О Святом Благоверном князе

«Одна жительница посёлка Брейтово (на реке Сить) приехала в Троице-Сергиевую лавру. Возле Троицкого собора к ней подошел «странный» человек и сказал:
– Вы приехали одному святому помолиться, а у вас там их тысячи».

                Меня Любава в саван не обрядит,
                Слезами горькими меня не оросит,
                И благовест церквей уже не грянет,
                По мне молитва уж не прозвучит…



Его именем в России не названа ни одна улица, не носит его ни один российский ракетоносец. Не звучит оно в связи с годовщинами громких побед в посвящаемых им реляциях, нет в России ордена его имени и, конечно, нет фильма хотя бы о тех грозных и скорбных событиях, с которыми оно связано. (А фильм такой, кстати, при должном подходе, мог бы превзойти «Короля Артура», «Трёхсот спартанцев», «Властелина колец», «Ночной дозор» и прочие, прочие, так как трагизм, накал страстей, магия и героика тех событий не сравнима с любыми фантазиями или домыслами на сей счёт.) Тем не менее именем этим – именем Святого Благоверного князя Юрия Всеволодовича – стоит гордиться уже потому, что в годину страшной напасти, когда «сила тяжкая» навалилась на Русь, не нашлось иного, которое собрало бы, а после вдохновило бы русских на рать под Коломной, Москвой, Владимиром и, конечно, на Сити, по роковому стечению обстоятельств не ставшей гордым когноменом (прозвищем) его, как стали для великих князей Дмитрия и Александра соответственно Дон и Нева, но надолго (хотелось бы верить, не навсегда) связавшей его с позором поражения и последующими веками тяжкого ига.
Хула в его адрес, в основном, сводится к следующему:
1. «Трудно понять, что заставило князя … бросить жену, двух сыновей, свою столицу Владимир, за владение которым он положил столько сил, и отправиться на далёкую, затерянную в лесах реку Сить… Невольно напрашивается вывод, что это не просто тактическая ошибка, а элементарная глупость, которая дорого обошлась и самому Юрию, и всей Руси»;
2. «… как можно было проворонить подход татарского войска и оказаться во вражеском окружении на собственной земле?»;
3. «… во многом из-за безрассудной надменности погибшего Юрия, Россия лишилась главного государственного сокровища – независимости…».
Но ведь уже тогда было известно, что за крепостными стенами войны не выигрываются, и, стало быть, стольный Владимир был обречён. Да и никакой России тогда не было…
Беда страшная нагрянула в лютую зиму 1237 – 1238 гг. Из сегодняшнего «далека» известно, что не только у Северо-Восточной Руси, даже объедини она свои войска с новгородским ополчением и войсками Руси Киевской (Галицкой), но и у «просвещённой» Европы с её силой духовной (папством) и воинской (рыцарством) не хватило бы сил противостоять полчищам Бату – Субудая!
Но в том-то, на мой взгляд, и состоит великое его геройство, что, понимая, что победы не одержать и надежды никакой нет, он возглавил борьбу и … в кровопролитной сече сложил свою голову! Верно ли он при этом расставил полки, организовал взаимодействие, наладил разведку, храбро ли лично бился – не суть важно, ибо ошибок и роковых просчётов во все времена допускалось немало, в том числе самыми выдающимися полководцами, но ведь войны в целом, как известно, выигрываются не ими, а народами, и тот факт, что Великий князь до конца оставался со своим народом не то что бы извиняет его, но являет собой несомненную его личную победу и достойный ответ любым хулителям его на все времена!
Если верить летописцам, был он весьма добронравен: старался исполнять Божьи заповеди; всегда имел в сердце страх Божий, помня заповедь Господню о любви не только к ближним, но и к врагам, был милостив сверх меры (так откуда, скажите, выше упомянутая «безрассудная надменность»?); строил церкви, чтил священников и монахов… Но только и всего. Ибо не дошло до нас не только ни одного сколь бы то ни было доподлинного описания Князя, но даже о последнем, смертном, часе его неизвестно, по сути, НИЧЕГО (летописи молчат, а версий смерти его множество), скорее всего, потому что свидетелей, выживших в то кровавое лихолетье, попросту не осталось. Так что теперь, спустя века, даже облик его представить себе невозможно. И, выходит, сплошная безликость какая-то… Лишь воображение рисует иконописные лики монахов Ваалама и… артиста Назарова в образе Князя в «Андрее Рублёве»…
Но именно оно (воображение) – воистину драгоценный дар, непостижимая память сердца, дающая возможность любому из нас, русских, сквозь тьму веков прозреть, как наяву, потерянные страницы истории! Зачастую одни и те же картины рисует оно перед мысленным взором совершенно разных людей, оказавшихся на берегах Сити, Мологи, Могочи, Ветлуги… сотен других рек и речушек, поименованных так давно канувшими в Лету народами либо вовсе безымянных, поскольку сами ландшафты их, сохранившиеся с тех пор почти неизменными, столь бесподобно красноречивы…
Сердце Русской земли. Река Сить… Воды её, как когда-то, уж не текут кровью. Однако суровые ландшафты подспудно напоминают о трагедии, когда-то разыгравшейся на её берегах и положившей конец нашей древней прародине – Владимирской Руси. Здесь, как в песне, «похоронены сны и молитвы. Слёзы и доблесть», но… «ПАМЯТЬ – ЖИВА…» (и слава Богу!)
И вот уж она, эта память, рисует тёмно-синие небеса над застланным толстым снежным покровом простором, туманную хмарь незамерзающих даже в самые лютые морозы болот и сосны, прикрывающие до поры русские полки… А вот и они – в проблеске приподнимающегося над застывшими лесными массивами солнца, в морозной дымке над широкой заснеженной поймой неподвижно и безмолвно стоящие в ожидании стремительного удара, а во главе их – сам Великий князь – не гипотетический Король Артур, не лихой рубака, а реальный человек, проживший долгую, удачную, в общем-то, жизнь и вот теперь, на закате её, столкнувшийся со смертельной угрозой, приведшей, как мы знаем, к последствиям для Руси чудовищным и необратимым…
Что ощущал он, когда донесли, что стольный град его обращён в пепел, что враг, рассыпавшись по всей его земле, не оставил на ней камня на камне, а паче, уже перед самой битвой, о внезапном его появлении в «силе тяжкой», гибели сторожевого полка и окружении главных сил? – «Не влезешь в душу человека, да ещё из такого далека!», – рассудил В.Чивилихин («Память»: Роман-эссе, т.3, М.: Патриот, 1993), и, надо полагать, рассудил верно, ибо на самом деле в душу Князя не влезешь, однако вряд ли ошибусь, предположив, что душу его, как и всех прочих владимирцев, суздальцев, ростовчан, уроженцев других градов и весей, собравшихся под великокняжеским леопардом, переполняла растерянность, скорбь, но одновременно и решимость противостоять врагу «егда возможем», хотя многие, как в первую очередь сам Князь, понимали, что спасения от такой силы нет. О звёздный, скорбный час! Тяжело было у него на душе, но, несомненно, он, как и защитники Москвы спустя века, в столь же лютую зиму 1941– 1942 гг., встретившие удар стальных танковых армад под Подольском и Волоколамском, осознавал величие момента и необходимость жертвы…
И ещё. Вольное или невольное забвение собственной истории равносильно утрате национального самосознания. Уважающий себя народ этого допустить не может.
Так вечная память ему, Благоверному князю, и воям его!

P.S. Он погребён в своём стольном граде. Накануне 9 мая, годовщины великой Победы, я посетил Успенский собор и, благоговея перед светлой памятью Князя, прикоснулся к его святым мощам, но … он спал вечным сном, прижимая к груди меч, и не ответил на горячий призыв моего сердца…


Из интернета (к статье, посвящённой Ситской битве):

Виктор Богданов:
Вот, что нужно увековечить, а не алкашу Борису строить памятники и "музеи".

Владимир:
Вечная память нашим предкам. Автору спасибо.

kasheev:
Князю Юрию и дружинам его, ополчению народному поклон до сырой земли. Знаем, помним.