Грибонос

Честность и открытость – это, кстати, не всегда приятно. В моем близком окружении честные все – родители и друзья. Даже мой кот Кузя был всегда предельно честен. Признаюсь, это немного утомляет. Иногда так хочется переместиться на необитаемый остров. Там если и попадется абориген-честняга, то его язык надо будет еще какое-то время узнавать…

В нашей институтской компании я славилась своей пресловутой ранимостью, отсутствием какой бы то ни было защитной маски. Этакая нежная «розочка». С течением времени, устав плакать от постоянных обидок, я отрастила крепкое юмористическое жало. Годы тренировки – и мой язык превратился в боксерскую перчатку. Осталось молвить: «Честные вы мои, искренние! Налетай!» – и с полной верой в свою правоту врезать по живому обидчику, иногда такому родному. Но этот последний, порой совершенно необходимый, шаг сделать непросто: в памяти настойчиво всплывает известный литературный сюжет. Жил-был один мавр, которого переполняло чувство ревности. Этот человек был уверен в небеспочвенности своих жутких подозрений. И доказательства сыскались. Страдалец не сдержался… и чем кончилось? Минус одна любимая, любящая и совершенно невиновная жена! Мда, это были глюки. Но иногда они убивают, как самое настоящее смертельное оружие…

Хотя, если уж начистоту, я и сама не родилась тактичным человеком. Поначалу я лукавить совсем не умела и резво рубила с плеча.

Все мое детство почти еженедельно по субботам в нашей квартире собиралась огромная компания: по причине моей болезненности родители были «невыездные» – звать их в гости было бесполезно. Как мне помнится, эпоха застоя проходила очень динамично: пели, танцевали, травили анекдоты, уплетали мамину ватрушку и папину фаршированную рыбу. Я болталась под ногами в своем синем бархатном платьице с кружевным жабо и с огромными бантами на тонюсеньких косицах. Каждый анекдот на тему половых отношений и политики вызывал непонятное покашливание моей мамы, после чего она просила меня сходить на кухню за солью. Я злилась, но шла. На вопрос какого-нибудь подвыпившего интеллигентного дяди, не хочет ли деточка этот маленький аппетитный бутербродик с красной или черной икрой, «деточка» громко и четко отвечала: «Нет. Красную я не люблю, а от черной меня рвет». Родительские солидные гости прятали ухмылки. Блюдо с бутербродами отъезжало подальше от плохо воспитанной девочки. Мама с папой краснели за свое не в меру правдивое чадо.

А еще, помню, было мне года четыре. К моему папе пришла в гости некая тетя Галя с работы. Сидим за столом. Папа делает вкусные бутерброды. Пышнотелая тетя со взбитой прической кокетливо всхохатывает и опрокидывает в себя чашку за чашкой. А я глаз не могу оторвать от ее лица! Потому что на лице этом сидит НОС. Сам по себе сидит, как из другого измерения прибыл. Огромный, мясистый, в точках и вмятинках. Как живой. Лоснится, хоть и щедро присыпан чем-то белым. И мне кажется, что это не нос, а зефирный гриб. Бывают в лесу такие – белые, без шляпки. Я глядела на этот грибонос и испытывала восторг с оттенком испуга. В какой-то момент я все же не выдержала переполнявших меня эмоций и брякнула: «Тетя, каккккой у тебя НОС!»

…А гостья вдруг побледнела, съежилась и заплакала. Папины «брежневские» брови нахмурились. Он вскочил, схватил меня за руку и потащил в самую дальнюю комнату. Там он стряхнул меня на родительскую тахту и строго сказал: «Ты. Обидела. Очень. Хорошего. Человека. Сиди и думай над своим поведением». Я плакала и думала. И снова думала...  С тех пор я бережно отношусь к чужим носам, какой бы причудливой формы они ни были. Не всегда, конечно, выходит, но я хотя бы стараюсь…