Дом на песке

Сегодня Пастор Джо проповедует условно осужденным. С недавних пор городской суд вносит посещение его проповеди в число обязательных мероприятий для молодых алкоголиков и хулиганов. Это называется «Психотерапевтический семинар для профилактики экстремальной агрессивности и зависимостей». Джо не является приверженцем никакой церкви, пасторов от одного упоминания о нем начинает трясти. Так что обвинить судью в религиозной пропаганде невозможно. Для властей обратиться к Джо –жест отчаяния,  Райнир Вэлли поделена между уличными бандами и полиция делает все, чтобы лишить их поддержки. Сегодня на семинаре НЕ те из кого состоят Lokote Salvatrucha, Asian Boyz и Hoover Criminals, а простые рабочие и школьники. Как ни странно, именно они совершают большинство мелких преступлений в районе и создают его мрачноватый колорит.
Собрание  проходит в арендованном спортзале. Джо появляется часа за полтора до начала, он становится на колени в углу сцены и начинает молиться. За его спиной приходят волонтиры и расставляют стулья, появляются полицейские и начинают подтягиваться осужденные. Джо стоит в своем углу совершенно неподвижно, склонив голову, его будто выдернули из розетки. Наконец все рассаживаются и утихают. Ровно в 6:00 полицейские захлопывают двери, опоздавшим придется идти восвояси и бегать, собирая бумажки для суда. Получить печать в повестке можно только на выходе из зала, после того , как полтора часа послушаешь Джо.
Гомон в зале постепенно утихает , молодые люди  смотрят на Пастора Джо , ожидая, что будет дальше. Многие знают о нем не понаслышке. Пастор Джо обитает между Райнир-Авеню и Уайт-Центром уже около тридцати лет, он местная достопримечательность вроде Большеногого.
Пастор начинает шевелиться, медленно и неуклюже встает и, разминая затекшие ноги и морщась, подходит к микрофону. Его худое коричневое лицо растягивается в некое подобие улыбки. Он медленно начинает:
-Когда я вижу вас, сидящих здесь, я, с одной стороны,радуюсь. Как неисповедимы пути Господни, думаю я! Какие великие возможности открывает Он любящим Его! Вот просто подумайте остатками ваших мозгов: вы сами, совершенно добровольно пришли сюда, чтобы послушать Его слово. Более того, вы торопились, чтобы не опоздать, толкались у входа и сейчас облегченно сидите здесь. Я скажу вам так, -это безусловно лучшее, что вы сделали в последнее время.
С другой стороны, я совсем не рад тому, что вы сидите сейчас передо мной. Потому, что мне совсем не хочется раскидывать жемчуга перед свиньями, а вы друзья мои-самые настоящие свиньи. Вы только и ждете, как удрать в свои норы и заняться своим любимым делом-гадить. Вся ваша жизнь- это непрерывный процесс производства дерьма как в прямом, так и в переносном смысле.
Я знаю, что вы уже начинаете злится: как смеет этот старый сумасшедший ниггер так говорить о нас? Но если бы это была неправда, вы сейчас не думали бы, как отделаться от суда, так что сидите и слушайте.
Джо открывает Библию и читает:
«...Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному,        который построил дом свой на камне,
и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне.
А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке;
и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое....»
Он откладывает Библию и замолкает, задумавшись. Потом продолжает изменившимся голосом:
-Я повторюсь, не люблю проповедывать перед такими как вы потому, что вы БОГАТЫЕ. Не в прямом смысле,- у многих из вас и сотни баксов никогда не было. Вы богатые потому, что думаете: «у нас что-то есть»! Я с гораздо большей радостью я проповедую  ребятам, получившими реальные срока, особенно в первый раз, вот им то Господь открывает их нищету пусть и ненадолго. А вам вроде как есть, что терять. Вы завидуете тем, кто продает вам наркотики, их машинам, девкам и прочему. Вы говорите как они, одеваетесь как они, ведете себя как они, но вы никогда не сможете быть такими, как они. Глубоко внутри вы остаетесь теми детьми, у которых школьные хулиганы отобрали деньги на завтрак. Вы размазываете сопли по подушке, мечтая, как вы станете крутыми и им наваляете. Не станете. Вы слишком тупы и ленивы, чтобы заработать честно и слишком трусливы, чтобы стать настоящими жуликами. Вы не годны даже на то, чтобы ограбить бензоколонку. Вы можете сколько угодно орать о козлах- полицаях, но при малейшей опасности вы к ним же и бежите потому, что вы обычные работяги и весь ваш понт,- это игра, серьезности которой вы толком не понимаете.
Джо откашливается и медленно вытирает рот. У него огромные, разбитые трудом руки.
-Да, вы не понимаете, как все серьезно. Вы играете в крутых, зарабатываете себе судимости, а дьявол в это время покатывается от хохота потому, что вы гадите на свое будущее. Вы не осознаете, что каждый ваш поступок  это камешек в фундамент вашей жизни. В один прекрасный момент она рухнет из-за того, что вы делаете сейчас хреновый фундамент и я уверяю вас, это произойдет в тот момент, когда будет больнее всего.
Джо опять умолкает и вдруг начинает раздеваться. Он аккуратно снимает пиджак, галстук, расстегивает рубашку, стягивает майку и остается с голым торсом. В зале нарастает шум, полицейские крутят головами, соображая, что делать. Пастор выпрямляется: он страшно, болезненно худ и на его груди алеет надпись: « Моя жизнь-Латойя!». Надпись вырезана на коже уже давно, это просто рубцы, но выглядит она все равно ужасающе.
-Тихо!- он перекрывает толпу, -смотрите сюда и слушайте.
В его голосе слышится какая-то нечеловеческая сила, молодежь  замолкает и в мертвой тишине Пастор Джо начинает свой рассказ:
-Здесь написано имя моей дочери. Сегодня ей должно быть пятьдесят три года три месяца и семнадцать дней. Я знаю это точно потому считаю каждый день. Каждый день я думаю о ней.
Она родилась, когда мне исполнилось двадцать два и я думал, что весь мир у моих ног. Мы жили втроем: я, Латойя и ее мать и были счастливы. Но время шло, и мои надежды и планы потихоньку рушились. Пришли трудности и я вдруг понял, что моя жена, такая милая и хорошая в хорошие времена, стала хуже относиться ко мне. Она не слушала того, что я ей говорил и противоречила моим словам. Мы начали ругаться. Сначала примерно раз в неделю, потом  чаще, потом каждый день и в конце концов еле-еле терпели друг друга. В то же время девочка наша росла умной и красивой. Я помню, как радовался каждому ее успеху, а она делала их каждый день.
Чем больше я ругался со своей женой, тем более несчастным себя чувствовал. Чем более несчастным я себя чувствовал- тем больше с ней ругался. Чем дальше-тем хуже. Я не говорю о причинах сейчас, один Бог их знает. Нам обоим было плохо. Тогда мне было  не больше, чем вам сейчас и я особенно не думал о будущем. Все ведь можно исправить, не так ли?
Однажды в пятницу, я пошел в бар и мне это очень понравилось. Когда пьешь в баре-пьешь с людьми, которых ты почти не знаешь и на которых тебе глубоко наплевать, как и им на тебя. Поэтому ты можешь говорить с ними о чем угодно, тебя конечно никто не слушает, каждый говорит о своем, но это неважно, собутыльник-твой лучший друг просто потому, что не мешает тебе говорить. Второй плюс питья в баре в том, что бармен внимательно следит, чтобы ты не перепил и не начал драку. В случае чего тебя просто выкидывают оттуда.
Я начал ходить в бар регулярно и поначалу стал чувствовать себя намного лучше, даже ссор дома стало меньше. Нам просто некогда было ссориться. Я приходил пьяный и засыпал, а когда просыпался, то шел на работу. Возможно такая жизнь продолжалась бы очень долго, но пить в барах очень дорого и я переместился домой. Теперь каждый день после работы я шел в лавку, покупал какое-нибудь дешевое пойло и торопился домой. Жена постепенно смирилась, если я не перепивал, то был человеком спокойным. Другое дело –если мы начинали ссориться. Теперь наши ссоры изменились: она презирала меня и не скрывала этого, а я ненавидел ее, считая главной причиной моих бед. Однажды, когда она особенно оскорбила меня, я дал ей по роже. Как ни странно, это помогло нашим отношениям, мы открыто поговорили друг с другом и, казалось,  примирились. Ненадолго.  Впоследствии мы не раз дрались.
Джо обвел зал глазами.
-Вам это знакомо, а? Ваши папа и мама готовы разорвать друг друга, и вы клянетесь, что не будете жить так как они...до того, пока не найдете себе пару и не начнете изводить друг друга.
К своему тридцатилетию я был законченным алкоголиком. Жена совершенно не заботилась о мне, я ненавидел ее и презирал себя. Единственное, что держало нас вместе- Латойя. Мы оба выросли в набожных семьях и развод был для нас почти невозможен, а Латойя росла замечательно умной и красавицей. Мы отдали ее учиться музыке и учитель нахвалиться не мог Мы почти не говорили друг с другом, но в ней души не чаяли. Жить для детей это называется, так?
 Так вот дом мой прямо таки расползался на глазах , а я с этим смирился. И вот здесь наступила развязка. В один прекрасный день мы решили устроить барбекью и пригласили друзей. Готовиться я начал с утра и к обеду был порядком пьян...
Я не помню, как началась ссора, кто ее начал, я помню, что в этот день жена меня довела по настоящему, я бил ее по мерзкой роже и готов был убить. Растащили нас гости. В полицию не звонили. В этот день я перестал считать себя мужчиной. Я лег на кровать, начал пить и очнулся только, когда жена ушла. Это было в день моего тридцатилетия.
Это был страшный удар, она меня просто растоптала. Очевидно она ждала, что я сопьюсь и сдохну. Я и начал пить поначалу, желая только смерти. Самым страшным для меня было, что я не увижу мою девочку... Тогда я и вырезал эту фразу на груди, чтобы всегда помнить о моей малышке.
Джо снова умолк и начал медленно одеваться. Наконец он снова обращается к залу:
Я не спился и не умер. Сначала все вытеснила ненависть. Я даже пить бросил из-за нее.Какое-то время я ошивался на пляжах Санта-Моники, там меня и подобрали христиане. В то время еще были настоящие христиане, которые не боялись назвать грех грехом. Я стал жить при церкви, нашел работу, потом выучился в семинарии. В общем, стал другим человеком... Чем дальше, тем меньше ненависти у меня оставалось. Теперь я видел себя и понимал каким дерьмом я был. Я пытался было исправить что-то, но жена не хотела со мной встречаться и в конце концов уехала  из штата. Я тосковал о Латойе и приучил себя думать, что с ней все хорошо, что Бог, который отец вдов и сирот, не оставит ее. Постепенно я  пришел к мысли, которую и вам пытаюсь вдолбить, что гораздо проще не делать грех, чем потом жалеть о нем. Всегда можно вытащить забитый гвоздь, но никогда нельзя заделать дырку, которая после него останется...
Прошло десять лет после того, как ушла жена и я уже успокоился. Я стал большим пастором и обзавелся хорошим костюмом и золотыми часами. Я уже начал поглядывать на девушек в церкви, прикидывая, что неплохо было бы завести семью и начать все сначала.
И вот в один прекрасный день я со старшим пастором нашей церкви отправился в женскую тюрьму, чтобы встретиться с осужденными. Там были разные девушки, попавшие туда по разным причинам и среди них была одна...я бы сказал особенно неприятная. Когда мы начали говорить о любви Божьей, она захохотала. Нас это задело и мы начали говорить с ней.
Ее звали Латойя. Мы задали несколько вопросов и вдруг ее прорвало. Она начала рассказывать нам свою жизнь...Она была проституткой и без стеснения рассказывала нам, что у нее за ночь бывало до двадцати клиентов, что она дважды лечилась от сифилиса, что она убежала из дома в пятнадцать и сидит здесь за то, что зарезала клиента, который оказался садистом. Потом она начала рассказывать о своем детстве и меня как кипятком обдало. Она говорила о МОЕЙ семье. Особенное место в ее рассказах занимал отец, по ее словам, существо мерзкое и вечно пьяное. Она не могла вспомнить о нем ничего хорошего. Хотя мать ушла от отца, когда Латойе было всего восемь лет, после того, как он особенно сильно избил мать,  кроме брезгливости и страха он ничего до сих пор не вызывал.
Я сидел как в огне, боясь задавать какие либо вопросы. Эта девушка не могла быть моей Латойей. Я не мог принять это. Она была светлее, чем  моя Латойя и немного старше, по крайней мере, по моим подсчетам. Она говорила с легким акцентом, а у моей Латойи никогда не было акцента. Но она рассказывала о вещах,о которых я тоже знал и помнил и я не выдержал этой пытки. Потихоньку я улизнул с этой встречи и долго плакал,  спрятавшись от всех в парке. Там Господь коснулся меня и утешил. Он дал мне свиток Слова Своего, и я съел его, и оно стало горечью во чреве моем. С того дня я, не умолкая, возвещаю Слово.
Я до сих пор не знаю, была ли та девушка моей Тойей или это просто совпадение. Я знаю лишь, что в тот день дом, который я строил, обрушился на меня и похоронил. И теперь я говорю вам это потому, что не хочу, чтобы из-за глупости обломки вашей жизни засыпали вас так, как они засыпали меня. Идите и подумайте, что вы строите в вашей жизни...
Джо умолкает и уходит со сцены. Он будто забыл о людях вокруг, на его лице застыла обычная для него скорбная решимость. Слушатели в тишине, не глядя друг на друга, торопятся к выходу.