Гобелен 11

Прошла ещё одна неделя прежде, чем госпожа Вильгельмина почувствовала себя настолько окрепшей, что  предстоящий путь домой уже не пугал её.   И вот наступила наша последняя ночь в замке. Я решил с вечера проститься с князем, так как мы уезжали рано утром. Найдя его в кабинете, я холодно выразил ему признательность за то, что обеспечил госпоже Плишек заботу и уход. Он выслушал меня молча, и долго смотрел на пламя камина.
- Завтра утром вы покидаете замок. Я распорядился, и Ирвин отвезёт вас из долины. Поверьте, господин Беркеши, я глубоко сожалею, что вам пришлось пережить столь страшные испытания здесь, в Поживании, - наконец, со вздохом произнёс он.
- Сожалеете?   - я чуть не задохнулся от гнева. – Для вас это был очередной эпизод в вашей насыщенной женитьбами жизни, для меня же события эти стали самым страшным ударом, какой только возможно вообразить. И уверяю вас, по прибытии в Вену я приложу все усилия, чтобы рассказать всю правду о вас и вашем недостойном поведении. Я даже потребую официального расследования у властей.
- Иного я от вас и не ждал, хотя должен предупредить, что доказать вам ничего не удастся,  и я и все жители Эмёд-Кирхен будут всё отрицать.    
- Что ж, вам не впервой скрывать происшедшее, - горько отозвался я, осознавая, что у меня не хватит ни влияния, ни власти, чтобы причинить князю хоть какой-то вред. Но всё же я не намерен был отступать. Князь, видимо, прочел решимость на моём лице, потому что сказал:
- Уверяю вас, я отдал бы всё, чем владею, лишь бы вернуть к жизни графиню Линце. Я делал всё, что мог, чтобы спасти её, и не моя вина, что страх убил Марианну.
Я решил ничего не отвечать на это заявление, потому что боялся не сдержаться и наговорить лишнего.  Молча поклонившись, я оставил князя одного. Запкршись в своей спальне, я в очередной раз проверил, как уложены мои вещи, и сел у окна, чтобы смотреть на залитые лунным светом окрестности замка. Я почти не спал по ночам, и был в крайней степени нервного истощения. Возможно, этим объясняется то, что вскоре после полуночи мне показалось, что кто-то зовёт меня. Я выглянул в коридор, но в нём было тихо и пустынно. Подумав, что это может быть госпожа Плишек, я подошёл к её спальне, приоткрыл дверь и заглянул. В слабом свете ночника мне удалось увидеть, что пожилая дама мирно спит. Рядом с её кроватью посапывает в кресле женщина, которая все эти дни ухаживала за ней.
Я вернулся к себе, но охватившее меня беспокойство не спешило улечься, и в голове моей сумбурно носились обрывки мыслей. Вот, опять! Словно чей-то слабый голос произносит моё имя. Я заходил по комнате. Что же это? Что, если… Я боялся сознаться себе, что узнал голос. Этого просто не могло быть! Родной, любимый голос Марианны звал меня из глубины могилы.
Я попытался успокоиться, но это оказалось невозможно. В голову мне пришла безумная мысль. Может, там, где сейчас находится душа моей возлюбленной, она знает, что мы уезжаем,  и ждёт, чтобы я пришёл проститься с ней. Мысль эта настолько завладела моим сознанием, что я вышел снова из своей комнаты и направился в часовню. С момента похорон графини я ежедневно бывал здесь, подолгу стоя у мраморной плиты надгробия. Но сегодня я впервые пришёл сюда ночью. В часовне было темно, и лишь сквозь узкие окна падали полосы лунного света. Одна из таких полос пришлась как раз на надгробие Марианны. Я подошёл к нему и, опустившись на колени, принялся молиться.
Я знаю не так много молитв, поэтому твердил их снова и снова. В какой-то момент горе с новой силой нахлынуло на меня, и я прижался лбом к холодному мрамору надгробия. Но что это? Мне показалось, что внутри я услышал какое-то шевеление, затем стук. Я отпрянул, не веря своим ушам. Меж тем, шум внутри усилился, и я услышал, как кто-то бьётся внутри могилы. И голос, я явственно различил голос. Это она! Это Марианна!
Ни минуты не колеблясь, я принялся сдвигать тяжёлую крышку надгробия. Стук изнутри всё усиливался. Крышка была очень тяжёлая, и мне с большим трудом удалось   сместить её так, что стал виден гроб. Крышка гроба сотрясалась от ударов, изнутри я слышал крики, испуганные крики обезумевшей от страха женщины. Раня в кровь руки, ломая ногти, я принялся  отдирать крышку от гроба, толчки изнутри помогали мне. Наконец, крышка отскочила, и я увидел графиню. Бледная, исхудавшая, она смотрела на меня огромными перепуганными глазами.
- Вы живы! – только и смог вымолвить я. Глаза Марианны закатились, и она стала оседать обратно в гроб. Я, напрягая все силы, вытащил её оттуда и положил на пол часовни. Приложив к её груди ухо, я услышал слабое биение сердца графини. Что же делать? Звать на помощь? Нет, нет! Если я подниму шум, Марианна снова окажется в лапах этого чудовища, князя Велкана. Нужно скрыть происшедшее и тайком вывезти девушку из замка. Хорошо, что мы уезжаем завтра.
Я принялся торопливо закрывать могилу. Торопливо прикрыв гроб крышкой, я с большими усилиями вернул плиту на надгробии в прежнее положение. Спустя некоторое время всё приняло прежний вид. Я же, подхватив на руки графиню, покинул часовню. Добравшись до своей спальни, я запер дверь на ключ, уложил девушку на постель и, налив в кувшин воды, принялся обтирать её влажным полотенцем, пытаясь привести в чувство. Тщетно. Все мои попытки ни к чему не привели. Мной уже стало овладевать отчаяние, но я взял себя в руки. Марианна дышит, значит, она жива. И, возможно, к лучшему то, что она без сознания. Если графиня придёт в себя, придётся всё рассказать, и князь может задержать её в замке до выздоровления. А там… мне даже страшно представить, чем это кончится.
Ночь близилась к завершению, и я принялся лихорадочно обдумывать план действий. Как вывезти Марианну незаметно от князя и его слуг? Как предупредить госпожу Плишек, чтобы не поднимала лишнего шума? После долгих размышлений мне удалось придумать, как выпутаться из этой непростой ситуации.
Первым делом я отправился в комнату графини, где ещё находились её вещи, и принёс оттуда дорожное платье и тёплый зимний плащ. Осторожно я снял с девушки подвенечное платье и переодел её. Я ждал, что Марианна от моих прикосновений очнётся, но она по-прежнему не подавала признаков жизни, лишь лёгкой дыхание указывал, что девушка ещё жива. Отгоняя от себя страшные мысли, я закончил переодевание и закутал её в плащ. После чего спрятал платье в одном из ящиков комода, запер его на ключ, а ключ бросил в пламя камина. Теперь, если платье и обнаружат, будет это очень нескоро.
Едва услышав, как Ирвин подогнал к крыльцу замка карету, я запер дверь комнаты и спустился вниз. В кухне я застал Магду, Ёзефа и Ирвина. Наскоро перекусив, я вручил слугам по нескольку монет, чему они обрадовались, поблагодарил их за заботу, и велел Ёзефу собрать в дорогу мне и госпоже Плишек корзинку со снедью. Старик, шаркая ногами, удалился в кладовую. Магду я попросил разбудить госпожу Плишек, а Ирвина – помочь отнести вещи пожилой дамы в карету. Мы вместе поднялись наверх, и, едва слуги скрылись в комнате госпожи Вильгельмины, я быстро прошёл в свою спальню, похватил на руки графиню и быстро снёс её вниз. Ёзеф всё ещё возился в кладовой, и я торопливо миновал кухню. Вышел через заднюю дверь и направился к карете. В последние дни стало теплее, и снег слегка подтаял и усел. Ноги мои бесшумно ступали по нему, и я быстро достиг кареты. Там я поместил Марианну внутрь, усадив её так, чтобы девушку нельзя было заметить через  открытые дверцы, накрыл её и своим плащом, захваченным мной из спальни, и вернулся в замок. Теперь главное – чтобы графиня не очнулась, пока мы не сядем в карету и не уедем из этого проклятого места!
Ирвин принёс наши вещи, и я помог ему укрепить их позади кареты. Парень проверил упряжь, взобрался на козлы и принялся скручивать самокрутку.
Вернувшись в кухню, я застал там госпожу Плишек. Магда тщетно уговаривала её позавтракать. Выпив лишь чашку чая, пожилая дама обратилась ко мне:
- Всё ли готово к отъезду, Стефан?
- Да, можно уезжать, - коротко отозвался я, взял госпожу Вильгельмину под руку и, попрощавшись с Магдой и Ёзефом, вывел свою спутницу наружу. По дороге к карете я едва слышно проговорил:
- Умоляю вас, госпожа Плишек, что бы вы ни увидели в карете – ни звука, ни слова.
- Но что?.. – начала, было, она испуганно.
- Я всё расскажу вам, как только мы покинем замок, - прервал я её. Подведя даму к карете, я помог ей забраться внутрь, затем поставил ногу на подножку. Не знаю, что заставило меня обернуться, но когда я сделал это, то заметил, как в окне на втором этаже, в спальне князя, колыхнулась занавеска.
Я поспешил вскочить в карету, крикнув Ирвину:
- Трогай! – и мы покатили прочь из ворот замка.
Усевшись на сиденье, я увидел, что госпожа Плишек не сводит взгляда и закутанной фигуры на противоположной скамье. Капюшон плаща полностью скрывал лицо графини, и понять, кто это, было невозможно.
- Что происходит? – шёпотом обратилась ко мне моя спутница.
- Прошу вас, только не беспокойтесь, - я старался говорить уверенно, чтобы не напугать пожилую даму ещё больше. – Случилось нечто, чему я пока не могу найти объяснения.
- Кто это с нами в карете? – казалось, спутница моя не слушает меня. Глаза её не отрывались от графини, и я понял, что ещё немного, и с ней случится истерический припадок.
- Это графиня, - я решил больше не откладывать объяснения. – Я решил увезти её отсюда.
- Мёртвую? – взвизгнула госпожа Плишек и перевела взгляд с закутанной фигуры на меня. – Вы сошли с ума, Стефан!
- Она жива! – ответил я. – Понимаете, жива!
- Безумец! – женщина отшатнулась от меня, и в глазах её мелькнул страх.
- Поверьте, это правда, - я начал терять терпение. Сдёрнув капюшон с головы Марианны, я указал на неё, - вот, смотрите, она дышит.
- О, бедный Стефан, - голос госпожи Вильгельмины звучал жалобно. – Я знала, что вы влюблены в неё, но не ожидала, что вы не сможете смириться с её смертью.
- Говорю же вам, она жива, - я даже топнул ногой. – Приложите ухо к её груди, и вы услышите биение сердца.
Видимо, решив не раздражать меня  моём, как ей казалось,  безумии, она наклонилась и прижала ухо к груди графини. Спустя пару минут она подняла на меня изумлённый взор.
- Как это? Как такое может быть?
- Я и сам ничего не знаю, - и тут я торопливо рассказал ей о том, что произошло этой ночью. Мы долго говорили об этом, строили всевозможные догадки, но так и не придумали объяснения происшедшему.
Всю дорогу я поддерживал Марианну, прижимая к своей груди, она же по-прежнему находилась в том странном состоянии, почти на грани жизни. То и дело я слушал биение её сердца, ловил слабое дыхание.
Едва мы выехали из долины, как на щеках её, доселе бледных, проступил слабый румянец, дыхание сделалось более глубоким, и она даже пошевелилась. Мы с госпожой Вильгельминой с удивлением и радостью наблюдали за этими проявлениями. По мере того, как мы удалялись от мест, где пришлось пережить нам столь тяжкие события, графиня становилась всё более живой, если можно так сказать. Когда же мы остановились на постоялом дворе, откуда до Вены должны были ехать в наёмном экипаже, и со всеми предосторожностями перенесли графиню в комнату, а Ирвин, выпив пива, отправился обратно, графиня открыла глаза и, увидев устремлённые на неё взгляды мои и госпожи Плишек, спросила:
- Что со мной?

Эпилог

Не буду утомлять вас дальнейшими подробностями. Скажу лишь, что нам с госпожой Плишек удалось довезти Марианну до Вены, где её свалил приступ жесточайшей горячки. Несколько недель она находилась между жизнью и смертью, но, к счастью, всё обошлось. За это время каких только врачей мы  к ней не приглашали. Не раскрывая подробностей, я описывал им то, что происходило с графиней, но объяснений её стиранной мнимой смерти я так и не получил. До сих пор мне неясно, как смогла она очнуться, и как вообще удалось ей выжить.
Отто и Вольфганг Фрабиш, едва я вернулся в Вену, вызвали меня в контору, и там я рассказал им всё без утайки. Рассказ мой поначалу вызвал у братьев серьёзные сомнения и недоверие, но госпожа Плишек подтвердила мой рассказ, и братьям пришлось призадуматься, как разрешить столь щекотливую ситуацию. Ведь, формально, графиня Линце была мертва, и доказывать сейчас обратное – значит раскрыть всему миру те ужасные обстоятельства, которым мало кто поверил бы. После долгих споров и обсуждений мы решили подождать, пока графиня не придёт в себя.
Наконец, наступил день, когда лечащий её врач смог заверить нас, что жизни Марианны ничто не угрожает. Все эти дни она находилась в доме госпожи Плишек, и я наведывался туда дважды в день, справляясь о её самочувствии. Часто вечерами я беседовал с госпожой Вильгельминой, и она пересказывала мне малейшие изменения в состоянии больной. Так как уход и лечение стоили немалых денег, мне пришлось взять несколько дел, очень сложных и трудоёмких. Дела эти отчасти отвлекли меня от тех горьких мыслей, что так часто посещали меня. Мне не хочется открывать всех моих терзаний, но, поверьте, я провёл немало тяжёлых минут, и часто отчаяние захлёстывало меня.
 Но всё же настал день, когда Марианна открыла глаза и поняла, что находится в доме своей компаньонки. Госпожа Плишек послала за мной, и я тут же явился. Как билось моё сердце, когда я вошёл в комнату той, что значила для меня так много! В первый вечер мы обменялись лишь несколькими словами. Я заметил страх в глазах графини, затаённый страх, и лишь после долгих бесед, последовавших за этим первым вечером, мне удалось выяснить причину этого страха.
Марианна до безумия боялась, что князь Велкан узнает, что она жива, и ей придётся вернуться к нему. Сколько ни пытались и я, и братья Фрабиш, и госпожа Плишек, убедить её объявить о том, что она вовсе не умерла, графиня наотрез отказывалась. Её даже не пугала потеря состояния, деньги были в руках князя, и вернуть их без скандала не представлялось возможным. Мои же осторожные расспросы о событиях той ужасной ночи, за которой последовало то, что мы приняли за смерть графини, вызывали у неё каждый раз настоящий истерический припадок. Я понял, что душевные терзания станут спутниками Марианны на долгие годы.
Но, ни болезнь Марианны, ни отсутствие у неё денег не могли заставить меня отказаться от неё. Теперь, когда она так нуждалась в моей заботе, я любил её ещё больше. И  не было для меня большего счастья, чем видеть, как слабая улыбка касается её губ, и слабый румянец окрашивает бледные щёки.
Прошло больше года, прежде чем графиня оправилась настолько, что могла уже свободно выходить из дому. Но она опасалась бывать где-либо, и поневоле сидела в четырёх стенах. По совету врача я решил предложить ей путешествие.
В один ветреный мартовский день я явился в дом госпожи Вильгельмины и, застав графиню одну в гостиной, завёл об этом разговор.
- Благодарю вас за заботу, господин Беркеши, - ответила мне Марианна, - но я не могу выполнить предписания врача.
- Но почему?! – вскричал я.
- Вы, вероятно, забыли, что у меня совсем нет средств. Я и так доставила госпоже Плишек и вам немало хлопот.  Не перебивайте меня! – она поняла, что я готов возражать, и остановила меня, мягко сжав мою ладонь тонкими пальцами. – Мне известно, сколь многим я обязана вам, ведь это вы вынули меня из могилы, - тут она побледнела, но храбро продолжила, - и вывезли меня из Поживании, и я не смею требовать большего.
- Вы можете требовать от меня всего, чего угодно, - тихо сказал я. Она ласково взглянула на меня и покачала головой. – Марианна! – я решился, и ничто уже не могло остановить меня. – Если я хоть немного заслуживаю вашего расположения, вы позволите и далее помогать вам, быть рядом с вами…
Я замолчал, сердце неистово колотилось у меня в груди. Марианна смотрела прямо мне в глаза, и я вложил в ответный взгляд всю свою любовь. Мы долго молчали.
- Когда я очнулась в гробу, - вдруг сказала Марианна, - и увидела, что вокруг полная тьма, и стала звать вас, Стефан.
- И я услышал ваш зов, - отозвался я.
- Да, я думала о вас, как о моём спасителе, и звала вас, надеясь, что вы придёте. Я знаю, вы очень благородны, и готовы защищать любого, попросившего вас о помощи. Вы защищали меня от смерти, и от меня самой, и плохой же будет моя благодарность, если до конца ваших дней вам придётся заботиться о таком никчёмном создании, как я.
- Я был бы самым счастливым смертным, если бы вы только позволили…
- Поверьте, мне так стыдно, что я ужасно обращалась с вами, - казалось, она не слышит меня. – Я знала, что князь представляет для меня опасность, и всё же позволила себе увлечься им, - слова эти заставили сердце моё сжаться от ревности, а она продолжала: - Я оттолкнула вас, я была груба с вами, а вы… Могу ли я просить у вас прощения и выразить вам свою признательность за всё, что вы для меня сделали?
- Признательность? – я горько рассмеялся. – Да неужели вы не видите, что я люблю вас! Люблю с того дня, как вы вошли в контору братьев Фрабиш, с того дня, как я впервые увидел ваше милое лицо и услышал ваш голос. Да, я люблю вас, и не могу больше молчать! Пусть вы презираете меня, но, прошу вас, позвольте мне остаться подле вас, позвольте мне сделаться частью вашей жизни.
- Презирать вас? Но я не… - она запнулась. – Я думала, это вы… О, Стефан! – из глаз её хлынули слёзы. Я не мог этого вынести и, схватив Марианну в объятия, принялся осыпать поцелуями её мокрое от слёз лицо.
Что ещё сказать? Марианна согласилась стать моей женой, и спустя месяц мы обвенчались. За день до венчания ко мне  явился странный посетитель. Он вручил мне небольшую коробку, открыв которую, я, к ужасу моему, обнаружил лоскут платья, в котором была похоронена Марианна, и оплавленный кусок гобелена. Не буду передавать нашу беседу, скажу лишь, что в конце её я дал обещание не рассказывать никому о событиях в замке князя Морица, пока тот жив. После ухода посетителя я сжёг коробку вместе с содержимым, приняв решение ничего никому не рассказывать.
После свадьбы мы с моей молодой женой переехали в Женеву.  Марианна ещё долго ощущала последствия страшных событий, в которых ей и мне довелось принять участие, и лишь моя неустанная забота и любовь помогли ей почувствовать себя вновь счастливой.
Рассказ мой подходит к концу. Князь Велкан мёртв, и ничто больше не заставляет меня скрывать правду.