Благодать
- Лена, привет! Что делаешь? На огороде копаешься?
- Да, надо.
- Дашь нам воды да стопку?
- Ладно.
Я зашла в дом, набрала воды в ковшик, захватила стопку. Выхожу - мужики уже расселись на моем крылечке, один на чурбаке, другой на ступеньке. Один был мой сосед Венька, а другого, с нижнего конца деревни, я почти не знала. Изредка только в лесу встречались. Он с корзинкой, и я с корзинкой. Он с удивлением на меня поглядывал: что это за баба одна по лесу шастает?
Венька представляет его мне:
- Это Шурик. Мы с ним сейчас в магазине встретились.
Шурик согласно кивает головой. Если Веньке где-то за тридцать, то Шурику не поймешь сколько: то ли сорок, то ли все шестьдесят. Ну Шурик, - так Шурик, раз до Александра не дорос. Стопку мою он отвергает:
- Не пойдет. Дай какую-нибудь пластиковую бутылку.
Я не поняла, но подчинилась, принесла из сеней бутылку из-под лимонада. Венька достает нож, который у него всегда висит в кожаном кармашке на поясе и, отрезав верхнюю половинку, делает из бутылки стаканчик. Шурик поднимает с пола авоську, чудом умудрившуюся выжить в эпоху полиэтиленовых пакетов, и я вижу в ней несколько банок консервов, буханку хлеба и три флакона тройного одеколона. Он достает один флакон. Вот почему моя стопка нехороша,- понимаю я, - они боятся, провоняет одеколоном, потом не отмыть.
- Фу, ну и гадость! И пить будете?
- Не гадость, а радость! - гогочут мужики, - ничего ты в жизни не понимаешь!
Они по очереди выпивают из самодельной стопки, морщатся, запивают водой из ковшика. Бр-р! Меня передергивает от такой картины, но я все же сижу вместе с ними на крыльце, просто так, за компанию, Заодно передохну, спину разогну. Между моим и венькиным домом две рябины утопают в кустах черной смородины, а смородину окружают высокие заросли мяты, крапивы. Траву я скоро срежу и высушу, на зиму. А пока - пусть. Над головой - синее-синее небо. Ни облачка. Солнце не печет, не жарит, а греет. И странно - нет комаров. Редкий комар залетит на середину крыльца! Благодать!
Шурик спрашивает у меня:
- Не боишься одна по лесу ходить? А медведь съест?
- А что, если с тобой пойду, он сначала тобой подавится?
Мужики хохочут. У Веньки во рту блестит позолоченная фикса, редкость для беззубой деревни. Как-то зимой, еще при социализме было, когда у Веньки в пораненной руке началось заражение, он пошел в медпункт, потоптался молча у порога. Галина спросила:
- Тебе чего, Венька?
Он, ни слова не говоря, испарился. Застеснялся. Ему, чтобы с человеком заговорить, для храбрости непременно стопку опрокинуть надо. Гангрена все же довела его тогда до райбольницы, а там в это же время лежал венькин младний брат, Мишка-мент. Что-то он там себе подлечивал. Попутно, раз уж на ремонте стоит, Мишка решил подновить зубы, да не только свои, но и подвернувшегося старшего брата. Так у Веньки появилась сияющая улыбка. Трезвый и пьяный Венька - это два совершенно разных и, подозреваю, мало знакомых друг с другом человека. И в том и в другом состоянии Венька доходит до крайности. Трезвый сурово, неприступно молчит и работает с утренней зари до поздней ночи. Пьяный - беспечный гуляка, веселый болтун, начисто забывший о работе, рыбалке, домашних делах.
Вчера он вытащил тонувшего мужика, и я говорю ему:
- Ты, оказывается, герой! Не только трактора топишь, но и мужиков из реки выуживаешь!
Венька всплескивает руками:
- Ты что! Я не спас! Он утонул!
- Один, говорили, утонул, а другого-то ты же вытащил?
-Он меня чуть не утопил! Так вцепился! Здоро-о-вый мужик. Я пожалел, что полез его вытаскивать.
- А ты как там оказался вовремя и к месту?
- Да я как раз донки хотел проверить, спустился к реке, вижу, - у них лодка перевернулась. И чего в воду лезут, если плавать не умеют?
Шурик вставил:
- Ты же сам сказал, что лодка перевернулась. Значит, не они лезли в воду, а вода полезла к ним.
- А кто они? Вроде дачники?- спрашиваю я.
- Ага. У Сергея Никонова брат двоюродный, Сашка, и зять, из города приехали, на выходные. Пьяные были оба.
- А который из них утонул?
- Зять. Его только вечером нашли. Течение-то сильное. Далеко унесло.
Венька хвастает:
- Меня потом Сашка напоил вусмерть. Весь день вчера пили.
А с трактором у Веньки была другая, давняя история, зимой. Говорили ему тогда мужики: « Не лезь, провалишься. Там лед еще тонкий». Нет, полез. И провалился вместе с трактором. Вынырнув, Венька вспомнил первым делом про механика, который обязательно накостыляет по шее за трактор,- и нырнул снова в ледяную воду, мотор заглушать. Вот так: и героизм, и глупость - в одном флаконе. Я спрашиваю Веньку про тот, зимний случай:
- Ты, наверно, тогда, когда трактор утопил, мать насмерть перепугал, обледенелый домой прибежал?
- Да нет, я переоделся в летней комнате. А уж потом в дом зашел взять сухие валенки с печки. Она и не заметила ничего. Я поел и побежал трактор вытаскивать. А тут к матери тетя Таня пришла и говорит, что Венька под лед с трактором провалился. Она не стала дальше слушать, да и побежала по деревне в чем была. Думала, я утонул.
Мужики опять смеются. Хорошо говорить о морозе, о ледяной воде, посиживая на нагретых солнцем досках. Со своего огорода нас замечает венькина
мать, Лида. Она подходит, из приличия делая вид, что хочет просто поговорить с соседкой, но все прекрасно ее понимают. Шурик без лишних слов великодушно достает флакон, набулькивает и ей. Лида охотно, не ломаясь, но и церемонно принимает стопку с одеколоном. Выпивает не сразу, сначала рассказывает:
- Вчера сидим у Люси Семеновой, - я бутылку взяла у Риты в долг, до пенсии. Были Люся, Надя Зайцева и я. Надя сидит, у ней в руке сигарета, а на столе стопка полная, еще не выпила. Зашел Андрей, вырвал у матери из рук сигарету, выпил ее стопку и ушел, с сигаретой во рту. Он так за ней и ходит по деревне. Видит, куда она зашла, - и он за ней ! Вот какие дети сейчас!
Себя Лида не осуждает, - оправдывает:
- Какая болезнь, такое лекарство.
И опрокидывает стопку в рот, не морщится и водой не запивает. Вот это бабули в деревне! Лида с четырнадцати лет на лесоповале работала. В дырявых валенках, по пояс в снегу. В субботу с подружками убежали с работы домой, пешком по зимней дороге, через лес, через речку, попариться в баньке, отогреться на печке. Прибежали, а там уже уполномоченный ждет, сердитый дядька: « Под трибунал захотели?» И назад погнал... И попариться не дал. Отправил трудиться на благо войны...
Лида помолчала, потом произнесла:
- Ночью спать не могу, лежу, считаю пустые дома в деревне. С нижнего конца до магазина насчитала сорок семь...
Ни я, ни мужики глухой Лиде не отвечали. Отвечать - надрываться, орать ей прямо в ухо - лень. Я молча изображала ответы на своем лице: изумление - таращила глаза, поднимала брови, возмущение - хмурилась. Лида и не ждала ответов, привыкла к монологам в тишине. Да и кого могли удивить ее слова? Все распрекрасно знали героев ее рассказов.
У Шурика еще осталось два флакона в авоське, но Лида понимает: хорошего помаленьку. Нельзя нахальничать. И она удаляется на свой огород. Мужики тоже поднялись.
- Пойдем. Мы стопарик захватим?
- Конечно. Куда он мне?
Ушли мужики. Через пять минут, преодолев лень, я взяла ведра, пошла к колодцу. Босиком по нагретому асфальту. Хорошо! Вижу, - на своем крыльце, как памятник на постаменте, стоит, запрокинув к небу голову, тетя Таня. В руке у нее - та самая стопка. У подножия постамента, задрав головы, стоят Венька и Шурик. Они снизу вверх внимательно и уважительно наблюдают, как тетя Таня пьет. И ее угостили. Тетя Таня осталась сидеть на крылечке, а мужики пошли дальше по дороге, залитой солнцем. Шурик несет авоську, Венька - в сопровождающих. После спасения утопающего Венька пошел в загул. Это надолго, недели на две. Я набрала в колодце ледяной воды, - наверно, в такой плавал Венька, когда утопил свой несчастный трактор, - пошла обратно.
Через час я, уже одна, снова села на крыльце передохнуть. Хлопнула у соседей калитка: Венька домой вернулся. Видок у него - как на примерке у портного. Один рукав рубашки на месте, другого как и не было никогда, сияет загорелая рука. Я окликнула:
- Ты что, Венька! Куда рукав подевал?
- Да это мы с Шуриком подрались. Ему показалось, что я у него один флакончик сп...ил. А я его не брал . Дурак Шурка, забыл, что мы его уже выпили ...
Венька смеется. Его позолоченная фикса ловит солнечных зайчиков и посылает их обратно, в сияющее северное лето.
Благодать в природе, благодать.
Февраль - декабрь 2001 г.
Свидетельство о публикации №212031801361