Двери. Глава I. Явь

14 сентября 2010 года
Москва
06:25

Это был и не сон, и не явь. Точнее, уже не сон, но или ещё не явь. Или всё-таки явь? Тогда уж совсем другая явь. Жуткая, кошмарная явь…

Он лежал в постели. В своей постели? Или не в своей? В своей холостяцкой «двушке» на окраине Москвы. Или не в своей? Ибо то место, где он сейчас находился, было и знакомым, и незнакомым одновременно. Своим и чужим. Безопасным и страшным. Безумно, чудовищно страшным…

Он словно был и во сне и наяву одновременно. И буквально в лапах  странной, страшной, невидимой, неслышимой, чёрной, холодной и страшной силы, уже почти с головой обволокшей его…

К счастью, почти. Потому что, почувствовав это, он – то ли во сне, то ли наяву, то ли вообще непонятно где – судорожно, торопливо и, вместе с тем, чётко, громко и решительно – насколько это было вообще возможно в том состоянии начал читать знакомые ещё с раннего детства католические молитвы.

Причём почему-то по латыни. На языке, которого наяву он не знал. Хотя давно уже хотел выучить. Молитвы, латинский текст которых он вообще никогда в глаза не видел – в этом он мог поклясться чем и кем угодно.

И всё же… и всё же он был абсолютно, непоколебимо уверен, что он читает эти молитвы правильно. Букву за буквой, слово за словом…

Сначала обратившись к Создателю. Отцу Небесному. Всемогущему, всеблагому и вселюбящему Всевышнему:

Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum, adveniat regnum tuum, fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам прегрешения наши, как и мы прощаем тем, кто согрешил против нас; и не введи нас в искушение, но избавь нас ото всякого зла. Аминь.

То есть, Да будет так!

Потом, сразу же, не останавливаясь ни на секунду, обращаясь к Богоматери:

Ave, Maria, gratia plena; Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen .

Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Затем – снова не останавливаясь ни на секунду – настолько страшной была эта Сила - Фатимскую молитву, обращённую ко Христу и продиктованную Самой Богоматерью, явившейся в июле семнадцатого года трём маленьким детям – десятилетней Лусии дос Сантос, ее кузену Франсиско и кузине Хасинте Марто в португальской деревушке Фатима:

O mi Jesu, dimitte nobis debita nostra, libera nos ab igne inferni, conduc in caelum omnes animas, praesertim illas quae maxime indigent misericordia tua. Amen .

Царь наш Иисус, прости нас, грешных. Спаси нас от адского пламени и приведи души наши в рай, особенно тех, которые больше всех нуждаются в твоей милости. Аминь.

Один раз, два, три… Сила отступила. Он проснулся в холодном поту. Теперь это уже была точно явь. Его полуразвалившийся диван (давно пора было заменить). Его холостяцкая «двушка»…

И никакой Силы.

Он тяжело вздохнул.

«Бережёного Бог бережёт» - неожиданно громко сказал он, обращаясь непонятно к кому. К своему ангелу-хранителю, наверное.

«В данном случае – в буквальном смысле» - добавил он с усмешкой.

Ещё раз вздохнул и потянулся за молитвенными чётками Святого Розария (подарок его теперь уже бывшей гражданской жены). Привезённый из Иерусалима – самой что ни на есть Святой Земли. И освящённый по всем правилам в одном из тамошних бесчисленных католических храмов.

Для большей надёжности встал на колени. Осенил себя крестным знамениям и приступил к почти беззвучной молитве. Сначала крепко сжал в руке простенькое деревянное распятие и прочитал Апостольский символ веры. Разумеется, по-русски:

Верую в Бога, Отца всемогущего, Творца неба и земли; и в Иисуса Христа, Единого Его Сына, Господа нашего, Который был зачат от Духа Святого, родился от Марии Девы, страдал при Понтии Пилате, был распят, умер и погребён, сошёл во Ад, в третий день воскрес из мертвых, взошёл на небеса, сидит одесную Бога Отца Всемогущего, и оттуда придёт судить живых и мертвых. Верую в Духа Святого, Святую Вселенскую Церковь, общение святых, отпущение грехов, воскресение плоти и жизнь вечную. Аминь.

Да будет так!

Затем, взявшись за первую бусинку – Отче наш. Затем три раза (три бусинки) – Радуйся, Мария! Следующая бусинка – ещё одна молитва. Глория:

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Затем – Отче наш, десять раз - Радуйся, Мария! И один раз – Глория. И так пять раз.

Шестьдесят молитв.

На то, чтобы их прочитать, у него ушло чуть более двадцати минут. Для надёжности добавил ещё три, обращённые к его безымянному ангелу-хранителю.

Ангел-хранитель мой, ты всегда за мною стой.

Этой молитве его научил его теперь уже бывший духовник – отец Фернандо из московского офиса Опуса Деи. Причём он так и не понял (ибо молитву эту духовник сообщил ему устно) – «за» мной или «со мной». Впрочем, большого значения это не имело. Главное, чтобы его ангел-хранитель был рядом с ним. Всегда. 

Особенно в такие минуты, как это его… состояние. Какое-то страшно-иномирное состояние. Кошмарно-иномирное…

Огромное облегчение. Именно это он почувствовал, как только произнёс последнее слово последней молитвы и истово перекрестился. Сила исчезла.

Он посмотрел на часы. Почти семь часов утра. Хотя рано вставать ему было без надобности (одно из немалых преимуществ фрилансера), было совершенно ясно, что после такого заснуть не удастся.

Он отбросил тонкое – всё ещё летнее – одеяло, встал, потянулся…

Сделал короткую, но эффективную утреннюю гимнастику.

Выпил ещё с прошлого вечера подготовленный стакан воды (очень полезно для пищеварения). Теперь нужно было подождать двадцать минут прежде чем отправиться на маленькую кухню готовить обязательную кашу из четырёх злаков. И эти двадцать минут нужно было чем-то занять.

Он включил компьютер.