Телефон на боку

   
  Глава1

  С телефонами в начале 70-ых было всё ещё сложновато. Даже не в каждом жилом здании он водился! А если и был, то в среднем в двух - трех квартирах на весь пятиэтажный дом! К счастливым обладателям вожделенного устройства ходили звонить не только ближние, но и дальние соседи. Во дворе нашего дома всегда мог появиться посторонний человек и спросить у играющих детей:
-- У кого здесь есть телефон? В какой квартире?

  Зайти к совершенно незнакомым людям и попросить разрешения от них позвонить считалось обычным делом. Это - в особенности, если не было поблизости уличного автомата или как его потом назвали - таксофона, к которому требовалась дефицитная 2-копеечная медная монета.

  Телефон в нашей квартире установии ещё в 1971-ом году - просто выдался такой редкий случай - нам протянули "воздушку" - воздушную линию с крыши соседнего здания. Иных возможностей тогда не оказалось. Это событие сразу же поставило нашу семью в некое привилегированное положение. Это был предмет элиты - роскошь.

  В то же время нам пришлось нести значительную общественную нагрузку. По нескольку раз в день заходили звонить или же просили к трубке кого-то из соседей. Это способствовало всеобщему общению. В нашей тесной прихожей жильцы дома радостно встречали друг друга:
-- Ой! Здрасьте, как поживаете? -- а потом про то-то и то-то,.. завязывалась оживленная беседа и вдруг спохватывались, -- ой, кажется мы тут у вас заговорились! Извините!

  Бывало, что просили к телефону и кого-то не из нашего блока. Приходилось бегать по этажам или стучаться в стенку, а если получится, то выкликивать имя требуемого жильца прямо с балкона! Дать соседский номер коллегам, родственникам или друзьям не считалось чем-то непозволительным. Особенно с этим не церемонились. Совершенно незнакомый человек мог прийти, постучаться и сообщить, что как он узнал от третьих лиц, у нас в квартире установлен телефон, а потому нельзя ли по нему позвонить в виду срочной и важной необходимости? Никому не отказывали.
 
  Старинные "вертушки" с ручками для подзарядки встроенного в них аккумулятора к тому времени были давно изжиты, хотя мне приходилось слышать об использовании такого раритета ещё в начале 80-х годов в сельской местности! Позади была также замена станционной аппаратуры ручного подключения на автоматическую. Но только в городах. В провинциях ещё долго девушкам-телефонисткам приходилось целыми днями с унылым видом втыкать штекеры на концах кабелей в отверстия гнезд с номерами абонентов.

  Но и автоматическая телефонная сеть функционировала из рук вон плохо. Не всегда удавалось куда-то оперативно дозвониться, а слышимость была порой такой плохой, как-будто говорили с другой планеты или же с помехами в виде такого сильного треска и шума, как с места боевых действий. По некоторым направлениям приходилось особенно туго. Нередко от абонентов можно было услышать и такое:
-- Вчера весь вечер звонила в микрорайон сестре. Так и не дозвонилась! Сегодня сяду опять. В прошлый раз попала на третий день!
Это ещё про внутригородской звонок! А когда говорили по междугороднему, то приходилось так кричать, что слышно было в соседних кварталах...

  Набирая чей-то номер, никто ещё не знал, с кем придется общаться. Звонок мог направиться куда угодно. Не было компьютеров и цифровой обработки сигнала. Вращение диска вызывало к жизни слабо управляемый шальной электрический заряд, который как вольная птица, мог сесть где понравиться.

  Допустим, вы звонили в отдел кадров швейной фабрики. Трубку на том конце могли поднять:
1. Начальник ближайшего ЖЭКа.
2. Врач из больницы.
3. Директор детского сада.
4. Служащий Аэрофлота.
5. Житель соседней квартиры.
6. Сотрудник комитета госбезопасности.
7. Никто.

  Особенно этим грешил наш телефон. "Не туда попали", -- был самый частый ответ, который приходилось нам произносить в трубку. Звонивший набирал номер предприятия, школы, банка, милиции, а попадал почему-то в нашу квартиру. Однажды, когда сидя дома, я готовился к школьным экзаменам, кто-то, по-видимому вознамерился оставить меня на второй учебный год, звоня через каждые двадцать минут и выспрашивая, не начали ли выдавать зарплату? Очевидно, звонили в какую-то бухгалтерию.
-- Не туда попали, -- посылал я каждый раз стандартный ответ по проводам, отрываясь для этого от учебников, но звонок повторялся снова и снова и трепетный мужской голос с робкой надеждой переспрашивал:
-- ...не выдают?

  Наверняка собирались делать какую-то покупку, а в то время, если появлялось что-то стоящее в магазине, то терять времени уже было нельзя - дефицитный товар быстро распродавался. А может и ждали свои отпускные, чтобы уехать куда-то. Канитель эта продолжалась два часа с лишним. Сперва это меня забавляло, потом стало утомлять и в конце концов просто надоело. И вот, подняв трубку в который уже раз, я соврал:
-- Выдают.
-- Спасибо!!! -- c огромным и не скрываемым ликованием произнес голос в телефоне и на этом кончилось. Не знаю, действительно ли стали выдавать или незнакомец залег уже под самой кассой, но больше к нам он не звонил.

  Чтобы осуществить междугородний звонок одно время приходилось заранее приобретать специальный талон на почте с указанием длительности разговора. Связь обрывалась без предупреждения по окончанию оплаченного времени. Позже стало возможным делать заказ, набрав "07". В этом случае в кредит можно было говорить сколько угодно. После приходила жировка на оплату. Прямой набор через код появился в конце 70-х. Вот такая была телефония. Хотя, как говориться, все относительно. Один наш пожилой родственник по этому поводу так говорил:
-- Удобная вещь - телефон! А вот раньше.., -- и рассказывал о том, как этот вид связи в далеком прошлом был недоступен простому народу и пользовались им чуть ли не только цари и вельможи.

  Пожилая пара этажом ниже нас тоже решила обзавестись телефоном. Благо, уже несколько лет, как стали действовать льготы для ветеранов Великой Отечественной, а дядя Митя - так звали соседа, был самым что ни есть, настоящим ветераном - бывшим рядовым великой войны, надевавшим на праздники свои две заслуженные медали.

  Так как свободных номеров тогда быть не могло, то им предложили установить "блокировку" - это когда телефон через блокиратор подключается к чужой линии, но при этом получает собственный номер - это не как параллельный, когда один номер на двоих и слышно друг-друга, а два разных номера на одной линии и друг-друга при этом не слышите. Пользоваться телефонами можно было только поочередно. Достаточно было снять трубку одного аппарата, чтобы тут-же заблокировался второй из тандема.

  Без всякого нашего согласия, всего лишь предупредив о неизбежном, работники АТС подключили к нам наших соседей и начались у нас сперва неудобства, затем недоразумения и в конце концов просто огорчения. Дело в том, что ветеран войны периодически ронял свой телефонный аппарат и ронял он его не просто так, а надолго, будучи в совершенно нетрезвом состоянии. Соответственно, на всё это время мы лишались своего зуммера.

  Теперь нужно будет рассказать про его жену - тетю Маню. Она больше всего не любила сидеть дома - в своей скромной однокомнатной квартире и постоянно отсутствовала. Подобно булгаковской Аннушке, эта простая рабочая женщина, имевшая тогда уже внуков, была вездесуща, говорлива, общительна и любопытна, хотя масла на трамвайные рельсы не проливала и никого без головы не оставляла.

  Тетя Маня стремительно перемещалась в пространстве пешком или на транспорте, неутомимо покрывая километры расстояний в различных направлениях. Это была её стихия. Легкая на подъем, быстроногая, она надолго отлучалась к сыну или дочери, живших в разных частях большого города либо ездила постоять в очереди за каким-нибудь дефицитом.

  Ещё её можно было встретить в соседних кварталах, сидящей на лавочке с кем-нибудь за досужими разговорами. Возвращалась она домой поздно. Особенно в летние южные вечера застать её было невозможно. Муж - пенсионер, напротив, был домоседом, если не считать того времени, которое он проводил в питейных заведениях или когда ездил повидать внуков. Черты его лица говорили об одновременно славянском и азиатском происхождении: угловатый череп с чуть выпирающими скулами и узковатыми глазами с едва заметным намеком на раскосость, колючий взгляд и кустистые брови, как-бы обрамленные в округлые и мягкие черты. Как это было у героя войны - летчика А.Маресьева, генерального секретаря Л.И.Брежнева и ещё у многих миллионов их соотечественников.

  Итак, дядя Митя возвращался домой в известном своем состоянии из предприятий советского Общепита под аппетитными названиями "Водочной", "Пивной" или "Закусочной", где он нередко проводил вечера со своими друзьями-ветеранами, с трудом удерживая равновесие, или как говориться, "на автопилоте". Отперев ключом дверь своей квартиры, где его никто не ждал и войдя туда, он запирался и тут же падал, не делая лишних шагов и благополучно засыпая, заградив таким образом вход своим дородным телом.

  При этом он никогда не забывал зацепить столик с телефоном, который тотчас опрокидывался, что было немудрено в предельно сжатой квадратуре "хрущевки". А раз трубка ихнего телефона сбрасывалась с рычажков или вернее с кнопок, то согласно принципу того же блокировочного объединения, переставал работать наш. Так как жена его возвращалась домой, как-правило, поздно - мы на весь этот вечер оставались без одного из самых полезных изобретений человечества. В качестве альтернативы нам оставался телеграф, но до него нужно было бежать три квартала. Вот так вот!

  Обнаружили мы эту ситуацию случайно. Как-то вечером, намереваясь куда-то позвонить, родители не определяли зуммер в течение почти целого часа. Меня - тогда мальчишку отправили вниз сказать, что очень нужен телефон - нельзя ли поскорей? Безрезультатно постучавшись к ним в дверь, я прислушался - но никто там не говорил по телефону! Это показалось мне чрезвычайно странным. Квартира была однокомнатная и в любом случае я что-то должен был услышать. Однако, по ту сторону царствовала гробовая тишина! 

  Это меня сильно удивило. Если у нас нет зуммера - значит, должны говорить у них. Тогда почему оттуда никого не слышно и на стук в дверь никто не отзывается?! В полном недоумении я продолжал прислушиваться. Вдруг близко за деревянной переборкой послышалось чье-то спертое дыхание! Перепугавшись, я взбежал вверх и сообщил обо всём дома. Мне не поверили.
-- Никто там не говорит по телефону и на стук в дверь не откывает, но за дверью кто-то стоит! -- выпалил я, сам заинтригованный до крайности. Тогда ещё я не знал, что не  с т о и т,   а   л е ж и т.
-- Этого не может быть! -- ответили мне. Спустились сами, постучали - никого в ответ. -- Наверно забыли повесить трубку. Поди, разыщи тетю Маню.
 
  Я ринулся на поиски и вскоре обнаружил её в соседнем квартале, сидящей с кем-то на скамейке.
-- У вас дома на стук не озываются, а у нас не работает телефон! -- в срочном порядке сообщил я. Вместе с озадаченной тетей Маней, видимо, чуть подозревавшей в чем там дело, мы прибыли по адресу, а дальнейшие описываемые мной события повторялись из раза в раз в течение нескольких лет.

  Глава 2

  Телефон у наших соседей стоял на специально предназначенном для этого типовом столике-треножнике из темного полированного дерева. Треугольная столешница его изготовлялась совсем небольшой - под само устройство, а установлена она была на три довольно высокие ножки, отчего устойчивость всего сооружения вместе с тогдашним тяжелым телефонным аппаратом, тянущими килограммов на полторы-две, в котором помещались пара больших катушек, громоздкий механический звонок в виде небольших колоколов и ещё кое-что дополнительное, оставляла желать много лучшего.

  Выпускались эти столики не на мебельных фабриках, а усилиями небольших цехов, которые вместе с возглавлявшими их "цеховщиками" представляли собой редкое исключение, претендовавшее на наличие в первой в мире стране социализма полу-частного сектора в условиях полного господства государственного производства. Такое же изделие стояло и в нашей прихожей, но в этой продукции была какая-то недоработка: центр тяжести у неё располагался слишком высоко, из-за чего любая из траекторий, по которой падал в условиях компактной хрущевской постройки наш незадачливый сосед, не оставляла шансов для ихнего столика, который по причине конструктивной недостаточности всегда находился, впрочем, как и сам его хозяин, в состоянии шаткого равновесия.

  Несколько раз мы пытались убедить тетю Маню заменить зыбкий треножник на что-то более стойкое, учитывая явную гравитационную аномалию на небольшом пятачке у входной двери их квартиры, где муж её постоянно испытывал неодолимое желание немедленно подчиниться силам всемирного тяготения, однако отклика это у неё не находило. Видимо, скромный достаток двух пенсионеров не позволял им приобретать новую мебель. Крайне спартанская обстановка жилища это подтверждала. Хотя, если бы не тратились на спиртное...
   
  Наши друзья и родственники периодически жаловались нам, что телефон у нас весь вечер был занят. Проблему приходилось решать мне. Если долго не было зуммера, а у соседей на стук в дверь не открывали, то ситуация становилась довольно ясной. Я тут же отправлялся на поиски тети Мани и если находил, то мы вместе возвращались и начиналось кое-что не совсем обычное.

  Поворот ключа и раскрытие дверного замка были необходимой, но малой частью процедуры по восстановлению надлежащего состояния наших линий связи. Ещё надо было отодвинуть той же дверью самого хозяина квартиры, который лёжа, теперь блокировал не только телефон, но и любую возможность к ним войти! Однако, сделать это тоже было не так просто!

  Если после падения дядя Митя оказывался в положении перпендикулярным одновременно к двери и к противоположной стенке, упираясь в них соответственно головой и сложенными коленями, то отодвинуть его уже не было никакой возможности. Можно было только, нажимая той же дверью, пытаться сдавить его или, если так позволено выразиться, спрессовать, чтобы хотя бы чуть-чуть приоткрыть вход в квартиру. К сожалению, другого способа попасть туда у нас не оставалось.

  Тетя Маня - женщина рослая, похожая на ту самую крестьянку, что изображается в учебниках Русской Литературы рядом со знаменитыми стихами Некрасова, могла - я уверен, тоже войти в горящую избу и остановить на скаку коня, но управиться в одиночку со своим грузным мужем, застрявшим между входной дверью и противоположной стеной, было, видимо, сложнее. На её громкий стук и окрики в надежде на какие-либо признаки жизни с той стороны порой доносилось едва слышимое "...у?". Что этим хотел сказать гражданин Советского Союза остается до сих пор невыясненным, но служило достаточно красноречивым свидетельством того состояния, в котором находился абонент городской телефонной сети, забаррикадировавший собственным телом вход в свою квартиру.
 
  Я был тогда ещё подростком и у нас с тетей Маней просто недоставало сил для такой тяжелой работы, как утрамбовывание живого крепко спящего человека отнюдь не мелкой комплекции. Приходилось звать на помощь ещё кого-нибудь. Затем все втроем, налегая изо всей силы на дверь и перебарывая анатомическую упругость крупного мужского тела, мы с трудом добивались того, что оно, в конце концов, поддавшись нашим усилиям, с каким-то глухим стуком, треском, хрустом, а иногда и с неким душераздирающим хрястом при полном и леденящем кровь, безмолвии самой жертвы импровизированного пресса, сжималось, комкалось и складывалось по случайным линиям суставов, направление которых зависело от позы при неизменном внешнем векторе силы, позволяя входу в квартиру немножечко приоткрыться.

  Через образовавшуюся щель, наличие которого уже рождало перед глазами жуткую картину с человеком, лежащем по ту сторону с вывихнутым плечом, сломанной шеей или позвоночником, сперва проникал, а вернее протискивался, заталкиваемый всеми остальными, кто-то один из нас, неизбежно наступая в темноте на лежащего, затем включив свет и оттащив тело по мере своих сил в сторону, окончательно раскрывал дверь.

  Войдя в квартиру, мы всегда обнаруживали одну и ту же картину: на полу валялись: субъект - наш сосед - пьяный вдребезги дядя Митя, спящий несмотря ни на что поразительно спокойным сном и объект - несчастный телефон с опрокинутой трубкой, который никак не мог избежать в узкой прихожей участи рухнувшего на пол, хозяина.

  -- Ой, горе ты мое! -- громко причитала поистине некрасовская русская женщина, глядя на единственное свое сокровище, распластанное на полу. До телефонизации своей квартиры, ей, скорее всего, редко приходилось видеть мужа в таком распростертом состоянии, так как сама она всегда возвращалась домой поздно и он успевал к тому времени очухаться или как говориться, оклематься. Я же, направляемый из дома, когда до такого просветления было ещё далеко, форсировал события, вынуждая её застать своего супруга в не совсем респектабельном состоянии. Но что было нам делать? Мы не могли примириться с таким пренебрежительном отношением к нашей насущной потребности в телефонной связи!

  Все втроем, а иногда и вчетвером, включая ещё кого-нибудь, зашедшего на шум, взявшись с разных концов за геркулесовское тело, с трудом переносили его на кровать. Телефон же, видимо, обладавший великолепными противоударными свойствами, водворялся на место, чтобы в тот же момент, истосковавшийся по зуммеру наш аппарат пробудился, чтобы начать снова жить.

  Ветеран войны пребывал в течение всей этой кутерьмы в полном беспамятстве, а наутро выглядел как огурчик! Удивительно, но никаких последствий от чудовищного, как мне тогда казалось, физического воздействия у него никогда не обнаруживалось! Раза два в дневное время мы пытались заговорить с ним о проблемах нашей совместной с ними телефонии, но каждый раз он с недоуменным видом отворачивался, делая вид, что тут совершенно ни при чем и уходил от разговора. Его недоумение, видимо, было искренним. Он, наверное, и понятия не имел о том, что происходит с ним по этим злополучным вечерам.

  Итак, говоря современным языком информатики, алгоритм инициализации нашего стационарного телефона выглядел следующим образом:
1. Розыск тети Мани в близлежащих кварталах.
2. Отпирание двери и сильнейший на неё напор.
3. Вход и перенос тела.
4. Возврат столика в вертикальное положение и укладывание телефонного аппарата на место.

  Подобное стечение обстоятельств, происходило, конечно не часто, но запоминалось надолго, учитывая трудоемкость задачи и необходимость привлечения дополнительных сил со стороны. Отношения моей мамы с соседкой по этому поводу несколько ухудшились, но придумать что-то она так и не смогла. Заставить себя сидеть дома в ожидании пьяного мужа было выше её сил.

  Вот наконец в 1978 году грянула у нас в стране всеобщая телефонизация. Решили в нашем Союзе догонять по этому показателю Западную Европу и США, где домашние телефоны уже с конца 60-х годов перестали быть роскошью. Вместо невзрачных одноэтажных станционных сооружений с неряшливо разложенной по полу и столу аппаратурой, чему свидетелем был я сам, заглянув как-то к ним в окошко, стали возноситься огромные корпуса современных АТС. От них подземные кабели разветвились по всем уголкам республик, краев и областей нашего обширнейшего государства.

  Вскоре этот вид связи стал таким же доступным и полезным атрибутом миллионов домов и квартир, как водопроводный кран. Дошло до того, что наш, к тому времени ещё более состарившийся и по-видимому, уже выживший из ума, родственник, стал даже этим возмущаться:
 -- Что это каждому и всякому устанавливают домашний телефон? Зачем он, например рабочему? Вот раньше - в сталинские времена, телефон стоял дома только у должностных лиц, занимавших высокие и ответственные посты - у наркомов, у начальников милиции, у академиков... И все!

  Без всякого предупреждения нас разблокировали. Ветерану войны выделили отдельную линию, наш же телефон, избавившись от засилья конкурента, стал на радостях трезвонить каждый вечер, приглашая мою маму к неторопливым и задушевным беседам со своей сестрой и нашей бабушкой о том, да о сем, да так по-моему, особенно и не о чём...

  Теперь уже, когда мне не надо было рыскать по всем соседним кварталам в поисках неуловимой тети Мани, а наш отблокировавшийся телефон беспрепятственно резвился на всю свою катушку, я, сидя спокойно по вечерам перед телевизором, ясно представлял себе, как сейчас этажом ниже в полном одиночестве спит на полу своей прихожей Матвей Иванович - потомок древних славян - обитателей влажных лесистых речных берегов и воинственных степняков, вторгнувшихся к ним когда-то с востока, представитель рабочего класса, заслуженный пенсионер, ветеран Великой Отечественной войны, имеющий трудовые и боевые награды, а рядом с ним в тиши полутемной квартиры, едва освещенной снаружи городскими огоньками, из трубки, опрокинутого навзничь, телефона, раздается это неизменное и бесконечное: "ду - ду - ду - ду - ду - ду - ду..."

                Конец