Биографические записки. Глава 20

В Орехово-Зуево меня приняли удивительно радушно.
Я не умею быстро сходиться с новыми людьми в силу своего характера и деревенского воспитания.
Даже как-то мучительно переживаю этот процесс,потому что очень тонко
чувствую отношение ко мне людей.Но здесь всё было просто и естественно.
Тёща Елизавета Федотовна—простая русская женщина,удивительно хлебосольная и добрая,всю свою нелёгкую жизнь отдавшая единственной дочери,
Нине,приняла меня радушно,как сына.И я видел,что это не показное,не
наигранное чувство.Поэтому и освоился довольно быстро,чего никак не
ожидал.
Жена быстро ввела меня в круг семьи Королёвых—деда Федота
и бабки Ольги,родителей тёщи.Познакомила со своими двоюродными
братьями и сёстрами,Королёвыми,Гавриловыми,Захаровыми,с их родителями—дядями и тётками.
Тут же я узнал ближе своего знакомого  по Магдагачам,дядю Колю Королёва,его жену,тётю Галю, его детей:Герку,Ольгу и Ирину.
Сестра д.Коли,тётя Клава,работала санитаркой в больнице,её дети—Славка и Людмила,жили с нею,дедом и бабкой на втором этаже частного дома Королёвых.
Первый этаж занимал д.Коля с семьёй.
Позже я познакомился и с остальными родственниками жены,жившими
как в Орехово-Зуево,так и в других городах—Рязани,Туле.
В Рязани жили Захаровы—дядя Петя и тётя Тоня,и их дети,Толик и Татьяна.Дядя Пётр
оказался родным братом т.Гали,жены д.Коли,а тётя Тоня—родная сестра
д.Коли---вот так причудливо устроила судьбы этих людей жизнь.
Родители Захаровы жили в доме напротив королёвского с младшим сыном,моим ровесником и тёзкой Александром,ещё служившим в армии.Дядя Коля познакомил
меня со своим другом Лёшей Жупиковым,работавшим инкассатором в Госбанке,и в октябре 1969года Лёша устроил меня туда на работу.
Правда,довольно долго мою подноготную проверяло КГБ,порочащих сведений
не нашло,и где-то в начале ноября я приступил к работе.
Оклад мне положили царский--75 рублей плюс квартальная премия рублей 50 с мелочью—и всё.Я за эту зарплату должен был пять дней в неделю с 14-00 до 22-00 бегать
по магазинам,собирать и привозить в банк выручку.Два выходных—по графику,составляемому начальником службы инкассации Иваном Александровичем Ежовым.График он составлял на месяц,меняя выходные и маршруты,
по которым мы ездили в магазины.Маршрутов было четыре.
На каждый выделялась машина—ГАЗ-469 с металлическим кузовом,старший по маршруту—опытный,давно работающий инкассатор,и младший,обычно молодой парень.На время
маршрута все,включая водителя,вооружались.
Мне выдали наган,у некоторых были ТТ.К нагану в кобуру я брал ещё 7 патронов.У кого ТТ—те брали запасную обойму.Можно было носить оружие на плече,а можно и на поясном ремне—я выбрал последний вариант,мне он показался более надёжным.
Сначала меня обкатали,провозили недели две в качестве стажёра—я был четвёртым членом экипажа,ходил вместе с младшим по точкам,знакомился с работой,одновременно
меня знакомили с завмагами и кассирами—они должны знать,кому отдают деньги.
Орехово-Зуево рекой Клязьмой делится на две части:Зуево,левый берег,и Орехово--правый берег вместе со станцией Крутое.В свою очередь,в этих районах выделяли такие части:в Зуево--новостройки на улице Парковская,район Текстильщики,Карболит,Исаакиевское озеро.В Орехово:улица Ленинская,Крутое,Новая Стройка, Казанка,Заготзерно.Окружающие деревни и посёлки--Малая Дубна,Ожерёлки,Демихово,Дровосеки,Верея,Новый Снопок,Старый Снопок.
Меня провезли по всем маршрутам.Маршрут №1--по Зуеву,начинался с сельского магазина в Ожерёлках,потом в Малой Дубне,в совхозе,далее—Демихово.
Оттуда  магазины в районе Карболита,улицы Володарского,Парковской,Галочкина,
Козлова и Урицкого.Это всё,что находилось на левом берегу Клязьмы.В банк приезжали в районе 21-го часа,а выезжали в 14.
Позже в лесу за Парковской открыли ресторан «Охотник»—мы ездили и туда.
Маршрут№2--по Крутому.Это правый берег реки Клязьмы.Начало—магазин и столовая на улице Красина,далее—Старый и Новый Снопок,Верея,через город в деревню Дровосеки,потом Новая Стройка,Казанка—и,наконец,вся улица Ленина и Крутое.
Маршрут №3--Ликино-Дулёво,затем Дрезна и птицефабрика в Кабанове.Как я уже сказал,все эти маршруты заканчивались в районе 21-го часа,если повезёт—по двум последним не простоишь на железнодорожных переездах.
Путепроводов над железной дорогой в те времена не было.
По Крутому ещё ничего—в городе было три переезда.В центре Ленинской,
на Казанке и за 8-й больницей---не там,так тут можно было переехать на другую сторону.
А по Дулёву—караул: три переезда,первый и самый долгий у ореховского
кладбища,второй—между Кабановым и Ликино,и третий--между Дрезной и деревней Емельяново.
И уж эти три препятствия миновать было невозможно.Бывало,простоишь час с лишним—и спринт,пятки в задницу влипали,чтобы мало-мальски вложиться в график.С Дулёва иногда приезжали в одиннадцатом часу,а если ещё делал заявку Губинский магазин—то вообще труба.Всё это знало начальство,вопрос выносился на самые верха городской власти—всё бестолку.
Мы не любили этот маршрут.Коллега Саша Полев называл его каторгой.
Был ещё маршрут№4--развозка денег из Госбанка в сберкассы всего района.Этот маршрут считался привилигированным—на него выделялась «Волга» управляющей Зинаиды Липатовны Каревой,ездил обычно сам начальник инкассации,брал с собой кого-нибудь из любимчиков.
Маршрут начинался в 9-00 утра и где-то к 12-30--13 часам «Волга» возвращалась-—
надо было везти на обед управляющую…
Я на этом маршруте поездил только раз за два года работы в Госбанке—чем-то понравился Ивану Александровичу,но потом проштрафился,больше меня не брали.
Если бы не маленькая зарплата,я бы,наверно,никогда не ушёл с этой работы—она мне нравилась.
Во-первых,как бы продолжалась служба—я ходил с оружием,в служебное,конечно,время;во-вторых,постоянное движение—это по моему характеру;в-третьих,масса новых знакомств с торгашами,что в эпоху тотального дефицита товаров,продуктов давало известные преимущества.Надо сказать,торгаши к инкассаторам относились как-то подобострастно,что-ли.
И мои старшие товарищи этим пользовались.Со временем научился и я.
Я очень быстро заметил,что в некоторых магазинах старший инкассатор,обязанностью которого было сидеть в машине,подстраховывая младшего,и принимать сумки с деньгами,стремился сам пойти проинкассировать торговую точку—выходил оттуда
навеселе.А если нет,понял я позже,значит,брал,что называется,сухими—деньгами.
Причём,кассирша или завмаг заранее знали—кому что нужно.Связи отработаны
были давно и надёжно.Я не пил тогда,брал сухими,но деньги так и так приходилось
отдавать,делиться—иначе нельзя—сожрут старики,их не проведёшь.Постепенно и я
включился в эту схему,начал понемногу поддавать,сначала после работы,а потом и
на маршруте.
Появился закадычный друг—водитель Слава Ежов,сын начальника.Это был холостой парень лет 30-ти,добрый и простой,как все беспросветные пьяницы.
В Госбанке работала и его мать,Татьяна Сергеевна,худая,рано поседевшая от двух
пьющих мужиков(Иван Александрович пил втихаря,в одиночку,но ежедневно),женщина предпенсионного возраста.
Говорили,что её больше угнетало не пьянство мужа,а неудачные попытки оженить Славку.
Так у неё ничего и не вышло,но об этом чуть позже…
Где-то под Дрезной у них был дом,оставшийся от чьих-то предков,но жили они в кирпичной пятиэтажке на улице Гагарина,в двухкомнатной квартире,летом навещая свою дачу.
Жили они втроём,и можно было понять Татьяну Сергеевну—всё нажитое грозило уйти прахом…Да ещё Слава запивал на три-четыре дня,его подменяли,выгоняли,брали снова,но всё продолжалось.
Мне до сих пор почему-то очень его жаль…Алкоголизм в те времена не лечили,а воспитывали на собраниях…
Однажды летом 70-го года я работал по Зуевскому маршруту.
Старшим у меня был Саша Чинёнов,мужчина старше меня лет на 15.
Мы проинкассировали Карболит,Володарского,где Чинёнов остограмился,приехали на Набережную.
Парковская улица только строилась,на углу Набережной был единственный продуктовый
магазин.
Подъезд к нему был среди строящихся и уже заселённых домов,по тротуарам;дорог,благоустройства ещё не было.
В этот день мы ездили на такси--бывали случаи,и много,когда наши «козлики» либо были на ремонте,либо водитель наш в отпуске,на больничном,или как Славка Ежов—в загуле…
Такси обычно резервировали заранее,проверенных ребят.На этот раз нас возил  таксист по фамилии Янин(имя забыл,да и хрен с ним).
Мы уже выезжали от магазина,петляя среди домов,впереди была автобусная остановка.Как раз подошёл автобус,начали выходить люди,и Янин остановился,чтобы их пропустить.
Я сидел на переднем сидении,рядом с водителем,Чинёнов сзади с денежным мешком.
Было жарко,и окно моё было открыто.
Мимо проходили люди—мужчина с удочкой,женщина,девчонки,ещё женщины.
Неожиданно рыбак ни с того ни с сего,как штыком,ткнул своей удочкой в моё окно.
Удочка скользнула по моим рёбрам,не причинив особого вреда,просто неприятно.
Я даже не разозлился—вижу: мужик навеселе,думаю—может,шутит.Однако,напарник мой,Сашка Чинёнов,вышел из машины,спросил,в чём дело.
Мужик нам попался лихой,он взмахнул своей удочкой и огрел Чинёнова вдоль хребта,тот охнул и как куль свалился на своё сиденье.
Тут уж я вскипел.Вышел из такси,достал свой наган,подошёл к мужику,сначала врезал ему пинком под задницу,а когда он развернулся в мою сторону—рукой с наганом
приложился к его личику.
Бабы завизжали,мужик,закрыв лицо ладонями,упал.
Я убрал наган в кобуру,сел в машину--и мы уехали.
У меня мелькнула мысль :взять в машину этого рыбачка и отвезти в милицию.Но тут же вспомнил,что Чинёнов поддатый,и это меня остановило…Как впоследствии выяснилось—зря.
Спустя какое-то время я,а потом и напарник с таксистом получили повестки к следователю.
Оказалось,что я из хулиганских побуждений покалечил активного участника
Великой Отечественной войны Ушкова.
Мы с Чинёновым рассказали,как было дело,но не смогли предоставить ни одного свидетеля.Даже таксист Янин сказал,что ничего не видел.
А у активного участника нашлась куча свидетелей,в том числе жена и дочь,бывшие с ним,и ещё кто-то,видевшие или нет,но засвидетельствовавшие мою агрессию.
Следователь,женщина по фамилии,как сейчас помню,Минеева предложила нам с
Чинёновым сходить к потерпевшему домой и просить прощения.Сходили,нам сказали,что он в больнице,у него отнялась верхняя часть головы,и разговаривать он не
в состоянии и не будет.Я пришёл к следовательше,все обсказал.Она велела ждать,
когда Ушков выйдет из больницы,добавила,что дела у меня хреновые,и если бы не
маленький ребёнок—у нас родилась уже Лена—я бы сидел в КПЗ.
Я так переживал это всё:всё было чертовски несправедливо и бестолково,я чувствовал бессилие и упал духом—сидеть ни за что не хотелось.
На нервной почве я весь покрылся экземой,и,может быть,с тех пор  стал плохо контролировать своё поведение,свои нервы.
Особенно меня заводила любая несправедливость,любая ложь и лицемерие...
Больше года Минеева вызывала меня на допросы,делала раз за разом очные ставки,
то мне и Ушкову,то Чинёнову и Ушкову,то сразу троим.
Дело дошло до того, что в Госбанке наша управляющая,видимо,по рекомендации следователя,провела общее собрание,на котором коллектив банка взял меня на поруки…
Тут уж я совсем сник--обычно на поруки берут тех,кому светит срок.
Нина переживала вместе со мною,ходила к следователю,о чём-то просила--взятку дать мы не могли,были нищие как церковные мыши.Да это,кажется,и не практиковалось тогда,а впрочем…
И вот однажды меня вызвала следовательша.
Я пришёл—у неё сидел Ушков.
Минеева сказала,что пострадавший согласен прекратить уголовное дело,если я выплачу ему сумму, которую он потерял за пять дней,больничный за которые не оплачивался.
По тогдашнему КЗОТу(Кодекс законов о труде) первые пять дней травмы в быту не оплачивались,а свою
травму он получил,естественно,не на работе.
Я,конечно,согласился,так надоела неопределённость моего положения.
Ушков назвал сумму--150 рублей.
Это был мой двухмесячный оклад.
Даже у Минеевой глаза на лоб полезли…Она сказала,что ещё нас вызовет,чтобы оговорить сроки выплаты.
Прошло недели две—снова вызов,снова я и Ушков.
Я обалдел,когда Минеева сказала:"Александр Васильевич,я закрываю ваше дело без всяких выплат за отсутствием состава преступления!"
Ушков тоже выкатил шары,дескать,как это так?
Следовательша сказала,что провела дополнительный розыск и нашла девушку-свидетельницу,показавшую,что инициатором инцидента был не кто иной,как сам пострадавший.
Потом она передала мне бумагу-постановление о прекращении дела и сказала,что я отныне свободен от всякого преследования и могу идти домой.
Конечно,неплохо бы ей было извиниться передо мной,но я,обалдев от радости,об этом даже не подумал.
Она могла бы то же самое сделать гораздо раньше,а не трепать мне нервы,доведя до болезни.Я ей не был благодарен,ни тогда,ни сейчас--это была её обязанность,считал я и считаю сейчас.
Но тот козёл не успокоился,нашёл,видимо,знакомого прокурора,который вызвал
меня повесткой—и снова песня про бычка.
Я в сотый,наверно,раз рассказал,как всё было,показал постановление о прекращении дела.
Прокурор отпустил,ничего не сказав.
Ещё долго я ждал дальнейших его действий,но больше ничего не было.
И почему-то мне противно стало работать в Госбанке--всё сидело в голове взятие
на поруки…
Я стал больше выпивать.
И однажды так напились со Славкой Ежовым,что остались ночевать в Госбанке.А проснулись в медвытрезвителе--дежурный сержант-милиционер испугался проверки и сдал нас тёпленькими.Может,захотел выслужиться.
В советские времена из вытрезвителя обязательно сообщали на работу ,и когда мы с похмелья пришли на работу к двум часам—уже был готов приказ о нашем увольнении по собственному желанию.
В тот ж день я получил копейки под расчёт,паспорт,трудовую книгу--и мы со Славкой пошли похмеляться к нему домой,так как все его домашние остались в Госбанке.
Можно было пойти к Зинаиде Липатовне на поклон,она относилась ко мне с известным пиететом,и могла бы восстановить,как не раз восстанавливала Славку Ежова и Славку же Климова, да и того же Чинёнова,но я уже сказал,что Госбанк мне опротивел.
Славка Ежов тоже не пошёл на ковёр в этот раз—и наша с ним карьера финансовая на этом кончилась.
Мы похмелились, и я понёс «радостную» весть домой…
Больше я не встречал Славу Ежова,но спустя какое-то время,точно не помню,до меня дошёл слух, что бедный Слава повесился в своём доме в Дрезне.
Это был уже 1972 год,зима.Я уже работал на ЖБИ,в цехе керамзитового гравия.Но это другая история.