувствовалось кожей, что я здесь не один.
Казалось, закроешь глаза, протянешь руку и наткнёшься на что-то чужеродное, мерзкое, готовое сожрать тебя с потрохами.
Этот монстр не давал себя обнаружить, а на деле я мог наткнуться на него в любой момент и в двух шагах от себя ничего не заметить. Это был необъяснимый первобытный страх, приведший к оцепенению, как внутренности, завязывающиеся в узел.
Холод касался точно живой. И тут я увидел, как в неестественной мгле прорезались две размером с кулак дырки. Я затормозил, волосы на затылке, чувствуя моё напряжение, встали дыбом. Два кроваво-красных зрачка глядели на меня с нескрываемым интересом. Я приподнял руку в надежде унять дрожь.
В самой сущности тумана прошёл электрический разряд. И я почувствовал, что, наконец, нужно бежать. Как-никак, а жизнь дорога, а именно этот разряд снял оцепенение, когда едва не парализовало. Кровь, стуча по вискам и венам, задолбила и запульсировала после резкого старта. Бревном свалившись в сторону, я с ужасом осознал, как нечто холодное и тяжёлое опустилось на то место, где ёще секунду назад стоял, и звук крошившихся напольных плиток прорезал стучащую в висках вместе с кровью тишину как сигнал убраться с дороги.
Холодная мгла прилипла к щекам и шее, горло перехватило. И с моих кончиков пальцев сорвался огонь. Горячие линии прочертили в воздухе пять прямых, туман сгорал как вата.
Что-то неприятное, сгоревшее, синтетическое присоединилось к ароматному воздуху.
А в следующую секунду туман испарился, как будто его и не было, не оставив и намёка на произошедшее.
Искусственный свет ламп коснулся предметов, предавая им правильные очертания, и предо мной оказалась Эйвелин. Те же заполненные кровью глаза не оставили и тени сомнения в том, с кем мне пришлось иметь дело. Я стоял в полнейшем недоумении, не в силах вымолвить хоть слово.
-Браво, браво! – раздались скупые аплодисменты, и с широкого маленького стула поднялся сухощавый узколицый мужик, с аккуратно стриженой бородой. Где-то я его определённо видел, этого хиппи недоделанного… незнакомец широко ухмылялся, одет в простой элегантный костюм-тройку с расстегнутым сверху воротником полосатой рубашки, рукава оттопырены в стороны, совсем небрежно, на мой взгляд. Не слишком длинные русые волосы шоколадного оттенка стянуты белой женской резинкой, но не скажу, чтобы ему не шло.
-Мои дети, наконец оба и в сборе. Ты хочешь спросить, что только что произошло, ведь ничего и не понял, мой мальчик?
Он, словно экономя каждый шаг, намеренно медленно подошёл к девушке и положил руки ей на плечи. Челюсть моя крепок сжалась, тело вздрогнуло от непроизвольной судороги.
-Каждый смертный человек, дорогой мой, думает, что реальность незыблема, не считаясь с тем, что каждую минуту и секунду вторгается в его личное бытие, и каждый настоящий момент меняет его реальность. Реальность зыбка, как песок, и одна песчинка легко подменяет другую, только человек этого не замечает, он не может менять реальность, и верит в это всей душой, и всей чернотой, во что она превращается, - незнакомец улыбнулся, оскалив остро подпиленные белоснежные клыки, каждый одинаковой формы. Лицо его изменилось, борода исчезла, голова округлилась, одежда растворилась в серых тонах старой военной формы. Это лицо нельзя было не узнать, но кем был стоящий вот рядом незнакомец, так и оставалось загадкой. То был Адольф Шикльбругер собственной персоной, его лицо, наверняка, тот же голос и спокойный взгляд.
-Я меняю реальность как хочу, и мне не хватало как раз вас двоих, и наконец вы в моих руках. Твоя подруга стала отличным образцом слияния вурдалака-полукровки с развалиной, духом, ранее неизученным, и т, пришедший издалека как раз в тот момент, когда идиоты сверху решили нанести по нам один решительный удар. Он ещё не нанесён, но я уверен, что время идёт, и планировать больше нечего. Вы боа остановите бунт и усмирите тех непокорных, вышедших из подчинения, разыщите предателей и уничтожите их, а взамен я предоставлю вам вечную жизнь в этом новом доя вас мире, где вам будет отведено особое место…
-Убери от меня свои вонючие руки, - прошипела Эйвелин, кося красные глаза на главнокомандующего давно забытой Германии. – Что ты можешь мне предложить, человечек? При всём твоём могуществе ты остаёшься самым обычным человеком, а я в любой момент могу избавиться от этого тела. Ты понял?
Зловещий смех проник глубже моего слуха. Зубы крошились от небывалого напряжения. Внутренний позыв, разгоравшийся адским пламенем в моей душе, порывался придушить существо, которое с лёгкостью профессионала меняло свои обличия.
-А не пошёл бы ты в одно далёкое место? – выплюнул я в его лицо, гладкое, выбритое, европейское.
-Не торопись с выбором, я предлагаю выполнить любое ваше желание. Любое…
…Встречный ноябрьский ветер нисколько не тревожил, длинная шинель хорошо защищала от ветра, а серый военный китель плотно облегал тело поверх белой рубашки, заправленной в чёрные брюки навыпуск.
Стоял не по-осеннему холодный день, перед обедом он выпил лишь стакан молока, заев коктейль хрустящими хлебцами, и чувствовал себя прекрасно. Переносицу венчал старый серебряный монокль с затемнёнными стёклами, глаза время о времени вспыхивал ярким адским огнём.
Крытое шиферной черепицей здание мюнхенской пивной «Бюргерброй», прижатое с обеих сторон несколько этажными каменными близнецами, стояло открытое, но два немигающих солдата уже заняли свои позиции у входа, стоя навытяжку, с прижатыми дулами автоматов на плечах, из особого спецподразделения СС под названием «Лейбштандарт Адольф Гитлер», ещё трое стояли позади.
Здесь он каждый год выступал перед ветеранами Национал-социалистической партии Германии.
И, подобно безумцу, потирал руки в предвкушении крови. Доклад лежал скомканный, ненужный во внутреннем левом кармане кителя, а на другой стороне дороги фюрера ждал отполированный Мерседес серии 540К с модернизированным корпусом, в отличии от своего предшественника модели «Нюрбург» впечатлительный, стремительный, с обтекаемым кузовом. Водитель глядел на серебристый циферблат наручных часов, время показывало одиннадцать, и пора было отправляться в Берлин.
Помещение «Бюргерброя» было большим, и могло вместить более пятидесяти человек, но сегодня здесь собралось больше народу, и пространство заполнили не только сидячие ветераны партии, но и стоячие места у стойки бара и у стен, в поле зрения колонны, у которой установили трибуну для вождя великой нации. Столы организованно заполнялись пенистыми кружками светлого немецкого разливного пива, хорошенькие официантки в обыденных серых фартуках разносили по две кружки в каждой руке, осторожно протискиваясь в столь ограниченном пространстве, и не проливая ни капли прохладительного напитка.
До назначенного заседания оставалось больше десяти минут. В пивной стоял неразборчивый гомон десятка разговоров, но только опытный шпион с отличным слухом разобрал бы отдельные из них.
«Всех бы сожрал, до единого», - пронеслось в голове фюрера и он поморщился от несвойственной человеку мысли. Когда человек не только со партийным значком Национал-социалистической партии, но и увешанный крестом первого класса, повернул голову в сторону воздвигнутой второпях трибуны, в зале повисло гнетущее молчание. Все увидели и подметили этот небольшой штрих, тёмные линзы у глаз и, если особо внимательно всмотреться, голодный огонь в глазах Шикльгрубера, что лицо вождя словно высечено из сверкающей скалы, бледное, как мумия, или же напудренное. Верхняя губа иссечена кровавой полоской, в этот день рука его слегка дрогнула, и глаза загорелись роковым огнём.
Неотложные дела ждали его внимания, которым в отношении собравшихся он решил пренебречь.
Глаза его сузились. Правая рука для вида коснулась висящего у пояса «Вальтера», револьвер лежал в потрёпанной и слегка стёршейся кобуре из зерненной чёрной кожи, прикрытой небольшой крышкой и удерживаемой ремешком, пристёгнутым за запонку.
Лица собравшихся вытянулись от напряжения, передние ряды в знак приветствия, вставая, отдали честь, весьма комично, и так же волной поступили остальные.
Между фюрером и трибуной моментально образовалась брешь, давая пройти своему вождю к заветной трибуне, никто не выказывал стеснения.
Весь зал затаил дыхание. Прошла минута.
Вслед за рейхканцлером волочились три эсесовца, с непроницаемыми лицами взирающие на окружающее, пальцы готовы надавить на курок.
Место перед трибуной в мгновение ока опустело. Некоторые с опаской поглядывали на часы: столь раннего прихода Гитлера не ожидали, в тайне надеялись на благополучный исход собрания. Если, конечно, прославленный вождь не заподозрит неладное.
Верные установленному режиму мужики чувствовали своими широкими, а кто и костлявыми задами, как неуютны и неприятны моменты этой встречи. Многие, кто в ус не дул, перешёптывался так тихо, будто это было жужжание одинокого шмеля, а не людской разговор.
Наконец всё окончательно стихло. Один из присутствующих отсчитал две минуты, грудь его наполнилась тихим ужасом, волосы моментально взмокли. Только бы удержать себя в руках.
-Что-то он рано, - шепнул соседу.
-Чёрт его знает, - нехотя признал рабочий трудяга.
Я улыбнулся этим идиотам, собравшимся здесь ради одной-единственной речи, и в триллионный раз удивлялся их наивности. На некоторых лицах читалась такая кровожадность, что мою сущность бросало в пляс, и пока я находился в этом тесном теле, только глаза выдавали меня. И поэтому надвинул на глаза тёмные линзы.
Оказавшись на скромном возвышении, я опёрся о поверхность руками и поднял на рабочий люд свой огненный взгляд.
-Приветствую вас, арийский народ! Я полагаю, что ни одна другая революция в мировой истории не была запланирована и осуществлена с большей предусмотрительностью и благоразумием, чем наша, - краем глаза можно было заметить огни стекающей лавы, когда он приоткрывал рот. – Я пришёл в этот мир не для того, чтобы сделать людей лучше, а для того, чтобы использовать их слабости. А теперь мне действительно пора!
Я козырнул остолбеневшим рядам собравшихся и первым двинулся к выходу из пивной, эсесовцы пошли вслед за мной. Отличные ребята!
Когда я сидел в салоне Мерседеса со своей охраной и личным водителем, место парковки осталось позади, а затем прогремел взрыв. В ушах сидящих рядом он отозвался негромким ударом, и силы ударной волны хватило, чтобы выбить все стёкла первого этажа наружу.
Я всего лишь кивнул, водитель не сбавил газа и закрутил автомобиль в сторону железнодорожного вокзала, где ждал меня специальный поезд из пятнадцати вагонов.
А те, кто запланировали этот инцидент, поспешно решили покинуть «Бэргерброй». Каждый тревожился о своей шкуре и находиться рядом с самодельной взрывчаткой с часовым механизмом, вмонтированной в колонну там, где минуту назад находился фюрер, не был рад.
Часы оттикали. Колонна взорвалась тысячами осколков, разрывая тех, кто не успел убраться дальше трёх шагов.
Сила взрыва не подвела. Каменные кинжалы, усиленные волной, пулемётной очередью вонзались во всё, что движется и не движется, дробя кости и сухожилия.
С разорванных одежд и порванной плоти ручьями текла и брызгала кровь.
Несмотря на хмурую серость дня, алые глаза Гитлера улыбались, когда провожали уползающий за горизонт Мюнхен.
Никто не вспомнил о моём присутствии. Мысли Адольфа Шикльгрубера блуждали в тех тёплых днях, которые изменили навсегда его жизнь. И даже после смерти он не забудет и не расскажет о том, что же произошло той кошмарной ночью, ставшей излюбленным пятном на уже минувшем, впиталось в настоящее и отразилось на будущем, на Базе Вельзевула…
Глава 5
И снова смерть
Осколки стеклопакета больно впивались в спину и руки, голова находилась в невесомости, и даже желудок вёл себя так, будто меня основательно завертело на офигительной карусели и выкинуло в самый неподходящий момент, когда скорость аттракциона достигла своего апогея.
Любознательность когда-нибудь убивает. Удар был такой силы, что сознание приходило с неохотой, ну а мыслить как вообще остался жив, оказалось невозможно.
Мыслить было тяжко.
Антихрист, как существо необычное, изменчивое, больше минуты не мог оставаться в одном обличии. Мелькало множество незнакомых лиц, пропорций, черт и телосложений, вплоть до девичьей изящности и точёности неких персон…
-В пределах разумного, естественно, - голос существа тоже менялся, становясь то выше, то ниже, и, ясное дело, ни одно из этих обличий не принадлежало ему. – Твою просьбу, развалина, я тоже смогу удовлетворить, если она окажется незначительной в масштабах происходящего. Можешь сойтись с просьбой женской особи, чью сущность ты сейчас контролируешь, и прийти к взаимному соглашению. Я не прошу невозможного, сейчас город подвергается атаке сотни колдунов, большинство наших учеников перебиты, и нужно взять ситуацию в свои руки.
-Почему же вы сами не вмешаетесь, раз знаете, что происходит в этот момент? – спросил я удивлённо.
Содрогаясь от нехорошего предчувствия, я сделал шаг к Эйвелин. Всего один. Лицо девушки исказила злобная гримаса, тело пробрали судороги. У меня не возникло вопросов, что с ней, зелёные глаза буравили, говоря только одно слово – того, кто не уберётся с дороги, ждёт Смерть.
-Настоящая Эйвелин борется с духом, - прокомментировал антихрист, кивая на мою подругу. – Именно поэтому развалина тебя не убила. Собственно, направив эту непонятную силу в правильное русло, мы достигнем того, к чему стремимся, пока твоя подруга не вышла из-под контроля.
-Что ты предлагаешь мне, нежить?!
Антихрист прямо передо мной. Его тело, точно неуправляемая голограмма для уроков истории, подобно слайд-шоу, приблизилось вплотную. В воздухе стояла потрескивающая вибрация, несущая неприятные ароматы.
Существо подняло руку, изменчивые пальцы окружала аура небывалой силы. Какое-то мгновение я висел в воздухе, а потом пробил спиной целый слой металлического стекла.
Сколько бы ты раз ни падал, начиная с детства, самого первого твоего падения, каждое последующее становится больнее и больнее. Нет, каждый может так низко и так больно пасть ниц, некоторых может захлестнуть счастливая судьба никогда не падать, если, конечно, таковые есть. Несчастья и неприятности, видимо, гонятся за тобой на протяжении всей жизни, ухватывая за локоть и бросая костлявыми руками в грязь, затем, чтобы отравить твоё существование. Но на деле выглядит так, как будто человек сам вляпывается в дерьмо, и чем быстрее его разгребаешь, тем более насыщенной становится жизнь. Не надо жаловаться, мы всё вытерпим, старательно придержим расшатавшиеся зубы и продолжим идти вперёд. Пока ноги не подломятся, мы не споткнёмся где-нибудь и снова не упадём, на этот раз в вечность.
Разумеется, вставать было тяжко.
Мыслить тоже было очень тяжко. В таком состоянии из горла вырывалось сиплое хрипение, которое придавало мне некий припадок зомби восьмидесятых годов. Среди таких парней, изрыгающих хрипловатые звуки, Майкл Джексон смотрелся особенно эффектно.
Эйвелин спрыгнула в дыру, приземлилась рядом со мной. Справа мимо нас пробежали два крупных воняющих за три мили псиной оборотня. На них были огромные, обтягивающие густой мех толстой шеи шипастые ошейники и большие порезы вокруг неё.
Девушка схватила меня за шкирку ещё до того, как ноги коснулись твёрдой поверхности, и поволокла меня вслед за оборотнями. Сопротивляться не было ни сил, ни особого смысла, так что я благодарно хрипел, фокусируя взгляд после тяжёлого падения. Сейчас можно было не обращать внимания на то, что меня волокут. Одежда тёрлась и рвалась, как паутина, на запястьях и локтях, где будто почесали наждаком, сочилась кровь.
Те, кто планировали строить этот город, наверняка начитались мифов о Кносском лабиринте острова Крит. Предприимчивые ребята. Путь шёл не по прямой, а нудными извилистыми дорогами и бесчисленными препятствиями. В офис налево, в лифт направо.
Это дало мне собраться с силами и с привычной ясностью мыслей оглядеться по сторонам. За небольшое время мы прошли чёрт знает сколько поворотов, глаза мои видели то белые потолки, то мрачные узоры пола. Висеть на плече у девушки было неудобно, однако той было наплевать, сумку на плече она несёт или каменную статую весом полтонны.
Здание содрогнулось. Для моего слуха, усиленного децепторами и антидаркнесом, это был оглушительный удар, раскат грома.
На следующем повороте громыхнул очередной взрыв, заполнивший помещение смесью штукатурки, кирпичей и бетона. Мы упали, ушиблись, и, чертыхаясь, вскочили на ноги. Ноги меня, слава дьяволу, держали.
Когда пыль улеглась, по стенам заплясали смутные очертания чьих-то теней. Эйвелин чёрной кляксой метнулась навстречу опасности, превратившись в сияющую чёрным металлическим блеском паутину, загородившую собой весь коридор. За поворотом сразу стихло, отрубило звук.
-Эйвелин?
Спустя минуту паутина втянулась, преобразуясь в человеческую фигуру. Удовлетворение, исходившее от девушки, ощущалось физически. В страхе, что она может учуять мой испуг, я уставился в пол, а ладони сунул подмышки.
-Не обижайся, что не собираюсь тебя убить, - бросила она мне, покусывая себе нижнюю губу, как какая-то невинная овечка.
Я фыркнул, расправил плечи и зашагал первым, мужик как-никак, плечи широкие (для девушки сойдёт), уверен в себе. Поворот настолько узкий, что двое в него с трудом могут протиснуться. В ноздри запах строительных материалов после взрыва ударяет стремительно, с напором кувалды в нос. На этот раз влево и ещё раз осторожно влево до двери, за которой угадывалось чьё-то движение. Слух что-то улавливал, но главное убеждение, что там кто-то есть, упорно засело в груди, если не в самом сердце. Чтобы убедиться в своей правоте, я потянул на себя дверь и не успел отпрянуть. В воздухе просвистело нечто, оставляющее за собой видимый в воздухе след искривлённого пространства, он тревожно гудел, извещая об опасности, и взорвался перед самой дверью. Стальную конструкцию разорвало, металлическая стружка полетела в стороны, часть стены развалилась, искорёженная капиллярами трещин.
Я не мог видеть, как за несколько секунд металлическая дверь по какой-то причине ощетинилась торчащими там и сям острыми кусками расплавленного металла. Нас волной отбросило к дальней стене, и было бы счастье, если бы не ударился головой о стену. Мир стремительно померк, а жизнь вокруг продолжалась.
Склады и лаборатории Элизиума были оцеплены ментальными щитами, столы, прикреплённые намертво к полам, заполнялись небрежно раскинутым вооружением, и с каждой минутой арсенал нападавших с невероятной скоростью рос. Тела учёных и охранников валялись у стен, убитые в собственных сознаниях стремительными нападками десятков колдунов, собравшихся в этом стратегическом секторе.
Антихрист действовал дальновидно, послав двух могущественных новичков навстречу атакующим, и наверняка учёл, что те смогут добраться до противников. Чужое мнение его не волновало, особенно то, что двух перспективных убийц так скоро обезвредили.
На ближайшем проекторе засветилось изображение – это включилась видеосвязь вызова, который антихрист направил доверенному лицу, и довольная улыбка тронула его изменчивые губы.
-Кирсаныч, активируй план «Б», - в ответ подчинённый медленно кивнул. – Наши голубки долго не смогут продержаться, поэтому пожертвуем ими ради благого дела. Уничтожь всех.
-Будет сделано, владыка тьмы.
Видеофон погас. Кирсаныч, чисто по привычке поправив очки, коснулся пальцами голопроектора, делая то, что ему приказали. На экране мелькнули схемы и числа, а в голове Артера пронеслось: «Скоро рванёт. Им всем крышка».
Спина чувствовала за собой холодный металл, голова без опоры безвольно повисла на грудь. В том, что в сложившейся ситуации будет сложно выжить, я не сомневался и потихоньку приходил в себя, разжигая в груди огонь неконтролируемой ярости.
Я оказался прислонён вместе с Эйвелин к спинкам столов, с которого до сих пор разбирали вооружение, здешние последние разработки, и окружён дюжиной недружелюбно настроенных людей. В лицо мне смотрели дула полудюжины автоматов, холодные взоры начисто лишали желания двигаться, пригвождая гвоздями к столам.
-Что-то с ними не то, - обронил мужчина в центре.
-Они прошли к нам, - подхватил мужчина слева, в сером комбинезоне, ушастый, короткостриженный. Чёрные глаза сверлили в нас дыры. – Уже за то, что они убили наших, их нельзя оставлять в живых. Эта, - он коснулся автоматом макушки девушки. – Вовсе не человек. Верно я говорю, парень?
Я заскрежетал зубами, распаляясь от внутреннего жара, дрожа всем телом и стараясь не задохнуться. Сердце в любую минуту готово взорваться от бешеных ударов, не в силах сбавить газу, остановиться. Один из нападавших держал в обеих руках тяжёлую пушку, мерцающую, полыхающую электрическими разрядами у отверстия, откуда выходил заряд, уверен, из которой в нас сравнительно недавно стреляли.
Невозможно было пошевелиться, перед нами были колдуны. Мысли хаотично разбредались, повинуясь незримой воле.
-Скажете, вы лучше тех существ, которых убиваете?! Вы собираетесь истребить население целого небольшого города, и я лучше не допущу кровопролития, помешаю вам хотя бы во имя того человеческого, что во мне осталось!
Человек в центре громко хохотнул.
-Ты уже считаешь, что в тебе осталось что-то человеческое, у тебя, нашего кровного врага? – Он усмехнулся. – Айл, возьми пять человек, прикрывай их, постарайтесь доставить нашим братьям как можно больше оружия. Постарайся, чтобы вы благополучно дошли до центра города, придерживайся карет.
Как только пятеро отправились выполнять его приказания, человек вновь повернулся ко мне.
-Нортс, просканируй их как можно быстрее. Что-то они мне всё больше не нравятся… такое ощущение, что здесь есть подвох.
Человек слева ставил на груди висящий автомат и присел, вытянутые руки остановились в полуфуте от нас. Воздух перед ушастым потрескивал подобно попкорну. Резко побледнев, он поднялся и отошёл от нас, бедных пленников, на пару шагов.
И, не сводя с нас наполненных ужасом глаз, сказал:
-Внутри неё беснуется духовная энергия развалин, а в желудок и кишечник паренька засунули биологическую бомбу. В любую минуту она рванёт, и мы умрём в страшных мучениях.
Мужчина умолк, все как по команде подняли автоматы и открыли огонь. От страха я зажмурился, но боли от попаданий не почувствовал, как и самих попаданий. Оказалось, разозлившись, Эйвелин обернулась чёрной кляксой, сытая и полная сил, вокруг меня, пули отскакивали от металлической поверхности образовавшейся живой мембраны. Я не мог больше ждать, ярость так переполняла меня, что первые два колдуна, стоявшие к нам ближе всех, вспыхнули как спички.
Главный наш враг прекратил стрельбу, в поисках путей отступления передвигаясь спиной вперёд.
-Генри! Уносим ноги, оставь их, они слишком опасны, они уже мертвецы, ты слышал Нортса!
Трое нападавших сломя голову бежали к лестнице, надеясь укрыться от опасности, не заботясь о том, передвигается ли за ними командир и другой подчинённый.
Меня вдруг вырвало, желудок скрутило в спираль и завертело в агонии. Эйвелин что-то крикнула, но я не разобрал слов. Грудная клетка медленно, неторопливо взрывалась изнутри.
Эйвелин смотрела на меня, не в силах сдержать катящиеся по щекам слёзы. Выход вдруг исчез, командир и Генри, ничего не понимая, закричали. Пребывая в состоянии шока, они не могли увидеть, как девушка подошла к обоим и проломила их черепа, раскидав по сторонам, о стены. Вход снова появился, на самом деле он никуда не сичезал, девушка развеяла ставшую ненужной иллюзию.
А в следующий миг тот, кого звали Макс, взорвался тучей мелких, пугающих до дрожи насекомых, излучающих радиацию, плотоядных, сжирающих всё на своём пути. Девушка остолбенело смотрела на смерть своего лучшего друга, как живое море заполнило помещение. Меньше чем за минуту от девушки не осталось ни костей, ни одежды.
К полуночи того же дня людское восстание было жестоко подавлено, лаборатории были разгромлены, учёные убиты, склады взорваны людьми, умиравшими под наплывом биологического оружия, помещённого после вылазки на поверхность в тело Макса.
А в башне из металлического стекла сам дьявол, точнее его резервуар, его носитель, оглушительно хохотал. Два больших проектора крутили видеозапись смерти двух его детей, а он хохотал, как счастливый ребёнок, обрадованный столь интересным, завораживающим представлением.
-Ну что ж, дети, помогли вы мне, - сказал он с улыбкой на изменчивом лице, не отрывая различных глаз от проекторов. – Даже жаль, что без спросу использовал вас. Ну а теперь живите. Живите, если сможете после пережитого жить в своём современном мире.
По башне разносился его смех. Казалось, десятки людей разделяют его искреннюю радость.
Эпилог
Судьбу не изменить. Тот, кто меньше думает об этом, лучше других управляет своей жизнью ветвями своей жизни, лучше спит.
Меня зовут Максим Антонов. Вроде бы мне было пятнадцать лет, но сейчас возраст не имеет никакого значения, и вряд ли будет иметь значение в будущем. Одна ночь, всего одна кошмарная ночь навсегда изменила меня и мою жизнь.
Подо мной была твёрдая гладь шероховатого асфальта, гравий пиявками впивался в лицо. Стоило мне немного протянуть правую руку, как та нащупала мягкую, нежную кожу моей знакомой, лежавшую в отключке возле меня. Мы лежали лицом вниз прямо на тротуаре посреди оживлённого ночного города, атлантические ветра, дующие с юго-запада, приятно холодили кожу и превращали волосы в непослушные лохмы.
Когда я приподнялся на локтях и посмотрел на девушку, Эйвелин уже открыла глаза. Натянуто, болезненно защемило в сердце. Усилия не пропали даром, и скоро губы наши соприкоснулись в истовом, горячем, подобно лесному пожару, поцелуе.
-Думаешь, мы сможем после всего пережитого снова нормально жить? – спросил я её, когда, наконец, выровнялось дыхание.
Девушка сдвинула брови.
-Живи, Макс. Живи, и всё.
Её рука скользнула по моему бедру, отчего мы не удержались улыбнуться друг другу. Скользнув в карман, она нашарила что-то длинное и острое, и вдруг вытащила нож, витиевато расписанный по всей рукоятке и лезвию, подаренный мне могучим крылатым вампиром.
Всё было по-настоящему.
Новый подарок следовало освятить морем людской крови и сказать спасибо за предоставленный шанс. Девушка протянула мне нож. Плотно обхватив рукоятку, я довольно ухмыльнулся. Предстояла не одна, наполненная чужим страданием и безудержным отчаянием, а для кого-то весельем кровавая ночь.
Дневники Вельзевула
© Copyright: Роман Вик, 2012
Свидетельство о публикации №212031600527
Свидетельство о публикации №212031600527
Рецензии