До конца!

Продавщица кондитерского отдела, причмокивая,
гоняла во рту, от фиксы к фиксе, сладкую карамельку.
Напомаженные сурьмой глаза, не отрываясь,
приникли к большому экрану телевизора в торговом зале.

 - Будьте добры, мне вон тех конфеток двести грамм - обращаюсь я к
владычице приторного счастья.
Мои слова бесследно растворяются в громких, восторженных выпусках
вечерних новостей 4 марта.
 Из дверей подсобки на меня, словно два уголька, глядели глаза подростка.
 - Тетя, а вы лучше во-он тех купите, они самые вкусные!
 - Какие? Зелененькие?
 - Нет, нет, - пацан шагнул в отдел, таща за собой девчушку лет пяти, свою копию, только с косицами, -Желтенькие такие, как золотые!
 - А... Не, я с орешками люблю.

Выборы состоялись, эйфория на жидкокристаллическом экране на пике возможного.
 
Ожидаю, пока последние радостные события в эфире сменятся
сообщением об очередной катастрофе, и снова произношу ту же фразу. В ответ слышу:
 - Какой красивый наш прэзидэнт! - Шехерезада двигает шеей так, что голова будто плавает вдоль горизонта.
 - Вы находите?
 - Канечно! - Продавщица вскидывает сросшиеся над переносицей брови.
 - А по мне - так ничего особенного...
 - Красивый... - чернобровая предлагает мне развернуться к экрану лицом.
Мечтательно запрокидывает шевелюру.
 - Лишь бы дело делал... - я опять пожимаю плечами.
 - Сделает дело! Доведет задуманное до конца! - дама яростно рубанула
ладонью воздух.
 - А что он задумал? - я наивно хлопаю ресницами.
Продавщица сжала губы, впилась в меня жгучими очами, строго спросила:
 - Говорите, что вам?

  Из овощного отдела со сморщенными, болезненно - зелёными огурчиками  и пыльной морковкой, вдавив в бледную пышную грудь прилавок с гиревыми весами, на меня грустно смотрела светло - голубыми глазами овощница.

Рядом, в ведре, плавала в рассоле квашеная капуста...
А может... Ну их, эти конфеты?

Да и от капусты как-то потянуло сильно закисшим.

Куплю - ка я пакетик семечек! Можно идти ночной улицей, щелкать, плевать...
А что еще делать?