Сашкина молодость

Шел третий  послевоенный год. Последствия страшной войны продолжали напоминать о пе-режитом. Всюду истощенные лица взрослых и детей, фронтовики-инвалиды, собирающие милостыню в людных местах, продуктовые карточки в магазинах, плохо одетый народ. Вез-де бедность. Особенно тяжело жилось в сельской местности.  В крупных городах была  рабо-та   и за нее хоть что-то платили.  В колхозах же работали  практически бесплатно, выжива-ли, главным образом, за счет приусадебных участков. Государство, однако, душило сельский люд  многочисленными  налогами; их полагалось платить практически за все, что выращено в хозяйстве семьей. Нищета была такой, что многие     вынуждены были использовать в пи-щу лебеду, крапиву,  мерзлую картошку, собранную весной на колхозных полях. Тяжело сказывались потери мужчин   на войне.


Так жилось и населению  небольшого райцентра, расположенного в свое время на берегу широкой, полноводной реки. Село привольно  располагалось вдоль ее берега тремя пыльны-ми улицами из старых, бедных домишек. В центре села белыми пятнами выделялись бывшие купеческие, двухэтажные кирпичные дома, в которых  работали администрация района и не-сколько лавок. Чахлые палисадники из желтой акации  были  единственным  украшением  фасадов домов.


Село на две части разрезала небольшая речушка, впадающая в реку. Во время таяния снегов этот  мирный ручеек становился мощным потоком, с ревом выносящим пудовые валуны из глубины холмов, раскинувшихся вдоль села. Вешние воды  образовали овраг с пологими склонами. Зимой здесь  весело каталась   детвора на лыжах и санках.


Сашкина семья в сороковые годы жила в двухэтажном, коммунальном доме в одной из ком-нат полуподвального помещения. В то время в углу у входа стояла  давно не беленная рус-ская печка, бревенчатые стены и потолок  оклеены газетами для тепла в несколько слоев. Два окна на улицу. Вся мебель - широкий топчан, колченогий стол да несколько самодельных табуреток. По стенам на гвоздях развешана одежда. Сашка спал в углу на матрасе, набитом соломой.  Перегородка из не плотно пригнанных  досок, разделяющая убогие квартиры, про-пускала любой шум и разговор. Соседский  репродуктор исправно будил обе семьи в шесть утра бодрыми звуками гимна страны. Почернелый дом давно накренился от старости в сто-рону речки, поэтому окна первого этажа наполовину ушли в землю.


Сразу после окончания средней школы Сашке посчастливилось устроиться на работу учени-ком в сапожную мастерскую. Помог  дальний родственник. Сапожное дело, как известно, требует большого мастерства и навыков. Пареньку понравилась эта работа, и он быстро на-чал ее осваивать. Вскоре мастер стал ему доверять починку башмаков и. подшивку валенок.
 В школе, конечно, мечталось о другом. Сашка подавал заявление в военное училище, но во-енкомат не пропустил – парень из семьи раскулаченных, социально ненадежный элемент.


Семья у Сашки была небольшая: сам, две сестры, мать да двухлетний племянник  Генка. Мать Анастасия работала в колхозе на ферме, старшая сестра Валентина – медсестрой в рай-больнице, а младшая  - Лида – хрупкая тихоня с веснушками на лице, недавно устроилась  в цех по выпуску сушеной картошки.  Работа, конечно, вредная, постоянно в сырости, но ни-куда не денешься, лучшей то в селе все равно не найти. 


Было воскресенье. Сашка в очередной раз взял работу на дом – обещал мастеру сдать ее в понедельник. Устроившись на шаткой табуретке, Сашка не торопливо подшивал старые ва-ленки. В нос лез запах старья. Пальцы привычно находили  в валенке острие шила, цепляли за него дратву, после чего затягивали стежок. Получался аккуратный, красивый шов. Стар-ших дома не было, разошлись по своим делам. На полу возился племянник, играя   клубком натертой варом дратвы. Других игрушек у мальчика не было. Делая свое дело, Сашка изред-ка косился на племяша – за ним нужен был глаз да глаз. Было однажды такое – оставили ре-бенка спящим одного, может всего то на час, а он  чуть не спалил весь дом. Проснувшись, взял из подтопка печи лучину, поджог ее (печь топилась) и запалил рядом висящую занавес-ку. Пересохшая ткань вспыхнула как порох. Слава Богу, что не занялся потолок и рядом ле-жащая одежда.  Набедокурив, двухлетний пацан прыгнул под одеяло. В другой раз ребенок чуть не остался без глаза. Дело было так. Любопытный малыш приспособился смотреть в щелку переборки. Это подметил соседский мальчик и, когда Генка прильнул к щели, сосед ткнул в нее лучину. Слава Богу, удар пришелся в лоб, повыше брови. Обошлось глубокой царапиной и долгим плачем.


Руки, запачканные варом, устали от однообразной работы. Сашка отложил шило, сграбастал смеющегося ребенка в охапку и повалился с ним на топчан.


В свои восемнадцать лет Сашка был крепким, среднего роста парнем. Слегка смуглое, с пра-вильными чертами лицо, волнистые черные волосы, карие глаза. Несмотря на привлекатель-ный вид, в клуб, однако, юноша практически не ходил, на это была причина – у него не было приличной одежды. В единственных заплатанных штанах и пиджаке можно было пойти только в сапожную мастерскую. Вторая причина – в клубе его всегда могли обозвать кула-ком задиристые комсомольцы. Особенно агрессивно вел себя Володька – секретарь комсо-мольской организации. Не дай Бог ему возразить, сразу напомнит, кто ты есть. Сашкины ро-дители были раскулачены в тридцатом году и вскоре были сосланы на Урал. Там отец   забо-лел и умер от туберкулеза, а мать, погоревав, вернулась с детьми в родное село. Долго мыка-лись по квартирам - свое жилье было отобрано. Дали полуподвал по ходатайству военкомата.
 Отец Генки, Михаил, был москвичем. Статный красавец с красивыми пальцами музыканта и военной выправкой гвардейца, он прошел войну от начала и до конца. В тридцать девятом его призвали на действительную службу, а в сорок первом, когда начал готовиться к дембе-лю – грянула война. Сразу попал в пекло – на  Московское направление. Как выжил, одному Богу известно. В сорок третьем, в звании гвардейского старшины освобождал Украину. Поч-ти полгода непрерывно на передовой.


Однажды ему повезло. После очередного ранения дали короткий отпуск домой, в Москву. В семье произошел настоящий переполох  в связи с неожиданным появлением Михаила. Ста-руха мать металась по коммунальной кухне, стараясь при ее тощих возможностях по вкуснее накормить родного сыночка. Старший сын Вася тоже был на фронте, но на него в сорок вто-ром пришло плохое сообщение – пропал без вести.


Мишу любили во дворе, и все старались затащить к себе в гости. Угощали, чем могли. Од-нажды вечером на лавочке у подъезда он в окружении соседей рассказывал об успехах на-ших войск, о боях, в которых сам участвовал. Много разных вопросов задавали фронтовику.
«А что, Миша, правда, фашисты лютуют с мирным населением, насильничают, мародерст-вуют и жгут деревни?» - спросил простоватый мужичок в мятой, армейской фуражке, раску-ривая самокрутку. Солдат простодушно ответил, что на их участке о мародерстве не слыша-ли, красть у народа нечего, а деревни горят, конечно, во время боев. Война есть война. Ни-кто, вроде, не обратил внимания на эти слова Миши, запомнил их только мужичок с само-круткой. На следующий день он заглянул в некую квартирку, где подробно доложил челове-ку в погонах о беседе Михаила с соседями. Этого было достаточно, разговор признали опас-ным: по истечении отпуска Мишу определили в штрафную роту на должность командира отделения и сразу послали в бой. Штрафники, едва познакомившись с Михаилом, докурив  цыгарки, обреченно пошли отбивать у фрицев высоту. Закрепились на высотке только  двое – Михаил и молодой штрафник, бывший танкист, остальные погибли или ранены   в руко-пашном бою. Так везло Михаилу почти до самой победы.  Однако постоянно хорошо редко у кого бывает – в начале апреля сорок пятого в Польше Миша  снова был ранен.  Попал в гос-питаль, где служила медсестрой Валентина, Сашкина сестра. И случилось то, что должно было случиться – Миша отчаянно влюбился в красивую сестричку. Старшина долго доби-вался взаимности и, наконец,  достиг  своего – его рука и сердце были приняты. Свадьба со-стоялась в госпитале - спасибо майору-главврачу, он разрешил. Время уже было мирное, ав-густ. Да и какая это свадьба: кроме молодоженов три медсестры и трое раненых бойцов пару часов посидели за рюмкой разбавленного спирта  в бельевой.


В сентябре после демобилизации молодожены на неделю заехали к матери в Москву. Ране-ная рука еще болела, однако мужичка с цигаркой    планировалось все же проучить – его удалось вычислить, коротая время в окопах между боями. К сожалению, а может быть к сча-стью,  доносчик сразу же исчез, как только Михаил появился дома.


Нагостившись у родных, молодые отправились в село Валентины, где первое время  собира-лись пожить  до полного излечения раненой руки. Весной в первый послевоенный год у них родился мальчик, которого назвали Генкой. Несмотря на тяжелое время,  ребенок хорошо развивался, доставляя радость всему семейству. Баюкая ребенка на руках, Михаил часто гу-лял с ним вечерами по берегу речки.


Недолго, однако, радовался Михаил мирной жизни. Промозглой осенью сорок седьмого года он сильно простудился   и отправился на лечение в московский госпиталь.  Заболел Миша серьезно.  Ослабленный войной организм не выдержал натиска опасной болезни.  Через три недели после отъезда в дом на речке пришло печальное извещение о смерти Михаила. Так Генка, не достигнув двух лет, стал безотцовщиной.


Первое время ребенок очень тосковал по отцу. По привычке он ждал отца с работы, что-то быстро лепетал, а затем начинал плакать. Успокоить ребенка удавалось только Сашке. Почти все  свободное время  он проводил с  малышом. Парня совершенно не привлекали веселые компании.  Больше всего ему нравилось читать художественную литературу, которую он брал в сельской библиотеке.    


В выпускном десятом классе на Сашку свалилась можно сказать беда: в него страстно влю-билась Нина – симпатичная скромница  из параллельного выпускного класса. Она не выда-вала своих чувств к Саше ни словами, ни поведением, поэтому он ни о чем не догадывался. Беда же  заключалась в том, что   Нину не менее страстно давно  любил Володька-комсорг. В отличие от Сашки, он не скрывал своего  отношения к ней и невольно возненавидел ни о чем не ведающего соперника. Володька догадывался, что означают направленные на Сашку при-стальные взгляды девушки. Характер Володьки был еще тот: самолюбивый, напористый.  задиристый. Спорить с ним было бесполезно. Стараясь приблизить к себе скромную девуш-ку, он назначил ее секретарем в комсомольской организации, часто дарил дешевые подарки, брал с собой в командировки,  но Нина оставалась к нему абсолютно равнодушна.  В ее мыс-лях был только Саша. Явно  назревал конфликт.


Смеркалось,  сели ужинать. Настя   поставила на стол чугунок свежесваренной картошки и кувшин обрата – его продавали на местном молокозаводе по дешевке. Генке  дополнительно достался маленький кусочек масла. На сладкое была выставлена отварная свекла с чаем     без сахара. Мрак в комнате рассеивала керосиновая лампа с расколотым стеклом. В тишине  слышалось сопение Генки,  уплетавшего мятую картошку, чуть сдобренную маслом.


После ужина Сашка вышел на улицу погулять с племянником перед сном. Издали доноси-лось девичье пение. К пристани медленно подплывал сияющий огнями пароход.  На верхних палубах столпились  нарядные  пассажиры, рассматривая село. Шум галок и ворон в ветвях тополей давно затих, мрачные избы одна за другой гасили огоньки в своих окнах  - люди  экономили керосин. Пора идти спать. Генка плелся  за дядей  домой по разбитой дорожке,  то и дело спотыкаясь.


У ворот стояла легковушка -  с работы домой  привезли  начальника районного отдела НКВД товарища Мелкова - он жил на втором этаже. Мелков работал в сельском райцентре недавно – перевели из города, видно нашли какой-то недочет в работе, иначе бы не отправили в глу-бинку. Это был крепкий мужик лет пятидесяти, среднего роста, с усами в  виде квадратика под мясистым носом. Типичный птенец из ежовского гнезда с четырехклассным образовани-ем. В молодости он работал   грузчиком в магазине, охотно доносил кому надо о настроениях в своей среде. Учитывая пролетарское происхождение, был принят в органы. Поработал ох-ранником в тюрьме, затем следователем. Со временем дорос до  солидного чина. На собра-ниях в своих выступлениях всегда много цитировал Вышинского.


Отпустив машину, Мелков тщательно отряхнул от пыли широкие синие галифе – весь день  мотался по району, готовил колхозное крестьянство к предстоящей уборочной кампании. В частности, строго предупреждал насчет воровства. Напоминал всем недавний случай. Две бабы с тока осмелились по кошельку гречихи утащить. Бригадир это заприметил. Будучи верхом, он гнал их по буеракам около километра, а, поймав, отстегал нагайкой. И доложил потом, куда надо. В результате обоим вручили путевки на Колыму. Поделом дурам! Не тронь социалистическую собственность.


Мелков, переваривая в уме проделанную за день работу, не торопясь, с наслаждением заку-рил «Беломор». Подошли соседи из подвала. Сашка вежливо поздоровался и, не останавли-ваясь, прошел с Генкой к двери своей квартиры. Вниз по лестнице спускались в кромешной тьме, на ощупь. Все спали. Раздев и уложив полусонного мальчика, Сашка с удовольствием растянулся на своем матрасе и тоже быстро заснул.


В шесть утра, как положено, заголосила радиотарелка у соседей. После гимна  бодрящая гимнастика, затем вести с полей. Генка   безмятежно спал, раскинув ручки поверх латанного одеяла. Сашка позволил себе немного поваляться. Он вытащил из под подушки зачитанный томик Майн Рида и погрузился на несколько минут в мир приключений.

Заскрипела дверь и в комнату вошла раскрасневшаяся от быстрой ходьбы  Генкина мать. Первым делом Валя бросилась к своему малышу, но увидев, что ее мальчик еще спит, на цы-почках отошла.       Сашка отложил книгу и начал складывать в мешок обувь и инструмент. Работу можно было сдавать мастеру.


Село давно проснулось. На мосту  уже  кучковались женщины, обсуждая последние сплетни села,  унылые лошади устало тянули  подводы с возницами в грязных халатах, к райкому подкатывали газики с начальством. Сашка, не торопясь, хлебнул  холодного чая с куском черного хлеба и  привычным маршрутом пошел в сапожную мастерскую.


Мастер скупо похвалил за выполненную работу и дал новое задание – починить хромовые сапоги. Сашка привычно устроился на своем месте и принялся за дело. Мастерская  с утра была заполнена дымом от самокруток, мужики сквернословили, рассказывая анекдоты и раз-ные скабрезности. В этой обстановке Сашка был совершенно инородным. Он не умел мате-риться, не курил, не любил спиртное. Мужики не раз подговаривали парня на выпивку, но он всячески отказывался. Работая, он обычно молчал,  в это время мысленно он был с героями Майн Рида, Жюль Верна или Джека Лондона. К концу рабочего дня  Сашка выполнил еще один заказ, чем заслужил очередную похвалу мастера.


Перед закрытием мастерской рабочим объявили, чтобы все задержались – будет выдан аванс. Народ  радостно  зашумел. Обрадовался и Сашка – теперь можно будет погасить долг по квартплате. Получив деньги, он чуть ли не бегом поспешил  домой.


Как на грех  на встречу попался Володька. По всему было видно ,что  вожак молодежи был не в себе. Он шел туча тучей, хмуро глядя под ноги и судорожно зажав под мышкой потре-панный портфель. Причины для такого настроения были вполне серьезные. Во-первых,  пар-ню  только что  «намылили голову»  в райкоме, во-вторых,  накануне он получил очередной отлуп на любовном фронте.


Дело в том, что Володька  принял решение разобраться с Ниной окончательно. Для этого он предложил ей  встретиться в комитете  комсомола после работы.  Там он решил  поставить вопрос ребром, а именно  предложить Нине выйти за него замуж. Нина в комитет пришла, но Володькино предложение не приняла, более того, обозвала его придурком и, убегая, громко расхохоталась. Это Володьку, естественно, до слез взбесило и он искал случая, на ком бы выместить злобу. Навстречу  как раз шел тот, кого  он ненавидел больше всего. Быстро со-зрел план мести.  Расходясь  с Сашкой на дорожке, он преднамеренно толкнул парня в плечо, после чего изобразил падение как бы от Сашкиного удара. «Ах гад, ты так!» - завопил Во-лодька на всю улицу и, быстро вскочив,  неожиданно ударил в лицо своего  недруга. Защи-щаясь, Сашка нанес Володьке ответный   удар.  У  того  потекла кровь из носа. Взвыв от обиды и вида собственной крови, неудачливый жених вприпрыжку помчался в милицию. В отделении был один сержант. В своем заявлении в милицию Володька  наврал полный ко-роб:   будь то  бы первый начал драку Сашка,  именно он обзывал его матерно и обещался убить,   был  в подпитии. Сержант, принимая Володькину писанину, покачал от удивления головой. Он хорошо знал Сашку.


Поздно вечером  парня забрали. К делу подключился капитан милиции Мусин. Допрашивать Сашку решено было утром.  На допросе  парень подробно рассказал, как произошла драка и показал место, где она  случилась. Свидетели подтвердили, что первый начал драку Володь-ка. Все показания записали и паренька  благополучно отпустили домой. Домашние встретили его с расспросами, все в слезах. «Да все нормально, отпустили, кончайте реветь» - успокаи-вал домочадцев  Сашка. Однако мать и сестры понимали, что так просто отвертеться вряд ли удастся.  Свежи еще были вспоминания раскулачивания. Лучше всего Сашку срочно нужно было бы отправить в какой-нибудь город подальше от родного села, но денег то не было.  Одна  была  надежда - «авось пронесет».


На работе  Сашку встретили почти как героя. «Молодец, паря, знай наших» - хлопали са-пожники его по спине. При случайных встречах на улице Володька отворачивался и перехо-дил на другую сторону. Сашка же не понимал возникшей для себя опасности и жил,  как прежде: днем работал, вечером ходил в библиотеку или возился с Генкой.


Время шло и все вроде бы успокоилось. Однако Настя своим материнским сердцем чуяла, что драка с сельским активистом просто так не забудется. Так оно и вышло. К начальнику отделения НКВД  Мелкову пришла секретная депеша, согласно которой требовалось   ре-прессировать по району группу в количестве десяти человек для отправки на Дальний Вос-ток. Репрессировали тогда   почти  повсеместно.  Эта область страны остро нуждалась  в раб-силе. Группа на восемьдесят процентов должна быть молодежной.  Рекомендовалось репрес-сировать членов семей раскулаченных, расхитителей социалистической собственности, а также так называемых «болтунов». Это те, кто не умеет держать язык за зубами. Предвари-тельное утверждение списка кандидатов на репрессирование должно проводиться на собра-ниях трудящихся.


Мелков дочитал бумагу из областного отделения НКВД и закурил, задумавшись. «Где их взять эти десять человек, да еще молодых. Сколько народа уже раскидано по рудникам и шахтам Урала и Сибири, сколько померло. Болтуны давно вывелись. Район итак заметно обезлюдел. Придется, верно, искать среди расхитителей, такие еще изредка попадаются.  Го-лод не тетка, вынуждает воровать».


Как-то вечером Мелков сидел у окна, протирая детали давно не чищенного нагана. Его слу-чайный взгляд в окно наткнулся на фигуру возвращающегося с работы Сашки.  Мелькнула мысль – «а ведь парень то годится  для десятки в самый раз – надо срочно просмотреть его бумаги». Утром, не откладывая, Мелков рассмотрел дело о драке, после чего в его рабочей  тетради под отдельным заголовком появилась фамилия Сашки.


На всю компанию по репрессированию сверху было отпущено два месяца. В колхозы были срочно направлены оперуполномоченные  для выявления лиц, виновных или подозреваемых в хищениях соцсобственности.  Начальник районной милиции Мусин по указанию прокуро-ра начал основательно раскручивать Сашкино дело. Володька дополнил свои показания, из которых следовало, что Сашка во время драки помимо всего всячески ругал Советскую власть, а его, представителя этой власти –  поносил нехорошими словами. Свидетелей драки деликатно проинструктировали, как надо свидетельствовать  и они отказались от прежних показаний. Вскоре Сашкино дело было полностью завершено.


С другими кандидатурами было сложнее. На примете долго никого  не находилось, доносов не было, все вели себя смирно. Наконец, остановились на двух вдовах-колхозницах. Год на-зад их поймали на воровстве колхозного сена. Бабы, возвращаясь с фермы домой, захватили по  охапке сена для своих коз. Как на грех, навстречу шел завфермы, он и заложил. В тот год возбуждать дело не стали – просто вычли трудодни. На этот раз за отсутствием более подхо-дящих лиц раскрутили дела этих самых колхозниц. Вскоре  Мелков назначил провести соб-рание трудящихся в первых числах  сентября – летом нельзя отрывать народ от дела - на по-вестке дня  уборка урожая.


Мусин несколько раз вызывал Сашку в милицию. Настя  узнала,  чем все закончится – одна-жды жена  Мелкова шепнула ей, что Сашке грозит ссылка на Дальний Восток. Дома уже не ревели, привыкнув к навалившемуся горю. Настя, как то встретившись с Мелковым во дворе,  спросила его насчет возможности отправиться в ссылку вместе с сыном. Парню всего лишь восемнадцать лет, старшего сына потеряла на фронте. Мелков хотел было  пройти мимо ста-рухи, не вступая с нею в разговор, однако остановился, увидев жену, выходящую из дома. При жене  он пообещал дать ответ через неделю.  Ответ пришел.  Малков сообщил старухе, что у начальства возражений нет, главное, чтобы утвердили ее  просьбу на собрании трудя-щихся села.


Семья Сашки, понимая, что ничего уже не изменится, начала подготовку к ссылке. Распро-дали скотину, на вырученные деньги  купили теплые телогрейки, запаслись сухарями,  ос-татки отложили в загашник.  Сашка не подавал виду, что сильно переживает. На самом деле он сильно переживал   за сестер и особенно за Генку. Как они будут жить без него?


На работе все было как обычно. Однако прежних отношений с коллективом  уже не было. Мужики почему то при нем перестали травить анекдоты, и даже  меньше стали пить водку. Все село было взбудоражено происшедшими событиями. При встрече с Сашей люди отводи-ли взоры и старались не вступать с ним в разговор. Парню  было  обидно и не понятно, по-чему так ведут себя односельчане. Нина  единственная не боялась встречи с  юношей. Ей ка-залось, что виной всему она - из-за нее состоялась драка. Однако она стеснялась первой на-чать разговор. Володька же ходил по селу гоголем –  он чувствовал себя отмщенным.                               


Работа уполномоченных вскоре принесла свои плоды – в нескольких деревнях кандидатуры на репрессирование были подобраны, даже с запасом -  на всякий случай.  В соответствии с установкой отделения НКВД в назначенное время  в деревнях были проведены собрания тру-дящихся.


Прошло такое собрание и в райцентре. Сашку и несчастных колхозниц милиционер посадил на отдельную скамейку и сам стал рядом.  В президиуме разместились Мелков, секретарь райкома, прокурор и два представителя от народа. Люди из зала жалостливо смотрели на сидящих под охраной милиционера. Все молчали от страха. Один Володька крутился в первом ряду, перечитывая свой обвинительный доклад.



Ведущий собрание секретарь райкома постучал  (так  принято) карандашом по графину с во-дой и призвал к тишине, хотя и без этого было тихо, муха пролетит – услышишь. Сообщив повестку дня, первому слово дали прокурору. Прокурор, низкорослый, плешивый  мужичок хромающей походкой вышел на трибуну и мало понятной скороговоркой,  пискляво  зачитал свой доклад.  Вторым выступил Мелков. Не суетясь, он напялил на свой мясистый нос круг-лые очки как у Берии,  вышел на трибуну, неторопливо напился воды из графина, вытер усы и после этого начал выступление. Прежде всего  он  долго распространялся по Сашкиному делу, как наиболее опасному, а в заключение коротко дал оценку преступлению колхозниц. Женщины безучастно  слушали его выступление, посматривая равнодушно то в зал, то на свои корявые от тяжелой работы ладони. Им было все равно; семьи нет, жизнь почти прожи-та, в будущем ничего радостного.


Сашка сидел с краю, рядом с милиционером. Мелкая дрожь периодически пробегала по его телу. Ему страшно было смотреть в зал. Там на последнем ряду сидели тихо плачущие мать и сестры.


Володька, получив слово, долго с пафосом распространялся о борьбе с недобитками и расхи-тителями.  Раскрасневшись от азарта выступления, он колотил по трибуне кулаком, требуя наказать Сашку за злословие в адрес Советской власти, за избиение его – руководителя ком-сомольской организации села. Напомнил,  что после окончания десятилетки сын раскула-ченных отказался вступить в колхоз. После Володьки слово дали начальнику милиции Му-сину. Это был  бывший армейский офицер, попавший в милицию после ранения на фронте. Он хорошо знал, что дела Сашки и колхозниц шиты белыми нитками, но что поделаешь – чтобы успешно осваивать Дальний Восток, нужно много людей, нужна дармовая рабочая си-ла. Зэков не хватало, чтобы обеспечить работу рудников и шахт. Последними выступили ак-тивисты села. Они просто прочитали, запинаясь,  кем-то написанные бумажки.


Прокурор предложил народу проголосовать за репрессирование по всему списку. За исклю-чением одного учителя школы все послушно проголосовали «за». Его поступок Мелков  от-метил пометкой в своей записной книжке. В конце собрания голосованием решили Настин вопрос. Никто не возражал против ее просьбы поехать в ссылку вместе с сыном – пускай едет, может там ей даже лучше будет. Народ распустили, в том числе и репрессированных – куда они денутся.


Протокол собрания был отправлен в областной центр. Там областная тройка без рассужде-ний подмахнула все бумаги, утвердив,  таким образом, наказание всем  в виде  ссылки по пять лет.


Сашка, пережив все, что было связано с собранием, почувствовал некоторое облегчение. «Ссылка – это не тюрьма или лагерь и не двадцать лет, а всего пять и не один поедешь, а с матерью и землячками. Даже интересно, страну посмотрю» - успокаивал он себя. «Жаль, Генку долго не увижу».


После собрания домой шли   маленькой кучкой. Обогнал газик Мелкова, обдав всех пылью.  Темно-фиолетовое  небо было усеяно яркими звездами,  В темноте  овражка, перекатываясь по камням, журчала речка, в придорожной траве звенели цикады. С поникшими головами прошли мимо  курившего во дворе Мелкова.


Всю дорогу Настя перебирала в уме предстоящие дела, связанные со ссылкой. На людей обиды не было – не хозяева они себе,  у всех свежи в памяти тридцатые лихие годы.


Утром Мелков сам подошел к Насте, вышедшей во двор. «Мать, подойди завтра в мой каби-нет с документами, надо оформить тебя в состав группы. Да, еще предупреждаю, смотри за сыном, чтобы без шуток, а не то посажу за решетку, ясно? –  нарочито угрожающим тоном произнес он и направился к воротам, скрипя начищенными сапогами.


Только уехал Мелков, прибежал из милиции за Сашкой милиционер – Вызвал капитан Му-син. Роясь в бумагах, капитан строго-настрого предупредил парня, чтобы не вздумал ни на минуту отлучаться из села, а до отъезда  ежедневно являлся  в милицию для контрольной проверки. Пришлось еще за это и расписаться. На Сашкин вопрос, куда отправят, хмуро от-ветил: «вас, скорее всего,  в Амурскую область».


После собрания на работе Сашку встретили  виноватыми взглядами, похоже всем было стыдно за свое голосование, ведь ясно, что парень не виноват ни в чем; по-честному Володь-ку надо было судить. 


Остаток лета пролетел быстро. Как говорил Мелков, так и вышло – на двадцатое  сентября назначили отправку репрессированных. У Насти давно уже были собраны два баула с одеж-дой и сухарями – сказался опыт выселения при раскулачивании. Как-то приходили репрес-сированные колхозницы. Настя  им   посоветовала запастись теплой одеждой, навязать из шерсти с запасом шерстяные носки и варежки.


Перед отправкой молча позавтракали.  Ждали с минуты на минуту прихода милиционера. Договорились, что прощаться будут дома, чтобы не плакать при народе. Генка, ни о чем не ведая, играл с кошкой, смеялся, лез на колени. Раздался стук в дверь, Вошел сержант и ско-роговоркой сообщил, что машина пришла, стоит у сельсовета, пора прощаться. Провожаю-щим идти на проводы капитан Мусин запретил, чтобы не было лишнего шума. Сашка с ма-терью встали из-за стола и тут прорвало – женщины заголосили на весь дом. Генка недо-уменно смотрел на плачущих, а потом и сам разревелся. Сашка взял ребенка на руки и, успо-каивая,  крепко прижал к себе.  «Ну, хватит выть, не хороните, пора идти» - оборвал плач сержант. Все на прощание многократно обнялись, расцеловались; Настя перекрестила доче-рей и внука. «С Богом» - напоследок промолвила она сквозь слезы, поднимая баул.


До сельсовета было недалеко. Полуторка стояла в окружении небольшой толпы людей. В ку-зове на соломе уже сидели  бедолаги из  соседних марийских колхозов с мешками за спиной, обутые в  новые лапти с чистыми онучами до колен. Они боязливо поглядывали сверху на Мелкова и Мусина. Запыхавшись, прибежали колхозницы и кое-как взобрались в кузов.  Мелков и Мусин стояли отдельно от толпы и что-то растолковывали сопровождающему. Сашка помог матери забраться в кузов, а затем  поднялся сам. Сопровождающий из отдела НКВД сверил список  и сел на лавку у кабины, разместив трехлинейку между ног. Ротозеев было немного, прохожие старались по  быстрее пройти мимо.


Мусин дал команду на отправку, но полуторка долго не заводилась, аккумулятор сел – при-шлось водителю крутить двигатель рукояткой. Мотор чихал и только. Наконец, полуторка затряслась, выбрасывая копоть из выхлопной трубы.  Посигналив, машина благополучно тронулась.


Марийцы первое время держались отчужденно, но потом ничего,  все перезнакомились. Го-ворили ребята по-русски плохо, однако,  вполне понятно рассказали, за что их репрессирова-ли: всех,  оказывается,  обвинили в  порубке государственного липового леса  (на дрова, лап-ти и на изготовление кадушек). Марийцы – большие мастера,  любят   работу по дереву. У каждого из них в мешке лежала запасная пара  собственноручно сплетенных  лаптей.


Сашка в дорогу надел хоть и не новые, но мастерски отремонтированные сапоги. Мать была в старых валенках с галошами.  Был сентябрь, еще тепло, но кто его знает, как там на Даль-нем Востоке в эту пору. К тому же ноги постоянно зябнут – хоть летом, хоть зимой.


Проехали мимо родного дома. Лида и Валя с Генкой на руках успели выскочить на улицу и помахать  отъезжающим. У Сашки и Матери по щекам потекли слезы. За бортом машины оставалось все родное,  впереди - мрачная неизвестность и годы разлуки. Трюхая по кочкам и колдобинам, поднимая облако пыли, полуторка натужно выбралась на вершину холмов. Открылся простор, которым нельзя было не любоваться. Вдали за рекой виднелись бескрай-ние луга со стогами сена, чистые озера, обрамленные кустарником, можно было различить конные косилки, докашивающие  отаву. День выдался солнечным и теплым. Марийцы затя-нули протяжную песню. Остальные молча слушали, рассматривая по сторонам знакомые места. Сквозь грохот и тряску  машины   трудно было говорить, душа, однако,  требовала общения – все легче расставаться с родным краем.    Один Сашка молчал – он думал о том, что их ждет там за тридевять земель, разлучат ли его с матерью, дадут ли вернуться домой.
Нина через день после собрания собрала вещички и уехала к родственникам в Подмосковье,  сохранив от всех в тайне свою любовь. Вскоре на новом месте она вышла замуж - на Сашку надежд у нее уже не было.


Полуторка не подвела – до железнодорожной станции доехали без приключений, только один раз останавливались для оправки пассажиров. В кусты ходили под надзором охранника.  На станции вся группа была передана под роспись начальнику эшелона и посажена в вагон.  Состав был уже  почти полностью заполнен репрессированными   из других областей. Народ везли  в вагонах, предназначенных для перевозки скота. Грубо сколоченные нары в два яру-са, зарешеченные окна, пулеметчик на крыше хвостового вагона. Удобства – небольшая дыра в полу, обитая металлическим листом и отгороженная мочальной рогожей. Питьевая вода была в деревянной бочке, накрытой  фанеркой. До приезда на место питаться  велели  из своих запасов.


По перрону бегали штатские и военные, раздавались крики, сильно воняло плохо прогорев-шим углем. Состав  заканчивал принимать воду.   В Сашкином  вагоне  сидели, в основном, крестьяне;  была слышна русская, украинская, белорусская, удмуртская речь.  Женщин было больше, чем мужчин. Кое-как разместились по полкам и стали ждать отправки. Наконец со-став  тронулся, грохоча и сотрясаясь. В маленьком окне замелькали деревни, перелески, по-ля.


Первые сутки пережили легко, можно сказать весело. Все перезнакомились, делились припа-сами, рассказывали анекдоты, играли в карты. Вторые сутки также прошли вполне терпимо.  На третьи сутки все почувствовали усталость, захотелось выйти  на свежий воздух, погулять, размяться. Состав, однако, стремительно несся на Восток без остановок под стук колес и протяжные гудки паровоза. Шлейф черного дыма долго не рассеивался в ясном сентябрь-ском небе.  На восьмой  день стало просто невмоготу. Эшелон стал изредка останавливаться для дозаправки водой и углем, но народ из вагонов не выпускали.  Для проветривания не-много приоткрывали лишь раздвижные двери. Начали голодать и чесаться, от табачного ды-ма у всех слезились глаза. Сашке кто-то дал почитать «Всадника без головы», чтение немно-го скрасило  дорогу,  но книга была быстро прочитана и вновь  пришлось глазеть в окно. Природа менялась - стали  встречаться  горные, лесистые увалы, бурные реки и кристально чистые озера с каменистыми берегами. Впервые увидели двугорбых верблюдов и низкорос-лых монгольских лошадок.


На одном из полустанков  была проведена плановая  остановка, предусматривающая помыв-ку в реке и последующий горячий ужин. Купались двумя группами, мужчины от женщин от-дельно. Вода была очень холодной, однако, вылезать на берег не торопились. После купания всех накормили ухой и перловой кашей.   Паровоз дал три  гудка и люди повалили на свои места. Столы прибрали в ожидании следующего поезда с репрессированными.


Наконец, прибыли на конечную станцию. Сашка выглянул в окно – вся привокзальная пло-щадь была оцеплена солдатами НКВД. Заскрежетали двери вагонов под лай овчарок.  Про-хладный свежий воздух ворвался на смену духоте и вони. Послышалась команда  готовиться к выходу.  Сашка легко закинул за спину свой заметно полегчавший мешок. После второй команды первые пары измученных «антисоветских элементов» повалились на перрон. При выходе Настя запнулась и чуть было не свалилась под вагон, хорошо солдат вовремя под-держал. Прибывших долго сортировали на отдельные отряды, а затем строем погнали в сто-рону от станции мимо каких-то бараков. Около часа шли пешком по разбитой лесной дороге. Всех удивили огромные кедры, встречавшиеся по пути. Раньше их никто не видел. Наконец, пришли на поляну, уставленную в ряд полуторками. В стороне виднелись несколько бревен-чатых бараков, в которых, по-видимому, размещались охрана, начальство и службы. 


Настя с сыном оказались в одном отряде, все земляки попали в другой. После короткого от-дыха скомандовали грузиться на машины. Предстояло развезти репрессированных по рабо-чим поселкам.  Привезли Сашку с матерью на золотодобывающий прииск. Он состоял из трех зон. На первой зоне  днем под надзором охраны в шурфах добывали золото заключен-ные. Вечером их вывозили из этой зоны во вторую, спальную зону, где  зэки ночевали. В третьей зоне жили расконвоированные, вольные и репрессированные. Эта зона не охраня-лась.


Сашку с матерью поселили в одном из бараков, где жили ссыльные из Белоруссии и запад-ных областей России. Развел по местам новоприбывших старший по бараку - седобородый, низкорослый мужичек, говоривший с характерным белорусским акцентом. Барак был разго-рожен на женскую и мужскую половины. Комната, куда привели Сашку, была довольно про-сторной – в ней размещались вдоль стен десять кроватей. В углу на табуретке стояла кадка с умывальником. Напротив – кирпичная печка с сушилкой для обуви. Сашке дали кровать у окна, место не самое лучшее, здесь было прохладно – окно продувалось. Напротив разме-щался молодой паренек Сашкиного возраста, родом из Белоруссии.  Звали белоруса  Андре-ем.


Когда старший ушел, Сашка   сел на свою кровать, застеленную одним рваным матрасом. В растерянности, после долгого молчания он догадался, наконец, назвать свое имя и пожать присутствующим руки. Отнеслись к новичку вполне благожелательно, народ здесь жил не испорченный уголовщиной, простой, работящий. В основном это были дети раскулаченных.
С Андреем Сашка подружился в первый же день. После первого крепкого рукопожатия бы-валый хлопец выскочил из комнаты и вскоре вернулся с комплектом  постельного белья, по-душкой, набитой комкастой ватой и армейским суконным одеялом. Все это «добро» он, улы-баясь,  вручил   новичку. Андрей был в ссылке  уже два года, осталось еще четыре. Сослали после войны за то, что с матерью вырастил и убрал для себя картошку на колхозном поле. Земля колхозом все равно не обрабатывалась – не кому было.  Мать и отца не тронули – уч-ли, что они партизанили.  А вот Андрею  накрутили по полной за посягательство на социали-стическую собственность. Про ссылку Андрей рассказывал одобрительно.  Только здесь он досыта наелся хлеба и появились у него первые,  хоть и небольшие свои деньги.


Все пока складывалось неплохо. Сашка сходил проведать, как дела у матери. Женская поло-вина была такой же, разве почище. Контингент – женщины молодого и среднего возраста. Настя оказалась самой старшей. Сашку встретили с большим интересом.
 

Матери досталась не занятая кровать около умывальника. Вышли в коридор и немного пого-ворили, вспомнили родных. Женщины пригласили за компанию почаевничать, Настя  выло-жила на стол остатки  своих  скромных  припасов. В этот раз Сашка и Мать впервые попро-бовали красную рыбу. Побыв  еще некоторое время, Сашка вернулся к себе. Усталые мужи-ки готовились ко сну, Андрей уже спал.  Ложиться на не простиранную простыню  было не-приятно – Сашка по природе был очень чистоплотный, но лучшего не было и он лег в по-стель, не раздеваясь. Заснул сразу же, полный впечатлений.


Утро началось с удара молотком по подвешенному обрезку рельсы. Ссыльный народ при-вычно одевался, умывался и бежал в рабочую столовую. Столовая размещалась в длинном бараке недалеко от леса.  Спальные бараки соединялись со столовой тротуарами из досок. Настя сбегала в туалет, где попутно вытащила из нательного кошелька несколько рублей –  здесь бесплатно не кормили.


В столовой было полно народу, все шумели, толкались, пытались прорваться без очереди. Сашка с Матерью простояли около получаса. Выбирать не пришлось – на завтрак давали ку-сок пересоленной рыбы с перловой кашей, да стакан чая с хлебом. В сравнении с селом не так уж плохо. После завтрака     новичков  отвели в отдел кадров.


Кадрами командовал низкорослый, узкоглазый капитан Иванов, сидевший  за невысокой стенкой в одной из комнат штабного барака. Хмуро поглядев на вошедших, он минут по пять расспрашивал, откуда они, кем работали, за что сосланы.  После расспросов Настю он напра-вил в столовую работать посудомойкой, а Сашку в сапожную мастерскую – по специально-сти. Комендант получил направления и отвел новичков на рабочие места.


В сапожной мастерской Сашка освоился довольно быстро – все как дома, только сапожники  постоянно трезвые. Ремонтировали главным образом  кирзовые сапоги – основную обувь по-селка. С выпивкой на прииске было строго – за этим следили и, если попался, обязательно   наказывали. Горячительные напитки вообще на прииск не завозились. Это Сашке понрави-лось, с выпивкой он не дружил. Зато была неплохая библиотека, отдушина для ссыльных. Позднее Сашка узнал о существовании в поселке небольшого клуба, где крутили фильмы и выступала самодеятельность.


Настя в столовой пришлась к месту за старание в работе, безотказность и доброжелатель-ность. Вечерами ее подкармливали, но не разрешали выносить в барак. Не дай бог попасться офицеру – сразу суд и в зону. Воровства в поселке не было.


К первому снегу Сашка и мать,   с многими перезнакомившись,  узнали все порядки, ходы и выходы. Появились первые, заработанные на прииске, деньги. На первую же получку отпра-вили домой посылку – кое что из китайского текстиля и мешочек нечищеных кедровых оре-хов. Кроме этого Сашка послал своему любимцу китайский пластмассовый фонарик. Знал, что Генка  очень рад будет этому подарку.


Первую зиму пережили нормально. У Насти появились подруги ее возраста. Вечерами они обычно собирались  вместе  и вели долгие беседы о житье-бытье. Говорили в меру – все зна-ли, что в каждой комнате есть стукачи. Подруги пристрастили Настю к нюханию табака. Первое время, понюхав, она долго чихала, от чего женщины смеялись до слез.


Из дома шли письма, но ничего нового в них не было, жизнь в селе шла по накатанной колее. Радовали до слез  Генкины ладошки, обведенные на бумаге.  Когда Валя или Лида  случайно  встречались с Мелковым, тот отворачивался  в сторону. Письма с Дальнего Востока были хорошими, поэтому сестры сильно не горевали, тем более радовали китайские обновки.


В начале апреля весна на прииске вошла в свои права – снега быстро растаяли, кругом все развезло, выручали  деревянные тротуары. Расхлябанные доски, однако, сослужили Сашке плохую службу.  Однажды он возвращался из медпункта – надо было вскрыть нарыв на пальце, возникший после укола шилом.  Как на грех навстречу попался  военный комендант поселка капитан Щелкин. Уступая дорогу начальнику, Саша наступил на полусгнившую доску. Доска  под  ногой обломилась и сильный выплеск жижи окатил новые галифе офице-ра. В сторонке стоявшие мужики невольно расхохотались. Щелкин рассвирепел, не зная, что предпринять. Особенно его разозлил идиотский смех  подчиненных ему людей. Сашка уже извинялся, неловко пытаясь оттереть грязь с сапог и штанов начальника. Однако Сашкины извинения Щелкина не успокоили, пожалуй, еще больше разозлили.Он привел парня к себе в кабинет,  выяснил    все его данные и отправил восвояси. Через день Сашку  перевели  на от-парку  вечной мерзлоты в шурфах, где зэки добывали золотоносную породу. Ночью, когда зона была свободна от зэков, там работали проштрафившиеся ссыльные. Работа ссыльных заключалась  в нагреве породы раскаленными гранитными валунами. Грели валуны на кост-рах непосредственно в шурфе. Глубина шурфов не превышала десяти метров. Дрова для ко-стров заготовливали зэки, складируя  их около  шурфа.


Сашку проинструктировали и одну ночь дали поработать со старшим, в  следущую ночь он работал уже самостоятельно.  Настя сильно переживала за сына – работа по отпарке была очень опасной – часто случались обвалы, ведь крепеж породы не предусматривался, счита-лось, что  при работе в вечной мерзлоте в крепеже  нет необходимости. Мать каждый вечер заходила к сыну, совала ему в карман фуфайки сухари, обнимала и осеняла крестным знаме-нием.


Когда Саша приходил к шурфу, в зоне никого уже не было. На дне шурфа быстро разводился костер, после чего в него закатывались валуны. Пока камни хорошенько не раскалятся, мож-но отдыхать. Сашка устраивался возле костра на лежанке из хвои и любовался звездным не-бом. Ни единого звука не доносилось сверху. Когда грыз сухари, хрумкание казалось оглу-шающим. Иногда в шурф заглядывала добродушная луна, тогда становилось веселее.


В сторону от костра вел ход в  забой, в который всегда было страшно смотреть – в мрачной черноте, случалось, сверкали искорки, слышались слабые шумы вроде шепота, падали куски породы. Первоначально Сашка трусил, но со временем попривык


По мере нагрева валуны закатывались к стенке забоя. Несмотря на двойные  брезентовые ру-кавицы, ладони всегда   были обожжены. Сашка нашел металлический лист и стал им поль-зоваться в качестве саней. Дело пошло быстрее, да и ожогов стало значительно меньше. Ото-гретая порода сравнительно легко  поддавалась кирке и лопате.


«Здорово, земеля, живой?»  - доносились  утром голоса сменщиков  сверху. «Живой, живой» - отвечал  Сашка, чумазый от копоти и грязи, устало выбираясь на верх по шаткой лестнице. Отношения  с зэками у него сложились вполне нормальные, можно сказать приятельские. Это были такие же парни вроде Сашки, преимущественно из деревень, попавшиеся на мел-ких кражах в колхозах. Уголовники были в меньшинстве.  «Золотишко наше не попадалось? Если  что, поделимся» - шутили мужики, спускаясь по одному в шурф. «Меня золото не ин-тересует, мне бы на свободу поскорей, а золото я сроду не видел» - смеялся Саша. Отрях-нувшись и отмыв сапоги в луже, он устало плелся на проходную, где ему устраивали шмон в присутствии офицера. Самородки, хоть и редко, попадались на отпарке.


Постепенно Саша привык к тяжелой работе, Настя стала спокойнее провожать сына  в ночь.  Однажды, возвращаясь с  ночной смены, он нос к носу столкнулся с хмурым начальником отдела кадров капитаном Ивановым. Офицер узнал Сашу. «Ты что тут делаешь, почему не в мастерской?» - строго спросил он парня. Тот подробно рассказал, как попал   на шурфы. Вы-слушав, капитан буркнул «иди спать»  и прошел мимо. На следующий день   Сашку к его удивлению отвели на работу в  зэковскую столовую. Назначили работать возчиком. Место было хорошее: работа дневная, не особенно тяжелая, кобыла сытая, спокойная. Возить при-дется воду, помои, дрова для шурфов. Правда и платили за эту работу не густо.


Чем  он понравился капитану, Сашке было невдомек. Настя, узнав о переводе сына  в столо-вую, обрадовалась до слез. Приглядевшись внимательнее к  Иванову, она узнала в нем скромного марийского мальчика, который когда-то по субботам ждал около ее дома попут-ную машину, чтобы доехать до своей деревни. Паренек учился в сельской школе. Однажды он даже заходил к Насте  напиться воды. «Надо же, как запомнил;  и такое добро сделал, но ведь не подойдешь, спасибо не скажешь - офицер!» - мелькали мысли в Настиной голове.


Работа возчика Сашке пришлась по душе. Запрягать лошадь он умел с детства – не в городе рос. Интересно и смешно было вывозить в бочке столовские помои. На выезде из зоны ее тщательно проверяли на случай возможного вывоза в ней самородного золота. Сашка еле сдерживался от смеха, наблюдая, как охранники перемешивают вонючие помои саперной лопаткой, тщательно прислушиваясь, не звякнет ли металл об металл. Как только прекра-щался мат, кобыла сама трогалась без понукания. Помойную жижу Сашка сливал в заросший кустарником заброшенный шурф.


Как то раз Насте подфартило - ей с товарками удалось съездить в город - взяли грузчиками на полуторку. Город поразил Настю своими трех и пятиэтажными домами, а самое главное – большим количеством на улицах китайцев. В мелких лавках на рынке они торговали деше-вым ширпотребом, сновали тут и там. Настя кое-что прикупила для дочерей и внучка. В тот же день она отправила обновки домой посылкой. На душе было радостно. Вернулись на прииск только к полуночи. Пока разгружали машину на складе, стало светать, в барак Настя пришла только к трем часам. Короткий сон и снова на работу.


Время шло своим чередом, срок  постепенно уменьшался. За хорошую работу по случаю первомайского праздника начальство отметило Сашку приказом по прииску. После празд-ничного концерта начались танцы. Вольные и ссыльные  вальсировали под «Амурские вол-ны» в грязных рабочих робах и кирзовых сапогах. Сашка с Андреем тоже пришли в клуб. Друзей сразу же пригласили на танец отчаянные девчонки. Парни немного покрутились и вскоре ушли из клуба – на улице, облитой ласковым, весенним солнцем было веселее.


Однажды в городе Настя случайно обратила внимание на объявление о приеме в агрономи-ческий техникум. Не долго думая, Мать обратилась в приемную комиссию с вопросом, мо-жет ли ссыльный поступить к ним учиться, хотя бы на заочное отделение. Сказали можно и дали список документов, которые представляются в приемную комиссию. Помимо всего не-обходимо было разрешение начальника отдела кадров. Анастасия в тот же день рассказала все сыну. Сашке не очень то нравилась профессия агронома, интереснее было бы быть учи-телем или механиком. Подумав, решил все-таки поступать, чего время зря терять. Чтобы не-скучно было, уговорил за компанию Андрея. Нашли учебники, стали вместе готовиться к сдаче вступительных экзаменов, одновременно собрали нужные документы и отнесли на подпись к капитану Иванову. Он, на удивление без обычной волокиты подписал бумаги, бо-лее того, сам сходил к коменданту за разрешением на выезд из поселка. Получая документы, Сашка осмелел. «Извините меня товарищ капитан, по-моему, я где-то раньше Вас видел, очень уж знакомое лицо». Иванов сменил искусственную суровость лица на простую улыб-ку. «А ведь ты парень однажды мне сапоги починил, не помнишь? Мы же с тобой земляки, я родом из деревни, что по соседству с твоим селом. У вас среднюю школу кончил, а  после армии  продолжил службу здесь. Тогда я у своих стариков на побывке был и у меня, как на грех, развалились хромовые сапоги - раскисли от грязи. В вашей сапожной мастерской ре-монт моих сапог доверили тебе и ты починил их, как положено. Я здесь сразу тебя узнал. Ладно, берите свои документы, все оформлено». Иванов снова стал, как обычно, хмурым. «Учитесь, пока молодые» произнес он, выпроваживая парней.


Сашка с Андреем, как на крыльях, полетели в свой барак. Экзамены оба сдали успешно и были зачислены через неделю в группу агрономов. Первое время учеба шла трудно: не было бумаги, учебников, перьевых ручек, в город на лекции отпускали с трудом. Контрольные ра-боты приходилось писать поздно вечером на листах фанеры, которые укладывали на колени – столов не было. Со временем, однако,  приспособились и дело пошло.


Однажды к Саше, не торопясь, вразвалку подошли два фиксатых зэка, из тех, с кем работал на шурфах. Эти парни были уголовниками с не первой ходкой на зону. У старшего  была кличка Угрюмый, так все его звали. Настоящее имя его было Игорь. На зоне он имел автори-тет, хотя и не считался вором в законе. Поговаривали, что Угрюмый из московской артисти-ческой семьи, когда-то учился в консерватории, якобы он классно играет на гитаре.


Действительно, Угрюмый не был похож на обыкновенного уголовника. Его отличали интел-лигентное лицо, длинные пальцы рук, привычка по мере возможности аккуратно одеваться. Портили внешность наколки на груди и никелевые фиксы. Изредка Угрюмый получал по-сылки из Москвы с разными деликатесами вроде копченой колбасы и шоколада, которыми он всегда делился. Второй зэк, помоложе, имел типичную внешность лагерного завсегдатая.


Сашке дружелюбно предложили отойти в сторонку и присесть у шурфа на сваленные бере-зовые стволы. «Садись, Сашек, надо малость покалякать» -    улыбаясь,  предложил Угрю-мый, растирая кулаком исколотую, впалую грудь. Сашка неторопливо сел, пожав обоим ру-ки. Сердце тревожно застучало – не зря мужики такие ласковые, ясно – что-то потребуют.


Глаза старшего мрачно зыркнули из под лобья. «Нужна твоя помощь. Санек. Отказа не должно быть, у нас с тобой только один вариант. Дело сделаешь – свободен.  Может, когда и наша помощь тебе потребуется. Но если выдашь – посадим на пику, гарантия сто процентов. Так что давай перекурим и начнем настоящий базар. Сашка, впервые закурив   папиросу, с непривычки долго кашлял. «Похоже, влип капитально» - сверлила голову единственная мысль.
 

«Итак, земеля, слушай. Ты должен сделать одно дело, повторяю – должен, ясно! Что за дело? Мы нашли рыжик, он наш, а не Хозяина. В бочке с дерьмом ты должен вывести его на волю и передать нашему человеку, он тебя сам найдет, ясно?»  «Яснее некуда, а если поймают, что тогда?» - глухо спросил Сашка. «Тогда, тоже, что и нам, четвертак» - Угрюмый показал ре-шетку из пальцев. «Кто не рискует, тот не пьет шампанское». «Если попадешься, стой на од-ном –кто то подбросил, сам ничего не видел, может и поверят». Помолчали. «Ну что, Санек, заметано?» «Да» - нехотя промолвил Сашка». «Ну, тогда жди». Урки вновь закурили и вялой походкой направились  в сторону барака.


Прошло три дня. Сашка от волнения осунулся в ожидании дела. После обеда, как обычно, он закатил  на телегу грязную бочку, закрепил ее веревкой и начал заливать помои.  Когда он с очередным ведром грязи проходил к выходу, неожиданно из подсобки вышел Угрюмый и  быстро опустил в ведро замотанный в тряпье тяжелый сверток. Ведро заметно потяжелело. Урка прошел с Сашкой до телеги и проследил за сливом содержимого ведра.  Когда  бочка была наполнена, Сашку незаметно завели в подсобку и дали выпить немного водки для храбрости. На закуску сунули кусок черного хлеба с долькой чеснока. «Все паря, теперь дело за тобой, молитву читай, если знаешь» - произнес напарник Угрюмого. Сашка слегка качнул-ся, ощущая слабое опьянение, страх вроде бы поубавился. «Ну, давай, иди» - напарник Уг-рюмого похлопал Сашку по спине.


Сашка про себя прочитал «Господи помилуй» и дернул вожжи; повозка двинулась в сторону контрольной проходной. Из будки вышел младший лейтенант-казах и солдат-срочник с са-перной лопаткой на длинном черенке. Сашке показалось, что офицер смотрит на него с по-дозрением. Рядовой быстро забрался на телегу  и начал скрести лопаткой  по стенкам бочки. а офицер   навострил слух, чтобы услышать         удар лопатки о металл. Солдат мешал жижу до тех пор, пока  казах не махнул рукой: «хватит, кончай бешбармак варить». Сегодня у него было сильное похмелье,  мучила   жажда, хотелось  лечь отдохнуть. «Давай пропускай» - скомандовал он солдату. Заскрипели ворота и кобыла без понукания тронулась вперед. «Ура, все обошлось, обошлось, ура» - внутренне ликовал Сашка. Даже  лошадь, кажется, радова-лась Сашкиному спасению, мотая вкруговую хвостом. Со стороны зоны послышался метал-лический звон. Сашка обернулся – на пригорке стоял Угрюмый с какой то железякой.


Не всё, однако, обошлось гладко. Неожиданно на встречу Сашкиной подводе из-за пригорка выкатил газик с офицерами охраны. Машина остановилась рядом с повозкой, из нее вышли три капитана и майор. Сашка резво соскочил с телеги, не отпуская вожжи из рук. «Все, про-пал, не дай Бог, если заставят бочку слить» - мелькнуло в голове. Ноги стали ватные, внутри все похолодело. «Что везешь? – отрывисто  спросил майор. «Ссыльный или вольный, какой срок, сколько осталось, где сливаешь содержимое бочки, кто проконтролировал выезд?» - посыпались вопросы. «К счастью мужики были явно под хмельком, им вскоре надоел допрос струхнувшего возчика и они укатили дальше. До слива бочки дело не дошло.


Волнение не покидало до самого шурфа. Подпятив телегу к его краю, Сашка только соби-рался выбить пробку, как из тальника безшумно вышла немолодая женщина с папиросой в зубах.  По виду бывшая зэчка: выдавали наколки на пальцах, грубые черты лица, сиплый го-лос. «Здорово паренек, купи папиросы» - произнесла женщина и сразу же протянула ему пачку «Севера». В пачке была только одна папироса. Сашка прочел на пачке корявую над-пись : «отдай ей». «Все ясно, жижу солью – заберешь  из бочки сама» -  полушепотом про-молвил он, радуясь, что  вот-вот избавится от опасного груза. Когда основная масса  грязи слилась в шурф, баба быстро выловила сверток  и завернув его в газету, сунула за пазуху.  «Прощай, милок» - сипло бросила она на прощание и скрылась в тальнике.


Обессиленный волнением, Сашка уселся отдохнуть на песке рядом с телегой. «Хоть бы не попалась» -  подумал он. «Если все обойдется, надо проситься на другую работу, не дай Бог еще найдут один самородок». Черпаком Сашка слил остатки жижи, поставил на место проб-ку и слегка стегнул кобылу вожжами.  Повозка двинулась в сторону хозяйственного двора.
Настя успокоилась – ее сын вновь обрел здоровый вид, повеселел. Она пыталась узнать, что с ним произошло, но Саша уходил от расспросов, не раскрылся он и  Андрею. Со временем все стало понемногу забываться, только сны возвращали к тем кошмарным событиям.


В очередной раз Саша с Андреем пришли к капитану Иванову за разрешением на поездку в техникум. «Ну, как учеба, скоро выпускные экзамены?» - спросил он, подписывая бумаги. «Еще один семестр» - одновременно ответили ребята. «А у меня вам предложение. Нашему совхозу требуются трактористы. Сегодня у двоих кончились сроки, возвращаются  в родные места, теперь нужна им замена. Если согласитесь, направлю вас сегодня же на курсы меха-низаторов» - медленно произнес капитан.  Парни, не раздумывая,  с радостью согласились. Еще бы – получат хорошую профессию и более высокий заработок. У Сашки радость была  двойная  – удастся, наконец, уйти из зоны.


До пахоты парни успели пройти теорию,  Перед выездом на настоящую работу они отремон-тировали трактора под контролем механика. Сашке достался мощный, изрядно изношенный С-80.


Механик – коренастый мужик невысокого роста родом из Кировской области сразу распо-ложил Сашку к себе. Тоже из ссыльных. «Ну здорово, здорово, милок, давай знакомиться» - с характерным вятским акцентом произнес он, когда Сашка первый раз подошел к нему. «Ты откелева будешь, случаем не земляк?». Сашка ответил. «Так мы, паря, и правда земляки, триста километров не в счет. Надо же – земляка на Амуре встретил. Ты хоть в технике не-много кумекаешь? Нет. Ну, тогда давай будем учиться. В кабине   книжка про наш трактор, возьми ее и изучай дома, а сейчас давай масло в картере менять». «Слушаюсь и повинуюсь» - весело гаркнул Сашка, взбираясь в кабину за книгой.  Скоро парень легко управлял тяжелой машиной, осталось  хорошенько набраться  опыта на вспашке.


Совхоз принадлежал НКВД , поэтому порядки здесь были строгие. Работали в совхозе ссыльные и вольнонаемные, Начальствовали только военные. Собранный урожай шел на снабжение близлежащих лагерей. Сашкин бригадир -  из местных казаков. Он был строг, но справедлив, по мелочам не придирался. Пахоту Сашка выполнил самостоятельно,  без заме-чаний и поломок, за что был отмечен почетной грамотой и небольшой премией. 


Настя решила вернуться домой – с сыном было все в порядке. Перед отъездом  она устроила прощальную вечеринку: женщины по-немногу выпили ранее заготовленной бражки,  попели грустные народные  песни, а под конец расплакались – не хотелось с Настей расставаться,  все привыкли к ней.


Пришло время отъезда. Саша  поймал попутную машину, расцеловался с матерью, помог ей взобраться в кузов и помахал    кепкой на дорогу. Как ни крепился, слезы все равно потекли по щекам. О матери и  говорить нечего.  Через два часа она уже катила в общем вагоне на запад страны.
 

После  отъезда  Анастасии домой  Сашка первое время сильно грустил, особенно вечерами – спасала дружба с Андреем. Со временем у них сложились настоящие братские отношения - друг без друга кусок хлеба не могли съесть. Друзья договорились дружить и после возвра-щения из ссылки.


В конце июня парни защитили дипломы в техникуме. Первое время оба с гордостью носили значки о полученном образовании. Стали подумывать о поступлении в институт –впереди забрезжило  возвращение домой.


Настя добиралась до родного села почти полмесяца другим маршрутом. Пароход подошел к пристани с большим запозданием – при пересадке с железной дороги на речное судно при-шлось целые сутки провести в порту  в ожидании отправки. Ранним утром, нагруженная сумками, она вошла в сонное село и направилась к дому на речке. Семейство еще спало. Проснувшись от стука в дверь, Валя прошла к двери и открыла щеколду. Мать молча присе-ла у порога, освобождаясь от багажа. «Мама, мама приехала, Лида вставай!» - приглушенно закричала Валя, стараясь не напугать спящего Генку. Лида проснулась и кинулась со слезами к матери. Рыдания, объятия, суета радостной встречи заполнили комнату на некоторое вре-мя. От шума проснулся Генка. Не понимая в чем дело, он кулачками тер глаза, испуганно по-сматривая на женщин. На руки к бабушке он, впрочем, пошел спокойно, видно вспомнил ее. «Как там Шурка-то?» - сквозь слезы промолвила Валя. «Скоро ли его освободят?». «Думаю, через год». Лида   гладила мать по голове и, всхлипывая,  шептала: «мамочка, мамочка ро-димая приехала!».


Настя, целуя щечки заметно подросшего внука,  спохватилась –  пора доставать гостинцы. На стол Мать выложила несколько кистей зеленого винограда, помадку, коробку ландрина, комковый сахар и несколько пачек грузинского чая. Напоследок были розданы  китайские кофточки, юбки, рубашки и даже коробочка китайской пудры. Подарки вызвали новый взрыв радости, началась примерка. После чая Генка выбежал на улицу, чтобы похвастаться экзотическим фруктом – виноградом. «Бабушка с Амура привезла!» - рассказывал он  друж-кам и угощал по одной ягоде для пробы.


Закончился срок  и Сашке тоже вручили документы об освобождении. Иванов долго угова-ривал его остаться в совхозе, даже обещал должность бригадира – парень ни в какую, только домой.  Андрей освободился раньше.


Перед отъездом Сашка устроил прощальную вечеринку. Грустно было расставаться с  людь-ми, которые оказали тебе так нужную поддержку в трудное время. После скромной гулянки Сашка сходил в совхозную мастерскую, где окончательно простился со своим железным другом - «Сталинцем», похлопав его ладонью по радиатору.


На железнодорожном вокзале Сашка устроился на лавке  неподалеку от ресторана и кассы.  До отправки поезда оставалось  еще три часа, касса не работала. Стояла теплая солнечная погода, на перроне суетилась под ногами прохожих стайка голубей, вкусные ароматы и лег-кая музыка  доносились со стороны ресторана.          


Прибежала кассирша и начала продавать билеты на дальние рейсы.   Сашка в очереди был первым, поэтому, рассчитывая быстро приобрести билет, кинулся к кассе, оставив свой баул на лавке. В бауле были подарки, продукты на дорогу, собственная одежда и, самое главное, затолканная в ее глубь основная часть денег. Возвращаясь с билетом, Сашка к своему ужасу обнаружил, что баул исчез. Всего две, три минуты он не контролировал свою лавку. «Ясно – искать жуликов бесполезно. Что теперь делать?» - в полном расстройстве размышлял он. «Около полумесяца придется ехать без пищи, на пароход вообще  теперь нет денег, как вы-бираться из этой глухомани? Если только вернуться в совхоз?» Пригорюнившись на скамье, Сашка перебирал разные варианты дальнейших действий.


«Кого я вижу, Санек, какими судьбами, дембель что ли, тогда почему такой унылый вид?» - послышался рядом явно знакомый голос. Саша поднял голову. Перед ним стоял разодетый Угрюмый под руку с красивой девушкой. «Игорь, у меня беда - только что капитально обво-ровали, исчезли тряпки, продукты, деньги. Теперь не знаю, как добираться до дома» - глухо промолвил Сашка. «Тебя обворовали, теперь сам своруй, делов то» - пошутил Угрюмый. Помолчав, серьезно спросил: «никого не приметил,  может кто крутился рядом?» Сашка за-думался: «прошли пару раз мимо два пацана из цыган, но они даже не смотрели в мою сто-рону». «Все ясно. Рита, давай бегом к Пузатому и все сообщи как есть – это мой парень, надо помочь, нас ищи в кабаке». Девушка, молча кивнув, быстро засеменила на высоких каблуч-ках в сторону глухого привокзального переулка.


«Дело твое, Санек, не шибко сложное и вполне поправимое, требуется только время. Пуза-тый – местный цыганский барон,  мой друг» - промолвил Угрюмый, вставая с лавки. «Пока суть да дело, я тебя угощаю – идем в ресторан». В ресторане сели за столик, который, види-мо, всегда был в резерве за Угрюмым. Сразу же подбежала молоденькая официантка с блок-нотом и карандашом  наизготовку. Записав в блокнотик заказ, девушка получила шлепок по пухлой заднице и, хихикнув, резво засеменила на кухню.  Посетителей в зале было мало, приглушенно звучала с эстрады музыка в исполнении пожилого баяниста.  Сашка впервые в жизни был в ресторане. С интересом рассматривая его, он даже забыл на некоторое время о краже. 


«Давно на свободе?» - поинтересовался Угрюмый, разливая коньяк по рюмкам. «Две недели - как только получил документы,  сразу собрал манатки и рванул домой, да только вот не вышло» - тихо ответил Сашка. «Не горюй, ты мне помог, я тебе помогу,  наше дело  хорошо помню» - ответил Угрюмый, красиво работая ножом и вилкой. Не понимая, для чего нужен нож, Сашка с  аппетитом  уплетал жареное мясо  и  без  него. Насытившись, Угрюмый заку-рил и  предложил сигарету  Саше. Парень без привычки раскашлялся и быстро потушил ку-рево в пепельнице. Коньячная бутылка опустела, Угрюмый заказал мороженное. «Может со мной останешься, что тебя ждет в твоей деревне – голодуха, грязь, колхоз?» - косясь на Саш-ку, тихо произнес Угрюмый. «Я сейчас без напарника, прежний решил поработать самостоя-тельно, ну и попался. Тебя за неделю натаскаю.  Жить будешь выше крыши – красивые де-вочки, рестораны. Подумай».  «Ты знаешь, Игорь, здесь в ссылке я закончил техникум, нау-чился работать на тракторе, так что работу найду. Самое же главное – приеду домой – сразу поступаю в институт на заочное отделение. Такие мои планы на ближайшие годы. За доверие спасибо». «Да, планы твои ништяк, но жизни то все равно  у тебя не будет, прикинь – нет приличного жилья и не будет, зарплата один смех, хорошее барахло недоступно, что это за жизнь?!» - ядовито усмехнулся Угрюмый. «Все верно, Игорь, но я выбираю жизнь без лаге-рей.   Жизнь    в семье, среди близких  мне людей. По другому не смогу, из другого я теста» - задумчиво ответил Сашка.


Угрюмый долго молчал, неторопливо поглощая пломбир. «Может ты и прав Санек. Ладно, живи как знаешь. Я вот попал сюда из Москвы, коренной, мои старики в камерном оркестре играли, я с сестрой учился в консерватории, играл на фортепьяно. А сейчас классный щипач, пригодились музыкальные пальчики. Три ходки и одна неутоленная жажда – уйти за кордон. Ненавижу я нашу «партейную» жизнь. В свое время задумал перебраться за бугор. Попался при попытке бежать в Финляндию, погранцы избили до потери пульса. Получил срок на Ко-лыму. Теперь вся жизнь сломана, отца разбил паралич, мать не общается со мной, с сестрой только поддерживаю связь. А мог бы   на сцене выступать». Уголки его глаз заблестели сле-зинками.  Угрюмый, не стесняясь Сашки, вытер глаза батистовым платочком. «Нервы, нер-вы, Санек, барахлят, три ходки не фунт изюму, щипать - тоже все на нервах, Давай еще  по рюмашке». Угрюмый заказал коньяк. «Игорь, а тебе не жалко обворованных тобою людей?» - спросил Сашка. «А чего их жалеть, ворую то у богатых – у бедных карманы пустые. Как говорится, экспроприация экспроприаторов. У большинства богатых откуда деньги - наворо-ваны» - ответил со смешком Угрюмый.


До отхода поезда оставалось около получаса. Сашка почти потерял надежду на благополуч-ный исход. К перрону уже подогнали его поезд и началась посадка. Неожиданно в ресторан влетел цыганенок с Сашкиным баулом и поставил его у ног Угрюмого, «Все цело, открыть не успели, гарантия» - полушепотом произнес воришка, ожидая вознаграждение. Угрюмый сунул ему в руки десятку. Цыганенок  вприпрыжку умчался прочь. «Ну, забирай свое богат-ство, Санек, гарантирую – все цело,  У нас слово с делом не расходится, Тебе, пожалуй, пора. Вагон то какой?  «Общий, конечно, я же не экспроприатор» - весело ответил Сашка. Угрю-мый вынул из кармана брюк пачку купюр и сунул Сашке в руки. «Доплати на купейный, не болтайся пол месяца в вони и грязи. Передавай от меня привет Европе. А теперь топай». На прощание парни крепко обнялись.


Явился Сашка домой без предупреждения. Первым попался на встречу Мелков. Он, возмож-но, машинально протянул Сашке руку, однако парень предпочел пройти мимо без рукопожа-тия. Домашние встретили его как положено: объятиями и счастливыми слезами. Прошло два месяца, и Сашка поступил в институт на заочное отделение. Началась другая жизнь.