Стеклянные хоралы

                I
Стеклянным пальцам хочется дотронуться до живого и горячего плеча, но вокруг – только горы грязного, а оттого и серого, снега, слипшегося, твердого. Каждая такая гора у дороги, рядом с проталиной, обнажающей прошлогоднюю траву и листву, похожа на острую башню готического собора, мрачную и воздушную одновременно.
Да, стеклянной была еще и душа.  Она никак не могла прийти к согласию с такими же хрупкими и холодными пальцами. Они, прикасаясь к острым крестоцветам на вершине этих пинаклей, сохраняли прежнюю  гладкость и оставались без единой царапины. Длинные фаланги, не сгибаясь, могли лечь и в горячую человеческую руку. Но по тонкому стеклу души тут же побежала бы свежая трещина, сквозь которую непременно просочилась ядовитая капля внешнего мира. О, это была сладкая изысканная отрава для гурманов и знатоков крови этого мира, гниющих этих людей. И не удивительно, что прозрачности стеклянной души нравилось поддаваться искушению, принимая в себя этот чарующе запретный яд. Зная грядущее наказание.

                II

Вы можете встретить ее между мертвых стволов деревьев, в лесу, воздух которого сразу же отнимет у вас последнее тепло, стоит вам только выдохнуть струйку горячего пара, он тут же унесется в белое марево высокого неба, куда, как в мутную воду уходят черные ветки, словно мастерски нарисованные тонкой кистью.
Вы никогда не сможете увидеть ее так, как видите свой трамвай каждое утро или любой другой неизменный элемент вашего быта.
Но вы можете почувствовать на себе ее внимательный и строгий взгляд, ощутить прикосновение изящной руки, хрупкой, что осенний утренний лед, покрывающий лужи, иногда – запутаться в паутине ее пряжи, и тогда уж точно до рассвета вам не выбраться из этой обители, застывшей мраморным изваянием.
Из пряжи выходят тонкие нитки, из них – кружево вязаных узоров на ее бесконечном шлейфе из анабиоза чувств.