Поэт и чернь

     Щуплый внешкор Чернов печально глядел в зарешеченное окно мимо шагающего перед его глазами редактора, мимо редакторского стола с двумя компьютерами и тремя телефонами, мимо безжизненной герани на подоконнике. Редактор делал Чернову выволочку, а тот привычно пропускал мимо ушей весь негатив, и насторожился только тогда, когда начальник заговорил о конкретном задании:
     - Итак, нужно разбавить политику чем-то таким. Понятно? Походи по тусовкам, найди певичку какую-нибудь, актриску или поэтесску посмазливей. Напечатаем интервью с портретом. Понятно? На четверть полосы. Свободен.
     Чернов поплелся домой, рассуждая: «Неужели старый думает, что я пойду артисток и поэток ловить? Сейчас все ловится в инете». Дома компьютер оказался оккупирован женой. Не надеясь на капитуляцию, Чернов все же робко попросил:
     - Мне бы в инет. Для работы надо.
     - Инет и все, что в рифму, ищи там, где был прошлой ночью, - не отрывая глаз от монитора, ответила жена, и Чернову показалось, что ее нос стал еще длиннее.
     Сразу вспомнилась ночная пьянка с какими-то «коллегами» из редакции журнала с незапоминающимся названием. Его замутило, но тут же в памяти мелькнула чья-то рука, протягивающая визитку с крупными буквами «ПОЭТ». Чернов тогда еще подумал: «Ну почему они такие крупные? Как это противно!», после чего его сознание отключилось и не зафиксировало, взял он эту карточку или нет. «Да, кстати, а почему именно поэтесса, а не поэт?» - подумал Чернов и, обретя цель, начал перетряхивать карманы. Как у всех не слишком везучих людей карточка нашлась последней – за подкладкой пальто, куда через дыру в кармане часто проваливались многие вещи. Некоторые – навсегда, а какие-то находились спустя годы, став ненужными и трогательными. Чернов набрал номер домашнего телефона Поэта:
     - Да, это я, - отозвался весьма располагающий к доверительной беседе голос.
     Через два часа Чернов ждал Поэта у метро, проверяя работу старенького диктофона.
     - И зачем Вам это надо? – раздался за спиной Чернова голос Поэта, - Вот у меня, к примеру, нет мобильника. У меня даже кошелька нет и паспорта.
     - Это не мобильник, это диктофон, - как бы извиняясь, сказал Чернов,- надо бы найти нешумное место.
     - А, может, по пивку? Есть тут кафе недорогое и тихое. Правда, у меня денег нет – я же поэт.
     - Ну, что Вы, это не проблема, - Чернов кисловато улыбнулся, а сам подумал: «Начинается! Потом на дорогу денег потребует, а там, глядишь, еще и гонораром делиться заставит».
     Они заказали по кружке пива, Поэт закурил, а Чернов нажал кнопку диктофона:
     - Расскажите, пожалуйста, о Вашем первом поэтическом опыте.
     - Свое первое стихотворение я написал, когда мне было четыре годика, - с достоинством произнес Поэт,- Я его помню до сих пор: «Сижу на горшке с бумажкой в руке, а мама моя улыбается мне».
     - Поразительно! Неужели в четыре года? – Чернов всем своим видом выражал восхищение, а про себя подумал: «да вы, батенька, болван».
     - Представьте! И заметьте: ни одной глагольной рифмы! А звук! Вы только вслушайтесь: ма-мо-ме. Как певуче! Сколько нежности к маме!
     - Да-да! – кивнул Чернов, подумав: «и любви к горшку», - А где Вы учились, что закончили?
     - Сельскохозяйственное.
     - Училище?
     - Нет, этот, как его?..
     - Техникум? Институт?
     - В общем, пишите «академия». По классу…ой! Ха-ха-ха! Прочитал объявление: «учу по классу гитары», вот и вылезло не вовремя. У нас, у поэтов так бывает. А все потому, что поэт – это и музыкант, и художник, и артист и вообще, все. Как Вам, к примеру, такая песня? – Поэт склонил над столиком большое тело и высоким беспомощным голоском запел прямо в лицо Чернову, - Зачем ты рвешь эти цветы? Ты, ты, ты. Зачем идешь ты по цветам? Там, там, там.
     Замолчав, он снова опустился на стул, убедился в том, что его кружка уже пуста и отхлебнул из кружки Чернова. Неожиданно Поэт залез под столик. Как оказалось, чтобы вытащить из своей огромной сумки пачку помятых листов когда-то белой бумаги толщиной с кирпич. Чернов побледнел: «Стихи! Сейчас читать будет. Надо бежать. Скажу, что диктофон сломался».
     - Что-то диктофон барахлит, - робко начал Чернов.
     - Ерунда! – Поэт грохнул перед ним пачку. Диктофон подпрыгнул и, действительно выключился, - Вот, смотрите!
     Поэт стал так и эдак раскладывать перепачканные краской листы. От их множества у Чернова рябило в глазах. Голова кружилась. При мысли о невыполненном задании во рту становилось горько и хотелось плакать. Пятна краски все плясали на столике, когда Поэт, наконец, решил пояснить:
     - Это - синтез! – сказал он внушительно и гордо.
     Чернов не понял, какой реакции ждал от него Поэт, и неопределенно произнес:
     - А-а, интересно, но давайте все-таки ближе к поэзии.
     - Нет, ты не понял! Это – синтез! – Поэт поднялся со стула и приблизился к Чернову, тыча в него пальцем.
     - А разве мы уже на «ты»? – Чернов попытался поставить его на место.
     - Слушайте, какая разница – «ты», «вы»? Вот – сила. Сила в синтезе! Синтез поэзии и живописи. Ну, например, я читаю, - тут Поэт расставил ноги, руки вытянул вперед, зажмурился, чуть присел и завыл, - И-и-и-а-у-о-о, я-и-ы-ы-ы, у, у, у, - при звуках «у» он трижды подпрыгнул, схватил из вороха пестрых листов один и ткнул им в лицо Чернову:
     - Смотри!
     Чернов взглянул на бумажный прямоугольник, густо заляпанный краской и подумал: «так, это, наверное, «живопись», а «у, у, у,» - поэзия. То есть вой плюс мазня у них называется синтезом».
     - Феерично! – сказал он, пряча в карман диктофон, похороненный было под грязной бумагой.
     - Я знал, что вам понравится, - довольный Поэт сгребал со стола живописную часть синтеза, - Может, еще по пиву?
     Чернов молча положил на стол два «полтинника». Вернувшись от барной стойки, Поэт радостно объявил:
     - Я поговорил с ребятами, они разрешили читать. Сейчас ты услышишь, как надо выступать, чтобы до всех дошло. Он залпом выпил пиво, хлопнул в ладоши, вскочил на стул и заорал.
     Это было так громко, что Чернов совсем не улавливал смысла. К тому же стул под Поэтом угрожающе шатался и Чернов невольно беспокоился, что чтец вот-вот рухнет на каменный пол. Неожиданно он замолк. Сидевшая в дальнем углу компания захлопала.
     - Я знаю, как заставить обывателя слушать стихи, - сказал Поэт, самодовольно улыбаясь.
     Тут от пьяной компании отделился один субъект и, пошатываясь, направился к поэту:
     - Эй, клоун, ты «Двенадцать» знаешь? Двести «баков» дам, если всю прочтешь, - он помахал перед носом Поэта двумя зеленоватыми бумажками.
     Поэт набычившись смотрел на пока еще полную кружку Чернова. Субъект наклонился к нему:
     - Ну что? Прочтешь?
     - Разумеется, - Поэт похлопал его по плечу, - но не сразу. Идите к своим друзьям – вас ждут.
     Едва субъект отошел, Поэт вцепился в рукав Чернова и зашипел, вытаращив глаза:
     - Ты помнишь «Двенадцать»? Помнишь? Ну что? Ну? Хоть с чего начинается?
     - Да пошли ты его! Зачем тебе это надо? – вяло отбивался Чернов.
     - Как это – зачем?! Двести долларов! – Лицо Поэта пылало, руки тряслись, по лбу струился пот. Чернов испугался, вжался в спинку стула. Ему показалось, что с его собеседником творится что-то неладное: то ли Поэт сейчас его придушит, то ли свалится на пол с сердечным приступом.
     - Ой-ёй-ё-о, - заныл поэт. Его лицо смялось как от зубной боли, - Вот, видите, - внезапно успокоившись, обратился он к Чернову, - народ не привык к современной поэзии. Включайте диктофон. Я буду говорить. Только, если можно, еще пива. Для разговора.
     Чернов покорно выложил деньги и достал диктофон.
     - Ну так вот, - Поэт уже заметно опьянел, но теперь старался держать себя в руках, - Я давно занимаюсь организацией поэзии, причем в ущерб себе. Я бросил работу. Денежную! Я почти не пишу стихов. Все для того, чтобы нести поэзию в народ. Я заставлю их слушать! Ну почему Евтушенко и прочие могли собирать стадионы, а мы не можем?!
     - Прости, но зачем тебе это нужно? Тебе-то зачем?
     - Это надо не мне. Это надо людям, - какое-то время Поэт смотрел куда-то вдаль, потом вдруг упал лицом на стол, - Ты не понимаешь! – он опять завыл, потом залпом выпил пиво из кружки Чернова и спросил совершенно по-деловому, - Так, ты записал то, что я говорил?
     - Да, - Чернов растерялся и даже вопросительно посмотрел на диктофон.
     - Потом дашь переписать, ладно?
     Чернов пожал плечами и кивнул.
     - А впрочем… Ведь правда: никому это не надо! – Поэт снова разъярился, - Ты даже не хлопал мне. Тебе не понравилось? Нет? Да? Нет? Да?
     - Ну почему? Понравилось. У тебя есть данные, - Чернов подумал о его громком голосе.
     - Так что ж ты не хлопал, а?! Вот! Все вы такие! – орал Поэт, размахивая руками, - Тогда для чего все это, для чего?
     Вдруг он схватил диктофон и, размахнувшись, грохнул его об стенку. Пластиковые части диктофона брызнули во все стороны.
     Не глядя на Чернова, Поэт опрокинул стул и, тяжело топая, двинулся к выходу. Какое-то время Чернов курил за столиком, потом подошел к барной стойке:
     - Водки!
     Бармен посмотрел на него с сочувствием и налил полный стакан.