Прощай, авиация. Наука, будь добра, прими

   
      Прощай, авиация. Наука, будь добра, прими

      Приказ о моём переводе пришёл в начале июня, а 6-го я уже передавал дела своему преемнику, Цувареву, назначенному ИО инженера полка вместо меня. На следующий день я дал прощальный банкет в офицерской столовой в городке и 8-го июня выехал всей семьёй к месту новой службы. На этот раз я ехал не с одним чемоданом, а погрузил нажитые кое-какие вещи в контейнер, который заказал заранее, пока готовились и ”ходили” мои документы. Уезжая, я испытывал двойственное чувство–и радости, и лёгкой грусти и говорил про себя: “Прощай, авиация”, понимая, что прощаюсь с не худшими годами своей жизни.

      Сейчас, когда я пишу эти строки, отчётливо представляю всех моих сослуживцев, представляю такими, какими они были тогда: весёлыми, молодыми, энергичными, такими, каким был тогда я, или немного постарше. Сейчас многие из них уже покинули наш грешный мир, а остальные стали такими же пожилыми, как я, а то и старыми–престарыми, поскольку я тогда был самый молодой из них, кроме Бухтиярова, который был года на два моложе меня.

      Хочется верить, что большинство из них всё же живы–здоровы и иногда вспоминают меня и “минувшие дни, и службы, где вместе служили они”. Вспоминаю, как мы вместе преодолевали трудности не лёгкой службы в авиации, переживали горечь потерь своих товарищей по оружию и делили радость успехов. А пожелать им хочется не столько долгих лет жизни, сколько счастливой старости и лёгкого ухода в мир иной.

      А ещё хотелось бы думать, что несмотря на малый тираж книги, она попадёт в руки, если не кого-нибудь их моих бывших сослуживцев, то их сыновей, внуков, друзей или просто людей, знавших их, и им будет приятно прочитать о них, о том времени, в котором они жили,, и выражаясь помпезным языком, прикоснуться к истории, так как события 50-летней давности уже можно считать историей, особенно для молодых людей 20–30-ти лет отроду.

      В 1-й мой приезд в НИИ–2МО со мной беседовал доктор наук, профессор Золотов Евгений Васильевич, будущий действительный член Академии наук СССР. Я ему, выражаясь языком Вани Солнцева, главного героя повести Валентина Катаева “Сын полка”, показался, и он сказал, что возьмёт меня в свой отдел. Но моя дружеская переписка с начальством слишком затянулась, и на планируемую под меня должность приняли другого офицера.

       Поэтому по приезде к месту новой службы со мной беседовал уже начальник другого отдела подполковник Крымов Владимир Васильевич (в 1-м ряду 3-й слева). К моему удивлению в ходе беседы  выяснилось, что отдел этот занимается вопросами разработки и использования не авиации, а противоракетной обороны (ПРО). Это было настолько ново, что даже само упоминание о ней считалось секретной информацией.

      Это меня несколько заколебало, но Крымов меня успокоил, что никто этими вопросами не занимался, отдел создан недавно, и все будут осваивать новое научное направление практически с нуля, проявляя при этом творческую инициативу и научную фантазию, но не отрываясь от земли, для чего надо будет строить свою работу с соответствующими организациями промышленности, заказывающими органами и разворачиваемыми войсками, в которых испытывались первые элементы ПРО.

      Сам Крымов стал начальником этого отдела вместо прежнего, полковника Берёзкина, который проштрафился тем, что на партактиве института выступил с критикой Хрущёва, обвинив его в волюнтаризме и возрождении культа личности, за что получил строгий выговор по партийной линии, был единодушно подвергнут остракизму, снят с должности начальника отдела и сослан в какую-то глухомань с понижением.

      А через два с половиной года почти единодушно попёрли с должности первого секретаря ЦК КПСС  самого Хрущёва, обвинив его в тех же грехах, что и Берёзкин. И получается, что ещё в 1956-м году в свои 20 лет я оказался невольно “провидцем”, предсказавшим новый культ личности, о чём упоминал в 1-й книге “Воспоминаний”.

Развенчан культ стараньями Никиты,
Но к культу новому  дорога не закрыта.
Пройдёт 5 лет, –  вновь сотворим себе кумира
И с ним перекроим мы карту мира.

      Вот в чём я только оказался не прав, так в том, что перекроить карту мира с ним мы не смогли, а без него ещё больше всё профукали. Ну, что теперь об этом говорить. Вернёмся к нашим баранам (моим путям к науке) и поговорим о нашем девичьем (о противоракетной обороне). Одним словом Крымов меня “уговорил”, да и выбирать было не из чего, не возвращаться же в полк, не солоно хлебавши, что было к тому же уже и практически невозможно, так как я был переведен в институт и назначен на должность научного сотрудника приказом главкома Войск ПВО, до которого было в моём положении как до царя далеко и как до бога высоко.

      Итак, мне предстояло войти, как выспренне я определил для себя, в храм науки. И на пороге нового этапа в своей службе, ещё не зная, как она сложится в этом “храме”, я был уверен в том, что и на новом поприще смогу проявить себя, ибо с детских лет верил и следовал утверждению Н. А. Некрасова: “воля и труд  человека дивные дива творят”. Мой тогдашний оптимистический настрой можно было бы охарактеризовать фразой, вынесенной в название  параграфа: “Здравствуй, наука, будь добра, прими”. Конечно, я не мыслил тогда такими категориями и рассуждал проще, но смысл моих первых шагов в научно–исследовательской работе сводился именно к этому.