Карлычки. 2

2.
Из города * семья Петровых добиралась в казачью станицу двое суток. Измученные долгой дорогой в жестком плацкартном вагоне, дети слегка оживились, ступив на ростовский вокзал. Новизна впечатлений последних дней была ошеломляющей: родители сменили место жительства, оставив навсегда в прошлом привычный уклад жизни, дорогие сердцу места и немногочисленных родственников, прикипевших душой к внукам.

Оказавшись под южным солнцем, Полина кожей почувствовала, как её детство разделилось на две половинки: там, на севере, под низкими серыми тучами, из которых тягуче и сонно лил дождь, закончилось ее детство, а здесь – с величественным шествием солнца по своей орбите, начиналась что-то совсем другое.

Там мокрая зеленая трава – в водосточных канавах приобретала ни с чем несравнимый запах хвои, а здесь её воображение буквально сжигал запах пыли.

Не осознав того, что ждет ее впереди вместе со сменой солнца над головой, она наивно верила, что новая жизнь будет веселым и впечатляющим путешествием в другую страну, в сказочный мир, в царство новых впечатлений, и самым главным среди них  окажется огромное, светлое, величественное СЧАСТЬЕ.

Потом, всякий раз, когда в казачьей станице будет лить дождь, наполняя округу озоном, Полина до боли в сердце будет мерещиться маленький домик на улице Октябрьской, где запрятались самые светлые, самые ясные чувства девочки, которую, словно молодое деревце, вырвали с корнем из чернозёма и прикопали в песчаных солончаках.
«Живи!» - пели ей воробьи.
«Живи!» - шелестели стрекозы и бабочки;
«Живи!» - звенела по водостокам дождевая вода.

И она, конечно, выжила.

И обрела и привязанность к степным просторам, и чувство дочернего уважения к краю, ставшему для нее второй родиной, и щемящую благодарность величественной реке Дон, воспитавшей в ней дух вольности своей былинной славой.

Но освободиться от тоски по оставленному в уральских лесах детству она так и не смогла.

Переступить через эту память – значило бы внутренне сломаться, нацепив на себя несвойственную ей маску гордой разухабистости южан.

Но сейчас, став женщиной умудрённой большим жизненным опытом, она совершенно точно знала, что линия судьбы, которой ее наградили боги при рождении, дала резкий крен в сторону в тот самый год, когда – волею родителя - разделилось её детство на две половинки.

Или, если быть более точной, разделив ее память на два собственных детства, судьба и ее самое разделила надвое.

Первую часть судьбы она уже прожила, и сейчас, следуя за  волшебным пером Юного Грея, Полина на самом деле подытоживала знание своего рода, чтобы, очищенной от обид, зла и неприятия, резко – но уже по собственной воле – вернуться к родовым  истокам.