Ельцовка, глава 1

  В Ельцовку мне хочется всегда. Я не родилась там, нет, но я прожила там целую жизнь: с 5 до 15 лет, а потом бывала только наездами. Ельцовка мне снится, и снится слишком часто...
 
   Там был родник, под горкой, недалеко от конюшни. Родник был огорожен досточками, и мы, дети, пили воду, опустив лицо в этот родник; лицо от холодной воды "дубело", но невозможно было оторваться от такой упоительной сладости. Рядом протекала речушка, журчливая, по камешкам; много не побродишь по ней, вода слишком холодная. Но зато, иногда можно было просто смотреть на воду, разглядывать разноцветные камушки, рыбок, которым, чтобы спрятаться, нужно было уплывать в заросли черёмухи.

   Речушка впадала в реку Чарыш, такой величавый, но опасно быстротечный! Далеко-далеко в синей дымке видны были Алтайские горы, гора Белуха, а в 12 км - у с.Озёрки, тоже 2 горы - мы их тоже называли Белухами, Вострухами  хотя их верхушки снег не покрывал, разве  только зимой...

    У этих Озёрских гор верхушки были покрыты зелёными зарослями, и они страшно тянули взобраться на них, но, наверное, там было слишком круто...
 
  Черёмуха тогда была -самая популярная в тех местах ягода. Это было  начало шестидесятых годов двадцатого века; в тот период,    когда  начинала поспевать черёмуха, мы, ребятишки от мала до велика,   ходили с "чёрными" зубами. Это от черёмухи... Ещё очень вкусным нам казался   боярышник... Вишен, яблок тогда на Алтае не было. По одному яблоку и апельсину  мы получали только  в кульке новогоднего подарка...

   Ранней весной, лишь только сойдёт снег, мы ходили за луком -"вшивиком", диким чесноком и щавелем - витамины! Да, ещё про кандык забыла...

  А походы за цветами! Ведь знали особые "цветочные" места, где растут какие-нибудь особенные цветы, и это мы  хранили друг от друга  под большим секретом!
 
  Первый год по приезду в Ельцовку мы жили у родственников, которые тоже незадолго до нас туда приехали... Помещение, в котором мы жили, представляло собой особое  сооружение в виде длинного дома -барак.   Зимой этот  барак  заносился снегом не до самой крыши, а вообще вместе с крышей, всё было под снегом!   Мой дядя Саша копал "туннели", чтобы можно было ходить на улицу;  "туннели" были во весь рост взрослого человека, и как я думаю до 20 м длиной... Страшно было в темноте заблудиться в лабиринтах этих туннелей...

  Потом, через  какое-то время,   какие-то наши родственники построили себе хороший дом, а наша семья вселилась в  их освободившуюся "землянку". Это тоже такое странное, как я теперь вспоминаю, низенькое саманное сооружение:  малюсенькие окна, две маленькие комнатки, тёмные сени-коридор, по которому  идёшь, попадаешь  через одну  дверь - на улицу, через другую  - в сарай с коровой...

  Но весной мама сажала вокруг этой "землянки" такие дивные цветы, которые благоухали на всю округу; цветы росли даже на крыше... А в прятки мы играли в зарослях полыни,  2м высотой, поэтому я до сих пор  обожаю запах полыни, запах моего детства...

   Потом папа построил  нам большой дом, на краю Ельцовки, и я, уже будучи ученицей, любила бродить по  "прериям"- зарослям деревьев и кустарников: там, совсем рядом с домом,  были и протоптанные кем-то тропинки, и места, куда нога человеческая не ступала, где можно было лежать на траве и смотреть в небо... и никто тебя не найдёт...

  Помню, любую свою детскую обиду я уносила в этот лес из тополей, кустарников, душистых кустов черёмухи, боярышника и разной другой расстительности. Когда шёл дождь, хорошо было плакать, гуляя по этим диким, но таким милым сердцу, местам; высказываешь вслух своему обидчику всё что хочешь, наплачешься, дождик  успокоит, умоет, и идёшь домой хоть и промокшая, но успокоенная и  как бы душой очищенная...

  Летом  совсем недалеко от нашего дома, на полянке, останавливался цыганский табор, откуда по вечерам были слышны их заунывные песни.  Мои родители запрещали подходить близко к цыганам, но любопытство брало верх, и мы с моими подружками Зоей и Людой ходили к цыганам, днём, конечно.

  Останавливались в десятке метров и наблюдали за жизнью цыган, как сейчас бы наблюдали за какими-нибудь пришельцами. Всё нам было тогда интересно: и как цыгане готовят еду на костре, и как носят младенцев, завёрнутыми в цветистых платках... а их парни "зыркали" на нас своими чёрными глазищами, отчего было и страшно, и, вместе с тем, отчего-то любопытно...
   
   Какая-то романтика была в этой незамысловатой  жизни  цыган, и мы не понимали, что это только первые впечатления от другой, не совсем понятной нам жизни. Впереди будут другие  страны, другие народы; мы разъедемся из родной Ельцовки, как птенцы разлетаются из родительского гнезда, будем скучать по ней, как сейчас скучаем по родной матери, и будем завидовать белой завистью тем, кто по разным причинам  остался жить в родной  Ельцовке, не изменив ей, как другие....