Глава 63. Смерть Рисия

Утром, когда просторный царский двор покрывался длинными, едва заметно укорачивающимися тенями от серебристых тополей, со стороны ворот появился мрачный воин с усталым, запыленным лицом и бородой с седоватыми клочками, будто вставками. Он растерянно смотрел на немногочисленных слуг, суетливо пробегающих мимо и не обращающих на него внимания.

Жеребец на коротком поводу запалено фыркал и мелко дрожал от изнеможения, переступая тонкими ногами. Никто из слуг не захотел вмешиваться, проявлять участие, спешили покончить со своими делами. Чрезмерная инициатива часто бывает наказуема.

Эстер, бегущая на кухню по поручению Зары, приостановилась, подошла к нему и ласково спросила:

— Как тебя звать, воин?
— Айзик, госпожа.
— Что привело тебя столь рано в царский дворец?

— Беда. Рисий, сын Соломона,  погиб в первом же сражении с аравийцами, недалеко от Ваал-Меона. Я один сумел выбраться из ожесточенной рубки. Спасти Рисия не мог, даже ценой своей жизни, слишком далеко от него был. А он в окружении десятка аравийских воинов. Наших никого уже не осталось в живых, все лежали под копытами. И потом, за мной погнались пятеро всадников. Если бы не лук и колчан со стрелами… мог бы и не отбиться. Хорошо, сильный жеребец попался. Хоть в этом способствовала удача. Мчался всю ночь, едва коня не запалил. Где найти царя?

— Айзик, ты хочешь сам сообщить о смерти Рисия? — чуть удивилась Эстер.
— Нет. Предпочел, чтобы это сделали другие. Не стремлюсь быть вестником смерти.
— Ты уже был здесь, в царском дворце? Тогда отведи коня на конюшню. Вааса его напоит и даст овса.
— Его нельзя сейчас поить. Запалится.

— Не беспокойся за коня. Вааса опытный конюх, знает, как обращаться с усталыми жеребцами.

Эстер показала рукой на фонтанчик с плавающими в бассейне отцветшими лотосами.

— Айзик, омой там лицо, руки, потом пройди на кухню. Я распоряжусь — тебя накормят. И жди. Тебя найдут.

Она отправилась на летнюю кухню, передала распоряжение Зары насчет завтрака царя, и попросила Елханана накормить воина Айзика, который скоро сюда заявится.

— Он всю ночь был в пути. Дай ему что-нибудь укрепляющего, чтобы не свалился с ног до прихода Соломона.
— Не беспокойся. У меня есть горячая настойка целебных трав для Вирсавии. Пусть поделится. Ничего не заметит.
— Вкусная?
— Тебе не понравится — горчит. Но бодрит. На себе испытал. Пока готовишь, чего только не напробуешься.

Через упругие, извилистые тропинки сада, никого не встретив даже Авессу, Эстер промчалась мимо сиротливой купальни к книгохранилищу. Вчера Милка предупредила, что с утра будет находиться там.

Действительно, девушка сидела в кресле, в дальнем углу от Соломона, и увлеченно изучала папирус, негромко и старательно выговаривая слова.
(Читать молча, про себя, люди научились недавно, каких-нибудь полтора века назад. То есть в середине XIX века.)

 Заметив в окне движение, моментально подняла голову и опустила свиток на колени. Увидела нарочито округлые глаза Эстер с поднятыми бровями, и поняла — её вызывали на улицу чрезвычайные события, спокойно положила свиток на стеллаж и вышла из помещения.

Соломон не среагировал на её уход, уж слишком сильна досада — возвращенная рукопись о бессмертии по-прежнему не желала раскрывать тайны. Вернее, чтобы добиться действенного результата, ему нужно забросить все дела и посвятить всю жизнь одной цели, дабы опробовать все варианты, способы приготовления бальзама на основе конденсата вареных лягушек с добавлением белка яиц перепелок и десятков других ингредиентов. Похититель, вероятно, успел снять копию, поэтому через две недели и подкинул на стол оригинал. Кто же этот неизвестный воришка? И добьётся ли он успеха? Вряд ли. Это под силу лишь Хутубу, но он чрезмерно занят делами и не станет распылять внимание на сомнительные, как он сказал, папирусы, мол, иначе бессмертные заполонили бы всю землю. В этом есть резон.

Как верно и другое: изготовивший эликсир бессмертия, не станет об этом кричать, сохранит тайну для себя, близких. Надо будет через подслушивающих отследить, кто начнет приобретать компоненты, нужные для изготовления бальзама бессмертия. Но, возможно, копия снята для продажи заказчику. В любом случае одиночка не сможет справиться с этой проблемой. Даже Иахмаю она не по силам, но он должен знать о существовании такой рукописи. Может быть, заинтересуется. Если не сам, то его внуки смогут раскрыть тайну бессмертия и передадут царю, потомку Соломона. Слабое утешение, но отказываться нельзя.

Эстер взяла Милку за руку, с таинственным видом огляделась по сторонам, отвела за угол здания, подальше от окна, в котором был виден Соломон, и громко зашептала:

— Только что прискакал Айзик, соратник в войске Рисия, сообщает о его смерти в битве с аравийцами. Я его направила на кухню, с дороги — голоден, сильно устал.
— Рисий погиб? Ты не путаешь?
— Да, Айзик так сказал. Из-за кого другого он стал бы загонять коня, торопиться к Соломону? — ошеломленно спросила Эстер, удивляясь недоверчивой  осторожности Милки.

— Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Найди Зару — пусть она сообщит Соломону о прибытии гонца с плохой вестью. Не говори, что мне уже известно о смерти Рисия. Все любят свои тайны и не терпят людей, посвященных в них.

Эстер немного удивилась словам Милки, что та как бы опасалась возможной мести рабыни, но послушалась, пошла во дворец, где Зара присматривала за работающими слугами. Новенькие не всегда догадывались, что и как нужно делать, постоянно попадали впросак, вызывая раздражение у Ахисара, считающего, что женщина не способна справиться с управлением дворца и строптивыми рабынями, это под силу лишь ему. Но царю не жаловался, лишь при случае косвенно указывал на допущенные ошибки Зары. Тот не реагировал должным образом, отмахивался и коротко бросал: «Ещё научится».

Айзик, успевший наскоро перекусить свежеиспечённой лепешкой с холодной бараниной, предстал в книгохранилище перед суровым взором Соломона и подробно рассказал обстоятельства гибели Рисия. Милка старалась не привлекать к себе внимания, скромно сидела в углу, с папирусом в руках.

— Сколько воинов погибло у Мелушхана? — мрачно спросил царь, вперив немигающий взгляд в воспаленные, красные глаза воина.
— Не знаю. При всем желании не смог бы подсчитать. Не до того было — едва успевал отбиваться от преследователей. Думаю, мы смогли убить около сотни арабов и столько же ранить.

— А у нас погибли все, если считать взятых в плен. Освободить никого не смогу — в моей казне на это нет золота.
— Властитель, аравийский царь, предполагаю, до сих пор не знает, что воинов вел твой сын. У него при гибели не было царских отличий, мог сойти за рядового сотника. Рисий набирал в своё войско только ассирийцев — хотел наводить ужас на врагов. Ассирийские воины сражались отчаянно. Мелушхан уверен, что на него напал сам Тиглатпаласар, и захочет ему отомстить.

— Пленные ассирийцы проговорятся, что их нанял мой сын.

— Не так, Властелин. Для ассирийцев это позор, унижение — быть нанятым в чужое войско. Пошли ведь самые бедные, обездоленные, кто не смог найти себе места в ассирийском войске. Они промолчат или скажут иное. Будто сами захотели разжиться золотом и рабами. Даже если кто-нибудь и проговорится, что это твоё войско, Мелушхан не поверит, знает, что у тебя нет средств собрать и содержать наймитов из ассирийцев, ведь недавно ты отпустил хеттов по домам, которых давно хотел распустить, но не было золота. Все об этом знают.

— Но ведал ли об этом Мелушхан?
— Одним из первых. Доносчиков много.
— А как ты попал в войско Рисия?

— Я с его юношества обучал воинскому мастерству, приёмам боя с пикой в руках, на мечах, в пешем и конном строю. Он мне доверял. На этот раз поручил набрать в Ассирии уже обученных воинов в своё войско. За три месяца я смог нанять лишь 530 воинов. Я предупреждал Рисия, что не нужно спешить с походом. Необходимо проверить умение наёмников в совместных тренировках, учебных боях. Но ему не терпелось вступить в битву. Хотел проверить свою удачу. И в первом же сражении, которое провел без разведки, мы нарвались на сильного противника. Как я и думал, ассирийцы хорошие воины, но плохо взаимодействовали, разобщено, каждый сам за себя. Не успели подружиться так, чтобы в бою прийти друг другу на выручку. Это нас и погубило. Рисий сражался храбро, но был бессилен против сплоченных и опытных аравийцев. Меня же он поставил на левый фланг, чтобы я замкнул кольцо, когда арабы побегут под его натиском, но получилось не так, как он задумал, сам прогнулся. Рисий очень честолюбив, не любил слушать советы. Считал, что он лучше всех знает, как нужно побеждать врага. Храбрость и отвага воина превыше всего, говорил он.

— Да, я ведаю об этом. Он с детства был отчаянным. А после моего помазания решил, что и сам в скором времени должен стать царем. Забыл, что я тридцать пять лет терпеливо ждал своего дня. Если бы Адония первым не попытался захватить власть, я бы не осмелился взойти на трон при жизни Давида.

— Я не мог защитить Рисия. Я не виновен, — пытался втолковать Айзик.
— Твоей вины в его гибели нет. Я догадывался, что Рисий так и кончит — бесславно. Слишком воинственен и независим, но помешать или запретить не мог. Иначе он бы посчитал меня своим врагом, который не понимает, не хочет его величия, побед. Молодость часто слишком самоуверенна, не желает прислушиваться к советам старших, которые, как им кажется, излишне трусливы и нерешительны. У тебя есть дети?

— Пятеро. Три дочери замужем. Два парня, семнадцати и четырнадцати лет.
— Это самый трудный возраст, когда родительское слово ничего не значит, верят всем, но только не отцу.
— Верно, Соломон. Я тоже это заметил — отцовское слово для них легче воробьиной пушинки. А ведь мы хотим только добра своим детям. Им же видится иное. Хотят самостоятельности, отпихивают поддерживающую руку.

— Айзик, я понимаю, тебе хочется сейчас побыть с семьей, отдохнуть после сражения. Это твоё право. Надеюсь, не много времени понадобится тебе для восстановления сил. Хочу поручить важное и ответственное дело. Сможешь ли набрать тысячу воинов из молодых евреев, и за короткое время обучить их так, чтобы мы смогли защитить царство, если Мелушхан вдруг захочет отомстить за своих погибших воинов?

— Лучше меня тебе не найти. Я сделаю всё, как ты пожелаешь.

— Но это нужно проделать так, чтобы аравийский царь, и вообще никто не узнал о моих приготовлениях. Поэтому я не хочу привлекать своих военачальников, которые сейчас на покое, и уверены, что нам никто не грозит, войны не будет, коль постоянно откупаемся данью. За ними следят вражеские лазутчики, и сразу увидят мои приготовления, если военачальники вдруг проявят рвение. Лагерь нужно разместить где-нибудь в долине Сихема, в окружении гор. Караваны огибают этот участок, следовательно, и лазутчики не сразу узнают. Там есть река, плодородные земли, сады. Подготовишь войско и будешь готов в любое время по приказу нарочного выступить на защиту Израиля и Иудеи. Ты получишь достаточно золота и полномочий. Сейчас подожди меня в саду, пока Ханиил приготовит для тебя первоначальную часть золота. Можешь отдохнуть.

Айзик сдержанно поклонился и вышел в сад, где сразу же прилег в густой тени фигового дерева и моментально уснул, не обращая внимания на зелёных мух, словно маска облепивших его лицо.

Соломон кликнул Зару и приказал позвать Фалтия, который скоро явился, дожевывая мясо и вытирая пальцами жир с полных губ, потом о полы уже довольно засаленного халата.

— Фалтий, знаешь ли ты Айзика, сына Ахаила из племени Завулона?
— Очень хорошо. Это достойный воин.
— Может ли он струсить в бою, оставить друга без своей поддержки?
— Нет, Айзик скорее сам погибнет, но друга в беде не оставит.

— Но оставил моего Рисия. Я ведь давно предупреждал, что не стоит зариться на чужое богатство.

Соломон кратко пересказал обстоятельства гибели сына.

— Я думаю, Айзик всё сделал правильно, — произнес Фалтий после непродолжительного раздумья. — В тех обстоятельствах он ничем не мог помочь Рисию, сам бы погиб, и ты ничего не узнал о смерти сына. Мелушхан не тот царь, с которого начинают набираться воинского умения. Рисий был обречен. И к гадалке ходить не надо. Айзик один спасся?

— Говорит, что один. И обстоятельства гибели отряда никто не сможет подтвердить. Нужно время на обстоятельное расследование. Подбери подходящего человека, пусть поедет в Ваал-Меон под видом купца и всё хорошенько разузнает. Айзик сейчас сидит в саду. Подойди к нему и сам расспроси обо всем. Потом поделишься своими соображениями, можно ли ему доверять? Иные люди подобны хамелеону, легко подстраиваются под твои пожелания, а потом так же легко предают тебя.

— Я его расспрошу. Думаю, ему можно верить. Он был не только учителем Рисия, но и моим тоже. Храбрости отменной. Помнишь, при обороне города Ласем он был в числе немногих, которые остались в засаде, когда остальные покинули город, заманивая врага к пиршественным столам. Он тогда сильно рисковал, если бы твой план не удался.

— План Ахисара.
— Да? Я был уверен, что это ты придумал.
— Я лишь его поддержал.

— На это нужно большое мужество. Ты тоже сильно рисковал. Не только армией, но и репутацией хорошего военачальника. Я расспрошу Айзика и доложу. Где тебя можно будет найти?

— Сейчас иду в купальню, потом на завтрак. Да расспроси всё о нем, о его семье. Выпытай, есть ли у него пороки. Я должен всё знать. Насколько он надёжен.
— Я постараюсь выполнить твоё желание, царь, — поклонился Фалтий и вышел из книгохранилища.
— А что ты думаешь о гибели Рисия? — спросил Соломон Милку.

— То же, что и ты. Рисий был обречен с самого рождения. Ассирийские жрецы говорят, что человек рождается под определенной звездой, которая определяет его характер и судьбу. Не казни себя. Можно удивляться, что он ещё так долго прожил. Неуемный человек. Слишком опрометчивый, не желающий думать. Ровоам и Ваалимаф никогда не стали бы столь безрассудно рисковать своей головой. За них ты можешь быть спокойным.

— А ты не спрашивала жрецов, под какой звездой ты родилась и чего ждать в будущем? Чего опасаться?
— Зачем, Соломон? Какой в этом смысл?

Соломон удивленно посмотрел на Милку.

— Ты меня каждый раз удивляешь своей не по возрасту мудростью. Откуда она у тебя?
— Я же тебе рассказывала: у меня была хорошая и мудрая приёмная мать. Жаль, мало пожила, не успела передать все свои знания.

— Да, я не раз убеждался, что некоторые женщины намного умнее признанных мудрецов. Они свои знания не выставляют напоказ, поэтому о них мало кто знает. Ты одна из них. Видишь эту рукопись? Это её у меня недавно украли. Потом незаметно подбросили. Здесь указано, как изготовить бальзам бессмертия. Помнишь, я тебе рассказывал обстоятельства, при которых она очутилась у меня? Но у меня не хватает времени на разгадывание загадочных символов, двусмысленных указаний рукописи. Многое зависит от протяженности времени вытяжки, количества ингредиентов, которые могли быть известны только самому изготовителю бальзама. Ты умеешь изготовлять лечебные настойки, мази. Не хочешь попытать счастья? Может быть, ты станешь первой бессмертной.

Милка иронически улыбнулась.

— Помнишь притчу о праведнике, который получил в награду от богов бессмертие за оказанную им услугу? Но он второпях, в безрассудной спешке, или же понадеялся на порядочность богов, забыл попросить вдобавок и вечную молодость. Ему пришлось веками голодным лежать в холодной пещере дряхлым и беспомощным, умоляя богов послать глоток воды и  кусок хлеба перед смертью. Соломон, а ты не думал о том, что в какой-то степени мы уже бессмертны?

— Как это?
— Мы повторяем себя в наших детях. Наша новая жизнь в них. И так последует до окончания веков, пока будут жить наши потомки. Ты каждый раз рождаешься в своих детях. Посмотри, как они при всём разнообразии похожи на тебя.
— Похожи, но и только. Что общего между мной и Рисием? Он до глупости безрассуден, беспечен. Не слушает разумных советов.

— Разве ты не был таким же в молодости? Ну да, ты с детства много читал. Твои знания оберегали тебя от опрометчивых поступков. Но обрати внимание, все твои черты характера есть у твоих сыновей. Безрассудность у Рисия. Спокойствие и лень у Ровоама. Рассудительность у Ваалимафа. Страстность у Шаллума. Ты живешь в детях.

— Мне от этого не легче. Я хочу жить так долго, чтобы успеть завершить всё задуманное. Не может быть, чтобы состав рецепта бальзама бессмертия невозможно было разгадать. Ты молода, легкомысленна, поэтому не в состоянии меня понять, проникнуться моими чаяниями. Что ж, пусть рукопись полежит, пока не спохватишься, не постареешь, но тогда уже будет поздно, времени не останется для изготовления бальзама.

— Соломон, я знаю и верю, — в мире всё должно постоянно меняться. Никто не живет вечно. Для этого нужно быть камнем, бестолковой оливой, чтобы просуществовать тысячу лет, но и её однажды могут спилить на дрова.

Соломон спрятал обретённую рукопись в сундук, запечатал куском влажной глины из специальной плошки, придавил перстнем с монограммой и спросил Милку:

— Ты сообщишь Ахиноаме и его женам о смерти Рисия? Не хочу слушать женский вой, словно наступил судный день, и сам виноват в его скорой кончине. Я же пойду утешать Ифамарь. Смерть первенца всегда ужасна. Боги прокляли мой дом, но не сказали, за какие провинности. Бесконечные потери преследуют меня.

Они вместе вышли из хранилища и направились через сад к дворцу. Молчали, коротко поглядывая друг на друга, пытаясь проникнуть в мысли другого, ибо невысказанные мысли были тайной, сутью души, состоянием личности.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/20/540