Биографические записки. Глава 19

Дальше уже пошли простые солдатские будни,которые я описывал ранее.
Наступила весна,в апреле вышел приказ об увольнении из армии солдат,отслуживших свой срок.Я подходил под этот приказ,так как мой срок службы начинался с 1 января 1967 года,хотя фактически призвали 21 марта—-такие тогда были законы.Да и по новому закону о переходе на двухлетний срок службы своё оттянул.
Я стал «дембель»—-это означало почти полное освобождение от всех нарядов,караулов и т.п.Мы ждали отправки домой!
Мы—-потому что было много ребят моего призыва.
Слонялись по территории,обмениваясь адресами,часами и прочими безделушками с друзьями,остававшимися ещё служить,и с теми,кто уезжал.
С Владивостока шли эшелоны с дембелями на Запад,мы всё ждали—-какой же наш…
Но наше начальство,обжегшись на молоке,дуло на воду.
Боялись новых провокаций китайцев и тормозили нашу отправку.
И только в июне,в последней декаде,нас переправили в Белогорск.
Там после обычной русской бестолковой неразберихи—-куда кого—-нас посадили
в проходящий эшелон.
Я оказался вместе с туляками,москвичами и орловчанами,а друг мой,владимировец Женька Панин,остался ждать следующего эшелона…
Сели,поехали.
И тут выяснилось,что в Новосибирске эшелон сворачивает в Барнаул и далее в Среднюю Азию...
В Новосибирске нас ждала пересадка.
Ночью все мы,кто ехал на запад,вышли на вокзале Новосибирска.
Это было,помнится,большое трёхэтажное,выкрашенное в зелёный цвет,здание старой постройки,наверное,ещё времён прокладки Транссибирской магистрали.
Мы всей толпой вошли в него и стали ждать появления военного коменданта.
Его кабинет оказался на третьем этаже вокзала.
Часам к восьми утра он появился. Майор в годах довольно дружелюбно пригласил нас
в кабинет.
Кабинет был приличных размеров,со стульями вдоль стен,где мы все расселись.Вскоре появились две женщины в штатских платьях.Майор разбил нас на две группы,и женщины начали выписывать нам воинские требования на проезд в пассажирском поезде до станции назначения.
Подошла моя очередь,и мне выписали требование на проезд до станции Мценск с пересадкой в Москве.
Долго ждали поезд,то ли Красноярск—Москва,то ли Томск—Москва,не помню.
Наконец сели и покатили уже с нормальной скоростью,не то,что эшелон,который тащился,как черепаха,и который отстаивался в тупиках,пока его обгоняли пассажирские поезда.
В поезде мы почувствовали,что мы почти на гражданке.
Над нами уже не было никакого контроля,ехали как обычные пассажиры,только в форме.
На этот случай нам ещё наш замполит прочитал лекцию,рассказал,что по прошлому
опыту знает,как ведёт себя обезумевший от воли человек.
Предостерёг нас  многоопытный капитан Сидоренко:запросто можно загреметь в дисбат или,что хуже,в тюрягу,если будешь вести себя чересчур раскованно,особенно по пьяни.
Поэтому мы вели себя очень прилично до самой Москвы,ну,может быть,распили несколько бутылок водки,но всё было в рамках.
Помню,вышел в тамбур покурить,туда же вышел мужчина в годах моего отца,под хмельком.
Не знаю,чем я его расположил,но он вдруг завёл разговор о 20-м съезде и о
разоблачении культа Сталина.
Сказал,что он воевал,что Никита--сволочь,которую Сталин вовремя не убрал.Я молча слушал,не опровергая и не поддакивая ему,да и что я мог сказать тогда,зелёный юнец.
Но всё-таки меня тронула его горячность,страстность,с которой он поносил Хрущёва---видно было,для него это серьёзно.
Теперь я думаю,что так выступать мог и человек,не видавший фронта,а просидевший всю войну вохровцем в Гулаге.
Это скорее всего,уж больно рьяно он ратовал за Сталина,наверное,много потерял.
После съезда многих «чекистов» осудили,и они оказались на месте ранее охраняемых...
Я докурил папиросу и ушёл,а он остался в тамбуре,закурив ещё.Больше я его не
помню,сошёл он что-ли.
Поезд шёл по северной ветке--Свердловск,Пермь,Киров.
Однажды утром проехали Ярославль,и к середине дня 2-го июля были в Москве,на Ярославском вокзале.
Перебрались на Курский—-и здесь начали прощаться с туляками,которые
садились на проходящие на юг поезда.
Проводил я и ребят,ехавших в Орёл—-Володю Деулина,Славу и Володю Золкиных.
Обменялись адресами;Деулин жил в Орле,братья Золкины на станции Золотарёво под Орлом.
Я уехал последним—-поезд Москва—Орёл,единственный,делавший остановку во Мценске,отправлялся в 22 часа.
В пять утра я вышел на перрон родимого Мценска.Был будний день,уже встало солнышко,день обещал быть жарким.
Я решил дождаться открытия военкомата и сразу встать на учёт,чтобы не ездить понапрасну лишний раз в город.
Часов в девять я уже был свободен как птица,покончил с формальностями и мог ехать домой.
На автостанцию,в автобус—-и ходу!
В пыльном Тельчье меня никто не ждал—-я не давал никому телеграмм,не писал,что скоро буду—-сюрприз!
В руках у меня дембельский маленький чемоданчик—-это не вещмешок с полной
выкладкой 32кг—я ломанул напрямую,как ходил из школы,пешочком.
И лишь возле Калинеево мне встретился Колька Хвостов,навещавший свой дом и возврвщавшийся на работу во Мценск.Постояли,поговорили о новостях,разошлись.
Я погнал ещё быстрее,мимо Калинеево,через поле,барский сад,мимо школы—-и вот я дома…
Это было 3-го июля 1969 года в пятнадцать часов пополудни.
Во дворе меня встретила бабушка Марфа,неловко обнялись,она прослезилась.
Вошли в дом,обнялись с матерью.Юрка,младший мой брат,где-то бегал,отец,как всегда,на работе.
А Генку,среднего брата,как оказалось,в мае призвали в армию.Я ,кажется,не знал,не помню.
Он служил в танковой учебке во Владимире.
И как только мы отпраздновали моё возвращение,я попросил родителей отпустить меня съездить к Генке.
Они согласились.На самом деле мне хотелось съездить в Орехово-Зуево,к невесте.
Мы с ней ещё из армии в письме договорились,что я её навещу,так как она уже закончила школу и работала на швейной фабрике.
Я приехал в Орехово-Зуево--город показался мне большой деревней.Лишь на окраине,на улице Бирюкова,где жила Нина,стоял ряд свежих «хрущёвок»-пятиэтажек.
В доме номер 8 и жила Гладышева Нина.
Я долго,часа три стоял на перекрёстке,невдалеке от дома,стесняясь пойти в квартиру.Пошёл лишь тогда,как стемнело,отступать было некуда.
Нина и её мать,Елизавета Федотовна,были дома,меня,конечно,не ждали,но встретили очень приветливо.
Елизавета Федотовна оказалась очень простой и доброй женщиной,и я вскоре вполне
освоился.
Они жили в двухкомнатной квартире,после ужина меня уложили на диване в гостиной,а женщины легли в другой комнате.
Телевизора не было--ничего не оставалось,как заснуть…
Была пятница,а в субботу,на следующий день,мы с Ниной поехали во Владимир--электрички Москва—Петушки и Петушки-Владимир ходили достаточно часто.
Утром мы были в части,где служил Генка,расположение которой нам подсказал комендант Владимирского железнодорожного вокзала.
На проходной мы вызвали Генку.
Он пришёл к нам ненадолго,сказал,что завтра его отпустят на более продолжительное время,так как увольнительную в город ему не дадут--ещё не принял присягу.И вообще,с увольнениями у них строго--учебка.
Им командир сказал,что гулять они будут в части,если заслужат,а сейчас они только из дома,не положено до присяги.
Генка нам сказал,что рядом с частью есть дома,где сдают квартиры или комнаты на ночь.
И в самом деле,мы быстро нашли частный домик неподалёку,хозяева сдали нам комнатушку,не интересуясь нашим статусом.Здесь мы переночевали…
На следующий день с Генкой мы общались тоже не долго--часа,может,два,не больше.Он сказал,что здесь же служит мой однокашник по Тельченской школе Коля Добров.Но его нам вызывать уже было некогда—-надо было уезжать.
В Орехово-Зуево мы вернулись к ночи.
На следующий день я уехал домой,договорившись с Ниной,что она возьмёт отпуск и приедет к отцу в Студенниково.
Так и случилось в конце августа.
А за это время я пробовал поступать снова в Орловский пединститут,и снова неудачно.
Документы с набранными баллами отвёз в Болховское педучилище,досдал ещё экзамен по физкультуре—-пробежал стометровку,написал изложение и по сути был принят на отделение физруков.
 В сентябре мог приезжать и учиться,оставалось ещё досдать математику—-это была
формальность
.Но получилось всё по-другому.
К празднику Успения,28-гоавгуста,в Студенниково приехала Нина в отпуск,мы встретились,гуляли,ходили в кино в Калинеево,я её провожал,как всегда.В один прекрасный вечер я предложил ей выйти за меня замуж—-она согласилась.
Не откладывая в долгий ящик,решили расписаться .
Это можно было сделать в Тельчье,в сельсовете.Рядом в Калинеево после очередной реорганизации сельского совета уже не было.
Дело было за малым—у Нины с собой не было паспорта.
Мы дали телеграмму в Орехово-Зуево её матери с просьбой выслать паспорт по почте.
Елизавета Федотовна,будущая моя тёща,сделала всё быстро.
5-го сентября 1969 года мы расписались с Ниной.
Свидетелями на нашей свадьбе был тельченский парень Саша Осокин и его девушка Катя,ставшая потом его женой.Свидетелей нам нашла сестра Галина—она работала вместе с Катей в школе-интернате для слаборазвитых детей в Тельчье.Они и жили вместе в квартире при школе.В этой квартире мы и отметили нашу свадьбу,Саня с Катей,Галина и мы с Ниной.Сашу Осокина я знал—-он учился в параллельном классе со мной в Тельченской школе.С Катей познакомила Галина.
Это была хорошая пара симпатичных молодых людей.Правда,позже мы как-то не встречались.
Потому что я уехал с Орловщины.
Забрал документы из педучилища,собрал свой бедный скарб—-костюм,старенькое осеннее пальто,пару рубашек,куртку—-всё,что у меня было на тот момент.Всё вошло в мой маленький дембельский чемоданчик.
Нина познакомилась с моими родителями,пожила у нас,пока не кончился её отпуск,и уехала.
До свадьбы мы не говорили,где будем жить.
В город мне не хотелось,но оказалось,что Нина не может бросить свою мать одну.И в октябре перебрался в Орехово-Зуево и я.

В 2019 году пятого сентября мы отметили золотую свадьбу.
Пятьдесят лет  пролетели как один день…