Возможна ли новая идеология большинства?

Волна общественно-политической турбулентности, которую многие ждали и предсказывали последние 3-4 года, становится важнейшим фактором российской внутренней политики. Мы снова постепенно выбираемся из наезженной колеи и подбираемся к очередному развилку истории.  Не удивительно, что в этой связи оживились разговоры о том, в чем могут состоять идеи и цели дальнейшего движения вперед, и возможна ли в России идеология, которая была бы в состоянии стать идеологией нового российского большинства. Конечно, совершенно прав проф. Б. Славин, говоря о том, что «одной идеологией объединить всех без исключения людей в социально противоречивом обществе». Хотелось бы в этой связи добавить, что нет и не может быть одной основной идеологии на все времена – история развивается циклами, одни идеи, овладевая массами на какое-то время, уходят, теряют актуальность. Это произошло с коммунистической идеологией, к которой общество потеряло интерес задолго до формального падения коммунистической власти. Ей на смену пришла идея, которая никогда не провозглашалась официально «идеологией большинства», но фактически именно такой и стала – это идея частной жизни, помним, сколько сил стали отдавать тогда еще советские граждане обустройству своих дачек, садовых участков, квартир, своего быта, и если посмотреть на реальные перемены, произошедшие с нами за последние два-три десятилетия,  не через призму политики, а через призму быта, то отчетливо видно, как энергия преобразования страны, крупных строек, обороны, большой науки – вся растеклась по частным ручейкам. Отгородись ото всех забором, железными дверями, если есть средства – строй коттедж, нет – делай пристройку к веранде, вот эта стихия частного быта, которую классики марксизма непременно бы назвали мелкобуржуазной, сформировав то, что называется психологией общества массового потребления. Она коснулась и бедных, и богатых, и все вопиющие цифры социального неравенства не должны нас вводить в заблуждение, просто у одних есть одни возможности, у других другие. Я не думаю, что эта картина сегодня существенно изменилась, скорее напротив, не только относительно состоятельные слои общества, которые социологи относят к среднему классу, но и самые массовые, пока «недопотребляющие» с точки зрения современных стандартов, группы населения, еще только входят во вкус тех материальных благ, которые им может дать современная цивилизация. И именно это обстоятельство сегодня и определяет пределы того левого, социалистического или социал-демократического проекта, который Б. Славин видит в качестве новой национальной идеи, способной сплотить российское большинство. Общество в целом пока безусловно не готово к каким-либо жертвам во имя общего блага или общих целей, то есть никакая мобилизационная идеология, даже под популярными левыми лозунгами о социальной справедливости, не может рассчитывать на поддержку большинства, особенно это касается молодых и относительно молодых поколений россиян, по своему жизненному опыту не знающих, что такое «работать на дядю», даже если этот «дядя» именуется  российским государством. В последние несколько лет начались определенные подвижки в плане самоорганизации общества, это не только «болотные» и «сахаровские» политически окрашенные акции, но и акции «синих ведерок», и «Химкинский лес», и многое другое, что говорит о том, что общество понемногу просыпается, используя сетевые технологии, становится способным к ситуативной мобилизации вокруг конкретных проблем, но и переоценивать эту тенденцию пока явно преждевременно. Это все лишь первые робкие побеги травы, вылезающей из-под десятилетнего асфальтного наслоения. Стоит ли говорить, что именно на идеях самоорганизации, горизонтальных связей, противостоящих государственной вертикали и формируется массовое социал-демократическое движение? В Европе локомотивом социал-демократии всегда были профсоюзы, а о состоянии и влиятельности нашего профсоюзного движения, даже и говорить неудобно.  В этом качестве «левые» противостоят государственному «порядку». В нашей же общественно политической практике, в которой никаких горизонтальных связей кроме социальных сетей пока не просматривается, идея социальной справедливости если и не все 100%, то точно на 90% коррелирует с идеей общественного порядка. Это своеобразный парадокс для «левой» страны, где все без исключения политические партии, включая «правых» в своих программных документах обращаются к социальному популизму. Все это не означает, что у социал-демократии или партий социалистической направленности в стране нет никаких перспектив, напротив, движение в эту сторону налицо, но пока (думаю, и в ближайшие 5-10 лет) социал-демократия все-таки останется не массовой идеей, не идеологией большинства, а идеологией продвинутой и активной среды крупных городов, освоившей современные информационные технологии и стремящейся к образованию горизонтальных связей, в первую очередь, в собственной среде – лево-либеральной городской интеллигентной молодежи. Собственно говоря, это и есть та самая среда, которая составила основную массу московских и питерских протестных акций последних месяцев. Если посмотреть на настроения, доминировавшие «на Сахарова»,  то была отчетливо видна лево-демократическая направленность большей части митингующих, где общедемократические лозунги сочетались с озлоблением в отношении олигархов и коррупционеров, «новых богачей». Я уверен, что в оппозиционном меньшинстве, заинтересованном в общедемократических переменах, именно социал-демократические (или, если угодно, леволиберальные) идеи могут занять лидирующие позиции, сочетаясь с правозащитными лозунгами, и тем, что можно назвать «цивилизационным западничеством» - ориентацией на европейские социальные и политические ценности.
Но, как совершенно справедливо утверждают политологи,  протесты «на Сахарова» - это тоже очень далеко  не вся страна, что совершенно не означает, что у русского большинства, живущего в российских регионах, нет своих претензий к власти, и оно не готово к протестной активности. Или что у этого большинства нет никакой идеологии. Она есть, и она тоже левая, но его левизна имеет принципиально иные акценты. Здесь надо добавить, что ценностное противостояние столичных либералов и значительной части остального населения страны – это не только разное видение политических перспектив, но, во многом, и разная цивилизационная идентичность. Есть основание говорить об особом «столичном субэтносе», ощущающим себя частью «мировой цивилизации» в окружении, как полагают его представители,  «дикарей и варваров». При всех претензиях к власти в целом и к путинской «режиму», в частности, - для большинства россиян он остается намного меньшим злом, чем лидеры московских либералов. Их протестная активность направлена в иную, подчас диаметрально противоположную сторону.
Действительно, основной общественный запрос русского большинства в регионах явно направлен в лево-государственническую сторону. По данным ВЦИОМ (2011), либеральный курс развития, предполагающий в том числе и опору на демократические институты,   сегодня готовы поддержать лишь 18% россиян. Гораздо больше тех, свыше 60%, кто готов поддержать противоположный – скорее силовой сценарий, который мог бы радикально обновить российские элиты, политический класс, централизовать ресурсы на решение  общенациональных задач. Сегодня и это консервативное большинство общества все в меньшей степени связывает свои надежды с нынешним (как говорят, актуальным) государством и его властными институтами. Учитывая стремительную актуализацию националистической идеи, пусть и в относительно мягкой, приемлемой для большинства форме, можно ожидать именно от лево-националистической идеологии статуса наиболее актуальной, способной объединить новорусскую нацию в период ее становления. В период своей избирательной кампании В. Путин обращался именно к этому провинциальному большинству, говоря об олигархах, разбогатевших на залоговых аукционах середины 90-х, и скупающих в Европе футбольные клубы.  Но условная поддержка В. Путина со стороны этой части электората еще не означает, что лево-националистическая повестка будет снята, напротив, время ее еще только начинается. За русских националистов борются и власть и оппозиция.
Следует обратить внимание на то, что как среди левых есть, с одной стороны,  европейски ориентированные социал-демократы и, с другой,  левые государственники, так и среди националистов все сильнее виден идейный раскол между традиционными национал-патриотами, сторонниками воссоздания великого государства, империи, и революционными националистами, выступающими против нынешнего государства. Это тот национализм, который в европейских странах принято называть «кляйн-национализмом», и который предполагает отказ России от имперско-державной роли, по мнению В. Соловья, «в корне противоречащей глубинным интересам русского этноса». Сегодня «кляйн-националисты», если смотреть на них через призму массовых опросов, это еще политическая экзотика, но все более широкое распространение этих идей среди самой молодой части россиян, позволяет их сторонникам смотреть в будущее с оптимизмом.
Посмотрим на результаты социологических исследований, которые позволяют оценить численность сторонников различных идеологических направлений в обществе.
«Левые» по своим взглядам россияне, отдающие приоритет социалистическим идеям, социальной справедливости, равенству, защите интересов людей труда составили 18%,  «правые», отдающие приоритет либеральным идеям, экономической свободе, правам человека, политической демократии, сближению с Западом – 13%,  ну а самую большую поддержку получили «патриоты», отдающие приоритет традиционным русским ценностям, независимости и самостоятельности России, укреплению ее как сильной державы - 31%. При этом следует отметить, что социальные взгляды большей части «патриотов» несколько ближе к левой стороне, чем к правой. Остальные чуть меньше 40% россиян не смогли сориентироваться с выбором наиболее близкого для себя идеологического направления. Подобная картина идейно-политических симпатий сложилась еще в конце 90-х, и с тех пор колеблется в очень узких пределах, не взирая на кризисы и выборы. При этом в каждой из трех основных идеологических ниш существуют и свои радикалы, и свои умеренные. На 8% сторонников собственно коммунистических взглядов, приходится еще 23% тех, кто разделяет идеи сильного социально ориентированного государства («левых государственников»). На 4% радикально «правых», посещающих разного рода «марши несогласных» и критикующих нынешние власти за антидемократизм и нарушения прав человека, а также 2% тех сторонников рыночной экономики, которые хотели бы вернуться к эпохе 90-х, когда крупный бизнес диктовал государству свои условия, приходится еще 16% сторонников сильного, но рыночно ориентированного государства, благоприятного для развития бизнеса («правых государственников»). На 4% радикальных «русских патриотов», то есть националистов, делающих акцент на опасность наплыва в Россию приезжих с юга и юго-востока, приходится огромное большинство россиян и «левых», и «правых», и всех остальных, для которых патриотизм – это не борьба с инородцами, а укрепление державы и ее процветание.  Таким образом, несмотря на все перечисленные ограничители, понятные современному политическому классу России, настроения значительной части россиян явно тяготеют к лево-государственническому сценарию, который со значительными оговорками можно было бы охарактеризовать как идею своего рода «диктатуры развития». Данные исследований позволяют сделать вывод о том, что соотношение левых государственников (вместе со сторонниками коммунистов) и левых либералов (социал-демократов, правозащитников) составляет примерно 29% против 13%. Это значительные цифры, но все же недостаточные для формирования «партии большинства». А объединение этих групп в одну политическую силу крайне маловероятно, в силу существенного различия ценностных ориентаций прозападного городского среднего класса и консервативной российской глубинки.
Но, как показывает следующий рисунок, и этими группами «тех» и «иных» левых не исчерпывается идеологическая карта предпочтений большинства россиян. Необходимо обратить внимание на еще одну очень важную для анализа группу – правых государственников, сформировавшуюся уже в те самые «нулевые», которые не совсем справедливо оценивать исключительно как «годы идеологического  безвременья». Именно эта группа цементировала (и в значительной степени продолжает цементировать) идейно-политический спектр, являясь своего рода мостом между консервативной лево-государственнической глубинкой и свободолюбивым прозападным меньшинством. Это сторонники сильного государства, но с опорой не на левые идеи, а на принципы рыночной экономики, объем этой группы составляет примерно 19%, а вместе с близкими им по многим важным пунктам «национал-государственниками» почти дотягивается до отметки в 30% (см. рис.).

 

Таким образом, пока среди множества идейных течений и направлений, можно выделить три, претендующие  на поддержку  значительных сил общества, и конкуренция между которыми могла бы обеспечить политическую динамику на ближайшие 5-10 лет, как минимум. Это лево-националистическая идея, связанная с укреплением национальной государственности и восстановлением базовых принципов социальной справедливости, наведением порядка в сфере межнациональных отношений.  Это лево-либеральная (социал-демократическая) идея, делающая акцент на тех же идеях социальной справедливости в пакете с демократическими свободами, европейскими политическими ценностями, экономической и социальной модернизацией. И, наконец, это право-государственническая идеология, во многом совпадающая с основным вектором нынешнего политического курса, связываемого с именем В. Путина. В нынешнем спектре она выполняет роль центра, сдерживая «революционные» настроения как левых националистов, так и левых западников. Конечно, и это еще не все. Сохраняется и даже со временем будет укрепляться своя ниша и у радикальных националистов, и у правых либералов (сторонников свободного рынка), но эти политические силы пока обречены занимать место на флангах политического спектра.