Даже если ты знаешь 5

     - Наташа, ты, случайно, не знаешь, что я орала вчера по телефону Али в ночном трамвае?

     - Не знаю. Наверное, как обычно, «сволочь».
     - Я?  Как обычно? Али?!
     - Ты, как обычно, кому угодно, после восьмой рюмки.
     - Неужели я выпила восемь рюмок? – простонала я.
     - Судя по тому, что повалилась на кровать и тут же вырубилась, все десять.
    
     Смутно я стала припоминать.
     Мы пили с Фирой и Светкой  до четырех, а в четыре пришла Люся, и мы с ней пили до шести. Потом пришел Филипп и выклянчил у меня четыреста крон за новые полусапожки, он наркоман и ему ежедневно нужны четыреста крон на дозу, он тащит из дому все, что попадет под руку, а под руку попадается целыми штабелями – мамаша у него зав. складом в Министерстве внутренних дел, я отбивалась, как могла, но как уж я там могла, после десятой-то рюмки?!  Купила. Меня эта жалость к людям до добра не доведет.
     Потом позвонил Али и сказал, что ждет меня в «Архе».
     Серебряный с Маришкой меня прямо-таки заклинали к нему не ходить, а ехать прямиком домой, но я потащилась в «Арху». Полусапожками похвастаться, что ли? Али увидел меня, и тут же поволок на трамвай. Я отбивалась, как могла. Он меня втолкнул в вагон, а сам выскочил.  Я ему  позвонила остановки через две, когда опомнилась. Вот только что я ему орала?! Что?!
    - Проклятый алкоголь! – проблеяла я Али, вбегая утром к Семиволу, в «Гавелку», мы там в последнее время ото всех прячемся, - прости меня, пожалуйста. Я обещаю тебе, что больше такого не повторится.
     - Это случилось во второй раз, - тихо сказал Али, он был похож на Кришну, такой же синий и такой же суровый, - Это уже выше моих сил. Я от тебя дис-тан-цуюсь.
     - Что ты делаешь? -  не поняла я.
     - Я от тебя с сегодняшнего дня держу дистанцию. Ты сумасшедшая. Ты, когда напиваешься, а за последний месяц это случилось с тобой дважды, ты несешь всякий бред. В прошлый раз ты, например, утверждала, что Моисей не был евреем, а был египтянином, да еще жрецом Азириса…
     - Но он был жрецом Азириса, - не удержалась я.
     - Все, - сказал Али еще тише, покраснев, - Выбирай: или я, или алкоголь. Хочешь скакать по целому Гавелаку посмешищем – скачи без меня. Ты последняя перед Юркой.
     - Что ты сказал? – не поверила я.
     - Я тебе не позволю разрушить мою жизнь, - прошептал Али, он совсем побелел, почти до обычного своего состояния, бросил деньги на стол, встал и ушел.

    - Пан Семивол! Подайте-ка мне рюмку Вашего волшебного напитка! – закричала я.
     Мне понадобилось целых две рюмки, прежде чем я пришла в себя.
     Тем не менее, когда к половине второго мне чудом удалось заработать тысячу крон, я подошла к Али и пригласила его на обед. Он критически оглядел меня и пришел к выводу, что я трезвая.
     - Иди, я сейчас приду, - сказал он.
      Пока я бегала на станек, предупредить Анечку, чтоб приглядывала за моими папками, пока заворачивала принтик случайным покупателям, за столом, куда сел Али, уже сидел Серебряный:
     - Черт, - сказала я, - уже то, что раньше продавалось за двести пятьдесят, сейчас и за сто пятьдесят продать тяжело.
     Потек обыкновенный треп про работу. Вдруг Серебряный решил прогнуться перед Али:
     - Вот ты вчера заработала несчастных семьсот крон, и все деньги ухнула в неизвестно зачем тебе сдавшиеся боты.
     - Я ухнула четыреста крон, - поправила я его.
     - Триста пропила, - парировал он, - а ведь у тебя незаплаченные социалка и здравотка, и склад, и квартира на носу!
     - Этого слишком много, чтоб не покупать себе боты, - попыталась я отшутиться, - ноги, Саша, это то, что нас кормит. И ноги эти в ботах. По десять часов в день.
     - Да ты в глаза не видела эти боты! Ты даже и сегодня с утра их не видела, сознайся!
     - Мне не до бот было.
     - Вот тебе и ответ.
     - Хоть бы ты хоть помолчал, - сказала я в сердцах, бросила деньги на стол, встала и ушла. 
    
     Али вечером не попрощался, даже не написал эсэмэску, я все равно зашла в «Арху» и заказала бокал вина. Я дала ему сорок минут времени, я надеялась, что у него сердце екнет от моих дум. Думы мои были самыми тяжелыми. Что я могу такого говорить, когда я напиваюсь и себя не помню? Все же это находится во мне самой, в моем подсознании, не может там быть ничего такого, что бы мне не принадлежало. А я человек хороший, я даже очень хороший человек, это не я говорю, это все говорят, что же я такого говорю Али, когда себя не помню?! Постепенно до меня стал доходить смысл сказанного им.

     Утром первым делом я померила полусапожки. Они были очень изящны и мне впору. Потом еще выяснилось, что каблучки  красиво стучат по гранитным камушкам.
Да и по керамической плитке у нас в пассаже. Я хотела сразу пробежать к Коле-болгарину, но увидела ссутуленную спину Али и зашла к Семиволу. Он открывается в десять, а нас впускает в девять. Мы там сидим по утрам с Али вдвоем:
     - Ты представь, что справец встретил меня словами – с понедельника все обязаны быть разбалены до девяти утра, - как ни в чем, ни бывало, затараторила я, - после второго предупреждения договор расторгается!
     - Мне то же самое говорил, - сказал Али, - как же мы теперь на кофе к Семиволу успевать будем?
     - Может, разбаливаться до девяти, а потом все равно идти к Семиволу и сидеть с девяти до десяти?
     - Лучше с девяти до двенадцати, в знак протеста, - сказал Али, и мы засмеялись одновременно. Али расправил плечи, он даже позволил себе сказать мне при расставании:
     - Давай сегодня на обед не пойдем, а лучше вечером в «Архе» гуляш поедим.
     - Давай, - согласилась я.