Лукерья

       Как только сошла весенняя грязь на дорогах, в сумрачный вечер они поодиночке покидали родное украинское село. В руках только ручная поклажа. Старшая из пяти сестер Ульяна еще утром отправилась налегке под руку со слепой матерью, якобы в райцентр, к врачу. Шли по разным дорогам. Особенно тяжело приходилось Лушке. Она была «на сносях». Ее высокий кудрявый и белобрысый второй муж ожидал на дальней станции, куда добрался три дня назад. Если бы ни уговоры всей семьи выйти за этого парикмахера замуж, ни за что бы не пошла за него. Но он год назад слезно пообещал мужу сестры Сони вывезти всех на Кубань, в какое-то Богом забытое село, где жил его родной по отцу брат, якобы обещавший поддержку их многочисленной дружной семье.
      Пять сестер и единственный брат давно обзавелись семьями, подрастали дети. Не повезло с первым мужем только младшей Лукерье. Выскочила замуж в неполные пятнадцать лет, потому что уже под сердцем забился ребенок. На нехитрой свадьбе со слезами Тихон напился, и ночью Лушка прибежала к матери вся в крови. В синяках «скинула» своего первенца. Дважды сходились, дважды расходились, пока озверевший отец Лушки Никита Бэла не отрезал зятю ухо, пригрозив убить совсем. Тихон было успокоился, но вскоре его забрали на белофинскую, откуда пришло сообщение, что он погиб в первом же столкновении с врагом.
        Теперь замуж Лукерья не торопилась. Устроилась работать подсобницей в буфет, где своим шикарным бюстом сразу «приговорила» к полному повиновению буфетчика Миколу. Появились наряды и деньги.
        Лушка ушла жить к сестре Соне. У них с мужем не было детей, и жизнь с Лукерьей казалась им веселее. Макарыч, муж Соньки, смеялся: «Возьму над тобою шефство, Лушка». Получив затрещину от боевой Соньки, добавлял: «Это я на счет того, что замуж теперь выдавать Лушку буду я. С оглядом…»
        На Лукерью засматривались приезжие женихи, но Макарыч и отец как-то их «отваживали», а сама Лушка замуж идти пока не хотела.
        Война была не за горами. Она вломилась в двери внезапно, вероломно. Мужей сестер на фронт забрали сразу. Самый старший из них, Павел Павлович, был когда-то офицером Белой армии. Таких, как он, обычно не призывали. Но Павел записался добровольно. Надо сказать, что вернулся с войны этот бывший «корниловец» (так звал его лушкин отец) весь увешанный орденами и медалями и сразу стал работать в Полтаве. Жена с двумя маленькими детьми оставалась пока рядом с родителями в украинском селе.
        Отец Лушки исчез из дома в первые дни войны. Дочери и сын узнали от матери о его давних несогласиях с властью еще в октябре 1917 года. Трижды судим, дважды бежал. Откупался припрятанным золотом деда – бывшего дворянина Бэла. Дед сгнил в лагерях. Бабка – француженка, урожденная Бенуа, прекрасно выйдя замуж за соотечественника, жила в поместье бывшего мужа близ Парижа.
       В годы войны семья Никиты Бэла не бедствовала. Откуда-то дома оказались и консервы, и крупы, жиры и хлеба. Мать каждый день молилась и плакала. За годы войны она похудела, стала меньше раза в три. Ее большие голубые глаза сделались белесыми, глубоко запали в глазницы. Морщинки «испещрили» худенькое личико. Она ослепла, похудела и побледнела.
       … По округе боялись банды Одноглазого. Бандиты грабили, убивали всех подряд, издевались, изощренно пытали, насиловали. Поговаривали, что орудуют сами фашисты. Село опустело на глазах. Никто почти не выходил из хат. Сельчане были как-то вне войны. Ни русских, ни фрицев. Только после Победы через село прошли солдаты-пехотинцы. В этом затишье среди кровавого ада и прожила семья Никиты и Пелагеи несколько страшных военных лет в ожиданиях и вне времени.
        После войны банда Одноглазого продолжала погромы, держа в страхе всю местную округу. На Рождество в сорок седьмом приехал на Западную Украину в их большую хату кум, которого по обычаю встречали дружно и весело. Он долго шептался с матерью, после чего Пелагея вместе с Макарычем и кумом стали уговаривать Лушку «пригреть» приезжего парикмахера. Когда Лукерья ответила решительным отказом, мать впервые за всю жизнь ударила ее по щеке: «Да нас, Лушка, всех из-за твоего батьки повяжут. Бежать отсюда всем надо! Едино! И подальше! Чтоб ни одна зараза красная не знала. А парикмахер кубанский. Да и не обидит ничем. Таких самих обижают…» Она заплакала. Слезы матери растопили сердце дочери. Лушка дала согласие на свадьбу.
        Послевоенная свадьба была веселой. Много пели и пили. Билась нехитрая посуда на счастье. Вскоре Лукерья «забрюхатила». А ранней весной приехал в село участковый, чтоб допросить Пелагею, когда, мол, видела мужа последний раз. Она тихо ответила: «Перед войной». Он разозлился: «Ты, тетка, не бреши! Уже после нашей Победы за околицей своего Одноглазого обнимала. Смотри, и до тебя с твоими выродками доберемся! Всех вас надо вешать на одном столбе!» Он грязно выругался.
        Именно в ту ночь вся семья решила бежать. Ждали только тепла. Бросали хаты, подворья, проросшую картошку и приготовленные семена. Покидали прошлую жизнь…
       На Кубань они добрались спустя полгода. Через Ташкент. Так заметали следы. Сначала ютились в маленькой сельской «халупке», купленной парикмахером. Потом  построили небольшие дома на окраине предгорного села.
       Жизнь на Кубани вначале не заладилась. Единственный брат Василий, став отцом кареглазой Раечки, вскоре утонул на реке, запутавшись в цепи лодки, на которой работал лодочником. Жена его Настюха осталась верной ему по гроб. Павел Павлович – «корниловец» – вместе с Ульяной подняли двух детей. Старший сын стал начальником одного из отделов милиции, правда, потом скоропостижно скончался после пьянки: не выдержало сердце. Внуки его сейчас в Германии. Соню и Макарыча похоронили рядом. Они пережили один другого на месяц.
       Судьба двух других сестер Лукерьи, Клавы и Лизы, сложилась по-разному. Три дочери Клавдии от обрусевшего пьющего немца стали учителями. Лиза Бэла уехала жить в Финляндию.
      А вот Лушка, став вторично вдовой, после смерти парикмахера рук не опустила. Надо было поднимать первенца. Сначала помогала слепая мать. Потом год отец, вернувшийся из «мест не столь отдаленных». Его трудно было узнать после десяти лет заключения. Похоронив свою Пелагею, он ушел тихо, ночью, как и появился. Больше о нем никто и никогда не говорил. Только внуки помнили, как играли деду на гармошке.
        Одна Лушка никогда не была. Она вышла замуж в третий раз за своего квартиранта. Соседи видели, как она перед этим с топором бегала за ним по огороду с большим животом под халатом и кричала: «Не распишешься – убью, подлец! Жалеть никого не буду…»
      От бывшего квартиранта Лушка родила двух сыновей. Она стала хорошей матерью и хорошей любящей женой. Муж изменял Лукерье всю жизнь. Не раз она била стекла в домах его зазноб, два года ждала из санатория, куда он отправился на 24 лечебных дня, шесть лет строила сама добротный дом, выясняла на кулаках отношения со своим «благоверным», который хорошо устроился за Лушкиной спиной…
      Однажды, собрав трех сыновей с невестками и внуками, пригласив на застолье по случаю дня ее рождения своих оставшихся в живых родственников, Лукерья в абсолютной тишине выслушала рассказ одной из невесток о книге, которую та прочла в библиотеке. Невестка подробно рассказывала об одном из бандформирований на Украине и о главном одноглазом жестоком бандите. Младший из сыновей Лукерьи засмеялся:
      — Да ладно, Оксана, хватит о грустном. Давайте по рюмочке!
     А выпив залпом сорокаградусную, повернулся к рассказчице:
       — А как хоть звали-то этого гада?
     И услышал в ответ:
       — Никита Бэла.
       — Ух ты! Как нашего деда, мам. Ну и выкопала ты, Оксанка, однофамильца! Урод какой-то… Давайте еще по одной, чтоб подобные стервятники в нашем роду не плодились. Знал бы, где похоронен, плюнул бы и развеял прах по свету.
      … Умерла Лукерья, прожив на этом свете 92 года, пережив третьего мужа – своего бывшего квартиранта – на полтора года. Даже перед смертью она не сказала своим детям, внукам и правнукам правду о своем отце…