Интервью

Предисловие.

Это было в 2005 году. Я училась в городе Буденновске, в техникуме, где было задумано составить и издать книгу к 60-летию Дня Победы, о людях прошедших концлагеря и переживших войну. К сожалению, книга осталась на стадии задумки, но мне выпала честь взять интервью у пожилой женщины Вересовой Дарьи Куприяновны, которая не просто пережила Войну, а была заложницей концентрационного лагеря Освенцим.

Интервью.

- Дарья Куприяновна, расскажите о своем детстве.

- Родилась в городе Речица Гомельской области. Отец – учитель в школе, мать домохозяйка. В семье нас было 5 детей. Была корова и поросенок. Голодные 30-е годы…кроме голода и очередей за хлебом, вспомнить нечего.

- Скажите, как начиналась война?

- В 1941 году я уже была студенткой 1 курса фельдшерской школы в городе Гомеле. В ночь с 21 на 22 июня 1941 года Гомель бомбили. Разбили железнодорожный вокзал, и мы, студенты, шли 50 километров пешком до родного города. Дома отец успокаивал плачущую мать, говорил: «Я вернусь, не может быть, чтобы маленький большого победил». Потом ушел в военкомат, а в августе 1944 года погиб на Ленинградском фронте…
    Воздушные тревоги, ежедневные взрывы и неизвестность пугали. А мы, молодые, с огромным энтузиазмом надеялись спасти город, копая противотанковые рвы до кровавых мозолей на руках. Солдаты в обметках и почти без оружия шли на фронт, а мы со слезами их провожали, и делились кто чем мог. Взрывали всё, что не успели эвакуировать, чтобы не досталось врагу. Горели заводы, склады, военный городок…
И вот черный день настал…
В июле, перелетев наши рвы, в город ворвались танки, мотоциклы и верховые на лошадях. Отчаянью не было предела. Город был мертв. Все боялись выйти из дому. А немцы ходили по домам, забирая все, что им понравится, но никого не трогали. У нас на стене висели портреты Сталина и Ворошилова, на комоде стоял небольшой бюстик Ленина, который немцам очень понравился и они унесли его с собой, а портреты положили на печь, пояснив на непонятном нам языке, что их нужно сжечь, потому что придут войска СС и за это расстреляют. Только потом дошло, что они предупреждали о неизбежном будущем…
 Через неделю вошли войска СС… Согнали всех на площадь и начали выдавать аусвайсы - паспорта. Переводчик предупредил, что все, не имеющие этого документа, будут расстреляны. Началась чистка. Выловили всех, не успевших выехать евреев. Уничтожили их так жестоко, как только могли фашисты-садисты! В них не было ничего человеческого. После принялись за белорусов. Откуда у них были сведения о семьях партийных работников, офицеров Красной Армии и их родственниках, не знает никто. Их всех стали расстреливать. Началось бегство в лес, где уже действовал партизанский отряд Тихвинского. Но и он не мог защитить. Несколько дней висели на виселицах, попавшиеся на заданиях партизаны.

- Дарья Куприяновна, правда, что Вы находились в концлагере Освенцим? Расскажите, как это произошло.

- Да. Я не могла подвергнуть мать такой смерти. Дурой была, вот и поехала. Да и спасая себя, все равно не смогла бы жить с такой совестью.
 Но кто может описать ужасы подвального труда в концлагерях?! Да ни у кого и слов не найдется передать то, что пережили молодые люди за колючей проволокой в лагерях, питаясь годами похлебкой из брюквы (семейства капустных). Спасала надежда, что это временно, что за нас отомстят, придут и спасут. Слишком тяжело было морально, что я работаю на огромном заводе, где ковалось оружие против Советского Союза…

- Какие чувства Вы испытывали?

- С 41-го года и по сей день, я чувствую свою вину перед Родиной, перед погибшим отцом и другими погибшими…

- Что было после войны?

- Уже в апреле 45-го года я вернулась в свой город, разрушенный и растоптанный врагами, город, на который было страшно смотреть. От сёл остались пепелища, их дома жгли вместе с людьми. Работали, восстанавливали, но очень хотелось учиться. Ходила в вечернюю школу, с отличием закончила 10 классов. Документы с автобиографией ни в один ВУЗ не принимали. Ни в Гомеле, ни в Витебске, ни в Минске. В 1947 году я поступила в Харьковский пединститут, не указав, что работала в Германии. Проучилась год, а весной меня исключили, обвинив в том, что я скрыла о том, что была в Германии. Замучило МГБ (Министерство Государственной Безопасности), потом КГБ. В средних учебных заведениях я имела право учиться, и в 1952 году окончила школу медсестер. После пришлось отправиться на Север. Было страшно, но там меня уже никто никуда не вызывал и не спрашивал почему я не застрелилась, а поехала в Германию. Да не поехала, а насильно угнали, как скот, под охраной, это и записано в документе…
Я очень переживаю. Ведь никогда я не чувствовала себя такой же, как все. Только чувство вины все послевоенные годы…перед отцом, перед миллионами погибших солдат, перед Родиной…