Новые коквицкие мертвые души

              Когда  еще  жива была Апи Лиза, я всегда знала  всю деревенскую статистику : кто в данном текущем году родился, кто помер. Разговоры об этом обычно происходили в черной бане. Мы сидели рядом на деревянных чурбанчиках, служивших скамеечками, перед нами на полу наготове были тазы с горячей водой , но мы не спешили мыться, сидели и грелись.

              - В том году, когда Сергей умер, еще восемь человек умерло, а родился один Женя.

              Лиза говорит об умершем старшем сыне спокойно и размеренно. Прожив на свете три четверти века, она давно уже пришла к спасительной формуле : "кому  смерть, а кому пострадание". "Пострадание" досталось ей , а смерть - ее сыну. И не только старшему. Маленький Коля умер от воспаления легких в полтора года  от роду уже давно, сорок лет назад. А тридцать лет назад взял да и повесился ее второй сын, прошедший армию . Еще через  пятнадцать лет повесился еще один сын. А этот, Сергей,не повесился, а просто умер один  дома , в городе.  Осталось у Лизы всего два сына и две дочери . Вместе с Иваном , одним из оставшихся в живых сыновей, она и жила. В последние годы из-за слабого сердца работать совсем не могла, целыми днями сидела и смотрела в окно как в телевизор и умудрялась, при полной глухоте, быть в курсе всех деревенских новостей, помнила обо всех  новорожденных, хотя и редких, жителях деревни , знала и всех тех, кого везли мимо ее окон в тракторной тележке - в последний раз  в последнюю дорогу, на деревенское кладбище среди соснового леса, куда и ее потом отвезли.

              - А в этом году уже пятнадцать человек умерло и ни один не родился.

              Я  молчу. Я слышу об этом много раз, каждый раз, как мы с ней вместе сидим в этой жаркой , низенькой темной бане . Я просто жду, когда  Лиза согреется, чтобы потом помочь ей помыться . Да и ответа моего она все равно не услышит и не ждет.

              Женя этот, сын Ольги Шуктомовой, уже пошел в первый класс, единственный первоклассник на всю деревню. В прошлом году первоклассников совсем не было, и в следующем тоже не будет , хотя  и есть в деревне несколько детей . По бумагам они совсем здешние, свои, но на деле  их родители - сбежавшая в город  за работой и деньгами молодежь, прописанная в деревне , прикрепленная к ней, не оторвать . Для статистики российской благоприятно - есть , мол , в деревне жители . В городе они снимают втридорога жилье  или ютятся по родственникам , парни устраиваются работать на стройки ,а девушки - в ларьки на рынках . Работают по двенадцать часов в день, по выходным и по праздникам . Темные, трудовой кодекс и в глаза не видели , прав своих не знают , и , похоже , бороться за них не собираются. Очень  удобно и  полезно  для развития российского капитализма.

              Знакомятся  они чаще всего с такими же, как сами, приезжими и бесквартирными, образуют семьи , рожают детей. А потом ссылают их , совсем еще крохотных , грудных, на родину в деревню к своим безработным и спившимся предкам . Содержать ребенка в городе -  матери сидеть дома и не зарабатывать, а такой роскоши никто позволить себе не может.
Я однажды стояла на остановке , ждала автобус  чтобы ехать в город, и оказалась свидетельницей  сцены : уезжала одна такая  городская-деревенская  мамаша и увозила с собой на несколько дней младшего годовалого ребенка , а старшего трехлетнего сына оставляла со своими родителями . Мальчик  жил у деда с бабкой почти с самого рождения, пора бы и привыкнуть, не правда ли?  Но он , увидев, что мать взяла на руки брата и собирается уехать без него , поднял дикую истерику , бился в дедовых объятьях , кричал и плакал.  А она  хладнокровно и невозмутимо села на попутку и уехала.  Не билась, не кричала и не плакала . Она куда быстрее привыкла к разлуке , чем ее маленький старший сын . Моя сестрица, комментируя подобные житейские дрязги на тему  "родители и дети ", непременно резюмирует : "Он еще даст ей просраться!". И, похоже , она права . Мальчик   запомнит это, даже если и забудет.

 
                Ну так вот. Умерла Апи Лиза, а вместе с ней и вся местная деревенская статистика . Никто больше не ведет учет, кто там умер или родился. Хотя, конечно, умирать продолжают, не  без этого. И даже одна девочка родилась - в городе , у деревенских родителей, с деревенским клеймом.

                А Иван, сын Апи Лизы, живет сейчас один . Пришла ему в голову нелепая для здешних мест мысль : пить бросить , ходит трезвый уж года три-четыре , вот и жив до сих пор. Дом его стоит на длинной  улице-дороге  на  высокой горе . Один  ряд  домов обращен к реке , а второй ряд смотрит через дорогу на первый . У Ивана дом во втором ряду . Из окон реки не видать , она внизу, под склоном горы . Но виден лес на другом берегу , лес до самого горизонта , и небо над ним , огромное и просторное , в городе такого нету.
 
                Рядом с домом  Ивана - пустой брошенный дом , а за ним - изба Дмитрия Ивановича , бывшего связиста . Дети Дмитрия Ивановича , в отличие от многих , хорошо в городе устроились , с пропиской  , полноправные горожане. .Жена , Нина Михайловна , умерла  в райцентровской больнице три года назад от инсульта . Он  пожил-попил -потосковал, да и сошел с ума . Пришел лютым холодным  зимним   вечером к Ивану , на лице слезы замерзли и под носом мокро , стал его упрашивать : Нина , мол , туда ушла , в сторону леса , а я ее звал , кричал , хотел догнать , она же там замерзнет ! Но не догнал, там же сугробы такие! - и показал на себе - по пояс... Забрала его к себе в город  дочка , он решил - в тюрьму попал . Упрашивал отпустить, пытался вырваться, мебель крушил . Умер через месяц . Привезли его хоронить  в деревню . Всех деревенских сюда привозят . Хорошо похоронили , и памятник хороший поставили. Хорошие дети у него.

               С другой стороны от Ивана  Женька Хохлов  жил , герой  моих рассказов. Я о нем и его семье  два рассказа написала , один из них не только в московском журнале опубликовали,- аж в Македонии  перевели и перепечатали , в далекой неведомой Македонии про Женьку читали . А  другой рассказ на коми язык перевели, родной Женьке язык , и напечатали в коми литературном журнале  "Войвыв кодзув". Краем уха прослышал он о тех рассказах , хотя и был выведен в них под  другим именем , и попытался выведать о них  у меня поподробнее , но я открестилась от своих созданий : знать ничего не знаю! Не ожидала я, что кто-то в деревне о них узнает,а тем более - прочитает.

              После почти одновременной смерти матери и брата он остался один в доме , и мне казалось , не проживет он долго , да ведь и на что ? В кооперативе , бывшем совхозе , где он работал ,  много лет зарплату  не  дают , а пенсия  тети Лиды , его матери , с  нею  и кончилась.  Что осталось - так это красная звезда на торце бревна  . В советские времена такими звездами помечали  дома ветеранов  войны .  Тетя  Лида  и  вправду  участвовала , была  водителем грузовика , доехала на нем до  далекого города  Инстербурга  в Восточной Пруссии . Замысловатое название она произносила без  запинки , но я  с  трудом  потом отыскала его на карте :  ныне это город Черняховск  в Калининградской области . При ее жизни был  Женька маленьким семейным  деспотом , как когда-то его отец , таскавший жену по полу за косу . .Жиденькая была коса , напрочь оторвалась .  Женька , по словам тети Лиды , был  " копия отец" . Из матери деньги  вытряхивал  запросто, кулаками и пинками . И на что ж ему , потомственному  алкашу , было пить после ее смерти ? Но Женька пропил , не говорю -прожил , еще  почти  семь лет , и  даже  кошка  у  него была какое-то время , хотя и содержал он ее ,  сам говорил , как при сталинском режиме.

                Умер он совсем недавно , месяца еще не прошло . Незадолго до смерти хвастался Ивану , личный рекорд установил , уже одиннадцатый день трезвый . Иван ему тогда посоветовал : еще три дня не пить и можно укол сделать , закодироваться . Женька возразил, нет , скоро сорок дней будет, как у Питирима   жену схоронили , вот тогда напьюсь . Специализация у Женьки была : обмывать покойников , помогать на похоронах , могилы копать . Взамен выпивку получал , честно заработанную, на похоронах, на девять, на сорок дней.

                Больше после того разговора  Иван  его не видел . А прошло несколько дней , и нашел его Васька , младший брат Ивана . Шел он пьяный по дороге , качнуло его к обочине , к канаве, и увидел он там мертвеца . Оказалось - Женька . Похоже,  не первый день он там валялся и похоже  - сбила его машина . Уж больно сильно лицо его было покорябано .Темно вечерами осенними в деревне , а гонщики лихие и здесь есть . Была еще версия , что подрался он с кем-то , так ведь если б подрался, отняли б бутылку водки, а бутылка цела осталась . Сколько он выпил в своей жизни , а вот последняя бутылка оказалась лишней !  В морге в свидетельстве о смерти записали : причина смерти - алкогольная интоксикация . И ведь не соврали! А остальное покрыто мраком деревенского кромешного вечера.

                Сорокапятилетний  Женька был младшим из пяти братьев , и хоть крутой  был алкаш, но к его похоронам все братья уже тоже были на кладбище , поэтому хоронить его приехали из райцентра и из города племянники и двоюродные сестры и братья. Хорошо похоронили , даже уважили покойника , пронесли гроб сотню метров на руках, прежде чем водрузить его на тракторную тележку.

                Прошлой зимой  был случай , зашла ко мне соседка со словами:

                -Слушай, там Женька пьяный валяется. Замерзнет ведь! Давай перетащим его в дом.

                Я  накинула куртку и вышла вслед за сердобольной соседкой . Женька лежал в выкопанной в сугробе траншее , ведущей к дому его двоюродного брата Леньки . Лежал он на спине,  в усах  и  бороде  застряли  луковая шелуха и другой мелкий сор , а в обеих руках  держал он  по большой  желтой  луковице . Хоть и вырубился, но луковиц из рук не выпускал . Из кармана штанов  выглядывало горлышко непочатой бутылки , видать, выполнял заявку своего двоюродного брата , одноногого Леньки , нес ему бутылку , да не донес . Мы с трудом водрузили Женьку на прихваченные мною санки  и  оттащили через  дорогу  наискосок  к  его  дому . Проволокли по ступеням крыльца  и , наконец , затащили в дом ,где  было  невероятно, неописуемо грязно . Летом он ремонтировал дымившую русскую печку  и так  и  не  удосужился после  ремонта  хотя  бы  просто  пол  подмести . И все же , хоть и грязно , но тепло , зарплату дровами получал . Мы уронили  его на кровать , заваленную старыми засаленными ватниками , и ушли . Через  пару недель  после этого он зашел ко мне и сказал:

                -Я знаю, ты мне жизнь спасла ! Я тебе за это шоколадку куплю ! Говори, какую хочешь?

                Я отмахнулась , но перед Новым годом, когда упыр (то есть управляющая)  Валя , местная царица , выдала своим горе-работникам  немножко денег к празднику , он-таки действительно купил и принес мне шоколадку , самую маленькую и дешевую, "Аленку" за пять рублей . Недорого он оценил свою жизнь .  Но обещание выполнил и был этим обстоятельством очень горд.

       
                Напротив  Женьки жил Роч Сань , убили его в пьяной драке несколько лет назад . Я о нем тоже рассказ  написала , его опубликовал наш местный  литературный  журнал "Арт". Дом у Сани большой , хороший , крепкий , обшит  вагонкой , крашен голубой краской . Но пустой . Дети в городе , а  жена вышла замуж в нижний конец  деревни . А рядом с домом  Роч Сани , через дорогу от  Ивана - дом одноногого Леньки Ганова , двоюродного Женькиного брата , отвернулся гордо от соседа напротив и смотрит за реку , на дальний горизонт за синим лесом.

                Когда Женьку хоронили ,то Ленька , конечно , это дело сильно отметил .  Женька был почти единственным , кого можно было послать гонцом за бутылкой и верить, что бутылку он до Леньки донесет. Случалось, что и не доносил , а все- ж таки другие-то еще хуже . Ленька  был инвалидом , тощим доходягой ,  жил одноногим  последние два года . Нога давно болела , Ленька все собирался поехать в райцентр в больницу , полечиться , да все не удавалось . Получит пенсию по инвалидности  - тут же и пропьет с многочисленными помощниками . Выйдет из запоя - а денег уж нет, и до райцентра -сто километров ,это если вкруговую , а если напрямик - то через реку покороче будет, да не на чем ,ни моста , ни парома .  Ни вплавь , ни пешком не пойдешь , и билет на автобус уж не на что купить . Нога сначала посинела , потом почернела , а потом уж ничего не оставалось делать, как отрезать ее . Так что , можно сказать , ногу свою Ленька пропил.

                Первую одноногую зиму прожил в доме для престарелых  в соседней деревне , но не выдержал пьяных  драк, когда более сильные оставляли его без пенсии и выпивки , и весной вернулся в свой дом . Социальная работница таскала ему воду из колодца ,  дрова из поленницы , продукты из магазина , но водку-то она ему покупать не нанималась , так ведь?  Женька за стопку-другую этот пробел восполнял . И вот умер.
 
                Ленька совсем недавно ездил на "Скорой помощи"  в райцентр , благополучно доказал медикам , что новой ноги у него не выросло , продлил себе пенсию , а оказалось - зря . Не нужна ему больше пенсия . Мертвым , лежащим на полу нашел его новый добровольный помощник на роль гонца за винцом Савватий . Имя-то  у гонца  какое благозвучное, если вспомнить соловецкого святителя , и забыть, что коквицкий его носитель  лентяй  и  халявщик , бездельник  и , конечно, алкаш  один из первых. Неделю только и пооколачивался около Леньки, кончилась халява . Хоронить Леньку  снова понаехали  из города и райцентра все те же , что  и  на похороны  Женьки , Ленькины племянники и братья с сестрами. Женьке они были двоюродными, а Леньке - родными . Снова похороны и все как у людей .Уважаем мы мертвых . В справке о причине смерти написали в районном морге, где совсем недавно и  Женька валялся , не алкогольную интоксикацию , а цирроз печени. Все- ж таки разнообразие.

               Опустел и этот дом . А ведь совсем недавно , несколько лет назад , жила там, кроме Леньки, и его сестра Галя . Сын ушел в армию, дочь училась в городе на медсестру , а Галя работала дояркой на ферме . Почти бесплатно, как и все. Надоело ей это , она  взяла  да и уволилась , пыталась  безуспешно выпросить свою зарплату   за несколько месяцев  , а потом , в запое, повесилась  Кооператив  в лице упыр Вали поступил честно , зарплату выплатил , пусть и с задержкой . Привезли покойнице через  полгода или год , уж не помню точно - дрова  . Приехал трактор , выгрузил  во двор дрова с тележки  и  уехал . Это самая поразительная зарплата  из тех , что я помню . Дрова покойнице . Мне в девяностые годы вместо  денег на хлеб предлагали гель для ног , но дрова , на мой взгляд , покруче будет.


                И совсем  за  короткий срок остался Иван один , как в пустыне . Ни справа никого в доме, ни слева , и впереди через дорогу - тоже пусто . Летом приедут городские-деревенские, картошку посадят, а пока - никого.

                А если  мысленно проследить , кто там подальше живет , за теми домами , так тоже не очень-то оживленно . За  Дмитрием Ивановичем  дом  другой Лизы , подружки Апи Лизы . Жива она , в городе живет, у дочки . А сын ее ,  Димка , несколько лет назад замерз по пьяни у крыльца собственного дома .  Лиза была очень заботливой матерью. Где бы ни была, с кем бы ни пила , обязательно  Диме гостинчик несла , стопарик иль два на дне бутылки , а бутылку - в рукаве плюшевой жакетки . Дом после Димкиной смерти пустует, только летом открываются двери и окна , Лиза приезжает пожить немного.

                Напротив дома  Лизы сейчас пустое место , а раньше стоял дом Семена и Люськи, тоже героев  моего рассказа . Дом зимой сгорел , пока Семен бегал за бутылкой, а Люська , не доверяя мужу  (выпьет все сам , без нее), поплелась за ним и оставила печь без присмотра . Потом  умерла после запоя Люська , а вскоре и  Семен . Рядом с тем пустым местом старый пустой дом . Иван разбирает его на  дрова , потому что это был дом его родственника . И вот уж за тем пустым домом начинается  жилая часть деревни , стоит дом, в котором у деда с бабкой живут два  полугородских - полудеревенских внука , и напротив них , через дорогу, стоит хороший крепкий дом , дом сельсоветской  паспортистки и ее мужа . А рядом с ними - двухэтажка четырехквартирная . Две квартиры брошены , но остальные-то две - жилые! Семьи учительницы и заведующей детсадом . В своей  деревне  работы  давным-давно нет , ни школы , ни садика , поэтому работают в соседних селениях , где в небольшие кучки собраны дети из окружающих деревень . Совсем легкой стала у них работа при нынешнем-то бездетье ! А все ж - вот и люди нашлись, не один Иван в деревне остался!


                И в другом конце деревни , если посмотреть повнимательнее , тоже можно найти светящиеся окна . За Женькиным домом , правда , тоже  место пусто, и после пуста два пустых дома и одно пожарище , зато после них еще два дома , которые ну  вот совсем недавно были жилыми , честное слово , не вру ! В том , который ближе к Женькиному дому , жила Люся . Дом хороший, новый , брат помогал строить . Но выросла дочка  и очень, очень хорошо сумела в жизни устроиться , повезло  ей и заслуженно !  Девочка со школьных лет была умненькая, поступила в городе в специнтернат, потом в университет, а там сумела по культурному обмену перевестись в таллинский университет . И сейчас живет с мужем по шенгенской визе в Таллине, работает , родила сына , не Данилку, Даниэля. Семья вчерашних студентов самостоятельно, без помощи родителей, купила в эстонской столице квартиру ( пусть русские вчерашние студенты лопнут от зависти !).  Сегодня  дочка  Люсина не понимает, как это " вы можете жить здесь ?", - так она сказала мне , городской  добровольной переселенке , когда  летом приезжала в гости  к матери . Что она не понимает, это, конечно, неудивительно , если , помнится , сам президент нынешний , будучи еще претендентом , озабоченно и  в то же время с оптимизмом , слегка коснувшись сельской темы  (сильно касаться нельзя , больно горяча , обжечься  можно)  говорил молодежи  в Татьянин день , что должно наступить время , когда " жить в деревне будет  не позорно, не стыдно, а интересно " . Наверно , окажись он вдруг в кошмарном сне жителем деревни , ему было бы стыдно и позорно и  вряд ли  интересно. Ну, а пока  не наступили те будущие благословенные времена  - мы все тут бесстыжие  позорники , а я так тем более . Люся , мать гордой таллинской жительницы , молодец , позорно жить не захотела , уехала за границу  нянчить внука  в двухуровневой  (как в кино)  квартире . И даже снос памятника  русским воинам-освободителям  в Таллине ее  почему-то  не остановил . Ходили гулять всей семьей к  тому  новому месту в красивом лесу , где  стоит сейчас  старый памятник .
 
                А в  Коквицах  дом  пуст остался . И рядом - дом Шурки , ее брата . Раньше там жила и их мать, Антонина Павловна , младшая сестра  той Лизы , что подружкой была у Апи Лизы . Антонину  в деревне все звали просто Тончиком . А ее детей - Тончик  Люся , Тончик  Шур .  В  последние годы жизни Тончик  мало что перенесла инсульт ,  еще болела диабетом и имела тяжелый характер , такой, что Люся бегала рыдать к соседям , а Шурка по пьяни несколько раз принимался крушить мебель . Прошлым летом Тончик , наконец , умерла  и  прекратила мучить своих детей .  Жить бы им  да  жить, но дома стоят пустыми. Люся в Таллине , Шурик  у  сожительницы  в нижнем конце деревни.  Вот где огни горят !  В нижнем  конце и еще несколько жителей есть , не только Шурик с полюбовницей-собутыльницей.

                Живет один в доме Вовка,брат Кати-продавщицы, а она сама  с двумя сыновьями-школьниками  подалась в город.  Живет  Света - Ушел Поезд , содержащая  хозяйство  с  помощью  батраков вроде соседа своего Савватия или Надьки , нигде кроме как на чужих огородах не работающей . Они берут недорого, выпивкой, не обязательно водкой, любой спиртосодержащей жидкостью.  Живут , например , пенсионеры  Модест Вань с Эмилией и рядом  с ними  Галина Ивановна с  мужем .  Пенсионеры  содержат  коров , трудятся  по многолетней  привычке  на своих огородах , еще и городским детям помогают . Живут  в  покосившейся развалюхе   трое Потаповых , отец и два  сына. Жена Потапова-старшего  по прозвищу  Софья-герой  умерла  года  три  назад . В   день  своего рождения  напилась ,  назавтра  похмелилась , заснула и не проснулась .  Легкая смерть, ну чисто ангел!
               
                Было как-то , у магазина она попросила  у  меня денег в долг , ровно  столько , сколько бутылка водки стоит . Дать ей денег -  все равно что подарить , возвращать не будет , да  еще  все алкаши окрестные  узнают , что  из  меня  можно  вытянуть  на  опохмел  души . Я ответила:
 
                -Если б ты на хлеб попросила , другое дело . А на бутылку не дам .
               
            В другой раз она попросила на хлеб .Я зашла в магазин , купила буханку , отдала ей . Не жалуют меня  из-за этого деревенские алкаши . Не хочу принимать в расчет их похмельные страдания.

 
                И  ведь совсем забыла  сказать : напротив  дома  Люси  стоит мой дом . Он старый, покосившийся ,хоть и не столь сильно ,как дом у Потаповых , крыша крыта не шифером , не железом , а  всего лишь рубероидом , ну и пусть , пока не протекает . Он стоит , накренившись  боком  к  дороге . Что мне очень нравится : на все четыре стороны у меня  обзор красив . Два  окна смотрят  через дорогу на  крепкий Люсин дом из бруса  , а  четыре  других - на  соседскую  почти  круглый год пустую , но новую  и  красивую дачку , достроенную недавно мужем  Галины  Ивановны  для своей сестры , генеральной  директорши  производства  городской  минеральной воды  . Еще два окна смотрят на Вычегду , и это   самое большое достоинство  моего дома , потому что  он стоит  в том  ряду  домов , что смотрит на  реку .  Если обойти дом , пройти по тропинке  до  сарайчика  с огородным инвентарем , обойти и тот сарайчик, то можно обнаружить у стенки скамейку ,можно и посидеть там , приглашаю.

                Если вы туда усядетесь, вы не скоро захотите встать , потому что есть  очень много , на что можно посмотреть . От моего дома к реке идет длинный  ,поросший травой склон  Коквицкой горы . Дальше , в зависимости от разлива  реки , или широченный пляж перед рекой , или широченная река  без  всякого  пляжа .Налево посмотреть - там далеко-далеко за Кырувом, нижним концом деревни, спускающимся со спины горы поближе к воде, река утекает влево за поворот. А за тем поворотом, отсюда не видать, но я-то знаю, сколько раз там проплывала  на стружке или на плоту бутылочном, вскоре и еще один поворот, тоже налево. Вычегда огибает петлей Коквицкую гору со всеми ее лесами и деревнями.
 
                Прямо напротив моего дома  за рекой - луга нескошенные , заброшенные, зарастают ивняком , за лугами - лес , за лесом - болото , дальше опять лес и так до самого горизонта . Огромные пространства  огромного мира и линия горизонта , отделяющая  просторное небо от земли . Как и полагается старушке , я люблю там сидеть и смотреть на свою бесконечную родину .  И что хорошо - на  меня с того , другого берега  со  своей  другой  скамеечки  не смотрит никакая  другая бабка . Взглянуть оттуда на высокую гору , на цепочку домов  на  ее спине может разве что бродяга-медведь , или Иван, тоже бродяга , яг-морт  ( на коми -лесной человек  ) , возвращающийся на свой берег с Корьевки , где бобры неутомимо строят свои запруды  , не дают проплыть стружку Иванову и раздражают его своим нахальством.

                Далеко  у линии  горизонта  дымятся трубы огромного бумажного комбината  в  Эжве ,  до них по прямой с полсотни километров ,а  еще  дальше  за  Эжвой - мой родной город  Сыктывкар . То ли он меня выдавил  за ненадобностью , то ли  я  сама  убралась  от  греха  подальше , уж  и  не  знаю.
 
                За синим лесом , если помотреть правее , занчительно правее Сыктывкара по линии горизонта , есть очень красивое , живописное место на хорошем , поросшем соснами  высоком  берегу  небольшой  старицы  Важ-Эжвы , старого русла Вычегды ( на коми Эжва - Вычегда) , и там стоит несколько  больших и хороших , в  импортном  наряде , не чета деревенским , домов . Года три назад , в мае , сидела я  на своей скамейке  и смотрела , как  с черным  густым  дымом уносились  в небо  их  предшественники ,тоже хорошие , крепкие ,но не такие  "импортные"  здания  - это горела  государственная  дача , где после государственных  забот  отдыхали  государственные люди . Два  дня горела и сгорела . А я копала  грядки  у  своего  дома  и  в  перерывах  сидела  на своей скамеечке  и  смотрела  на тот дым , жалела те сгоревшие здания .  Но в социально-ориентированном  бюджете  быстро  нашлись новые  деньги  и  рабочие споро  отстроили  дачу  краше прежней . Я , любопытная , взглянула  на  нее  одним  глазком , когда  мы  с Иваном по той старице  проплывали  на  своих стружках. Нас тогда сторож увидел ,  встревожился , нежданные  визитеры  в глухомани , и   крикнул , чтоб мы убирались  на  три  буквы . Мы  и  убрались , места много вокруг  и  без  той  дачи , на  все  буквы . Не тесно .  Я понимаю наших  государственных  замотанных  и  уставших  деятелей . Очень хорошо  там  отдыхать  да рыбку ловить , никаких  тебе  местных  жителей , никаких  папарацей .
                Прав  Пьецух , населения  у  нас маловато , всего лишь по мочке уха на квадратный километр.               А  по  мне пусть хоть  и  по кончику носа , но именно это мне  и  нравится , как , по всей видимости , и  моей  родной  местной  власти .  На  прошлый  Новый  год в той стороне в черном небе  долго взрывался праздничный  ослепительный  фейерверк . Красота !  У нас-то темень непроглядная . И тишина.               
 
               
                Сидючи на той скамейке , я  предпочитаю смотреть на лес , а  не заглядывать через забор к соседям . Но можно и заглянуть, если хотите.  Там тоже красиво.
                Как я уже сказала - с одной стороны у меня  почти всегда пустующая , но миленькая новая дачка . А с другой стороны - самый красивый  дом  в  деревне ! Самый красивый  дом  и  самое крепкое хозяйство ! В  старинных  писцовых  переписных  книгах  писали , к примеру , так : "двор пуст  Ивашки  Мартынова , а  сам  он сшел  за  Камень" ( то есть за Урал). Так часто было в тяжелые времена , уходили отсюда  люди  за  лучшей долей . А тут  - двор полон ! Большие и малые строения окружают жилой дом . Тут и дровяник , и гараж , и баня , и крольчатник  , построенный  нанятым Тончик  Шуркой между запоями, и колодец , закольцованный в бетонные цилиндры , и яма под урожай . Полон двор добра . И  две  охотничьи собаки на страже . Люди там живут круглый год , тоже , как  и  я , не деревенские , а пришлые , городские,  хваткие , рыбаки и охотники  ,  пешком не ходят , на  машине летом , на снегоходе  зимой . Поэтому , когда я призываю  кого-нибудь из деревенских  полюбоваться  самым  красивым  домом , мне сурово отвечают :"Не завидуй !"  А ведь полюбоваться  есть чем .  Этим летом , невиданное дело , две строительные бригады работали , к дому пристроили еще одну комнату , поменяли крышу , утеплили стекловатой и обшили каким-то импортным материалом стены, установили на окна стеклопакеты . Не дом , а воплощенная  в   современные стройматериалы  мечта . Завидовать такой недостижимой красоте  - все равно что захотеть стать , к примеру , женой  Пола  Маккартни . Согласитесь ,  глупо и  мечтать , когда  жизнь  пора  закруглять . А после меня мой дом никому не будет нужен , деревня в тупике , далеко от города , пусть и с видом на горизонт. Дети , если даже захотят , не смогут его продать , не найдут покупателей .

 .
                Апи Лиза , сидя в бане на чурбаке , говорила мне :
                -Ночью , когда спать  не могу - лежу  и  дома пустые считаю , от Кырува до Сюлатуя насчитала  сорок  шесть пустых домов .  А сколько в них народу  жило !
                Если не знать, сколько в тех  домах  людей  осталось, то можно подумать : во какая большая деревня ! Но это просто оптический  обман зрения . Она и правда была когда-то очень большой , девяносто лет назад  , когда кончился проклятый царизм  и не начался еще проклятый социализм , здесь жило более тысячи человек , и очень старой , по возрасту ей  уже  перевалило на  седьмую  сотню лет. Была она селом , а  захирев , статус потеряла , стала просто деревней .Смешно сейчас искать виноватых  в  том,  что  большое  когда-то  село сошло на нет. К  российской  истории  счет  не предъявишь, бесполезно. И  к  нынешним  политикам , вершителям современной истории - тоже. За прошлое они не отвечают  и  к  тому  же, совершенно  очевидно, новости  по телевизору смотрим , есть  у  них  дела поважнее. Есть, были  и  будут.
                И  все  же  деревня  живет, бесстыдница . Или дохнет, позорница . Уже и трудно разобрать ,  живет или  подыхает . Большой  беды нет, что Женька , наконец , сгинул , и совсем  неудивительно , что  в  канаве . Или гигнулся . Или как там еще  класссифицирует смерти  по рангу  мастер Безенчук ?  Он сам ,  Женька этот ,  в ответ на мой призыв  не пьянствовать, а то ведь и умереть  можно по пьяни , ответил  мне  без  улыбки : "Ну и что? Кому я нужен?".  И  правда , мне - нет , не нужен . И уж точно не президенту , что и говорить.
                Деревня дохнет ,  да  все подохнуть не может . Строятся новые красивые  домики  дачников-горожан . И  потихоньку  Коквицы  превращаются  в дачный поселок , этакий дальний городской отросток .  И люди в них  летними  месяцами  живут  трудолюбивые , не то что Женька , собиравший картошку не раньше, чем снег выпадет . А и он тут еще не последним был , многие  и  вовсе  картошки не сажают ,  живут по божьим заповедям , как птицы небесные ," не сеют, не жнут, не собирают в житницы " . И  Отец небесный за то их поит и поит, поит и поит.
                Я  думаю, следующим покойником  будет Савватий , уж  больно  желт и темен  ликом стал . А может , Бурых  Надька  раньше  окочурится .  Или Тончик  Шур , бывший богатырь , нынешний  алкаш-доходяга  вперед поспеет. Или  Потапов-старший... Да  и  младший  может  отца опередить , сядет по пьяни на мотоцикл , да газанет как следует.  Вот разве что старики-пенсионеры  еще  поскрипят  больными  суставами .

                На  зиму запираются  дачки  покрепче , хозяева  увозят  урожай , прячут его в ямы в городских гаражах  и сами  перебираются  в теплые  городские  квартиры  с  отоплением , газовой  плитой , с теплым сортиром . Деревня  остается  сама  по  себе , темный ряд почти пустых  домов , окруженных сугробами,  на  высокой  горе  ,опоясанной рекой как петлей ,  под  низким  тяжелым  небом . И  в  одном из домов  - я . Я не молодежь  , и  мне совсем не стыдно .
                Когда-то , давным -давно , в  1894 году , в  селе  Коквицы  скончалась  мать  Питирима Сорокина . Она  была  коми , мать  знаменитого  русского эмигранта , выдающегося американского  социолога .  Ее  отпевали  в  сельской  церкви  , ныне  давным-давно порушенной , и места не осталось , где-то напротив автобусной остановки , а потом гроб поставили на сани  и отвезли на кладбище .  По снегу-то хорошо . Вот  было  б  дело , если по грязи непролазной . Асфальт  до  Коквиц  довели  только  спустя   сотню  лет , в 1989 году , под занавес  Советской власти . Слава Богу ,  успели ,  капиталистам-то  зачем  та  дорога  в тупик ?  Жаль , коммунисты  газ  не провели , будем вековать без газа .
                Я  иногда думаю : цел тот дом , где  умерла  Пелагея Сорокина ?  Дома-то дольше живут , чем люди . Не  мой  ли ? Или Потаповых ?  И еще : без сомнения , в  Коквицах  сидючи  великим социологом  не  станешь . Для этого  надо  уехать  в  Америку . В  Коквицах  вообще  никем  не  станешь . Чтобы стать кем-то,  надо  отсюда  уехать .
                Но  здесь  жизнь  хорошо  доживать .