Разведкой обрученная

     Мелодрама
История любви советской разведчицы и ее агента. Действие происходит в России и в разных странах мира в период с 1975 по 1988 год. Заканчивается роман эпилогом в апреле 1994 года в Москве. В большей своей части текст основан на реальных событиях. Почти все действующие лица имеют своих прототипов в жизни, однако некоторые биографические данные, события и географические места намеренно изменены.

                РАЗВЕДКОЙ ОБРУЧЕННАЯ

                ПРОЛОГ

                Сентябрь 1982 года. Цюрих.


       Хелен шла на явку с агентом. Шла размеренно, неторопливо, рассматривая по пути старинные дома, выстроенные на берегах Лиммата сотни лет назад и помнящие гордую славу средневекового Цюриха. Эти древние здания неизбежно привлекают к себе внимание иностранных туристов, особенно гостей из Нового Света, которые даже сейчас, в конце сентября, когда туристский сезон уже закончился, группами и в одиночку весь день гуляли по самому крупному городу Швейцарии.
      Хелен ничем не отличалась от них, она была одной из многих. Как всегда и как во всех других городах мира, она чувствовала себя в этом чужом городе как рыба в воде, полностью вжившись в роль беспечной туристки. И ничего в ее поведении не выдавало того состояния внутреннего напряжения и волнения, в котором она пребывала сейчас и которое охватывало ее каждый раз, когда она выходила на встречу с Алексом.
     Встреча должна была состояться в три часа. Убедившись, что за ней нет слежки, Хелен подходила к условленному месту за десять минут до назначенного времени. Она шла по правой стороне старинной, спокойной улочки с односторонним автомобильным движением. Слева впереди показался табачный магазинчик, у входа в который была их официальная явка. Но к магазину Хелен идти не стала. Как было условлено с Алексом в их последнюю встречу, она зашла в кафе напротив, села на открытой террасе за столик у прохода и заказала кофе. Рассматривая только что купленные цветные открытки с видами Цюриха, она краешком глаза внимательно поглядывала в обе стороны улицы.

      В этот тихий послеобеденный час улица была почти пустынной. Только у ближайшего светофора время от времени останавливалось около десятка автомобилей, которые после зеленого сигнала с торопливым ревом проносились мимо и притормаживали вновь уже ниже, у следующего светофора.
       Пешеходов на улице практически не было. Со стороны собора в верхнем конце улицы, по противоположному от Хелен тротуару, шел высокий, полный мужчина с видеокамерой через плечо и фотоаппаратом в руках. Он постоянно останавливался, поворачивался вокруг себя, нажимал на кнопку фотоаппарата и снова медленным шагом двигался вперед. По той же стороне улицы, но уже ближе к Хелен, неторопливо вышагивала, размахивая портфельчиком, белобрысая девчушка. Тяжело передвигая ноги и сильно сопя носом, к кафе приближалась пожилая, полная дама с большой хозяйственной сумкой в руке. Двое ребят выскочили из "табачки" и нацелились перебегать улицу, но там припарковывался, с трудом втискиваясь между "Мерседесом" и "Фордом", маленький "Фольксваген". Тротуар на этой стороне улицы тоже был забит припаркованными машинами. А рядом с террасой кафе, где сидела Хелен, в машине с открытыми окнами сидели двое мужчин и громко спорили. Тихое воркованье влюбленной парочки, отделявшей Хелен от споривших мужчин, не мешало слышать, что те обсуждали достоинства и недостатки какого-то Зигера, которого они, по всей видимости, ждали.
      В нижнем конце улицы показался, наконец, Алекс. Хелен незаметно взглянула на часы: стрелки показывали без четырех минут три. "Точен как часы, - усмехнулась про себя Хелен. - Ровно в три будет на месте встречи".
       Как и было оговорено официальными условиями явки, в правой руке Алекс держал журнал в красной обложке, в левой - сумку, в которой должны были лежать пленки с отснятыми секретными материалами. Точно такую же сумку, с вшитыми в нее деньгами, должна была передать Алексу Хелен. Был Алекс еще далеко и шел по противоположной стороне улицы, но Хелен казалось, что она уже видела его смеющиеся глаза и с трудом сдерживаемую улыбку.
Неожиданно что-то странное стало происходить с ее организмом. Тело напряглось, дыхание на мгновение остановилось, в ушах зазвенело. Невидящим взглядом Хелен уставилась в одну точку на открытке, пытаясь понять, что с ней происходит. И почти сразу до нее дошло, что таким необычным образом подействовала на нее внезапно установившаяся рядом с ней тишина. Странная такая тишина, глухая и тревожная. Хелен не сразу поняла, что тишину эту создали двое не умолкавших до этого момента мужчин в машине рядом с кафе. Не поворачивая головы, Хелен скосила глаза в их сторону. Один из них не сводил глаз с "туриста", как мысленно окрестила она щелкавшего фотоаппаратом толстяка. Другой - хищным, ястребиным взглядом ощупывал приближавшегося Алекса.

      Сердце Хелен заколотилось как бешеное от предчувствия беды. Продолжая медленно перебирать открытки, она беспомощным, тревожным взглядом посматривала в сторону Алекса. А он, тем временем, уже дошел до "табачки", повернулся лицом к мостовой и стал пережидать только что рванувший от светофора длинный поток машин. В этот момент к Алексу подошел "турист". Он что-то быстро говорил и показывал рукой в верхний конец улицы. Алекс улыбался вежливой улыбкой и молча кивал. Потом он сунул журнал в сумку, поставил ее на тротуар между собой и мужчиной, тот протянул ему свою видеокамеру. И тут неизвестно откуда рядом с Алексом и толстяком оказались двое молодых мужчин, из "Фольксвагена" выскочил третий, а еще через мгновение улицу в два прыжка пересекли "соседи" Хелен. Алекса и "туриста" схватили, затолкали в "Форд". Машина, резко рванув с места и взвизгнув колесами, в мгновение ока скрылась за ближайшим углом.
     Все произошло так быстро, что Хелен даже пошевельнуться не успела. "Алекс арестован! Алекс арестован! Теперь моя очередь", - только и стучало в ее голове. Но через несколько секунд холодный внутренний голос твердо приказал: "Не думай об аресте! Если бы тебя собирались арестовывать, ты была бы уже в машине. Сиди, как ни в чем не бывало! Не дергайся! Успокойся! Иначе страх может сковать волю и заставит делать ошибки".
      Когда первый шок прошел, у нее хватило сил и выдержки, чтобы небрежными, спокойными движениями рук собрать со стола открытки и положить их в сумочку. Она встала и медленно пошла в сторону центра.
      Руки ее дрожали, ноги подкашивались. И что самое неприятное - к горлу подступала дремавшая до сих пор в районе желудка тяжелая, удушливая тошнота. Увидев открытую террасу кафе, Хелен торопливо села за столик под зонтиком. Заказала апельсиновый сок, выпила залпом половину стакана. Стало чуть легче, тошнота ушла вниз. Она достала из сумки последний номер журнала "PARIS-MATCH", раскрыла его, стала медленно переворачивать страницы.


           О, Алекс, Алекс! Мы были с тобой готовы, что нас однажды могут арестовать. Но чтобы тебя взяли так внезапно... Да еще на моих глазах! Такое не могло нам присниться даже в самых кошмарных снах... Но почему, почему тебя арестовали? Неужели ты где-то ошибся, прокололся? Или один из твоих "источников" донес на тебя? Сразу арестовывать тебя не стали, а взяли под наблюдение, чтобы выйти на твои связи. И "туриста" приняли за твоего связного?


     "Да нет же! Дело совсем не в Алексе!" - вновь прервал ее возбужденные, беспорядочные мысли трезвый и бесстрастный внутренний голос, ее внутренняя ЭВМ. За Алексом, судя по всему, не следили. Алекс слежку бы заметил. Его просто ждали. Да-да! Те двое стервятников в машине рядом с кафе явно поджидали его. И трое других тоже скрытно сидели и ждали. Ждали его появления у табачного магазинчика. Они определенно знали о месте явки. Значит, причина ареста Алекса - не он сам и его "источники", а предательство в Центре... И ее не арестовали только потому, что она находилась не на официальном месте явки. Да и предназначенная для Алекса сумка никому не была видна. Сумка находилась в обычном, большом полиэтиленовом пакете.
      Но где же было ее чутье, которым она всегда так гордилась? Почему не сработало там, в кафе, рядом с теми стервятниками? Вернее, почему сработало слишком поздно?
Впрочем, зачем теперь задавать себе такие вопросы? Теперь это ни к чему. Алекса арестовали, и ничто ему уже не поможет...
      Стоп... А почему она решила, что у "табачки" ждали именно Алекса? Может, ждали или следили за тем "туристом", который и не турист вовсе, а преступник. Какой-нибудь наркоделец, к примеру. И шел он, изображая из себя туриста, на встречу со своим поставщиком или курьером в какое-нибудь место на этой же улице. Наркоделец обнаружил за собой слежку, а тут Алекс вовремя ему подвернулся. И он решил пустить полицейских по ложному следу, обратившись с каким-нибудь глупым вопросом к Алексу.
      И если действительно произошла такая невероятная случайность, то есть шанс, что Алекс скоро будет на свободе. Ведь пленки с отснятыми секретными материалами в его сумке должны быть закамуфлированы под обычные, новые пленки. Они обработаны особым составом, их ни один проявитель не возьмет. Так что Алекса ни в чем обвинить не смогут.
Эта спасительная мысль несколько успокоила Хелен. Она допила сок, встала, вышла на Банхофштрассе, направилась к вокзалу.

      "Буду верить, что это случайное задержание. Не буду думать о предательстве, не буду думать об аресте Алекса. Незачем об этом думать", - как заклинание повторяла Хелен про себя. Иначе ее тревожные мысли и возбужденная озабоченность обязательно отразятся на лице. А по лицу молодой канадской туристки, впервые путешествующей по Европе, должна блуждать счастливая, беззаботная улыбка. С такой, веселой и беззаботной, улыбкой она должна входить в гостиницу, в ресторан, гулять по улицам. Она ничем не должна выдать своего нервного состояния, она обязана уверенно и спокойно делать то, что делают другие туристы. Она обязательно посетит картинную галерею "Кунстхауз" или Национальную галерею, ботанический сад и другие достопримечательности города, непременно входящие в перечень достойных для осмотра туристов мест.
      Сейчас, в офисе Швейцарской компании "Swissair" на вокзале, она купит авиабилет до Рима, и завтра поздно вечером прибудет в "вечный" город. А еще через день поездом отправится в Вену. Несколько месяцев назад она уже ехала подобным экспрессом, и путешествие то оставило в ее памяти удивительные, незабываемые мгновения. Сейчас же ей предстояло провести в  поезде утомительную, бессонную ночь, наполненную горечью воспоминаний. Лучше бы ей лететь домой прямо отсюда! Но менять отработанный по дням и часам маршрут она не имела права...
      А какой маршрут сейчас у Алекса? Где он? Куда его повезли? В какой тюрьме будут держать? Какое обвинение ему будет предъявлено? И насколько суровым будет приговор? Или все-таки ни обвинения, ни приговора не будет?  Стоп, не нужно об этом думать... Необходимо отогнать от себя все мысли об Алексе.
      "Я подумаю об этом завтра", - говорил... Кто же так говорил?.. Ах да, так твердила Скарлетт О"Хара, сталкиваясь с тем, что причиняло ей боль или вызывало тревожное беспокойство. И она, Хелен, тоже подумает об этом завтра. А еще лучше - через неделю, когда позади останутся несколько границ, и она прибудет в столицу своей Родины.
    
   
                ГЛАВА ПЕРВАЯ

                1975 год. Москва.

                1

       С внутренним трепетом повернув в замке ключ, Алена Никитина открыла входную дверь и, чуть задержавшись на пороге, робким шагом вошла в небольшую квадратную прихожую, оклеенную желтыми обоями. Даже не закрыв от волнения дверь, Алена в нерешительности остановилась, и рука ее сама собой стала медленно поглаживать обои на стене, словно желая удостовериться в том, что обои и стена существуют, что они находятся в ее собственной прихожей.
     Все еще до конца не осознавая, что это ее квартира, Алена осторожно открыла и закрыла дверцу стенного шкафа, заглянула в ванную, затем прошла в жилую комнату. Яркий свет полуденного солнца сначала ослепил ее, заставив зажмурить глаза, а затем зарядил своей энергией, и все ее колебания, неуверенность и сомнения улетучились в одно мгновение. Как же она может сомневаться и не верить, если у нее в руках ключ вот от этой однокомнатной квартиры в новом, только что построенном двенадцатиэтажном панельном доме? Это, без всякого сомнения, ее квартира, и она теперь здесь полноправная хозяйка.
      Алена подошла к окну, открыла балконную дверь и, выйдя на балкон, глянула вниз. С шестого этажа хорошо просматривался аккуратный зеленый дворик. «Очевидно, соседние дома были построены и заселены уже давно», - решила про себя Алена, глядя на дворик, где протекала обычная жизнь обычного обжитого московского двора: малыши копошились в песочнице и катались на качелях, мальчишки гоняли футбольный мяч, девчонки играли в "классики" на тротуаре у противоположного дома, старушки сплетничали на лавочках.
      Вернувшись в комнату, Алена закружилась по ней в воображаемом танце. "Это моя квартира, мое пристанище и моя крепость", - все пело у нее внутри. Снова и снова осматривала она свою будущую обитель и не могла успокоиться от возбуждения. Все радовало ее здесь. И то, что ее квартира находилась на южной стороне дома, и то, что окна выходили во двор, а не на шумную улицу, и то, что балкон тянулся от окна комнаты почти до окна кухни.
      Конечно, квартира эта совсем крошечная, ее даже сравнивать нельзя с теми "апартаментами" у метро «Парк Культуры», где она почти три года обучалась профессии разведчика-нелегала. Там у Алены была большая трехкомнатная квартира, которая прямо-таки поразила ее, когда она  ее осматривала в первый день своего пребывания в Москве. «Кажется, что это было только вчера», - с тихой, блуждающей улыбкой на губах подумала Алена и отчего-то тот час же мысленно перенеслась в тот  незабываемый день трехлетней давности.
      - Это квартира, где вы будете жить, и это также ваш класс, где вы будете заниматься, - сказал  Иван Васильевич, когда они вошли в прихожую.
      При воспоминании об этом человеке Алена вновь улыбнулась про себя. Все три года учебы Иван Васильевич был главным человеком в ее жизни. Он был ее «ведущим» - офицером, который  руководил всей подготовкой, а также обучал ее азам разведывательного дела: каким образом лучше и легче всего можно легализоваться в стране нелегального проживания, как вербовать агентов, как обнаруживать и уходить от слежки, как работать с тайниками... И в многие-многие  другие премудрости нелегальной работы за рубежом посвящал он ее.   
     - А весь этот дом - школа? - то ли в шутку, то ли всерьез спросила она тогда Ивана Васильевича, отреагировав таким образом на его слова о классе. - Или школы нет?
     - Школа есть, и школы нет, - засмеялся Иван Васильевич. - Но ... каждая такая квартира - это как бы отдельный класс в несуществующем здании Высшей школы разведки.
     - И много таких классов? - поинтересовалась Алена и сразу же поняла, что напрасно открыла свой рот для этого вопроса.
      - Елена Николаевна, - укоризненно посмотрел на нее «ведущий», - на предварительных встречах мы, кажется, договорились, что лишних вопросов у нас не задают. Чем меньше вы будете знать из того, что не касается вашей общей, языковой и оперативной подготовки, тем лучше для вас. Как нас учит наш фольлор, - Иван Васильевич сделал упор на слове "наш", - чем меньше знаешь, тем дольше живешь и гуляешь на свободе. Это вы поймете и сами, - многозначительно улыбнулся он, - но чуть позже... А сейчас проходите дальше и осмотрите всю квартиру.
В том "классе" был просторный рабочий кабинет с необходимым для занятий оборудованием; простенько, но со вкусом обставленная гостиная; уютная спальня; кухня, туалет и ванная комната необычной конфигурации с окном, выходившим во двор. Правда, позже ей пришлось заклеить окно черной бумагой: в ванной она выполняла все работы для занятий по фото...
Что и говорить, ее собственная квартира намного меньше того "класса", - размышляла сейчас Алена. Но ей и этих метров достаточно. Она - одна, и места ей здесь хватит. Главное, что эта квартира - ее, и она может делать в ней все, что сама пожелает.
Все три года учебы в Москве Алену угнетало то, что она не имела права пригласить в квартиру, где жила, не только друзей и знакомых, но даже своих родных. Собственно, проблемы приглашения друзей для нее не существовало. Ее единственными друзьями и знакомыми в Москве были преподаватели, приходившие к ней на занятия. Все рабочие дни она проводила с ними, да и праздники они частенько отмечали вместе. Особым образом готовясь к этим вечеринкам, Алена училась принимать гостей так, как это принято делать на Западе. Причем для ее "приемов" выбирались популярные в Европе и Америке праздники, а не те, что отмечаются в нашей стране. На другие праздники и других гостей у Алены не было времени. Так что ей вполне хватало этих учебно-тренировочных вечеринок с гостями-преподавателями. Но что касается родных...

Алена родилась и выросла в маленьком поселке недалеко от Киева. Мама и сейчас жила там, а брат с женой и четырехлетней дочкой обитали в столице Украины. Ни мама, ни брат с женой ни разу не были в Москве и все время напрашивались к Алене в гости. Она же вынуждена была им лгать. Говорила, что жила в общежитии на территории закрытой военной части, а вход посторонним туда строго воспрещен.
Но теперь-то она, наконец, сможет пригласить своих родных в Москву. Сначала, конечно, нужно обставить квартиру...
Вспомнив о мебели, Алена призадумалась. Денег на обстановку у нее не было. Все свое офицерское жалование она тратила на питание, одежду, книги  да на подарки родственникам. Правда, в этом месяце ей  должны  выплатить компенсацию за обмундирование, которое ей носить не полагалось. Эта сумма в какой-то степени могла выручить ее. Но на всю обстановку этих денег явно не хватит... «Придется обращаться к Валерке», - решила Алена в надежде, что брат  будет в состоянии дать ей взаймы какую-то сумму. Или сам возьмет у кого-то. Так что с деньгами она как-нибудь выкрутится. А вот с самой мебелью...
Сейчас трудно купить приличную мебель. "Стенки" из ГДР и Румынии можно достать только "по блату" или нужно стоять в очереди несколько лет. Неужели нельзя сделать хорошую отечественную мебель? - в который уже раз возмущалась про себя Алена. В стране столько леса, а чинуши сидят в министерствах и ничего не делают для организации деревообрабатывающей промышленности. Всю легкую промышленность так запустили, что женщины не могут прилично одеться. Снимать нужно с работы всех этих бюрократов, да еще и партбилеты у них стоит отнять за бездеятельность!
«Ну, снова раскритиковалась!», - остановила себя Алена. Был бы здесь Иван Васильевич, и произнесла бы она эту свою тираду вслух, то отругал бы он ее как следует. "Алена, нам нравится самостоятельность вашего мышления и то, что вы критически подходите ко многим явлениям действительности, - так наверняка сказал бы он ей. - Склонность к анализу - важная черта для разведчика. Для нашей работы  обычная исполнительность не подходит. Но государственными делами пусть занимаются другие люди. Те, кому положено этим заниматься. Вы же в данный момент должны направить все свои умственные способности на анализ политической, военной и экономической обстановки в стране назначения. Вы обязаны досконально знать все тонкости государственной машины в этой стране, ее сильные и слабые стороны. Эти знания помогут вам в процессе оседания, а также в успешном выполнении заданий Командования, в том числе и по вербовке агентов. И еще... хотел бы добавить... Я сам верю и вам советую верить: у нас когда-нибудь будет все так, как должно быть при социализме и коммунизме".
С «ведущим» она, конечно, спорить бы не стала. Алена горячо верила в светлое будущее своей великой Родины и готова была жизнь за это будущее отдать. Если бы она не верила и не была так предана Отчизне, то разве пошла бы в разведку? Разве была бы способна заниматься по двенадцать - четырнадцать часов в сутки? Разве была бы готова к повседневному сознательному самоограничению?
А материальная сторона жизни... Это такая мелочь! Подумаешь, какая-то мебель! Много ли ей этой мебели нужно?
"Все было просто: пол дубовый,
Два шкафа, стол, диван пуховый", -
неожиданно вспомнились ей пушкинские строчки.
А дальше? Что еще писал Александр Сергеевич о деревенской комнате Онегина?.. Следующие строчки уже забыты, - с огорчением подумала Алена. А ведь в свое время, в институте, она выиграла пари, выучив весь роман наизусть...

                ***

Так о чем она только что думала? Ах да, о мебели. Ей, действительно,  нужно  только самое необходимое: диван-кровать, журнальный столик да два кресла. Желательно, конечно, чтобы это были кресла-кровати - спальные места для гостей. Нужны, безусловно,  книжные полки и письменный стол со стулом.  Было бы здорово иметь у письменного стола вращающийся стул-кресло, но это уж совсем фантастика! Ну, а для кухни  сойдет маленький холодильник "Морозко", небольшой шкаф или буфет, стол, две-три табуретки, кое-что из посуды. И все... Тем более что в этой квартире ей пока вряд ли придется долго жить. Как только появятся подходящие подлинные документы, она надолго уедет в страну назначения. Квартира будет пустовать. И о настоящей мебели она подумает уже после возвращения.
- Алло! Есть здесь кто-нибудь? - прервал ее размышления женский голос, доносившийся с лестничной площадки.
- Кто там? - чуть испуганно произнесла Алена, выходя из комнаты в прихожую.
- Это мы, соседи. У вас дверь открыта, вот мы и решили зайти, - сказала высокая, чуть полноватая женщина средних лет с проседью в черных волосах.
Рядом с ней стояла миловидная девочка лет четырнадцати - пятнадцати. Длинные, черные волосы ее были завязаны в высокий "хвост", на худенькой  девчоночьей фигурке ладно сидело простое ситцевое платье, отороченное кружавчиками.
- Да-а, проходите, - натянуто улыбаясь, махнула Алена рукой в сторону комнаты.
Стараясь сохранять на лице вежливую улыбку, она настороженно и с опаской провожала глазами нежданных гостей. Что привело незнакомых людей в ее квартиру? Чем они интересуются?
Но через пару секунд Алена мысленно рассмеялась над своей подозрительностью. Невооруженным глазом было видно, что соседи пришли просто знакомиться. И сама она с удовольствием узнает, с кем ей придется жить по соседству. В своем "классе" она жила по определенной легенде, и ей не рекомендовалось общаться с соседями. Здесь же совсем другое дело! Здесь ей можно вступать в контакт с жильцами дома. Правда, для ее проживания в этой квартире тоже отработана определенная легенда. Но уже другая, более близкая к действительности.
- Меня зовут Нина Владимировна, - протянула руку соседка. - А это моя дочь, Анна. Но мы зовем ее ласково Анютой.
- Очень приятно. Меня зовут Алена.
- У вас тоже двухкомнатная квартира? - спросила девочка и бесцеремонно направилась в сторону кухни.
- Нет, у меня однокомнатная, - ответила Алена спокойным тоном, хотя и чувствовала некоторую растерянность от такого стремительного натиска подростка.
- Вы расстроены? Да, квартира ваша маленькая. Вам, наверно, тесно здесь будет. Сколько вас человек? - задала сразу несколько вопросов общительная девочка, вернувшись с кухни.
- Анюта, как тебе не стыдно приставать с такими вопросами к незнакомому человеку? - пыталась урезонить дочку Нина Владимировна.
- Ничего страшного, - успокоила соседку Алена. - Она ведь совсем ребенок.
- Я не ребенок, - надула губки девочка и отвернулась с обиженным выражением на кукольном лице.
Но говорливый, неугомонный характер взял верх над обидой, и через секунду Анюта вновь защебетала:
- У нас квартира, конечно, больше. Двухкомнатная, с хорошей планировкой. Большая прихожая, прямо настоящий холл. А кухня такая просторная, что будет служить нам столовой. Но все равно, две комнаты для нас мало. Представляете, если бы папа был полковником, то нам дали бы трехкомнатную квартиру. А до полковника ему остается четыре месяца. Я вот говорила маме, нужно подождать, пока папа получит полковника, и тогда...
- Анна, остановись, наконец! - рассердилась Нина Владимировна. - Нам и этого достаточно. Понимаете, - повернулась она к Алене, - мы всю жизнь ездили по гарнизонам, у нас никогда не было своего постоянного угла. И когда нам предложили  эту квартиру, мы с мужем согласились не раздумывая. Хотя некоторые наши знакомые советовали нам поступить так, как только что говорила Анюта. Но ведь у многих даже маленькой собственной квартиры нет. Тысячи людей живут в коммуналках. Нам и так повезло. Как вы считаете?
- Да, наверно, вы правы, - с доброжелательной улыбкой ответила Алена, отметив про себя, что соседи ее, судя по всему, люди порядочные.
- А вы только вдвоем с мужем? Детей нет? - обратилась к Алене с очередным вопросом любопытная Анюта. - Поэтому вам дали только однокомнатную?
- Мужа у меня, к счастью, нет. Я одна, - снисходительно улыбнулась Алена.
Несколько мгновений неугомонный язычок не шевелился, но зато быстро крутились какие-то шарики в голове, потому что глаза у Анюты округлились и уставились в одну точку.
- Как так? - через несколько секунд темные глаза-вишни сузились и недоверчиво посмотрели на Алену. - Это дом военный. Здесь получили квартиры только офицеры, я это точно знаю. У нас даже ЖЭК особый, он находится далеко отсюда. Неужели и гражданские получили здесь квартиры?
- Я думаю, что да, - серьезным тоном произнесла Алена. - Насколько я знаю, пятая часть квартир в таких вот, военных, домах заселяется гражданскими семьями. Но я получила эту квартиру по той же причине, что и вы, - доверительно улыбнулась девочке Алена. - Я - офицер.
- Да? Офицер? - еще большее недоверие было написано на лице девочки.
- Да. Я - военный переводчик.
- А что вы переводите? И где служите? В Генштабе? А за границу ездите? - снова вылился поток вопросов из неугомонного ротика.
Казалось, что никакая сила не заставит замолчать этот бойкий язычок, и никто не сможет полностью удовлетворить чрезмерное любопытство его обладательницы.
- Перевожу я всякие военные тексты с английского на русский. Ты, кстати, какой язык в школе изучаешь?
- Английский, - бойко ответила Анюта.
- Какое удивительное совпадение, - с легкой иронией  в голосе произнесла Алена. - А скажи мне, пожалуйста, на английском языке, где работают твоя мама и папа.
Кукольно-глазастое, оживленное лицо Анюты мгновенно поникло и  потускнело, на нем появилось страдальческое выражение. Переминаясь с ноги на ногу и уставившись на собственные туфли, она грустно молчала. Было очевидно, что поставленная перед ней задача была выше ее возможностей.
- Ну, хорошо, тогда скажи мне, как тебя зовут и сколько тебе лет. На английском, конечно.
Анюта оживилась, сосредоточенно наморщила лобик и бойко начала:
- My name is Ann. I am...
Дальше вымолвить она не могла ни слова и, потупив глаза, стыдливо молчала. Да, задавать вопросы, оказывается, намного легче, чем отвечать на них. Вид у нее был несчастный, и Алене стало жаль девочку.
- Не помнишь? - с ласковым сочувствием в голосе спросила Алена. - Понятно. Сейчас каникулы, и ты все забыла. Так?
- Да, забыла, - тихо промямлила Анюта.
- Ничего страшного, не расстраивайся. В сентябре начнутся занятия в школе, ты все повторишь, вспомнишь, и мы с тобой будем по-английски разговаривать.
Лицо Анюты просияло, но голос ее был серьезным и вдумчивым:
- Разговаривать я не смогу. Мало знаю и многого не понимаю. Эти дурацкие артикли меня выводят из себя. Когда их употребляют и зачем?  Вы мне поможете разобраться с непонятными грамматическими правилами?
- Обязательно, - заверила девочку Алена.
- Спасибо. Я с радостью буду к вам приходить, - озарилось счастливой улыбкой лицо девочки.
- Анюта, тебе не стыдно навязываться так нахально к девушке? - наконец-то удалось вставить слово Нине Владимировне. - Уж вы извините ее. Она у нас очень бойкая.
- Ничего-ничего, из бойких детей вырастают талантливые люди, - засмеялась Алена.
- А что касается английского... Мы не можем Анночке помочь, мы не знаем английского. Мы с мужем немного говорим по-немецки. Служили в ГДР. Вы когда переезжаете?
- Трудно сказать. Мне пока нечего сюда перевозить. У меня практически ничего нет. Есть книги, несколько эстампов, акварели, комнатные растения. Я ведь в общежитии жила. Мне нужно все покупать. А вы? Вы уже переехали?
- Да, переехали. У нас было кое-что из мебели. "Хельга", например. Из Германии привезли. Все стояло у мужниной сестры. Заходите к нам. Посмотрите, как мы устроились.
- Спасибо, зайду обязательно. Сейчас закрою балконную дверь и приду.
- Так мы вас ждем. Наша дверь рядом с вашей.
- Не обманите, приходите обязательно, - весело присоединилась к приглашению матери Анюта.
- Если я сказала, что приду, значит - явлюсь обязательно, - заверила девочку Алена.
Алена проводила гостей, еще несколько минут  побродила по комнате, мысленно прикидывая, как она обставит квартиру, затем закрыла дверь на ключ и позвонила в соседнюю квартиру.
Там ее уже ждали. Нина Владимировна провела ее в зал и усадила в кресло за журнальным столиком. На столике уже кипел электрический самовар, стояли чашки и вазочки с конфетами и домашним печеньем-хворостом.
Алена шла в соседнюю квартиру с намерением пробыть там пять-десять минут, а провела в милой дружеской беседе с Ниной Владимировной и присоединившимся к ним позже Петром Павловичем более двух часов. Ушла она из их квартиры в твердой уверенности, что с соседями ей явно повезло.

                2

- Доброе утро! Я не видела вас целую вечность, - с радостной улыбкой сказала  Алена, открыв дверь  "класса" Анне Ивановне, своей преподавательнице по английскому языку.
- Доброе утро! Я очень рада видеть вас, - тоже на английском языке ответила Анна Ивановна.
        - Мне вас очень не хватало все это время, - скороговоркой произнесла Алена заученную наизусть английскую фразу, и обе громко рассмеялись.
Они вспомнили, как три года тому назад Алена, начав изучать английский язык, проходила по грамматике "настоящее совершенное (перфектное) время" и никак не могла понять, почему настоящее время выражает действие, которое уже состоялось. Как такая глупость может в языке существовать!? - восклицала она. Какие глупые и консервативные эти англичане! У них все не так, как у людей. Язык такой странный. Написано одно, а читаешь совсем другое. То ли дело ее любимый французский язык! Там все ясно, понятно, просто. Есть, безусловно, определенные сложности, особенно с предлогами и артиклями, но все-таки никакого "настоящего перфектного времени". Даже в немецком языке, по-настоящему сложном по сравнению с другими европейскими языками, нет такого непонятного для русского человека грамматического времени.
Но Анна Ивановна останавливала тогда все возмущенные возгласы своей ученицы и заставляла учить наизусть фразы типа: "Вы когда-нибудь бывали в Париже?", "Я никогда не была в Париже", "Я только что прибыла из Канады", "Я еще не видела сегодня своего ведущего", "Вы видели этот фильм?", "Моя экономка только что пришла с магазина". Алена повторяла по несколько раз в разных вариациях эти фразы, а также те, которыми они только что обменялись.
            - Это примеры классического употребления «настоящего перфектного времени», - разъясняла Анна Ивановна, - и эти выражения должны отлетать от ваших зубов как семечки.
С тех пор многое в их занятиях изменилось. Алена теперь хорошо знала это время, как знала она  другие грамматические правила и их правильное употребление в письменной и разговорной речи. Уже больше года они с Анной Ивановной на своих уроках говорили только по-английски, почти никогда не прибегая к помощи русских слов...

        Алена очень ценила и уважала Анну Ивановну. Она была, пожалуй, самой любимой ее преподавательницей. Алена почти все  о ней знала, кроме фамилии и домашнего адреса, конечно. Анне Ивановне было чуть больше пятидесяти лет, но выглядела она очень моложаво. Даже несколько излишняя полнота не портила ее, не старила, а подчеркивала ее женственность и придавала ей то особое обаяние, которое привлекает к себе и молодых и старых, и мужчин и женщин. Анна Ивановна обычно одевалась строго, по-учительски. Но в ее классических платьях и костюмах всегда присутствовала элегантность и даже определенный шик за счет аксессуаров, которыми она очень умело пользовалась. Темно-каштановые волосы преподавательницы были всегда уложены в безупречную прическу. Осенью и весной она поражала Алену интересными шляпками, зимой на голове ее красовалась шапка из голубого песца.
Алена знала, что Анна Ивановна научилась красиво и со вкусом одеваться в давние военные годы. Будучи студенткой третьего курса института иностранных языков, она в сорок третьем году поехала с группой своих однокурсников в США работать переводчицей при советской военной миссии. В то время Советский Союз и США воевали вместе против общего врага, гитлеровского фашизма, и были верными союзниками, почти друзьями. Связи между двумя странами бурно развивались, а переводчиков не хватало. Потому руководство страны вынуждено было  брать на переводческую работу хорошо успевающих студентов, которые бегло говорили на английском языке.
Анна Ивановна в США вышла замуж за своего однокурсника, там же у них родился сын.
      - Дима иногда шутит, - как-то со смехом сказала преподавательница Алене, - что он, согласно американским законам, мог бы баллотироваться на пост Президента США.
Анна Ивановна много рассказывала Алене о годах своего пребывания в США, об американской истории и культуре, о нравах и обычаях этой страны. Она охотно делилась со своей ученицей впечатлениями об образе жизни и характере простого, среднего американца.
- Американцы отличаются законопослушностью и исполнительностью, - говорила Анна Ивановна. - Они настойчивы в достижении поставленной цели, и их настойчивость граничит иногда с упрямством.
- А что в характере американцев поразило или удивило вас больше всего? - спросила как-то Алена свою преподавательницу.
- Их подверженность влиянию официальной пропаганды, - не задумываясь, ответила Анна Ивановна.
- С трудом могу поверить, что в такой демократической и свободной стране, как сами американцы любят хвастаться на каждом углу, народ может находиться под сильным влиянием средств массовой информации, - удивилась Алена.
- Я бы тоже не поверила, если бы сама не убедилась в этом, - рассказывала преподавательница. - Когда шла война, и советские люди официально и в прессе назывались друзьями, то все наши соседи, продавцы в магазинах относились к нам, советским переводчикам, очень дружелюбно. Если продавец узнавал, что к нему в магазин зашел советский человек, то его обычная вежливая улыбка становилась такой широкой, открытой и лучезарной, что казалось, он готов был полмагазина  за бесценок уступить дорогому русскому другу. Однако стоило Черчиллю произнести в Фултоне свою известную антисоветскую речь, положившую начало "холодной войне", как отношение американцев к нам резко изменилось. Продавец, который буквально два дня назад мне приветливо и дружелюбно улыбался, видя во мне своего друга, стал смотреть на меня холодными глазами, на его лице  я видела  отчужденность и даже враждебность.
Несмотря на такие неприятные эпизоды, Анна Ивановна с теплотой вспоминала об Америке, многое любила в американской культуре и пыталась привить эту любовь Алене. В конце второго и на третьем году обучения, когда Алена стала читать английскую и американскую литературу в подлиннике, Анна Ивановна приносила ей книги Ирвинга и Купера, Эмерсона и Торо, По и Мельвиля, Стейнбека и Фитцжеральда. Преподавательница читала Алене стихи Хоторна и Уитмена, а Лонгфеллоу был ее любимым поэтом.
     - Лонгфеллоу, - говорила она Алене с воодушевлением, - настолько ярко и талантливо поэтизировал жизнь своей страны, что поведанные им в стихах истории стали частью легенды, более реальной, чем сами события, произошедшие в действительности и послужившие основой для стихов поэта.
Но для Алены не было ничего прекраснее и талантливее, чем литература, живопись, театральное и киноискусство России и Франции. США были для нее страной "дешевой массовой культуры". В Америке, считала Алена, никогда не создавалось и не создается, за редким исключением, высокохудожественных произведений  искусства. Там не может быть, твердила она упрямо, "высокой" культуры, поскольку изначально страна эта создавалась преступниками, бежавшими из Европы от правосудия и захватившими земли коренных жителей континента, большую часть которых они убили, а оставшихся в живых загнали в резервации.
- Хорошо, любите Мопассана, Золя и Франсуазу Саган, - соглашалась с Аленой Анна Ивановна, - но американских авторов тоже читайте. Чтобы умело воевать с врагом, его нужно хорошо знать.
- Только поэтому я и читаю этих заносчивых американцев,- отвечала Алена.
Правда, она регулярно и довольно охотно читала романы Джэклин Сьюзан, Гарольда Робинса, Артура Хейли и Джона Джеймса. Но  читая  известные в Америке и в Европе бестселлеры, Алена увлекалась не сюжетом, не характерами героев и не событиями, описанными в них. Она изучала реалии и язык, она "купалась" в сленге и в современных выражениях, которыми были напичканы эти романы, и которые ей было необходимо знать для более основательного знания разговорного “аmerican English”.
Единственной американской книгой, которую Алена прочитала с любопытством и с известной долей интереса, был роман Маргарет Митчелл "Унесенные ветром". Прочитав очередные главы романа, она на очередном занятии пересказывала Анне Ивановне содержание прочитанного, употребляя новые слова и выражения, которые она встретила в этих главах. Собственно говоря, все ее "домашнее чтение" преследовало, в основном, эту цель - запомнить и научиться употреблять в разговоре как можно больше новых английских выражений. Анна Ивановна была довольна, как Алена готовилась к занятиям, и не раз говорила, что она всегда с радостью приходит на занятия к ней.
Но не только об Америке говорили они с Анной Ивановной. Они говорили о простых обыденных вещах и делились своими впечатлениями обо всем, что происходило в стране и мире. За три года Анна Ивановна стала для Алены не просто любимой преподавательницей, а верным старшим другом, встречи с которым всегда ждешь с большим нетерпением.
Вот и сейчас Алена продолжала приветствовать преподавательницу радостными воскликами на английском языке:
- Я так давно вас не видела! Я, действительно, очень-очень рада видеть вас.
- Я тоже очень рада. Ведь мы не виделись почти четыре месяца.
- Да, три с половиной. Давайте ваш плащ, проходите в гостиную.

                ***

- Здесь что-то изменилось, - сказала Анна Ивановна, зайдя в комнату и оглядевшись. - Чего-то не хватает.
- Моего духа здесь не хватает, - засмеялась Алена. - Я ведь теперь здесь не живу.
- Да, я знаю. Вы получили квартиру.
- Вот-вот. Мое тело, мой дух и кое-какие вещи перекочевали отсюда в мое личное гнездышко. Может, сначала выпьем по чашечке кофе? - предложила Алена. - А потом перейдем в рабочий кабинет?
- С удовольствием. Вам нужно "разговориться" после такого перерыва, - сказала Анна Ивановна, усаживаясь в кресло.
- Подождите минуточку, я сейчас. Хозяйка пока не пришла, и я сама приготовлю кофе. Растворимый сойдет?
- Да-да, конечно, - закивала головой Анна Ивановна.
Алена ушла на кухню, где только что закипел чайник, который она поставила на плиту за несколько минут до прихода Анны Ивановны. Положила в чашки по ложечке кофе, залила кипятком. Разместила на подносе чашки с блюдцами, сахар, печенье и, зайдя в гостиную, поставила поднос на кофейный столик.
- Вы не возражаете, если я закурю? - чересчур вежливым, почти официальным тоном, спросила Алена.
- С каких пор вы у меня спрашиваете разрешения на курение? - удивилась Анна Ивановна. - По-моему, здесь вы всегда курите. Только рабочий кабинет, к счастью, остается без табачного дыма.
- Тренируюсь в употреблении вежливых форм, - улыбнулась Алена.
- Правильно, -  одобрительно улыбнулась в ответ Анна Ивановна. - Ну, рассказывайте, как у вас дела. Что делали все это время после окончания нашего, так сказать, учебного заведения?
- Была сначала в отпуске.
- Ездили куда-нибудь?
- Да, на родину. У мамы была.
- Как мама? Как брат с женой и их малышка?
- У них все в порядке. Брат с женой живут мирно, почти не ссорятся. Часто у мамы бывают, Ирочку ей "подкидывают". Мама - молодец. Крутится, вертится целый день. И работает, и хозяйство небольшое держит: поросенок у нее растет, пять курочек. Правда, из-за этих хлопот она устает, за последний год много морщинок на ее лице появилось. Вы ведь с ней практически одного возраста, а выглядит она лет на семь-восемь старше вас. Но все-таки свои года держит, - бодро добавила Алена. - Это вы выглядите моложе своих лет.
- Спасибо на добром слове, - благодарно улыбнулась Анна Ивановна. - Замуж мама так и не пошла? Вы рассказывали, что к ней сосед-вдовец сватался.
- Нет, не захотела. Она все еще отца помнит и любит. Уж сколько лет прошло...
- А сколько? Лет двадцать?
- Да нет, уже двадцать три года. Папа умер через год после моего рождения. Я его, конечно, и не помню совсем, не знаю. Вернее, знаю по фотографиям, по письмам с фронта. На фото он такой молодой, красивый, с черным чубом. Интересно, каким бы он был, если бы дожил до этого времени?
Алена умолкла, задумчиво потягивая сигарету.
- Да, от военных ран многие солдаты в первые десять лет после войны ушли из этой жизни, - отозвалась Анна Ивановна с грустной полуулыбкой человека, испытавшего на себе, что такое горечь утраты близких. - А потом, после отпуска, чем вы занимались? - мягко спросила преподавательница после нескольких секунд молчания.
- Потом квартирой занималась. Проблемы с мебелью. Но об этом скучно вспоминать и совсем неинтересно рассказывать.
- Читали что-нибудь на английском? Или только на своем «родном» французском?
Слово «родном» Анна Ивановна выделила особой интонацией, в которой слышались нотки то ли ревности, то ли укора.
- Ой, вы знаете, Анна Ивановна, мне захотелось перечитать некоторые главы из книги "Унесенные ветром". Хотя, как вы знаете, американскую литературу я не очень люблю, предпочитаю французскую. Но эта книга... Что-то в ней есть такое, что притягивает меня, увлекает, завораживает...
       - Странно, - усмехнулась Анна Ивановна. – Странно слышать такие слова от вас. Вы же говорили, что «Унесенные ветром» - это легкое «чтиво» с надуманным сюжетом, что это далеко не «Война и мир», и что все претензии на такие сравнения не выдерживают никакой критики.
       - Я и сейчас так считаю.  Даже несмотря на то, что события в книге  Маргарет Митчелл разворачиваются на фоне великих исторических событий, для Америки не менее важных, чем война 1812 года для России, ставить эти романы рядом, на один уровень, нельзя.  Я по-прежнему считаю, что в книге выведены, в основном, картонные герои, раскрашенные яркими красками. И тем не менее, некоторые  характеры и эпизоды написаны великолепно. Вспомните,  хотя бы, сцены, когда жители Атланты ждут появления списков убитых. Вот из-за подобных сцен мне и захотелось просмотреть несколько глав. А прочитала весь роман.  Причем, признаюсь, почему-то теперь с  большим удовольствием, чем в первый раз.
- Ну и как? Изменилось ваше мнение о героях романа? Или по-прежнему Скарлетт вам нравится больше, чем Мелани?
- Нет, мнение мое не изменилось. Я по-прежнему больше симпатизирую Скарлетт с ее яркой индивидуальностью и жаждой жизни. Мне нравятся такие женщины: храбрые, стойкие, энергичные, способные преодолевать любые трудности ради достижения поставленной цели.
- Что ж, я так и предполагала. Вам, судя по вашему характеру, и должна нравиться больше Скарлетт. И хорошо, что на отдыхе читали на английском языке. Ну, а с работой как у вас обстоят дела? - спросила Анна Ивановна и тот час же добавила: - Извините  за вопрос. Можете говорить только то, что сочтете нужным.
- Ничего особо секретного в моем теперешнем положении нет, - закурила Алена вторую сигарету. - Жду. Подходящих документов нет. Теперь мной занимается не  Иван Васильевич.
- Это естественно. Вы ведь теперь уже не у нас.
- Сейчас мой непосредственный начальник и руководитель - Михаил Николаевич. Вы знаете его?
- Да, знаю. За глаза его все называют ЭмЭн. Он очень хороший, порядочный и отзывчивый человек. Так что ЭмЭн будет для вас не только начальником, но и другом.
- Я успела уже это понять. Ведь мы встречались с ним несколько раз, пока я училась. Он наблюдал за моими успехами в учебе, присутствовал на некоторых занятиях. Он сказал, что я должна сейчас возобновить свои занятия. Прежде всего, тренировки по радио: прием цифровых групп на слух, работу с радиостанцией. И, конечно же, языки.
- Он прав. Иностранный язык - это ведь как игра на музыкальном инструменте: не будешь тренировать пальцы каждый день - потеряется навык, непринужденность, легкость в исполнении.
- Именно поэтому мы и будем с вами снова заниматься. Встречаться будем реже, чем раньше, поскольку мне сейчас нужно еще венгерский язык учить. Я не могу ничего конкретно сказать, но венгерский мне будет необходим для легенды. Что-то там "вырисовывается" с подлинными документами, для использования которых требуется знание этого сверхтрудного языка.
- Выучите. Вам языки легко даются.
- Выучу, конечно, - согласилась с преподавательницей Алена. - Но так хочется поскорее заняться делом, которому я решила посвятить себя. А то все учеба, учеба... Меня ведь готовили для работы, а не для сидения в Москве, - с оттенком горечи в голосе произнесла Алена.
- Учеба никогда не повредит, - успокоила ученицу Анна Ивановна. - "Век живи - век учись". Вам, надеюсь, знакома эта мудрая пословица?
- Знако-о-ма, - задумчиво пускала колечки дыма Алена. - И я с ней полностью согласна. Более того, чем больше я учусь, тем больше убеждаюсь, что ничего не знаю, и чувствую себя совершенно необразованной. А Иван Васильевич мне постоянно твердил, что разведчик должен обладать высоким интеллектом, чтобы иметь возможность вести беседу с разными людьми, в том числе и из высшего света. Он обязывал меня ходить в музеи, на выставки, в театры. Заставлял читать не только художественную литературу разных стран, но и специальные книги по искусству, истории, политике. А я ничего толком не успевала.
  - Вот видите, как кстати теперь эта ваша передышка. Воспользуйтесь сполна этим вынужденным ожиданием, - посоветовала Анна Ивановна. 
- Да уж, конечно, зря время терять не стану. Я уже несколько интересных книг по искусству в "Букинисте" купила. Серьезно увлеклась историей той страны, куда я, предположительно, должна уехать на долгие годы. Да, я забыла вам сказать, - оживилась Алена, - Михаил Николаевич попросил меня серьезно обдумать вопрос о будущей профессии.
- Какой профессии? У вас уже есть замечательная профессия, - с улыбкой произнесла Анна Ивановна.
  - Да, она действительно замечательная, - охотно согласилась с преподавательницей Алена. - Но речь идет о другой профессии. Мне нужна легальная специальность для работы в стране назначения. Предполагалось, что моей "крышей" на первые годы будет учеба в каком-нибудь учебном заведении. Но поскольку я пока сижу в Москве, то можно было бы чему-то и здесь учиться. По крайней мере, необходимо начать учебу. Правда, выбор у меня небольшой, сами знаете. У меня за душой, как говорится, нет никакого настоящего дела. Учитель иностранных языков - это не профессия для моей будущей работы. Самые "ходовые" и не требующие долгих лет обучения специальности для женщин - это секретарь-референт, парикмахер, косметолог, модистка. Да еще желательно выбрать такую профессию, которая позволила бы, в случае необходимости, открыть свое дело. Чтобы быть независимой и свободной для выполнения тех задач, которые передо мной будут поставлены. 
- Уверена, любая профессия вам по плечу, любую вы быстро освоите.
- Спасибо, Анна Ивановна. Вы меня захвалите, я испорчусь, - засмеялась дробным смехом Алена и внутренне покраснела, вспомнив афоризм Ларошфуко: "Уклонение от похвалы - это просьба повторить ее".
- Вас уже ничего не испортит, - с  благосклонной улыбкой успокоила ученицу Анна Ивановна.
"Ларошфуко был прав", - мысленно констатировала Алена.
- Да... ЭмЭн, я его тоже так называть теперь буду, - веселые искорки зажглись в глазах Алены, - сказал, что эту квартиру нужно будет скоро полностью освободить. Так что в ближайшем будущем наши занятия будут проходить, скорее всего, в моих, так сказать, апартаментах. Во всяком случае, я просила об этом ЭмЭн.
- С удовольствием буду приезжать к вам. Ну что, пойдем в рабочий кабинет и начнем занятия?
- Вы мне что-нибудь новенькое с Люсиль Болл принесли? - с нетерпеливой надеждой в голосе спросила Алена, предвкушая удовольствие, которое она получит от фильма из своей любимой серии "I Love Lucy".
- К сожалению, у нас нет ничего нового из этой серии.
- Очень жаль, - разочарованно протянула Алена.
- Ничего, послушаем новую аудиопленку. Посмотрим, как вы, спустя четыре месяца после регулярных занятий, будете воспринимать на слух американский английский.
- Надеюсь с честью оправдать ваши надежды, - уверенно сказала, поднимаясь с кресла, Алена.
- "Не кажи гоп, пока не перескочишь". Так, кажется, говорят на вашем родном языке? - впервые за всю беседу отошла Анна Ивановна от английской речи.
        - Ой, Анна Ивановна, вы же знаете, что моим родным языком я считаю русский. Украинский я постепенно забывать стала. Особенно учитывая то, что я его не очень хорошо знала. Как, впрочем, и все в моей семье. Отец ведь только наполовину украинец. Чистым украинцем был дедушка, а бабушка - русская. А мама моя... Я, кажется, вам говорила, что она наполовину полька, наполовину литовка.
       - Поэтому-то вас и взяли в разведку, - засмеялась Анна Ивановна, направляясь к рабочему кабинету. - У вас такая космополитская внешность, что сойдете за кого угодно, только не за русскую.
- Значит, в разведку меня взяли исключительно из-за моей внешности? - с напускной обидой произнесла Алена.
- Вам прекрасно известно, за что вас взяли. И не напрашивайтесь на похвалы и комплименты, - с некоторой строгостью в голосе проговорила Анна Ивановна, усаживаясь на стул за рабочим столом в кабинете.
- Хорошо, не буду, - смиренно сказала Алена, занимая место напротив преподавательницы. - Как хорошо было беседовать с вами, а сейчас снова этот магнитофон, - тоном недовольной студентки добавила она.
- Давайте, давайте. Ставьте пленку, - сказала Анна Ивановна, доставая из сумки пленку.
В дружеском, задушевном голосе ее зазвучала твердость и строгость требовательного учителя.
- Слушаюсь и повинуюсь, - шутливым тоном произнесла Алена, заправляя пленку в большой, учебный магнитофон.
- Слушаем внимательно, - продолжала Анна Ивановна. - Потом перескажете подробно все, что удалось понять. О’кей?
- О’кей, - послушно произнесла Алена и нажала на кнопку "пуск".

                3

- Нина Владимировна, холодец уже нести? - спросила Алена соседку, когда та открыла дверь на Аленин звонок.
- Пока не нужно, - ответила Нина Владимировна озабоченным тоном. - Пусть стоит в твоем холодильнике. А то у нас очень жарко, холодец начнет подтаивать. Внесем в последнюю очередь.
- Может, нужна моя помощь? - заметив нервную озабоченность в глазах соседки, спросила Алена.
- А ты свободна? - с надеждой посмотрела на нее Нина Владимировна.
- Конечно. Сегодня же выходной, праздник.
- Но ты иногда свои переводы и в выходной делаешь. Куда только смотрит профсоюз!? Хотя... в армии профсоюза нет, и некому позаботиться об охране труда.
- Знаете, Нина Владимировна, я очень довольна, что  мне  разрешили некоторые переводы иногда домой брать и мне не нужно на службу с утра тащиться. Потому я беспрекословно соглашаюсь делать даже больше переводов, чем можно успеть за рабочее время и с удовольствием тружусь в выходные. Но на эти праздники мне ничего не "всучили". Так что я свободна.
- Тогда проходи, от помощи не откажусь, - обрадовалась Нина Владимировна.
Алена закрыла свою дверь на ключ и прошла к соседям.
- Здравствуйте, Петр Палыч, - прежде чем идти на кухню, заглянула Алена в зал, где сосед собирал длинный обеденный стол. - Мы с вами сегодня еще не виделись. С праздником вас!
- Здравствуй, Алена, здравствуй, - дружелюбно ответил Петр Павлович. - С Днем Октябрьской Революции тебя! Парад смотрела по телевизору? Понравился?
- У меня ж телевизора нет!
- Ой, я и забыл! Почему к нам не пришла?
- Мне захотелось поспать сегодня подольше. Ну ладно, пойду на кухню. Там моя помощь требуется.
Алена зашла в просторную, уютную кухню, где сверкали белизной подвесные шкафчики, окна были убраны в веселые занавески с рюшками, на подоконнике и на стенах зеленели комнатные растения. Рабочий и обеденный стол были заставлены кастрюльками, мисками, салатницами: шла подготовка к праздничному ужину. Сегодня Кузнецовы собирали гостей, чтобы отметить 7 ноября и очередную звездочку Петра Павловича, которому недавно присвоили звание полковника.
- Анютик, привет! - поздоровалась Алена с девочкой, которая усердно водила морковкой по терке с крупными отверстиями.
- Здравствуй, Алена! С праздником! - радостно посмотрела на старшую подругу Анюта.
Они действительно очень подружились за эти четыре месяца. Для Алены Анюта была вроде младшей сестренки, которой у нее никогда не было и которой ей всегда не хватало. А для Анюты Алена стала старшим другом, товарищем, советчиком. Причем Алена пользовалась таким непререкаемым авторитетом у девочки, что если родителям не удавалось в чем-то убедить свою дочь, то они втайне от девочки обращались к Алене с просьбой, чтобы она внушила Анночке то, что им от нее было нужно. Алена выполняла их просьбы всегда так умело, тонко и дипломатично, что девочка даже не подозревала о сговоре ее родителей со старшей подругой.
- Что ты готовишь? - спросила Алена у Анюты.
- Мой фирменный морковный салат, - с гордостью ответила девочка. - Сейчас еще чеснок надавлю и заправлю все майонезом. Точно так же сделаю салат из вареной свеклы. Свеклу мама отварила еще вчера.
- Молодец, подружка, - похвалила девочку Алена. - Что мне делать? - обратилась она к Нине Владимировне.
- Как насчет селедки? Ты умеешь ее разбирать?
- Еще как умею! Это, пожалуй, единственное, что я умею хорошо делать. А в остальном я неумеха. Так что не стесняйтесь, используйте меня на всяких черных, подсобных работах. Если картошку нужно почистить или порезать что-нибудь, то я с удовольствием возьмусь за такое задание. Ну, еще смогу украсить блюда. Или бутерброды, тартинки красивые сделать. Это мое хобби.
- Тогда вот, банка с селедкой в твоем распоряжении, - Нина Владимировна протянула своей новой помощнице уже открытую банку с сельдью. - Разбирай шесть селедок, по три на каждую селедочницу. Они стоят на холодильнике.
- Гостей много будет? - спросила у Нины Владимировны Алена, снимая тонкую шкурку с первой селедки.
Не успела Нина Владимировна даже рот открыть для ответа, как Анюта уже затараторила:
- Довольно много! Тетя Рая с дядей Вовой будут и их дочь Света. Моя двоюродная сестра, значит. Но я ее совсем не жду, мне с ней неинтересно. Ей уже двадцать лет, она студентка, и вся такая важная, гордая. А еще бабушка обязательно будет. Она должна уже скоро приехать, хотела нам помочь. Дядя Коля и...
- Анна! – сердитым голосом прервала дочь Нина Владимировна. - Сколько раз тебе повторять? Ты не должна вмешиваться, когда разговаривают взрослые. Помолчи, пожалуйста. Хорошо?
- Хорошо, - покорно ответила Анюта, бросив быстрый, вопросительный взгляд в сторону Алены.
Алена чуть пожала плечами, украдкой подмигнула девочке, и обе понимающе заулыбались.
- Гостей будет не очень много, - продолжала Нина Владимировна, не заметив их заговорщицких взглядов. - Человек десять-двенадцать. Только родственники Петра. Мои ведь, ты знаешь, далеко отсюда. А завтра еще один стол накрывать буду. Для "мальчишника", на котором будут друзья и сослуживцы Петра.
- Я знаю кого-нибудь из сегодняшних гостей? Насколько я поняла из Анютиных слов, будет старшая сестра Петра Палыча с мужем и дочерью. Их я как-то видела у вас. И Ольгу Федоровну я знаю. А остальные? - спрашивала Алена, закончив снимать шкурку и начав отделять тушки от костей.
- Будут два двоюродных брата Петра с женами. Причем Иван и Анна придут, сказали, с сыном. Получается девять человек. Может быть, придет и старший сын Раи. С женой и сынишкой. Я тебе уже говорила, что Роман - тоже офицер, военный летчик, и служит на Урале. Но вчера они на праздники приехали в Москву и если не надумают идти в гости к своим друзьям, то приедут к нам. Очень хотелось бы их видеть. Они давно здесь не были. И кроме того, будет компания Анютке. Их сыну, Виталику, пятнадцать.
- Я бы тоже хотела, чтобы Виталик пришел. Он не такой зануда, как Света, - сказала Анюта.
- Анют, как ты можешь так о двоюродной сестре говорить?! Света - очень хорошая девочка. Отличница, спортом занимается.
- Студентка, отличница, комсомолка, спортсменка, - с кавказским акцентом, иронично и насмешливо произнесла Анюта. - Ну, прямо как в кино.
Алена усмехнулась, мысленно похвалив Анюту за актерский талант: она в точности скопировала актера Этуша в фильме "Кавказская пленница".
- А что тут такого плохого! - возмутилась Нина  Владимировна. -  К ней и впрямь подходят все эти слова. Тебе пример нужно с нее брать, а ты...
- Что я? - перебила маму строптивая дочь. - Я только правду сказала. Я слышала, как папа тоже ее так однажды назвал.
Нина Владимировна и Алена с улыбкой переглянулись: Петр Палыч, действительно, считал Светлану занудным "сухарем". Он, правда, непременно подчеркивал, что "сухарь" этот - очень умный и начитанный.
- Ладно, не будем спорить по этому поводу, - миролюбиво произнесла Нина Владимировна. - Значит ... если Роман со своей семьей придет, - продолжила она подсчитывать гостей, укладывая на противень только что сделанные из дрожжевого теста пирожки с капустой, - получается двенадцать человек. И нас четверо.
- Трое, - поправила соседку Алена.
- А ты? Тебя я причисляю к своей семье. Ты ведь нам как дочка, сестра Анны.
- Спасибо, - засмеялась Алена. - Только мамаша вы слишком молодая для меня. Всего на шестнадцать лет старше. Но я рада считаться членом такой милой семьи. Репчатый лук у вас есть?
- Возьми в холодильнике, внизу.
- Все, стол готов, - громко и радостно произнес вошедший на кухню Петр Павлович. - Можно накрывать.
- Бери в помощь Алену, - сказала Нина Владимировна мужу. - В "Хельге" вся посуда стоит, рюмки, фужеры, ножи, вилки. На всякий случай, накрывайте на шестнадцать человек. Если Роман не придет, лишние приборы уберем. Да... Алена, у тебя на кухне четыре табуретки есть. Можно их взять? А то нашего дивана и стульев на всех не хватит.
- О чем разговор, Нина Владимировна! Сейчас же и принесем с Петром Палычем, - с готовностью ответила Алена, как раз закончив укладывать луковые колечки поверх селедки.
Когда стол был накрыт и даже холодец переместился с Алениного холодильника на положенное для него место, а до прихода гостей оставалось около часа, Алена пошла в свою квартиру, чтобы переодеться и привести себя в порядок.

                ***

Алена с удовольствием шла на этот праздник к гостеприимным соседям. Ей нравилось у них бывать, нравились отношения в их семье. Она искренне полюбила своих соседей и только сейчас, подружившись с ними,  по-настоящему поняла, как ей не хватало - все эти три года в Москве! - обычных друзей и нормальных сердечных отношений с людьми. У нее, конечно, были отличные, практически дружеские отношения с преподавателями, особенно с Анной Ивановной. Но общаясь с ними, она никогда не могла быть до конца уверена, искренни ли они и откровенны в разговорах с ней. Может, каждая беседа была заранее продумана и являлась методической разработкой, входящей в план подготовки?
В ее же отношениях с Кузнецовыми существовала настоящая открытость и искренность. ЭмЭн знал о том, что у нее появились друзья и одобрил эту дружбу, понимая, как Алена в ней нуждается.
      - Они люди проверенные, - сказал ей ЭмЭн через несколько дней после того, как она представила ему все данные о своих соседях. - Дружить и доверять им вы имеете полное право. До определенных пределов, конечно. Сами понимаете.
        Алена, естественно, это понимала и была искренней и открытой с Кузнецовыми во всем, что не касалось ее специальной подготовки и будущей работы.

Она сидела перед зеркалом и раздумывала: стоит употребить косметику или нет? У нее были большие, выразительные глаза, которые и без косметики привлекали к себе слишком пристальное внимание. Она не раз ловила на себе восхищенные глаза мужчин, которые восклицали ей вслед: "Не глаза, а глазищи! Такие любого с ума могут свести".
Цвет ее глаз был довольно обычный: серо-голубой. Но в этой обычности скрывался маленький секрет:  рядовой, обычный серо-голубой цвет переходил по краям в ярко-синий, а иногда в темно-фиолетовый  широкий ободок. Яркая синева заставляла ее глаза переливаться лучистым светом, придавая им выразительную глубину и загадочность. И что самое удивительное - глаза ее отливали разным цветом в зависимости от ее настроения, от освещения и погоды. Оттенки менялись от холодного серого до яркого бирюзового и цвета морской волны.
Алена подумала-подумала и решила все-таки употребить кое-что из "мазил", как она называла всю косметику. Ведь сегодня праздник, и нужно выглядеть хоть чуть-чуть не так, как в обычные дни.
Хорошо заточенным черным контурным карандашом Алена аккуратно провела узкую полоску у основания ресниц, затем тонким слоем наложила на веки темно-серые тени, слегка направив их кисточкой к вискам. Потом чуть подкрасила кончики длинных, пушистых ресниц темно-синей тушью. Бровей она касаться не стала. Брови и волосы ее были одинакового цвета, и любое прикосновение к бровям более темного карандаша сделало бы ее лицо вульгарным. Формой бровей она тоже никогда не занималась. Они от природы были красиво очерчены, с легким изгибом посредине, без излишней мохнатости. Так что ей не приходилось мучить себя болезненным выщипыванием, которым занимались все ее подружки в институте. Брови следует только чуть подправить маленькой щеточкой в нужном направлении.
Губы Алена подкрасила розовой перламутровой помадой, подчеркнув перед этим их форму контурным карандашом цвета недоспелой малины.
Затем она перешла к прическе. Волосы Алены были предметом зависти для ее одноклассниц и однокурсниц. Они перепробовали все имевшиеся в продаже краски, оттеночные шампуни и даже чернила, чтобы получить тот пепельно-голубоватый оттенок, которым отливали волосы Алены. Но получить такой неповторимый натуральный цвет, каким наградила природа Алену, им не удавалось. Волосы ее отличались еще и тем, что были они пышными, волнистыми и послушными. Ей не нужны были никакие укладки, химические завивки, бигуди и щипцы. Только раз в два-три месяца ходила Алена в парикмахерскую, чтобы привести в порядок посеченные кончики волос. В школе она заплетала косу, потом носила короткую пышную стрижку, сейчас же ее волосы доходили до плеч. Но Алена редко держала их распущенными. Чаще всего, она гладко зачесывала волосы назад, стягивала их резинкой,  и получался пушистый "хвост". Сейчас же она резинку сняла, тщательно расчесала волосы сначала вперед, затем налево, направо. После чего, смочив руки водой, принялась слегка приподнимать волосы и взъерошивать, придавая им форму. Волосы тут же стали сами собой укладываться в красивые волны и колечки.
Одежду Алена выбрала весьма скромную: голубой батник с расстегнутым почти до ложбинки меж грудей воротом и темно-синие, чуть расклешенные книзу, брюки. Этот наряд элегантно смотрелся на ее стройной фигуре, подчеркивая тонкую талию и аккуратные, хоть чуть-чуть и широковатые на ее вкус, бедра.
Алена уже была в прихожей и собиралась выходить из квартиры, как раздался звонок в дверь. Она открыла дверь - перед ней стояла Нина Владимировна.
- Алена! Ты поче..., - остановилась соседка на полуслове.
Она в замешательстве рассматривала Алену, словно не узнавая ее. Через несколько секунд Нина Владимировна обрела дар речи и произнесла голосом, полным изумления:
- Алена, ты сейчас просто красавица, кинозвезда! Я тебя такой ни разу не видела.
- А обычно я уродина? - чуть кокетливо спросила Алена.
- Нет, что ты! Ты очень милая, просто прелестная девушка. Но сейчас... Зачем ты прятала эти шикарные волосы? Даже их цвета  разглядеть я раньше толком не могла. И косметика тебе очень идет. Всегда ею пользуйся. Тебе в кино нужно сниматься, а не какие-то переводы делать, - все еще восхищенным тоном говорила соседка.
- Ну что вы, Нина Владимировна, - робко запротестовала Алена, почувствовав некоторое смущение от этих комплиментов. - Какая из меня актриса!
- Не кокетничай, моя дорогая соседушка. Сама, небось, знаешь о своей красоте. Ну, сейчас все просто упадут, - хихикнула, как молоденькая девчонка, Нина Владимировна. - Я ведь за тобой пришла. Как раз сейчас гости за стол усаживаются.

                ***

Когда они вошли в комнату, все приглашенные уже сидели, и Нина Владимировна, протолкнув Алену вперед себя, произнесла церемонным тоном:
- Прошу любить и жаловать. Это Алена, наша соседка и близкий друг.
Теперь Алена по-настоящему смутилась, увидев, что присутствующие уставились на нее такими глазами, словно увидели перед собой привидение.
- Здравствуйте, - заставив себя перебороть смущение, громким и уверенным голосом поздоровалась Алена.
- Здравствуйте, - раздались вежливые голоса со всех концов стола.
Очень кстати пришлась в этот момент непосредственность и бесцеремонность Анюты.
- Ой, Алена! Ты сегодня такая красивая! Иди сюда, я тебе около себя место забила.
- Проходи, Алена, садись. - сказала Нина Владимировна. - Познакомишься со всеми по ходу дела.
Алена уселась на предложенное ей место.
- Познакомься, Алена, - сказала Анюта, повернувшись к Алене лицом и глядя куда-то мимо нее. - Это Олег, мой брат. Троюродный. Он сын дяди Вани.
Алена повернула голову налево и увидела симпатичного молодого человека с русыми волосами и карими глазами.
- Очень приятно, - с вежливой улыбкой произнесла она.
- Мне тоже очень приятно. Разрешите за вами поухаживать? Что вам подать?
- Мужчины, ухаживайте за дамами, - раздался зычный голос хозяина. - Прошу наполнить рюмки, бокалы.
За столом, как обычно в таких случаях, начался суетливый шум, тихий гомон. Гости накладывали в свои тарелки закуски, салаты. 
Алена подняла голову от своей тарелки и посмотрела на Петра Палыча. Сосед выглядел сейчас необычно. Он был совсем не таким, каким она привыкла его видеть. На службу, а работал он в штабе военно-воздушных сил, он всегда ходил в военной форме. Дома он неизменно облачался в спортивный костюм. Сейчас же на нем был темно-серый костюм и голубая рубашка, которые как нельзя лучше подходили к его благородной седине, создавая образ элегантного пожилого человека, умного и интеллигентного. Каким он, собственно, и был в действительности.
- Рюмки наполнены? - снова раздался жизнерадостный голос Петра Палыча. - Тогда позвольте произнести первый тост. Давайте выпьем за наш самый большой, самый светлый праздник, давший жизнь нашему великому советскому государству.
- А может, сначала выпьем за твою звездочку? - робко и неуверенно предложила сестра Петра Палыча, Раиса Павловна.
- Нет, Раечка, нет. Только за день Октябрьской революции. Потому что... не было бы 7 ноября, не было бы и моей звездочки.
Все подняли рюмки, стали чокаться. Анюта чокнулась с Аленой фужером, в котором была газированная вода. Повернувшись к своему соседу слева, Алена протянула к нему свою рюмку, посмотрела в его глаза и увидела в них выражение такого восхищения, что снова, в который уже раз за сегодняшний вечер, смутилась и опустила глаза.
- С праздником! - услышала она вкрадчивый голос Олега.
- С праздником, - откликнулась Алена, не глядя в его глаза, и тут же потянулась рюмкой к Свете, сидевшей слева от Олега.

                ***

Когда гости выпили по несколько рюмок и хорошо закусили, большинство мужчин вышли на лестничную площадку, чтобы покурить. Алене тоже хотелось выкурить сигаретку, но стоять на лестнице с мужчинами ей казалось действом весьма неприличным, и она незаметно шмыгнула в свою квартиру.
Не успела она докурить сигарету, как в прихожей раздался один длинный, два коротких звонка: так обычно звонила Анюта. Алена открыла дверь и быстро впустила девочку в прихожую.
- Можно к тебе? - спросила Анюта, уже направляясь к кухне.
- Заходи, никуда от тебя не скроешься, - пошутила Алена. - Ты одна? А где же Виталик? Вы так дружно щебетали с ним весь вечер.
- Он с родителями наш альбом изучает. Последние фотографии смотрят. Они их еще не видели. Хочешь, расскажу тебе один очень интересный секрет? - заговорщицки прошептала Анюта, как будто в квартире еще кто-то был и мог их подслушать.
- Твой секрет?
- Нет, не мой.
- Тогда не хочу. Если тебе кто-то доверил свой секрет, то его выдавать нельзя. Воспитанные и порядочные девушки никогда и никому не рассказывают чужие тайны.
Желая придать их разговору необходимую в данном случае серьезность, Алена намеренно назвала Анюту девушкой, а не девочкой. Анюте нравилось, когда ее так называли, и Алена знала, что от девочки многого можно было добиться при правильном к ней обращении.
- Я понимаю. Чужие секреты выдавать нельзя, - нехотя согласилась девочка.
Алена закурила еще одну сигарету, а Анюта в задумчивости на нее смотрела. Ее прищуренные глазки, сжатый ротик и едва заметное подергивание плечиками - все говорило о том, что ей не терпелось поделиться с Аленой секретом, но она не знала, как его выдать, чтобы остаться при этом порядочной девушкой. Через несколько секунд ее брови радостно взлетели вверх, лицо оживилось: 
- А если никто мне этот секрет не доверял? Что тогда? Его можно рассказать?
- Что ты имеешь в виду? Я не понимаю тебя.
- Я подслушала этот секрет, - выпалила Анюта.
- А подслушивать тем более неприлично, - с укоризной в голосе произнесла Алена.
- Я не так выразилась. Я не подслушивала. Просто при мне мама и тетя Аня говорили об Олеге. Они меня, правда, не заметили, - невнятным голосом, неохотно добавила Анюта и сразу же продолжила почти шепотом: - Тетя Аня сказала, что Олегова невеста забеременела от него, а потом  избавилась от ребенка. Олег хотел раньше жениться на ней, а теперь из-за этого не женится. Вот и весь секрет, - облегченно выдохнула Анюта. - Ты не сердишься, что я все-таки рассказала тебе об этом?
- Ладно уж, не сержусь, - успокоила девочку Алена.
- А знаешь, ты ему понравилась. Он все время такими глазами на тебя смотрит, - нараспев протянула Анюта и так глупо округлила глаза, что Алена не выдержала и расхохоталась.
- Ох, и выдумщица же ты! Ладно, пошли. А то скоро нас хватятся.

Вечер продолжился новыми тостами и песнями. Пели про степь, где замерзал ямщик и просил товарища передать своей любимой жене обручальное кольцо; про одинокую, склоненную к тыну рябину, тоскующую о высоком дубе за рекой; про узкую тропинку и неверную подружку, подстерегшую чужую любовь; про безответную любовь к женатому мужчине и другие любимые в народе вещи. Исполнялись и военные песни, особенно те, которые были популярны во время войны.
Все эти мелодии Алена хорошо знала и любила. Она самозабвенно пела вместе со всеми, зная, что вскоре настанет время, когда у нее не будет возможности не только петь эти песни, но и слышать их. Когда после очередной песни наступила небольшая пауза, Алена, осмелев в этой, в общем-то, чужой, но ставшей за один вечер близкой компании, затянула своим низким, грудным голосом:
- Распрягайте, хлопцы, коней,
  Та лягайте спочивать.
  А я выйду в сад зеленый,
  В сад крыниченьку копать.
Застольный хор с воодушевлением повторил за ней две последние строчки и сразу грянул:
- Маруся, раз, два, три, калина,
   Чернявая дивчина
   В саду ягоду рвала.
Пока все пели, Нина Владимировна подала горячее блюдо и разложила мясо по чистым тарелкам. Опять пошли тосты, а потом  кто-то произнес, что неплохо было бы немного "утрясти" такую обильную пищу в танцах. Танцевать было негде, и Алена пригласила желающих к себе. У нее до сих пор было мало мебели, и места вполне хватало. Танцевать захотела в первую очередь молодежь: Виталик и Анюта, Олег, Светлана. К ним присоединился Олегов родной дядя Николай Иванович, а чуть позже подошли и родители Виталика.
Сначала Алена поставила на магнитофон пленку, где был записан только рок-н-ролл. Никто из присутствовавших не умел правильно танцевать этот иноземный танец, но вся компания, став в круг, весело скакала и подпрыгивала в такт музыке. Даже Светлана была сейчас вовсе не занудой и сухарем, а веселой, озорной девчонкой. Николай Иванович же в одночасье превратился в настоящего клоуна: он вертел бедрами, как это делается в твисте, высоко поднимал ноги совсем не в такт музыке, потом по-цыгански подергивал плечами и играл воображаемой грудью. Движения его рук и ног выглядели настолько забавно и весело, что все просто покатывались со смеху.
Потом Алена поставила запись французских певцов, зазвучала одна из ее самых любимых песен: "Падает снег" в исполнении Адамо. Это была очень мелодичная, медленная мелодия, и вся компания с удовольствием двигалась под ее плавные звуки, отдыхая от ритмичного рок-н-ролла. Алену пригласил  на этот танец Олег. Он крепко обхватил ее руками, прижал к себе. Тело ее с удовольствием откликнулось на это объятие и напряглось, по нему прошла томная дрожь. Самой же Алене не понравилось то, что понравилось ее телу: ласкающие и уверенные прикосновения сильных, напористых мужских рук, - и она, чуть упершись Олегу в грудь, отстранилась от него на безопасное расстояние.
Слегка охмелев от нескольких рюмок вина, Алена уже не испытывала смущения от его взгляда и, чуть запрокинув голову назад, задиристо глянула в его глаза. Словно не увидев этого задиристого взгляда, Олег проговорил елейным голосом, не отрывая от нее глаз:
- Вы очень красивая девушка. Вы необычная девушка, и вы мне очень нравитесь.
- Неужели? - на губах Алены играла ленивая усмешка.
- Я очень рад, что родители вытащили меня на эту вечеринку, - не обращая внимания на Аленин тон, вкрадчиво продолжал Олег. - Обычно на родственные мероприятия я не хожу.
- Почему? - автоматически задала вопрос Алена, хотя ее мало интересовало, почему Олег не встречается с родственниками.
- Обычно в компании родных скучно. Одни и те же разговоры, воспоминания, песни. А я петь не люблю и не умею. Я предпочитаю проводить время в компании друзей, своих ровесников. А вы?   
Алена несколько секунд молчала. "Вот была бы хохма, - внутренне смеялась она, - если бы я сказала, что в течение трех последних лет у меня были только учебные вечеринки".
- А я больше люблю ходить в театр, - с некоторым вызовом произнесла она, - и в музеи, и на выставки.
- Какое совпадение! - радостно воскликнул Олег. - Я тоже люблю ходить в театры. Не скажу, что я заядлый театрал, но все новые постановки обязательно смотрю. Может, вы когда-нибудь составите мне компанию?
- Может бы-ы-ть... Когда-нибу-у-дь, - иронично пропела Алена под мелодию Адамо.
Олег притворился или действительно не заметил иронии в ее словах и продолжал как ни в чем не бывало:
- Вы не дадите мне свой номер телефона?
- Нам телефон еще не поставили. Обещают к Новому году, - все так же насмешливо улыбалась Алена.
- А рабочий телефон? - все так же напористо добивался своего Олег.
- А рабочий телефон я не использую для неслужебных разговоров, - чуть ехидно промолвила Алена.
- Как жаль! Может быть, вы мне позвоните?
Мелодия к этому времени закончилась, они остановились. Олег церемонно поблагодарил ее за танец, подошел к ее письменному столу, взял ручку, листок бумаги и записал номер телефона.
- Вот мой номер. Позвоните, пожалуйста. Я очень буду ждать.
От ответа Алену избавил звонок в дверь: пришла Нина Владимировна и пригласила всех на чай.
Только к двенадцати ночи закончилось длинное чаепитие с конфетами, пирожными, вареньем и домашним печеньем. После чего гости шумно в прихожей одевались, затем так же шумно и весело загружались в лифт и, прощаясь звонкими троекратными русскими поцелуями, договаривались встретиться на Новый год.

                4

На следующее утро Алена проснулась с ощущением недовольства собой. Она лениво потянулась, прислушиваясь к шуму за стеной - там громко работал телевизор, - и стала размышлять над этим туманным и непонятным чувством неудовлетворенности.
Она стала вспоминать вчерашний вечер и поняла, что неприятное чувство недовольства собой шло оттуда. Она была недовольна своим вчерашним поведением. Очень глупо вела она себя с Олегом. Зачем она так снисходительно и язвительно с ним разговаривала? Ведь он ей понравился. Да и она его, по всей видимости, очень привлекала. Вел он себя с ней очень корректно, говорил приятные слова. Ну а то, что усиленно ухаживал за ней, что прижал к себе во время танца, - так это же так естественно. Мужчины всегда так делают. И было бы, наверно, ненормально с его стороны, если бы он действовал по-другому. Но ей, тем не менее, не совсем понравилась его напористость. Или, наоборот, понравилась? И она разозлилась не на него, а на себя и свое тело за то, что оно готово было расплавиться в его руках?
«И все-таки Олег очень приятный юноша», - рассуждала Алена, уже встав с постели и делая утреннюю гимнастику. Только, кажется, он моложе ее. Почему она незаметно, как бы невзначай, не выпытала все о нем у Анюты? Да-а, жаль, что у нее нет телефона. Может быть, он действительно ей позвонил бы, и они сходили бы куда-нибудь вместе. Как давно она не была в компании молодого человека! Как давно за ней никто не ухаживал!
Алена бросила взгляд на письменный стол, где лежал листок бумаги, на котором Олег вчера написал свой номер телефона. Она взяла листок и увидела на нем два номера: домашний и рабочий. «Позвонить, что ли?» -  задалась она вопросом, перейдя на кухню и ставя кастрюлю с молоком на плиту. Интересно, какова была бы его реакция? Наверно, обрадовался бы. Он так настойчиво вчера добивался возможности поговорить и встретиться с ней. «Ну, нет!» - снова разозлилась Алена сама на себя. Она никогда, ни за что в жизни сама не позвонит. Если он захочет, то найдет способ с ней связаться и увидеться. А на "нет" - и суда нет. Значит, она ему не нужна, а он ей - тем более. «И прекрати о нем вспоминать и думать!» - твердо приказала она себе, засыпая овсяные хлопья в кипящее молоко.
Но вспомнить о нем ей в этот день еще пришлось. Когда к ней после завтрака пришла Нина Владимировна, разговор, естественно, крутился вокруг вчерашнего вечера. Соседка переживала, хорошо ли она приняла гостей, вкусны ли были приготовленные ею блюда.
- Нина Владимировна, не беспокойтесь, - успокаивала волновавшуюся соседку Алена. - Все было просто великолепно. Вы ведь сами видели, с каким аппетитом уплетали гости вашу еду. Очень удачно были подобраны закуски и салаты. Вспомните, каким успехом пользовались фирменные салаты Анюты и ваш салат из трески. А как все хвалили ваши пирожки! Жаркое тоже было отменным. Так что успокойтесь и примите мои поздравления за такой прекрасный вечер.
- Ох, спасибо, Алена, спасибо. Успокоила ты меня... А как ты себя чувствовала вчера у нас? Все-таки ты почти никого из гостей не знала.
- Это удивительно, Нина Владимировна, но я чувствовала себя очень комфортно и уютно среди ваших родственников. У меня не было ощущения, что я находилась среди чужих людей.
- Рада это слышать. А как тебе Олег? - неожиданно спросила Нина Владимировна.
- Приятный парень, он произвел на меня хорошее впечатление, - ровным голосом ответила Алена, ни единым мускулом не выдав далеко не безразличного своего отношения к юноше.
- Ты, похоже, ему очень понравилась. Ване с Анной тоже. Они расспрашивали у меня о тебе. Спрашивали, не замужем ли ты. Интересовались, сколько тебе лет, и где работаешь, и кто твои родители.
- Что, невестку себе подбирают? - засмеялась Алена.- Так я вряд ли подойду. Он, по-моему, моложе меня.
- Всего на один год. Олег в прошлом году закончил МГИМО, работает сейчас в Министерстве иностранных дел. И, судя по всему, будет хорошо продвигаться по служебной лестнице. Так что подумай. Может, это твоя судьба? Родственницей нашей станешь.
- Ой, Нина Владимировна, - пытливо смотрела на соседку Алена. - Вы что, выступаете в роли свахи? Олег или его родители просили вас сосватать меня?
- Нет-нет, Алена, - смутилась Нина Владимировна. - Никто ни о чем не просил меня. Просто я размечталась. Я очень люблю Олега и тебя. И ... меня просто осенила такая... такая сумасшедшая мысль... такая сногсшибательная идея...
- Насчет характеристики идеи я бы с вами поспорила, а вот насчет мысли... то вы правильно ее охарактеризовали. По-другому ее назвать нельзя, - беззлобно рассмеялась Алена. - И давайте больше не будем об Олеге. Вы сегодня идете куда-нибудь? Вы собирались, насколько я помню, на Красную площадь. Я бы тоже с вами поехала, - решительно сменила она тему беседы.

Больше они к тому разговору не возвращались. Но через несколько дней Петр Палыч зашел вечером к ней и, потоптавшись нерешительно в прихожей, сказал раздраженным тоном:
- Сегодня звонил мне на работу мой родственничек, сын Ивана. Ты помнишь его?
- Какой родственник? - спросила Алена, хотя сразу поняла, о ком сейчас будет идти речь.
- Олег. Тот, который на 7 ноября у нас был.
- Ах, Олег. Его я, конечно, помню. Мы рядом с ним за столом сидели.
- Да, я говорю именно о нем. Он позвонил мне на работу и.., - замялся Петр Палыч.
- Петр Палыч, судя по вашему поведению, вас обескуражил звонок вашего родственника. Он, наверно, просил вас о чем-то, а вы не знаете, как передать эту просьбу мне. Он просит сделать какой-нибудь перевод? Ко мне часто обращаются с такими просьбами. Не стесняйтесь, говорите. Для ваших родственников я все сделаю.
- Если бы речь шла о переводе! Он, знаешь, почему звонил? Спросите, говорит, у своей соседки, свободна ли она в следующую субботу. Я взял, говорит, билеты в Большой театр на "Кармен-сюиту" с Майей Плисецкой и приглашаю Алену пойти со мной.
- Странное приглашение, - иронично усмехнулась Алена. - Такие вещи не через дядю делаются. Самому нужно приглашать.
- Я то же самое ему сказал, только в более крепких выражениях, - рассерженным тоном произнес Петр Палыч. - А он мне в ответ так вежливо, дипломатично, словно не заметив моей грубости: у меня нет номера ее рабочего телефона, и я не могу с ней связаться.
- Хочет, но не может, - хихикнула Алена. – А я считаю, что когда человек чего-нибудь по-настоящему сильно хочет, то он находит способ добиться своего. Разве не так, Петр Палыч? - спросила Алена небрежным тоном. - Так что... Если он вам еще будет звонить, передайте ему...
Алена не знала, что должен Петр Палыч сказать Олегу. Что она не хочет идти с ним в театр? Но она с удовольствием встретилась бы с ним и пошла в Большой. Ей было приятно сознавать, что Олег запомнил оброненную ею за столом фразу о желании посмотреть "Кармен-сюиту", на которую ей до сих пор не удалось еще сходить.
Балет "Анна Каренина", поставленный намного позже, она видела почти сразу после премьеры... Да-да, она видела его вскоре после приезда в Москву. Ей не очень понравился тогда тот спектакль, и одно время у нее даже пропало желание видеть "Кармен-сюиту". Она боялась разочарований, потому что очень любила саму оперу. После "Аиды" опера "Кармен" была, пожалуй, ее любимой оперной вещью. Она даже знала некоторые арии наизусть. Алена никогда не училась музыке, она просто любила ее и, обладая от природы абсолютным слухом, запоминала на слух многие сложнейшие музыкальные произведения. Ей нравилась музыка Бизе, и ей любопытно было узнать, что с ней сделал Щедрин.
Где-то в глубине души ее возмущала смелость, если не сказать - наглость, нашего композитора. "Как посмел он посягнуть на такую оперу, да еще писать в титрах к балету - музыка Бизе-Щедрина!"- с негодованием восклицала она, когда на занятиях по французскому языку они с Ольгой Петровной говорили о французской музыке, в том числе о Бизе и о советской балетной версии "Кармен".
Но с другой стороны, Майя Плисецкая - Балерина с большой буквы, гордость и слава советского балета. Она, как читала где-то Алена, всю жизнь мечтала осуществить замысел хореографического воплощения образа такой экспрессивной и темпераментной женщины, как Кармен. И Щедрин подарил ей такую возможность, превратив оперу в балет. Вполне возможно, что он гениально справился со своей задачей, и все ее предубеждения рухнут, как только она увидит балет. Не зря ведь многие настоящие знатоки искусства, а не такие, как она, дилетанты, высоко отзывались об этой балетной постановке.
- Передайте Олегу, - вдруг решила проблему Алена, - что я не знаю, как сложится мой вечер в следующую субботу. Я ничего пока не планировала и не уверена, буду ли я свободна. Пусть приглашает того, у кого есть телефон и с кем можно легко связаться, - с ехидством добавила она и, довольная сама собой, засмеялась.
Петру Палычу тоже понравилось ее решение. Он одобрительно  улыбнулся и заверил Алену, что передаст ее ответ слово в слово.

                ***

В четверг вечером Алена села за письменный стол, раскрыла папку, где лежал листок с цифровыми группами, который вручил ей утром ЭмЭн, и собралась расшифровывать эту тренировочную радиограмму.
Во всех фильмах про шпионские приключения разведчик (или шпион), приняв по радио зашифрованное сообщение, берет особый томик стихов,  находит нужную страницу, ищет определенные слова ... И так далее и тому подобное. У нее же не было никакого специального томика, никакой шифровальной таблицы. Алфавит, десять цифр и две фразы в голове, которые были ее личными фразами и не могли принадлежать никакому другому разведчику – ни бывшему, ни действующему, ни будущему. Все эти исходные данные она расположит в определенном порядке и получит свою собственную шифровальную таблицу, при помощи которой и расшифрует полученное послание.
Алена написала на листе первую шифровальную фразу и услышала звонок в дверь. Спокойно закрыв папку, она положила ее в стол, закрыла его на ключ, вынула ключ из скважины и аккуратно опустила его в вазочку.
Открыла дверь - перед ней стоял Олег и улыбался трогательной мальчишеской улыбкой.
- Добрый вечер! Вы меня, конечно, не ждали. Можно войти? - нерешительно спросил он.
- Я вас, безусловно, не ждала, - спрятав свое удивление и удовлетворение за вежливой улыбкой, проговорила Алена бесстрастным голосом и почувствовала в этот момент, что вполне могла бы быть актрисой. - Но проходите, гостем будете. Снимайте пальто.
- Да? - обрадовано произнес Олег.- Я вам не помешаю? Я ведь хотел только...
- Вы мне не помешаете, - прервала его Алена. - На улице сегодня очень холодно, и я вижу, что вы замерзли. Проходите, согрейтесь. Затем поведаете мне о цели вашего визита, - все так же вежливо и приветливо улыбаясь, произносила Алена дежурные, почти официальные фразы. - Садитесь сюда, - церемонно показала она рукой на одно из кресел, сама усаживаясь напротив.
- На улице действительно очень холодно, - слегка поежился Олег. - Уже наступила зима, хотя ноябрь считается еще осенним месяцем.
- Да, считается. Но не является таковым. В средней полосе зима наступает намного раньше, чем в южных широтах, - тоном вежливой хозяйки, ведущей светскую беседу, проговорила Алена.
- И все-таки, несмотря на холод, я люблю зиму. А вы? - все еще чуть робким и нерешительным голосом спросил Олег.
- Я зиму не люблю. Выросла я на Украине, а там климат мягче, чем здесь. Я так и не смогла привыкнуть к здешним суровым морозам. Хотя обожаю, когда не очень морозным, светлым днем идет легкий, пушистый снег. Все покрывается белым пухом, и деревья в такой день выглядят как на рождественских открытках.
- Я с вами полностью согласен! - немного смелее заговорил Олег. - Я тоже люблю такой снег. В такую погоду я люблю кататься на лыжах, но особенно на коньках. Представляете: зимний тихий вечер, медленно опускаются воздушные хлопья снега ... каток... звучит плавная мелодия...  пары скользят по льду, и сердце радостно бьется, жизнь кажется прекрасной и вечной...
- Вы стихи не сочиняете? - неожиданно рассмеялась Алена.
- Нет. А почему вы спросили? - испуганно и подозрительно смотрел на нее Олег.
- Ну... вы так поэтично о катке рассказывали...
- Разве? ... Вам было смешно? - напряженно смотрел на Алену Олег.
- Нет, что вы! - заверила парня Алена. - Я так живо представила себе этот вечер, и сразу вспомнилась песня, которую я в детстве слышала про каток... Минуточку... Сейчас вспомню... Там поется о легком, вечернем снежке, о влюбленных...
     - Догони, догони,
Ты лукаво кричишь мне в ответ..., -
вспомнив, наконец, полузабытые слова, Алена вполголоса напела припев из песни.
- Странно и удивительно! Я тоже помню эту песню, - обрадовался Олег.
- Ничего странного, тем более - удивительного. Мы росли в одной стране и практически в одно и то же время.
- Давайте вместе сходим на каток, когда наступит настоящая зима. В конце ноября, я думаю, уже все замерзнет, и мы сможем покататься, - с воодушевлением предложил Олег.
- Я, к сожалению, не умею кататься на коньках.
- Я вас научу. Это не так сложно, как вам кажется, - улыбался Олег.
- Посмотрим, я вам ничего не обещаю, - чуть суховатым тоном ответила Алена.
Наступила неловкая пауза. Оба молчали. Алену, помнившую бойкого и напористого юношу, удивляла теперь его нерешительность и даже робость.


    Каков же ты на самом деле? Что заставляет тебя так меняться? Или это своего рода игра? Ты же все-таки дипломат, хотя еще и совсем "зеленый". Однако ты, вероятно, готовишь себя к этой деятельности и учишься вести себя по-разному. Или просто в тот вечер ты опьянел от водки и потому был весьма нахрапистым парнем?  А сейчас сидишь передо мной такой, каким являешься в действительности: смирный, кроткий и нерешительный...
Когда же ты перейдешь к делу? Когда решишься на следующий шаг?  Помогать тебе в этом я не стану даже на правах гостеприимной хозяйки. Мужчина должен оставаться мужчиной, каким бы характером он ни обладал. Да еще если этот мужчина намеревается стать дипломатом. Он обязан достойно выйти из любой ситуации.


- А вы сегодня не такая, как в прошлый раз, - наконец, решился Олег нарушить затянувшуюся и начинавшую становиться тягостной тишину.
- Хуже? Лучше? - чуть кокетливо, но с легким оттенком насмешливости в голосе спросила Алена.
-  Не хуже и не лучше. Просто другая. И нравитесь мне еще больше... Хотя я  все-таки немного… вас… боюсь, - добавил он после секундной паузы и посмотрел на Алену просящим взглядом, в котором она прочитала немой призыв помочь ему.
Беззащитный взгляд и застенчивая улыбка Олега окончательно растопили сердце Алены. Она с теплой, почти ласковой улыбкой спросила его:
- Почему боитесь?
Он широко улыбнулся в ответ, его огромное напряжение спало.
- А вот сейчас уже не боюсь. Ваша улыбка уничтожила все мои страхи, - уверенно звучал голос Олега. - И я смело приглашаю вас пойти со мной в эту субботу в Большой театр на балет «Кармен-сюита». Надеюсь, вы мне не откажете.
Последнюю фразу он произнес уже менее уверенным голосом, в нем звучали робкие нотки.
- Нет, не откажу, - решила сжалиться над парнем Алена, хотя еще минуту назад предполагала, что немного помучает его, прежде чем даст положительный ответ.
- Я очень рад! - весело воскликнул Олег. - Где мы встретимся? Я заеду сюда за вами?


Ну, это уж слишком! Не торопись, мальчик. Много дней и недель пройдет, прежде чем ты появишься в этой квартире снова. Если появишься вообще. Ведь что касается отношений между мужчиной и женщиной, то я не принадлежу к категории современных "скороспелок". Я воспитана на образах тургеневских скромных деревенских барышень, и тебе придется долго за мной ухаживать, прежде чем я разрешу тебе поцеловать себя.


- Нет, мы встретимся у входа в Большой за полчаса до спектакля. Вас это устроит?
- Да, устроит, - чуть разочарованно произнес Олег.
- Тогда до субботы, - сказала Алена, поднимаясь с кресла.
- До субботы, - вынужден был подняться Олег, хотя по всему было видно, что вставал он с кресла с большой неохотой.
Проводив парня, Алена пошла на кухню, закурила сигарету. Итак, прошло ее первое свидание, если можно так назвать эту встречу, с Олегом, - размышляла она. Довольно интересно прошло... И все-таки, правильно ли она вела себя в этот вечер? Проанализировав все свои слова и действия, Алена, в конце концов, осталась довольна сама собой и вернулась в комнату, чтобы продолжить работу над шифровкой.

                ***

Балет произвел на Алену впечатление весьма неожиданное и вызвал ощущения довольно противоречивые. С одной стороны, она как завороженная наблюдала за движениями Майи Плисецкой. Места у них с Олегом были во втором ряду партера, и Алене хорошо был виден каждый легкий поворот головы, каждый взмах плещущих рук и вызывающе приподнятое настроение балерины. Алена видела на сцене не танцовщицу, а великую актрису и почему-то вспомнила художественный фильм "Анна Каренина", в котором играла Плисецкая. Ни Самойлову, ни Вертинскую, ни тем более Саввину не восприняла тогда Алена в роли аристократок. Единственной аристократкой в картине была для нее Плисецкая в роли княгини Бетси. Ее царственная походка, грациозные движения рук, умный взгляд - все вызывало восторг и веру в правдивость характера.
В балете "Кармен-сюита" Плисецкая играла совершенно другой характер и играла его божественно. Это был "вакхический" и вместе с тем трагический гимн яркой, самобытной, своенравной личности, какой была знаменитая испанка.
В балете Алена не видела танцев в привычном смысле, перед ней стремительно проходили доведенные до монументализма скульптурные позы. И именно этот факт смущал Алену больше всего. Она не могла примириться с тем, что на сцене Большого театра вместо - или наряду - с классическими па господствуют нарочито неакадемические позы и неправильные позиции. Все это больше смахивало на какой-то танец-модерн или на поп-арт, нежели на балет, как его понимала Алена.
Этими своими противоречивыми ощущениями Алена поделилась с Олегом, когда он поинтересовался ее мнением о балете по дороге к ней домой.
- Этот балет разрушает основы классического балета, - сделала она заключительный вывод. - Во всяком случае, у меня сложилось именно такое впечатление.
- Судя по откликам специалистов, дело обстоит именно так. Классический танец и классическая хореография постепенно уходят в прошлое, они вытесняют так называемый большой стиль и балетный академизм, который уже давно задыхается и выдыхается. Если Большой театр хочет оставаться популярным и знаменитым во всем мире, он должен ставить разные балеты, в том числе современные и суперсовременные, - заявил Олег безапелляционно.      
- Если Большой театр будет ставить такие балеты, то это уже будет не Большой, а какой-то другой театр, - возразила Алена. - Он станет таким, каких много в мире, и сразу потеряет свою привлекательность.
- В вашей последней мысли есть разумное зерно, - после небольшого раздумья согласился Олег. - С этой точки зрения, может, вы и правы... А что касается Майи Плисецкой... Как вы думаете, способна она сейчас делать те па, которые так великолепно давались ей раньше?
- Не знаю, я не задумывалась над этим.
- Зато я знаю. Не сможет она уже сделать такое количество фуэте, которые она делала раньше. Возраст уже не тот. А чтобы демонстрировать свой все еще яркий талант и раньше времени не сойти со сцены, она нуждается не в "Лебедином озере"  и не в "Жизели". Ей нужны другие постановки, другая хореография.
- А по-моему, вы упрощаете проблему, - не согласилась с парнем Алена. - Мне кажется, что дело совсем не в ее возрасте, а в ее таланте. Она - великая артистка и, как у всякого настоящего таланта, у нее появилась потребность в художественном движении, ей захотелось радикально обновить пластический язык. Одним словом, ей стало тесно в рамках академической школы. Именно так я восприняла то, что мы только что видели.
- В таком случае, я не понимаю, что вам не понравилось, и почему вы буквально несколько минут назад с неодобрением сказали о разрушении Плисецкой классического танца, - удивленно посмотрел на Алену Олег.
- Я, наверно, не смогла достаточно ясно выразить свою мысль. Я не против того, чтобы Плисецкая ломала каноны и прочно установившиеся представления о балете. Я против того, чтобы этот авангард осуществлялся на сцене Большого театра.
- Я вас понял, хотя и не совсем с вами согласен.
- Вот я и дома, - завершила Алена их дискуссию о балете, останавливаясь у своего подъезда.
Олег не стал добиваться приглашения на чашку кофе, а просто спросил:
- Когда мы увидимся в следующий раз?
Такое ненавязчивое поведение понравилось Алене, и она ответила благосклонным тоном:
- В следующие выходные я буду занята, а еще через неделю мы сможем встретиться.
- Так долго ждать? - разочарованно протянул Олег. - Раньше никак нельзя?
Олег взял ее руки и поцеловал их.
- Хорошо, - убрала свои руки от его губ Алена, - Если у меня появится возможность увидеться раньше, я вам позвоню.
- Алена, можно, мы будем на "ты"? Как-то неестественно и чопорно мы общаемся.
- Согласна, - после секундного молчания ответила Алена.
- Отлично! - весело произнес Олег и попытался обхватить ее за плечи.
Алена предупредила это возможное объятие и строго произнесла:
- Не надо, Олег. Спокойной ночи.
- Я провожу тебя до двери, - предложил юноша.
- Не беспокойся. У нас подъезд тихий. До свидания. Я тебе позвоню.
- Спокойной ночи. Я с нетерпением буду ждать твоего звонка.

Алениного звонка Олегу пришлось ждать долго. Алена и сама толком не знала, чего она выжидала и зачем устроила длительную паузу в их отношениях. Может быть, потому, что до коротких, легкомысленных любовных приключений она не была охотница, а для более устойчивых отношений и серьезной дружбы у нее по-прежнему было мало времени. Продолжались языковые уроки, в том числе и по венгерскому языку, вовсю шли занятия по радио, начались уроки с частным преподавателем по моделированию одежды.
С другой стороны, не настолько она сейчас была занята, чтобы не найти несколько свободных часов в неделю и провести их в компании понравившегося ей парня. Но внутренний самоконтроль останавливал ее, не позволял торопить события.
Позвонила она ему только через две недели, и они стали регулярно встречаться. Сходили на "Принцессу Турандот" в театре имени Евгения Вахтангова, посмотрели "Волки и овцы" в Малом театре. Были один раз в ресторане, и Олег познакомил ее со своими друзьями, на которых она произвела, как рассказывал он позже, "неотразимое впечатление". Расставались они всегда у ее подъезда, и при прощании Алена позволяла ему целовать себя только в щеку.
Алена все больше симпатизировала Олегу и стала бояться, что это пока еще не глубокое чувство обыкновенной дружеской привязанности может перерасти в более серьезное чувство. А сильной привязанности ей ни в коем случае допускать нельзя. "Лучше всего - не заводить никаких прочных связей, - наставлял ее Иван Васильевич. -  Веселый, безобидный флирт и легкое любовное увлечение - вот и все, что вы можете себе позволить. Зачем причинять ненужную боль себе и партнеру при расставании?"

                5

В самом конце декабря к Алене приехал ЭмЭн, чтобы поздравить ее с Новым годом. Они обсуждали ее занятия, говорили о ее родных, которые должны были приехать к ней в гости прямо накануне Нового года, как вдруг ЭмЭн, без всякой логики, сменил тему разговора:
- Как у вас развиваются отношения с Олегом Ивановичем? - спросил он.
Алена не сразу поняла, о ком идет речь.
- С каким Олегом Ивановичем? - недоуменно спросила она, но почти тот час же лениво протянула: - А-а, с Оле-е-гом...
- Да, с Олегом. Какие у вас отношения?
- В каком смысле? - насторожилась Алена.
- В прямом. Я имею в виду, как далеко зашла ваша дружба. Как вы мыслите свои будущие отношения с ним? - прямо, но дружелюбно спрашивал ее руководитель.
- Отношения наши обыкновенные, -  бойко отвечала Алена. -  Раз или два раза в неделю проводим время вместе, посещая театры. Я же вам об этом уже докладывала. Ничего серьезного и представляющего опасность для моей работы.
- Как насчет чувств? - допытывался ЭмЭн.
- Ни о каких чувствах не может быть и речи, - соврала Алена. - Во всяком случае, я не думаю о чувствах к нему и не размышляю над нашими отношениями в будущем, - чуть сердито произнесла Алена.
- А зря. Надо было бы и подумать, - дружески и ласково улыбнулся ЭмЭн.
Слова шефа не просто удивили Алену, они ее ошеломили. Глядя на ЭмЭн изумленным взглядом, она спросила заикающимся голосом:
- Я в-вас не п-понимаю.
- Помните, мы когда-то знакомили вас с молодым человеком, который уже год учился у нас до вашего приезда в Москву? - начал издалека ЭмЭн.
- Того тощего, длинного парня с хитрыми глазками? Отлично его помню. И что? - все еще не понимая, к чему клонит разговор ее руководитель, недоуменно спросила Алена.
- Мы говорили вам тогда, что хотели сделать из вас пару. Нелегальная работа за рубежом, как вы знаете, требует больших усилий и высокого нервного напряжения. Лучше, когда ее выполняют двое любящих друг друга людей, объединенных общим делом, общей опасностью, общими мечтами. Надеюсь, вы понимаете, как тяжело несколько лет прожить в чужой стране, не имея права даже видеть кого-либо из соотечественников.
- Я это прекрасно понимаю и к этому давно готова, - ответила Алена с оскорбленным видом. - По-моему, вы это знаете не хуже меня.
- Да, я знаю, что вы готовы переносить одиночество, - по-отечески улыбался ЭмЭн. - Но все-таки вдвоем легче. Легче для дела, легче для душевного состояния и морального духа.
- Наверно, легче, - согласилась Алена. - Но с тем парнем, которого вы мне хотели «подсунуть», извините за такое слово, мне было бы не легче, а наоборот - сложнее. Мы бы не составили хорошую пару. Хотя, если бы вы мне сказали, что для дела нужно было обязательно выходить  замуж за него, то я бы пошла на этот брак беспрекословно. А так... поскольку у меня было право выбора... 
  - Не извиняйтесь, - перебил ее ЭмЭн. - Видимо, вы поступили правильно, отказавшись тогда от брака. Вы ему были не по зубам, - широко улыбнулся шеф.
- Вы правы, вам нужно было подобрать для меня другого мужа, - натянуто улыбнулась в ответ Алена.
- Вот и возьмите его сами.
- Что вы имеете в виду? - Алена непонимающе вытаращила глаза.
- Странно, - удивился ЭмЭн, - обычно женщины понимают такие вещи с полуслова... Я имею в виду, что вы могли бы подумать о кандидатуре Олега Ивановича на эту роль.
Алена вопросительно смотрела на начальника, но молчала, ожидая продолжения его мысли.
- По предварительным данным, Олег Иванович подошел бы нам. Образован, умен, хорошее происхождение. В политическом плане тоже благонадежен. Неплохо знает английский язык. После определенного тестирования, какое и вы прошли в свое время, можно было бы взять его к нам на учебу. Вы жили бы вместе еще какое-то время  здесь, в Москве,  и он легче, а главное – быстрее, усвоил бы наши предметы с вашей помощью. А чуть позже, при  наличии хороших документов, вы сначала одна уедете в страну назначения, а он доучится и присоединится к вам. Так что подумайте над этим вопросом. Присмотритесь к нему не только как к симпатичному, обаятельному компаньону для ваших культпоходов в театр, - многозначительно улыбнулся ЭмЭн, - но как к возможному партнеру по работе... и преданному мужу, - завершил свою короткую, но содержательную речь руководитель.
- Хорошо, я подумаю, - совсем растерявшись от неожиданного предложения, коротко ответила Алена.
- Не торопитесь, в таком деле скоропалительных решений принимать нельзя.
- Я буду действовать согласно любимой пословице моего ведущего: "Семь раз отмерь - один раз отрежь". Очень мудрая пословица. Особенно если учесть, что от того, как я отрежу, может зависеть вся моя дальнейшая жизнь, - задумчиво произнесла Алена.
- Вы совершенно правы. Тем более что в зависимости от вашего решения у Командования тоже могут измениться планы. Как идут ваши занятия по венгерскому языку?
- Хорошо. Язык, конечно, очень сложный. Одни послеслоги чего стоят! Разницу между объектным и субъектным спряжениями глаголов тоже не так-то просто усвоить. Правда, произношение звуков дается сравнительно легко. Короче, продвигаюсь полным ходом.
- Я рад за вас, продолжайте в том же духе... Вот и все, о чем я хотел сегодня с вами переговорить, - встал с кресла ЭмЭн. - Еще раз поздравляю вас с Новым годом. Надеюсь, что наступающий год будет решающим для вас.
- Я тоже на это очень рассчитываю, - сказала Алена, провожая гостя в прихожую.
- Ну что ж, до встречи в следующем году.
- До свидания, Михаил Николаевич. Еще раз спасибо, что пришли, что лично поздравили с Новым годом. Я вас тоже еще раз поздравляю, желаю здоровья и успехов, - весело произнесла Алена, выпуская гостя из квартиры.


                ГЛАВА ВТОРАЯ

                1976 год. Москва.

                1

Новый год Алена встречала со своими родными: утром к ней приехали мама и брат с женой, оставив Ирочку с другой бабушкой.
Они уже проводили старый год, встретили новый и смотрели "Огонек" по телевизору, который Алене удалось, наконец, купить незадолго до Нового года, как в прихожей раздались три длинных настойчивых звонка. Алена торопливо вскочила с кресла и открыла дверь.
- Здравствуйте! С Новым годом поздравляю! Много счастья вам желаю! - прогремел рокочущий голос мужчины, облаченного в маску и костюм Деда Мороза. - К вам пришел Дед Мороз и подарки вам принес.
Алена узнала голос соседа и тут же включилась в игру.
- Дедушка Мороз, а где же ваша Снегурочка? – с театральной интонацией в голосе спросила она. - Вы ее потеряли? Или она сбежала от вас? А без Снегурочки вы уже не Дед Мороз, а просто дедуля. И мы подождем настоящего Деда Мороза.
- Не придет к вам настоящий, - стянул маску Петр Палыч. - Я его отпугнул. Так что придется поздравления принимать только от нас.
В этот момент приоткрытая дверь соседней квартиры полностью отворилась, и на площадке появились смеющиеся Нина Владимировна, Анюта и Олег.
- С Новым годом! - в один голос воскликнули Нина Владимировна и Олег, а Анютка подскочила к Алене, чмокнула ее в щеку:
- Алена, поздравляю тебя! Папа, -  повернулась она к отцу, - доставай из мешка наши подарки.
- Подожди, Анютик, - остановила девочку Алена. – Не здесь же подарки вручать. Проходите в квартиру. Знакомьтесь с моими родными.
Гости зашли в комнату. Пока Алена представляла всех друг другу, Анюта забралась в подарочный мешок, вынула оттуда два больших свертка и с нетерпеливым выражением на лице ждала своего часа. Когда прозвучало последнее «рады познакомиться», девочка протянула Алене первый сверток: 
- Алена, это подарок тебе лично от меня.
- Что там?
- Разверни и посмотри.
Алена сняла бумагу и увидела красивый натюрморт с овощами и фруктами. Акварель была уже под стеклом и в рамочке. Алена поняла, что Анюта нарисовала эту небольшую картину сама: у девочки была тяга к рисованию и уже несколько лет она занималась в изостудии при Дворце пионеров.
- Великолепная акварель! - воскликнула Алена. - Твое искусство?
- Да, конечно, - с гордостью ответила Анюта. - Это тебе на кухню. Там у тебя стены слишком голые.
- Спасибо, дорогая, - Алена ласково поцеловала девочку в щеку.
- А это тебе от нас всех, - протянула та другой сверток. - То, чего у тебя нет. Только дай какую-нибудь денежку, а то в наборе есть ножи.
- Я и не знала, что ты, словно деревенская старушка, суеверная такая, - говорила Алена, раскрывая коробку. - Ой, спасибо за подарок. Он просто чудесный. У меня действительно нет столовых приборов. Вот только что мы все одним ножом пользовались, - весело произнесла Алена и добавила: - У меня тоже для вас подарок приготовлен.
Алена пошла на кухню и принесла оттуда большую красивую вазу из цветного стекла.
- Какая восхитительная вещь! - восторженно воскликнула Анюта, употребив полюбившийся ей эпитет, который она произносила в последнее время к месту и не к месту. - Ваза будет стоять в моей комнате! - не терпящим возражения тоном провозгласила она.
- Дорогие гости, присаживайтесь к столу, - пригласила соседей Алена.
- Проходите. Чем богаты, тем и рады, - добавила Софья Казимировна, Аленина мама.
- Мы только на минуточку, - произнесла Нина Владимировна, присаживаясь рядом с Софьей Казимировной. - У нас дома гости.
- Очень кстати вы пришли, - весело проговорил Валера, Аленин брат, обращаясь к мужчинам. - А то мне в этой женской компании и водочки выпить не с кем, - шутливо добавил он, наливая полные рюмки себе, Петру Палычу и Олегу.
- А женщины должны молча сидеть и смотреть, как мужчины гуляют? Так, что ли? -  притворно возмутилась Алена.
- Зачем же вам просто сидеть? Мы вам нальем чего-нибудь сладенького. Вот, рекомендую, - поднял он на свет графин, наполненный вином золотистого цвета. - Это отличное, домашнее, виноградное вино. Прислал мой однокурсник из Закарпатья. Такое вкусное и безопасное, что его даже очень молоденьким девушкам пить можно, - подмигнул он Анюте, наполняя рюмку, поставленную перед ней.
Анюта зарделась от особого внимания и вопросительно посмотрела на мать. Та слегка кивнула в знак согласия.
- За Новый год! За наше знакомство! - провозгласил тост Петр Палыч.

Когда выпили еще по одной рюмке, и соседи стали беседовать с родными Алены, интересуясь, надолго ли они приехали и что хотели бы посмотреть в Москве, Олег незаметно для остальных позвал Алену на кухню.
- А это тебе от меня, - тихим, нежным голосом произнес он, протягивая ей красиво завернутый сверток.
- Спасибо. Что это?
- Посмотри.
Развернув сверток, Алена увидела изящную серебряную лопаточку для торта, витая позолоченная ручка которой заканчивалась двумя сверкающими колечками, одно чуть меньше другого. Не поднимая глаз на Олега, Алена снисходительно усмехнулась.


Красивый и полезный подарок. Но главное, со значением. Этими колечками ты хочешь, похоже, намекнуть мне, что не возражал бы против настоящих обручальных колец?


- Нравится? - спросил Олег и многозначительно посмотрел на конец ручки.
- Замечательный подарок, - Алена сделала вид, что не придала особого значения ни этим кольцам, ни этому многозначительному взгляду. - Еще раз большое спасибо. А я тебя поздравляю вот этим.
Сняв с полочки большую, толстую книгу в подарочном переплете, она протянула ее Олегу. Он развернул книгу и, увидев прекрасные цветные репродукции картин Серова, выдохнул с восхищением:
- О! Это очень мило с твоей стороны. Откуда ты знаешь, что Серов - мой любимый художник?
- Как-то раз, мимоходом, такое признание прозвучало в одной из твоих умных речей.
- Очень рад, что ты его услышала и запомнила. Это о многом говорит, не так ли?
Алена подарила ему ослепительную улыбку:
- Это говорит лишь о том, что у меня неплохая память и что я довольно внимательна к собеседнику.
- Алена, познакомь меня с мамой и братом, - в просящем голосе Олега звучала мягкая настойчивость.
- Я ведь уже знакомила всех, - искренне удивилась Алена странной просьбе Олега.
- Я бы хотел, чтобы ты меня познакомила не между прочим, среди остальных, а отдельно, - еще более настойчиво проговорил Олег.
- Олег, сейчас это уже как-то неудобно, и я...
Выручил ее из затруднительного положения Петр Палыч, зашедший на кухню.
- Алена, Олег! Что вы спрятались от всех? Просьба не уединяться и не бросать нашу теплую компанию. Друзья! - громко и торжественно начал он свою речь, когда они втроем вернулись в комнату. - Наши гости ждут вас с нетерпением. Понимаете, Софья Казимировна, - обратился он к Алениной матери, - мои родственники просто влюбились на прошлые праздники в вашу дочь, обладающую редкой красотой и тонким, подвижным умом. А такое сочетание в женщинах, позволю себе заметить, встречается довольно редко. Родные приказали мне не возвращаться в квартиру без Алены. И, без всякого сомнения, они мне не простят, если я не познакомлю их с мамой, которая родила и вырастила такую замечательную дочь. Ну и без Валеры с Ниной мы тоже, само собой разумеется, отсюда не уйдем.
Алена пробовала, было, отказаться, но от соседа в таких случаях не так-то легко было отделаться, и им всем пришлось идти в соседнюю квартиру.

                ***

Там веселье было в полном разгаре. Гости были те же, что на 7 ноября, кроме Романа с семьей, естественно. Алену с ее близкими стали усаживать за стол. Олег попытался сесть рядом с Аленой, но его опередила Анюта и заняла место слева от своей старшей подруги. Брат оказался справа от Алены. Олегу ничего не оставалось, как усесться напротив, рядом со своими родителями, где он, видимо, и сидел до сих пор, поскольку Нина Владимировна не стала менять тарелку перед ним.
Снова пили за ушедший год и за то, чтобы все хорошее, что было в том году, перешло в новый, а все плохое там осталось. Пили за новый год и новое счастье.
Раиса Павловна произнесла проникновенный тост с пожеланием мира:
- Выпьем за то, чтобы ни в наступающем, ни в каком-либо другом году в будущем на нашу родную землю не падали бомбы с чужих самолетов и чтобы наши дети и внуки знали, что такое война и  "похоронки" с фронта, только по книгам и кинофильмам.
Зная, что во время войны Раиса Павловна была сестрой милосердия и до сих пор с болью вспоминала фронтовые дороги и погибших друзей, Алена не удивилась этому тосту. Тем более что похожий тост она слышала от сестры Петра Палыча в прошлый раз. Хотя все гости уже были навеселе и серьезные тосты воспринимались ими с трудом, за мир выпили без шуточек, изо всех сил стараясь изобразить на своих лицах трезвое и сосредоточенное, подходящее для такого тоста, выражение.
Олег дырявил Алену своими сверкающими глазами-сверлами, пытаясь поймать ее взгляд и заговорить с ней. Валера заметил эти пожирающие его сестру глаза и спросил Алену чуть ревниво и сердито:
- Кто он тебе, этот Олег?.. Почему он все время пялится на тебя?
Между этими двумя вопросами он намеренно выдержал паузу, желая таким способом подчеркнуть, что ему не нравится ни Олег, ни его бесстыжие, наглые взгляды.
- Кавалер, как назвала бы его мама, - откровенно ответила Алена. - Мы с ним встречаемся.
- И чем он лучше Остапа? - удивился Валера. - Остап красивее его и мужчина уже. Этот же совсем пацан. Длинный, тощий как глиста. Что ты нашла в нем?
- Ты так говоришь, потому что Остап - твой друг, и ты не можешь мне простить, что тебе не удалось породниться с ним.
- Кстати, он просил передать, что все еще ждет тебя.
- Он не женился? - удивленно посмотрела на брата Алена. - У него ведь, вроде, появилась невеста.
- Наверно, скоро женится. Но пока ждет твоего ответа и все еще надеется получить положительный.
- Напрасно надеется. Я ведь ему и прошлым, и этим летом объясняла, что между нами все кончено. Мы не будем ни встречаться, ни переписываться. И замуж за него я никогда не пойду.
- А за этого пойдешь? - кивнул Валера головой в сторону Олега.
- Мне не нравится твой осуждающий тон, дорогой братец, - рассердилась Алена. - И пожалуйста, будь поосторожнее с жестами. А то Олег поймет, что мы говорим о нем. Мне же этого совсем не хочется... Понимаешь, я сама еще не знаю, что произойдет в наших с ним отношениях дальше, - вдруг смягчила свой тон Алена. - Он очень умный парень, обаятельный, приятный в общении, и мы прекрасно проводим время вместе. А что будет потом...
- А потом будет суп с котом, - не дал сестре договорить Валера, и оба расхохотались.

... Валера был старше Алены на шесть лет. Он обожал свою младшую сестренку и с детства проводил с нею довольно много времени. Нянчил, когда она была совсем маленькой. Провожал в школу и встречал, когда она училась в младших классах, и они занимались в разные смены. Опекал и оберегал на школьных вечерах, когда она выросла и стала превращаться в привлекательную девушку, вокруг которой вились "ухажеры", как он их иронично называл. Познакомил со своим лучшим другом, когда посчитал, что ей пора подумать о замужестве.
Будучи совсем ребенком, Алена приставала с различными детскими вопросами именно к брату, а не к матери. У мамы на нее никогда не хватало времени, а Валерка всегда охотно и терпеливо объяснял ей все непонятное. Если же Алена слишком допекала его своими вопросами, то получала в ответ смешные, короткие фразы, вроде той, которую он только что произнес...

- Вот кто-то с горочки спустился,
                Наверно, милый мой идет, -
зазвучал в это время высокий и звонкий голос Нины Владимировны.
- На нем защитна гимнастерка,
  Она с ума меня сведет, -
охотно подпели ей все сидевшие за столом.
Закончить песню им не дали громкие хлопки за окном: там взлетали вверх одиночные, разноцветные ракеты. За столом начался шумный спор: продолжать праздник в квартире или выйти веселиться на свежем воздухе. Большинство мужчин склонялись к тому, чтобы остаться в квартире у телевизора. Они не могли пропустить прямую трансляцию хоккейного матча из Монреаля, где в заключительной встрече должны были скрестить клюшки хоккеисты канадской команды "Монреаль канадиенс" и советской команды "Крылья Советов". Женщины и часть мужчин хотели "размять кости". Приняли компромиссное решение: каждый поступает так, как ему хочется. Алене хотелось посмотреть хоккейный матч, но ее родные желали подышать свежим воздухом, и ей пришлось идти с ними.

                ***


Желающие размяться оделись и шумною толпой вышли во двор, где уже вовсю гуляли подвыпившие жильцы из окружающих двор домов. Одни шутливо перебрасывались снежками; другие пробовали скатиться с детской горки или проскользить на скорости по накатанной детьми длинной ледяной дорожке; третьи жгли бенгальские огни, пускали ракеты.
Откуда-то появилась гармошка, и на утоптанном снегу возникла импровизированная танцплощадка, на которой среднее поколение стало тот час же отплясывать "Барыню". Аленина мама тоже пустилась в пляс, вокруг нее пошел вприсядку Петр Палыч. Валера с Ниной, Раиса Павловна и Олеговы родители также очень лихо, с подвизгиваниями и подхлопываниями, задергали ногами. Ни тяжелые зимние пальто, ни дубленки не мешали мужчинам "выделывать кренделя", а женщинам - ходить павами в этом залихватском русском танце.
- Пойдем, прокатимся по дорожке, - схватил Алену за руку Олег.
- Там же одна молодежь, подростки, - сопротивлялась Алена.
- А мы разве не молодежь? Да мы моложе их всех! - задорно смеялся Олег, увлекая Алену за собой.
Они подбежали к длинной ледяной дорожке, возле которой гикали и покатывались со смеху подростки, глядя на тех, кто, не удержав равновесия на льду, теперь кувыркались в снегу.
- Разгоняйся, я за тобой! - громко скомандовал Олег, пытаясь перекричать стоявший вокруг гвалт и галдеж.
Алена разбежалась и, достигнув края дорожки, смело влетела на нее. Через несколько мгновений она услышала, что сзади с шумом приближался к ней Олег. Еще через секунду его руки обхватили ее за плечи. Она повернула к нему голову с желанием крикнуть ему, чтобы он отпустил ее, но потеряла равновесие, и они неуклюже рухнули в снег, причем Алена свалилась на Олега. Их лица оказались совсем рядом. «В каком-то фильме была такая же сценка», - совсем некстати вдруг вспомнилось Алене. Они несколько секунд немигающим взглядом смотрели друг другу в глаза, затем Олег едва слышно прошептал:
- А ведь я люблю тебя, Алена, и хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Оторопев от этого неожиданного признания и испугавшись его, Алена вывернулась из все еще державших ее рук, вскочила на ноги, схватила упавшую при падении шапку и, на ходу пряча под нее волосы, быстро пошла к "танцплощадке". Сердце ее стучало быстрее обычного. Это признание взволновало ее больше, чем ей бы этого хотелось. Несколько мгновений спустя Олег оказался рядом с ней.
- Ты почему убегаешь?
- Я не убегаю, просто ... я хочу побыть со своими.
- Ты ничего мне не ответишь? - схватил он ее за плечи и повернул к себе. - Ты любишь меня? Ты согласна, чтобы мы поженились?
- Я пока ничего не могу ответить, Олег, - опустила глаза Алена. - Мы ведь почти не знаем друг друга. Мы знакомы всего...
- Не всего, а уже почти два месяца, - перебил ее Олег. - Для меня этого времени было вполне достаточно, чтобы понять, что ты самая прекрасная, самая умная и самая желанная для меня девушка на свете. И я уверен, что мы созданы друг для друга.
- Пожалуйста, Олег, не торопи события, - мягко и терпеливо произнесла Алена. - Давай узнаем друг друга поближе, чтобы не принимать скоропалительных решений, - повторила она сказанные два дня назад слова ЭмЭн.
- Но ты, по крайней мере, не говоришь мне "нет"? - с надеждой и тревогой одновременно смотрел в ее глаза Олег.
- Этого я не говорю. Но... Понимаешь, Олег, брак - это очень ответственное и важное событие. Я выросла в такой среде, где считается, что люди женятся на всю жизнь. Хотя и не всегда так бывает. А потому нам нужно подождать, чтобы окончательно решить, готовы ли мы к такому браку.
- Я это уже решил, - твердо сказал Олег.
- И тем не менее, давай подождем немного, хорошо?
- Хорошо, любимая. Я буду ждать столько, сколько тебе понадобится, чтобы понять, как мы близки по духу и как подходим друг другу. И я уверен, что поймешь ты это очень скоро.
Олег все еще держал ее за плечи, его глаза скользили по ее губам, и она поняла, что он вознамерился поцеловать ее. Она уже готова была позволить ему этот новогодний, прилюдный поцелуй, как краешком глаза увидела, что к ним направляется Валера. Алена вывернулась из Олеговых рук, махнула ему рукой, одарив его ласковой улыбкой, и пошла навстречу брату.

                2


Когда утром в Алениной квартире раздался телефонный звонок, все еще спали. Алена лениво поднялась с раскладушки и медленно, натыкаясь сначала на диван, где спали Валера с Ниной, затем на кресло-кровать, где лежала с уже открытыми глазами мама, направилась в прихожую. Но вскоре она сообразила, что звенел телефон, к которому она за две недели еще не успела привыкнуть, и вернулась в комнату к письменному столу.
- Алло! Слушаю вас, - чуть придушенным и хрипловатым голосом произнесла она.
- Доброе утро! С наступившим! Тебя и твоих родных! - услышала она в трубке бодрый голос Олега.
- О, это ты! Тебя тоже! - все еще вялым, сонным голосом ответила Алена. - Который сейчас час?
- Уже двенадцать.
- Уже..., - пробормотала недовольно Алена. - Учитывая, что ночь закончилась в шесть часов утра, это не так поздно... Я еще глаза открыть не могу... А ты... Рано же ты встал. Это все-таки новогоднее утро... Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось. Просто я хотел дозвониться, пока вы куда-нибудь не ушли. Ты хоть знаешь, как закончился матч?
- Да, знаю. Со счетом 3:3, - понемногу отходила ото сна Алена. - И знаю, что наши проигрывали, но решающую шайбу забил Александров.
- А я хотел тебя первым обрадовать, - явное разочарование слышалось в его голосе. - Каковы ваши планы на сегодня?
- Еще не решали. Но, видимо, просто поедем в центр, погуляем по улице Горького, сходим на Красную площадь. А вечером сядем у телевизора и посмотрим новый рязановский фильм "Ирония судьбы или С легким паром". Один из друзей Петра Палыча, партийный работник, присутствовал недавно на каком-то семинаре в Доме творчества в Софрино. Им показывали эту новую комедию Рязанова. Друг Петра Палыча в восторге от нового фильма. Говорит, что Рязанов на этот раз даже превзошел себя, и у него получился отличный новогодний фильм, лучше "Карнавальной ночи".
- Я тоже слышал такие хвалебные отзывы. Но фильм вы посмотрите вечером, а днем я могу помочь тебе организовать экскурсию для твоих близких.
- Спасибо, Олег, за предложение, но я справлюсь сама.
- Дело в том, что отец разрешил мне пользоваться его машиной несколько дней. Специально, чтобы я мог покатать по Москве твоих родных.
- Это совсем другое дело! – обрадованно воскликнула Алена, стряхнув с себя остатки сна.
- Когда за вами приехать?
- Подожди секунду. Дай подумать... Пока все встанут, приведут себя в порядок... Потом завтрак... К двум будем готовы. Тебя это устроит?
- Естественно. Значит, ровно в два поднимаюсь к тебе.
- Хорошо, договорились, - Алена положила трубку.
- Доброе утро! Кто звонил? - шепотом спросила Алену Софья Казимировна, которая уже встала и собирала свою постель.
- Доброе утро, мам! С наступившим новым годом Вас, - поцеловала Алена мать в щеку. - Это звонил Олег.
- А-а-а, твой кавалер, - полувопросительным, полуутвердительным тоном произнесла мама.
- Да, он. Поздравлял всех с наступившим, - громким голосом сказала Алена.
- Тише, пусть поспят. А то прошлую ночь в поезде плохо спали, и эта ночь сумасшедшая была.
- Дома выспятся, в Москву ведь не спать приехали. Эй, сони, вставайте! День проспите, - стала Алена стягивать одеяло с брата.
- Что стряслось? В чем дело? - присел на постели, протирая глаза, Валера.
Открыла глаза и Нина. Испуганным, непонимающим взглядом она смотрела по сторонам, словно не соображая, где она находится.
- Что случилось? - вымолвила она.
- Ничего особенного не случилось, если не считать того, что уже полдня прошло, а вы в Москве ничего не видели, кроме моего дома да праздничных столов. Давайте собираться. В два за нами приедет Олег на машине.
- О! У него машина? Выгодный жених, - съехидничал Валера.
- Не иронизируй! - шутливо толкнула брата в спину Алена. - И машина, кстати, не его, а отца. Иван Иванович дал ее специально, чтобы Олег смог показать вам Москву.
- Ну, если уж и родители тебя обхаживают, то тебе перед этим кавалером не устоять, - снова съязвил Валера.
- Я как-нибудь разберусь с этим сама, хорошо? - произнесла  рассерженным голосом Алена.
- Хватит вам! Сказано ведь, что нужно быстрее собираться. А вы тут колкостями обмениваетесь, - приструнила детей Софья Казимировна и направилась к кухне. - Я сейчас чай заварю, а вы быстро собирайтесь.
Ровно в два часа Олег, как и обещал, позвонил в дверь, а через час они уже гуляли по Красной площади. Затем Олег повел их на территорию Кремля, и они с удовольствием следовали за ним, увлеченные его почти профессиональным рассказом о Кремле и истории его создания.

                ***

Каждый день в течение всей недели, которую родные Алены провели в Москве, Олег был с ними: ему удалось так устроить свои дела на работе, что он оставался свободным или в первой половине дня, или во второй половине и вечером. За эту неделю он полностью очаровал Алениных близких.
Первой в этом призналась Нина. В первый же вечер, когда Олег привез их домой после прогулок по Кремлю, она обратилась за ужином к своей золовке:
- Алена, у тебя замечательный жених. Умный, обаятельный.
- Он пока не жених мне, - небрежным тоном возразила Алена, с аппетитом надкусывая соленый помидор, привезенный мамой.
- Так будет им. Я в этом уверена. Он знает, чего он хочет в жизни, и добивается этого. Поверь, я такие вещи нутром чувствую. А тебя он определенно хочет..., - запнулась Нина, поняв двусмысленность своих слов, и тот час же добавила: - в ЗАГС отвести.
- Хм! Мало ли чего он хочет! - саркастически хмыкнул Валера, подмигивая сестре. - Не такие красавцы от Алены отскакивали. А ты от него без ума, - повернулся он к жене, - потому что он тебе кучу комплиментов отвесил и отвечал на все твои дурацкие вопросы.
- А твои вопросы всегда умные! - огрызнулась Нина и наградила супруга таким испепеляющим взглядом, что Алена посочувствовала брату.
"Получит он от нее дома", - подумала она.
- Парень он неплохой, - спокойно включилась в разговор Софья Казимировна, словно не заметив перепалки между сыном и невесткой, - но какой-то... Не знаю, как выразиться... Очень уж правильный... Сверхвоспитанный... Лощеный... И уж слишком явно хочет нам понравиться.
- А почему бы и нет? Это так естественно - подружиться с родственниками  невесты, - с определенной долей вызова защищала Олега Нина.
- Ладно, давайте прекратим этот разговор, - не выдержала Алена. - Как будто нам не о чем больше разговаривать, кроме как об Олеге.
Следующей "очарованной" стала Софья Казимировна.
- Я не понимаю тебя, Алена, - сказала она дочери на третий день пребывания в Москве. - Олег так заботится о нас, столько времени на нас тратит, а ты его даже на чашку чая ни разу не пригласишь, когда он привозит нас домой.
- Ну, все, - звучно хлопнул ладонью  по своей ляжке Валера, - ма тоже попала под его чары.
- Никуда я не попала, - бросила мать на сына снисходительный взгляд. - Но, действительно, нужно быть очень неблагодарным человеком, чтобы вести себя так, как Алена. Олег все время обращается к ней ласково, нежно, а она в ответ грубо отшучивается или просто дерзит. Он же словно не замечает этого... Олега я поначалу не совсем понимала и поэтому не могла оценить по достоинству все  его положительные качества. А теперь этот юноша мне очень нравится. Я считаю, что Олег очень выдержанный, воспитанный юноша, с безупречными манерами. Далеко не всем это дано.
Мать посмотрела на сына длинным, многозначительным взглядом, который говорил: тебе, к глубокому моему сожалению, такие качества не присущи.
Алена молчала. Ей не хотелось до поры до времени ни защищать Олега, ни говорить что-либо против него. Но она прекрасно поняла, почему мать изменила свое мнение о нем. Алена слышала их сегодняшний разговор. Как только Олег узнал, что мама наполовину полячка, наполовину литовка и что она выросла в Вильнюсе, он сразу стал с восторгом вспоминать свое прошлогоднее путешествие по Литве. "Незабываемое впечатление", оказывается, произвели на него красивейшие улицы Вильнюса, Каунаса, Шауляя и других городов. Природа, особенно леса этого края, просто "очаровали" его, ничего подобного он не видел в других республиках Советского Союза. Что же касается великолепного Тракайского замка, то, к изумлению Алены, "никакие замки Луары с ним не сравнятся". А уж «эти  прекра-а-сные по-о-льки»! Их сравнивать ни с кем нельзя, их просто сравнивать не с кем, потому что "они по праву считаются самыми красивыми женщинами в мире"...

                ***

Киевский поезд, на который Алена взяла билеты своим родным, уходил вечером, в очень удобное для Олега время. Он привез всех на вокзал и какое-то время стоял вместе со всеми на перроне. Когда до отхода поезда оставалось пять минут, он вежливо произнес:
- Я пойду, заведу машину, чтобы до Алениного прихода она прогрелась. До свидания, Софья Казимировна. Я был очень рад с Вами познакомиться. Вы самая удивительная и очаровательная женщина, которую я когда-либо встречал. И я рад, что Алена внешне очень похожа на Вас. Теперь я знаю, какой она станет в будущем, - лучезарно улыбнулся он и галантно наклонился, чтобы поцеловать протянутую ему руку.
Но растроганная Софья Казимировна отказалась от этого вежливого, светского прощания. Она обхватила лицо Олега обеими руками и наградила его троекратным русским поцелуем.
- Спасибо тебе за все, Олежек. Я была очень, очень  рада познакомиться с тобой.
Нину Олег уже сам по-дружески поцеловал в щеку, сказав ей несколько приятных слов о красоте ее "черных и блестящих, как воронье крыло" волос и о глубине ее "прекрасных глаз цвета спелой вишни". Мужчины обменялись крепким, дружеским рукопожатием.
- Какой обаяшка, - промолвила Софья Казимировна, провожая глазами удалявшегося от них Олега. - Так дипломатично оставил нас, понимая, что нам нужно попрощаться без него.
- Ну что ж, сестричка. Пожалуй, мои женщины правы. У тебя прекрасный жених. Я изменил свое мнение об Олеге, - последним сдался на милость неприятеля Валера. – По всему видно, что он любит тебя, заботится о тебе. Как проворно подскочил он к тебе, когда ты поскользнулась и чуть не упала. Меня успел опередить. Поначалу я думал, что он обычный московский хлюст, а он оказался… не знаю, как выразиться… Одним словом,  Олег - отличный мужик. Я уверен сейчас, что передаю тебя в хорошие руки. Олег сделает все, чтобы ты была счастливой женой. Ну и, что вполне естественно при его образовании, он тебе пара. Парень он умный, начитанный, интересуется спортом... Представляешь, сегодня, пока вы шлялись по ГУМу, он столько интересного рассказывал мне об истории футбола и об игроках "Динамо", что я слушал его, разинув рот от удивления. Он, например, сказал, что...
-  Валера, перестань ты о своем футболе, - перебила мужа Нина. - Надоел ты с этим, честное слово. Сейчас только о футболе и будем говорить до самого отправления поезда.
- Да, Нина права, - с любовью глядя на брата, сказала Алена. - Тебя хлебом не корми - дай о футболе поговорить. А говорить-то особенно не о чем.
- Как не о чем!? - возмутился Валера. - Ты хоть знаешь, что в этом сезоне киевское "Динамо" выиграло Кубок европейских кубков и Суперкубок, а Блохин признан лучшим нападающим Европы?
- Знаю я это, знаю. По телевизору только и разговоров было, что об этих успехах. А я не люблю эту игру. Слишком часто футболисты принимают мяч на голову, - засмеялась Алена. – И эти удары, особенно в дождливую погоду, не прибавляют, насколько я заметила, извилин в мозгу, а разглаживают даже те немногочисленные, что там имеются. 
Женщины громко расхохотались, Валера смотрел на них снисходительным взглядом.
- Ничего вы не понимаете. Некоторые вещи в этой жизни доступны для понимания только сильной половине человечества.
- Куда уж нам! - иронично хмыкнула Нина.
- Не обижайся, братец, - обняла брата за плечи Алена, увидев его рассерженный взгляд. - Ну, не интересует Нину и меня твой футбол. Придется тебе мириться с этим.
- А вот Олега твоего интересует... И надо же, какое невероятное совпадение: он тоже болеет за команду "Динамо" - Киев.
Алена внутренне хмыкнула: она хорошо знала, что Олег футбол не любил, он предпочитал хоккей, причем болел за ЦСКА, как и вся семья Кузнецовых. Впрочем, она тоже была болельщицей армейской хоккейной команды, поскольку в последние годы  стала серьезно интересоваться этой мужественной, темпераментной игрой. И чем больше она понимала в этой игре, тем больше увлекалась ею, стараясь не пропускать ни одного хоккейного матча по телевизору, когда играла сборная СССР. А если наши играли с чехами, то болела в прямом смысле этого слова: у нее поднималась температура независимо от того, проигрывали наши чехам или выигрывали у них.
Самым забавным в ее увлечении хоккеем было то, что ни разу в жизни не стояв на коньках, она во снах часто видела себя на хоккейной площадке, где играла "в защите" и - что уж было самым смешным - очень умело применяла силовые приемы.
Они с Олегом обсуждали все матчи, которые проходили во время турне советских команд "Крылья Советов" и ЦСКА по Северной Америке. Им обоим очень нравилась тройка Харламов - Петров - Михайлов, а классические "проходы" Харламова к воротам противника поражали их воображение и вызывали бурный, искренний восторг.
Что же касается футбола и всех интересных сведений, какими поделился Олег с Валерой, так Алена почти не сомневалась, что Олег хорошо поработал со справочниками, чтобы почерпнуть в них знания о предмете, который его совсем не интересовал. Да еще, скорее всего, получил любопытные сплетни о футболистах из зарубежной прессы. Она сама проделывала такую же работу, когда получала учебное "оперативное" задание познакомиться с сотрудником какого-либо учреждения, изучить его и подружиться...

Родные Алены сели в вагон. Мама, глядя на любимую дочь через окно,  заплакала. У Алены тоже на глаза навернулись слезы. Поезд тронулся, Алена какое-то время шла рядом с вагоном, прощально помахивая близким рукой, потом остановилась. Глядя вслед уходившему поезду, она нервно сглатывала набегавшую горькую слюну и вытирала платочком горячие, мелкие слезы. Выждав еще несколько секунд, она повернулась и пошла к машине.
На душе у нее было грустно и печально. В голове звучал  щемящий вопрос: когда она увидится с ними в следующий раз? Ее жизнь не может быть спланирована заранее, и она не знает, что ждет ее через месяц, не говоря уж о годе или двух...
Олег, похоже, понял тягостное душевное состояние Алены и попробовал, было, развеселить ее остроумной шуткой. Но Алена не отреагировала на нее, она лишь рассеянно усмехнулась и уныло уставилась в окно. Олег уважительно замолчал. Алене понравилась его тактичность, его дружеское, внимательное  молчание, и время от времени она бросала в его сторону ласковый, благодарный взгляд.

                ***

Когда они подъехали к ее дому, Олег не просто вышел, как обычно, из машины, чтобы открыть перед девушкой дверцу и попрощаться с ней, он закрыл машину на ключ и последовал за Аленой в подъезд. Алена была настолько опечалена и опустошена, чувствовала себя настолько несчастной и одинокой, что возражать не стала.
Как только они вошли в прихожую, и Алена захлопнула дверь, Олег обхватил ее за плечи и, прижав к себе, страстно проговорил:
- О боже! Я не мог дождаться этой минуты, чтобы побыть с тобой вдвоем.
Он принялся осыпать ее лицо короткими, горячими поцелуями:
- Милая, желанная. Я люблю тебя все больше и больше.
Алена вначале натянулась как струна и пробовала отдалиться от прижавшегося к ней мужского тела. Но когда губы Олега захватили ее рот, а рука его спустилась вниз и принялась оглаживать ее, она расслабилась и обмякла. Ее тело уже не сопротивлялось, оно податливо пошло навстречу горячей волне, исходившей от юноши.
На секунду оторвавшись от ее губ, Олег прошептал:
- Нам нужно раздеться. Я хочу чувствовать тебя ближе.
Не успел он договорить, как в комнате зазвонил телефон. На ходу сбрасывая пальто и даже не сняв сапоги, Алена быстро прошла к письменному столу.
- Алло! Слушаю вас.
- Добрый вечер! - услышала она вежливый голос ЭмЭн.
- Ой, здравствуйте, Михаил Николаевич. Я рада слышать вас.
- Наконец-то я до вас дозвонился! Где вы пропадали целый день? И вчера я до двенадцати вам звонил.
- Вы же знаете, Михаил Николаевич, - с легким укором в голосе проговорила Алена, - у меня были гости. Вы сами давали мне краткосрочный отпуск.
- Я предполагал, что они должны были уехать сегодня утром.
- Нет, они уехали вечером. Я только что их проводила.
- Все прошло хорошо? Мама с братом остались довольны?
- Да, очень.
- Где были? Что посмотрели?
- Были в Кремле, на улице Горького, на Ленинских горах, в Пушкинском музее. В ресторане "Седьмое небо" побывали, Олег нас  туда пригласил. Даже в театр на Малой Бронной попали. В Малом театре смотрели "Униженные и оскорбленные" по Достоевскому. И, конечно же, были в Большом. Мама всю жизнь мечтала сходить туда.
- Да, обширная программа за такой короткий срок. При случае расскажете мне обо всем подробнее. А сейчас... Алена, скажите, в каком состоянии у вас немецкий?
В комнату зашел Олег, и Алена, бросив быстрый взгляд в его сторону, небрежным тоном спросила у ЭмЭн:
- Михаил Николаевич, мы завтра не можем договорить?
- Нет, - коротко ответил начальник.
- В таком случае, перезвоните мне, пожалуйста, через пять минут. У меня гость, я должна его проводить.
- Понял. Перезвоню, - и в трубке раздались короткие гудки.
На лице Олега застыла растерянная улыбка. Алене стало не по себе: парень так старался все эти дни, а она вынуждена его выпроваживать.
- Олег, дорогой, - ласково произнесла она, наградив юношу своей самой обворожительной улыбкой, - прости меня, но мне должны перезвонить. Мне очень жаль.
- А почему ты не могла продолжить разговор при мне? Кто это был? - ревниво сощурил глаза Олег.
- Это Михаил Николаевич, фронтовой друг моего отца. Я тебе как-то уже говорила о нем. После смерти папы он очень заботился о нашей семье. И в чем-то даже заменил для нас с Валерой отца. Это он переманил меня в Москву, устроил здесь. Квартиру помог получить.
- А что ему нужно так поздно от тебя? - недоуменно спрашивал Олег.
- У него проблемы с младшей дочкой, - на ходу придумывала Алена. - Просит моей помощи. Мы с Наташей ведь дружим. Ну и теперь предстоит разговор, по крайней мере, на час... Так что, извини, пожалуйста... Да и тебе пора домой... Поздно уже. Пока доедешь - одиннадцать будет.
- Ну что ж, - печально и обиженно вздохнул Олег, - придется идти.
Алена проводила его в прихожую. Он надел пальто. Алена приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его в щеку. Он крепко обнял ее и собирался поцеловать ее в губы, но попал в ухо, потому что она проворно повернула голову.
- Не надо, Олег. Извини. Сейчас Михаил Николаевич снова звонить будет. Спокойной ночи, - полушепотом произнесла она, открывая дверь.
- Спокойной ночи, любимая, - скользнула на его губах невеселая улыбка. - Когда мы увидимся?
- Я тебе обязательно завтра позвоню. Обещаю, - вновь притронулась она губами к его щеке и быстро закрыла дверь.
А в комнате уже снова надрывался телефонный звонок.
- Это был Олег Иванович? - спросил ЭмЭн, когда Алена сняла трубку.
- Да.
- Вижу, ваши отношения продвигаются, поскольку он был так поздно у вас.
Эти слова начальника Алена оставила без ответа.
- Вы спрашивали про мой немецкий, - вежливо произнесла она после секундной паузы.
Такую же паузу взял теперь шеф. "Видимо, решает, стоит ли настаивать на продолжении разговора об Олеге", - внутренне усмехнулась Алена.
- Вы верно поняли цель моего звонка, - чуть суховатым тоном произнес, в результате, шеф. - Я хотел бы узнать, в какой степени вы владеете немецким на данный момент?
- Как вам сказать... Мой пассивный словарь довольно обширный. У нас в институте по немецкому языку был очень хороший преподаватель. И хотя это был наш второй язык, мы читали немецкие книги в оригинале. На занятиях, в частности, подробно разбирали книгу Ремарка "Три товарища". Читали немецкие газеты, переводили довольно сложные тексты с русского...
- А как насчет устной речи?
- С этим посложнее. Практики у меня было мало. Свободно ориентируюсь в лексике, связанной с гостиницей, рестораном, вокзалом и тому подобными темами. Учила их перед стажировочной поездкой.
- Этого маловато.
- Для чего? - насторожилась Алена.
- Для предполагаемой работы.
- У вас изменились планы относительно страны, куда я должна ехать? - навострила Алена уши.
- Нет. Впрочем, это не телефонный разговор. В данный момент я ничего определенного сказать не могу. Просто... сейчас рассматривается вопрос о несколько другом характере вашей дальнейшей работы. Когда и какое конкретно будет принято решение, я пока не знаю, но на всякий случай вам необходимо срочно заняться немецким  языком. Что бы ни произошло дальше, язык вам все равно пригодится.
- К занятиям я всегда готова. Когда начинать?
- Вот поэтому я и звоню вам так поздно. Завтра утром вместо Анны Ивановны к вам придет Таисия Александровна, преподаватель по немецкому языку.
- Хорошо. Я буду ждать ее ровно в десять.
- До свидания и спокойной ночи.
- До свидания, Михаил Николаевич.
Алена медленно, в задумчивости, положила трубку.

                3

"Постелить это чудное мамино творенье или обойтись обычной льняной салфеткой?" - стояла Алена в раздумье у журнального столика с небольшой вязаной скатертью в руках, когда зазвонил телефон. Бросив скатерку на кресло, Алена поспешно схватила трубку.
- Алло! Слушаю вас.
- Это я, здравствуй! - услышала она голос Олега.
- Привет! Как хорошо, что ты позвонил. Я боялась, тебе не передадут мою просьбу. Ты не сказал, что сегодня работаешь. Позвонила тебе домой - мама сообщила, что ты на работе. Звоню туда - там тоже тебя нет. На мой звонок ответил красивый бархатный баритон. Такие голоса обычно сочетаются с забывчивой памятью, - хихикнула Алена.
- На этот раз твои остроумные умозаключения оказались неверными. Баритон сообщил мне, что ты звонила и просила срочно связаться с тобой, - в голосе Олега Алена слышала нервозность и обеспокоенность. - Ты снова не можешь придти?
- Мне очень жаль, но я...
- Я это предчувствовал, как всегда, - не дал ей договорить Олег. - Зачем ты терзаешь меня, моя милая мучительница?
Последняя фраза прозвучала приглушенно, и Алена поняла, что Олег прикрывает трубку рукой, чтобы сослуживцы не слышали, о чем он говорит.
- На этот раз твои предчувствия тебя обманули, - весело произнесла Алена. - Да, я не могу придти, но...
- Почему не можешь? - снова не дал ей высказаться до конца Олег. - Мы же давно наметили сходить в "Арагви". Я с таким трудом заказал столик, - с упреком и обидой говорил Олег.
- Да выслушай же ты меня, наконец! - вспылила Алена, но тут же продолжила более сдержанным тоном: - Я действительно не могу пойти. Сильно натерла ногу в новых сапогах. Но я хочу искупить свою вину за прошлое воскресенье и за сегодняшний вечер. И посему приглашаю тебя к себе на ужин.
- Что?.. К тебе? На ужин? - недоверчиво переспросил Олег, и Алена поняла, что он был явно в замешательстве от ее неожиданного предложения.
- Судя по твоей реакции, мой ужин тебя не прельщает, - шутливо произнесла она. - Зря я, видимо, тебе говорила, что не люблю и не умею готовить.
- Алена, ради бога, не переводи все в шутку. Разве дело в самом ужине? Дело в твоем приглашении провести вечер у тебя. Я не могу придти в себя от неожиданности и удивления. Это звучит просто неправдоподобно. Скажи мне твердо, что ты не шутишь.
- Я действительно не шучу и жду тебя. Та-а-к, - Алена взглянула на часы. - Сейчас без четверти пять. К часам семи успеешь?
- Еще как успею! Я на крыльях к тебе полечу, моя любимая, - снова приглушенно прозвучал голос Олега.
- Смотри, чтобы крылья не отмерзли на таком морозе.
- Ползком  доползу, - отшутился он.
- И приползешь к двенадцати, - парировала она. - Ну, все, кончай речевую разминку. Жду.
- Лечу, дорогая. На предельной скорости.
В голосе Олега по-прежнему слышались нотки удивления и замешательства, но одновременно в нем уже звучала искренняя радость. Да, Олег очень обескуражен, - усмехнулась про себя Алена. Не может поверить в то, что будет у нее в гостях. Правда, за последний месяц он раза четыре заходил к ней в квартиру, провожая ее домой после свидания, однако оставаться здесь ему разрешалось десять-пятнадцать минут, не более.

                ***

Алена долго думала, прежде чем решилась пригласить Олега к себе и провести с ним наедине несколько часов. Она понимала, что такое приглашение о многом говорит, что в такой вечер многое может произойти, и вполне осознанно шла на такой важный шаг.
Приглашая его провести вечер в своей квартире, она как бы давала ему понять, что готова к новому этапу в их отношениях, что у нее возникло к нему более серьезное чувство, чем обыкновенная дружеская симпатия. А это было действительно так, и она этого чувства не боялась. Если бы не было предновогоднего разговора с ЭмЭн, она бы прекратила эти встречи еще в начале января, когда ей стало ясно, что она начала серьезно привязываться к Олегу. Но была та знаменательная беседа, развязавшая ей руки, и Алена полностью отдалась своим эмоциям. Она все больше осознавала тот факт,
что постоянно ждет встреч с ним;
что скучает, когда они несколько дней не видятся;
что с нетерпением ждет его звонков, и если по какой-нибудь причине он не звонит в условленное время, у нее начинает сосать под ложечкой, как у алкоголика, не получившего в определенный час определенной дозы алкоголя;
что горячая волна охватывает ее тело каждый раз, когда она вспоминает его страстные поцелуи, которыми всегда заканчивались их встречи.
И только одного до сих пор она не могла решить: любит ли она его и привязана ли она к нему настолько, чтобы выйти за него замуж и работать с ним за рубежом. То, что он подошел бы для нелегальной разведки, она практически не сомневалась. Хотя не ей принимать окончательное решение в случае рассмотрения вопроса о приеме Олега в разведку, ее мнение в данном случае имело бы решающее значение. И она почти с полной уверенностью сказала бы, что из Олега получится разведчик. Не сомневалась она и в том, что Олег сделает все возможное, чтобы она была счастлива с ним. Он очень внимателен, заботлив и, похоже, действительно любит ее.
И все же, и все же... Что-то останавливало ее, не давало возможности принять окончательное решение. Наверно, "дурное" воспитание и книги, - размышляла Алена, ставя на журнальный столик два бронзовых подсвечника с витыми розовыми свечами, тарелки, вилки, ножи. В романах, которые она беспорядочно читала в юности, отношения между юношей и девушкой развиваются медленно, постепенно. Сначала месяцами, а то и годами, длится дружба, которая перерастает в любовь только тогда, когда молодые люди убеждаются, что не могут жить друг без друга. А они с Олегом знакомы всего три месяца.
Да, именно сегодня, седьмого февраля, исполняется ровно три месяца с того дня, как они познакомились. И эта дата послужила ей формальным  поводом для сегодняшнего "торжественного приема". Но настоящая причина праздничного ужина скрывается в другом памятном дне.

...Ровно четыре года назад, когда она была студенткой пятого курса института иностранных языков, ее вызвали в отдел кадров. "Кадровик" познакомил ее с обаятельным мужчиной средних лет, с внешностью иностранного дипломата. "Кадровик" сказал, что Иван Васильевич - представил он "дипломата" только по имени-отчеству - работает в Москве в одном из министерств, что он подыскивает способных людей со знанием иностранных языков и что в связи с этим хотел бы побеседовать с ней, как с лучшей студенткой курса. Затем "кадровик", сославшись на неотложные дела, вышел из кабинета.
Их беседа длилась довольно долго. Иван Васильевич интересовался ее учебой, друзьями, увлечениями и планами на будущее. Извинившись за нескромный вопрос, спросил, есть ли у нее жених. Алена с чистой совестью ответила "нет", потому что Остапа, с которым встречалась к тому времени уже в течение года, женихом своим не считала. Иван Васильевич подробно расспрашивал ее о детских годах. Алена до сих пор помнит, какая загадочная улыбка пробежала по его лицу, когда он услышал, что в детстве ее любимой игрой была игра в пионеров-подпольщиков, помогающих партизанам добывать важные сведения о немцах. В конце беседы Иван Васильевич попросил никому не рассказывать об их разговоре и назначил встречу на следующий день.
Они встречались еще несколько раз. Алена прошла много тестов, из содержания которых она сразу поняла, что ее проверяли на зрительную память, наблюдательность, логическое мышление, аналитические способности, психологическую устойчивость. Она стала догадываться, на какую работу ее хотят пригласить, была несказанно рада этому и потом с нетерпением ждала окончательного решения.
Через три месяца ее вызвали в Москву. В гостинице Министерства обороны ей была заказана комната, и они вновь встретились с Иваном Васильевичем. Она прошла тщательный медицинский осмотр, после чего подписала два документа. Первым было ее заявление о добровольном согласии на разведывательную работу в нелегальных условиях за рубежом. Вторым документом была ее подписка в том, что она обязуется хранить в тайне и никому, ни при каких обстоятельствах не разглашать сведений о работе в разведывательных органах. А через месяц после государственных экзаменов и получения диплома с отличием она уже окончательно была в Москве, в своем "классе" на Фрунзенской набережной. Но отсчет своей новой жизни она вела именно с того дня, когда впервые встретилась с Иваном Васильевичем. Будучи натурой романтической, она каждый год отмечала этот день праздничным столом... Накрытым на одну персону...

А вот сегодня они будут вдвоем. Правда, Олегу и в голову не придет, что он будет присутствовать не столько на трехмесячном "юбилее" их знакомства, сколько на другом торжестве. Если он вообще догадается, что это не простой, обыкновенный ужин, - усмехнулась про себя Алена.
Но кто знает, как будут развиваться события дальше? Может, в следующем году ее "личное" памятное событие станет их общим праздником...
Размышляя таким образом, Алена готовила салаты, жарила картофель. Как только она вынула из духовки запеченную в фольге курицу, раздался звонок в дверь. Алена машинально бросила молниеносный взгляд на часы: Олег был, как всегда, пунктуален и явился ровно в семь часов.

                ***

Алена открыла дверь и первое, что она увидела перед собой, был  букет красных гвоздик. В следующую секунду из-за букета появилось улыбающееся лицо Олега.
- Можно войти?
- Нельзя, - шутливо ответила Алена. - Букет не только может, но и обязан войти, а вот другим это делать совсем необязательно, - счастливо улыбалась Алена, пропуская Олега мимо себя.
- Здравствуй, дорогая. Это тебе, с любовью, -  протянул он ей цветы.
Алена взяла гвоздики и уткнулась в них лицом, вдыхая их едва ощутимый, нежный аромат.
- О-о-о, они пахнут замечательно. От них веет летом, солнцем, югом.
- Поздравляю тебя и себя, - губы Олега ласково притронулись к ее губам в воздушном, целомудренном поцелуе.
- С чем ты нас поздравляешь? - нарочито округлила глаза Алена.
- Как же! Неужели ты забыла? Сегодня исполняется ровно три месяца с того дня, как мы познакомились.
Все пело внутри у Алены - вечер начинался так, как ей представлялось. Олег полностью оправдал ее надежды: он помнил о "юбилее" и принес ей гвоздики цвета любви, а поцелуй его был нежным и романтичным.
- Да, верно, - вслух произнесла Алена. - Так ты поэтому хотел, чтобы мы сегодня пошли в ресторан? Чтобы отметить это событие?
- Да, именно так. И когда ты по телефону сказала, что не можешь сегодня придти, я почувствовал такое разочарование и такую боль... А сейчас я даже очень рад, что ты не смогла пойти, и мы  отметим это знаменательное событие у тебя. Извини, но я не смог купить шампанское, - открыл Олег свой "дипломат". - У нас в буфете был только коньяк. Правда, коньяк отличный - армянский, "три звездочки".
- Да сними ты сначала шапку и дубленку, - остановила юношу Алена.
Олег разделся, потом достал из "дипломата" коробку конфет, шоколадки, апельсины.
- Проходи, - пригласила Алена.
Олег не заставил себя долго ждать и сразу же направился в комнату.
- У меня, ты знаешь, нет обеденного стола, так что ужинать будем за маленьким, - показала Алена рукой на уже накрытый для ужина журнальный столик.
- О! Как здорово ты все устроила. Выглядит красиво и романтично... Эта великолепная ажурная скатерть... Оригинальные свечи...
Рассматривая стол, Олег обнял Алену за плечи и нежно поцеловал ее в щеку.
- Садись в это кресло. В том сижу всегда я, - мягко вывернулась из его рук Алена. - Цыплят "табака", как в "Арагви", я тебе не обещаю, но курицей накормлю. Как раз сегодня в нашем магазине "выбросили" отличные венгерские куры. Пришлось в очереди постоять, но, как говорится, игра стоит свеч. Я ее в фольге запекла.
- М-м, звучит аппетитно, - облизнулся Олег.
- Посмотрим, аппетитным ли это окажется на самом деле, - игриво произнесла Алена и ушла на кухню.
Через несколько минут она внесла в комнату большое сервировочное блюдо, на котором лежала покрытая золотой корочкой курица, жареный картофель "фри" и красиво размещенная по краям зелень.
- Ты определенно обладаешь хорошим художественным вкусом, - восторженно смотрел на блюдо Олег. - Это блюдо выглядит, как произведение искусства.
- Тебя поразить хотела, - кокетливо улыбнулась Алена.
- Ты поразила и сразила меня три месяца назад, - Олег протянул руки к ее талии.
- Ой, что ты делаешь? Я сейчас все уроню. Сиди спокойно, - приказала она.
- Разве можно сидеть спокойно, когда рядом находишься ты?
Одарив его улыбкой, самой очаровательной из всех, на которые она была способна, Алена поставила блюдо на стол, снова пошла на кухню и вернулась оттуда с рюмками.
- Прости, коньячных у меня пока нет, - извиняющимся тоном сказала она. - Будем пить из ликерных.
- Ты откуда эти тонкости знаешь? - брови Олега поползли вверх от изумления. - Выросла ты практически в деревне. В институте, как я понимаю, таким вещам не учат. В Москве ты жила в общежитии. Насколько я знаю, у тебя нет друзей из так называемого "высшего" света. Так что...


       Та-а-к, первый "прокол" за все месяцы самостоятельной, так сказать, жизни. Совсем расслабилась и забыла слова Ивана Васильевича: никогда не показывай свои знания там, где эти знания могут вызвать вопросы. Проявляй их только в  том случае, если они нужны для дела и полностью соответствуют твоей "легенде". В других случаях держи язык за зубами, а иногда даже старайся выглядеть глупее, чем ты есть на самом деле.


- Мама научила, - стараясь выдержать небрежный тон, Алена прервала Олеговы размышления вслух. - Она, ты знаешь, выросла в капиталистической Литве. Будучи совсем молоденькой девушкой, она служила в одной богатой семье и там научилась всем этим глупым буржуазным премудростям, - шутливо закончила она.
Олег не принял ее шутливо-ироничного тона и произнес серьезным голосом:
- Для жены дипломата эти глупые премудрости, как ты выразилась, очень нужны. Ты знаешь, - продолжал он, глядя на Алену с нескрываемым восхищением и обожанием, - я открываю в тебе все новые и новые прекрасные качества. И все больше убеждаюсь, что ты действительно создана для меня.
У Алены внутри все замерло от этого взгляда, она чувствовала, что начала краснеть от радости и смущения.
- Займись коньяком и зажги свечи. А я порежу курицу. Кузнецовы подарили мне на новоселье отличные ножницы для разделки птицы. Привезли из Германии, - пытаясь скрыть свое смущение, быстро говорила она, разрезая курицу на куски.
Выпили они сначала за знакомство, потом за любовь и дружбу, затем за друзей и родителей. Олег каждый раз выпивал полную рюмку, Алене хватало одного-двух глотков. Она не любила крепких напитков, предпочитая им красное сухое вино или шампанское.
- Твои кушанья не только красиво оформлены, но и вкусно приготовлены, -  хвалил Олег Алену, с аппетитом уплетая курицу и салат из копченой трески. - Ты недооцениваешь свое кулинарное искусство. Или... ты набивала себе цену, когда говорила, что не умеешь готовить?
Хитро прищурив глаза, Олег ласково смотрел на Алену.
- Это все, что я умею чуть-чуть делать, - рассыпала Алена в воздухе мелкий, жемчужный смех. - И я очень рада, что тебе нравится.
- Мне все в тебе нравится. И я всегда буду это говорить тебе.
- Неужели ты бы хвалил меня, если бы еда была несъедобна? - в глазах Алены искрились лукавые огоньки.
- Я такой ситуации представить себе не могу. Эти пальчики могут творить только хорошие вещи, - смотрел он с любовью на ее руки.
Алена зарделась  от этого взгляда и постаралась перевести разговор на другую тему.
- Мы будем пить чай или кофе?
- Мне чай, если можно, - положив свою вилку и нож на тарелку, Олег взял салфетку и аккуратно приложил ее к губам.
- Я сейчас поставлю чайник и принесу чашки с блюдцами.
- Тебе помочь?
- Нет, что ты! Не люблю, когда мужчина крутится на кухне вместе с женщиной. Если мужчина сам что-то готовит, тогда другое дело.
- Я иногда люблю готовить.
- И что же ты умеешь готовить? - задиристо улыбнулась Алена. - Яичницу с жареной колбасой?
- Угадала!
Оба громко, заливисто рассмеялись.

                ***

Алена встала и направилась в сторону кухни. Но как только она поравнялась с креслом Олега, его руки оказались на ее бедрах. Не вставая с места, он притянул ее к себе и уткнулся лицом чуть ниже ее живота. Она онемела от этого чувственного прикосновения, и только руки ее несмело легли на его плечи.
- Боже! Какие сексуальные у тебя бедра, как они податливо трепещут в моих руках, - прошептал он через секунду, подняв лицо к ней. - Они, наверно, многих мужиков свели с ума. Я не могу дождаться того мгновения, когда смогу...
- Олег, не надо, - перебила юношу Алена и, легким движением оттолкнув его от себя, пошла на кухню.
В голове ее что-то неприятно щелкнуло, ноги ослабели, и она медленно, словно сомнамбула, подошла к плите. Зажгла горелку, поставила на нее чайник со свистком - подарок ЭмЭн к новоселью  - и замерла у плиты в задумчивости. Что-то встревожило ее, сердце беспокойно заныло. Услышав Олеговы шаги, она сделала вид, что ищет что-то в холодильнике: ей не хотелось, чтобы Олег видел ее смятение. Но Олег в кухню не зашел, он направился в туалет.
Пытаясь понять, отчего у нее появилось это неприятное беспокойное чувство, Алена мысленно вернулась в комнату. Она стала вспоминать только что произошедший разговор и ясно поняла, что ей не понравились прямые и откровенные слова Олега о ее бедрах. Никто раньше ей таких слов не говорил. Она читала подобные фразы только в американских романах. А потом... этот намек на многих мужиков... Он думает, что она обыкновенная шлюха, что ли? Это просто отвратительно... Как жаль... Вечер начался так романтично, а сейчас включилась пошлая проза и все испортила, - все больше распалялась Алена.
Она достала из шкафчика чашки с блюдцами, чайные ложечки, сахарницу...
С другой стороны, если бы он видел в ней легкомысленную девицу, - стала урезонивать себя Алена, - то не говорил бы о любви и о женитьбе. А значит, те неудачные слова о мужиках в ее жизни он произнес, видимо, только для того, чтобы лишний раз выразить свое восхищение ею. Что же касается ее, так сказать, сексуальных бедер, так, в конце концов, ничего плохого нет в том, что он называет вещи своими именами. Нельзя быть такой ханжой. Ведь она - разведчица, и должна быть готова ко всему. А кроме того, ей уже далеко не семнадцать, и глупо "строить из себя", как выражается Анютка, романтичную тургеневскую барышню...
Приклеив веселую, беззаботную улыбку на лицо, Алена вошла в комнату. Олег уже сидел в кресле, потягивая коньяк. Увидев ее, он поставил рюмку на стол, протянул к ней руки и как-то трогательно, почти робко, произнес:
- Иди сюда, любимая. Сядь ко мне на колени.
Алену тронула его милая, трепетная улыбка, и тот час же забыв о только что терзавших ее неприятных мыслях, она без колебаний села ему на колени. Он крепко обхватил ее за талию, ее руки обвили его шею, губы их неудержимо потянулись друг к другу и слились в нежном поцелуе.
Алена чувствовала, как одна рука Олега поднялась выше и принялась ласково, но настойчиво сжимать ее грудь. Жар стал разливаться по ее телу, заставляя ее трепетать под его руками. Оторвавшись от губ, Олег стал целовать ее шею, опускаясь все ниже и ниже. Левой рукой он по-прежнему крепко держал ее за талию. Правой проворно расстегнул несколько пуговиц на ее блузке, так же ловко и умело достал одну грудь из бюстгальтера. Губы его переместились с шеи к груди. Рука же его принялась путешествовать по ее телу. Спустилась вниз до колен, затем поползла обратно по ноге, но уже под юбкой.
- Олег, не надо, - лениво останавливала его руку Алена.
- М-м-м, ты такая сладкая. Не сопротивляйся, моя хорошая, - промурлыкал Олег, покрывая поцелуями ее лицо. - Твое тело все равно тебе не подчиняется, оно устремилось навстречу мне.
И Олег снова накрыл ее рот своими губами...


Сейчас это случится. И не надо сопротивляться этому. Чему быть, того не миновать. Рано или поздно, но это должно произойти. Почему бы и нет? Я возбуждаюсь от  прикосновения его губ и трепещу в его умелых руках, словно мышонок, загнанный котом в угол, откуда почти невозможно бежать. А зачем мне бежать?  Я - не беззащитный мышонок, он - не прожорливый кот. Почему бы мне окончательно не сдаться ему в плен? Тем более что сексуальное воздержание, как я где-то читала, вредно и опасно в моем возрасте. А мне в апреле исполнится уже двадцать пять лет. Так что нужно решиться на такой шаг хотя бы ради здоровья...
О, черт! О чем я думаю? Я ненормальная, что ли? В такие минуты полагается задыхаться и млеть от страсти и вожделения, а я что делаю? ... Раз-мыш-ля-ю... Ана-ли-зи-ру-ю... При-ни-маю ре-ше-ния... Вместо того чтобы заставить голову отдохнуть и дать возможность потрудиться другим частям тела, я разместила в этой ненормальной голове полигон для выстраивания логических мыслей…


Рука Олега скользнула под резинкой ее трусиков...
- У-у-у, - донесся из кухни пронзительный, воющий и свистящий, звук, словно оттуда мчалась на полной скорости пожарная машина или летела, с ревом сирены, карета скорой помощи.
Оба вздрогнули от неожиданности, руки Олега замерли в оцепенении.
- Это кипит чайник, - воспользовавшись секундным замешательством Олега, Алена освободилась от его руки, вскочила с его коленей, чуть поправила юбку и поспешила на кухню.
Она уже вылила кипяток из прогревшегося заварного чайничка и насыпала туда чай, как услышала сзади вкрадчивый голос Олега:
- Тебе помочь?
Он встал сзади нее и уверенно сжал ее плечи в своих ладонях.
- Я сама, - чуть сдавленным голосом промолвила Алена, но сразу же передумала: - Впрочем, ты можешь помочь. Освобождай столик от ненужного и неси сюда, в раковину.
Вдвоем они быстро сервировали уже новый стол, чайный, на котором оказались его "гостинцы" и ее торт, который Алена стала ловко разрезать на неравные треугольнички.
- Неужели и это изделие - творение твоих волшебных рук? - услышала она медовый голос Олега.
    Она метнула в его сторону лукавый взгляд и увидела в его руках рюмку с коньяком.


Послушай, друг мой любезный. Мне это совсем не нравится, и я начинаю сильно беспокоиться. Ты уже изрядно выпил, но почему-то продолжаешь потягивать этот пахнущий клопами крепкий напиток. Я, конечно, тоже чуть-чуть охмелела, и пить больше не собираюсь. А ты скоро совсем опьянеешь. Зачем ты пьешь? Для храбрости что ли?


- О нет, такой торт мне не под силу. Как и любой другой, - проговорила она безмятежным тоном, стараясь ничем не выдать своего беспокойства и недовольства.
- А я уже вообразил, что эти ручонки могут все.
- Не все, как видишь. Так что тебе нужно призадуматься, стоит ли продолжать свои ухаживания, - с кокетливым вызовом проговорила она, наливая чай в чашки.
- Кстати, поскольку ты затронула эту тему, то я хотел бы продолжить ее.
Олег взял чашку и отпил из нее.
- Я уже давно собираюсь задать тебе тот же вопрос, который задавал на Новый год, - Олег пристально смотрел на нее. - Ты согласна выйти за меня замуж?
Алена нервно сглотнула и быстро заморгала глазами с острым желанием оттянуть свой ответ. Она медленно положила маленький кусочек торта себе и кусок побольше - Олегу. Затем стала есть торт, запивая его чаем.
- Ешь торт. Он очень вкусный, - как в ни в чем не бывало, кивнула она Олегу на торт.
- Ты не ответила на мой вопрос, - немигающим взглядом смотрел он на нее.
- Я еще не решила. Это слишком важный шаг для меня, - принужденно улыбнулась она.
- В таком случае...
Не закончив фразу, Олег поставил свою чашку на стол и взял в руки больше чем наполовину пустую бутылку.
- Тебе налить?
- Нет, спасибо.
- Значит, мне придется пить одному. Ты не возражаешь?
- Почему я должна возражать? - чувствуя все возрастающую обеспокоенность, бесстрастно ответила она.
Олег вылил почти весь остававшийся коньяк не в рюмку, а в бокал, из которого только что пил компот, и залпом осушил его.
- Так вот, я хочу, чтобы ты дала мне ответ, - отломил он кусочек шоколадки и положил его в рот. - Или мы, не откладывая в долгий ящик, женимся, или...
- Или расстаемся, - с шутливым вызовом прервала Олега Алена, но внутри у нее все опустилось.
- Или, в ожидании твоего согласия на официальный брак, мы начинаем знакомиться ближе.
Лениво откинувшись на спинку кресла, он пытливо глядел в ее глаза. Несколько раз моргнув округлившимися глазами, Алена спросила:
- В каком смысле?
- В прямом, моя дорогая, в прямом. Ты же не девочка и должна понимать такие вещи с полуслова.

                ***

Развязность позы и грубоватый тон опьяневшего Олега окончательно насторожили Алену. Она натянулась как струна и застыла в прямой, напряженной позе, уставившись на Олега пронзительным, холодным взглядом.
- Я говорю о постели, - с какой-то самодовольной улыбкой продолжал Олег. - Только постель по-настоящему сближает мужчину и женщину, дает им возможность полностью раскрыться друг перед другом. Ты сама говорила на Новый год, что мы должны познакомиться ближе. И ты знаешь, - многозначительно подмигнул он, - я уверен, что и в этом отношении мы подойдем друг другу.
В голове Алены снова раздался уже знакомый ей предупредительный щелчок. Но на этот раз она не искала причину его появления. Она ее знала. И теперь ей оставалось молча ждать следующего такого щелчка. Ее неподвижное состояние Олег, похоже, принял за молчаливое одобрение его слов. Небрежно вытянув ноги вперед, он самоуверенно продолжал озвучивать свою убогую, гнусную мысль:
- Я далеко не мальчик. И тебе уже, прости, давно шестнадцать минуло. Наши отношения так продолжаться дальше не могут. Каждый раз после наших с тобой свиданий я возвращаюсь домой с тяжелой, ноющей болью вот здесь, -  прикоснулся он рукой к месту чуть ниже живота.
Алена была так шокирована его прямолинейностью, что оцепенела окончательно. Не в силах сказать ни слова, она безмолвно смотрела на его самодовольно ухмыляющееся лицо широко распахнутыми, немигающими глазами.
- Вот и сейчас я нахожусь под таким давлением, что того и гляди взорвусь.
Он встал с кресла и направился к ней. Она вся внутренне подобралась и напрягла плечи, сжавшись в комок. Он наклонился, руки его легли ей на талию и легко, как пушинку, подняли ее с кресла.
- Не веришь? Сама убедись.
Взяв ее руку, он с силой приложил ее к своей крайней плоти, выпиравшей из брюк. Этот грубый, вызывающий жест покоробил и оскорбил Алену. Она отшатнулась от парня с такой брезгливостью, словно рука ее притронулась к скользкой, ядовитой змее. Отшатнувшись,  сразу же вышла из оцепенения.
- Зачем ты так? - возмущенно сверкнула она глазами.
- Чтобы ты почувствовала, насколько я хочу тебя и просто умираю от желания.
Он обхватил руками ее бедра и крепко прижал к своим чреслам. Губы его усиленно пытались поймать ее рот. Она молча, но твердо отстранилась от него.
- Ты права, - не понял ее действий Олег. - Нам нужно раздеться. Тебя раздеть или ты это сделаешь сама? - по-деловому осведомился он, начиная расстегивать свою рубашку и глядя ей прямо в глаза.


Все, это конец. Я не могу. Я тебя ненавижу. Нет-нет, это не то... Ненависть - это другое чувство... Я просто не могу смотреть в твои противные, как у блудливого кота, глаза. Я не могу видеть это... Как там пишут в книгах? ... Похотливое выражение  твоих маслянистых глаз. Оно вызывает омерзение... Ты весь мне неприятен... У меня к тебе физическое отвращение... Ты будешь сейчас  меня целовать, а я... Я не хочу ощущать вкус твоих... слюнявых губ... Меня просто может стошнить.


- Олег, я прошу тебя, никаких таких штучек, - спокойно сказала Алена. - Отойди от меня.
- Но почему? - насторожился Олег.
Он перестал раздеваться, встал к ней вплотную и снова попытался поймать уворачивавшиеся от него губы.
- Почему, почему, моя красавица?
- Я ничего не хочу.
- Неужели? - сладострастие и неистовая похоть теперь, казалось, отражались не только в глазах его, но на всем лице. - Разве мы только что не договорились, что изучим друг друга как следует? Я знаю, тебе тоже всегда хотелось меня, когда мы до умопомрачения целовались перед каждым расставанием. Твое тело так нежно прижималось ко мне и прямо горело от желания, - руки Олега заходили по ее телу.
Ее передернуло от его прикосновений. Нервная дрожь прошла по всему ее телу.
"Потому что я не видела твоих глаз в тот момент!" - хотелось крикнуть Алене.
- Вот и сейчас ты вся дрожишь от возбуждения, - неправильно истолковав ее состояние, самодовольно улыбнулся Олег.
У Алены были секунды, доли секунды, чтобы принять правильное решение. Она не хотела окончательно отталкивать его от себя сейчас. "Вполне возможно, - думала она, - что чувство физического неприятия у меня случайное и вызвано коньяком, а также тем, что мой романтический настрой был разрушен грубой мужской прямотой. Нужно придумать такое, чтобы он сам сегодня ко мне больше не приставал. Нужно хорошо сыграть избранную роль. Разве не этому учили меня все эти годы?"
- Я не могу сегодня. Я больна, - увернувшись от его губ, выпалила она.
- Твоя натертая нога нам не помеха. Я ее трогать не буду. Я другими местами собираюсь наслаждаться, - с вожделением посмотрел он ниже ее живота и стал расстегивать на ней блузку.
Алена решила переступить через свое "я" и вести себя так же прямолинейно и вульгарно, как повел себя ее "избранник".
- У меня месячные, - храбро выдавила она из себя слово, которое никогда и ни при каких обстоятельствах в присутствии мужчины не произносила.
Алене показалось, что она покраснела от пяток до корней волос на голове. Она готова была провалиться сквозь землю, но внешне ничем не выказала своего состояния. Молодец, - мысленно похвалила она себя. Не зря в течение трех лет ее учили подчинять свои чувства и эмоции рассудку. Не зря она готовила себя к тому, что будет способна, в случае необходимости, делать вещи, не совместимые ни с ее характером, ни с ее убеждениями...
- Врешь, - с улыбкой отреагировал Олег на Аленино откровение. - Моя рука была почти в твоем сокровенном месте. Я там ничего не почувствовал.
- Я пользуюсь иностранными средствами гигиены, - вдохновенно импровизировала Алена. - Мне подруга привезла. Тампон находится внутри.
И Алена так невинно посмотрела на него, так доверчиво положила свои руки ему на грудь, что он вынужден был поверить ей.
- Хорошо, - смиренно согласился он. - Сегодня я не буду ни на чем настаивать. Хотя меня твое состояние не смущает, я все равно хотел бы обладать тобою прямо сейчас. Но в данном случае решающее слово за тобой. Ты действительно не занимаешься любовью при месячных?
- Во-первых, это противно.
- Все, что связано с тобой и твоим телом, мне не может быть противным.
Еще час тому назад Алена расплылась бы в счастливой улыбке от этих слов, сейчас же они оставили ее холодной и равнодушной.
- Во-вторых, врачи говорят, что это вредно, - уверенно заявила она, хотя не имела ни малейшего представления, что говорит медицина по этому поводу. - А в-третьих, я вообще...
- Сколько ты будешь болеть? - прервал ее откровения Олег, направляясь в прихожую.
- Неделю.
- Так долго!
- Что поделаешь, - равнодушно пожала она плечами.
- И через неделю мы здесь с тобой встретимся, - сказал он, надевая пальто.
- Я тебе позвоню, - подставила она свою щеку для поцелуя.
Он проигнорировал этот жест и поцеловал ее в губы. Причем целовал долго и страстно. Она выдержала роль пылкой возлюбленной до конца.

                4

Алена поднялась на третий этаж и подошла к квартире, адрес которой ей был сообщен накануне в учебной радиограмме. Она чуть задержалась у двери, мысленно вспоминая текст заученной наизусть шифровки и проверяя себя еще раз, у нужной ли двери она стоит. Все в порядке, ошибки быть не должно, - подумала она и уверенно нажала на кнопку звонка.
Дверь открыла миловидная женщина лет пятидесяти. Темно-русые короткие волосы аккуратно уложены, губы чуть подкрашены терракотовой помадой. Большие серые глаза доброжелательно смотрят на гостью.
- Здравствуйте, - с приветливой улыбкой поздоровалась Алена.
- Доброе утро, - дружелюбно улыбнулась в ответ женщина.
- Я могу видеть Михаила Николаевича?
- Да, проходите. Он ждет вас, - открыла она дверь настежь и пропустила Алену в просторную прихожую.
Михаил Николаевич уже шел ей навстречу.
- Здравствуйте, Михаил Николаевич, - протянула Алена руку своему шефу.
- Здравствуйте, Алена, - поздоровался ЭмЭн крепким рукопожатием. - Раздевайтесь. Замерзли?
- Немножко. Скорей бы уж потеплело, - бодро ответила Алена, снимая пальто.
- Скоро согреетесь, - ЭмЭн помог Алене снять пальто и повесил его в шкаф. - Весна не за горами. Через неделю уже март.
Встретившая Алену женщина стояла рядом и приветливо улыбалась.
- Алена, познакомьтесь, - с улыбкой повернулся ЭмЭн к женщине. - Это ваша экономка, Нина Ивановна. Функции ее немного отличаются от тех, которые были у вашей предыдущей домоправительницы. Нина Ивановна убирает здесь, а обед и ужин готовит только в случае особой необходимости или по договоренности с вами. В прямые ее обязанности это не входит.
- Рада с вами познакомиться, - протянула Алена руку своей новой хозяйке.
- Я тоже, - рука Нины Ивановны была сухой и теплой, энергичное прикосновение ее вызывало приятное ощущение.
- Проходите туда, Алена, - махнул ЭмЭн рукой в сторону большой двустворчатой деревянной двери.
- Чай сейчас приготовить? - вежливо осведомилась Нина Ивановна.
Алена отметила про себя, что хозяйка не стала спрашивать про кофе. Значит, ЭмЭн не раз бывал в этой квартире, и Нина Ивановна хорошо знает его вкусы. Впрочем, вполне вероятно, что они обсудили этот вопрос до ее прихода.
- Может, Алена кофе хочет? - вопросительно посмотрел на нее начальник.
- Нет, мне тоже чай.
- В таком случае, Нина Ивановна, через минут пятнадцать принесите нам чай... Квартиру целиком посмотрите позже, - повернулся он к Алене. - Нина Ивановна вам все покажет. Пока же проходите сюда, в гостиную.
До этого момента Алена была так спокойна, что сама себе удивлялась. А вот сейчас сердце ее забилось быстрее, пальцы чуть-чуть подрагивали, по всему телу прошли нервные мурашки. Она была уверена, что сейчас услышит то, что наверняка изменит всю ее дальнейшую жизнь.
Войдя в комнату и незаметно бросив внимательный взгляд по сторонам, Алена отметила, что эта большая, квадратная гостиная в два окна  обставлена намного лучше, чем та, в которой она провела три года.
- Устраивайтесь поудобнее, нам предстоит довольно долгий и важный разговор, - сказал ЭмЭн, усаживаясь в одно из кресел у кофейного столика, расположенного в углу слева от двери.
Алена просто утонула в уютном, глубоком кресле с мягкими, удобными подлокотниками, совсем не похожими на те "деревяшки", которые раздражали ее в "классе".
- Квартиру сразу нашли? - поинтересовался ЭмЭн.
- Да, сразу. В радиограмме был четко указан маршрут следования от метро, - сделала Алена короткую паузу. - Странно раньше строили дома ... Дворы, дворики, ворота, проходы, - говорила Алена кратко и чуть скованно, вся в напряженном ожидании разговора.
- Раньше в этих московских двориках вся жизнь детворы проходила, - с едва заметными нотками тоски проговорил ЭмЭн.
- И потому тогда писали книги с названиями типа "Ребята с нашего двора", - натянуто улыбалась Алена.
- Да, вы правы. Это был особый, специфический мир. На ночь ворота во дворах закрывали, - продолжал шеф. - Никто посторонний туда войти не мог. Дворники строго следили за порядком... Кстати, если вам не понравится ходить сюда дворами, то вы сможете выбрать себе другой маршрут. К этому подъезду очень удобно подходить с улицы Горького.
- О, я люблю улицу Горького, - оживилась Алена. - По ней я буду ходить с удовольствием. Только зачем? - задала Алена быстрый, короткий вопрос и сразу умолкла.


Извините, Михаил Николаевич, за вопрос. Я опять не держу язык за зубами. Я знаю, вы сами скажете все тогда, когда сочтете нужным. Не лезь поперед батьки в пекло, - так говорил мне часто Валерка в детстве и был абсолютно прав. А Иван Васильевич учил: никогда не задавай прямых вопросов, веди разговор так, чтобы твой собеседник сам выложил тебе на блюдечке всю интересующую тебя информацию. Правда, к разговору с вами, с моим начальником, эти наставления Ивана Васильевича не совсем подходят. Но все-таки... В беседе с любым человеком, даже с шефом, мне необходимо тренироваться и вырабатывать в себе умение говорить только при необходимости.


- Вы это сейчас узнаете, - загадочно блеснули глаза ЭмЭн. - Для этого мы сегодня с вами встретились. Кстати, как ваши успехи в немецком?
-  Учеба в полном разгаре: каждый день по четыре часа занятий с преподавательницей и самостоятельно много работаю. Думаю, что определенный результат уже достигнут. Успешно вспоминаю то, что когда-то учила в институте и порядком подзабыла. Узнаю много нового. Главное, массу новых разговорных выражений. Таисия Александровна вроде довольна мной. Во всяком случае, мы уже почти весь урок говорим с ней только на языке. Правда, грамматические правила повторяем на русском.
- Замечательно. Сегодня вечером вам предстоит выдержать первый экзамен по немецкому языку, - снова загадочно улыбнулся ЭмЭн.
Заинтригованная, Алена вопросительно и выжидательно смотрела на начальника, не утруждая себя поспешными вопросами.

                ***

- Так вот, Алена, - внимательно и серьезно глядя ей прямо в глаза, произнес ЭмЭм, - вы начинаете оперативную работу.
Сердце ее заколотилось, как мотор на вытянутом до предела "подсосе". Наконец-то она дождалась! Наконец-то ей предстоит работа! Она будет делать то, чему так упорно и беззаветно училась все эти годы. Она готова была выпрыгнуть из кресла и закричать "Ура!" Но вместо этого радостного выкрика она спросила сдержанно и рассудительно:
- Уже можно использовать те подлинные документы, о которых вы говорили, когда назначали мне занятия по венгерскому языку?
- Нет, пока их использовать нельзя.
Алена бросила удивленно-вопросительный взгляд на ЭмЭн: как же ехать в нелегалку, если нет подлинных документов? Или?..
- Есть подлинная легенда, на основании которой я смогу получить другие подлинные документы в определенной стране? - высказала она свое предположение.
- Нет, речь сейчас идет совсем о другом. Дело в том, что вы пока не поедете в страну назначения... Во всяком случае, на неопределенный срок эта поездка для вас отпадает... На данном этапе вы будете выезжать в краткосрочные командировки с хорошо сделанными, но не подлинными иностранными паспортами.
- Понятно, - с едва заметным разочарованием в голосе пробормотала Алена.
- Решение это принималось долго и мучительно, - пристально смотрел на свою подопечную ЭмЭн. - "Светить" вас на границах Командование не хотело, поскольку вы хорошо подготовлены для постоянной работы за рубежом. Это прекрасно подтвердили ваши стажировочные поездки. Но я убедил Командование, что для данной работы подходите только вы. Будете выезжать два-три раза в год.
- В чем будут заключаться мои задания? И какой длительности  будут эти поездки? - решила не сидеть "истуканом" Алена.
- Цель этих командировок – встречи с агентами. В деталях  поговорим об этом чуть позже. А насчет длительности… Каждая ваша командировка будет длиться две-три недели... Вы огорчены? Вы разочарованы такой перспективой на ближайшие годы? - пытливо всматривался в нее ЭмЭн.
- Я? Нет, что вы! - как можно жизнерадостнее произнесла Алена. - Я не могу быть разочарована. Не имею права таковою быть. Главное, что я буду уже в деле, буду приносить пользу Родине. Простите за высокопарные слова, но ведь для этого я шла в разведку. А уж в каком качестве и где меня использовать лучше всего - Командованию виднее. Не скрываю, конечно, что я  настроила себя на длительное проживание за рубежом и на НАСТОЯЩУЮ, - выделила последнее слово Алена, - оперативную работу. Но если за принятым решением Командования стоите вы, Михаил Николаевич, если именно вы настаивали на нем, то у меня не может быть никаких сомнений и разочарований, - лучезарно улыбнулась Алена.
- Отлично, - удовлетворенно хлопнул себя по коленке Михаил Николаевич.
Раздался стук в дверь, затем послышался голос Нины Ивановны:
- Можно войти?
- Да-да, Нина Ивановна, заходите.
ЭмЭн встал с кресла, прошел к двери и отворил ее.
- Вот и чай пришел, - бодро произнес он. - Спасибо, дорогуша. Поставьте поднос на столик. Разольем мы сами.   
Дружелюбно улыбнувшись Алене, Нина Ивановна молча вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Алена разлила чай в чашки.
- Я закурю, можно? - обратилась она к шефу.
- Я составлю вам компанию, хотя все время хочу отказаться от этой пагубной привычки. Врачи настаивают. Но бросить курить никак не могу.
- Стоит только по-настоящему захотеть.
- Вы правы. Но нужно действительно по-настоящему захотеть, - сделав упор на слове "по-настоящему", согласился ЭмЭн с Аленой, прикурил сигарету и бодро продолжил: - Вернемся к нашим баранам. Так, кажется, говорят французы?
- Да. Revenons a nos moutons, говорят они, - засмеялась Алена. - Я ведь вас учила произносить это по-французски. Снова забыли?
- Не забыл. Но не хочется терзать ваше ухо своим рязанско-московским произношением... Так вот, сегодня вечером вы познакомитесь с одной замечательной супружеской парой, с которой вам предстоит работать. Его зовут Альфред, ее – Марта.  Они немцы, но живут в Латинской Америке, в Буэнос-Айресе. Вы, наверно, знаете, что после войны там образовалась большая немецкая колония из тех немцев, которые в свое время были ярыми сторонниками Гитлера. Отец Альфреда тоже оказался в Аргентине. Он поддерживает тесные контакты с военными этой страны. У него много личных друзей среди американцев. Сам Альфред является руководителем отдела одной из мощных транснациональных корпораций. Наряду с обычной продукцией, его компания получает важные военные заказы... Вот, пожалуй, и все, что я могу пока сказать вам о биографии и работе агента.
ЭмЭн замолчал, прикуривая вторую сигарету.
- Вам добавить чая? - спросила его Алена.
- Да, пожалуйста. Так вот, - продолжил ЭмЭн, отпив глоток из чашки, - Альфред уже несколько лет сотрудничает с нами. Марта только начинает. Поженились они два года назад. Сначала Марта ничего не знала о тайной деятельности своего супруга. Но год тому назад, когда она ехала в ФРГ навестить своих родных, Альфред попросил ее передать небольшой пакет своему, как он объяснил ей, другу из ГДР. Она согласилась без колебаний. В следующий раз он обратился к ней с просьбой передать пакет приятелю из СССР. От Марты снова не последовало никаких вопросов. Тогда Альфред, с нашего согласия, открылся ей. Будучи очень любящей и преданной женой, она согласилась ему помогать, и теперь будет выступать в роли связника Альфреда. Марта будет доставлять от него в Европу или на другой континент микропленки с секретной информацией.
ЭмЭн снова замолчал, прикуривая новую сигарету.
- И встречаться ей удобнее всего с женщиной, я так понимаю, - бесстрастным тоном произнесла Алена.
- Вы совершенно правильно понимаете ситуацию. Для этой роли мы и выбрали вас. Вы будете забирать у нее секретные материалы и передавать ей инструкции, деньги, иногда небольшое разведывательное снаряжение. Запомните: вы не просто курьер, связник, выполняющий посредническую роль между Центром и агентом. Вы - представитель Центра, со всеми полномочиями, связанными с этой миссией. Кроме того, вы должны стать для них, особенно для Марты, другом, советчиком, наставником. У нас с ними отлажена дополнительная бесконтактная связь. Эта регулярная связь используется нами для инструкций, рекомендаций, согласования мест и времени встреч. Как раз сейчас Марта учится принимать наши радиограммы на приемник-кассетник. Она же будет дешифровывать их.
- У нее будет свой шифр? - удивилась Алена. - Но этому за неделю-две не научишься.
- Вы правы, - улыбнулся ЭмЭн. - У нее не будет шифра. Мы ей дадим специальный блокнот с тайнописью. Под воздействием специального химического состава на страничках блокнота появляется текст, с помощью которого Марта и будет расшифровывать наши послания... Так что основные инструкции они будут получать по радио. Но живое общение с представителем Центра всегда более надежно и весомо. Очень важно поэтому, чтобы вы понравились друг другу сегодня вечером. Официально, для друзей и родственников, Альфред и Марта проводят свой отпуск в Сингапуре. Сюда они приехали под другими именами, с другими паспортами... Так... Что еще вам о них сказать?.. Альфред владеет немецким, английским и испанским. Марта же  говорит, естественно, на родном немецком, может объясняться на английском и учит сейчас испанский... Кажется, это все, что мне хотелось сообщить вам сегодня. Подробности обсудим в ходе подготовки к вашей первой поездке. Вопросы есть?
Пока ЭмЭн говорил, у Алены все время возникали вопросы. Их было множество. Но она знала, что некоторые вопросы задавать просто нельзя, на них ЭмЭн не станет отвечать. Ответы на другие вопросы она сможет получить позже. Сейчас же она спросит только то, что даст ей возможность увереннее вести с себя с этой парой и выглядеть в их глазах не совсем новичком в разведывательной работе. Но самое главное, она должна получить от ЭмЭн обычные сведения, необходимые при первом знакомстве.
- Да, вопросы есть, - серьезным тоном произнесла Алена. - Прежде всего, я хотела бы знать, как они меня будут называть. Какое у меня для них имя?
- Ваш оперативный псевдоним.
- Хелен?
- Естественно. Вы сами в свое время выбрали этот псевдоним, и он останется вашим именем - для агентов в том числе - до тех пор, пока вы будете служить в нашем ведомстве. Кстати, надеюсь, вы помните, что меня зовут Майкл?
- Разумеется, Михаил Николаевич... И чтобы покончить с вопросом об именах: Альфред и Марта - это их настоящие имена?
- Нет, это тоже их псевдонимы. А настоящие...
ЭмЭн на секунду замолчал, и Алена продолжила за него:
- А настоящие имена мне знать не нужно. Если меня арестуют, то никакой детектор лжи в таком случае не выдавит из меня их действительных имен, - лукаво улыбнулась Алена.
- Ну, зачем же вы сразу об аресте? Если об этом думать, то лучше вообще не работать, - укоризненно посмотрел на нее ЭмЭн.
- Иван Васильевич учил, что в нашей работе нужно быть готовым ко всему, в том числе и к аресту. Но работать необходимо так, чтобы предусмотреть и исключить любые неожиданности.
- В общем, он прав. Я не буду оспаривать его сентенции. Он опытный разведчик. Много лет был нелегалом. Еще есть вопросы?
- Мне можно знать, как Альфреда завербовали? - неуверенно спросила Алена. - Чтобы хоть чуть-чуть понять, что он за человек.
- Он пришел к нам сам, - коротко ответил ЭмЭн.
- Каковы были причины, по которым он пошел на сотрудничество с нами? Деньги? Честолюбие и романтизм? Или им двигали идейно-политические мотивы?
- Это сложный вопрос. Единственное, что могу сказать с полной уверенностью: он искренний друг Советского Союза. А в остальном... Мы не все знаем о подлинных мотивах его прихода в наше посольство. Может быть, вам удастся их полностью разгадать. У женщин обычно сильно развита интуиция. У вашего пола – это всем известно - отличное чутье на людей и их поступки. Так что, вполне вероятно, об этих агентах вы будете знать, в конце концов, намного больше, чем я, поскольку встречаться вы будете не только с Мартой, но и с Альфредом. Иногда они будут приезжать вдвоем.
- Постараюсь оправдать высокое звание Женщины, - с едва заметной иронией произнесла Алена. - Сколько им лет?
- Альфреду - тридцать два года, Марте - двадцать один.
- Большая разница в возрасте, - бесстрастно прокомментировала этот факт Алена.
- Обычная, - с едва заметным раздражением в голосе произнес начальник.
Алена мысленно отругала себя: какая же она разведчица, если необдуманно бросает такие фразы. Ведь говорила ей Анна Ивановна, что ЭмЭн старше своей жены на десять лет.
- Впрочем, вы правы, - ровным голосом произнесла Алена, ничем не выдав своего внутреннего недовольства собой и того, что заметила его раздражение. - Если бы было наоборот, то такая разница выглядела бы странно. Женщина должна быть моложе мужа, она быстрее стареет.
- Не скажите! Некоторые женщины до старости ходят в девочках, а мужчины уже в пятьдесят лысеют, отращивают брюшко и становятся занудными старикашками.
- О вас этого не скажешь, - польстила шефу Алена.
- Алена, не льстите, - с легкой усмешкой посмотрел на нее ЭмЭн. - Лесть - это фальшивая монета, которая имеет хождение только из-за нашего тщеславия. Так, кажется, говорил ваш Ларошфуко, чьи изречения я иногда слышу от вас?
- Кажется, он это говорил, - засмеялась Алена. - Но он говорил и другое: изысканность ума сказывается в умении тонко льстить.
- Тонкая лесть потому и называется тонкой, что она незаметна. А вашу я заметил, - лукаво улыбнулся ЭмЭн.
- Потому что это была не лесть, а чистая правда, - с такой же лукавой улыбкой парировала Алена.
- Да-а, с вами трудно соревноваться в изречениях, - расхохотался ЭмЭн. - Женский ум, я всегда это говорил, изощреннее мужского... Но вернемся...
- ... к нашим баранам, - с коротким смешком закончила фразу шефа Алена.
- Вот именно. У вас есть еще вопросы относительно сегодняшней встречи?
- Один-единственный. Последний. О чем будет беседа? Вернее, о чем я могу с ними разговаривать?
- Сегодня можно будет обойтись погодой, природой и тому подобными темами. Одним словом, обыкновенная светская беседа за чашкой чая. Вы приглашены, так сказать, на чай. Мы будем ждать вас в пять часов. Вы знаете, где находится Театр Эстрады?
- Конечно, знаю. Напротив Кремля, на другом берегу Москвы-реки. Года два назад я была там на концерте моего любимого ансамбля "Ореро".
- Мне тоже нравятся эти певцы. Голоса у них - чистые, красивые, песни - мелодичные. А Нани Брегвадзе - вообще выше всяких похвал. Но, к сожалению, я ни разу не был на их концерте.
- А мне повезло. Получила огромное удовольствие от того  представления в Театре Эстрады.
- Значит, вы знаете, как туда добраться?
- Безусловно.
- В таком случае, в половине пятого мы встретимся с вами у входа в театр, а потом пойдем в квартиру, где вас будут ждать Альфред и Марта. Квартира находится как раз в этом доме. Она предназначена только для очень ценных наших агентов. О! - воскликнул ЭмЭн, взглянув на часы. - Я уже должен бежать. Обедаю с ними.
ЭмЭн встал с кресла, Алена тоже поднялась и последовала за ним в прихожую. Там их уже ждала Нина Ивановна.
- Нина Ивановна, покажите Алене квартиру. Договоритесь о распорядке дня. С понедельника Алена начинает здесь работать.
- Хорошо, Михаил Николаевич. Я уже сейчас уверена, что с Аленой мы подружимся.
- Надеюсь, - весело произнес ЭмЭн, надевая пальто. - До свидания, до понедельника, - протянул он руку Нине Ивановне. - А вас, Алена, жду, как договорились.
- Я буду точна, можете не беспокоиться.
Хозяйка закрыла дверь за Михаилом Николаевичем, и обе женщины стояли некоторое время молча, улыбаясь друг другу.
- Ну что ж, давайте знакомиться? - шутливо произнесла хозяйка. - Насколько я поняла из того, что сказал мне ЭмЭн перед вашим приходом,  мы теперь будем почти все время вместе.
- О! Вы тоже называете Михаила Николаевича сокращенным именем?
- Насколько я понимаю, его все так зовут.
- Интересно, он знает об этом?
- Я думаю, что знает. Давайте чайку попьем, - предложила Нина Ивановна.
- С удовольствием.
- На кухне или в гостиной?
- Я бы предпочла на кухне, - не раздумывая, ответила Алена и по глазам Нины Ивановны увидела, что той понравилось такое решение, и что именно такой ответ она надеялась получить от Алены.
- Правильно, на кухне разговор идет душевнее. А после чая я вам покажу всю квартиру, - дружелюбно улыбалась хозяйка Алене.
- Договорились, - ответила ей такой же улыбкой Алена, уже чувствуя полное расположение к этой приветливой женщине, которая будет опекать и заботиться о ней на новом, столь долгожданном и многообещающем, этапе ее жизни.


                ГЛАВА ТРЕТЬЯ

                1976 год. Москва.

                1

- Знакомьтесь, это Хелен, - громко произнес ЭмЭн по-немецки, когда они вошли в просторную, можно сказать, громадную гостиную в квартире на шестом этаже престижного дома напротив Кремля.
С черного кожаного дивана дружно, как по команде, поднялись двое и пошли навстречу гостям. Алена быстрым, цепким взглядом изучающе оглядела тех, с кем ей предстояло работать в ближайшие годы. «Какие они разные!» - мелькнула первая мысль.
  Альфред выглядел просто медведем рядом с маленькой Мартой. Роста он был, правда, не слишком высокого. Сто восемьдесят, максимум сто восемьдесят два - определила Алена, мысленно примерив Альфреда к себе. У нее было сто семьдесят два, и на каблуках она была с ним чуть ли не одного и того же роста. Однако будучи человеком крепкого телосложения, с фигурой средневекового рыцаря, Альфред производил впечатление огромного мужчины. Казалось, его присутствие заполняло все пространство гостиной. Одет в обыкновенные джинсовые брюки и синий шерстяной пуловер поверх голубой рубашки. Джинсы плотно облегали каждый изгиб, каждый контур его стройного тела, а свободно спадающий пуловер подчеркивал размах широких плеч и атлетическую грудь. Альфред двигался грациозно и самоуверенно, как хорошо натренированный спортсмен.
Марта была полной противоположностью мужу. Ниже среднего роста. Про нее можно было уверенно сказать: маленькая женщина. Худенькая, субтильная, фигурой она скорее смахивала на подростка, нежели на взрослую женщину. Ей явно не хватало грудей и бедер. Но зато у нее было очень приятное, с высоко поднятыми скулами, лицо. Грива пепельных волос волнами спадала до плеч.
- Это Марта, - представил ЭмЭн Алене жену агента.
- Добрый день! Очень рада с вами познакомиться, - низким, грудным голосом, совсем не вяжущимся с хрупкой внешностью, произнесла Марта.
Пухлые губы молодой женщины растянулись в приветливой, дружелюбной улыбке, от них исходило очарование. На Алену доверчиво и чуть робко смотрели большие голубые, почти синие, глаза с поволокой. Не глаза, а очи, - зачарованно смотрела Алена на эти мягкие, бархатные, совсем как анютины глазки весной, глаза. Не зря этот красавец-мужчина выбрал Марту себе в  жены, такие глаза привлекли бы к себе даже Бельмондо или Алена Делона.
- Добрый день, я тоже очень рада, - вежливо протянула Алена свою руку.
- А это Альфред, - с оттенком гордости за своего подопечного произнес ЭмЭн.
Алена перевела свой взгляд на ценного агента. Черные глаза его, яркими угольями сверкавшие на смуглом, точно прокаленном солнцем бронзовом лице, смотрели на нее настороженно и оценивающе. На губах плавала легкая, небрежная улыбка уверенного в себе мужчины.
- Мне очень приятно с вами встретиться, - стараясь с честью выдержать этот пристальный, изучающий взгляд, твердо произнесла Алена и уверенно протянула Альфреду руку.
- Я тоже рад нашей встрече, - Альфред чуть наклонился и церемонно поднес ее руку к своим губам.
- Проходите, садитесь, - пригласила всех за кофейный столик Марта.
Супруги вновь заняли места на диване. ЭмЭн и Алена расположились в больших креслах, обтянутых мягкой кожей. В это мгновение в комнату вошла молодая симпатичная женщина с большим подносом в руках. Вежливо поздоровавшись с Аленой, она по-свойски улыбнулась всем остальным, расставила на столе чашки с чаем, вазочки с печеньем и молча удалилась из гостиной.
Несколько секунд в гостиной стояла практически мертвая, напряженная тишина. Алена посмотрела на Альфреда, затем перевела свой взгляд на Марту.


Разговор следовало бы, на правах хозяйки, начать вам, Марта. Вы должны предложить чай, печенье или задать какой-нибудь вопрос о погоде. С другой стороны, хозяйкой здесь вы себя вряд ли чувствуете. Это ведь не обыкновенное светское чаепитие в вашем доме, это практически деловая встреча. Агенты знакомятся с постоянным представителем Центра, можно даже сказать - со  своим будущим прямым руководителем.


Алена взглянула  на ЭмЭн - он брал щипцами из вазочки кусочек сахара.
- Горячий чай сейчас очень кстати, - уверенно нарушила тишину Алена. - Я успела продрогнуть, ожидая Майкла.
Алена потянулась к столику, положила в свою чашку два кусочка сахара и, грациозными движениями размешивая их ложечкой, спросила:
- Как вам наши холода? Наверно, непривычно попасть из лета сразу в зиму? Миновав при этом весну? Непривычно и трудно. Смена климата тяжело действует на человеческий организм, - уверенно произнесла Алена предложение из недавно выученного наизусть диалога.
Алена снова переводила свой взгляд с Альфреда на Марту, с Марты на Альфреда и остановила его, наконец, на Марте.
- Да, у вас очень холодно. В Аргентине сейчас жарко. А у меня на родине тоже холодно в это время года. Но, конечно, совсем не так, как в Москве. Зима у нас мягкая. Правда,… Альфред?
Чуть запнувшись перед именем мужа, Марта повернулась к нему, и в  глазах ее Алена явно прочитала беспокойство. Марта как бы спрашивала у супруга, правильно ли она себя ведет, нужные ли вещи говорит.
- Ты абсолютно права, дорогая, - согласился с женой Альфред. - В Германии зима намного мягче. Но смену климата мы переносим хорошо.
Альфред лучезарно улыбнулся, и Алена отметила про себя, что этот самоуверенный мужчина наверняка многих женщин свел с ума своей белозубой, завораживающей улыбкой.
- Особенно учитывая тот факт, что мы все время ездим на машине и потому холода почти не ощущаем, - тихо заметила Марта.
- Что вам удалось посмотреть в Москве за то время, пока вы здесь? - спросила Алена, пожалев в эту минуту, что не узнала утром у ЭмЭн, как долго чета находится в Советском Союзе. Но судя по только что произнесенной реплике Марты, они были здесь не один день, и вопрос ее звучал вполне натурально.
- О! За эти три недели мы многое уже увидели! - переглянувшись с мужем, восторженно воскликнула Марта, и глаза ее радостно заблестели. - Мы были в Кремле. Там такие дворцы, такие сокровища! Я ничего прекраснее в своей жизни не видела. А "Лебединое озеро" в Большом просто потрясло меня. Это было великолепно. Да, Альфред?
Марта преданными, любящими глазами посмотрела на супруга.
- Да, я с тобой согласен. Не зря Большой театр славится во всем мире, - размеренным, спокойным тоном подтвердил Альфред.
Разговор пошел о тех местах в Москве, где гости успели побывать. Когда во время беседы были затронуты вопросы истории Советского Союза и России, Алена провела несколько понравившихся Альфреду параллелей с историей Германии. При обсуждении культурных традиций обеих стран, ей удалось удачно, очень к месту, процитировать Гете и вспомнить имена немецких художников, картины которых висят в Пушкинском музее.

Алена поняла из этого разговора, что программу гостям составили обширную и разностороннюю. Их знакомили не только с культурными достопримечательностями, но и по возможности старались познакомить с историей нашей страны, показать, в чем заключается советский образ жизни, что представляет из себя советский человек, каковы его идеалы.
- Вам, наверно, хотелось бы увидеть не только Москву? - спросила Алена, когда беседа о достопримечательностях столицы постепенно иссякла.
- Конечно, мы бы очень хотели  посмотреть и другие города, - подтвердил Альфред. - Москвы и Ленинграда, откуда мы только что вернулись, совсем недостаточно для того, чтобы иметь более полное представление о такой великой державе.
- Что вы посмотрели в Ленинграде? - воспользовавшись оброненной фразой Альфреда, спросила Алена, чтобы продолжить беседу.
- За два дня мало можно увидеть, - отвечала Марта. - Но мы увидели главное: Эрмитаж.
- И что вам больше всего там понравилось?
- Малахитовый зал, - быстро, без раздумий, ответила Марта. - Я вообще очень люблю зеленый, изумрудный цвет. Хотя Альфред говорит, что мне больше идут голубой и синий, - со смущенным выражением на лице повернулась она к мужу.
"Странно, - подумала Алена. - Я тоже люблю малахит. Тоже предпочитаю зеленый цвет, и большая часть моего гардероба содержит все оттенки зеленого".
Взглянув еще раз на одежду Марты, Алена с изумлением обнаружила, что наряды на них были практически одного цвета, они отличались только стилем. На Алене была шелковая светло-зеленая блузка с круглым отложным воротничком и  юбка-колокол из темно-зеленой натуральной шерсти. На Марте был салатовый батник и темно-зеленые брюки.
- Мой любимый цвет тоже зеленый, - с загадочной улыбкой произнесла Алена и многозначительно перевела взгляд с батника Марты на свою блузку, затем обратно.
Марта проследила за ее взглядом, и обе громко рассмеялись. Мужчины вопросительно посмотрели на них. А они, видя эти глупые, ничего не понимающие мужские глаза, с заговорщицкой улыбкой смотрели друг на друга. Их улыбки говорили, что с этой минуты между ними возникло чувство взаимопонимания, которое незримой нитью начинало их соединять.
- Вы прекрасно говорите по-немецки, - вмешался в немой женский разговор Альфред. - А небольшой акцент лишь придает ему особое очарование.
Алена внутренне оцепенела. Неужели в ее немецком слышится русский акцент? Стра-а-нно, очень странно. Клавдия Александровна ни разу не говорила ей об этом. Не хотела пока расстраивать? Ждала, что акцент со временем исчезнет?
- Акцент у вас мягкий, мелодичный... Но не русский. Не славянский...
"Слава Богу!" - мысленно возликовала Алена.
- И внешность..., - продолжал между тем Альфред. - Могу поспорить, что вы не русская по национальности?
В утвердительно-вопросительной фразе Альфреда звучала интонация человека, привыкшего к тому, что его вопросы не остаются без ответа. Видимо, долголетняя работа на Советский Союз давала ему такое право. Алена бросила быстрый, вопросительный взгляд на ЭмЭн. Тот, почти все время молчавший во время их разговора, с улыбкой произнес:
- Хелен - советский человек, и этим все сказано. Но если говорить серьезно, то вы совершенно правы. В Хелен много кровей намешано. И судя по происхождению ее матери, в ней, вполне возможно, течет даже немецкая кровь.
- Что я говорил! - торжествующим взглядом обвел Альфред присутствующих. - Меня трудно провести. А акцент... Сейчас я попытаюсь угадать, какой у Хелен акцент.
Альфред чуть прикрыл глаза, замер, как бы мысленно вспоминая и прокручивая в голове речь Алены. Все молча и с любопытством наблюдали за ним. Алена же ждала его выводов с некоторым волнением.
- У вас, Хелен, французский акцент, - уверенно произнес Альфред, пытливо глядя на Алену.
- Все может быть, - одарила его Алена благодарной улыбкой, даже не пытаясь скрыть радость, которую ей доставили его слова.
Не зря, видно, старалась она и ее преподаватели. Ни Анна Ивановна в английском языке, ни Клавдия Александровна в немецком не исправляли ее погрешности в интонации и произношении звуков, когда видели, что они идут от французского языка. Особенно в тех словах, которые пишутся практически одинаково во всех трех языках или имеют общий корень и происхождение, но произносятся по-разному. Кроме того, если Алена не была уверена, какой слог ударный, то ей разрешалось ставить ударение на последнем слоге. Такой ярко выраженный французский акцент должен был лишний раз подтверждать ее легенду, в соответствии с которой для нее подыскивались подходящие подлинные документы. А по легенде ее "родным" языком был этот красивый, мелодичный язык, который Алена полюбила еще будучи школьницей, слушая по радио и на пластинках песни Эдит Пиаф, Шарля Азнавура, Далиды, Ива Монтана, Жильбера Беко и других французских шансонье.
- Ну что ж, мне пора, - твердо произнесла Алена. - Рада была с вами познакомиться.
- Уже уходите? - в голосе Марты звучало искреннее сожаление. - Может, поужинаете с нами?
Марта переводила свой вопросительный взгляд с Алены на ЭмЭн, затем на Альфреда, потом снова на Алену и обратно. Алена, приветливо улыбаясь Марте, незаметно скосила взгляд в сторону ЭмЭн и увидела в его глазах едва заметный отрицательный ответ.
- Нет. К сожалению, я не могу остаться. У меня вечер занят, - вежливо улыбаясь, ответила Алена, вставая с кресла.
Остальные тоже поднялись со своих мест.
- Вы далеко отсюда живете? - Марта шла рядом с Аленой, почти прижавшись к ней. - Вы на машине или на метро?
«Ха! Какая машина! Личные машины у нас такая большая редкость, да еще у молодой женщины, что даже вопрос такой задавать неуместно», - пронеслось в голове Алены. Хотя водить машину ее учили, и она совсем неплохо овладела искусством вождения легкового автомобиля.
- Зачем мне машина? - сделала удивленные глаза Алена. - На метро быстрее и удобнее. Не нужно наблюдать за знаками, следить за дорогой и другими автомобилями, которые, того и гляди, врежутся в тебя. Сиди себе спокойно и читай книгу или газету.
- У вас в метро читают? - искреннее удивление стояло в глазах Марты.
- Да. А вы разве не заметили? - теперь была уже очередь Алены  искренне удивляться.
- Я в метро не была, нас на машине возят. Хотя слышала, что московское метро - одно из самых лучших в мире.
- Самое лучшее и самое красивое в мире,- убежденно произнесла Алена и с легким осуждением посмотрела на ЭмЭн. - Думаю, что вы сами убедитесь в этом, когда проведете в нем хотя бы час. Уверена, что в планах Майкла стоит эта экскурсия. Он оставил метро вам на "десерт", - шутливо произнесла Алена, и все рассмеялись.
- Может, вы и покажете мне метро? - загорелись глаза Марты. - Кто принимает такое решение? - повернулась она к ЭмЭн, и впервые за весь вечер Алена услышала в голосе молодой женщины что-то похожее на настойчивость и твердость: - Я бы очень хотела, чтобы Хелен была завтра со мной.
- Отличная идея, - улыбнулся ЭмЭн. - Альфред завтра целый день будет занят, у нас с ним особое занятие есть. А у супруги как раз свободное воскресенье. Марта должна была провести этот день в компании другого человека, но поскольку она изъявила желание побыть с вами, то теперь это зависит от вас, Хелен. Вы свободны завтра?


Ох, Михаил Николаевич, Михаил Николаевич! Трудную вы задали мне задачку. Как мне понимать вашу последнюю фразу? Вы сейчас на самом деле изменили намеченный план - без одобрения Командования - и предлагаете мне завтра заняться Мартой? Или это обычный тактический ход, своего рода игра, в которую и мне следует включиться? Если так, то я обязана сказать, что воскресенье мое расписано заранее, что я уезжаю или еще что-нибудь подобное. Мне, правда, очень хотелось бы побыть с Мартой, узнать ее поближе. Я уже симпатизирую этой немецкой женщине-девочке и чувствую, что мы будем с ней не только коллегами, связанными общим делом, но станем близкими друзьями.


Супруги вопросительно и выжидающе смотрели на Алену. Она же медленно переводила свой улыбающийся взгляд с Альфреда на Марту, затем очень натурально, как бы невзначай, взглянула на ЭмЭн. Этот взгляд был молниеносным и непроницаемым. В нем нельзя было прочитать того немого вопроса, который крутился в голове Алены. Но для самой Алены этого мгновения было достаточно, чтобы, к своей радости, увидеть, как ЭмЭн незаметно для супругов опустил ресницы с просьбой ответить "да". 
- Дайте подумать, - продолжала радужно улыбаться Алена, направляясь в прихожую. - С самого утра я занята, - придумывала она, словно "набивая себе цену". -  А вот после одиннадцати я свободна, и мы могли бы начать нашу экскурсию где-нибудь в районе двенадцати часов. Вас это устроит, Марта?
- Конечно, -  засияла та.
- Мы могли бы встретиться здесь, предположим, без четверти двенадцать. Посмотрим все самые красивые станции метро, потом пообедаем где-нибудь в городе. В кафе или ресторане. Днем народа там мало. Время и моя программа подходит? - Алена вопросительно посмотрела сначала на ЭмЭн, затем - на Марту.
ЭмЭн лишь молча кивнул, а Марта радостно залепетала:
- Конечно-конечно! Мне все подходит.
- Вот и договорились. Значит, завтра без четверти двенадцать я зайду за вами и мы пешком, - Алена сделала упор на последнем слове, - отправимся к метро. В котором часу я должна буду вернуть вам Марту? - посмотрела Алена сначала на Альфреда, затем на ЭмЭн, пропуская руки в рукава пальто, которое он держал для нее.
- К ужину, - ответил ЭмЭн. - К семи часам. И если у вас, Хелен, ничего не намечено на завтрашний вечер, то вы могли бы порадовать Марту и поужинать с нами. Я тоже здесь буду.
Алена видела, как радостно захлопала ресницами Марта. Надоела ей, похоже, за эти три недели чисто мужская компания, - с сочувствием подумала она о Марте. 
- Я могу сказать об этом только завтра. Сегодня вечером я должна решить этот вопрос со своим другом.
"Я должна переговорить по этому вопросу с вами", - мысленно обратилась она к ЭмЭн.
- До завтра, - протянула Алена руку Марте.
- До завтра, - "анютины глазки" весело смотрели на Алену.
- До встречи, - взял Аленину руку Альфред и посмотрел на нее умным, дружелюбным взглядом, из которого исчезла первоначальная настороженность и недоверие.
- Я вас провожу до лифта, - открыл дверь и вышел за ней ЭмЭн.
- Сейчас ничего обсуждать не будем, - быстро произнес ЭмЭн, нажимая кнопку лифта, - Но вечером, в часов одиннадцать, я вам позвоню. Вы будете дома?
- Да, дома.
- Тогда ждите звонка.
- Хорошо, жду, - Алена вошла в лифт и поехала вниз.

                ***

Не успела она войти в свою квартиру, как из комнаты раздался телефонный звонок.
«Когда же я, наконец, приобрету второй аппарат и поставлю его в прихожую!» - в который уже раз мысленно отругала себя Алена и быстро прошла к письменному столу.
- Алло! Слушаю вас!
- Привет! Это я! Где ты была? - услышала Алена в трубке голос Олега и мысленно чертыхнулась: только его ей сейчас и не хватало!
- Здравствуй! Я была на работе, - попыталась скрыть свое раздражение Алена.
  - Какая может быть работа в субботу, да еще до восьми часов!
- Не до восьми, а до семи. Час на дорогу, - спокойно отвечала Алена, но внутри у нее закипала злость.
- Мы уже две недели не виделись. Сначала ты болела, а сейчас все работаешь и работаешь, - смесь горечи и обиды слышна была в голосе Олега.
- Да, у меня в последнее время очень много работы.
И это действительно было так. Она занималась практически до двенадцати часов ночи, с малыми перерывами на обед и "перекуры". У нее даже не было возможности следить за окончанием Олимпийских игр в Инсбруке, и она пропустила многие хоккейные матчи, а также захватывающие, по рассказам корреспондентов новостей, лыжные гонки. Она лишь с радостью узнавала из программы "Время" о победе Сметаниной в гонке на десять километров, о ее серебряной медали за пятикилометровую дистанцию и о победе наших девушек в эстафете четыре по пять километров.
Лишь часть программы по фигурному катанию ей удалось посмотреть. Отказать себе в огромном эстетическом удовольствии и не понаблюдать за фигурным катанием Алена не могла, и потому выкроила драгоценное время на парное катание и танцы на льду. Она очень болела за Роднину с Зайцевым и Пахомову с Горшковым. Но за последних переживала больше. Ей невероятно сильно хотелось, чтобы именно советские фигуристы стали первыми в мире Олимпийскими чемпионами в танцах на льду. К Алениной и всеобщей радости Мила и Саша выступили отлично и получили золотые медали.
Неделю тому назад Олимпиада закончилась, и теперь уже ничто не отвлекало Алену от занятий немецким языком, которым она вплотную занималась все последнее время. Три недели назад ЭмЭн обязал ее отставить на время все другие занятия и учить только немецкий. Видимо, как раз тогда решился вопрос о ее работе с Альфредом и Мартой. Она работала над немецким так интенсивно, как не трудилась ни над каким другим языком. Выучивала наизусть диалоги, слушала  кассеты на понимание, читала и учила тексты о Германии.
Судя по сегодняшней встрече, ее старания увенчались успехом. Она почти с полной уверенностью могла сказать, что показала приличное знание языка и разностороннюю эрудицию...

- Может, мне билеты во МХАТ взять? - заискивающим тоном спросил Олег. - У меня есть возможность приобрести хорошие места на спектакль "Заседание парткома" по пьесе Гельмана "Протокол одного заседания".
- О нет, Олег, только не это! - воскликнула Алена. - Ты знаешь, что я коммунистка до мозга костей и, как принято говорить, высоко идейный человек. Но, извини, я терпеть не могу конъюнктурные вещи, написанные и поставленные на потребу дня. Такие произведения не могут быть высокохудожественными и талантливыми.
- Но ты же хотела пойти во МХАТ на какой-нибудь модный спектакль.
- Я ничего не говорила про модный спектакль, - раздраженно заметила Алена. - Я не понимаю, о какой моде можно говорить, когда речь идет о вечном и неподвластном моде настоящем искусстве... Я хотела посмотреть во МХАТе какую-нибудь новую постановку. Например, "Иванова" со Смоктуновским.
- Так мне взять билеты на эту пьесу? - обрадованно спросил юноша.
- Нет, Олег, пока не нужно. Я не знаю, когда я буду свободна. Я не могу заранее ничего намечать.
- Ну, хорошо, - упавшим голосом произнес Олег.- А когда мы все-таки встретимся? Как насчет завтра? Завтра мы сможем встретиться? - с надеждой в голосе спросил Олег.
- Завтра я занята с утра до позднего вечера, - твердо ответила Алена, хотя не знала, придется ли ей идти на ужин.


Даже если я не буду ужинать с Мартой и Альфредом, то вечером, после долгих пешеходных прогулок, мне уже не захочется тащиться на встречу с тобой. А приглашать тебя к себе у меня нет ни малейшего желания.


- В воскресенье? - услышала Алена удивленный голос Олега. - У нас существует трудовое законодательство, и день отдыха - есть день отдыха.
- Не забывай, что я - человек военный, у меня ненормированный рабочий день. И приказы командиров обсуждать не положено. Приказано работать в воскресенье - выполняй приказ беспрекословно.
- О какой работе может идти речь в воскресенье? Неужели переводы такие срочные и не могут подождать до понедельника?
Настойчивость Олега начинала Алену по-настоящему злить. Ей не хватало только того, чтобы отдавать кому-либо отчет о каждом своем шаге! - с раздражением думала она.
- Олег, дорогой, - промолвила она как можно мягче, - я не люблю, когда на меня "давят", когда лишают меня свободы и вынуждают делать то, чего я делать не хочу или не могу. По любой причине. В том числе из-за работы. Запомни также: никогда о моей работе не расспрашивай, она не имеет к тебе никакого отношения.
"И, кажется, не будет иметь отношения никогда", - с ожесточением добавила она про себя.
- Хорошо-хорошо, больше не буду, -  учуяв, видимо, сталь в ее голосе, пошел на попятную Олег. - Но хотя бы скажи, когда мы увидимся.
- Я тебе позвоню.
- Опять?
- Да, опять. Но обещаю, что во вторник обязательно позвоню. И может быть, в пятницу мы встретимся.
- Опять "может быть"?
- Олег, извини, но я не могу больше с тобой пререкаться. Мне нужно приготовить ужин, принять ванну и пораньше лечь спать. Завтра у меня очень напряженный день. До свидания.
И не дожидаясь ответа, Алена положила трубку.

                2

День был действительно  напряженным. Начала Алена показ метро с  кольцевой линии. Они с Мартой выходили на каждой станции и осматривали барельефы, скульптуры, светильники, мозаику и колонны. Марта была в восторге от метро, она восхищалась красотой оформления и чистотой, царящей в подземных дворцах.
- Никаких окурков, никаких бумажек! - все время повторяла она.
- В метро у нас не разрешается курить. Как, впрочем, и в любом другом виде общественного транспорта. А что касается бумажек... В парижском метро везде валяются желтые билетики. А у нас билетов нет, вы видели это. Мы бросаем пятикопеечную монету. Этот факт во многом определяет чистоту нашего метро.
Накануне, поздно вечером, Алена прочитала некоторые материалы, которые были у нее дома, о московском метро и старалась, по мере возможности, рассказать Марте об истории создания каждой станции или о том, например, как во время войны глубокие станции использовались в качестве бомбоубежищ. Она вспоминала также интересные детали, забавные истории и сравнения, слышанные ею от Ивана Васильевича и Анны Ивановны. Марта каждый раз очень веселилась, когда слышала, как в народе или среди специалистов называют ту или иную станцию. Услышав, что станцию "Таганская" архитекторы называют чайным сервизом, она просто захлебнулась в веселом, клокочущем смехе.
- А сейчас я вам покажу мою любимую станцию, - торжественным тоном произнесла Алена, когда они подъезжали к станции метро "Маяковская".
Они вышли из поезда, остановились посредине станционного зала. Готовясь накануне к экскурсии по метро и размышляя над рассказом о своей любимой станции, Алена обнаружила, что не знает очень многих слов и не может найти их в своем словаре. Она вынуждена была позвонить Таисии Александровне, и преподавательница охотно дала ей все необходимые данные. Потому сейчас Алена чувствовала себя уверенно и с полным знанием дела начала свой рассказ:
- Эта станция была открыта в сентябре 1938 года. Посмотрите, Марта, на эти колонны. Они отделаны полированной нержавеющей сталью и красным камнем под названием орлец.
- Я думала, это мрамор.
- Темно-серые полоски сделаны из мрамора, а эти, - любовно провела Алена по темно-розовой, с черными прожилками, поверхности, - сделаны из минерала, который иначе называется родонитом. А все стены облицованы мрамором. Видите, верхняя часть их - серая, нижняя - черная.  Пол выстелен гранитными плитами.
- Очень красиво ... и мне нравятся эти овальные купола, - задрав голову вверх, Марта рассматривала мозаику.
- Здесь тридцать шесть таких куполов. Мозаичные панно сделаны из смальты. Кстати, это слово и на русском звучит точно так же. Мы заимствовали его из немецкого языка.
- Извините, Хелен, мою необразованность, но я не знаю, что такое смальта.
- Это цветное, непрозрачное стекло в виде кубиков или пластинок. Применяется как раз для изготовления мозаик. Эскизы этих мозаичных панно были выполнены известным советским живописцем и графиком Александром Дейнекой... Здесь, в этой нише, находится бюст нашего выдающегося советского поэта Владимира Маяковского, по имени которого названа сама станция. Маяковский считается классиком советской поэзии. Нет такого ребенка в нашей стране, который бы не знал его стихотворения "Что такое хорошо и что такое плохо?". А каждый школьник знает наизусть, как минимум, "Стихи о советском паспорте" и отрывки из поэм: "Хорошо", "Владимир Ильич Ленин" и "Облако в штанах"... Мы сейчас пройдем по всему залу к эскалаторам и выйдем на площадь, которая тоже носит имя поэта.
Алена с Мартой медленно пошли по залу, и Алена продолжила свой рассказ:
- Шестого ноября 1941 года, когда под Москвой были фашисты, здесь состоялось торжественное заседание, посвященное двадцать четвертой годовщине Октябрьской революции.
По мере того, как они продвигались к выходу, настроение Марты менялось. Только что веселая и искренне заинтересованная рассказом Алены, она стала задумчивой, и взгляд ее отрешенно скользил по колоннам, мимо которых они шли.
- Вам не нравится эта станция? - озабоченно спросила Алена.
- Нравится, даже очень, - тихо ответила Марта. - Это действительно красивая станция. Мне очень нравятся эти колонны, нравятся светильники. С потолка не режет глаза яркое слепящее освещение, а льется рассеянный, спокойный и... умиротворяющий свет. Но видите ли, Хелен... Что-то давит здесь на меня ... Здесь какая-то необычная, загадочная и ... колдовская, атмосфера. Она напоминает мне... Или, скорее, вызывает во мне ощущение какого-то торжества. Но торжества печального... Похорон, что ли? - быстро произнесла Марта последние слова и даже улыбнулась, словно обрадовавшись, что нашла нужное сравнение.
 

Очень-очень странно... Твое восприятие этой станции, откровенно говоря, повергло меня в изумление. Дело в том, дорогая моя коллега, что когда я впервые увидела эту станцию почти четыре года назад, то у меня мелькнула мысль: здесь так торжественно и красиво, что я хотела бы умереть только здесь. У тебя, Марта,  на этой станции тоже возникла ассоциация со смертью, но в другой плоскости. Очень интересное совпадение и несовпадение одновременно. Нужно будет поразмыслить над этим позже...

                ***

Обедали они в кафе "Валдай" на Калининском проспекте. Марта опять рассмеялась искристым смехом, когда услышала от Алены, что москвичи называют этот проспект "вставной челюстью Москвы". Обе сошлись во мнении, что нужно было оставить исторический центр столицы России таким, каким он был, но Марта не стала развивать эту точку мнения. Она дипломатично молчала. Зато Алена не скупилась на резкие слова, выражая свое недовольство архитектурой этой "челюсти".
- Если уж решили строить новый проспект, - возмущалась она, - то нужно было построить красивые, сверхсовременные дома с архитектурой будущего, а не эти убогие и безликие коробки из бетона и стекла.

...Выйдя из кафе, они прошлись до станции метро "Арбатская", откуда Алена хотела показать Марте свою линию метро, не упоминая при этом, что она почти каждый день ею пользуется. Но Марта неожиданно спросила:
- Хелен, у нас еще много времени до возвращения в квартиру?
- Еще три часа.
- Значит, мы успеем сходить в ...
Марта задумалась, вспоминая, видимо, название того места, куда ей хотелось пойти.
- Вы хотели посмотреть какую-нибудь площадь или улицу? - пыталась помочь гостье Алена.
Марта отрицательно покачала головой.
- В музей?
- Да-да, в музей. Только я не помню, как он называется.
- Что там выставлено? Предметы народного творчества? Или это специальный музей, посвященный жизни и деятельности какого-нибудь политического деятеля, артиста, художника? - продолжала задавать наводящие вопросы Алена.
- Нет, там выставлены картины. Это была картинная галерея. В ней много картин импрессионистов.
- А-а, ясно, - догадалась, о чем идет речь, Алена. - Вы имеете в виду Государственный музей изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина?
- Да. По-моему, именно так называл эту галерею Боб.
Марта резко замолчала, смущенно моргая ресницами. Алена видела, что молодая женщина не знала, имела ли она право произносить имя "Боб", и потому чувствовала себя неловко.
- Все в порядке, Марта, - успокоила ее Алена. - Не волнуйтесь по поводу произнесенного имени. А что касается галереи... то я не знаю... успеем ли мы ее посмотреть.
- Мне не нужна вся галерея, - быстро заговорила Марта. - Я хотела бы пройтись только по двум или трем залам. Когда мы были там с...
Марта опять замолчала, и Алене показалось, что она едва не произнесла настоящее имя своего мужа, но во время спохватилась, вспомнив, видимо, полученные за три недели от ЭмЭн уроки.
...- с Альфредом, - продолжила уверенно Марта, - мне не удалось хорошо посмотреть то, что привлекло мое внимание. Альфред увлек меня в зал, где были его любимые Сезанн, Гоген и Ван Гог. Я же их не люблю, а может, не понимаю. В отличие от мужа, я слабо разбираюсь в живописи и искусстве, плохо знаю  художественные течения, направления. Я просто люблю импрессионистов. Мне нравятся их краски, настроение, игра света и тени. А в этом музее, я заметила, собрана хорошая коллекция их картин. Меня это, скажу откровенно, очень удивило. Как попали они сюда?
- Их купили в свое время известные в России собиратели живописи Щукин и Морозов, - уверенно сказала Алена.
Мысленно она поблагодарила Ольгу Петровну за то, что на уроках французского языка они подробно разбирали творчество французских реалистов, романтиков, барбизонцев, импрессионистов и постимпрессионистов. Алена готовила к урокам целые доклады об их творчестве. Вместе они разбирали - по репродукциям - их картины, в том числе и те, что выставлены в Пушкинском музее.
- Эти прозорливые знатоки живописи, - продолжала Алена, - сразу оценили талант художников-импрессионистов и начали собирать их картины тогда, когда они еще не получили официального признания у себя на родине. Вот таким образом к нам и попали лучшие произведения французских импрессионистов. Думаю, далеко не каждый западноевропейский музей может похвастаться такой богатой коллекцией картин Моне и Писсарро, Ренуара и Дега.
- Мне удалось разглядеть и запомнить только две картины Ренуара. На одной изображена обнаженная девушка, на другой - портрет какой-то актрисы. И помню еще картину Моне "Бульвар капуцинок в Париже". Больше я ничего не успела рассмотреть. А очень хочу.
- Хорошо, пошли в музей, - согласилась Алена.
- Пешком? - поинтересовалась Марта.
- Мы можем проехать на метро или троллейбусе, а можно пройтись туда и пешком. Как вы хотите?
- Если успеем, то лучше пешком.
- Отлично. Я тоже предпочитаю ходить пешком, если есть такая возможность. А для двух-трех залов времени у нас хватит.
- Вам, Хелен, насколько я поняла из вашего рассказа о музее, тоже нравятся импрессионисты? - поинтересовалась Марта.
- Да, нравятся. Но люблю я больше всего классическую живопись прошлого века. В частности, меня привлекает романтическое направление. Мне очень близки исторические и аллегорические полотна Жерико и Делакруа.
- А я больше люблю портрет и пейзаж, - сказала Марта.- Исторические картины меня мало интересуют.
- Я рада, что хотя бы в отношении пейзажа наши вкусы совпадают, - засмеялась Алена. - Мне очень нравятся пейзажи Коро, Руссо, Констебля и вашего великого романтика Каспара Давида Фридриха. К сожалению, я видела очень мало его подлинных картин, только репродукции. Но моему духовному миру созвучны образы, которые он находил в созерцании природы, - легко и свободно произнесла Алена фразы, заученные на уроках немецкого языка.
- Его картины тоже есть в галерее, куда мы идем? - недоверчиво спросила Марта.
- По-моему, всего одна картина. Насколько я помню, на ней изображены красивые горные вершины и... мягкий свет... какая-то серебристо-голубоватая дымка... Если у нас хватит времени, то мы можем поискать эту картину.
- Было бы неплохо, - согласилась Марта.
- Вот мы и пришли! - воскликнула Алена, увлекая гостью вверх по ступенькам.

... Вечером, как они и договорились накануне с ЭмЭн, Алена осталась на ужин, который прошел в такой открытой, теплой атмосфере, что казалось, они давно знали друг друга и давно привыкли проводить время вместе. Иногда, правда, Алене не хватало знаний немецкого языка, и она с трудом подбирала слова, если разговор касался тем, которые они не успели обсудить с Клавдией Александровной. И кроме того, она не улавливала некоторые слова и выражения, когда Альфред и Марта в быстром темпе рассказывали какую-нибудь шутку или историю из их длинного, окружного путешествия в Москву. "Нужно еще более упорно работать над языком", - постоянно повторяла про себя Алена, весело беседуя с обаятельной парой. Она белой завистью завидовала ЭмЭн. Тот легко и непринужденно употреблял сложные, редкие слова, значение которых она схватывала только по смыслу. Правда, удивляться этому не стоило: ЭмЭн много лет прожил в Германии и владел немецким в совершенстве, если  можно вообще говорить о знании  в совершенстве какого-либо языка, в том числе и своего родного.
Расставались они не просто коллегами, а друзьями.
- Я бесконечно рада, что нас познакомили, и буду с нетерпением ждать того дня, когда мы снова увидимся, - душевным, приятельским, но вполне уважительным тоном произнесла Марта, когда Алена протянула ей руку на прощание. - До встречи. Надеюсь, до очень скорой.
- Это зависит от вашего супруга, не так ли? - взглянула Алена на Альфреда.
- Это зависит от того, когда и какая дичь попадет в капкан охотника, - обменялся тот веселым взглядом с ЭмЭн.
- И как при этом сработает капкан, - рассмеялся тот.
- Я тоже очень рада знакомству с вами, - уже у открытой двери произнесла Алена. - И действительно надеюсь, что мы будем встречаться как друзья.
- Мы тоже, -  в один голос ответили супруги.
- А я бы хотела провести с Хелен всю оставшуюся неделю, - неожиданно нарушила прощальную сцену Марта, умоляющими глазами глядя на Алену.
- К сожалению, я сейчас занята другим делом и не думаю, что  Командование сможет освободить меня от него, - сдержанным, солидным тоном произнесла Алена.
- Очень жаль. До свидания, - тихо сказала Марта.
- До свидания. До нашей следующей встречи, - ободряющим взглядом посмотрела Алена в грустные глаза молодой женщины и вышла из квартиры.

                3

В понедельник в одиннадцать часов утра Алена уже была в своей новой оперативной квартире. Через четверть часа явился ЭмЭн и сразу же направился в гостиную. Алена последовала за ним. Она слегка волновалась. Что скажет ЭмЭн о впечатлении, которое она произвела на агента и его жену? Как охарактеризует ее поведение он сам?
- Ну что ж, Елена Николаевна, - с довольной улыбкой произнес ЭмЭн, усевшись в кресло, - вы очень понравились нашим гостям. А Марта просто влюбилась в вас. Конечно, мнения агентов мы не спрашиваем, когда направляем для работы с ними наших людей. Но хорошие, дружеские отношения и взаимопонимание помогают делу. Вот почему мы и познакомили вас заранее. А кроме того, вы и Марта будете чувствовать себя увереннее во время вашей первой встречи. При выходе на явку у вас обязательно будут пароль и отзыв, а также некоторые атрибуты в одежде. Но они будут играть второстепенную роль. Главное - вы теперь лично знакомы. А Вы? Вы довольны этой встречей?
 

Интересно, почему вы не высказали своего личного мнения об этой встрече?  Вы не довольны мною, что ли? Вам не совсем понравилось, как я вела себя, как говорила на языке?.. Придется выуживать у вас, дорогой Михаил Николаевич, "признание", каким бы оно ни было.


- Я? Как вам сказать... С одной стороны, да, я довольна, - медленно, как бы размышляя про себя, говорила Алена, - Мне они тоже понравились. Марта - очень милая, непосредственная ... женщина. Так и хочется назвать ее девушкой, даже девочкой, а не женщиной. У нее откровенный, открытый характер. Она, может, даже слишком откровенна. За день, который мы провели вместе, Марта успела очень многое рассказать о своей семье. Того, чего я бы не хотела знать.
- Марту нужно понять. Она очень одинока в Буэнос-Айресе. Ей не с кем откровенно поговорить. Особенно после того, как она решила помогать Альфреду в его тайной деятельности. В вас же она увидела друга, перед которым хочется открыться. И не беда, что она рассказала вам чуть больше, чем должна была. В конце концов, она должна доверять вам. Больше некому.
- Я понимаю и очень сочувствую ей. Мне хотелось бы стать ее настоящим другом. Но получится ли это у меня? Я не очень довольна собой. По-моему, на этих встречах моментами я была довольно скована. А кроме того, моего знания немецкого языка явно недостаточно для полноценного общения с ними. Особенно с Альфредом.
Алена намеренно замолчала на мгновение, словно раздумывая над своей следующей мыслью. И не ошиблась в своих расчетах. Шеф вынужден был высказаться:
- Алена, самокритичность - это очень хорошее качество для разведчика. Самодовольство в нашем деле - весьма опасная вещь. Но самобичевание еще более опасно, оно убивает уверенность в себе. Вы провели эту встречу на высшем уровне. Вели себя уверенно и раскованно. Откровенно говоря, я ожидал худшего.
- Да? - тень обиды мелькнула в глазах Алены.
- Не обижайтесь, Елена Николаевна. Мои опасения были совершенно естественны. Все-таки у вас не было никакого опыта общения с агентом. Причем с агентом опытным, умным, самоуверенным. Я ожидал, что вы слегка стушуетесь, и готов был в любую минуту подстраховать вас. Но вы с самого начала встречи задали правильный тон. Ну, а что касается немецкого языка, то пока ваших знаний хватило. А отличное знание языка в ваших руках. Все еще впереди, не так ли?
- Да-да, конечно. Я обязательно буду владеть немецким свободно... Но все-таки хотелось бы с самого начала выглядеть перед ними более знающей. Ну... понимаете... честь советской разведки... и все такое, - слегка замявшись, проговорила Алена.
- На этот счет не волнуйтесь. Они теперь уже знают, что вы в совершенстве владеете французским, свободно говорите на английском. Так что честь советской разведки вы никак не уронили, - с едва заметной иронией произнес ЭмЭн. - А мне скажите вот что: что вы думаете об Альфреде и Марте? Каково ваше первое впечатление от этой пары? Не просто - понравились, не понравились. А более конкретно. Мне очень важно ваше мнение. Ваш взгляд, так сказать, с другой точки обозрения... Я много лет знаком с Альфредом, но иногда мне кажется, что я его совсем не знаю... Понимаю, трудно составить определенное мнение после двух встреч. Но бывает, что первое впечатление - самое правильное. Тем более у женщин, с их высоко развитой интуицией.
- На интуицию надейся, а сам не плошай. Так говаривал когда-то Иван Васильевич, - засмеялась Алена. - Но раз вы требуете моих интуитивных представлений...
- Я не требую, я прошу, - перебил Алену шеф.
- Хорошо. Поскольку вы пожелали узнать мое первое,  неизгладимое, так сказать,  впечатление о наших подопечных, основанное, как вы изволили выразиться, только на женской интуиции, а не на фактах и анализе поведения, то такое впечатление я сейчас вам представлю. Но если я ошибусь, то соблаговолите никогда об этом мне не намекать. Согласны?

                ***

Алена высказала эти намеренно витиеватые и чуть ироничные фразы на одном дыхании и вопросительно посмотрела на ЭмЭн.
- Согласен. Никогда! Ни за что! Клянусь! - подняв руку ладонью к Алене, с веселой усмешкой произнес ЭмЭн.
- Хорошо... Значит, так... Безусловным лидером в этой семье является Альфред.
- В этом никакого сомнения нет, - согласился ЭмЭн.
- Причем, Альфред такой лидер, - не обращая внимание на реплику шефа, продолжала Алена, - как бы выразиться поточнее... который давит на свою партнершу. Альфред полностью подчинил Марту себе. И этот свой вывод я сделала, основываясь не столько на интуиции, сколько на конкретных наблюдениях.
- Каких именно?
- Понимаете, со мной наедине Марта вела себя иначе, чем в его присутствии. Она была более раскрепощенной, более свободной. И еще... Она безумно влюблена в него. Он же - чуть холоден, немного отчужден, хотя, вероятно, он по-своему тоже любит ее. Но от страсти к ней не сгорает и, я почти на сто процентов уверена, никогда не горел. Не удивлюсь, если за их браком стоит не только любовь - я имею в виду любовь с его стороны, - а какой-то расчет. Не скажу, что я большой знаток мужчин, - застенчиво потупила глаза Алена, - но от Ивана Васильевича я получала много заданий по изучению людей и почти всегда оказывалась права, давая им характеристики.
- Ну и что же в таком случае вы можете сказать конкретно об Альфреде?
- Та-а-к, об А-а-льфреде, - медленно, с задумчивой интонацией протянула Алена. - Внешне он человек воспитанный, сдержанный, хладнокровный. Умеет хорошо владеть своими чувствами, лицом, жестами. Но, как говорят французы, "les apparences sont trompeuses" - внешность обманчива. Альфред способен на взрывные действия. Внутри у него находится сжатая пружина, которая может разжаться в любой момент. Не просто так, безусловно, без всякой причины. А под воздействием особых событий. Может, я ошибаюсь. Не знаю. Но я почувствовала огонь, который бушует у него внутри. И еще... Мне кажется, что Альфред - человек тщеславный... Впрочем, нет... Я употребила не то слово. Думаю, что такая черта характера, как честолюбие, ему больше подходит. Хотя не исключаю, что тщеславие тоже присутствует.
- Вы очень строги по отношению к Альфреду, он не такой...
- Я не считаю, - не дала шефу договорить Алена, - что честолюбие, например, очень плохое качество. Если у мужчины отсутствует такая черта характера, то он ничего не добьется в жизни. Так что я не хочу ничего плохого сказать о нашем ценном агенте, я просто констатирую факт. Но тем не менее, мне кажется, что тщеславие Альфреда было одной из причин, если не главной, его прихода к нам. Вполне возможно, что там, где он работает, недостаточно ценят его знания и способности, а своим сотрудничеством с нами он самоутверждается, удовлетворяет свое тщеславие. Вот, пожалуй, и все об Альфреде...
- А Марта? Что еще вы можете сказать о ней?
- Основное о ней я уже вам сказала. Она очень милая, приятная, открытая женщина. Но, на мой взгляд, психически не совсем уравновешена. Сильное потрясение может выбить ее из колеи.
- Сильное потрясение кого угодно может выбить из колеи. Особенно женщину, причем молодую, - медленно произнес ЭмЭн, и Алене показалось, что он как бы защищал Марту.
- Да, это так, - согласилась с начальником Алена. - Но другой человек через какое-то время в силах справиться с бедой, пережить потрясение. Марта же может упасть и не встать. Ее нужно оберегать. В первую очередь, Альфреду. И не только потому, что он - муж и обязан это делать в любом случае. А еще и потому, что он посвятил ее в свою тайную, опасную деятельность. Да еще и заставил  быть своей помощницей, - безапелляционно завершила Алена свою критическую речь.
- Он ее не заставлял, - теперь ЭмЭн защищал Альфреда. - Он очень умело привлек ее к своей деятельности.
- Что - в лоб, что - по лбу. Какая разница? - сказала, как отрубила, Алена.
- Вы не правы, Алена. Разница между понятиями "заставить" и "привлечь" - большая.
- Хорошо, пусть будет по-вашему. Альфред не заставлял Марту помогать ему. Но он вынудил ее поступить так, - решительно и уверенно изменила свою формулировку Алена, - воспользовавшись ее безграничной любовью к нему. В других обстоятельствах она вряд ли пошла бы на сотрудничество с нами.
- В других обстоятельствах она вряд ли была бы женой Альфреда. А поскольку она - его жена, причем любящая и преданная жена, как вы только что сами это отметили, то она и делает то, что нравится мужу. Не забывайте, что она уроженка Германии, где с детства девочек учат трем "К".
- Kinder, Kuchen, Kirche, - медленно расшифровала буквы Алена и тут же их перевела: - Дети, кухня, церковь. Но в данном случае эти понятия не подходят. Марта включилась в деятельность, которая не сочетается с этими словами.
- Абсолютно сочетается, если рассматривать эти три слова не как отдельные понятия, а как одно-единое целое, выражающееся в одном слове - семья. А поскольку у Марты пока нет детей, и вся ее семья заключается в Альфреде, то она и посвящает себя всю именно ему и его интересам. Занимался бы он чем-либо другим, она так же преданно помогала бы ему.
- Как Душечка у Чехова? - иронично усмехнулась Алена.
- В определенной степени - да. Но если это сравнение вызывает у вас иронию, то я могу привести другое: как жены наших декабристов.
- Ну, это "две большие разницы", как говорят в Одессе, - неподдельно возмутилась Алена. - Нельзя ставить на одну доску Душечку и ее мужей с их мелочными, приземленными интересами, и декабристов с их высокими идеалами. Жены декабристов поняли высокие устремления своих мужей и именно поэтому разделили их участь.
- А вы уверены, что они в глубине своей души поняли и разделили убеждения мужей. Я не уверен. Но как любящие и преданные жены, они последовали за своими мужьями в Сибирь, чтобы там облегчить их участь. Так и Марта. Вполне вероятно, что в глубине своей души она не совсем понимает Альфреда в мотивах его тайной деятельности. Но тем не менее, она сочла своим долгом помогать ему. И тем самым встать на его сторону и подчинить себя его убеждениям.
- Женщина имеет право на свои собственные убеждения,-  с вызовом произнесла Алена.
- Не спорю, имеет. Но в таком случае, она или остается без семьи, или выбирает себе мужа, чье мировоззрение соответствует ее взглядам, принципам и убеждениям.
- Все, вы меня убедили, - широко улыбнулась Алена. - Jedem das Seine, как говорится у немцев. В том числе и каждой женщине - свое.
- Алена, пожалуйста, - с грустной улыбкой смотрел на нее ЭмЭн, - постарайтесь при мне больше не употреблять это немецкое выражение: "Каждому свое". Мой брат погиб в фашистском концлагере, над входом которого висела эта сентенция.
- Я тоже знаю про этот лагерь, - после неловкой паузы смущенно проговорила Алена. - Видела в кино. Но никуда не денешься от высказывания, если оно подходит к ситуации. Умное изречение не виновато, что нелюди использовали его для выражения своих бесчеловечных, звериных устремлений. Но при вас я его больше употреблять не буду. И про Марту я больше не спорю. Сдаюсь. Вы правы.
- А я с вами не буду спорить в отношении Альфреда, - улыбнулся в ответ ЭмЭн. - Многое из того, что вы о нем сказали, я принимаю безоговорочно. Некоторые моменты ставлю под сомнение. А ряд ваших замечаний о нем меня просто поразили, и мне нужно поразмыслить над ними... А что касается Марты, то в ближайшие дни у вас могут появиться еще какие-нибудь интересные наблюдения...
- Вы имеете в виду, - загорелись глаза у Алены, - мы с ней еще увидимся?
- Так точно. Сегодня утром Командование приняло решение, что последнюю неделю их пребывания в Москве вы как можно больше времени проведете с Мартой. В том числе, проведете с ней кое-какие занятия. Мы дадим вам необходимые инструкции завтра утром.
- Я очень рада, - искренне обрадовалась Алена.
- Продолжите с ней, а иногда вместе с Альфредом, культурную программу. Сходите в Большой. Марта хотела еще раз там побывать. Билеты я вам привезу. Машина будет в вашем распоряжении. Сегодня после обеда приходите в их квартиру и втроем поедете в Загорск.
- Хорошо.
- А теперь перейдем к другой теме. Со следующего понедельника вы начинаете подготовку к первой встрече с Мартой за рубежом.


                ***

ЭмЭн сделал паузу, ожидая, видимо, вопросов от Алены, но она терпеливо молчала.
- Как вы, вероятно, поняли из вчерашнего разговора, пока неизвестно, где и когда состоится эта встреча. И в ожидании вестей от Альфреда вы должны готовить "легенду", с какой  будете путешествовать. Прежде всего, вам нужно решить, с паспортом какой страны вы будете ездить.
- Я буду канадкой, - не раздумывая, сказала Алена. - Из французской части Канады.
- Почему? Приведите ваши мотивы.
- Во-первых, из-за языка. Если будут всплывать небольшие погрешности в языке, то они легко могут объясняться тем, что я из Квебека. Там французский язык за два столетия не приобрел таких изменений, как во Франции, и звучит сейчас совсем по-другому. Тем более что в речи своей я намеренно иногда употребляю именно канадские слова и выражения, которые французы, кстати, не понимают. Ну а во-вторых, с канадским паспортом я ездила на стажировку и вжилась в эту роль. Я столько читала об этой стране, столько видела фотографий и фильмов, что иногда чувствую себя чуть ли не настоящей канадкой. Особенно, если учесть, что Россия и Канада очень похожи.
- Не совсем похожи, - мягко выразил свое сомнение ЭмЭн.
- Конечно, не совсем. Как там поется в песне? Над Канадой небо синее, там идут дожди косые. Так похожа на Россию, только все же не Россия, - процитировала Алена, чуть нараспев, слова из известной песни. - Но все равно, Канада стала мне очень близкой и родной страной.
- Я так и предполагал, - улыбнулся ЭмЭн довольной улыбкой. – Я был почти уверен, что вы захотите остаться канадкой. А как насчет легенды? Станете ее заново придумывать или воспользуетесь старой?
- Воспользуюсь старой. Она очень хорошо себя зарекомендовала во время стажировки, - убежденно сказала Алена. - Тем более что некоторые моменты я во время стажировки на месте проверила и уточнила.
- Хорошо. Напомните мне вкратце ту легенду. Ее ведь с вами отрабатывал Иван Васильевич, я точно ее не помню. Хотя вспоминаю, что речь шла о Канаде и Швейцарии.
-  Родилась во французской части Швейцарии, в Женеве, - начала быстро говорить Алена. - Училась там в женской гимназии. Ее я, кстати, посетила, когда была на стажировке... Когда мне было восемь лет, родители развелись. Мама вышла вторично замуж и уехала в Канаду. Я осталась в Женеве и еще несколько лет жила с бабушкой. Затем переехала к матери. Живу в Монреале, учусь в университете.
- Ну что ж, я полностью вспомнил ту легенду. Теперь ее нужно подробно разработать, кое-что обновить, уточнить. В следующий раз я привезу вам справочники, проспекты, телефонные книги по этим двум странам. Выберите себе две фамилии. Одну для паспорта на выезд из СССР, другую - для основной поездки. И точные адреса в Монреале.
- Да, я это знаю, и все сделаю. Не беспокойтесь, Михаил Николаевич. Во время подготовки к стажировке мы делали точно так же. Конечно, для серьезной проверки эти адреса – обыкновенная «липа», и это сразу станет ясно. Но для случайного, поверхностного уточнения нужно, чтобы все данные соответствовали телефонным справочникам.
- Хорошо, тогда этот вопрос мы больше обсуждать не будем. Подготовите все сами, когда я привезу материалы. Но в первую очередь, вы займетесь своей экипировкой.
Достав из дипломата толстый, красочный буклет, а также несколько журналов, ЭмЭн протянул их Алене:
- Это последний канадский каталог. А это французские журналы мод. В течение трех дней подберите летнюю одежду для себя и составьте заказ. Я имею в виду первые три полдня, потому что после обеда и вечером вы будете заняты с Мартой. Вы уже знаете, конечно, как делать заказ. Цвет, размеры и прочие детали. На вас, как вы понимаете, не должно быть ни единой советской нитки.
- Естественно, - взяла Алена в руки каталог и прошелестела его страницами. - Только не удивляйтесь, когда увидите, что в заказе не будет обуви.
- Почему не будет?
- У меня осталась пара туфель в приличном состоянии от стажировки. И в них я поеду. Необходимую и более модную обувь куплю на месте. Обувь - дело тонкое. В прошлый раз мне ничего не подошло из того, что я заказывала. Помните? Пришлось делать срочный дополнительный заказ. Причем, мы с Иваном Васильевичем чуть ли не гипсовый слепок снимали с моей ноги, - расхохоталась Алена, вспомнив ту "эпопею". - Во всяком случае, рисовали  мою ступню.
- Договорились. Делайте, как знаете. И еще... дорогих вещей не заказывайте.
- Да знаю я, знаю. Экономия. На нас, как всегда, государство экономит, - съязвила Алена.
- К сожалению, это так. На гостях мы не имеем права экономить, а сами должны...
Не закончив свою мысль, ЭмЭн продолжил начальственным тоном:
- Но не только из-за экономии вы должны выбрать недорогие вещи.
- Конечно, не только из-за этого, - иронично усмехнулась Алена. - Студентка не может носить дорогих вещей.
- Этот факт, безусловно, является главной причиной дешевого заказа, - строгим тоном произнес ЭмЭн. - Вы должны быть одеты соответственно вашему положению.
- Да, но мой отчим, по настоянию которого я переехала из Женевы в Канаду, души во мне не чает и ничего для меня не жалеет, - с плутовской улыбкой произнесла Алена. - Это он, естественно, оплачивает мое путешествие в Европу.
- Ваш отчим - умный человек, - с лету принял вызов Алены ее шеф. - Он понимает, как много может дать молодой девушке путешествие по миру для расширения ее знаний и кругозора. Правда, я удивляюсь, почему он не оплатил это путешествие после вашего окончания колледжа. В Америке принято отправлять своих детей в Европу после выпускных экзаменов. Если у родителей, конечно, есть для этого деньги.
- В то время у моих родителей были финансовые проблемы. Отчим был не в состоянии оплатить поездку в Европу.
- Так он у вас не очень богатый человек? - хитро смотрел на Алену шеф. - Он ведь не миллионер.
- Нет, не миллионер. Наша семья принадлежит к среднему классу. Но именно поэтому, - улыбнулась Алена шельмовской улыбкой, - моя мама придерживается английского изречения "мы не настолько богаты, чтобы приобретать дешевые вещи", и всегда покупает мне приличную и достаточно дорогую одежду.
- Да-а, вам пальца в рот не клади, - взорвался одобрительным смехом ЭмЭн. - Но тем не менее...
- Но тем не менее, я обязана заказать недорогие вещи, - деловито закончила мысль начальника Алена.
- Что поделаешь, - пожал он плечами в знак того, что не от него такое решение зависит. - Значит, через два дня вы мне вручите ваш заказ. А когда станет ясно, где будет встреча, я вам привезу материалы для разработки маршрута.
- И обязательно данные о паспортных и таможенных режимах в разных странах. А то я уже многое забыла, - попросила Алена.
- Это уж непременно. Тем более что эти режимы меняются с каждым годом. В некоторых странах их ужесточают, в других наоборот - ослабляют.
- И пожалуйста, если кто-то в последнее время выезжал, то я бы хотела прочитать их отчеты.
- Это я тоже учту. Мне прямо целый список заказов от вас нужно составлять, - наигранно недовольным тоном произнес ЭмЭн.
Он, похоже, был удовлетворен предусмотрительностью Алены и довольно улыбался, глядя на нее.
- В таком случае, не забудьте включить в этот список все транспортные расписания, - добавила Алена.
- Все? По всему миру? - хитро сощурил глаза шеф.
- Ладно. Я снова сдаюсь, - шутливо подняла руки вверх Алена. - Об этом поговорим, когда будет известно место явки.
- Наконец-то, - с притворным облегчением вздохнул ЭмЭн и после секундной паузы произнес свою привычную фразу: - Кажется, это все, что я хотел сегодня вам сказать. Хотя нет, - как будто спохватился он, - Вы мне ничего не говорите, но я все-таки хочу знать о ваших отношениях с Олегом Ивановичем.
- Я думаю, что из этой затеи ничего не выйдет.
- Что так?
- Это не моя чашка чая, - произнесла Алена по-английски известную британскую пословицу, зная, что знаний английского языка у ЭмЭн вполне достаточно, чтобы понять смысл сказанного.
- Ну что ж, вам виднее. Я вас покидаю, - решительно сказал ЭмЭн, вставая.
- Не говорю "Оставайтесь на чай", потому что горю желанием схватиться за каталог, - ответила Алена, тоже поднимаясь с кресла.
- Женщина остается женщиной всегда, - засмеялся ЭмЭн. - Президент ли она, министр или разведчик.
- А это плохо? - игриво спросила Алена.
- Это просто отлично. Если женщина лишена женственности и у нее нет никаких маленьких женских слабостей, то это уже не женщина. Не так ли, Нина Ивановна? - выйдя в прихожую, обратился ЭмЭн к экономке-хозяйке, которая в эту минуту выходила из кухни.
- Вы, как всегда правы, - улыбнулась та в ответ.
- Так в четыре часа мы вас ждем, - сказал ЭмЭн Алене, выходя из квартиры.
- Не опоздаю. Буду вовремя.

                4

Небрежным жестом Алена бросила сумку на тумбочку в углу своей прихожей, сняла туфли, босиком прошла в комнату, устало опустилась в кресло. Все, хватит, - отрешенно подумала она. Пора отойти от этой гонки. Сегодня пятница, и в предстоящие два дня голова ее должна полностью отдохнуть.
Уже больше двух месяцев она упорно готовилась к встрече с Мартой. Были прекращены все другие занятия, кроме уроков по языкам. Она даже 25 съезд партии полностью пропустила. Не слушала и не читала отчетный доклад Л.И.Брежнева, не знакомилась с выступлениями делегатов съезда и с другими его материалами. Все это время она изучала другие документы и материалы. Те, которые позволят ей успешно провести первую "боевую" поездку за рубеж.
Она оставалась на оперативной квартире ночевать в те дни, когда у нее были секретные документы, и ей не хотелось обязывать ЭмЭн приезжать за ними в конце рабочего дня. Спрятав документы в сейф, она сама "сторожила" их ночью.
Легенду свою она уже знала наизусть до мельчайших подробностей. Был в целом разработан маршрут следования от Москвы до Парижа и обратно. Осталось изучить подробно каждый город, место встречи с Мартой в Париже, сверить еще раз расписания поездов и рейсы самолетов. Необходимо также «записать себе на корочку» точные данные о рейсе, каким она, якобы, прибыла в Европу из Монреаля - соответствующие штампы об этом рейсе специалисты в Центре проставят в ее втором паспорте. Кроме того, нужно тщательно распланировать свое пребывание в каждом городе, наметить гостиницы или хотя бы районы, где ей лучше всего остановиться. Эти данные можно почерпнуть из отчетов. Там есть очень ценные сведения и замечания относительно того, где нельзя останавливаться, особенно женщине.
Алена настолько основательно входила в роль оператора Марты, что уже практически ощущала себя не Аленой, а Хелен, и знала, что после пересечения границы она даже в мыслях своих будет называть себя Хелен...

Но сегодня она еще Алена, она у себя дома. И в течение предстоящих двух дней она не прочитает ни одной строчки, не посмотрит ни одного буклета и справочника, ни одной фотографии и фильма. Она даст отдых своим глазам и мозгам, а заставит работать только руки и ноги. Нужно, наконец, убраться в квартире. Пора отнести в прачечную грязное постельное белье и получить там выстиранное. Кое-какие личные вещи требуют ручной стирки. Но главное! Главное - она, наконец, выспится. В субботу и воскресенье проваляется в постели до десяти, а может, и дольше.
"О, черт! Завтра мой сон отменяется", - чертыхнулась она, вспомнив, что Анюта просила сходить с ней в Большой на утренний спектакль. Дядя ей достал билеты. Она, правда, Анюте ничего конкретно не обещала, но придется пойти. Ей очень хотелось доставить девчонке радость.

                ***

       Алена встала с кресла, сняла одежду, в которой ходила на оперативную квартиру, надела джинсы, поверх них - фланелевую рубашку с закатанными до локтя рукавами. Выйдя в прихожую, она сунула ноги в шлепанцы, открыла свою дверь и позвонила в соседнюю. Там сразу же щелкнул замок, словно ее ждали, и на пороге появилась Анюта.
- Ой, Алена, привет! - радостно заулыбалась она. - Я только что из школы.
- Здравствуй! Почему так поздно? Уже четыре часа.
- Собра-а-ние было, - недовольным тоном протянула Анюта.
- Комсомольское?
- А какое еще? Надоели эти сборища, сил нет. Все воспитывают, воспитывают. Ой, что это мы стоим на площадке? - спохватилась девочка. - Проходи, Алена.
В Аленины планы не входило посещение соседней квартиры. Она собиралась только сообщить о своем решении относительно театра. Но сейчас, неожиданно для самой себя, она передумала и последовала за Анютой.
- Я буквально на пять минут, Анютик. Мне стало интересно, что вы делали на комсомольском собрании.
- Ну, "классная" наша долго и нудно говорила, как нам нужно вести себя в общественном транспорте… в других общественных местах. И... что мы должны помогать родителям... И тому подобные нудные вещи. Проходи на кухню, Алена, я сейчас поставлю чайник. Чай пить будешь?
- Нет, не буду. Я просто посижу, а ты разогревай себе обед. Мама в поликлинике?
- Да, она сегодня работает после обеда.
- Ну, рассказывай. Что еще было на собрании? Ты выступала? - спросила Алена.
- Вот еще! С чего бы это? - удивленно посмотрела на старшую подругу Анюта.
- А другие твои одноклассники?
- Кроме комсорга, больше никто не выступал, - ответила Анюта, ставя на плиту сковороду с котлетами и макаронами.
- Странно. У нас все по-другому было. Мы свои комсомольские собрания сами готовили и проводили.
- А учителя?
- Иногда мы приглашали их, иногда нет.
- Какое ж это собрание без учителя?! Один шум да гам, - засмеялась Анюта.
- У нас никакого шума не было. Всем руководил комсорг и члены комсомольского бюро.
- Ну, нашего комсорга и слушать никто бы не стал.
- А зачем вы такого выбирали?
- Мы выбирали отличницу, которую рекомендовала "классная".
- Это плохо. Мы выбирали всегда очень активного и авторитетного комсомольца, не обязательно отличника. Но непременно такого, какой не боялся спорить даже с учителями.
- Ты комсоргом была?
- Нет, ни разу не удостоилась такой чести в школе. Хотя в институте была секретарем комсомольской организации факультета. А в школе мы всегда парня выбирали. Правда, когда я была пионеркой, то сначала три года была председателем Совета отряда, а потом председателем Совета дружины.
- Ну, ты даешь! - то ли восхищенно, то ли насмешливо произнесла Анюта.
- Да, я такая, - развеселилась Алена. - А когда стала комсомолкой, то с удовольствием работала в комсомольском бюро. Культмассовый сектор возглавляла. Я ведь любила художественную самодеятельность. У нас был очень хороший учитель пения. Он руководил школьным хором, в котором я пела. И солировала. А еще... в театральных постановках я разных героических девушек играла.
- Значит, актрисой была?
- Что-то вроде этого. Но главным моим поручением было - организация  школьных концертов и музыкальных вечеров с прослушиванием классической музыки. Несколько раз нам удалось на автобусе съездить в Киев в оперный театр. В драматических театрах тоже мы бывали.
- Да-а-а, - задумчиво протянула Анюта и с завистью спросила: - Интересно, наверно, было в вашей комсомольской организации?
- Конечно, интересно. Если бы ты только знала, какие мы занимательные диспуты и дискуссии проводили!
- Ну, например?
- Сейчас уже трудно вспомнить, - замолчала Алена, напрягая память. - А-а вот, вспомнила. Диспут на тему "Можно ли отсидеться в тихом уголке, если идет война?"
- В таком диспуте нет ничего интересного, - разочарованно произнесла Анюта. - Все встают и говорят: Нет, нельзя. Нужно обязательно идти на фронт.
В голосе девочки Алене послышались ироничные нотки с оттенком некоторого цинизма, так не соответствующего ее пятнадцати годам.
- Почему ты так думаешь? - пытливо смотрела на девочку Алена.
- Потому что так все делают. Говорят то, что нужно говорить, а не то, что они на самом деле думают. А в жизни вообще ведут себя так, как и не говорят. Все просто притворяются. Так что на вашем диспуте были, я уверена, одинаковые выступления.
- А вот ты и не права. На вопрос диспута у нас все отвечали по-разному. Большинство, правда, говорили, что пойдут на фронт. В основном, мальчики. А другие... Кто-то хотел быть санитаром или врачом и спасать раненых. Кто-то собирался стать разведчиком и идти в тыл врага. Некоторые желали просто трудиться в тылу и растить хлеб или производить танки да самолеты. А одна девчонка прямо сказала: если у меня будут маленькие дети, то я буду сидеть в тихом уголке, чтобы спасти их. Вот так-то... А ты говоришь: все одинаково...
- А еще какие диспуты вы проводили? -  выкладывая  содержимое сковородки на тарелку, спросила Анюта заинтересованным тоном.
- Какие? - Алена чуть помедлила с ответом, а потом весело произнесла: - Представь себе такую тему: "Можно ли в десятом классе пожениться?".
- Такая тема комсомольского диспута? - недоверчиво посмотрела Анюта на Алену и добавила: - Может, будешь, все-таки, со мной обедать?
- Нет, спасибо. Я обедала. А ты ешь, ешь. Внимания на меня не обращай. Так о чем мы говорили?.. Ах да, о диспуте. Именно такая тема была. И практически все готовились к этому собранию-диспуту. Помню, один  мой одноклассник готовил выступление на эту тему с медицинской точки зрения. Его мама - врач, и она помогала ему с фактами. Девчонка одна сделала очень любопытный доклад, в котором анализировала психологическую сторону вопроса, другая - экономическую. Я готовила обозрение по кино и литературе. Моя подружка Ганка, проведя опрос среди родственников и знакомых, подготовила чуть ли не художественный рассказ о реальных историях любви, произошедших среди школьников в разное время. Эти истории, взятые из жизни, были весьма печальными. Как, впрочем, и мои, почерпнутые в художественных произведениях. Что заставило нас в конце диспута сделать вывод: любовь и брак возможны только в более зрелом возрасте... Да, диспут тот  проходил очень интересно. И спорили мы вполне серьезно, и смеялись до коликов в животе...
- Я думаю! - весело отозвалась Анюта.
- Вы тоже могли бы что-нибудь придумать. Еще более занимательное.
- Кто придумает? - невесело прошамкала Анюта ртом, набитым котлетой и макаронами.
- А хотя бы ты! Ты ведь у нас девушка активная, сообразительная. Нельзя же, в самом деле, допускать, чтобы комсомольская жизнь была такой скучной. Вы, по крайней мере, с пионерами увлекательными делами занимаетесь? Интересные собрания, веселые пионерские утренники с ними проводите?
- Кто? Мы? - чуть не подавилась макарониной Анюта. - С какой стати?
- А разве лучшие из твоих одноклассников не назначены пионервожатыми в пионерские отряды?
- Не-е-т, - недоумевающим взглядом уставилась Анюта на старшую подругу.
- Ну, тогда я не знаю, - растерянно произнесла Алена. - У вас, значит, все по-другому... Скажи мне, пожалуйста, что обозначает для тебя слово "Ком-со-мол"?
- Обязаловка и скука, - не задумываясь, выпалила Анюта. - А еще: без комсомольского билета в институт не поступишь.
"Неужели все так плохо? - горький вопрос пронесся в голове Алены. - Неужели и Комсомол стал загнивать, как партийная верхушка? Неужели теперь все меряется только карьерой и личным благополучием? Или так происходит только в столице, где во все времена концентрировалось и лучшее, что есть в стране, и худшее из него?"
- Да-а-а, - медленно протянула Алена. - Что-то у вас не так. Время другое, что ли? С другой стороны, не так уж много лет прошло с той поры, как я училась в школе. Для нас ведь Комсомол был частью нашей жизни, застрельщиком и организатором всех новых дел. Конечно, мы тоже "прорабатывали" на собраниях двоечников и нарушителей дисциплины. Но в остальном - это был всегда праздник. Попробуй и ты предложить что-нибудь интересное. Может, и у вас все изменится, - стараясь звучать уверенно, произнесла Алена. - Ну, ладно, я пошла. Засиделась я с тобой, а у меня совершенно нет времени. Я ведь заходила, чтобы только сообщить тебе: завтра я свободна и могу пойти с тобой в театр.
- Ура-а-а! - вскочила Анюта со стула и чмокнула Алену в щеку. - Это просто здорово! И мама будет рада, что ей не нужно будет идти со мной.
- Вечером обсудим, в котором часу будем отправляться из дому. Пока!
- Вечером я к тебе зайду! - крикнула Анюта, когда Алена уже закрывала свою дверь.

                ***

Из комнаты доносился настойчивый телефонный звонок, но пока Алена дошла до письменного стола, телефон звенеть перестал. Алена взглянула на часы: было начало шестого. Наверно, это звонил Олег, - подумала она. Дождался, пока сослуживцы уйдут домой и стал звонить ей. Через несколько минут будет снова  названивать, а говорить ей с ним совсем не хотелось. Хотя нужно. Не просто нужно, а необходимо. Ей необходимо набраться храбрости и объявить ему, наконец, о своем решении.
Они не виделись уже больше двух недель. Нина Владимировна говорила, что несколько дней назад он приходил вечером к ней, но ее, естественно, не застал. И слава богу. После того злополучного ужина они встречались всего три раза, и этих трех свиданий ей теперь хватило, чтобы понять окончательно, что Олега она совсем не любит и что он ее больше не интересует. Находясь в его компании, она была далеко от него, и о чем бы он ни говорил, она думала о своем. К себе она его больше ни разу не пригласила, ссылаясь то на усталость, то на плохое самочувствие. Когда он целовал ее у подъезда на прощание, она, хотя и не чувствовала к нему того физического отвращения, которое испытала в тот вечер, оставалась холодной и бесстрастной. Его объятия не вызывали в ней внутреннего трепета и сладкого волнения, тело ее теперь абсолютно не реагировало на прикосновения его рук.
Проанализировав все свои чувства и ощущения, Алена твердо решила, что навсегда расстанется с Олегом. "Сильный сомневается до принятия решения, слабый - после", - вспомнила Алена одно из любимых изречений Ивана Васильевича и знала, что она уже свое "отсомневалась", а значит, никогда не пожалеет о принятом решении.
Но как сказать Олегу о том, что они больше не будут встречаться? Судя по его характеру, разговор обещает быть очень тяжелым. Его самолюбию будет не так просто смириться с тем, что его "бросает" женщина. Он будет убеждать ее, уговаривать, упрекать. Кроме того, ее саму угнетало какое-то туманное, непонятное чувство вины перед Олегом, хотя она ни разу не говорила ему, что любит его, и ни разу не обещала связать с ним свою жизнь. Это чувство вины тоже усложняло проблему, и Алена знала, что ей будет невыносимо тяжело вести этот решающий разговор с Олегом... Однако, что поделаешь...  Избежать объяснения в любом случае ей не удастся, и лучше разделаться с этим побыстрее. Пожалуй, в предстоящие два дня она и покончит с этой проблемой.
Сейчас стоят апрельские, солнечные дни, а ей ни разу еще не удалось просто прогуляться по улицам, побывать в парке. Вот она и совместит приятное с полезным. Назначит встречу, скажем, у входа в Парк Горького, предложит прогуляться, полюбоваться легкой зеленой дымкой, которая уже стала окутывать деревья. А там и разговор направит в нужное русло...
От громко затрезвонившего телефона Алена подскочила, как ужаленная.  Она схватила трубку:
- Алло! Слушаю вас! ... Алло!.. Вас не слышно... Алло! ... Перезвоните ... Не слышно...
Уже ушел с работы и звонит с телефона-автомата, - подумала Алена об Олеге. А телефон, видимо, испорчен. Сейчас перейдет в другую телефонную будку.

                ***

Алена села в кресло и стала ждать. Телефон молчал. Алена подождала еще пять минут - звонка по-прежнему не было.
Видимо, кто-то просто ошибся номером и, услышав незнакомый голос, положил трубку, -  облегченно вздохнула Алена и спокойно занялась уборкой квартиры.
Протерла пыль на полках, шкафах, цветах. Некоторые цветы поставила в ванну и там промыла их под душем. Потом почистила плитку на кухне и в ванной, довела до сверкающего блеска раковину, унитаз и ванну. И, наконец, протерев влажной тряпкой полы, разделась и забралась под теплый душ. Смыв с себя пот и физическую усталость, она в бодром состоянии духа и тела вышла из ванны. Надев на себя только трусики и махровый халат, Алена направилась в кухню, чтобы поставить чайник, а затем "побалдеть" с сигаретой за чаем у телевизора, но в эту секунду в дверь к ней позвонили.
Она глянула в глазок. Олег! И это все-таки он звонил по телефону, проверяя, дома ли она, - молниеносная догадка мелькнула в голове. Может, не открывать дверь? Сидеть тихо, как мышь, вроде ее нет уже дома, вроде она ушла куда-нибудь. Но в глазок он там видит, что в прихожей горит свет, да и заметил, скорее всего, что к глазку подходили... Впрочем, чему быть - того не миновать. Лучше бы, конечно, этот неприятный тяжелый разговор состоялся на нейтральной почве, но сейчас уже ничего изменить нельзя. Придется объясняться здесь, - решила Алена и храбро открыла дверь.
- Добрый вечер! - не совсем вежливым, чуть задиристым тоном произнес Олег и, не ожидая приглашения, уверенно зашел в прихожую. - Наконец-то ты дома, и я смог тебя застать.
- Привет! - стараясь не выдать своего волнения, Алена спокойным, неторопливым движением закрыла за ним дверь.
- У меня к тебе серьезный разговор, - хмуро произнес он, проходя мимо нее в комнату.
От него пахнуло алкоголем. А во хмелю он становился агрессивным и наглым, - вспомнила Алена и внутренне вся подобралась. Видимо, объясняться с ним будет даже сложнее, чем она предполагала.
Напряжение ее возрастало. Она не считала себя трусихой, но в данную минуту почувствовала, что унизительный малодушный страх стал охватывать все ее внутренности. "Я не трус, но я боюсь", - пришло на ум слышанное когда-то шутливое выражение, и она постаралась взять себя в руки.
- Я тоже хочу с тобой серьезно поговорить, - хладнокровно произнесла она, усаживаясь в свое кресло. - Садись, не стесняйся, раз уж пришел.
- Ты почему избегаешь меня? - спросил Олег, плюхнувшись в кресло.


Кресло такое хрупкое, а ты валишься в него со всего размаху, как медведь. Как оно только не сломалось! Впрочем, было бы неплохо, если бы оно треснуло под тобой, и ты полетел бы вверх тормашками. Вся  нахрапистость и смелость мигом слетели бы с тебя, и ты бы надолго присмирел.


- Я не избегаю. Я все время занята.
Тон, каким она произнесла эти две короткие фразы, ей самой не понравился. Виноватость и извинение звучали в нем. Она рассердилась и мысленно отругала себя. Ей не следует ни в чем оправдываться. Она должна, наконец, быть решительной с ним.
- Я не верю в твою занятость. Хотя... впрочем... Ты, наверно, действительно очень важным занята, особенно по ночам, - язвительным тоном произнес он, и взгляд его опустился с ее лица ниже.
Алена проследила за его взглядом и увидела, что халат ее распахнулся, причем не только внизу, но и на груди. В халате не было пуговиц, его нужно было просто запахивать и подвязывать поясом. Она поспешно затянула халат на груди и на ногах. Олег следил за ее движениями жадными глазами. Он уже понял, что она практически голая, и это его, по всей видимости, так сильно смущало, что он несколько секунд сидел молча, облизывая пересохшие губы.
- Где ты была вчера? – наконец, едва слышно прохрипел он.
- На работе, конечно. Где еще может быть человек в обычный рабочий день? - ответила Алена и снова разозлилась на себя за свою извиняющуюся интонацию.
- А вечером? - обманчиво равнодушным тоном продолжал он ее допрашивать.
Алена вконец разозлилась за этот допрос и, отказавшись от оправдывающегося тона, ответила резко, наградив его при этом ледяной улыбкой:
- И вечером тоже.
- А ночью?
"Ночью тоже", - чуть не выпалила она, но во время удержалась.
- А какое ты, собственно, имеешь право задавать мне такие вопросы? - раздраженно ответив вопросом на вопрос, пронзила она его испепеляющим взглядом.
- Я спрашиваю, где ты была ночью? Я всю ночь тебе звонил.
Глаза Олега потемнели от ревности и злости, они почти налились кровью.
- Я не обязана давать тебе отчет в своих действиях. Что хочу, то и делаю. Где хочу, там и ночую, - рассерженно бросила она ему в лицо, небрежно откинулась на спинку кресла и, забыв про распахивающийся халат, грациозно положила  одну ногу на другую.
Полы халата разлетелись в стороны, ноги ее оголились до трусиков. Алена быстро спохватилась, сжала ноги вместе, закрыв их халатом, но того мгновения, когда нижняя часть ее тела была почти полностью оголена, оказалось, похоже, достаточно для того, чтобы возбудить Олега до крайности.
- О боже! - простонал он. - К черту все объяснения! Я ничего не хочу знать. Я знаю только, что хочу обладать тобою. И я сейчас тебя возьму.
Олег встал и рванул к ней.
- Не смей! - крикнула она.
Но он уже ничего не слышал. Он подошел к ней, взял ее за плечи и выдернул ее из кресла, словно какую-нибудь редиску из грядки.
- Ты всегда насилуешь своих знакомых девушек, они от тебя беременеют, а потом с гадливым чувством избавляются от нежеланного ребенка? - медленное шипенье ее звучало резко и ехидно.
Глаза Олега блеснули злым вопросом: откуда она знает про эту историю?
- А ты всегда играешь в романтичную, чистую любовь с одним, а предаешься любовным утехам по ночам с другими? - едко парировал он.
Ответом ему была хлесткая пощечина. Он схватился за щеку, губы его искривились в злой усмешке:
- Была бы ты мужчиной, я бы ответил той же монетой. Но с тобой я поступлю так, как ты того заслуживаешь.
Он потянул за концы пояса, халат распахнулся, он с силой стянул его с ее плеч.
- Ты, видимо, из тех женщин, кто любит силу. Так получай ее.
С этими словами он с ожесточением рванул за ее трусики, и обрывки их полетели на пол вслед за халатом.
- Ты что делаешь? Как ты смеешь? Я буду кричать, - оторопело смотрела Алена в его исступленное, озлобленное лицо, с силой отталкивая его от себя.
- Кричи. Это еще больше возбуждает меня. Может, я прирожденный насильник?
Олег громко захохотал, обнажив свои зубы в каком-то неестественном оскале. В глазах его отражалась неистовая похоть. Алена собрала все свои силы и резко толкнула его в грудь.
- Отойди от меня, чудовище! Ты настолько отвратителен, что я видеть тебя не могу!-  сорвалась она на крик.
Олег чуть покачнулся от ее неожиданного удара, но на ногах устоял.
- А ты настолько соблазнительна, что я просто умру, если ты сейчас же не станешь моей.
Он с остервенением схватил ее в охапку и упал вместе с ней на диван. Одной рукой и грудью он прижал ее сопротивляющееся, извивающееся в неуклюжих попытках вырваться тело к дивану, другой рукой занялся своими брюками. Несмотря на худобу, он оказался намного сильнее, чем Алена предполагала. Поняв, что она упустила момент, когда нужно было ударить ногой или коленом в то место, которое он сейчас торопился открыть, а попытки вырваться из его рук оказались тщетными, Алена решила действовать по-другому. Она прекратила извиваться под ним, подняла свои руки и обвила ими его шею. Он на секунду замер, словно не поверив в то, что происходит. Она ласково теребила его волосы на затылке.
- Вот так-то лучше, моя дорогая.
Он перестал возиться со своими брюками, а принялся целовать ее. Начал с шеи, потом стал спускаться ниже.
"Когда тебя собрались насиловать, не дергайся, не сопротивляйся, а расслабься и постарайся получить  удовольствие", - неожиданно пронеслась в ее голове популярная в студенческом общежитии шутка.
Она громко и нервно хихикнула.
- Ты чего? - оторвал свои губы от ее груди Олег.
- Ты извини меня, пожалуйста, мне стыдно говорить, но...
- Но что?
- Я хочу в туалет.
Олег ошарашенно смотрел на нее, словно не понимая, о чем она говорит. Его давление на нее ослабло, она этим мгновенно воспользовалась.
- Я сейчас, я быстро, - прощебетала она, улыбаясь воздушной, невинной улыбкой.
Выскользнув из-под него, Алена быстро помчалась в ванную - в совмещенный санузел, как обычно называют это помещение в жилищно-коммунальных документах.
Она обрадовалась, увидев в ванной джинсы и рубашку, которые она из-за усталости не успела убрать в шкаф. Быстро надев их прямо на голое тело, она выскочила в прихожую, приоткрыла входную дверь, затем появилась в дверях комнаты.
Олег, с обнаженным торсом, стоял над открытым ящиком с постельным бельем и доставал оттуда простыню. Алене в эту минуту не то чтобы стало жаль его, она чисто по-женски ему посочувствовала. Тем не менее, обратилась она к нему голосом, полным ехидства и презрения:
- Ты что делаешь?
- Готовлю для нас постель, - охотно ответил он и оглянулся.
Алене не хватило бы ясных и понятных слов, чтобы описать то выражение, которое  она увидела в его глазах. В просверлившем ее насквозь взгляде была смесь горечи, обиды, злости и еще чего-то, чему Алена не могла найти определения.
- Одевайся и уходи, - хладнокровно произнесла она.
- Ты от меня просто так не отделаешься, - со злой усмешкой двинулся он к ней.
Она отступила на заранее подготовленные позиции: к выходу на площадку. Он остановился у двери, ведущей из комнаты в прихожую.
- Если ты сейчас не оденешься и не уберешься отсюда, я позвоню твоим родственникам. Приглашу их сюда, скажу, что ты хотел изнасиловать меня и покажу при этом разорванные трусики, - все так же спокойно и невозмутимо говорила Алена.
- Ты не сделаешь этого!
Округлившиеся глаза его сделались как бы слепыми от бешенства. Он тяжело дышал и порывался схватить Алену за руку. Но она была недоступна для него, поскольку стояла на безопасном расстоянии, на пороге прихожей.
- Еще как сделаю! Смотри!
Перешагнув через порог своей квартиры, Алена дотянулась до звонка соседней квартиры и быстро вернулась обратно, чтобы не дать Олегу возможность захлопнуть ее входную дверь. Олег, все еще практически голый, стоял на том же месте и недоверчиво, чуть прищурив глаза, смотрел на нее.
- О! Алена, это ты? - открыла Нина Владимировна свою дверь. - Заходи.
- Нет, Нина Владимировна, я потом. У меня кончилась соль. Не дадите мне немного? - спросила Алена, скосив глаза в свою квартиру.
Олега в прихожей уже не было. Получив соль, Алена сказала громким голосом, так, чтобы было слышно в комнате:
- Нина Владимировна, скажите Анютке, чтобы зашла ко мне через пять минут. Нам нужно обговорить завтрашнее мероприятие.
В ожидании Олега Алена продолжала стоять перед открытой дверью  в прихожей. Через минуту он появился. Лицо мертвенно-бледное, глаза сверкают яростью.
- Я тебе этого никогда не прощу, - сквозь зубы процедил он.
- Олег, не надо ничего говорить, - тихо и мягко произнесла Алена. - Я тоже могла бы сказать, что я тебе этого никогда не прощу. Я имею в виду тот факт, что ты действительно хотел меня изнасиловать. Но я тебя прощаю. Однако я больше никогда, слышишь, ни-ко-гда не хочу тебя видеть. Никаких телефонных звонков, никаких извинений. Я знаю, ты сегодня слегка пьян. И потому так безобразно вел себя со мной. Завтра ты пожалеешь о том, что случилось, и будешь пытаться просить у меня прощения. Так вот: никаких извинений я от тебя не приму.
Алена чуть помолчала и добавила тоном, полным сожаления и сочувствия:
- Я не люблю тебя, Олег. Прости.
Внезапно протрезвевшим, долгим взглядом Олег внимательно посмотрел в ее глаза, и то, что он увидел в них, заставило его заскрежетать зубами. Криво усмехнувшись, он резко повернулся и быстро пошел вниз по лестнице.

Глядя вслед уходящему парню, Алена медленно закрывала дверь, как закрывают театральный занавес после финальной сцены спектакля.


                ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

                1976-1978 годы. Европа. Африка. Москва.

                1

Молодой парень, почти мальчик, в красной с золотом униформе, внес в номер следом за Хелен ее чемодан и поставил его на полку слева от входа.
- Это вам, - по-английски сказала Хелен, протягивая молодому служащему несколько купюр.
- Спасибо, - тоже на английском языке поблагодарил мальчик, добавил несколько слов по-итальянски и, мило улыбаясь, удалился из номера, закрыв за собою дверь.
Хелен медленно огляделась. Номер представлял собой стандартное дешевое гостиничное жилье: кровать, ночной столик, два кресла, маленький столик с пепельницей из темно-красного стекла, гардероб, зеркало и радиоприемник. На стенах несколько гравюр "под старину". Не у входа, как обычно, а в конце номера, налево, дверь в ванную комнату.
Хелен прошла туда и открыла дверь: справа, почти у самой двери, унитаз; слева, за прозрачной занавеской, душевая кабинка; прямо - раковина с большим зеркалом над ней. Справа от раковины, буквально в пяти сантиметрах от угла, длинное узкое темное окошко, через которое едва проходил свет. Очень странная планировка, - подумала Хелен. Обычно в ванных комнатах окна нет. Впрочем, в ее "классе" тоже было окно в ванной, - невольно вспомнилось ей. Но там напротив окна были большие деревья, а здесь, наверно, стоит какое-нибудь здание с любопытными жильцами?
Подойдя ближе к окну, Хелен увидела, что кроме внутренней рамы со стеклом здесь была наружная рама с мелкой сеткой, через которую ничего не было видно. Отметив, что наружная рама была слегка приоткрыта и ее следовало закрыть, Хелен подергала ручку внутренней рамы. Ручка ей не поддалась. Хелен упорствовать не стала и оставила окно в покое: щель была слишком маленькой, чтобы из противоположного дома можно было видеть, что происходит в ванной.
Вернувшись в комнату, Хелен открыла окно и выглянула из него. Внизу шумел детскими голосами маленький, чуть грязноватый двор. Вид не очень привлекателен, да и номер тоже мог бы быть лучше, - недовольно поморщилась Хелен, но тот час же успокоила себя тем, что в этом номере она проведет всего одну ночь.
Полностью распаковывать чемодан она не стала. Достала только легкое платье, в котором собиралась провести туристический осмотр центра города. Сейчас уже было три часа дня, на улице стояла жара, и Хелен не терпелось снять с себя достаточно плотные брюки с батником.
Переодевшись, она перекинула через плечо свою дамскую сумку и взглянула на себя в зеркало.
"Фу! Какой ужас!" - скривилась она, поворачиваясь к зеркалу левым боком. К летнему платью не подходит ни этот темный цвет сумки, ни ее размеры, ни вес. Сюда бы хорошо подошел тот светлый кожаный "ридикюльчик", как выразилась бы мама, который лежал в чемодане. Но что поделаешь! Ни днем, ни ночью не должна  она расставаться с "посылкой", которую везла Марте и которая помещалась только в большой сумке.
"Ладно! После встречи с Мартой этот "баул", уже пустой, отправится в чемодан. А пока потерпим", - вздохнула Хелен и вышла из номера.
Спускалась она по лестнице легко и грациозно, словно в сумке ее, кроме "косметички", кошелька и паспорта, больше ничего не было. А размеры - дань моде и только.

Пообедав в небольшом, уютном ресторане на улице Манцони и "изучив" за чашкой кофе планкарту города, Хелен направилась к площади "Ля Скала". Она, как и положено туристке, медленно прошла мимо знаменитого оперного театра, любуясь его строгим и элегантным фасадом в стиле неоклассицизма. Затем перешла проезжую часть и очутилась в центре площади у памятника Леонардо да Винчи. Низкая, металлическая ограда с завитушками окружала аккуратно подстриженный газон, на фоне изумрудной зелени которого ярко горел цветник, струившийся широкой розово-красной лентой вокруг памятника. С любопытством осмотрев все фигуры в нижней части памятника, Хелен пересекла площадь и, оставив слева от себя Дворец Марино, где размещалась Мэрия, прошла по узким коротким улочкам до Соборной площади.
Вид кафедрального Собора, отмеченного во всех справочниках как одна из самых ярких достопримечательностей Милана, просто ошеломил ее. Подняв голову вверх, она долго стояла в неподвижности, любуясь изящными ажурными башенками, устремленными в лазурные небеса. Потом медленно прошлась по площади, отошла от Собора на несколько десятков шагов и два раза щелкнула кнопкой фотоаппарата, полностью "поймав" в объектив мраморную красоту.
Площадь Собора в этот предвечерний час была полным полна народу. Отовсюду слышалась разноязыкая речь, сверкали вспышки фотокамер. Двое пожилых людей и маленькая девочка кормили голубей; десяток японских туристов внимательно слушали рассказ экскурсовода; группа молодых людей, усевшись прямо на плитах, чему-то громко смеялись. Влюбленная парочка, не обращая внимания на окружающих, нежно целовалась. И никому никакого дела не было до целующихся, в их сторону никто даже взгляд не кинул. В Москве или в Киеве на них бы уставились, как на прокаженных, - невольно усмехнулась про себя Хелен.
Еще раз оглядев Собор, Хелен медленно пошла по оживленным улицам, рассматривая броские витрины магазинов. Дошла она до своей гостиницы, когда уже начинало темнеть.
- Добрый вечер, - по-английски произнесла она, остановившись у стойки администратора, и добавила с вежливой улыбкой: - Мой ключ, пожалуйста.
- Уже идти спать? Так рано? Жизнь в Милане сейчас только начинаться, - на плохом английском, широко улыбаясь, говорил молодой администратор, снимая ключ со стенда.
- Очень устала. Посмотрела много красивых мест в Милане, - стараясь быть краткой и официально вежливой, ответила Хелен. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - клерк протянул ключ и улыбнулся еще шире, сверкая черными глазами.

                ***

Войдя в номер и закрыв дверь на ключ, Хелен с облегчением вздохнула. Небрежным жестом, с размаху, кинула на кровать сумку, которая прямо-таки отдавила за день ее левое плечо. Потом сбросила туфли, разделась и нагишом отправилась в ванную.
Она заколола волосы, нацепила на голову легкую водонепроницаемую шапочку, зашла в душевую кабинку, задернула занавеску и включила прохладную воду. Ее тот час же охватило чарующее чувство облегчения и наслаждения, словно она погрузилась в нирвану.
Выгнув спину и запрокинув голову назад, Хелен направила к душу лицо, шею, грудь. Вода нежно струилась по ее телу, бодрила и ласкала одновременно. Хелен подняла руки вверх и блаженно подставляла под струи воды то левый бок, то правый, то спину. Затем взяла мохнатую банную рукавичку, намылила ее и тщательно вымыла все части тела.
Убедившись, что вода освежила и взбодрила ее, полностью сняв накопившуюся за жаркий, июньский день усталость, Хелен несколько секунд постояла под совсем холодным душем. Затем выключила его, отодвинула занавеску и обмерла: прямо перед ней, через стекло окошка смотрели на нее большие черные глаза на темном лице.
Хелен вскрикнула - лицо исчезло. Она осталась стоять как вкопанная.
"Слежка!" - мелькнула быстрая, как молния, тревожная мысль. Первая, настоящая "боевая" поездка - и она сразу же "влипла"!
Хелен почувствовала, что вся дрожит. От холода или от страха ее била дрожь, она в ту минуту не поняла, но взяла большое махровое полотенце, висевшее слева от зеркала, и вытерлась. Затем сильными, резкими движениями растерла все тело. Дрожь прекратилась. Значит, она была от холода, - решила Хелен, выйдя из туалетной комнаты.
Дрожь, конечно, прошла, но тревога осталась. Какую промашку она дала, что за ней стали следить? Что сделала не так? - в волнении думала Хелен, с трудом попадая в непослушные рукава ночной рубашки, которую она еще днем достала из чемодана  и положила на постель... Однако зачем она надевает "ночнушку"? - замерли на мгновение ее руки. Может, лучше одеться и попробовать " смыться"? Но куда? Как? И что это даст?.. Нужно сейчас просто сосредоточиться и все тщательным образом обдумать, - усилием воли остановила Хелен скакавшие, как бешеные кони, мысли.
Она села в кресло, вытянула ноги и, откинувшись на спинку кресла, прикрыла глаза. Страх и тревога мгновенно улетучились, уступив место спокойствию и собранности.
Хелен давно заметила за собой такую особенность: в трудные моменты она только в течение первых нескольких мгновений ощущала неприятный холодок внутри и нервозность. Затем она собиралась, внутри у нее словно включалась ЭВМ, которая начинала последовательно и бесстрастно, как бы со стороны, направлять ее мысли в нужную сторону. В данный момент ЭВМ твердо приказала: «Проанализируй ситуацию на всех границах, которые ты пересекла к сегодняшнему дню».
 Закинув ноги на журнальный столик, Хелен закурила сигарету и мысленно перенеслась в первый аэропорт, затем во второй, третий. Чувствовала она себя везде вполне уверенно, нигде никаких заминок не было. При таможенных досмотрах сумку ее никто не проверял, ручную кладь только "прозванивали" на предмет наличия в ней оружия и взрывчатых веществ. Впрочем, камуфляж "посылки" для Альфреда был соответствующий, и при беглом осмотре сумки ничего подозрительного заметить нельзя.
Хелен была на сто процентов уверена, что поведение ее было везде естественным и не могло вызвать подозрения ни у пограничников, ни у таможенников. Причем каждый раз, проходя паспортный или таможенный контроль, она с внутренним смешком вспоминала шутку, произнесенную как-то ее наставником: "Выехал человек на нелегальную работу - ему уже только за это надо присваивать звание народного или, в крайнем случае, заслуженного артиста".
Еще и еще раз возвращалась Хелен к каждому пересечению границы, пребываниям в гостиницах и не находила объяснения слежке.
Может, паспорт вызвал подозрение?.. Нет, вряд ли. Подделан он  идеально. Не она - первая, не она - последняя, кто ездит с подобным паспортом. Да и ей самой довелось на стажировку ехать с такими документами, и все было в порядке.
А что, если это просто выборочная слежка?.. Хотя, как она узнала из специальных документов во время подготовки, в Италии не практикуют таких вещей в отношении иностранцев, прибывающих в страну на несколько дней в качестве туристов. Италия вообще является самой удобной для разведчика-туриста, в смысле работы служб безопасности, страной. В итальянских аэропортах и на железнодорожных пограничных пунктах нет такого дотошного паспортного и таможенного контроля, как, предположим, в Германии. Большие сложности здесь возникают лишь у тех, кто везет наркотики: здесь хорошо натренированные собаки, специально обученные обнаруживать их.
Хелен закурила вторую сигарету. И вдруг ее внутренняя ЭВМ засигналила вопросительными знаками: почему она решила, что это непременно слежка? Слежку не ведут так явно. И что, собственно, можно выследить в ванной комнате? Как она работает с радиопередатчиком или принимает по радио точки-тире? Шифрует секретное донесение или "выковыривает" из открытки микроточку с заданием? - уже насмехалась и издевалась над ней ее ЭВМ.
Вполне возможно, что соседний постоялец, у которого, судя по всему, такое же окно в ванной, открыл его и просто выглянул, а заодно и вытянул шею в соседнее окно, - предложила свой вариант ЭВМ.
Да... это, кажется, наиболее подходящее объяснение случившемуся...
И все-таки... Если это выборочная слежка? То есть... не слежка, а как говорит ее брат, "проверка на вшивость": что, дескать, предпримет эта канадская студентка, если она действительно просто студентка, когда увидит мужское лицо в своем окне?
«Итак, - начала искать решение ЭВМ, - если обыкновенная девушка видит вечером в окне своей ванной комнаты лицо какого-то мужчины, она, естественно, пугается и кричит от страха».
Слава богу, - облегченно вздохнула Хелен, что инстинкт сработал лучше и быстрее, чем мозг, и заставил ее сделать то, что было нужно в тот момент.
А дальше? Что делает такая девушка потом? ... «Потом она устраивает небольшой, интеллигентный скандальчик», - четко ответила вычислительная машина. Даже если кто-то действительно случайно заглянул в окно, то отсутствие ее возмущенной реакции вызовет подозрение, и вот тогда-то она на самом деле может оказаться под наблюдением.

Хелен быстро сняла ночную сорочку, надела брюки, батник, туфли и спустилась вниз.
- Прошу прощения, - обратилась она по-английски все к тому же администратору, - ко мне только что кто-то заглядывал в окно. В ванной комнате, - добавила она четко.
- У вас непорядок ванная комната?  Я сейчас позову человек, который...
Хелен поняла, что с тем английским, который был у этого парня, ей не удастся ничего объяснить.
- Вы говорите по-французски? - с надеждой в голосе спросила она.
- О да! Конечно! Я неплохо говорю по-французски. Я работал в Париже, в одной из прекрасных гостиниц. О! Париж! - закатил глаза вверх восторженный почитатель Франции.
Французский его был, похоже, намного лучше английского, и у Хелен был шанс прояснить ситуацию.
- Это очень хорошо, что вы работали в Париже и вам нравится этот чудный город, - с холодной улыбкой произнесла Хелен. - Но было бы еще лучше, если бы вы выяснили, почему мужчина из соседнего номера подглядывает за мной в окно.
- Что? В какое окно? - служащий все еще не понимал, чего требовала от него постоялица.
- Только что в окне моей ванной комнаты я видела лицо мужчины, который или наблюдал за мной, или хотел забраться в мой номер, - медленно втолковывала свои претензии Хелен. - Это просто возмутительно! Я перепугалась насмерть, - добавила она, изобразив на своем лице страх и ужас.
До администратора дошел, наконец, смысл сказанных слов, и улыбка исчезла с его лица.
- Но ведь у вас там сетка! Через нее ничего не видно.
- Та рама была только прикрыта. Я не смогла ее полностью закрыть.
- Хорошо, я сейчас посмотрю, кто живет в соседнем с вами номере и вызову хозяина, - вежливо произнес парень и стал листать книгу на своем столе. - Странно... очень странно... А вам не почудилось то лицо?
Оторвав глаза от книги, администратор посмотрел на Хелен с насмешливым любопытством.
- Нет, не почудилось, - твердо ответила Хелен.
- Дело в том, что в соседних с вами номерах сейчас как раз никто не живет. Номер справа от вас свободен со вчерашнего дня, а...
- Это должен быть номер слева, - перебила служащего Хелен.
- А из этого номера некая миссис Кидд уехала сегодня после обеда.
- Мне все равно, живет ли кто-нибудь там или просто зашел, - капризным и чуть скандальным тоном проговорила Хелен, - но я хочу все выяснить. Я боюсь ночевать в номере.
- Хорошо. Сейчас посмотрим.
Администратор подозвал юношу, который днем помогал Хелен с ее чемоданом, оставил его вместо себя, взял ключи со стенда и отправился вслед за Хелен.
Он открыл соседний с ней номер. Там никого не было. Администратор прошел в ванную и, выйдя из нее, сказал:
- Там, естественно, тоже пусто. Чисто, висят свежие полотенца.
Неожиданно он театральным жестом хлопнул себя по лбу ладонью  и спросил:
- Скажите, как выглядел мужчина?
- Я его не разглядывала, - нелюбезно и резко ответила Хелен, но, спохватившись, продолжала более вежливым тоном: - Я не успела разглядеть. Заметила только, что у него очень темное лицо и черные глаза.
- Негр?
- Не знаю. Сейчас темно, и трудно понять цвет, - неуверенно отвечала Хелен. - Но вполне может быть, что это было африканское лицо.
- Я понял, кто это был. Можете не беспокоиться, мадмуазель. Вам никакая опасность не грозит. Это был наш служащий, негр. Он проводил здесь уборку и, вероятно, услышав шум воды в соседнем номере, совершенно случайно решил заглянуть в окно. А может, и не случайно, - вдруг широко улыбнулся администратор.
Он выразительно посмотрел на ее распущенные волосы, затем опустил глаза ниже и стал откровенно разглядывать ложбинку меж ее грудей, видневшуюся в вырезе полурасстегнутого батника. Потом оглядел ее с головы до ног таким взглядом, словно мысленно раздевал ее.
- Парень, наверно, видел вас, когда вы вселялись, - продолжал он с улыбкой высказывать свои предположения, - и ему захотелось узнать, что спрятано под одеждой.
Администратор продолжал улыбаться такой сладкой, обволакивающей улыбкой и так откровенно разглядывать ее, что Хелен покоробило. Она гневно сверкнула глазами: как смеет он так бесцеремонно смотреть на нее и вести с ней такой панибратский разговор? Она никакого повода для этого не давала. Служащие гостиниц обязаны быть предельно корректными со своими гостями...
Впрочем, может, это и хорошо. Она, в его глазах, обычная студенточка, которая приехала в Европу не только для того, чтобы знакомиться с достопримечательностями старого Света, но, вероятно, в поисках развлечений и приключений.
Оставив эти умозаключения при себе, Хелен произнесла предельно вежливым, но без улыбки, тоном:
- Очень жаль, что у вас работают такие любопытные служащие.
- Вы правы, мадмуазель. И он будет наказан.
- Будьте любезны, закройте наружное окно в моей ванной.
С этими словами Хелен открыла дверь своего номера и, не заходя в него, пропустила туда администратора. Через несколько секунд он вышел  и успокоил Хелен:
- Все в порядке. Я его закрыл.
- Спасибо, - с холодной улыбкой поблагодарила Хелен, зашла в номер и, закрывая дверь, невольно взглянула на парня: он смотрел на нее все тем же призывным взглядом.
Ох, уж эти итальянские мужчины! - усмехнулась про себя, уже совсем успокоившись, Хелен. Совсем как кавказские! С таким же, по-южному, знойным и пылким темпераментом. Блондинку пропустить незамеченной не могут.
Что ж, нужно это учесть. И делать все, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Никакой косметики, никаких вызывающе выглядывающих из-под расстегнутого ворота грудей...

Убедившись, что администратор действительно закрыл наружное окно в ванной, Хелен спокойно разделась, взяла ночную рубашку и неожиданно разразилась громким смехом. Зажав рот рукой, чтобы ее смех не был слышен за дверью, она плюхнулась на кровать лицом в подушку и продолжала глухо хохотать. Она представила себе того негра за окном и те чувства, которые он испытывал, глядя, как она нежилась под водой. Как вертела своим телом, как намыливала рукавичкой грудь и другие интимные места, нагибаясь и разгибаясь, стоя при этом спиной к занавеске, то есть к окну.
Обессилев от сотрясавшего ее тело беззвучного хохота, Хелен, наконец, чуть успокоилась, села на кровать и стала натягивать на себя ночнушку. Он ведь мог вывалиться из окна от возбуждения! - даже икнула Хелен, захлебнувшись от нового приступа смеха, охватившего ее.  И поделом ему! Такая концовка эротического спектакля была бы вполне уместна, - злорадно подумала Хелен, уютно устраиваясь в постели. Больше не смог бы подглядывать за молодыми женщинами... Хелен удобно легла на правый бок и тот час же погрузилась в глубокий, спокойный сон.

... Утром она туго затянула волосы в "хвост", надела брюки и легкую, но почти с глухим воротом блузку. Позавтракав в гостинице, сначала направилась в центр осматривать не увиденные накануне достопримечательности города, затем прошла по улочкам, удобным для выявления слежки. Убедившись, что за ней никто не следит, Хелен вернулась в гостиницу и сразу же расплатилась за номер, предупредив, что через два часа его покинет. Поднялась в номер, тщательно осмотрела чемодан, в котором утром оставила метки, чтобы определить, не исследовал ли кто-нибудь ее вещи. Волосок и едва заметный, размером с микроточку, кусочек бумаги были на своих местах.
Упаковав все свои вещи, Хелен прямо в одежде прилегла на кровать. Хорошо было бы поспать четверть часа, -  подумала она сквозь дремоту. Вскоре она проведет операцию по переходу на другой паспорт, в котором уже не будет советской визы и штампов о пересечении границы СССР туда и обратно. В новом паспорте будет отметка о том, что она вылетела из Монреаля и прибыла сегодня в Милан. Имя и фамилия тоже будут другими. С этим новым паспортом она остановится в другой гостинице и в другом районе. Еще готовясь к поездке, она решила, что это будет недорогой современный отель в районе площади Республики... А через два дня она уже отправится  в Париж....

                2

       Париж встретил Хелен серым, бесстрастным небом и безгромным, тихим дождем. Было очень тепло, но влажный воздух вызывал ощущение дискомфортной сырости. Такого Хелен совсем не ожидала. В ней жили воспоминания двухлетней давности, когда она была в Париже на стажировке, и когда за время ее пребывания здесь не выпало ни одного дождя. Все три недели тогда светило ласковое августовское солнце, создавая атмосферу вечно юного праздника. Сегодня же все было по-другому. И погода была другая, и пребывание ее здесь было связано с ответственным заданием, а не с тренировочно-познавательной праздничной поездкой.
Тем не менее, несмотря на хмурый, бесцветный день и предстоящие волнения, Хелен радовалась тому, что она снова в Париже. По дороге из аэропорта Орли в центр города она любовалась через окно такси широкими бульварами и узкими переулками, большими мостами и маленькими уютными площадями, средневековыми особняками и современными сооружениями из стекла и бетона.

... Она полюбила Францию и Париж еще в школе, когда в старших классах зачитывалась до поздней ночи романами Эмиля Золя и Ги де Мопасана, Оноре де Бальзака и Виктора Гюго. Но в то время она даже думать не смела о том, что  когда-нибудь поедет во Францию и увидит все те места, о которых читала в книгах или видела на открытках да на репродукциях картин французских художников. Даже в самых смелых мечтах своих она представить себе не могла, что однажды  увидит она Собор Парижской Богоматери и базилику Сакре Кер, Лувр и Сорбонну, Гранд Опера и Пантеон. Сколько раз, читая романы о французской революции, она рисовала в своем воображении картину взятия ненавистной тюрьмы Бастилии, ставшей для республиканцев символом абсолютизма. Но никакого воображения не хватило бы простой деревенской девчонке, чтобы представить себя на площади Бастилии, на месте разрушенной тюрьмы, у бронзовой фигуры с символизирующей Свободу фигурой на ее вершине. Ни одной гадалке она бы в то время не поверила, что когда-нибудь ей посчастливится пройтись по шумным Елисейским полям, по знаменитому Монмартру, что она поднимется на Эйфелеву башню и будет любоваться Парижем с высоты птичьего полета.
Но именно так и случилось два года назад. В первые же два дня своего пребывания в городе своей мечты она посетила все эти места. А на третий день с нетерпением направилась на правый берег Сены, в район Палэ Ройяль, чтобы попасть в старинный квартал, с легкой руки Эмиля Золя названный "чревом Парижа". Она так много читала об этом рынке, устроенном еще в двенадцатом веке по распоряжению Людовика VI и превратившемся позже в оптовый рынок, что явственно представляла себе горы свежей рыбы, мяса, овощей, фруктов и даже ощущала исходящий от них запах, который обволакивал весь квартал. Ей хотелось окунуться в мир, описанный Золя, ощутить его неповторимый дух и ни с чем не сравнимую атмосферу.
Однако она опоздала. Знаменитый рынок снесли, на его месте полным ходом велось сооружение нового "чрева" - уходящего на несколько этажей под землю современного торгово-развлекательного центра с магазинами, автостоянками, кинотеатрами и дансингами. Она с сожалением походила тогда вокруг строительства, потом прошла к готическому собору Сент-Эсташ, помнящему ранние дни "чрева Парижа". Любуясь его изысканной архитектурой, она вспомнила, что именно в этой церкви, а не в Соборе Парижской Богоматери, служил когда-то звонарем Квазимодо, которого так ярко описал Виктор Гюго...

... Нужно обязательно сходить в новое "чрево". Судя по тому, что она читала в прессе, строительство его завершилось, - думала сейчас Хелен, уже проезжая по улице Годо-де-Моруа, которую она назвала водителю такси. Улица находилась почти в центре города, совсем рядом с Елисейскими полями, в районе Гранд Опера и площади Мадлен. Но несмотря на такое выгодное местоположение, здесь было несколько недорогих, как гласил справочник, гостиниц, подходящих для студентки.
- В какой гостинице вы хотите остановиться? - обратился к ней водитель такси. - Может, в этой?
Кивнув в сторону видневшейся впереди вывески "Отель Монреаль", он замедлил ход.
Забавно, гостиница с названием ее "родного" города,  - улыбнулась Хелен. В справочнике она почему-то этого названия не видела. Может, стоит здесь остановиться? Это должно принести удачу... С другой стороны, такая ситуация привлечет к ней ненужное внимание служащих.
- Пожалуй, остановитесь вот у этого отеля, - сказала Хелен, показывая на название "Резиденция Моруа". - И подождите пока здесь. Узнаю, есть ли свободные номера.
Хелен вошла в небольшой, уютный вестибюль и подошла к стойке администратора.
- Здравствуйте! У вас есть недорогой одноместный номер с душем? - вежливо осведомилась Хелен у женщины средних лет за стойкой.
- Здравствуйте, - с предупредительной улыбкой ответила служащая. - Сейчас посмотрю.
Администратор стала смотреть свою книгу, а Хелен с интересом наблюдала за ней. Живые, карие глаза, пышные темно-каштановые волосы, прямой, точеный нос и смуглый цвет лица - все говорило о том, что эта француженка родом, скорее всего, с юга Франции. Но уже давно живет в Париже или даже родилась здесь, - решила Хелен. В ней чувствуется неизъяснимый и загадочный лоск истинной парижанки. Почти никакой косметики, только губы чуть тронуты светлой помадой под цвет однотонного бежевого платья-костюма, из-под классического ворота которого ниспадал длинный, воздушный шарф с абстрактным рисунком в желто-коричневой гамме.
       - Та-а-к, так, - едва шевелились выпуклые губы француженки. - К сожалению, ничего нет. Только двухместные. Хотя... нет... подождите... Недавно освободился номер, его сейчас убирают. Но окно номера выходит на улицу. Вас это не смущает? Улица наша довольно шумная.

Хелен было абсолютно все равно, будет ли доходить до ее номера шум с улицы. Какой бы ни была эта улица, Хелен предпочитала, чтобы окно ее номера не выходило на скучный, безлюдный двор. Она никогда не ложилась спать рано, а поздним вечером женщине без подруги или друга проводить время в городе было небезопасно. Тем более, с таким "грузом", который должен был постоянно находиться при ней. Поэтому вечерами, выключив в номере свет, Хелен любила расположиться с сигаретой у открытого окна и наблюдать за жизнью улицы.
А там всегда можно было увидеть очень много интересного и любопытного. Особенно в таком городе, как Париж. Хелен знала это еще по своей стажировочной поездке. Из окна своего номера она тогда видела и влюбленных, пришедших на свидание, и компании молодых людей, вываливавшихся из бистро и ночных клубов, и даже одиноких проституток, поджидавших своих клиентов. Наблюдая за этими людьми, Хелен включала в ход все свое воображение и представляла себе их возраст, образование, характер, образ жизни.
Если по улице двигалась одинокая фигура, Хелен пыталась по внешности, одежде и походке определить, откуда и куда бредет эта женщина или мужчина, что заставило ее или его выйти на улицу в одиночестве. Ее воображение рисовало грустные и счастливые истории, даже целые романы о жизни этих чужих, незнакомых  людей, которые в тот момент становились ей близкими и понятными. Хелен как бы проживала их жизнь вместе с ними, и оттого улица неожиданно приближалась к ней, становилась на время ее родным уголком, где она чувствовала себя как дома, ощущая себя его маленькой, но неотъемлемой частицей...

- Полагаю, что на улице шумно только днем? - полуутвердительным тоном спросила Хелен у администратора.
- Да, вы правы. Ночью здесь тихо, - охотно та подтвердила.
- Значит, ночью можно спать спокойно, а днем ведь я не буду отдыхать. Надеюсь, Париж не позволит мне этого, - сверкнула улыбкой Хелен.
- Думаю, вы совершенно правы, - с такой же сверкающей улыбкой ответила француженка. - В таком случае, заполните, пожалуйста, регистрационную карточку.
- Минуточку. Я возьму вещи в такси, - направилась Хелен к выходу.
- Портье идет за вами, - крикнула ей вдогонку дежурная.
Расплатившись с таксистом, Хелен снова вошла в гостиницу. Портье внес ее чемодан.
Хелен подошла к стойке, взяла бланк и лежавшую подле него шариковую ручку. Быстро написала свое имя и фамилию - мадмуазель Моник Лярош. В графе "откуда прибыли" написала слово "Канада". Дежурная, до сих пор молча наблюдавшая за тем, как Хелен заполняла бланк, вдруг смущенно произнесла:
- О, извините. В таком случае вам нужно заполнить совсем другую карточку.
Хелен вопросительно посмотрела на служащую.
- Та карточка, - показала женщина глазами на листок, лежавший перед Хелен, - предназначена для французов. А эту, - протянула она другой бланк, - заполняют иностранцы.
- Хорошо. Заполню эту.
Хелен взяла  новую карточку и стала заполнять ее, отметив, что в ней было намного больше граф, чем в предыдущей. Внутренне она ликовала: ее приняли за француженку! Значит, ее французский в отличном состоянии. Правда, произносила она сейчас фразы, которые десятки раз повторяла, записывая свой голос на пленку и проверяя  интонацию и произношение каждого звука. Но все-таки... с такой же интонацией и с таким же произношением звучит вся ее французская речь...
- Вот. Готово, - отодвинула Хелен от себя заполненную карточку.
Служащая пробежала ее глазами и с вежливой улыбкой протянула уже приготовленный ключ:
- Вот ваш ключ. Портье покажет вам номер и отнесет чемодан.

В номере Хелен распаковалась, повесила и разложила все вещи в платяном шкафу, села в уютное кресло у окна и, закурив сигарету, стала обдумывать свои дальнейшие действия.
Прежде всего, нужно пообедать. Завтрак в Милане был легким, и она успела проголодаться. А потом... Потом она "проверится". Выйдет на пустынные улицы, в немноголюдный парк, проедется с пересадками в метро. Ближе к вечеру изучит оперативную обстановку в районе, где должна состояться встреча с Мартой по условиям явки. Наметит место беседы с ней. Побывает в том же районе и завтра в полдень, чтобы убедиться в благоприятной обстановке в то время суток, когда будет проходить встреча.
Ну, все. Нечего засиживаться в номере, - встала с кресла Хелен. План намечен. Пора обедать.

Она спустилась вниз, остановилась у стойки администратора.
- Будьте добры, мадам? Чтобы пройти к Елисейским полям, нужно повернуть налево или направо? - обратилась она к улыбающейся дежурной.
- Налево, пожалуйста.
- Большое спасибо. И еще... В гостинице есть ресторан, чтобы пообедать?
- К сожалению, нет. Только зал для завтраков. Но совсем рядом, в нескольких метрах отсюда, если идти к площади Мадлен, есть хороший ресторан с французской кухней.
- Благодарю вас. Обязательно воспользуюсь вашим советом, - Хелен положила свой ключ на стойку. - Скажите, а в вашем отеле подробный план Парижа можно купить?
- К сожалению, нет. Но по дороге к Елисейским полям вы обязательно встретите киоск с открытками и путеводителями.
- Спасибо. До вечера.
- До вечера. И... желаю вам хорошо провести время.
- Благодарю вас. Постараюсь.
Обе мило улыбнулись друг другу, и Хелен покинула гостиницу.

                ***

Выйдя из ресторана, Хелен невольно заулыбалась: дождь уже перестал, и золотистое, умытое солнце, появившееся из-за последней, одинокой тучки, сразу же преобразило улицу, сделало ее нарядной и праздничной. Всеми цветами радуги сверкали под солнечными лучами бисерные дождевые капельки на листьях деревьев и кустов. Тротуары сияли чистотой, над ними плавал едва заметный, теплый молочный пар. Воздух был чист и свеж, хотя чуть-чуть и влажноват.
Взбодренная такой быстрой переменой в природе, Хелен  размеренной, легкой походкой прошла вперед по улице, затем свернула влево и вскоре оказалась на площади Конкорд. Справа от нее уходили к Площади Звезды и Триумфальной Арке величественные Елисейские поля, притягивали к себе кварталы роскоши: шикарные магазины, дома высокой моды, дорогие рестораны. Слева - манил прохладой своих густых деревьев сад Тюильри.
Хелен хорошо знала не только этот центральный квартал, но и весь Париж. Она могла без карты, гидов и экскурсоводов попасть в любой район города. Но, как говорят французы, "noblesse oblige" - "положение обязывает". А она сейчас - обыкновенная туристка из Канадского Квебека, впервые путешествует по Старому Свету. Поэтому, как и подобает такой туристке, она здесь же, на площади Конкорд, купила путеводитель по Парижу, уселась на открытой террасе кафе и развернула планкарту города. Отметив на карте местоположение своей гостиницы и сверив его с маленьким планом города, находящимся в визитном буклетике своей гостиницы, она стала внимательно "изучать" карту и рекомендации путеводителя по осмотру города.
Спустя четверть часа она расплатилась за кофе, сложила карту и, продолжая держать ее в руках, расслабленной, медленной походкой пошла прямо, к мосту через Сену. Через пятнадцать минут она уже была на сверкающем витринами магазинов бульваре Сен-Жермен, а еще через полчаса, свернув в одну из улочек налево, оказалась словно в другом мире.
Это был уже не Париж, один из главных перекрестков мира. Это был спокойный, провинциальный городок, почти деревня. Тихо, безлюдно. Вот прошла, чему-то улыбаясь, одинокая молодая девушка с букетом роз. Прошлепала в тряпичных туфлях без каблуков женщина средних лет, держа в руке длинный хлеб-багет. С громким смехом промчались мимо два мальчика-подростка... А здесь, в широком проеме между двумя домами, виднеется тихий, маленький дворик. На табуретках и скамеечках стоят горшки с комнатными цветами. В глубине двора, над входной дверью серого здания висит надпись "Консьержка", и рядом с входом в дом сидит на стуле пожилая, седая дама. Хелен даже замедлила шаг, увидев эту мирную, патриархальную сцену.
Консьержка, как решила про даму Хелен, спокойно читала газету, вытянув ноги на низкой скамеечке. Казалось, время остановилось в этом тихом дворике. Сюда не доходил шум всегда многолюдных близлежащих бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен. Не толпились туристы, предпочитающие Елисейские поля и Лувр в полукилометре отсюда. Не доносился веселый студенческий смех из соседнего Латинского квартала, где находится самый престижный университет мира - Сорбонна. Все это было где-то там, далеко, хотя и совсем рядом. Эта пожилая дама жила в своей тихой провинции, в своей деревне, и ей не было никакого дела до того, что происходило за пределами ее мирного, уютного дворика.
Она, наверняка, давно здесь служит и знает всех жильцов своего дома, - все еще думала о консьержке Хелен, вновь выйдя на бульвар Сен-Жермен. И счастлива эта консьержка от того, что жильцы каждое утро здороваются с ней, интересуются ее здоровьем, дарят подарки к праздникам. А больше ей ничего не надо. Тихая, мирная жизнь. Знакомые, ставшие  с годами родными, лица. Вполне подходящая для женщины, легкая работа.

Интересно, смогла бы она, Хелен-Алена, жить такой спокойной, размеренной жизнью, если бы ей не пришлось стать тем, кем она стала?.. Всю жизнь один и тот же двор, одни и те же лица на работе. И каждый день, похожий на другой. Маленькие волнения, мелочные тревоги и никакого адреналина в крови.
Нет-нет, она бы так жить не смогла, - Хелен даже передернуло от такой мысли. Все равно она нашла бы себе такое дело, которое  соответствовало бы ее романтическому характеру и склонности к приключениям. И уж ни на какие земные блага она не променяла бы нынешнюю свою работу и ни за что не отказалась бы от того состояния полета и невесомости, в котором она сейчас находилась, готовясь к ответственной встрече.

                ***

Накануне встречи с Мартой Хелен сделала несколько недорогих покупок в крупнейшем парижском магазине "Галереи Лафайетт". Теперь у нее был фирменный пакет, необходимый для обмена "посылками" со связником агента.
В день встречи, утром, она прошла по намеченному заранее  маршруту, чтобы еще раз убедиться в отсутствии слежки, и незадолго до назначенного времени шла, не торопясь, по бульвару Сен-Мишель. Ровно в двенадцать часов она вышла на угол, вправо от которого уходила улица Вожирар. По улице подходила к месту встречи Марта. На шее у нее была повязана зеленая косынка, подмышкой она держала журнал в зеленой обложке, в руке - фирменный  пакет магазинов "Галереи Лафайетт". У Хелен были точно такие же опознавательные знаки. Они сразу узнали друг друга, но ни жестом, ни мимикой не показали этого.
Хелен спокойно продолжала свой путь по бульвару, зная, что Марта должна следовать за ней. Через несколько минут Хелен зашла в Люксембургский сад и, "заглядевшись" на играющих детей, скосила глаз вправо: Марта шла сзади на расстоянии, указанном ей заранее в инструкции. Хелен зашла в одну из боковых аллей, которую она заранее присмотрела. Затем медленно прошла по круговой аллее и, свернув еще в одну аллею, села на скамеечку под тенистым каштаном. Вскоре мимо нее прошла Марта. Пройдя вперед около десяти шагов и "увидев", что впереди почти нет скамеек, а те, которые были, - заняты, она постояла несколько мгновений в нерешительности, повернулась и медленно побрела обратно.
Молодец! - мысленно похвалила ее Хелен. Даже если бы кто-то наблюдал за нею, ее поведение выглядело вполне естественно.

- Извините, мы не встречались в прошлом месяце в Касабланке? - произнесла Хелен пароль, когда Марта села на другой конец скамейки и поставила свой пакет со стороны Хелен.
- Нет, в прошлом месяце я не была в Касабланке, я была в Боготе, - уверенно прозвучал отзыв.
За предыдущие полчаса, которые Хелен провела в парке, "водя" за собой Марту, она убедилась, что "хвоста" за связной Альфреда не было. К тому же обстановка вокруг не вызывала никаких подозрений, и потому она села ближе к Марте. Их пакеты оказались совсем рядом.
- Добрый день. Я очень рада вас видеть, - дружелюбно улыбалась Хелен.
- Я тоже очень рада. Здравствуйте, - глаза Марты светились искренней радостью.
- Как доехали?
- Отлично.
- Когда приехали в Париж?
- Вчера.
- Уже были у родителей или поедете к ним после Парижа?
- Я уже была у родных. Отсюда лечу прямо домой.
- Как приехали в Париж?
- Поездом, - радостная улыбка медленно исчезала с лица Марты.
- Ничего подозрительного во время своего путешествия не заметили?
- Нет, не заметила, - Марта смотрела на Хелен с едва скрываемой тревогой.- Что-то не так? Я что-нибудь неправильно сделала?
- Что вы! Не волнуйтесь, все в порядке, - успокоила молодую женщину Хелен. - Вы вели себя, по крайней мере, в последние полчаса великолепно. Просто я хочу удостовериться, что когда вы идете на встречу со мной, вы соблюдаете осторожность.
- Да-да, я понимаю, - облегченно улыбнулась Марта. - Вы мне это говорили в.., - чуть запнулась она, - раньше. И Майкл предупреждал, и... Альфред.
- На таможнях вашу сумочку проверяли?
- Нет, ни разу.
Хелен почувствовала, что перебарщивает, что беседа с Мартой получается слишком официальной и сухой. Правда, она обязана была задать все эти вопросы, но пугать Марту таким "допросом" не стоит. Она ведь не профессиональная разведчица, в конце концов.
- Я рада, что ваше путешествие сюда прошло без осложнений и что вы уже побывали в родном доме. Как поживают ваши родители? - решила сменить тему разговора Хелен. - По-прежнему не могут смириться с тем, что вы уехали так далеко?
- Почти смирились, но все еще чуть-чуть обижаются на меня, - обрадовалась Марта новому повороту в разговоре. - Правда, супруга моего они очень любят и потому готовы окончательно простить мое скоропалительное замужество.
- Ваша кузина родила дочь или сына?
- Родила дочку и очень счастлива. Муж ее, правда, хотел мальчика. Но все равно радуется, как ребенок. Я их навестила перед  отъездом в Париж, - весело говорила Марта и неожиданно рассмеялась. - Такой дождь пошел, когда я возвращалась от них. Я была пешком и без зонтика. Сняла туфли и босиком шлепала по улице.
- А как вам нравится погода в Париже? Здесь сейчас хорошо, правда?
- Да, очень хорошо. Я даже не ожидала такой погоды. Когда была дома, слышала по телевидению, что в Париже идет дождь. А здесь, оказывается, светит солнце.
- Вам просто повезло. Когда я приехала, здесь шел такой противный, унылый дождь, что все было серым и скучным.
- О, Хелен! Париж не может быть скучным и серым! -  с легким упреком в голосе произнесла Марта. - Париж - волшебный город, он в любую погоду выглядит веселым и праздничным. Я обожаю этот город.
- Я тоже очень люблю Париж. Но в день моего приезда он меня действительно чуть-чуть, ну вот столечко, - показала Хелен кончик своего указательного пальца, - разочаровал своей погодой... Вы, насколько я помню, уже не первый раз в Париже?
- Нет, не первый. Но не устаю им любоваться. Иногда мне кажется, что мне не хватило бы и года, чтобы посмотреть в Париже все его чудесные уголки, все музеи и дворцы. Вчера полдня гуляла по Монмартру.
- Да мы с вами как сестры-близнецы! Любим одни и те же вещи, совершаем похожие действия, - в глазах Хелен прыгали смешинки.
- Правда? Какие действия, например? - неподдельный интерес стоял в глазах Марты.
- Представьте себе,  что я тоже полдня провела на Монмартре. Но только не вчера, а позавчера. И знаете, что я на этот раз там обнаружила? - сделав многозначительную паузу, Хелен продолжала веселым тоном: - Я обнаружила около улицы Соль кусочек тихой сельской местности.
- Деревушку?
- Нет.
- Поле?
- Почти. Но не поле, - рассмеялась Хелен. - Называйте дальше.
- Огород? Сад?
- Не совсем.
- Тогда не знаю. Сдаюсь.
- Я обнаружила там необычную плантацию, - медленно проговорила Хелен.
- Плантацию чего? - с искренним любопытством спросила Марта.
- Я видела там настоящие виноградники. Представляете себе это необычное зрелище: виноградник, а рядом - многоэтажные дома.
- Зачем там посадили виноградные лозы? Город - не слишком подходящее место для них. И как нашлось пространство для виноградника? Монмартр уже давно так плотно застроен.
- Виноградник расположился там не сейчас, а давно.  Первые виноградные лозы  были посажены тогдашними "гринписовцами" еще до войны, в 1933 году, чтобы умерить аппетиты застройщиков. А их последователи сохранили все виноградники. Каждый год там собирают много винограда, и даже вино из него делают.
- Действительно интересно. Я тоже там побываю в следующий раз.
- Знаете, мне попалась одна маленькая любопытная книжонка о Монмартре. И там, в поисках сведений об этих виноградниках, я обнаружила небольшой рассказ об истоках появления идеи высадки виноградной лозы. Оказывается, в 1920 году несколько художников, в том числе рисовальщик Пульбо, провозгласили так называемую "свободную Коммуну Монмартра". Она должна была защищать простых горожан и зеленые лужайки от спекуляций с недвижимостью. Этих сторонников сохранения живой природы иногда шутливо называли "противонебоскребной партией". А одним из пунктов их программы было, знаете, что?
- Что? - глаза Марты смеялись в предчувствии услышать что-то забавное.
- Они ратовали за сооружение движущихся тротуаров, чтобы было легче перебираться из бистро в бистро.
- Французы - есть французы. Без вина и дня прожить не могут,- рассмеялась Марта.
- А без женщин и ночи, - присоединилась к веселому смеху Марты Хелен.
- Я в этом успела вчера убедиться, - залилась уже знакомым для Хелен звонким колокольчиком Марта. - Представляете, спускаюсь я вчера из своего номера в гриль-бар, чтобы поужинать, а какой-то французик сразу же и пристраивается ко мне. Лопочет что-то, соблазнительно улыбается. Я ему: "Не понимаю я ничего". А он настойчиво продолжает увиваться за мной. Едва отвязалась от него.
- Смотрите, не рассказывайте об этом эпизоде Альфреду. Приревнует и больше не отпустит одну, - шутливо предупредила Марту Хелен.
- Отпустит! Что бы я ему ни рассказала, он меня ревновать не будет, - после секундного молчания произнесла Марта.
Последняя фраза показалась Хелен подозрительной. Очень странным был тон, каким она была произнесена. Особенно слово «меня». В нем явно звучало нечто большее, чем простая констатация факта о неревнивом характере супруга. В словах Марты слышался скрытый подтекст. Да и выражение лица ее мгновенно поменялось – по нему пробежала легкая тень.

                ***

       Слова Марты и смена ее настроения не просто заинтересовали Хелен, они насторожили и обеспокоили ее. Что-то неладное происходило, видимо, в жизни этой милой женщины и в ее отношениях с мужем. И ей, Хелен, надо было бы как-то вынудить Марту раскрыться перед ней. Но как это сделать? Ведь одно неверное слово, один неправильный или не во время заданный вопрос - и она спугнет супругу Альфреда, заставит ее замкнуться в себе.
Эти умозаключения пробежали в голове Хелен в считанные доли секунды, и она, практически без паузы, произнесла непринужденно, ничем не выдав своего беспокойства.
- Молодец он у вас. Умный мужчина всегда доверяет своей жене. Альфред знает, что вы очень порядочная женщина и не сможете причинить ему боль.
- Конечно, он мне доверяет... Но дело вовсе не в доверии, -  уставилась Марта в одну точку на аллее.


В этом месте автоматически напрашивается вопрос: а в чем дело? И я бы задала тебе, Марта, такой простой вопрос, если бы не знала, что самый короткий и прямой путь - не всегда самый безопасный и результативный. На такой, казалось бы, естественный вопрос ты можешь ответить: собственно, ни в чем. Так, мысли про себя... И переведешь разговор на другую тему. А потом уже невозможно будет вернуться к этому вопросу.


- Значит, Альфред очень современный мужчина. Не уподобляется тем ревнивцам, которые готовы своим женам средневековый пояс верности надевать каждый раз, когда они отлучаются из дома больше, чем на час, - непринужденно и беззаботно смеялась Хелен, но внутренне еще больше напряглась и каждой своей частицей полностью "настроилась" на волну Марты, в полной готовности принять от нее любое сообщение.
Марта принужденно улыбнулась и вдруг, словно почувствовав эту "настройку", резко повернулась к Хелен.
  - Не любит он меня. Потому и не ревнует, - отрывисто произнесла она.


Раскрылась, умница ты моя!..  Но что ж там у вас все-таки происходит? Чем обижает тебя Альфред, что ты смотришь так тоскливо и затравленно, как будто жизнь для тебя остановилась? Мне не нравится выражение твоих глаз и твое настроение, дорогая Марта. Любые неурядицы в семье агента опасны для дела. Их необходимо предотвращать или, по крайней мере, сглаживать.


- Что вы такое говорите, Марта? - нарочито возмущенным тоном произнесла Хелен. - Я видела вас вдвоем. Видела, как он смотрел на вас. Он любит вас, в этом нет никакого сомнения.
- Нет, не любит, - заморгала Марта повлажневшими глазами.


Ох, дорогая Марта! Знаю я, что не любит он тебя так сильно, как ты его. К сожалению, так часто в жизни бывает: один любит более самозабвенно, чем  другой. Очень редко встречаются пары, в которых оба горят одинаковым пламенем страсти. Но расстраиваться тебе не нужно. Ты очень славный, милый человечек. Ты достойна сильной любви, и Альфред обязательно полюбит тебя. Я чувствую, я знаю, что он способен любить по-настоящему. Так что все еще впереди. А пока... пока тебе придется надеяться и верить.

 
- Но почему, почему вы так решили? - мягким тоном спрашивала Хелен. - Он плохо относится к вам? Он обижает вас?
- Нет-нет. Он очень внимателен ко мне... Заботлив. Но...
- Но?.. Он изменяет вам? Простите, Марта, за щекотливый и нескромный вопрос, но раз уж мы так откровенно беседуем...
- Не извиняйтесь, Хелен. Я рада с вами поговорить об этом. В Буэнос-Айресе я ведь ни с кем не могу быть откровенной. Близких подруг там у меня, сами понимаете, нет, - тихо говорила Марта, глядя на Хелен бесхитростным, доверчивым взглядом. - Хотя приятельниц и просто знакомых - много. Мы ведь живем в районе Флорида, где живут, в основном, немцы. Там нас очень много. Но все равно, у меня такое ощущение, что живу я в узком, замкнутом круге. Женщины любят сплетничать. Причем не только друг о друге, но и о мужчинах... Так вот, уже несколько раз мне давали понять, что у... Альфреда было много... этих... подружек, - чуть запинаясь, произнесла Марта.
- Они намекали, что у него и сейчас есть подруга или подружки? - сделала упор на слове "сейчас" Хелен.
- Нет. При мне они говорили, что у него было много романов.
- Так в чем дело? - доверительно улыбалась Хелен. - Что вас беспокоит? Его любовные романы были до вас. Марта, дорогая, вы ведь сами понимаете, что Альфред - не мальчик, а взрослый мужчина, и вполне естественно, что у него были женщины.
- Да, конечно. Я все понимаю, не вчера родилась. Я тоже не вела безгрешный образ жизни до него. Но сейчас мне, кроме него, никто не нужен. А ему?.. Я не знаю... Во всяком случае, месяц тому назад, на приеме в немецком посольстве я случайно услышала, как одна дама спрашивала у другой: ты все еще продолжаешь с ним встречаться? Та ответила со смешком: мне бы не хотелось об этом говорить. В тот момент я стояла с другом Альфреда по другую сторону колонны. Получалось, что я подслушивала этот разговор. Мне стало неловко. Я вышла из-за колонны и успела заметить взгляд второй дамы - он был более чем красноречив.
- Почему вы решили, что они говорили об Альфреде?
- Потому что он только что отошел от них.
- Но ведь та дама не ответила своей приятельнице: да, я встречаюсь с ним. Она специально ответила очень двусмысленно с желанием придать загадочность своим, якобы, существующим отношениям с Альфредом.
- Вы так думаете? - вяло улыбнулась Марта.
- Я просто уверена в этом. Поверьте, если бы она действительно встречалась с Альфредом, то она бы непременно похвасталась этим.
- Может, вы и правы, - искорка надежды загорелась в глазах Марты.
- И не обращайте внимания на все эти намеки, загадочные взгляды. Женщины просто завидуют вам, уверяю вас. Альфред - очень интересный, привлекательный мужчина. Мужественный, сильный и умный. У него есть все, что так нравится женщинам. Многие из окружающих вас женщин, наверно, хотели бы его иметь, а он выбрал вас, - успокаивающим и уверенным тоном произнесла Хелен.
- Вот тут-то собака и зарыта, - задумчиво произнесла Марта. - Потому что не он меня выбрал, а я его.
Хелен посмотрела на Марту удивленно-любопытным взглядом, однако вопросов  задавать не стала: лучше будет, если та решится сама все ей рассказать.
- Да, именно я, - решительным тоном продолжала Марта. - Произошло это в моем родном городе, куда... Впрочем, начну с другого... Вы, наверно, знаете, что Альфред родился в Гамбурге, но когда ему было всего год с небольшим, родители его переехали в Латинскую Америку.
Хелен молча кивнула  в знак того, что она была в курсе этого факта. Правда, только этого. Она не знала никаких других подробностей о жизни Альфреда  и знать их не хотела бы. Но в данный момент она понимала, что ей придется выслушать рассказ Марты.

                ***

       Начала Марта свою «исповедь» с того, о чем Хелен уже было известно. Отец Альфреда был активным членом нацистской партии и потому, когда Германия проиграла войну, ему пришлось эмигрировать со всей семьей. Они несколько лет скитались по разным странам, пока окончательно не обосновались в Аргентине. Альфред впервые побывал на родине в возрасте двадцати пяти лет. Потом он несколько раз приезжал в Германию. Но всего на один-два дня, по делам компании, в которой он работает. А два с половиной года назад он приехал в Гамбург на две недели в отпуск, состыковав его с бракосочетанием Гюнтера, своего племянника. Гюнтер – внук родного дяди Альфреда, погибшего во время второй мировой войны, и сын его двоюродного брата Эриха. Гюнтер женился на кузине Марты. Вот таким образом бракосочетание родственника Альфреда и родственницы Марты свело их вместе. Как раз на той свадьбе они и познакомились.
- Как романтично! - с воодушевлением воскликнула Хелен. - Любовь с первого взгляда?
- У Альфреда - вряд ли. А у меня - да. Как только я его увидела, то сразу влюбилась и сказала себе: это - он, это - мой мужчина. Я должна его иметь. И предложила, можно сказать, навязала ему свои услуги. Я вызвалась быть его гидом. Он с удовольствием согласился. Сестра дала мне свой "Фольксваген", и я показала Альфреду весь Гамбург, другие города... Одним словом, не буду вдаваться в подробности, - Марта смущенно опустила глаза, - все две недели мы были вместе. Это было очень счастливое время. Но все хорошее быстро кончается. Отпуск Альфреда закончился, и он уехал.
Марта замолчала, и Хелен почувствовала, что в данную минуту ей нельзя молчать. По всему было видно, что Марта ждет ее вопроса, чтобы решиться рассказать свою историю до конца.
- А потом? Вы стали переписываться?
- Он прислал мне благодарственную открытку. Я написала ему письмо, но ответа на него не получила.
- Однако потом вы все-таки встретились? - намеренно выждав несколько секунд, спросила Хелен.
- Да. Но почему встретились - вот в чем вся проблема. Через два месяца после его отъезда я обнаружила, что беременна. Написала ему об этом. Он срочно прилетел в Гамбург. Мы поженились.
Несколько вопросов возникло у Хелен после этого неожиданного откровения Марты, но она задала лишь один, хотя была в полной уверенности, что уже знала на него ответ.
- Выкидыш? - с трудом вспомнила она на немецком языке редкое слово.
- Да, - коротко ответила Марта и чуть отвернулась от Хелен, чтобы скрыть появившиеся слезы.
«Мои подозрения относительно мотивов женитьбы Альфреда оказались верны, - подумала Хелен. - Он действительно женился не по любви. И тем не менее, я ошиблась. Я думала об Альфреде хуже, чем он есть на самом деле. За его браком с Мартой стоял не расчет, а... просто-напросто порядочность настоящего мужчины, который привык отвечать за свои поступки».
- Марта, зря вы расстраиваетесь, - вслух произнесла Хелен душевным тоном. - Вы очень молоды. У вас все впереди, вы еще нарожаете кучу детишек.
- Надеюсь. Хотя... Все не так просто... Есть проблемы ... Сложности со здоровьем, - вымученно улыбнулась Марта и вдруг, словно отбросив в сторону ненужные мысли, весело сказала: - Ладно, об этом не буду. А то в следующий раз мне не о чем будет с вами посекретничать.
- Правильно. Нам, женщинам, нельзя падать духом. Нет таких трудностей, с которыми мы не могли бы справиться, и нет таких преград, которые мы не могли бы преодолеть. Тем более, когда рядом находится сильный мужчина.
- Да, Альфред - сильный и красивый мужчина, - нежная,  мечтательная улыбка плавала на пухлых губах Марты. - И в принципе, я счастлива с ним.
- Я уверена, что вы всегда будете счастливы. Если не будете подслушивать чужих разговоров, - лукаво добавила Хелен.
- Не буду, вы правы, - звонкий смех Марты зазвучал как колокольчик.
Этот  "колокольчик" прозвенел как раз во время, - усмехнулась про себя Хелен. Самое время обменяться "посылками" и попрощаться.
- Марта, мне очень жаль, но нам пора прощаться.
- Уже? - с искренним сожалением произнесла Марта.
- Ничего не поделаешь. Пора... Передавайте большой привет Альфреду. Кстати,  он ничего не просил передать нам на словах?
- Нет, ничего. Сказал, что все там, на микропленках. Я обязательно передам ему от вас привет. А вы передавайте наш с Альфредом Майклу.
- Непременно передам, - Хелен с грустью посмотрела на Марту и продолжила: - Мне действительно хотелось бы поговорить с вами больше, но... дело - есть дело. Итак, вы сейчас возьмете пакет... Не забыли, какой?
- Нет, - живо улыбнулась Марта и показала глазами на пакет Хелен.
- Да, именно этот. Вы его возьмете и первой выйдете из парка. Потом уйду я. Надеюсь, что мы снова вскоре встретимся. До свидания.
- Я тоже с нетерпением буду ждать нашей новой встречи. До свидания.
Марта встала, взяла нужный пакет и медленно, не оглядываясь, пошла к выходу.
Хелен провела ее глазами, затем облокотилась на спинку скамейки и, прикрыв глаза, подставила лицо яркому солнечному лучу, пробившемуся сквозь густую листву каштана.

Все, встреча благополучно закончилась. Она получила секретные материалы от Альфреда. Завтра она покинет Париж и направится в Брюссель. Оттуда полетит в Венгрию. В Будапеште она уже вздохнет спокойнее и без всяких проверок на предмет обнаружения слежки пойдет в Советское Посольство за визой. Пробудет в столице Венгрии два дня и вылетит в Москву. И только сидя в самолете Аэрофлота, она будет считать, что ее первая боевая поездка завершилась благополучно, что ее первое оперативное задание успешно выполнено...
 
                3

Алена закончила пересказ небольшого юмористического рассказа, который только что прослушала на пленке. Анна Ивановна довольно улыбнулась:
- Это было совсем неплохо. На этом урок наш закончен. Записывайте домашнее задание. Во-первых, как всегда, вечерние новости Би-Би-Си. Во-вторых, напишите письмо подруге или другу о Копенгагене. Вы говорили, что недавно были там.
- За последние два года я во многих городах была, - засмеялась Алена.
- Но в Копенгагене были несколько дней, не так ли?
- Так.
- Значит, больше успели увидеть, больше сохранилось впечатлений, которыми можно поделиться с другом. Вы рассказывали, что видели смену караула королевской гвардии у Amalienborg Palace. Мне бы хотелось, чтобы вы в деталях описали эту церемонию. Постарайтесь подобрать нужные слова, чтобы красочно и с настроением ее описать. Хорошо было бы передать в письме и ваши ощущения в тот момент.
- Хорошо, постараюсь выразить свои тогдашние ощущения красивыми английскими выражениями, - заверила преподавательницу Алена, хотя хорошо знала, что об истинном своем настроении в тот день никакому другу написать она не могла.

      ...Тот день поначалу был обычным первым днем пребывания в городе явки, когда нужно на месте ознакомиться с обстановкой, детально изученной в Москве по планам и путеводителям. После завтрака она села в холле гостиницы с путеводителем по Копенгагену и как обычная туристка, впервые прибывшая в незнакомый город, стала сосредоточенно «изучать» его. Потом вышла на улицу и двинулась по направлению к Королевскому дворцу, перед которым ровно в полдень должна была состояться смена королевского караула. Но пошла она таким маршрутом, чтобы можно было провериться на наличие слежки.
      День был влажный и прохладный. Солнце лишь изредка на пару секунд появлялось из-за лохматых серых облаков, а с моря дул неприятный резкий ветер. «Непривычная погода для Европы в это время года», - поежилась она и чуть ускорила свой шаг. Через минут пятнадцать заметила неотступно следовавшего за ней мужчину в темно-зеленом плаще. «Чего это он за мной увязался? На «хвост» это не похоже. В плаще такого приметного цвета на слежку не идут. Хотя внешность для таких дел вполне подходящая: мужчина средних лет, среднего роста, очкарик, каких пруд пруди в Копенгагене, - размышляла она, ничуть пока не волнуясь. – Может, в кавалеры хочет навязаться? Ну что ж, сейчас это проверим».
Она на мгновение остановилась у двери небольшого магазинчика, потом зашла в него и, несколько замешкавшись у входа, через стеклянную дверь магазина увидела, как мужичок с невозмутимым видом прошел мимо. Она покрутилась в магазинчике несколько минут, купила для блезиру какую-ту безделушку, вышла на улицу. Зеленого плаща нигде не наблюдалось. «Это был обычный прохожий. Ему нет никакого дела до меня», - подумала она, но все-таки решила теперь идти к Дворцу не по ближайшей улице, а сделать небольшой крюк.
Минут через десять, сделав вид, что заблудилась, развернула план города и какое-то время покрутилась с ним на месте. Никаких подозрительных прохожих и машин не заметила. «Так и должно было быть. Иначе мое чутье уже давно заставило бы все внутри трепетать от волнения», - спокойно свернула она карту и снова двинулась по направлению к Королевскому дворцу. Не успела пройти две улочки, как опять заметила за собой очкарика в зеленом плаще. «Неужели все-таки слежка?» – изумилась она. Еще раз проверяться не имело смысла – впереди уже показалась королевская резиденция Amalienborg, одна из главных достопримечательностей Копенгагена. И если за ней действительно следили, то пусть удостоверятся, что она обычная туристка, которая совершает обычные туристские действия.
Просторная площадь перед старинным зданием в стиле рококо уже была заполнена людьми. Одни осматривали статую короля Фредерика V в центре площади, другие разглядывали красочные костюмы королевских гвардейцев и их меховые кивера. Алена тоже делала вид, что увлечена этим зрелищем, даже фотоаппаратом щелкнула несколько раз. Но все мысли ее крутились вокруг подозрительного мужчины. Рядом его не было видно. Да разве в такой толпе углядишь того, кто не хочет, чтобы его видели!

       После обеда она выбрала для проверки противоположный район города. Сначала прошла туристским шагом по центральным улицам, посмотрела городскую ратушу, которая входит в перечень обязательных объектов для туристского осмотра. Потом прошла к гавани, к статуе маленькой золотой русалки на камне, и несколько минут стояла возле нее, делая вид, что любуется этой известной во всем мире золотой фигуркой. Русалочка ей, конечно, понравилась, но вчерашний подозрительный мужичок все время стоял перед глазами и мешал  получать истинное удовольствие от вида статуи.
        Она вышла на тихие улицы – никаких подозрительных мужичков,  дам или машин. На некоторых участках применила элементы грубой проверки. В таких случаях контрразведка обязательно должна была бы себя проявить. Вообще-то такие приемы применяются крайне редко, но накануне ответственной встречи у нее выбора не было. Нужно было убедиться, что слежки нет. За весь день ничего подозрительного не заметила.
Уже ближе к вечеру Хелен двинулась в центр, прошла по указанному во всех туристских справочниках пешеходному Стройиду. Купила несколько типичных датских сувениров. Зашла в один универсальный магазин, затем в другой. Походила по отделам, где было мало народу. Обстановка была спокойной, все выглядело обычно и вполне естественно.
«Странно. Все это очень странно. Слежки сейчас вроде нет. Но она была! Умело исчезнув на какое-то время с моего поля зрения, тот мужчина в течение почти двух часов преследовал меня. Потом пропал, другой не появился. Если это была действительно слежка, то почему ее прекратили? Убедились, что я обычная туристка, и оставили в покое? Но почему следили за мной?.. Ладно, об этом подумаю потом. Проблема на данный момент другая: могу ли я быть на сто процентов уверена, что сейчас слежки нет? И как выходить в таком случае на явку?» – спрашивала она себя и за этими тревожными вопросами не заметила, что неожиданно оказалась в отделе мужской одежды.
      Она собралась уже выйти из отдела, как вдруг почти остолбенела. Прямо перед ней висело штук десять одинаковых темно-зеленых плащей. Точно таких, как она видела сегодня утром на преследовавшем ее мужичке. Она ошарашенно смотрела на плащи и глазам своим поверить не могла. В западноевропейском - а не в советском - универмаге висит целая куча одинаковой одежды! А если ее продают – то и покупают. И носят! Значит, скорее всего, она видела утром не одного человека, а двоих! Издалека они были так похожи друг на друга: в одинаковых плащах и темных брюках, в очках, среднего роста. Правда, если хорошенько поднапрячь свою зрительную память, то можно вспомнить, что форма оправы очков у них была разная, да и комплекцией мужички отличались: второй «преследователь» был чуть полнее первого. И шли они с двух разных сторон к Королевскому дворцу. Она же слышала на площади не только иностранную речь, но и датский язык. Причем местных жителей, как она успела заметить, было намного больше. Наверно потому, что в тот день в полдень была не только смена караула, но и выход принцессы Маргрете П на балкон Дворца...

                ***
 
     - И третье задание, - Анна Ивановна разложила на столе газету «Нью-Йорк таймс», - работа с прессой. Номер этот, правда, не первой свежести, но в данном случае это не имеет значения. Из политических страниц выберите две заметки на свое усмотрение. Выпишите незнакомые или мало используемые вами слова и выражения. Перескажите обе статьи. Из раздела "Культура" будьте готовы пересказать все материалы. А в спортивном разделе, - преподавательница перевернула несколько страниц газеты, - есть большой материал о Филе Эспозито. Знаете, кто он такой?
- А как же! - обиженным тоном воскликнула Алена. - Знаменитый канадский нападающий. Ведь хоккей - национальная игра "моей" страны. И я, как все канадцы, очень ее люблю.
- В таком случае, это задание вы должны, полагаю, выполнить с большим удовольствием. Из этой статьи нужно сделать интервью-беседу. Но так, чтобы оно было не в форме простых вопросов-ответов. Нужно, чтобы у читателя - или слушателя - было ощущение, что вопросы задавались не в продуманном журналистом заранее порядке, а что они возникали естественным образом  в ходе беседы. Задание понятно?
- Да. Следующий вопрос журналиста должен вытекать из предыдущего ответа хоккеиста, - подытожила задание Алена.
- Совершенно правильно. Интервью запишете на пленку. С интонацией, с выражением. Одним словом, так, как вы это уже не раз делали. Думаю, до следующего урока успеете все сделать. Кстати, в следующий вторник наше занятие состоится? Вы никуда не едете? - спросила преподавательница, вставая из-за стола.
Несколько мгновений Алена молчала. Несмотря на их близкие, доверительные отношения, Алена не имела права отступать от принципов конспирации в разговоре с Анной Ивановной. Алене запрещалось говорить о своих заданиях, о маршрутах поездок. Она могла упомянуть о городах, где была. Особенно о тех, где ей пришлось говорить по-английски, и она услышала что-то новенькое или у нее были какие-то сложности. Даже тот факт, что Анна Ивановна проработала в их системе более двадцати лет и, скорее всего, догадывалась о характере Алениных поездок, не позволял Алене нарушать правила и рассказывать о своих агентах. Ей нельзя было, в частности, поведать о тех новых обстоятельствах, которые появились в ее работе с Альфредом и Мартой в последнее время.
- Я пока ничего не знаю, - коротко ответила Алена на вопрос Анны Ивановны, идя за ней в прихожую. - Но даже если мне скажут, что нужно ехать, подготовка к поездке займет, как минимум, три недели. А значит, урок все равно состоится. Только в таком случае, я не смогу...
- В таком случае, как всегда, - не дала договорить ученице Анна Ивановна. - Вы к уроку не готовитесь, мы просто поговорим с вами на языке.
- Нет, кое-что я, конечно,..
Телефонный звонок остановил Алену на полуслове. Она сняла трубку.
- Алло! Слушаю вас.
- Здравствуйте, Алена, - услышала она голос своего начальника.
- Здравствуйте, Михаил Николаевич! Рада вас слышать.
- Вы одна?
- Нет. У меня сейчас Анна Ивановна, - Алена взглянула на преподавательницу, которая надевала плащ. - Правда, она уже уходит. Урок наш закончился. Я ее сейчас провожу и буду свободна.
- Я перезвоню вам через пять минут. Передавайте ей большой привет.
- Обязательно передам.
На том конце провода раздались короткие гудки, и Алена положила трубку.
- Это был ЭмЭн, - объяснила Алена Анне Ивановне. - Он передавал вам большой привет.
- Я это поняла. Спасибо. Я его уже давно не видела. Совсем, наверно, поседел?
- Не совсем. Однако про него можно смело сказать: это уже сильно седеющий мужчина средних лет, но серебро в висках делает его еще более обаятельным.
- Не влюбитесь в него! - засмеялась Анна Ивановна. - Вы много времени проводите вместе.
- Ни в коем случае! - отрицательно помотала головой Алена.
- Отчего так категорично?
- Ну, во-первых, он женат и почти в два раза старше меня, да еще практически одного со мной роста. А может, и ниже. Во-вторых, в коллег по работе лучше не влюбляться - дело будет страдать. В-третьих, он не в моем вкусе. ЭмЭн слишком интеллигентен, слишком вежлив, слишком сдержан и серьезен.
- А вы предпочитаете грубоватого рубаху-парня, - спросила Анна Ивановна по-русски, и глаза ее удивленно округлились.
- Не совсем, но что-то вроде этого. Мне нравится, когда мужчина чуть дерзок, но не нахален, … в меру ироничен, но не заносчив и не самовлюблен, … достаточно раскован, но не вульгарен, довольно...
- Довольно-довольно! Я не вынесу дальнейшего перечисления таких прекрасных качеств, - шутливо перебила Алену Анна Ивановна. - Вижу, вы хорошо знаете, чего хотите. Но сочетания таких качеств в нынешних мужчинах нет.
- Может, и есть. Если поискать хорошенько.
- Но искать вам некогда, негде и...
- И ни к чему, - засмеялась Алена.
- Пока - да. А потом - видно будет, - пожала плечами Анна Ивановна и озабоченно посмотрела на часы. - О, уже пора! Сейчас ЭмЭн вам снова звонить будет, а мы никак не распрощаемся. До вторника.
- До встречи, - попрощалась Алена, закрывая за Анной Ивановной дверь.

                ***

Только она щелкнула замком, как телефон действительно зазвонил.
- Алло! Слушаю вас.
- Это снова я.
- Да, я слышу, Михаил Николаевич, - Алена вся напряглась в ожидании новостей.
- Скажите, Алена, у вас много личных вещей на этой квартире?
- Нет, не очень. Несколько книг и тетрадей, зубная щетка, паста, кремы и... Одним словом, вещи, необходимые мне в том случае, когда я остаюсь здесь ночевать.
- Вы могли бы все вывести из квартиры сегодня? Вас это не слишком затруднит?
- Конечно, могу, - легкая неуверенность звучала в ее голосе.
ЭмЭн, похоже, эту неуверенность почувствовал, потому что поспешно произнес:
- Если есть какие-то трудности, то не стесняйтесь, скажите. Спешки особой нет. Можете сделать это и завтра утром. Если нужна машина...
- Нет-нет, - опередила шефа Алена. - Я никого не хочу утруждать и создавать проблемы.
- Проблем никаких не будет. Только скажите.
Алена чувствовала себя несколько уязвленной от того, что ее просят съехать с квартиры так поспешно и без объяснения причин. К тому же не в личной беседе, а по телефону. И потому она излишне вежливо, со льдинкой в голосе, произнесла:
- Все в порядке, Михаил Николаевич. Вещей действительно совсем мало. И кроме того, я могу поймать такси. Так что я сегодня же освобожу квартиру.
- Свои ключи отдайте Нине Ивановне. Она там?
- Пока нет. Но недавно звонила. Сказала, что уже едет. Пока соберу вещи, она будет здесь.
- Отлично. А завтра, Алена, приезжайте к одиннадцати часам утра на ту квартиру, где вы встречались два с половиной года назад с нашими друзьями. Вы поняли?
- Да, поняла.
- Номер квартиры помните? Или мне встретить вас там же, где в тот раз?
- Не беспокойтесь, Михаил Николаевич, я помню. В одиннадцать буду там.
- Тогда до встречи.
- До свидания. До завтра, - проговорила Алена и медленно положила трубку.
Все, ее встречи с Альфредом и Мартой закончились, и завтра ей официально объявят об этом, - подумала Алена и стала, не спеша, ходить по комнатам, собирая свои вещи.
Собственно, к такому повороту событий она была внутренне готова с того самого январского дня, когда они встретились с Мартой на Мадагаскаре, и Марта сказала ей, что беременна.

                ***

     Алена хорошо помнила их последнюю встречу. Помнила светящиеся от счастья глаза Марты и ту атмосферу радостного возбуждения, в которой они обе пребывали, когда Марта сообщила ей свою новость. Ведь эта беременность далась супруге Альфреда с большим трудом: после выкидыша она долго болела, потом не могла забеременеть. Затем длительный срок упорно и терпеливо лечилась. И вот, наконец, все ее мучения и сомнения закончились, а старания увенчались успехом. Алена искренне радовалась за подругу и от всей души поздравила ее. Однако не преминула высказать свое удивление тем, что "Центр" и Альфред разрешили ей ехать на встречу.
- Во-первых, Центр ничего не знает. Я приказала Альфреду пока ничего не сообщать. А во-вторых, встреча была назначена до того, как я окончательно убедилась в своем интересном положении, - весело и беспечно отвечала Марта.
- Но на встречу мог приехать Альфред, - возразила она Марте.
- Альфреду не так просто устроить поездку в такие короткие сроки, сама знаешь. А кроме того, - радостные искорки так и прыгали в глазах Марты, - я очень стремилась сама встретиться с тобой. Мне хотелось, чтобы ты услышала эту потрясающую новость лично от меня. Ты меня так поддерживала все это время. Хелен, дорогая! Если бы не твоя поддержка, твоя твердая уверенность и вера в благополучный исход, у меня ничего бы не получилось. Я бы просто пала духом, ничего бы не делала и замкнулась в себе. Я так тебе признательна, - в глазах Марты сверкнули благодарные слезинки.
Она, помнится, пробормотала в ответ бессвязные, ничего не значащие слова типа "не стоит благодарности". А потом слегка отругала молодую женщину за беспечность. В ее положении - говорила она озабоченным тоном - опасно совершать дальние перелеты и подвергать свою нервную систему лишним стрессам. Ведь каждое пересечение границы с "товаром", который Марта везла, требовало высочайшего нервного напряжения.
     - Ты знаешь, - отвечала Марта беспечным тоном, - вот уже две недели - а именно столько прошло с того дня, как врач подтвердил мои предположения - я нахожусь в таком возбужденном и приподнятом настроении, что пересечение границы кажется мне делом совершенно легким и простым, не требующим никаких усилий.
Своего обычного воспитательного урока с Мартой Алена проводить тогда не стала. Не стала повторять ей о том, что опасность и провал подстерегают разведчика и агента именно тогда, когда он полностью успокаивается и настолько самоуверенно себя чувствует, что забывает о предосторожности и безопасности. Говорить в тот момент Марте об этом не имело никакого смысла. И не только потому, что беременную женщину нельзя стращать и волновать, но и потому, что в ближайшие год-два, а может и больше, Марте вряд ли придется ездить на эти тайные встречи и думать об осторожности...

Алена зашла в ванную комнату и машинальными жестами стала собирать с полочек и шкафчиков все свои туалетные принадлежности. Мысли же ее снова и снова возвращались к последней встрече с Мартой. Впервые за время их знакомства Марта тогда высказала свои сомнения относительно их с Альфредом двойной жизни. Правильно ли они делают, что занимаются тайной, опасной деятельностью, -  спрашивала она.
- Ты ни в коем случае не должна сомневаться в правильности вашего с Альфредом выбора, - твердо и уверенно успокаивала она тогда Марту. - Вы делаете все, что от вас зависит, для сохранения мира на земле. Ты ведь прекрасно знаешь, что Советский Союз не хочет войны и никогда не начнет ее. Но мы должны знать о планах США и НАТО, чтобы предупредить войну. И кроме того, в нынешней ситуации, когда идет "холодная война", мир можно сохранить только на условиях паритета вооружений. Только равновесие в ядерном и обычном вооружении может спасти, а не взорвать мир. Если мы будем знать о новых наступательных вооружениях нашего противника, о странах, которые хотят создать свою атомную бомбу, то мы сможем предпринять адекватные меры. А значит, сможем остановить буйные головы, которые хотели бы воспользоваться своим преимуществом и начать новую войну. Если же тебя мучает моральная сторона вашей деятельности, то... вы, ведь, не наносите никакого ущерба ни стране, где живете, ни вашей Родине.
Марта слушала ее внимательно, кивая время от времени в знак согласия. Но затуманенный, устремленный в себя взгляд ее говорил, что не нужны ей были эти холодные, правильные фразы, что ждала она от старшей подруги и коллеги совсем другие слова.
- Все это так, и я хорошо это знаю, - произнесла Марта извиняющимся тоном. -  Но... я, наверно, не точно выразила свою мысль, и ты меня не так поняла. Я вовсе не сомневаюсь в том, что мы занимаемся важным делом ради спасения мира. Просто... понимаешь, когда мы были вдвоем, это и касалось только нас двоих. Мы выбрали свой путь и шли по нему. Но сейчас, когда у нас будет ребенок... Разве мы имеем право не думать о нем, о его будущем? Что будет с ним, если с нами что-то случится? Если Альфреда и меня поймают?

Алена и сейчас видела перед собой то выражение страха и тревоги, которое стояло в глазах молодой женщины. Больших трудов стоило тогда Алене, чтобы развеять тревогу Марты.
- Если вы будете вести себя так, как до сих пор, - уверенно говорила она Марте, - то все будет в порядке.
- Но эта тайная жизнь не может продолжаться бесконечно! Это же должно когда-нибудь прекратиться! - уже не только тревогу, но безысходную тоску и обреченность увидела Алена в прекрасных, чуть повлажневших от волнения глазах простодушной Марты.
- Дорогая моя подруга, - проникновенным тоном говорила она Марте в ответ. - С вами будет так, как со многими другими. Через какое-то время, когда вы сами этого захотите, вы отойдете от опасных дел. Может, даже переедете на Родину. Будете растить детей, читать шпионские романы и шепотом, в постели, будете говорить друг другу: мы работали когда-то не хуже.
После этих слов Марта, похоже, чуть взбодрилась. Она даже засмеялась своим красивым, звенящим как колокольчик, смехом. В глазах ее, вместо тревоги, появились вера и надежда...

Алена была практически уверена в том, что ей удалось тогда успокоить Марту. Но, тем не менее, на майской встрече с Альфредом в Копенгагене она спросила у него, мучают ли до сих пор его супругу сомнения. На что Альфред, в свойственной ему сдержанной и чуть холодноватой манере, ответил:
- Я пожурил Марту за то, что она так высказалась, не посоветовавшись со мной. И постарался закрепить проделанную вами работу, использовав практически те же доводы, что и вы.
Больше они к этой теме во время встречи не возвращались. На ее вопрос: "Как самочувствие Марты?" - Альфред, чуть нахмурив брови, коротко произнес:
- Сейчас неплохо. Но две недели назад были сложности, и она лежала в больнице.
Увидев, видимо, тревогу в глазах разведчицы, Альфред добавил спокойным тоном:
- Ничего такого, очень уж опасного. Сердце чуть прижало от радостного ожидания. А врачи на всякий случай решили подержать ее некоторое время под своим наблюдением.
Она не стала ничего уточнять, зная, что от довольно замкнутого и скрытного Альфреда никаких подробностей ей не дождаться...

... Марта должна была родить в конце августа. Интересно, кто родился: мальчик или девочка? - продолжала думать об агентах Алена, запихивая свои последние вещи в полностью забитую сумку.

Мыслями своими она вновь вернулась на встречу с Альфредом. Зная со слов Марты, что он хотел сына, она высказала в конце встречи пожелание, чтобы родился мальчик. На что Альфред, неожиданно для нее, громко и радостно рассмеялся:
- Надеюсь, что ваше пожелание сбудется. Во всяком случае, по предварительным данным ожидается мальчик.
- Передавайте большой привет Марте и мои наилучшие пожелания, - произнесла она, получив от него то, за чем ехала в Копенгаген, и отдавая ему свою сумку.
- Обязательно передам. Она вас очень любит. До свидания, - Альфред сначала крепко пожал протянутую ему руку, а потом, словно передумав, церемонно поцеловал ее.
Будучи практически уверенной в том, что ей вряд ли придется снова ехать на встречу с ним, она хотела сказать: "Прощайте", - но передумала и произнесла невозмутимо: «До свидания».

... Алена уже готова была покинуть квартиру, но без Нины Ивановны сделать этого не могла. Она зашла на кухню, налила в чашку уже остывший чай и закурила сигарету.
Ну что ж, так оно и должно быть, - размышляла она. Необходимость в ней сейчас отпала, и на следующую встречу с Альфредом поедет мужчина. А она будет терпеливо ждать того дня, когда будет отдан приказ о ее отъезде в страну назначения. Возможность такая еще существовала. Судя по тому, что ЭмЭн обязал ее по-прежнему заниматься венгерским языком, все еще, вероятно, оставался в силе тот вариант, о котором говорилось почти три года назад. И завтра, должно быть, ей скажут об этом.

Казалось бы, она должна была быть радостной и счастливой. Но ей почему-то было печально и грустно...

                4

На этот раз Алена подходила к дому, где когда-то встречалась с Альфредом и Мартой, совсем с другим чувством, чем тогда. В то время это далеко не выигрышное с точки зрения архитектуры строение было для нее обычным, хотя и престижным, жилым домом. С той лишь разницей, что его окна смотрели на Кремль и что в нем ее ждали долгожданные перемены. 
Но года два назад, вскоре после первой встречи с Мартой в Париже, Алена прочитала роман Юрия Трифонова "Дом на набережной", а также многочисленные рецензии на него, и теперь многое знала о Доме Советов, как называли этот дом в тридцатые годы, сразу после завершения строительства. Она знала об истории создания известного теперь на всю страну дома и о страшной судьбе, выпавшей на долю многих его жителей.
Алена смотрела на мрачноватые серые стены и почти ощущала на себе их тяжелое дыхание, а с ним и неспокойное, прерывистое дыхание знаменитых людей, которые когда-то жили здесь и с именами которых связана история страны.
Подумать только! Здесь жил сын Сталина Василий и почти вся партийная и государственная элита Советского Союза. Из окон этого дома в разное время смотрели на Кремль выдающиеся военачальники Тухачевский и Жуков. Известные дипломаты, деятели искусств, старые большевики мерили шагами ступеньки двадцати четырех подъездов огромного здания.
Они были, вероятно, счастливы, когда вселялись в просторные, современные - по тогдашним понятиям - квартиры. Они радовались, что на свой этаж могли подниматься на достаточно диковинной штуке по тем временам - лифте. Что у них была возможность в любое время пользоваться такой роскошью, как личный телефон. Что в доме и рядом с ним находилось все необходимое для жизни: почта, телеграф, сберкасса, прачечная, парикмахерская, магазины, столовая, поликлиника, спортзал и даже кинотеатр. Они верили, что вселились в Дом будущего, даже не предполагая, что оказались в Доме предварительного заключения. Вселяясь в свои квартиры, они не знали, что вместо чувства радости и счастья ими вскоре овладеет чувство первобытного страха, вернее, ужаса от того, что в любой момент двери квартиры могут открыться и люди в штатском прикажут одеваться и следовать за ними... А потом на Лубянке будут допросы с пристрастием, вынужденные признания "в шпионаже", приговоры "троек", высылки, расстрелы...
Как хорошо, что те жестокие времена канули в вечность, - радостно подумала Алена. В наше время никого не арестуют за какие-нибудь пошленькие анекдотики о Генеральном Секретаре, их открыто рассказывают прямо в трамвае или автобусе. Никого по доносу не обвинят теперь в шпионаже и никого не расстреляют за несогласие с линией партии. Правда, их могут отправить в психиатрическую больницу или лишить советского гражданства.
Что ж... Во-первых, это очередные ошибки и просчеты далеко не самых умных людей, находящихся на вершине власти. А во-вторых, если кому-то не нравится Советская власть и социалистический строй, то в чем дело и в чем проблема? Пожалуйста - прощайся с "молоткастым, серпастым" советским паспортом и живи при капиталистическом строе, в хваленой демократической Америке, к примеру. В той самой Америке, где государство так рьяно боролось с инакомыслящими и организовало за ними  настоящую охоту, известную во всем мире под названием «охота на ведьм»; где так "демократично" преследовали и, в конце концов, уничтожили борца за права чернокожих  Мартина Лютера Кинга; где арестовывали Анджелу Дэвис, где убивают сенаторов и президентов...

... Интересно, а кто жил когда-то в этой шикарной квартире с двумя спальнями и бильярдной? - продолжала свои размышления Алена, поднимаясь на шестой этаж. Впрочем, в то время в этой квартире вряд ли был зал для бильярда. Да и две спальни не были нужны обычной советской семье, даже если глава ее - высокопоставленный чиновник. Зато наверняка была детская комната, в которой звенел счастливый детский смех, оборвавшийся по воле Ежова или Берии в каком-нибудь тридцать седьмом или тридцать восьмом году. А может, и после войны... Детей, правда, не расстреливали: "сын не отвечает за отца", - говорил "отец народов". И все же ребенок, чья мать или отец были осуждены на пятнадцать лет "без права переписки", а значит, приговорены к смертной казни, будет долгие годы жить с клеймом "дочь (или сын) врага народа" и уже никогда не сможет рассмеяться беззаботным, детским смехом...
«Да-а, детская комната здесь определенно была», - говорила про себя Алена, подходя к нужной двери. И комната для прислуги тоже. Вполне возможно, что именно та, в которой проживает теперь экономка-хозяйка этой квартиры. Интересно, кто откроет ей сейчас дверь? Здесь по-прежнему работает Валентина Васильевна, или "домоправительниц" в таких квартирах регулярно меняют? Она нажала на звонок - дверь открыла Валентина Васильевна. Они обрадовались друг другу, обнялись, обменялись комплиментами и короткими вопросами о житье-бытье. Хозяйка взяла у Алены ее плащ, повесила в шкаф и открыла дверь в гостиную.

                ***

К удивлению Алены, в гостиной был не только Михаил Николаевич, но и Виктор Степанович, генерал.
Алена не знала точного его звания, не знала, какую конкретно должность он занимал. Ей известно было лишь то, что Виктор Степанович возглавлял то направление (или управление) в разведке, в котором служила она. И ей никогда в голову не приходило интересоваться, как называется ее управление, какие и сколько подразделений существует вообще в их системе, где находится основное здание. В разведке она не знала никого, кроме ЭмЭн и Виктора Степановича. С другой стороны, она была уверена, что и ее мало кто знал. Во всяком случае, только несколько человек были посвящены в детали ее биографии, и очень немногие знали ее по оперативному псевдониму или по радиопозывному.
Виктора Степановича Алена видела крайне редко. Приходил он на ее оперативную квартиру только во время отчетов после поездок, и именно поэтому она была крайне удивлена, увидев его в гостиной.
"Может, мой отъезд в страну назначения намечается намного раньше, чем я даже могла предположить?" - мелькнула радужная мысль и тут же исчезла: на лицах обоих начальников она не прочитала этой радостной информации.
Они встали со своих мест и пожали ей руку, улыбаясь во весь рот. Но их улыбки были неестественно-натянутыми, и это сразу же насторожило Алену.
- Сегодня отличная погода. Совсем не похожая на осеннюю, - произнес Виктор Степанович.
- Бабье лето, - коротко произнесла Алена, усаживаясь в кресло.
Виктор Степанович заговорил о красоте бабьего лета, ЭмЭн изредка вставлял эпитеты. А Алена слушала их и изо всех сил старалась скрыть свое изумление: генерал никогда не начинал беседу со светских разговоров о погоде. Ее удивление и недоумение постепенно стали перерастать в беспокойство. Одна за другой накатывались на нее косматые, тревожные волны, от которых сердце ее начинало стучать чуть быстрее, а по спине пробегал неприятный холодок. И эти волны явно шли от обоих мужчин.
- Жаль только, что скоро бабье лето кончится, солнце исчезнет, и целыми днями будут идти серые, унылые дожди, - включилась в рассуждения об осени Алена.
- На какое-то время вы вскоре будете избавлены от этих дождей, - принужденно улыбнулся генерал.
Алена вопросительно вскинула брови, но от вопроса воздержалась, лишь переводила свой взгляд с одного начальника на другого.
- Нам предстоит сообщить вам печальную новость, - ЭмЭн так посмотрел на Алену, что каждая клеточка ее тела замерла от тревоги.
ЭмЭн натянуто кашлянул и многозначительно посмотрел на Виктора Степановича. Тот отрывисто произнес:
- Умерла Марта.
Алене показалось, что сердце ее на мгновение остановилось, потом забилось с перебоями. Она вжалась в кресло и всеми силами старалась проглотить вставший в горле сухой ком.
В эту минуту раздался вежливый стук в дверь, затем послышался мягкий голос Валентины Васильевны:
- Чай уже можно подавать?
- Да, пожалуйста, - коротко бросил ЭмЭн.
Хозяйка поставила поднос с чаем и печеньем на столик, мужчины ее любезно поблагодарили, и она вышла из гостиной. Только большим усилием воли Алена заставила себя не схватиться за чашку, как за брошенный в нужное время спасательный круг. Грациозным движением руки она дотянулась к изящной фарфоровой чашечке, медленно поднесла ее к губам, сделала несколько целительных глотков и поставила чашку обратно на стол. Затем, внешне спокойными и размеренными движениями пальцев, открыла свою сумочку, вынула оттуда пачку "Явы" и достала сигарету. ЭмЭн щелкнул зажигалкой.
Алене, наконец, удалось справиться с сухостью в горле, и к ней вернулся дар речи.
- Как она ум..., - слово "умерла" застряло в ее горле, и она продолжила глухим, бесцветным голосом: - Как это случилось? Автомобильная авария?
- Нет, она умерла при родах, - придушенно ответил ЭмЭн.
- Ребенок?
- Родился мертвым.
- Когда это произошло?
- В конце июня. У нее начались преждевременные роды.
- Прошло более двух месяцев, - медленно проговорила Алена. - Почему...
Свой вопрос она не продолжила, но по ее взгляду, полному обиды и недоумения, было ясно, о чем она думала.
ЭмЭн переглянулся с генералом, и тот объяснил сдержанно-начальственным, полуофициальным тоном:
- В наши намерения не входило сообщать вам о ее смерти. Предполагалось, что ваша встреча с Альфредом в мае была последней, а вам известны наши правила: вы не должны ничего знать об агентах, с которыми не работаете. Но вчера было принято решение, что на следующую встречу с Альфредом поедете именно вы. Ваша цель - выяснить, в каком психологическом состоянии он находится. Вам это будет сделать легче, чем мужчине. Тем более что вы его хорошо знаете не только по личным наблюдениям, но и по рассказам Марты, которая, как вы нам докладывали, откровенно с вами делилась своими семейными проблемами и отношениями с супругом.
- Да, это так, - сухо подтвердила Алена.
- Мы надеемся, что вы справитесь с этой трудной, прямо скажу, задачей, учитывая, что у Альфреда далеко не простой характер, и он умеет скрывать свои чувства. Напоминаем вам, что он очень ценный для нас человек, и нам не хотелось бы, чтобы в какой-то момент он «сломался».  Если он надломлен, то мы предпримем определенные шаги с целью его отдыха, лечения. Впрочем, это уже не ваши проблемы, они вас не должны заботить... Ваша задача в целом ясна?
- Да, - коротко ответила Алена.
- Встреча состоится через три недели в Монтевидео. В Уругвае  как раз сейчас  закончилась короткая южноамериканская зима, и наступила весна, - в первый раз за последние десять минут губы генерала растянулись в сдержанной улыбке. - Подробности обсудите с Михаилом Николаевичем, а мне пора.
Генерал встал, Алена тоже поднялась со своего места. ЭмЭн незаметно покачал головой, показывая, чтобы она оставалась в гостиной. Алена протянула генералу руку:
- До свидания, Виктор Степанович.
- До свидания, Елена Николаевна. Удачной вам поездки, - официальный тон практически исчез из его голоса, рукопожатие было дружеским и крепким, улыбка - благожелательной. - Попробуйте его как следует разговорить. Как ни странно это может показаться, но нас беспокоит то, что его сообщения звучат так, как будто ничего не произошло, - доверительно продолжал он, отпустив Аленину руку. - В течение двух недель после похорон он отдыхал в горах, потом вернулся в Буэнос-Айрес и вскоре прислал сообщение, что у него есть для нас важные документы, но выехать за пределы страны он пока не может. И почти сразу пришло еще одно сообщение: по делам своей компании он будет в Монтевидео и хотел бы там встретиться с нашим представителем... Мы очень надеемся на вашу проницательность и на вашу женскую интуицию.
- Постараюсь сделать все, что смогу, - натянуто улыбнулась Алена.
ЭмЭн пошел провожать генерала, а Алена закурила сигарету и подошла к окну. Внизу шла обычная жизнь: по Москве-реке тихо тянулось какое-то суденышко, одна за другой бежали машины по набережной, сверкали на солнце рубиновые звезды на башнях Кремля. Алена вспомнила, как на одной из встреч Марта говорила об этих звездах, которыми они с Альфредом любовались каждый день, когда жили в Москве.
«Особенно мы любили смотреть на кремлевские звезды ясными поздними вечерами, когда они ярко горели на фоне темно-фиолетового морозного неба, - с восторгом говорила Марта. - Я мечтаю еще хоть раз побывать в Москве и снова увидеть Кремль».

                ***

Дверь в гостиной громко хлопнула. Вздрогнув от неожиданности, Алена резко повернулась - к ней подходил ЭмЭн, глядя на нее сочувственными глазами.
- Садитесь, нам нужно кое-что обсудить, - мягко произнес он. - Но долго я вас мучить не буду. Понимаю, что сегодня вам захочется побыть одной.
- Я никак не могу поверить, что Марты нет, - мрачным, неживым голосом проговорила Алена, располагаясь в кресле.
В присутствии одного ЭмЭн, который за эти годы стал ее настоящим старшим другом, она могла слегка расслабиться и почти не скрывать своих чувств.
- Только вчера я вспоминала Марту, нашу последнюю встречу и ее счастливые глаза. А в ушах моих до сих пор стоит непривычно звонкий, радостный смех Альфреда, которым он рассмеялся, когда говорил о будущем сыне... Как жестоко судьба обошлась с ними!
Алена замолчала, ничего не говорил и ЭмЭн. Они, не сговариваясь, стали допивать уже остывший чай.
- Просто трудно поверить, что в наше время женщина может умереть при родах. Подробности вам известны? - спросила после нескольких минут молчания Алена.
- Нет, мы никаких подробностей не знаем.
- Неужели врачи не могли спасти ее? - Алена прикурила уже третью сигарету подряд. - Правда, Марта очень слабенькой, болезненной была. На одной из встреч она мне говорила, что врачи вообще не рекомендовали ей рожать.
- Да, Марта явно не соответствовала сложившемуся представлению о здоровой и крепкой немецкой женщине.
- Альфреду сейчас, наверно, тяжело.
- Вам и предстоит поддержать его, выразить сочувствие. Соболезнование по радио не может заменить личного задушевного разговора.
- Я с вами согласна.
- Поскольку эта встреча будет носить особый характер, то  условия проведения ее могут и должны быть тоже особыми. В ходе встречи можете отступать от всех правил и действовать в зависимости от обстановки и поведения Альфреда. Если понадобится длительная или повторная встреча - идите на такой шаг. Главное - выполнить ту задачу, которую поставило перед вами Командование.
- Я не хотела говорить об этом при генерале, но задача стоит передо мной действительно довольно сложная. Альфред обладает очень сильным и самостоятельным характером. Его внутренняя собранность, самоконтроль и сдержанность граничат со скрытностью. Так что я пока с трудом представляю, каким образом смогу раскрыть улитку, в которую он сам себя запрятал.
- Но вы же говорили после первой встречи с ним... Помните, которая была здесь, в этой гостиной?.. Вы утверждали тогда, что он только кажется таким. Вы еще произнесли тогда какую-то французскую пословицу насчет внешности... Да-да, я вспомнил: "внешность обманчива". Вы подчеркнули тогда, что в действительности он совсем другой.
- Правильно. Именно это я и имела в виду, говоря про улитку, то есть про его действительное "я", которое он скрывает от окружающих, а может, даже от себя.
- Я думаю, что ваша задача облегчается тем, что на этот раз мы меняем правила игры, - ЭмЭн многообещающе улыбнулся.
- В отношении чего?
- В отношении встречи, конечно. На этот раз не вы, как представитель Центра, будете инициативной стороной во встрече, а Альфред.
- То есть?
- После опознавательной явки не вы, а он выбирает место основной встречи, а вы следуете за ним. Он же произносит пароль. Альфред много раз бывал в Монтевидео, и вынужден будет вести себя почти как радушный хозяин, принимающий гостью.
- Такая ситуация, пожалуй, действительно заставит его вести себя чуть по-другому, - задумчиво произнесла Алена.
- Да еще учитывая тот факт, что его гостьей будет женщина, которую очень любила Марта.
Алена внешне не отреагировала на это замечание ЭмЭн. Но сердце ее снова заработало неровно. Она словно чуть задохнулась и чувствовала, что побледнела. ЭмЭн пристально посмотрел на нее:
- Вижу, что вы все поняли. Сегодня отдыхайте, а завтра приезжайте сюда. На этот раз у вас очень мало времени на подготовку к поездке... Вы, наверно, удивились, что я попросил вас вывезти свои вещи с той квартиры?
- Да, не скрою. Очень удивилась. Но не самой просьбе выехать, а... внезапности ее, - смягчила свои вчерашние ощущения Алена.
- Дело в том, что завтра неожиданно приезжает человек, который когда-то уже жил в той квартире. Эти апартаменты мы ему показывать не хотим, а вы все равно уже здесь бывали. Так что к поездке в Монтевидео будете готовиться здесь. Желательно, чтобы вы здесь постоянно жили. Времени на отработку маршрута у вас совсем мало - всего десять дней. Отмените все другие занятия - и за справочники, документы, планы, схемы, - ободряюще улыбнулся ЭмЭн.
- С удовольствием возьмусь, - улыбнулась в ответ Алена, но улыбка у нее получилась деланной.
- Я могу подвезти вас сейчас домой и завтра пришлю с утра за вами эту же машину, чтобы вы взяли все необходимые вещи.
- Хорошо.
- Тогда поехали.

                5

Алена неторопливо вошла в свою квартиру, повесила сумку, сняла плащ, медленно стянула сапоги и просунула ноги в домашние туфли. Вяло потоптавшись некоторое время в прихожей, она вошла в комнату, переоделась. Прошла на кухню, поставила на плиту чайник. Вернулась в комнату, постояла несколько секунд на одном месте, так и не поняв, зачем она сюда возвратилась. Снова зашла на кухню и, подумав немного, выключила горелку под чайником: ей сейчас ни есть, ни пить не хотелось.
Напряжение последних часов настолько ослабило ее, что ноги не хотели больше двигаться, и у них хватило сил только на то, чтобы медленно вывести ее снова в комнату, к дивану.
Она упала навзничь и закрыла глаза. Теперь, когда она была сама с собой, ей можно было полностью расслабиться и не контролировать каждый свой вздох, каждое произносимое слово, каждый взгляд и жест. Не нужно скрывать терзающую душу безутешную тоску и натягивать на лицо маску сдержанной, контролируемой печали, а можно полностью отдаться ощущению той боли, которая поразила ее три часа назад и становилась с каждой минутой все сильнее.
Глаза ее были сухими, слез не было. Она давно разучилась плакать, и у нее не было никакого желания обучаться этому вновь. Но она могла безвольно лежать с закрытыми глазами и вспоминать женщину, с которой ее связывало любимое дело.
Алена считала Марту своим другом и товарищем, она даже по-своему любила ее, насколько можно любить человека из другого мира, которого используешь для блага своей Родины. Несмотря ни на что, несмотря на все границы и различия в воспитании и мировоззрении, у них было очень много общего, и потому они искренне радовались каждой своей встрече. А их было, к сожалению, не так уж много. Восемь... нет... семь встреч. Правда, была та замечательная неделя, которую они провели вместе в Москве...

...С утра Марта обычно занималась с ЭмЭн, иногда проводила специальные занятия с ней и она, Алена. А после обеда они бродили вместе по улочкам Москвы, и Алена  показывала некоторые приемы обнаружения слежки. Потом они забегали в кафе, магазинчики. Марта ничего не покупала, она не имела права везти с собой вещи, которые могли бы свидетельствовать о ее пребывании в Советском Союзе. Но она интересовалась товарами, их ценами. Сокрушалась, что товаров было мало, а многое из того, что она видела, отличалось дурным вкусом и плохим качеством. Но от некоторых вещей она была просто в восторге. Особенно восхищалась изделиями русских народных мастеров.
Алена тяжело вздохнула, вспомнив, как они с Мартой сидели в кафе "Мороженое" на улице Горького, и Марта говорила, что такого вкусного мороженого она нигде не ела... А вечерами... Вечерами они ходили в театры, на концерты. Иногда к ним присоединялся Альфред, но все же большую часть тех незабываемых вечеров они проводили вдвоем. Уже тогда они по-настоящему подружились, а последующие встречи еще больше сблизили их...

"Ох, Марта, Марта"..., - почти застонала Алена, перевернулась на бок и, свернувшись калачиком, натянула на себя плед.
Перед глазами ее одна за другой проходили их встречи. Лицо Марты то приближалось к ней, то удалялось, словно кадры кино, когда камера то "наезжает" на лицо актера, то отдаляет его от зрителя...  Улыбающиеся, бархатные глаза Марты все время глядят на нее... Нет, не все время... Однажды Марта на встречу приехала с Альфредом, и ее сияющий взгляд часто останавливался на лице любимого. Именно тогда, в присутствии Альфреда, она сказала:
- Как жаль, Хелен, что мы живем в разных странах и принадлежим к разным мирам. Как бы мне хотелось, чтобы мы жили рядом и могли видеться каждый день. Правда, дорогой? - повернулась она лицом к супругу.
Альфред рассудительно заметил:
- К чему думать и мечтать о том, чего не может быть никогда?
Никогда... Никогда...  Неужели Марты действительно больше нет? Неужели они больше не увидятся?.. В это просто невозможно поверить. О боже! Какая боль стоит в сердце!.. Все, хватит об этом думать... Нужно перебороть эту боль... Нужно преодолеть это гнетущее чувство потери... Иначе у нее не хватит сил на подготовку к встрече с Альфредом...
Лучше всего заснуть прямо сейчас. Двадцать минут крепкого сна хоть немного успокоят ее, и она сможет, по крайней мере, поесть, чтобы восстановить силы... Правда, она ничего не готовила... Но... что-нибудь придумает... яйца... масло...

                ***

Разбудил Алену длинный междугородний звонок.
- Алло! Слушаю вас, - поспешно схватила она одной рукой трубку, другой протерла глаза и взглянула на часы: она спала около получаса.
- Это я! Привет! - услышала Алена бодрый голос брата на том конце провода.
- О! Привет, Валерка! - радостно воскликнула Алена.- Давно не звонил. Что нового? Как мама? Нина? Ирочка не болеет?
- Мама чувствует себя хорошо. У Нины тоже все в порядке. Иришку удалось отправить в школу.
- Все-таки удалось? Я очень рада. Обидно было бы терять целый год из-за одного месяца.
- Да, обидно. Иришка, правда, так не считает, - захохотал Валера. - Она готова была идти в школу через год, когда ей исполнилось бы почти восемь лет. Твоя племяшка  - не ты. Это тебе не терпелось поскорее ученицей стать, и в шесть лет ты терзала маму...
- Ну, предположим, тогда мне было не шесть, а шесть с половиной лет, - перебила брата Алена.
- Да какая разница! Ох, сколько мытарств я прошел, чтобы ее приняли. Маме было намного легче тебя устроить.
- Понятное дело. Время было другое, да и в маленьком поселке, где все друг друга знают, легче такое дело провернуть. Слушай, тебя так хорошо слышно. Ты, случайно, не в Москве?
- Да нет, в Киеве. Но скоро должен буду туда ехать в командировку и потому звоню тебе, чтобы узнать, будешь ли ты дома в это время.
- А когда ты собираешься приехать?
- Вообще-то у меня командировка с понедельника, но я хотел выехать в пятницу.
- В эту пятницу?
- Ну конечно!
- Ой, Валера, как не во время твоя командировка!
- А в чем дело? Что-нибудь случилось? Так, может, наоборот - я как раз во время. И помогу тебе, - заволновался брат.
- Ничего не случилось, - успокоила брата Алена. - Просто я завтра сама уезжаю в командировку.
- Жаль-жаль, - упавшим голосом произнес Валера.
- Не расстраивайся. Я ключи тебе у Кузнецовых оставлю. Ну, а с питанием... Придется тебе самому готовить. В холодильнике небольшой запас еды есть. Мясо в морозилке, курица, рыба... Остальное купишь.
- Это понятно... Но... Все дело в том, что я очень на тебя рассчитывал... В смысле магазинов... Мне тут заказов столько надавали... Целые списки... Какие-то ванды, власты...
- "Ванда" и "Власта" - это магазины такие, - рассмеялась Алена.
- Я не вчитывался, просто сейчас глянул на бумажки. Решил, что дам тебе эти списки - ты разберешься.
- Я попробую попросить Анютку. Может, она тебе поможет.
- Анютку? Какую?
- Какую-какую! Соседку, дочь Кузнецовых.
- А-а-а. Помню я, помню эту большеглазую девчушку.
- Она теперь студентка. В Строгановке учится, на факультете декоративно-прикладного искусства. Если у нее выходные свободны, то она не откажет тебе в помощи. Я поговорю с ней сейчас, если она дома. Или вечером. Потом позвоню тебе. Ты будешь дома?
- Да.
- Тогда жди моего звонка. Привет маме и Нине, поцелуй Ирочку.
- Будет сделано.

Алена положила трубку, и некоторое время сидела неподвижно в кресле у письменного стола. Она неожиданно почувствовала, что ее душевное состояние резко изменилось. Недавняя жгучая, пульсирующая боль сменилась тихой, спокойной печалью. Все еще ноющее от боли сердце стучало ровно и размеренно. Она поняла, что короткий сон сумел приглушить ее боль, а звонок брата и его обычные, житейские заботы подействовали на нее лучше всяких лекарств и взбодрили ее настолько, что вернули аппетит.
Алена на скорую руку поджарила яичницу, заварила свежий чай. Подкрепившись, принялась собирать свои вещи и укладывать их в чемодан, дабы не заниматься этим ни вечером, ни завтра утром.
Мысли ее постоянно возвращались к Марте, но она гнала от себя эти навязчивые, печальные думы, не позволяя, чтобы они снова взяли над ней верх и ввергли ее в полустрессовое состояние.


                ГЛАВА ПЯТАЯ

                1978 год. Монтевидео. Москва. Мюнхен.

                1

Встреча их была назначена в Национальном музее изящных искусств. Хелен прошла уже все залы, вошла в последний, и остановилась у картины с изображением каких-то абстрактных предметов или их отдельных элементов и объемов в разных плоскостях. Незаметно взглянула на часы: было без двух минут три. В это же мгновение она увидела входившего в зал Альфреда. Он посмотрел несколько картин и медленно направился к выходу. Хелен последовала за ним.
Выйдя из музея, Альфред почти сразу повернул направо, затем налево, и они оказались на довольно оживленной улице с магазинами, кафе, офисами различных компаний. Хелен увидела, как Альфред чуть приостановился у большой витрины и стал внимательно разглядывать ее, поворачивая голову в разные стороны. Хелен замедлила шаг и остановилась у газетного киоска.
"Решил удостовериться, иду ли я за тобой, - усмехнулась про себя Хелен. - Иду я, иду. Не волнуйся, не потеряюсь".
Через несколько метров Альфред свернул направо. Когда Хелен дошла до угла и повернула туда, где только что скрылся Альфред, то сразу увидела его сидящим за столиком полуоткрытой террасы кафе. Хелен села за соседний столик. Спиной, как всегда, к стене, лицом - к улице.
Поставив свою дамскую сумочку и сумку для Альфреда на стул рядом, Хелен заказала у подошедшего официанта стакан апельсинового сока. В ожидании прохладительного, она небрежно огляделась по сторонам и мысленно одобрила выбор Альфреда. Улочка была тихая, хотя и не совсем безлюдная, поскольку за углом шумела торговая улица. В кафе народу было мало. Несколько молодых ребят громко разговаривали у стойки бара внутри заведения. Пожилая чета сидела за накрытым клетчатой скатертью столиком, расположенным ближе к террасе. Терраса была как бы поделена на две половины. Правая ее половина - открытая, с зонтиком над каждым столиком. Левая часть была полностью под крышей, и с двух сторон ее окаймляли увитые плющом резные стойки-колонны. Именно в этой части террасы и находились сейчас Альфред и Хелен. Кроме них здесь больше никого не было.
Официант принес сок. Хелен сразу же расплатилась, достала пачку "Мальборо" и зажигалку. Щелкнула один раз, второй, третий. Зажигалка не срабатывала. Хелен бросила косой взгляд в сторону Альфреда. Он, уже поняв ее маневр, вставал с места. Подойдя к ней, он чуть наклонился и чиркнул спичкой.
- Спасибо, - одарила она его ослепительной улыбкой.
- Не за что, - такой же улыбкой сверкнул он. - Если я не ошибаюсь, я видел вас в мае в Копенгагене, и вы там были не одна.
- Вы не ошиблись. Я действительно была не одна. Но не в Копенгагене, а в Брюсселе, - любезным тоном отвечала Хелен.
- А здесь, я вижу, вы одна. Вы позволите составить вам компанию? - широко улыбался он.
- Ничего не имею против, - ответила она поощрительной улыбкой.
Со стороны эта сцена выглядела тривиально: молодой обаятельный мужчина решил "приударить" за симпатичной девушкой, и она вполне благожелательно отвечает на его ухаживания.
Альфред перенес на ее столик свой кофе, расположился напротив, положив свой небольшой пакет на стул, на котором уже стояли сумки Хелен.
- Я думаю, что мы уже поздоровались, так что я не буду произносить этих формальных фраз, - сдержанно улыбалась Хелен, протягивая ему руку.
- Рад, что наши мнения по этому поводу совпадают, - рукопожатие его было крепким и сердечным.
- Мне хотелось бы сразу передать вам большой привет и соболезнования от Майкла и Виктора, - с сочувственной улыбкой произнесла Хелен.
- Спасибо.
Альфред протянул руку за чашкой, и глаза его оказались скрытыми от Хелен.
- Примите также и мои самые искренние соболезнования.
- Спасибо еще раз.
- Полагаю, вы знаете, как мы с Мартой были привязаны друг к другу, и как я любила ее.
Альфред оторвал свои глаза от чашки и несколько мгновений пристально смотрел на Хелен.
- Да, я догадываюсь об этом.
- Знаете, когда мне сообщили о ее смерти, я была просто в шоке. Сначала я просто не могла поверить в это, - деликатным тоном произнесла Хелен, глядя прямо в глаза Альфреда. - Тем более что это произошло не в результате аварии, как это часто бывает с молодыми людьми, а во время...
Хелен замолчала, увидев, как потемнели глаза Альфреда, но затем продолжила прерывающимся, глухим голосом:
- Разве нельзя... было... ее спасти? Неужели врачи... были б-бессильны? Может, была... врачебная... ош-ш-ибка?
- Ее невозможно было спасти. Ей не надо было беременеть, и я жалею, что позволил супруге себя уговорить, - ровным, бесстрастным голосом ответил Альфред, устремив свой взор на какой-то объект внутри кафе.
- Милая, бедная Марта, - после секундной паузы Хелен печально покачала головой и тяжело вздохнула. - Она... была в сознании? Понимала, что...?
Ни говорить, ни спрашивать о чем-либо Хелен больше не могла. К горлу ее подошел сухой ком, точно такой, как в ту минуту, когда ей сообщили о смерти Марты. Она судорожно схватилась за стакан с соком и с ужасом обнаружила, что пальцы ее дрожат, и ей не удается взять стакан. Она в замешательстве подняла глаза и увидела, что Альфред изумленно смотрит на ее руку. Она поспешно убрала ее вниз.
- Простите меня, Альфред, за такие вопросы... Но мне действительно очень больно, и я просто не могу найти подходящих слов, чтобы... чтобы поговорить  о Марте, узнать хоть что-нибудь о ее последних днях и часах, - едва слышно проговорила Хелен.
- Я понимаю вас, - глаза Альфреда посветлели и потеплели. - Но я пока об этом не хочу вспоминать. Может, когда-нибудь, спустя какое-то время, я смогу заговорить о ее последних минутах. А сейчас... Я загнал свою боль глубоко в сердце и стараюсь всеми силами не вытаскивать ее оттуда... Мое шоковое состояние прошло. Я пытаюсь привыкнуть к мысли, что Марты нет и не будет, и что жизнь должна и будет продолжаться без нее. Так что не обижайтесь, Хелен, но я хотел бы попросить вас, чтобы мы к этому... к этой..., - с трудом подыскивал Альфред подходящее слово, - к этой теме больше не возвращались.
- Договорились, - согласилась Хелен.
Они несколько секунд молчали. Он допивал свой кофе, она - сок.


Я должна предпринять решительный шаг, чтобы продолжить разговор, иначе наша встреча на этом может закончиться. Ты сейчас просто встанешь и вежливо предложишь разойтись. Ведь ты свою задачу выполнил: наши сумки стоят рядом, осталось только каждому взять то, что ему "причитается". Но я... я своей цели пока не достигла. Интуитивно я, конечно, чувствую, что с тобой все в порядке. Но интуиция может подвести, ощущения часто бывают обманчивыми, а от тебя я ничего конкретно не узнала.
Ты так хорошо умеешь держать себя в руках! Я же совсем раскисла, и мне стыдно за свои трясущиеся пальцы. Что ты теперь подумаешь обо мне? Слабая женщина, не умеющая собой владеть! Какая же это разведчица, шпионка! А может, ты подумаешь чуть по-другому: даже разведчица иногда может быть слабой, чувствительной, и ничего в этом предосудительного нет...
Все, нужно начинать!  Попробую вначале одну "домашнюю заготовку", потом другую... Может, какая-нибудь сработает.


- Вы живете сейчас в доме родителей или по-прежнему в квартире, где жили с Мар..., - Хелен споткнулась на имени "Марта" и виновато посмотрела на Альфреда.
- Ничего-ничего, продолжайте, - ободряюще проговорил он. - Не надо чувствовать себя виноватой. Не говорить о смерти Марты и ее последних днях - не значит совсем забыть о ней и не упоминать ее имя. Слишком много у нас с вами связано с Мартой. В конце концов, мы даже сейчас сидим здесь вместе только потому, что у меня была она.
- Вы правы, - мягко улыбнулась Хелен.
- Может, мы закажем чего-нибудь? - Альфред показал глазами на пустые стакан и чашку.
- Я думаю, нам лучше прогуляться, - обвела она глазами террасу, которая к тому времени стала потихоньку заполняться людьми.
- Конечно, - быстро поднялся Альфред со своего места.

                ***

Он подошел к ее стулу и отодвинул его, когда она встала. Она взяла свою сумочку, небрежно накинула ремешок на левое плечо и чуть замешкалась. Альфред взял свой пакет, предназначенную ему сумку не тронул.
  "Значит, он не намеревается пока заканчивать встречу, - удовлетворенно подумала Хелен. - Правила он знает хорошо: мы обмениваемся "посылками" только в конце встречи". Она взяла сумку, и они вышли из кафе.
- Извините, я забыл, о чем вы меня спрашивали, - вежливо произнес Альфред.
- Вы живете сейчас в родительском доме?
- Ах да... Иногда у них, иногда у себя. Когда хочу полностью расслабиться и побыть один - направляюсь к себе, а когда хочется встряски, веселья - еду к ним. Там живет моя младшая сестра - она чуть старше вас - с детьми, и я целый вечер провожу с ними, отдыхаю душой.
- Как я вам завидую! Я всю жизнь мечтала о сестренке.
- Но у вас ведь есть брат, Марта мне говорила.
- Да, есть. Но брат - это брат. С ним не посплетничаешь, как с сестренкой, не поделишься женскими секретами... Брат с детства меня поучает, опекает.
- Он старше вас?
- Да, он родился в конце войны. Отец воевал, попал в госпиталь. Там за ним ухаживала молоденькая медсестра, моя будущая мама. Они сразу же влюбились друг в друга и поженились. Отец на фронт не вернулся. У него были тяжелые ранения.
- Марта говорила, ваш отец умер.
- Да. Ранения дали о себе знать.
- Странно и необыкновенно устроена наша жизнь, - задумчиво произнес Альфред. - Наши отцы воевали друг против друга, а мы сообща делаем все, что в наших силах, чтобы война не повторилась.
- Она не должна повториться и не повторится. Во всяком случае, до тех пор, пока у США и НАТО будет существовать сильный противовес в лице моей страны. Они не осмелятся начать военные действия, зная, что у нас есть чем ответить.
- Во Вьетнаме, тем не менее, американцы войну начали.
- И бесславно ее закончили, - с ехидной улыбкой отметила Хелен. - Кроме того, это была для них не совсем война, а военная помощь дружественному южновьетнамскому режиму, который обратился к ним за поддержкой. Это чуть-чуть другое дело. А настоящую, нелокальную, войну они вряд ли решатся начать.
- Будем надеяться, что это так. Но в доме моего отца я часто слышу и от аргентинских, и от американских военных, что пора уничтожать "красных". Отец мой эту идею яростно поддерживает, - губы Альфреда скривились в недоброй усмешке.
- В нем все еще живет война и горечь поражения, - голос Хелен звучал так, словно она утешала агента. - Я правильно поняла, что ваш отец воевал на Восточном фронте? - после секундной паузы спросила она.
- Нет, он на фронте не был. Но тем не менее, вся его деятельность была направлена против Советского Союза. К сожалению, некоторые мои родственники  участвовали в военных действиях против вашей страны, а один из них даже погиб в России и похоронен где-то там.
- Один из моих ближайших родственников погиб в Германии. В самом конце войны. Так что мы квиты, - мрачно пошутила Хелен.
- Неплохо сказано, - одобрительно хохотнул Альфред, и впервые за всю встречу в глазах его Хелен увидела веселые искорки.
- Отличная погода сегодня, - решила перевести разговор на другую тему Хелен. - Так пахнет весной. Правда, здесь весенние запахи совсем не такие, как  в Европе.
- Это так. Вы в Монтевидео впервые?
- Да.
- А я здесь как дома. Бывал здесь много раз. С Мартой тоже, - спокойно произнес Альфред, в голосе его не слышалось никаких посторонних ноток. - Вы когда сюда прилетели?
- Позавчера. Причем половину первого дня проспала, учитывая разницу в часовых поясах.
- А когда улетаете?
- Завтра, в первой половине дня.
- О! Значит, вы практически ничего не успели - и уже не успеете - посмотреть в Монтевидео?
- Что поделаешь, - пожала Хелен плечами.
- Жаль-жаль. Город очень красивый, в нем много замечательных, красивых зданий, а вы, я знаю это от Марты, интересуетесь архитектурой и искусством разных народов... Знаете, в Уругвае сохранились антропоморфные и зооморфные камни, а также керамика от искусства индейцев чарруа. Любопытны с точки зрения архитектуры и строения, относящиеся к колониальному периоду. Хотя, на мой взгляд, некоторые городские здания с деталями барокко и классицизма выглядят здесь странно и даже забавно.
- А современная архитектура представляет какой-нибудь интерес? - полюбопытствовала Хелен.
- О да! Здесь работал в тридцатые годы известный архитектор Виламахо, он и положил начало современной архитектуре. В Монтевидео мне нравятся современные микрорайоны. Особенно Касавалье. Он, правда, проектировался и строился в шестидесятые годы, но выглядит очень современно. Очень жаль, что вы его не увидите... А может, - Альфред неожиданно остановился, удержав Хелен за руку. - Мы не очень нарушим все ваши... наши, - поправился он, - правила, если сейчас сядем в машину, и я покажу вам хоть небольшую частицу города?
-  На такси? - поинтересовалась Хелен.
- Нет, я здесь всегда пользуюсь представительской машиной компании.
Хелен сделала вид, что обдумывает его предложение, хотя сердце ее прыгнуло от радости: за время автомобильной прогулки она сможет окончательно убедиться - или разубедиться - в уже сложившемся мнении относительно душевного состояния Альфреда.
- Я согласна. Думаю, мы особого греха не совершим, если часа два покатаемся по городу. Тем более, что обстановка вокруг нас спокойная и не вызывает никаких подозрений.
- Тогда поворачиваем обратно, машина моя стоит на том конце улицы.

                ***

Они подошли к машине, Альфред открыл сначала дверцу для нее. Хелен повернулась  почти спиной к автомобилю, грациозно села на сиденье и только после этого, оторвав ноги от тротуара, медленно поставила их перед собой. Альфред аккуратно хлопнул дверцей и направился к водительскому месту.
"Садясь в автомобиль, - почему-то вырвался из памяти Хелен голос ее наставника, - не просовывай голову вперед, безобразно отставив назад нижнюю часть туловища, как это чаще всего делают у нас, а сначала опускай на сиденье эту самую часть". Хелен невольно улыбнулась, вспомнив, как болезненно она тогда отреагировала на грубоватые наставления учителя, резко заявив ему, что она никогда так некрасиво не садилась в машину, хотя именно так в то время и делала...
- Сейчас мы въезжаем в Старый город, - говорил Альфред. - Он примыкает к порту и построен в восемнадцатом - начале девятнадцатого веков. Здесь расположены типичные дома колониального периода с внутренними двориками... А в данную минуту мы движемся по центральной площади города - Пласа де ла Конститусьон.
- Мне нравится этот собор, - повернула голову направо Хелен. - И напрасно вы говорили, что барокко и классицизм выглядят здесь странно. На этом соборе они смотрятся довольно внушительно и вполне на месте.
- Я говорил не об этом соборе. Я имел в виду другие здания, - усмехнулся Альфред.
- А это что за строение? - махнула Хелен рукой в сторону громоздкого здания в стиле классицизма.
- Старая ратуша.
- Похожа на некоторые ратуши в Европе.
- Как же иначе! Европейцы привезли сюда свой стиль.
- Какие симпатичные виллы! - сказала Хелен, когда они покинули Старый город и двигались вдоль залива.
Окно машины было опущено, и Хелен наслаждалась соленым запахом морской воды и теплым весенним ветерком, бьющим ей в лицо и развевающим волосы. Она высунула голову в окно, устремив свой взор на роскошные дома с причудливой современной архитектурой и необыкновенную растительность, окружавшую их.
- Еще бы! - услышала она голос Альфреда и вернула голову обратно в салон. -  Это - курортное место. Все побережье в этом районе застроено домами только очень богатых людей. Здесь же расположены самые фешенебельные отели. Сюда приезжает много отдыхающих, ведь Монтевидео считается одним из лучших климатических курортов... Жаль, что вы уезжаете завтра и не сможете погулять в парке Родо, мимо которого мы сейчас проезжаем. Марта очень любила это место. Я вначале намеревался именно сюда вас привести после встречи в музее, но... сами понимаете... не хотелось будить воспоминания, - спокойным голосом произнес Альфред.
- Понимаю, - чуть слышно проговорила Хелен.
- Теперь мы уже едем по Новому Монтевидео, сложившемуся в девятнадцатом и двадцатом веках, - продолжал экскурсионные объяснения Альфред. - Здесь, как вы видите, более свободная планировка.
- О, здесь я была вчера! - воскликнула Хелен, внимательно глядя на уже знакомый ей квартал. - Эта улица называется Авенида Аграсьяда. А это эклектичное здание - парламент.
- Вы совершенно правы, - с улыбкой взглянул на нее Альфред. - Его чаще называют здесь Паласио Лехислативо. Кстати, недалеко отсюда есть улочка, где продают своеобразные кожаные и серебряные изделия гаучо. Так что если вы хотите увезти отсюда сувениры, типичные только для Уругвая, отправляйтесь завтра утром сюда.
- Пожалуй, я последую вашему совету, - откликнулась Хелен. - Утром у меня будет часа полтора до отъезда в аэропорт.
Альфред успел показать многоэтажное здание "Панамерикано", Республиканский университет, несколько театров и кинотеатров. Проехали они и по любимому Альфредом современному микрорайону, который тоже очень понравился Хелен. Возвратившись в центральную часть города, они посмотрели два  своеобразных памятника из бронзы: "Фургон" и "Дилижанс". Оба посвящены колонистам-переселенцам, и в них очень точно и ярко, как показалось Хелен, отображено настроение давних колониальных времен.
- К сожалению, за два часа, что вы мне отвели, я не смог показать вам все достойное для осмотра. Но с главными достопримечательностями я вас все-таки успел познакомить, - остановил Альфред машину на том месте, откуда они отправились на экскурсию по городу.
- Спасибо вам большое. Я искренне благодарна вам за чудесную прогулку.
- Вас отвезти в гостиницу? Или...
- Я думаю, что выйду здесь, - не дала ему договорить Хелен. - По-моему, мы только что проехали небольшое кафе. Я поужинаю, а потом уже пойду в гостиницу. И спать, спать, спать, - сладко зевнула она, прикрыв рот рукой.
- У вас действительно глаза сонные, - внимательно смотрел на нее Альфред и улыбался.
- Вы не умеете читать выражение глаз, - с легкой иронией проговорила Хелен. - В первую очередь они голодные, а потом уж сонные. Потому что если я не поем, то ни за что не усну.
- Меня тоже на пустой желудок сон не возьмет. А что если?.. - глаза Альфреда вдруг весело заискрились. - Что будет, если мы окончательно отбросим все наставления Майкла и поужинаем вместе в каком-нибудь тихом, укромном ресторанчике с хорошей кухней? Я сегодня должен был провести вечер в компании моего университетского товарища, но ему пришлось срочно уехать из города. Так что я сейчас совершенно свободен.
Альфред смотрел на нее испытующим взглядом. Она некоторое время колебалась. В принципе, для нее все было ясно, и она считала, что с задачей своей вполне справилась. Она не волновалась за Альфреда: ему не грозит никакой «надлом», как выразился шеф... А вдруг она ошибается? Вдруг она не смогла понять его до конца. В ресторане Альфред вынужден будет, несмотря на машину, немного выпить. Выпившие люди ведут себя по-другому, наружу всплывает то, что умело прячется в трезвом виде. "Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме", - не зря гласит мудрая народная пословица. Почему бы не пойти с ним в ресторан и не использовать этот шанс для завершающего аккорда? Тем более, что она получила "карт бланш" на все, что посчитает нужным для дела.
- А, была - не была! - резко тряхнув головой, задорно произнесла Хелен. - Нарушать - так нарушать! Только мне нужно... принять душ, переодеться.
- Давайте договоримся так, - весело произнес Альфред. - Я вас отвезу в вашу гостиницу, потом поеду в свою. А через час за вами вернусь. Идет?
- Вполне, - коротко бросила она.
Когда они остановились у ее гостиницы, Хелен взяла его пакет, вынула оттуда коробку из-под духов и положила в свою сумочку.
- Так нам будет удобнее, - объяснила она. - Если решили нарушать, то нужно быть последовательными и идти до конца.
Альфред забрал предназначенную для него сумку, и они громко рассмеялись заговорщицким смехом, чувствуя себя нашкодившими подростками, которые в нарушение всех правил, тайком от родителей, делают то, что им никогда не позволяли делать.
- Вам хватит часа, чтобы справиться с этим? - показала Хелен глазами на сумку Альфреда, выходя из машины.
- Хватит, - уверенно сказал он и отъехал от гостиницы.

                ***

В строгом, но элегантном платье светло-лилового цвета, в туфлях на высоком каблуке Хелен через час появилась в стеклянных дверях своей гостиницы. Альфред быстро вышел из машины и, одобрительно оглядев ее с головы до ног, предупредительно открыл перед ней дверцу.
- Вы просто очаровательны, - галантно произнес он.
- Спасибо, - вежливо улыбнулась Хелен в ответ.
Через пятнадцать минут они уже входили в ресторан. Не успели они появиться в дверях, как от стойки бара к ним быстро направился энергичный, улыбающийся мужчина средних лет с чуть заметной сединой на висках. «Мэтр-д-отель или хозяин? Держится очень уж уверенно, даже самоуверенно. Скорее, хозяин, владелец»,  - решила про себя Хелен и ответила светской улыбкой на  учтивый поклон хозяина в ее сторону. Тот обменялся с Альфредом  короткими фразами на испанском языке и жестом руки пригласил их в зал. Хелен бросила свой цепкий взгляд налево, направо, и ей понравилось это место. По бокам основного зала располагалось несколько кабинетов-кабинок, которые, видимо, при желании полностью закрывались. Посредине зала тоже стояло несколько столиков. Ресторан был почти полон, слышался негромкий говор, смешки.
Хозяин провел их в дальний кабинет и, положив перед каждым из них карту-меню, вежливо удалился. Хелен взяла меню, быстро просмотрела ничего не значащие для нее названия на испанском языке.
- Я полагаюсь на ваш выбор. Похоже, вы уже бывали здесь и знаете, что нужно заказать, - произнесла она, отодвигая в сторону карту.
- Да, я несколько раз ужинал здесь со своим другом, -  подтвердил ее догадку Альфред.
"Может быть, с подругой?" - вертелось на языке у Хелен, и она, скорее всего, произнесла бы этот язвительный вопросик, если бы они не говорили сегодня так много о Марте.
- Именно с другом, а не с подругой, - на лице Альфреда гуляла шельмовская улыбка.
- О! Вы умеете читать чужие мысли? - изогнула она свои брови в удивленной дуге.
- Этот ехидный, извините, вопрос был написан на вашем лице так явно, что только тупица его бы не прочитал. А я себя таковым не считаю, - небрежно прислонился он к стенке, продолжая шаловливо улыбаться.
"Черта с два ты бы этот вопрос прочитал, если бы я действительно захотела его скрыть!" - с ухмылкой подумала Хелен, а вслух произнесла с чарующей улыбкой:
- В этом я не сомневаюсь.
- В чем вы не сомневаетесь? В том, что я не тупица, или в том, что я слишком самонадеян, не причисляя себя к ним? - какие-то странные чертики запрыгали в его глазах, и он рассмеялся.
- И в том, и в другом, - присоединилась к его смеху Алена.
Разговор их прервал подошедший официант. Альфред сделал заказ, обратившись к ней за советом только один раз. Что она будет пить? - спросил он. Ответ ее был: вино. Когда официант отошел, Хелен сказала:
- Я думаю, мы зря пришли в ресторан, где вас знают. Могут передать вашему другу, что вы были здесь с дамой.
- Во-первых, здесь не принято сообщать кому бы то ни было и что бы то ни было о своих клиентах. А во-вторых, - глаза Альфреда сощурились в хитрой улыбке, - такие сведения мне не повредят. Скорее наоборот, они лишний раз подтвердят мою репутацию ловеласа и донжуана.
- У вас такая репутация? - притворно удивилась Хелен.
- Не притворяйтесь, - Альфред шутливо погрозил ей пальцем. - Марта ведь вам все рассказывала.
- Неужели? - еще большее притворство было написано на лице Хелен.
- Вполне возможно, что кое-какие детали и упускались, но в целом моя жена полностью пересказывала мне ваши с ней разговоры. Так что моя репутация вам хорошо известна, - Альфред выжидающе смотрел на Хелен.
В его взгляде было нечто такое, что заставило ее окончательно отбросить, как несостоятельные, все слухи и сплетни, которые доходили до Марты, и которыми она делилась с Хелен.
- Ваша супруга была очень простодушной и доверчивой женщиной. Я не раз ей говорила, что все дурные слухи не имеют ничего общего с тем, что существует на самом деле.
- Мне Марта пересказывала ваши слова, и я рад, что вы успокаивали ее.
- Ей трудно было понять, что все слухи шли от того, что вы просто умеете нравиться женщинам, - откровенно и чистосердечно, как товарищ товарищу, сказала Хелен.
- Я рад это слышать именно от вас, - удовлетворенно произнес Альфред.
Последовавшее за этим неловкое молчание было, к счастью, нарушено приходом официанта, который принес их заказ.

... Их беседа за ужином лилась сама собой. Они легко перепрыгивали с одной темы на другую, словно изучая друг друга и радуясь тому, что всплывающие темы интересуют их обоих. Их мнения во многом не совпадали, но это еще больше подогревало их желание открывать друг в друге новое и неизвестное. Осознание же того факта, что их объединяет общее дело и тайна, скрываемая даже от близких людей, крепко связывала их невидимой нитью, сближала их, даже роднила, позволяя им откровенно говорить о себе и своих родных. Если один из них вспоминал какой-нибудь эпизод из своей жизни, то другой сразу же рассказывал похожий случай из своей.
Альфред, с легкой, насмешливой иронией по отношению к самому себе, поведал о своей нежной привязанности к младшей сестренке и рассказал,  как он с детства заботился о ней и как ревновал ее, когда она выросла.
- Мой брат вел себя со мной точно так же! - с радостным изумлением в голосе заметила Хелен. - Однажды он перехватил адресованную мне записку от старшеклассника, в которой тот объяснялся мне в любви и приглашал на свидание. Брат так рассердился и так ругался!
- А как он поступил с незадачливым влюбленным? - поинтересовался Альфред.
- Пошел на свидание вместо меня и так отлупил бедного парня, что тот потом долго обходил меня стороной.
- Молодец! - воскликнул Альфред. - Я поступал точно так же.
Они взорвались смехом и долго не могли остановиться, глядя друг на друга понимающими глазами. 
Потом Альфред вспомнил, как его племянники любили подшучивать над ним, когда были совсем маленькими.
- Представляете, эти сорванцы однажды устроили мне "западню" из проволоки на садовой дорожке, по которой я любил прогуливаться. Я упал, сломал ногу, и мне пришлось некоторое время провести в гипсе.
- Похожая, но с меньшим ущербом для частей тела, произошла и со мной, - рассказывала со смехом Хелен. - Моя племянница надорвала мне ухо, пытаясь вырвать из него понравившуюся ей блестящую сережку.
- Она, вероятно, приняла сережку за новогоднюю елочную игрушку, - предположил Альфред.
- Похоже на это.
Все эти истории вызывали у них заразительный смех и ощущение полного взаимопонимания. Имена, города, улицы в этих рассказах не упоминались. Оба знали известную всем истину - "и стены имеют уши". Кроме того, им тоже совсем ни к чему было знать слишком конкретные детали друг о друге...

- Это был прекрасный вечер, - говорил Альфред, когда они уже почти в двенадцать часов подъехали к ее гостинице и остановились, по ее просьбе, в двадцати метрах от входа.
- Мне тоже наш ужин понравился, - согласилась с ним Хелен.
Альфред вышел из машины, обошел ее спереди, открыл дверцу для Хелен и подал ей руку. Она с удовольствием воспользовалась его галантной помощью.
- Я никогда не чувствовал себя таким раскованным, свободным и веселым. Когда бы то ни было и где бы то ни было, - сердечно держал он ее руку в своей.
- И я впервые за годы моих поездок чувствовала себя такой расслабленной, - доверительно произнесла Хелен.
- Мы провели славный вечер. Можно я вас поцелую на прощание? - чарующе улыбался Альфред.
"Почему бы и нет? - подумала Хелен. - Нет ничего страшного в том, если я разрешу ему невинный, дружеский поцелуй".
Она опустила глаза и кивнула.
Его руки ласково легли ей на плечи – и она вздрогнула от этого прикосновения, словно ее пронзило током. Их губы нежно притронулись друг к другу в почти воздушном поцелуе – и огненная искра, пробежавшая  между ними, обожгла губы Хелен, а все тело ее вспыхнуло так, словно она взошла на огромный костер. Она резко отстранилась от Альфреда и обескураженно на него посмотрела. Он, похоже, был обескуражен не меньше ее и выглядел совершенно сбитым с толку.
- Черт! Что это было? - изумленно посмотрел он на ее губы. - Разве такое возможно?
Альфред крепко сжал ее плечи в своих ладонях. Его глаза немигающе смотрели в ее глаза, губы двигались к ее рту. Хелен стояла в оцепенении, словно ток и искра, которые только что опалили ее тело, превратили его в неподвижную головешку. И только приоткрытые губы ее чуть подрагивали и тянулись вперед, готовясь вновь испытать огненную стихию.
Его руки опустились к ней на талию, и он привлек ее к себе бережно и нежно. Губы его слегка коснулись ее рта, и снова искра пробежала между ними. Он притронулся еще раз, потом еще и еще. И каждое следующее прикосновение его губ было настойчивее и жарче предыдущего. Наконец он полностью обвил ее рот своим, язык его проскользнул между ее губ, и она почувствовала, что голова ее кружится и она проваливается в какую-то дурманящую пустоту...
Выбравшись через несколько мгновений из этого сладкого забытья, Хелен обнаружила, что руки ее переплелись у него на шее, бедра послушно вжимаются в его чресла под сильными круговыми движениями его ладоней, а языки их страстно ласкают друг друга.
Ужас охватил ее, и она, разжав свои руки, резко оторвалась от всех частей его тела одновременно.
- Что вы делаете, Альфред? - надтреснутым голосом выдохнула она.
- Страстно целую красивую женщину, и она отвечает мне тем же, - в его  глазах бегали плутоватые чертенята.
- Я вам не просто краси..., - на полуслове в замешательстве остановилась Хелен.
- Да, не просто красивая, а очень красивая, - чертенята вовсю бесились в глазах Альфреда.
- Альфред, не забывайтесь, - полностью взяла себя в руки Хелен. - У нас деловая встреча, и она закончилась. До свидания, - с вежливой, но холодной улыбкой произнесла она и, отступив от него на шаг, протянула ему руку на прощание...

                2

- Я протянула ему руку и сказала: «до свидания». Он, как всегда, галантно поцеловал ее и произнес: «до скорой встречи». Я пошла в гостиницу. Альфред, наверно, тоже, - закончила свой устный отчет о встрече Алена.
По требованию ЭмЭн и Виктора Степановича, присутствовавших на отчете, она рассказала о встрече очень подробно, в мельчайших деталях, упустив, правда, такую маленькую детальку, как их поцелуи, и сильно сократив сцену прощания. Потому что Альфред не просто "галантно поцеловал" ее  руку, он принялся нежно целовать внутреннюю сторону ее ладони. Она пыталась освободить свою руку, но он тихо произнес наставляющим тоном:
"Нам не надо привлекать к себе внимания", - и скосил смеющиеся глаза в сторону приближавшейся к ним парочки.
Не обращая внимания на ее испепеляющие взгляды, он перешел от ладони к ее пальцам, целуя каждый по отдельности и приговаривая:
"Вы вернули меня к жизни. Мне никогда не было так хорошо".
Когда влюбленная парочка миновала их, она с трудом выдернула свою руку из его сильных, цепких пальцев и еще раз произнесла:
"До свидания".
На что он ответил:
"До скорой встречи".
Зная, что она свое задание выполнила, а значит, для встреч с Альфредом больше нет оснований, она иронично усмехнулась и промолвила с оттенком язвительности:
"Вы думаете, наша встреча состоится?"
"Я уверен, что мы обязательно встретимся. И думаю, встретимся раньше, чем вы можете предположить».
"Надеюсь, у вас хватит благоразумия не подстерегать меня утром у выхода из гостиницы?" - насмешливо посмотрела она на него.
"Не беспокойтесь. Об этом не может быть речи, потому что я улетаю рано утром. Завтра у меня рабочий день", - ослепительно улыбался Альфред.
"Слава богу!" - промолвила она, резко повернулась и, не оглядываясь, пошла в гостиницу...

Всего этого Алена, конечно, рассказывать начальству не стала. Как не поведала им и о чувствах, которые ее обуревали в тот момент и после. А чувствовала она себя обескураженной и ошеломленной, поскольку ни разу в жизни не испытывала от объятий мужчины такого сладкого головокружения и легкой потери сознания. Впрочем, нечто подобное произошло с ней во время первого поцелуя в семнадцать лет, когда на студенческой вечеринке в укромном уголке ее поцеловал красавец-старшекурсник, в которого были влюблены все студентки первого курса.
Алена не могла понять, почему на нее так подействовали ласки Альфреда, и списала это, в конце концов, на магическое воздействие вина и южноамериканского весеннего пьянящего воздуха. А найдя объяснение или убедив себя, что нашла его, она перестала анализировать чувственную сторону тех поцелуев, а все больше думала о них, как о факте, случившемся в ходе выполнения задания.
Она испытывала стыд за себя, за свое поведение, недостойное настоящей разведчицы. Агент оказался сильнее ее. Он подавил ее волю своей, вынудил делать то, чего ему хотелось, а не то, чего хотела она. Впрочем, чего на самом деле хотела она? Неужели тоже тех поцелуев?..
Вконец запутавшись в своих чувствах и ощущениях, Алена решила забыть о них и уж, во всяком случае, ни за что не упоминать о случившемся в отчете. В остальном же она была на отчете полностью откровенной, даже о дрожащих пальцах не забыла рассказать, хотя этот эпизод тоже показывал ее в не самом выгодном свете.

- Значит, вы уверены, что с Альфредом все в порядке и что он будет работать, как прежде? - спросил Виктор Степанович.
- Да, уверена. Думаю, он практически полностью раскрылся передо мной.
- Мне кажется, что не последнюю роль в этом сыграли ваши руки, - с ласковой, почти отеческой улыбкой произнес ЭмЭн. - Ваша сила оказалась в вашей слабости.
- Сначала мне было очень стыдно за эту слабость, - чистосердечно призналась Алена. - И перед собой, и перед Альфредом. Столько лет тренировки, думала я, и никакого результата - не могу полностью скрыть свои чувства. Но позже, обдумывая не только этот эпизод, но всю встречу и подготовку к ней, я себя успокоила: перед встречей я дала себе установку быть как можно более естественной. Я такой и была. Альфред ведь из тех людей, которые чувствуют фальшь на расстоянии.
- Получается, что вы запрограммировали свою маленькую слабость? - засмеялся ЭмЭн.
- Получается так, - довольно улыбнулась в ответ Алена.
- Ну что ж, нам остается только поздравить вас с успешным выполнением задания. Тем более что копии материалов, которые вы доставили, представляют для нас большую ценность.
После официального отчета последовал традиционный праздничный обед. Когда они перешли из гостиной в столовую, стол уже был накрыт. Стояла водка, вино, минеральная вода, закуски и салаты, искусно приготовленные Ниной Ивановной. Когда они немного выпили и закусили, хозяйка принесла свое фирменное блюдо - пельмени, которые она лепила по своему собственному рецепту.
Нина Ивановна всегда браковала бескостную, парную говядину, которую ей привозили, и сама покупала особые, только ей одной известные, куски говядины, свинины и баранины. Перемолов в определенной пропорции все три сорта мяса дважды, она добавляла в фарш очень много специй, в том числе черемшу. Где она ее брала, особенно зимой, оставалось для всех большим секретом. Впрочем, как и весь рецепт. Но таких пельменей никто, никогда и нигде не делал и не ел. Маленькие, аккуратные, они просто таяли во рту благодаря сочному, ароматному фаршу и нежнейшему, воздушному тесту.

                ***

Настроение за столом было приподнятое. Обсуждали последние события в стране и за рубежом, вспоминали и те, что происходили раньше. Оба мужчины были страстными спортивными болельщиками и потому много говорили о матче за шахматную корону между Карповым и Корчным, а также о недавнем визите в Москву Мохаммеда Али и его встрече с Брежневым.
- Мне кажется, - заметила в связи с этим Алена, - что Леониду Ильичу не следовало с ним встречаться. На мой взгляд, это выглядело несолидно. Глава супердержавы беседует с каким-то боксером, пусть и чемпионом мира.
- Я думаю, Леонид Ильич знает, что делает, - укоризненно посмотрел на нее Виктор Степанович. - К тому же, Мохаммед Али не только боксер, он - борец за мир.
- Леонид Ильич, конечно, знает, что нужно делать, однако,.. -  хотела было продолжить спор Алена, но, встретившись глазами с ЭмЭн, который смотрел на нее умоляющим взглядом, молниеносно решила переступить через свое "я" и плавно направить разговор в другое русло, - однако я думаю, что его помощники неправильно организовали встречу. Надо было пригласить побольше наших известных спортсменов. Среди них есть довольно много умных, незаурядных личностей. Я, кстати, недавно видела Третьяка на выставке в Манеже.
- На какой выставке? - сверхзаинтересованным тоном спросил ЭмЭн.
- На персональной выставке Ильи Глазунова.
- Вы были на этой выставке? - удивился ЭмЭн. - И не поделились со мной, как обычно, своими впечатлениями?
- Я была в Манеже как раз во время вашего отпуска. С трудом туда попала. Соседка помогла. Вы бы только видели, какая там очередь стояла каждый день. А вам удалось побывать на выставке?
Алена посмотрела на ЭмЭн, затем перевела свой взгляд на генерала и увидела не лицо, а холодную, непроницаемую маску.
- Я, к сожалению, живописью не увлекаюсь и потому в Манеж не ходил, - сухо сказал генерал.
- Я был на персональной выставке Глазунова лет десять назад, - произнес ЭмЭн, - ничего особенного там не увидел и потому не испытываю особого сожаления, что на эту выставку не попал.
- Неужели вам тогда ничего не понравилось? - поинтересовалась Алена.
- Только кое-что. Впечатлили картины, посвященные блокаде Ленинграда. Цикл "Город" тоже неплохой. Остальное оставило меня равнодушным. А вам понравились его работы?
- Не скажу, что я в большом восторге от них, но некоторые вещи мне очень понравились.
- Например? - с любопытством спросил ЭмЭн.
- Иллюстрации к Достоевскому, в частности. Долго я любовалась Настасьей Филипповной. Именно такой я ее представляла. Высокая, стройная, божественно красивая, но несчастливая женщина с печально-трагическими, прекрасными глазами. А еще поразила меня картина... Название забыла... Кажется, "Снежная маска". Красивое, холодное девичье лицо, на котором, как бездонные озера, синеют безмолвные, устремленные куда-то в вечность и в себя, глаза. Это загадочное, таинственное лицо до сих пор стоит перед моими глазами.
- Если вы оба считаете, что в работах Глазунова ничего особенного нет, то почему такой ажиотаж вокруг этой выставки? - включился, наконец, в их беседу Виктор Степанович.
- Думаю, это объясняется тем, что его творчество последних лет, - глубокомысленно отвечала Алена, - приобрело оттенок скандальной известности.
- Вы имеете в виду полотно "Мистерия ХХ века"? - спросил ЭмЭн. - На картине, насколько я слышал, Глазунов изобразил самых известных людей эпохи, включая таких одиозных фигур как Гитлер.
- Да, именно ее.
- Она, кстати, была выставлена в Манеже?
- Нет, что вы! Мне Анюта... Это моя соседка, она только что поступила в Строгановское училище, - объяснила Алена Виктору Степановичу. - Так вот,  Анюта мне сказала, что вроде какая-то важная комиссия пообещала дать разрешение на экспозицию этой картины, если вместо лица Солженицына на той стороне полотна, где изображены светлые исторические личности, будет написан портрет Брежнева. Глазунов не захотел этого сделать.
- А может, сам Леонид Ильич не изъявил желания быть в компании сомнительных личностей? -  улыбнулся Виктор Степанович приторно сладкой улыбкой. - Как вы думаете?
Улыбка эта Алену просто покоробила. Она назвала бы ее подобострастной, если бы здесь сидел сам Брежнев и эти льстивые слова говорились в его присутствии.
- Все может быть, - отделалась уклончивой фразой Алена и перевела разговор на другую тему.
  Разговор пошел дальше легко и непринужденно, но Алена чувствовала холодные волны, исходившие от генерала, и окончательно поняла, что ему крайне не понравились ее высказывания. В конце обеда, за чаем, когда  они вернулись к обсуждению результатов поездки Алены, снова встал вопрос, уверена ли она на сто процентов в своих выводах. Виктору Степановичу, должно быть, показалось, что она слишком самоуверенно себя чувствовала по этому и другим поводам, и потому он спросил:
- Есть ли у вас еще какие-нибудь веские основания так полагать, кроме тех наблюдений, о которых вы нам рассказывали?
- Да, есть.
- Интересно, какие?
- Я несколько раз поймала его взгляд, который он бросал на красивых женщин.
- И какой же это был взгляд? - с любопытством смотрел на нее Виктор Степанович.
- Взгляд мужчины, который не собирается долго носить траур по безвременно ушедшей молодой жене.
Алена произнесла эту фразу, не мучаясь угрызениями совести, что сказала, мягко говоря, неправду: ни на каких женщин Альфред не смотрел. Но разве она не женщина? И разве не таким взглядом смотрел он на нее, нежно целуя, один за другим, ее пальцы?
Услышав ее ироничную фразу, мужчины переглянулись и громко расхохотались.
- В таком случае, мы действительно можем быть спокойными за Альфреда, - все еще смеясь, сказал Виктор Степанович, и Алена поняла, что генерал сменил гнев на милость.
- Одна ваша последняя фраза стоит всего отчета о встрече, - добавил ЭмЭн, вставая из-за стола.
На этой веселой ноте неофициальная часть устного отчета Алены закончилась. Довольное начальство удалилось, а ей предстояло написать, как всегда, три письменных отчета.

                ***

Самым нудным был для нее финансовый отчет. Перед поездкой она получала определенную сумму денег в долларах. Деньги были поделены на две части. Первая половина была, так сказать, "НЗ" - неприкасаемым запасом. Алена не имела права брать из него ни цента. Эти деньги предназначались на случай непредвиденных обстоятельств: какая-нибудь страна, например, закрывает свои границы, а Алена находится там и не может выехать. Или самое худшее - война или крупный военный конфликт. В таком случае Алена какое-то время сможет жить на эти деньги. Кроме того, она имела возможность сообщить в Центр о своем местопребывании условным сигналом по двум адресам в нейтральных странах. Адреса эти, естественно, хранились только в ее памяти...
На вторую часть долларов Алена совершала свою поездку, после которой обязана была остаток вернуть, а за потраченные деньги отчитаться. Проблем о расходах во время второй половины путешествия - после перехода на новый паспорт - у нее никогда не было. Она старалась хранить все чеки, квитанции, билеты. А вот с первой половиной пути было труднее: вместе со старым именем и паспортом должны были исчезнуть и все малейшие детали, связанные с путешествием по этому документу.

Второй отчет касался непосредственно встречи с агентом. Он был сверхсекретным, его читали единицы. Это был, по сути, тот же отчет, который она делала в присутствии ЭмЭн и Виктора Степановича, но в письменном виде.

Интереснее всего ей было писать третий отчет. Он не касался самой встречи с агентом, но, тем не менее, это был самый подробный и потому самый обширный отчет. Его читали многие, в том числе и те, кто собирался отправиться в такую же поездку, как она. В этом отчете Алена должна была передать в точности маршрут следования, проживание в гостиницах, питание. Особое место в таких отчетах занимали моменты пересечения границ, точное описание всех паспортных и таможенных контролей. Где и как таможенники осматривают багаж, на что обращают особое внимание и на кого. И Алене, и другим было очевидно, что у нее, канадской студентки, могут багаж не смотреть вовсе, а вот у других посмотрят. У кого, в частности? У людей какой внешности, национальности и прочее? Все это должно было непременно оставаться в поле зрения Алены и фиксироваться в ее памяти - это тоже было ее задание на поездку.
Два раза за эти годы Алене пришлось писать четвертый отчет - чисто женский. В нем ей нужно было написать, как ведут себя женщины в кафе и в ресторане. Куда лучше не ходить вечером. Как вести себя, если к тебе "клеится" мужчина. И многие другие вещи, которые обязана знать любая женщина, выезжающая нелегально за рубеж.
Судя по тому, что ее только дважды просили написать такой отчет, а сама она читала лишь один, Алена сделала вывод, что в разведке женщин очень мало...

                ***

Отчеты свои Алена обычно писала в течение двух-трех недель, не покидая оперативную квартиру. На этот раз она справилась с заключительной стадией  задания только за три недели. И не успела она прийти в себя от этой нудной, и трудной в данном случае, писанины, как в середине ноября на ее рабочую квартиру в полдень неожиданно явился ЭмЭн. Не совсем, правда, неожиданно. Утром он ей позвонил и предупредил о своем визите. Но, тем не менее, визит этот очень удивил и озадачил Алену. Они встречались с ЭмЭн накануне, и шеф ни словом не обмолвился, что на следующий день собирался приехать к ней.
Когда ЭмЭн вошел в квартиру, у нее заканчивался урок. Таисия Александровна и ЭмЭн давно знали друг друга и в течение четверти часа с видимым удовольствием беседовали на немецком языке, позволяя Алене лишь изредка вставлять слово, другое.
После ухода преподавательницы ЭмЭн, усевшись в свое любимое кресло, сказал:
- Вам снова нужно готовиться к встрече с Альфредом.
- Когда будет встреча? - по-деловому осведомилась Алена.
- В конце декабря.
- Почему так быстро? - Алена постаралась изобразить  на своем лице удивление. - Наши встречи с Мартой, в том числе и последняя встреча с Альфредом, проходили раз в четыре месяца. И только однажды - через три с половиной.
"И думаю, встретимся раньше, чем вы можете предположить", - прозвучали в голове Алены сказанные полтора месяца назад слова Альфреда.
- Он едет на рождественские праздники к родственникам в Германию и хочет воспользоваться случаем, чтобы передать появившиеся важные сведения, - объяснил приезд агента в Европу ЭмЭн.
- Понятно, - сказала Алена.
"Почему еду именно я?" - вертелся вопрос на языке у Алены, но она благоразумно молчала.
- Встреча будет в Германии? - выждав несколько секунд, поинтересовалась Алена.
- Да, в Мюнхене. Вы не хотите узнать, почему едете именно вы?
"Хочу, очень хочу, но не спрошу", - думала она и, пожав плечами, произнесла с непроницаемой улыбкой:
- Срабатывает многолетняя тренировка и выработанная привычка не задавать лишних вопросов. И не вы ли меня этому учили?
- Вас это не удивляет?
Алена спокойно выдержала его пытливый взгляд.
- Меня уже ничего не удивляет. Командованию виднее, кого, когда и куда посылать.
- Командование в данном случае решения не принимало. Оно просто выполняет просьбу ценного агента.
- Альфред сам попросил о том, чтобы на встречу прибыла именно я? - живо спросила Алена и подумала, не переиграла ли она, не слишком ли она "удивилась" просьбе Альфреда.
- Да, именно он.
- Стра-а-н-но, - протянула она с задумчивым видом.
"Ничего странного, - думала она про себя. - Он уже тогда, в Монтевидео, решил, что встретится со мной для того, чтобы"...
В памяти Алены вновь всплыл тот страстный поцелуй, который ей с большим трудом почти удалось выбросить из головы, и по телу ее мгновенно прокатилась жаркая волна.
"К черту этот жар! К черту эти воспоминания!"
- Хотя, с другой стороны, может, в этом ничего странного нет, - стараясь звучать как можно естественнее, сказала Алена. -  Наверно, хочет вспомнить о Марте, поговорить со мной о ней. Он ведь знает, как мы были с ней дружны.
- Возможно, что и так. А возможен и другой вариант: вы приглянулись ему, - произнес ЭмЭн весело и игриво, что удивило и слегка раздосадовало Алену: это было так непохоже на ЭмЭн, игривость ему совсем не шла.
- Этого не может быть, - не терпящим возражения тоном выпалила Алена.
- Почему? Вы - красивая девушка. Вы женственны, у вас роскошная фигура. Кроме того, вы очень коммуникабельны, приятны в общении. В вас мужчины просто обязаны влюбляться, - улыбка ЭмЭн была все такой же озорной и веселой.
- Но не в нашем случае. У нас ведь дело и...
- Мужчины в таких случаях часто бывают не так рассудительны, как женщины, - перебил ее ЭмЭн.
- Мы с Альфредом - друзья, товарищи по общему делу. Мы хорошо понимаем друг друга, и, я думаю, наши отношения будут таковыми и впредь. Если эти встречи, конечно, будут продолжаться, - твердо сказала, как отрезала, Алена, давая понять, что по этому поводу других мнений и намеков она слушать не желает.
Но буквально через несколько секунд она добавила уже более спокойным и примирительным тоном:
- Может, вы правы, Михаил Николаевич? Давайте доложим об этих подозрениях командованию и отменим мою встречу с Альфредом.

Наберусь сейчас мужества и скажу, что вы правы, что Альфред действительно не из-за Марты хочет меня  видеть... Расскажу вам хоть частицу того, что произошло между нами, и избавлюсь от угрызений совести... Но вашей естественной реакцией будет удивление: почему я не рассказала об этом сразу. А что я могу вам ответить, если сама не знаю, почему. Стыдно было, что ли? Боялась, что обвинят меня в слабости? Или скажут, что я сама дала повод для такого поведения Альфреда? И у Командования возникнут сомнения относительно моей способности работать за рубежом?.. Впрочем, я ведь думала, что мне не придется больше ехать на встречу с Альфредом, и мучающая меня проблема отпадет сама собой... Теперь же мне не стоит производить лишних телодвижений, лучше оставить все как есть, и постараться исправить ситуацию при встрече с Альфредом.

- С такими пустяками лучше к Командованию не обращаться. В конце концов, не важно, почему Альфред захотел встретиться с вами, - сменил свою легкую игривость на деловой тон ЭмЭн. - Важно то, что встреча состоится двадцать третьего декабря. Выезжаете вы за десять дней или за две недели до этого дня - в зависимости от выбранного вами маршрута. А значит, для подготовки у вас времени опять в обрез. Я уже привез вам некоторые материалы, над которыми вы начнете работать прямо сегодня.
ЭмЭн стал доставать из портфеля справочники, расписания, схемы...

                3

Они подходили к Дому художников на Ленбахплятц одновременно. Издалека увидев его широкую, радостную улыбку, Хелен не смогла удержаться и, нарушая все и вся, тоже улыбалась.
- Добрый день! Я безумно рад этой встрече, - произнес Алекс.
Взяв протянутую Хелен для приветствия руку, он прижал ее к груди, затем наклонился и чуть притронулся к ее щеке губами. Так, как обычно здороваются близкие друзья на улице.
Готовясь к этой встрече, Хелен твердо решила не позволять Альфреду делать и говорить то, что выходило за рамки деловых отношений. Никакой игривости, никаких намеков на то, что произошло в Монтевидео в порыве непонятного притяжения друг к другу. И эти предательские мурашки, которые пробежали по ее телу от совсем невинного поцелуя, мгновенно вернули ее к принятому решению. Они убрали веселую, расслабленную улыбку с лица, заставили ее собраться, чтобы взять контроль над ситуацией в свои руки.
- Здравствуйте, - вежливо отстранилась от него Хелен. - Мы нарушаем инструкции. Это должна была быть только опознавательная встреча, - со сдержанной улыбкой произнесла она, направляясь в сторону Карлспляц.
- По-моему, нарушать правила вошло в наши правила. О! Какой словесный каламбур получился, - рассмеялся Альфред. - Мы создаем новые правила и инструкции, по которым будут встречаться после нас.
- И тем не менее, Альфред, давайте все-таки вести себя так, как положено на деловых встречах, - чуть дернув плечом, Хелен попыталась освободиться от его руки, которой Альфред секундой раньше обхватил ее за плечи.
- Разве тебе неприятны мои прикосновения? - левая рука Альфреда по-прежнему ласково сжимала ее плечо.
Хелен остановилась и медленно повернулась к нему лицом.
- Разве мы перешли на "ты"?
Улыбка окончательно сошла с ее лица. Ей совсем не понравилось, что Альфред ведет себя с ней запанибрата, или как с... Впрочем, ей лучше не думать о том, кого Альфред в данную минуту видит перед собой. Он должен видеть в ней только коллегу или, в крайнем случае, товарища и друга, -  твердо решила Хелен.
- Давно, - словно не замечая ее серьезного взгляда, с беззаботной улыбкой отвечал Альфред.
- С каких же пор? - сердито сощурила она глаза.
- С той самой минуты, как наши губы сомкнулись в страстном поцелуе, и я ощутил в своем рту сладкий вкус твоего языка, - его глаза немигающим взглядом смотрели на ее губы, и, казалось, он вот-вот вонзится в них зубами.
- Этого не было! - с возмущением воскликнула она, понимая, что отрицание очевидного звучит по-детски.
- Было, - с улыбкой произнес он, продолжая жадно смотреть на ее губы.
- Альфред, я вас очень прошу. У нас деловая встреча, а не любовное свидание, и...
- А жаль, - не дал ей договорить Альфред, - я бы предпочел последнее.
- В таком случае, я сейчас возьму вашу сумку, вам отдам свою, мы быстро разойдемся, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы на встречу с вами больше не явиться.
- Неужели у тебя хватит сил, чтобы забрать у меня сумку? - на губах его отпечаталась шельмовская, но весьма соблазнительная улыбка.
- Неужели вы будете привлекать к нам внимание окружающих, сопротивляясь мне? - вопросом на вопрос ответила Хелен.
Тон ее был как нельзя более серьезен, и Альфред, похоже, наконец, понял это.
- Хорошо, буду вести себя примерно. Только не злись, пожалуйста.
- Не злитесь, - твердо поправила его Хелен.
- Хорошо! Не злитесь, пожалуйста, - серьезным тоном проговорил Альфред, но глаза его улыбались.
- Тогда давайте немного прогуляемся и побеседуем, - повернула Хелен на Нойхаузер штрассе.
- Не буду спорить, - послушно пробормотал Альфред и снова обнял ее за плечи.
- Опять?
Она резко дернула плечами, и его рука упала.
- Да, опять. Это нужно для дела, - заговорщицки прошептал он.
- Для какого дела?
- Представь себе...
- Представьте себе, - перебила его Хелен.
- Представьте себе, - эхом отозвался он, - что за нами идет наблюдение, слежка.
- Вы что, не проверились, идя на встречу со мной? - резко остановилась Хелен.
- Проверился, все в порядке, - одарил он ее своей неотразимой улыбкой. - Но если кто-то вдруг, случайно, наблюдает за нами, то что он думает?
- Что он думает? - раздраженно спросила Хелен, продолжая двигаться по намеченному заранее маршруту.
- Встретились мужчина и женщина, были очень рады этой встрече, обменялись дружеским поцелуем и...
- Не обменялись, - обрезала его Хелен. - Это вы...
- Хорошо-хорошо, - согласился Альфред. - Мужчина нежно поцеловал подругу, она не возражала. Он хочет ее чуть-чуть обнять, а она сопротивляется. И думает этот наблюдатель: что-то тут не так, для чего они, интересно, встретились? - плутоватая улыбка гуляла по губам Альфреда.
- Не говорите глупостей, - строго произнесла Хелен, уже закипая от негодования: он посмел подначивать ее.
- Рядом с тобой я действительно глупею и превращаюсь в юнца, - улыбка сошла с его губ. - И мне это, представь, тоже не нравится.
- Надеюсь, глупости на этом закончились, - губы Хелен растянулись в искусственной улыбке.
- Я тоже на это надеюсь, - в его напряженном голосе слышалось сомнение. - Возьмите меня хотя бы под руку, так наша прогулка будет выглядеть более естественно. А кроме того, если вы не будете держаться за меня, вас просто собьют с ног в этой толчее.
- Не собьют, - довольно уверенно произнесла Хелен, хотя подумала, что в словах Альфреда была доля правды.
Переходящая в Кауфингер штрассе, улица Нойхаузер штрассе была в этот предрождественский день полна народу. Те, кто не успел купить подарки заранее, торопились сейчас в сверкающие рождественскими витринами магазины, другие с пакетами и свертками выходили из них. В этой нервной суматохе и толчее кто-нибудь обязательно сталкивался то с Хелен, то с Альфредом, разъединяя их.
- Впрочем, вы правы, - примирительно произнесла Хелен и взяла Альфреда под руку. - Вы когда прилетели в Германию?
- Вчера.
- Значит, в Гамбург поедете уже после нашей встречи?
- Естественно. Меня уже ждет кузен. Племянники тоже знают, что я сегодня вечером буду у них.
- А?..
- Родители Марты также звали меня в гости, и я увижу их завтра, - Альфред мгновенно догадался, о чем намеревалась спросить его Хелен.
- Они не?..
- Они не винят меня в ее смерти, - снова предупредил ее вопрос Альфред.
Хелен бросила на него изумленный взгляд через плечо.
- Вот видишь, как я чувствую тебя, - ласково улыбнулся Альфред, погладив своей правой рукой ее пальцы, лежавшие в изгибе его локтя. - Я, откровенно говоря, сам удивлен и обеспокоен этим не меньше, чем ты... вы. Так что не смотри на меня таким встревоженным, испуганным взглядом. Ты... вы когда приехали в Мюнхен? - спросил он секундой позже.
- Два дня назад.
- Вы раньше здесь бывали?
- Да, один раз. Но тогда я была здесь проездом, всего один день и не успела ничего посмотреть. В этот раз мне удалось погулять по городу и кое-что увидеть. Мюнхен мне очень понравился. Красивый, ухоженный, аккуратный. Впрочем, как все немецкие города. Здесь есть хорошие музеи, ошеломляет своей красотой здание Национального театра. И знаете, мне очень понравился весь ансамбль на Мариен плятц. Вон там, впереди. Мы как раз приближаемся к этой площади. Вы уже видели ее?
- Да, несколько лет назад мы гуляли здесь с ... Мартой... Что вы еще видели в баварской столице?
- Вам не нравится Мюнхен? - спросила Хелен, услышав иронию в последних словах Альфреда.
- Мне Мюнхен очень нравится. Но меня смешит, что баварцы называют этот город столицей. Гордо так называют, как будто это какой-нибудь Париж или Вашингтон.
- Но для баварцев Мюнхен действительно столица, - возразила Хелен.
- Настоящей столицей может быть только центр независимого государства, а не какой-то провинции. Когда люди пытаются придать непомерную значимость чему-то маленькому и незначительному, меня это смешит, забавляет и даже иногда раздражает. В такой же степени смешным кажется мне поведение мужчины маленького роста, который из всех сил пыжится, чтобы возвеличить себя. Кто-то из умных людей правильно назвал такой феномен "комплексом маленького народа". Впрочем, это неважно... Мы остановились на... на моем вопросе относительно ваших впечатлений о Мюнхене и его достопримечательностях. Что еще вы здесь видели?
- Вчера была в Олимпийском парке, смотрела сверху на Олимпийский стадион. И знаете, почему-то вспомнились не мировые рекорды, установленные на Олимпиаде семьдесят второго года, не увлекательные забеги, игры и сложнейшие гимнастические упражнения, а трагедия, которая здесь тогда разыгралась, - сказала Хелен, сворачивая на Динерштрассе.
- Ты имеешь в виду захват заложников палестинскими террористами?
- Да, именно это. Трагическая была история.
- Терроризм нужно выжигать каленым железом и никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не идти террористам на уступки.
Сталь звучала в голосе Альфреда, и, повернув к нему голову, Хелен увидела ожесточенность на его лице.
- Но иногда, когда речь идет о спасении жизни,.. - начала она неуверенным тоном.
- Любые уступки, - не дал ей договорить Альфред, - ради спасения одной, двух, даже десяти жизней приведут впоследствии к гибели сотен, тысяч людей...

                ***

- У вас есть какое-нибудь устное сообщение для Майкла? - после небольшой паузы перевела Хелен разговор на нужную тему.
- Да. И не просто сообщение. Я бы хотел переговорить с вами о важном деле, - повернулся к ней лицом Альфред и серьезно посмотрел в ее глаза.
- Хорошо. Слушаю вас.
Хелен уверенно свернула еще на одну торговую, но менее многолюдную улицу - Максимилиан штрассе. Здесь магазины были довольно дорогие, и не каждый мог позволить себе покупать в них рождественские подарки.
- Я бы хотел получить согласие Центра на вербовку одного из моих "источников".
- Кто он?
- В моих донесениях Центру он фигурирует под именем "Джек". Мы очень давно знакомы с ним. Он - неплохой парень, но ... В нем как раз сильно развит тот самый "комплекс маленького народа" из-за небольшого роста. За бутылкой виски, - Альфред коротко хохотнул, - он любит набивать себе цену и постоянно бахвалится своим положением в штабе ВМС США. Я не уверен, в курсе ли вы о содержании моих донесений, связанных с «Джеком», но мне кажется, вы должны знать, что этот ценный «источник» постоянно выбалтывает разные секретные сведения. Вплоть до того, что однажды объяснил мне, как американский военно-морской флот намерен атаковать Советский Союз, если начнется война между сверхдержавами. О боевых заданиях и секретных приказах авианосцам и боевым соединениям я уж не говорю: эти сведения могут сыпаться из него, как из рога изобилия. А недавно мне стало известно, что он имеет доступ к шифровальным системам. Может получить технические характеристики шифровальных машин вместе с шифровальными таблицами к ним. А еще коды, необходимые для запуска американских ядерных ракет. Он может получить данные о точном расположении сверхчувствительных подводных микрофонов, используемых США для слежения за советскими подводными лодками.
Внимательно выслушав ценнейшее сообщение Альфреда, Хелен несколько секунд молчала. Она вспомнила своего наставника, который не раз говорил ей, что обычный клерк в министерстве может быть для них ценнее министра. А еще ее «ведущий» учил, что ценность агента часто зависит не от того места, где он работает и к каким документам имеет доступ сам, а от того, с какими людьми он общается и какие сведения он может от них получить.
А выйти на таких людей и узнать, какими секретами они обладают, не так-то просто. "Если секреты слишком легко плывут в руки, - говаривал ее наставник, - то нужно подумать дважды, трижды, прежде чем клюнуть на них. Наживка может быть отравлена".
- Эти сведения действительно представляют большой интерес, - медленно проговорила Хелен. - Но как вы узнали, что «Джек» имеет доступ к таким важным секретам? От  кого?
- Лично от него.
- Странно, - с озабоченностью произнесла Хелен. - Зачем он вам об этом сказал?
- Он хочет продать эту и, насколько я понял, другую, не менее важную информацию.
- Он сам вам об этом сказал? - Хелен на секунду приостановилась и с тревогой посмотрела на Альфреда.
Тот, крепко прижав локтем ее руку к своему боку, продолжал идти вперед.
- Не волнуйтесь. Весь разговор был очень естественным. Видишь ли, мы с Джекобом – это его настоящее имя - знакомы со студенческих лет. Я ведь получал свое университетское образование в США. Мы с ним учились в разных учебных заведениях, но по воле случая сошлись и подружились. Встречаемся до сих пор. Раньше мы виделись не слишком часто: только тогда, когда он бывал по делам службы в Аргентине или я бывал по делам своей компании в США. А сейчас у него в Буэнос-Айресе любовница. Очень впечатляющая женщина, победительница какого-то конкурса красоты. Он от нее без ума, а офицерского жалования на такую красотку явно не хватает. Вот и возникла в его умной голове мысль о продаже секретных документов.
- Как такая мысль возникла в голове морского офицера? Каким образом? Что-то или кто-то подтолкнул его к этой мысли. Но кто? Все это выглядит странно и тревожно. И почему он поведал об этом именно вам?
- Насколько я понял из его невнятного, уже пьяного, разговора, он прочитал какую-то статью, где говорилось о предателе и где упоминались большие суммы денег за проданную информацию. Эти суммы его просто выбили из колеи. Джекоб, под впечатлением огромных цифр, вроде как советовался со мной, как со своим старым другом, не поступить ли и ему так же, как тот газетный шпион.
- Надеюсь, вы не сказали ему, что готовы помочь найти клиента? - смесь тревоги и насмешливой снисходительности звучали в голосе Хелен.
- За кого ты меня принимаешь! Судя по твоему возрасту, я более опытен в этих делах, чем ты, - с обидой произнес Альфред, но тот час же сменил тон: -  Прости, ради бога, прости меня. Я действительно в твоем присутствии глупею и теряю контроль над собой.
Несколько секунд они шли молча. Затянувшуюся неловкую паузу прервал Альфред:
- Мне иногда кажется, что ты как будто хочешь поставить меня на место, - отрывисто говорил Альфред. – Я же желаю равноправных отношений, хочу говорить и действовать с тобой на-равных. И кроме того, у меня на самом деле длительный практический опыт. Но в то же время я прекрасно понимаю, что у тебя отличная подготовка и в твоей памяти хранится опыт не одного человека, а многих разведчиков и агентов... Ты... вы не обиделись на меня? - смягчил он свой тон и заглянул ей в лицо.
- Нет, - спокойно ответила Хелен, отводя от него свой взгляд. - Я полагаю, что мы - друзья, а между друзьями иногда случаются стычки.
- Я искренне рад, что вы именно с такой стороны посмотрели на мою неудачную самозащиту. А что касается Джекоба, то я не просто не предложил ему никакой помощи в его поисках покупателя секретных материалов, я попытался убедить его в опасности его намерений.
- Отличный ход! - одобрительно воскликнула Хелен.
- И, по-моему, результативный. Для нас, я имею в виду. Потому что напугать мне его не очень удалось, - хитро улыбнулся Альфред. - Я ему говорил о патриотизме, он мне в ответ: моя Рафаэла дороже мне всех Америк вместе взятых. Я ему - об опасностях, он мне: ради нового бриллианта на лебединой шейке моей Рафаэлы я готов плевать на все опасности. Я ему - о тюрьме, он мне: ночь в постели с Рафаэлой стоит десяти лет тюрьмы.
- Когда состоялась эта беседа? - поинтересовалась Хелен.
- Две недели назад.
- Ваш приятель к этой теме во время ужина еще раз  возвращался?
- Нет.
- Вы не виделись с ним после того разговора?
- Виделись. На следующий день.
- И?
- Он чувствовал себя сначала неловко. Все вопросительно заглядывал в мои глаза, словно спрашивал, что я помню из того разговора и, главное, не будет ли для него каких-либо неприятных последствий. Я сделал вид, что просто не придал значения пьяной болтовне. Он успокоился, но в конце нашей встречи опять говорил о Рафаэле и о какой-то сногсшибательной шубе, которая ей нужна. О деньгах говорил, о секретах - нет.
Несколько секунд Хелен молчала, раздумывая над словами Альфреда. Потом медленно продолжила разговор:
- Вы уверены, что «Джек» - давайте будем называть его все-таки этим именем - не подослан к вам? Вы твердо уверены, что он просто разоткровенничался с вами в пьяном виде?
- Абсолютно уверен.
- Без всяких сомнений?
- Да, - твердо произнес Альфред.
- Хорошо. Вы знакомы с «Джеком» давно, и вам лучше знать, что он из себя представляет. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Без согласия Центра не предпринимайте никаких шагов по его привлечению к сотрудничеству с нами.
- Я не собирался и не собираюсь этого делать, потому и рассказал вам все так подробно, чтобы вы передали наш разговор в Центр, и там приняли решение.
- Понятно.
- Я хотел бы, чтобы Центр с решением не тянул. Почему-то я уверен, что  «Джек» не откажется теперь от своей идеи и будет искать какие-то варианты. Жаль будет, если он предпримет ложные шаги и попадется в руки ФБР. Жаль для него, и обидно для нас.
- Я все передам. Центр досконально проанализирует ситуацию и даст вам свои инструкции.
- Я буду их ждать.
- Скажите, если Центр даст согласие на вербовку «Джека», вы предполагаете раскрыться перед ним? Вы объявите ему, что работаете на Советский Союз? - спросила Хелен.   
- Я уже думал об этом. Поначалу я ему просто скажу, что знаю человека, который может связать его с нужными людьми из Советского Союза. Но потом, я полагаю,  мне придется раскрыться перед ним. Почему-то мне кажется, что для получения нужных материалов от него на встречи с ним должен выходить именно я, а не кто-то из ваших людей. Так будет для нас надежнее, я считаю.
- Мне не нравится такая идея.
- Почему?
- Американцы так ненавидят все, что связано с понятием "коммунизм", что даже если «Джек» начнет работать на нас, то в любой момент эта ненависть может дать о себе знать. И он выдаст вас. А кроме того, само слово "Советы" его может напугать до смерти. Он наверняка знает о Розенфельдах, приговоренных к смертной казни за шпионаж в пользу Советского Союза.
- Если у «Джека» возникла мысль о продаже военных секретов, то я не сомневаюсь, что он отдает себе отчет, кому можно их продать. Он прекрасно знает, что никакой другой стране, кроме Советского Союза, эти секреты не нужны. Разве только Кубе, ГДР или Болгарии... Так ведь это почти одно и то же. Так что Джекоб…
- Мы же договорились, что настоящее имя не произносим, - мягко прервала Хелен Альфреда и вдруг остановилась, пораженная какой-то мыслью. – Погодите-погодите… Джекоб… Джекоб… Мне кажется, что это имя обычно дают… Скажите, Джек какой национальности?
- Он американец. Вы же это поняли из моего рассказа, -  удивленно посмотрел Альфред на Хелен.
- Я имею в виду не гражданство. Что вы знаете о его предках? Откуда они приехали в США? Какова их национальность? Или этого ни вам, ни «Джеку» не  известно?
- «Джек» - еврей, - равнодушно пожал плечами Альфред. - Но какое отношение его происхождение имеет к нашему делу? Разве национальность что-то может изменить в вопросе его вербовки?
- В данном случае, больше, чем вы можете себе представить, - с довольной и хитрой улыбкой произнесла Хелен.
- В данном случае я вообще ничего не могу себе представить, - засмеялся Альфред. 
- Вы слышали о Моссад? - многозначительно посмотрела на Альфреда Хелен.
- Слышал. Полагаю, об израильской разведке все знают, - недоуменно смотрел Альфред на нее.
- А что вы можете интересного сказать о Моссад? - с лукавой улыбкой спросила Хелен.
- Это очень сильная разведка. Ее сотрудники – профессионалы высочайшего класса. Они отлично ведут разведывательную и агентурную деятельность в арабских странах. Против соцлагеря они тоже, я думаю, успешно работают, - добавил Альфред неуверенным тоном.
       - Можете еще что-нибудь сказать о Моссад?
       - Под этим «что-нибудь» ты что имеешь в виду? Перечисление отдельных фактов…или, может быть, характеристику конкретных операций?  Так такие вещи не очень-то известны широкой публике, - весело засмеялся Альфред.
        - Нет, что-нибудь еще из общей характеристики этой организации.
        - Ну, я не знаю, - замялся Альфред. – Пожалуй, основное я сказал.
        - Вы не выдержали мой маленький экзамен, - шутливо произнесла Хелен. - Ставлю вам двойку. Нет, пожалуй, можно поставить тройку с плюсом.
- Соглашусь с поставленной вами оценкой, если узнаю правильный ответ, - с удовольствием поддержал ее шутливый тон Альфред.
- Моссад успешно работает не только против палестинцев, Советского Союза, других социалистических стран, но и против западных стран. Хотя Израиль и США являются верными союзниками и друзьями, а США всегда поддерживали Израиль во всех его войнах с арабами, Моссад ведет против американцев интенсивную разведку.
- Да-да, вы правы. Мне как-то попалась статья по этому поводу. Но при чем здесь этот факт? Или... вы хотите сказать, что это можно как-то использовать в случае с «Джеком»? – вопросительно смотрел Альфред на Хелен.
- Вот именно, - подтвердила она. - Думаю, что «Джек», ради денег, сделает все для Земли обетованной. Вы невзначай покажете или перескажете ему несколько статей из прессы о работе Моссад против США и... Впрочем, это уже совсем другой вопрос. Если Центр примет решение о вашей работе с «Джеком», то вам будут даны все инструкции по его вербовке.
- Интересная получается ситуация, - медленно проговорил Альфред. - В таком случае я заранее, в ожидании ответа из Центра, в какой-нибудь беседе мимоходом упомяну о своем происхождении.
- Что вы имеете в виду?
- То, что я почти еврей. Ну, не еврей, но во мне течет еврейская кровь. Интересно... пятая, шестая или десятая часть всей крови? - рассмеялся Альфред. - Можно подсчитать эту долю, если знать, что еврейкой была моя прабабушка?

                ***

Так вот почему ты так не похож на немца! Вот откуда у тебя эти черные, чуть вьющиеся волосы и агатовые, бархатно-печальные глаза. Даже когда ты смеешься, в глазах твоих проглядывает печаль и боль. Боль, накопленная еврейским народом за столетия унижений, преследований и гонений из-за распятия Христа. Пятно ответственности за распятие сына Божьего лежало на всех евреях, и это пятно причиняло им громадную боль. Ваша вековая общая боль и печаль, словно расколовшись на многомиллионные мелкие частички, с генами передается из поколения в поколение и отражается в глазах каждого, даже самого преуспевающего и счастливого, еврея. И эта боль в еврейских глазах еще долго никуда не уйдет, несмотря на то, что никто нынче евреев не преследует, что у них есть свое собственное государство, а в других странах они достигли высочайшего положения.


- Как же ваша мама?..
- Как выжила в то ужасное время? - не дал Хелен договорить Альфред.
- И как ваш отец?..
- Как мой отец, будучи убежденным сторонником фюрера, а значит, антисемитом, женился на моей матери? - опять прервал ее вопрос Альфред, и на этот раз они оба дружно рассмеялись.
- Именно об этом я и хотела спросить.
- Отец даже не догадывался об этом. Видите ли, моя мама, как, впрочем, и бабушка, совсем не похожи на евреек. В их внешности нет ничего от еврейской национальности. Обе - блондинки, с голубыми глазами. Гены моего прадедушки оказались, видимо, сильнее. А он был истинным немцем, с внешностью "чистопородного арийца", - с ироничной усмешкой произнес Альфред.
- Почему же такой "чистопородный ариец" женился на еврейке? –  поинтересовалась Хелен.
- Она была писаной красавицей, - коротко ответил Альфред.


Многое от той красавицы досталось и тебе. Если бы не твоя прародительница, от которой ты унаследовал некоторые черты своей внешности, то вряд ли твой взгляд был бы таким завораживающе чарующим и вряд ли ты смог чувствовать себя так самоуверенно и нагло, особенно со мной, с твоей коллегой.


- Ваша мама тоже красивая женщина?
- Да. Судя по фотографиям, она была очень интересной женщиной. И сохранила свою привлекательность до сих пор. Отец ее и теперь иногда ревнует.
- А когда он, кстати, узнал "радостную", так сказать, деталь из истории семьи вашей матери?
- Когда уже было поздно что-либо менять. Он узнал об этом, когда родился я. Хотя нет... не сразу после моего рождения. Вначале у меня, говорят, были очень светлые волосы. А глаза... Что ж, у отца они тоже не голубые, не серые и не зеленые, а карие... светло-карие. Но когда мне исполнилось несколько месяцев и цвет моих волос приблизился к тому, что вы видите сейчас, отец устроил матери сцену ревности. Он, сами понимаете, предположил худшее. Матери пришлось поведать свою тайну. Она мне не так давно рассказала, что даже тогда боялась признаваться отцу в своем неарийском происхождении и готова была соврать, что изменила ему. Но от этого шага ее уберег страх за мое будущее. Вот... Теперь вы обо мне знаете то, чего не знает даже Майкл.
- Да? - вопросительно взглянула Хелен на Альфреда.
- Я не счел нужным об этом ему говорить исходя из уверенности, что мои корни не имеют никакого отношения и никакого значения для дела. А поскольку сейчас, как выяснилось, частица моей неарийской крови, - ухмыльнулся Альфред, -  может сыграть определенную роль в принятии Центром решения, то вы можете сообщить эту маленькую деталь Майклу.
- Хорошо. Я доложу ему об этом. У вас есть еще что-нибудь?
- Нет. Я все сказал.
- Тогда нам нужно прощаться, - ровным голосом произнесла Хелен, стараясь скрыть свое сожаление от того, что это приходится делать.
- Вы не замерзли? - Альфред словно не слышал ее последней фразы. - Вы одеты довольно легко. Это замшевое пальтишко слишком легкое для такой погоды.
- По правде сказать, я озябла. Не ожидала, что здесь будет так холодно. Пальто, правда, на подстежке, но мех - искусственный, греет мало.
- И сапожки, я смотрю, не на меху, - заботливо посмотрел на ее ноги Альфред. - И перчатки тоже...
Альфред сжал ее руку в своей, озабоченно заглядывая в ее глаза.
- О, эта рука как раз не замерзла, - непринужденно рассмеялась Хелен. - Ее греет...
- Мое тело, - продолжил вместо нее Альфред. - Может, зайдем в пивную? Выпьем по кружке знаменитого баварского пива с белыми сосисками-колбасками?
- Я бы предпочла чашку горячего кофе, - осторожно произнесла она.
- Хорошая идея. Давайте пойдем в ближайшее кафе, - с готовностью предложил он.
Она с удовольствием согласилась.

                ***

И снова, как в Монтевидео, они сидели друг против друга, и их взгляды весело и беззаботно пересекались. Снова говорили они о разных мелких и не очень мелких событиях в своей жизни. Делились впечатлениями о новых фильмах, взглядами на мир, на жизнь и на искусство. И снова кожей своей ощущали, как они близки друг другу и как хорошо им вместе.


Ты мне очень нравишься сейчас, Альфред. Хорошо, что ты больше не обжигаешь меня своим сладострастным взглядом. Хорошо, что не смотришь жадно на мои губы. Иначе я не смогла бы быть такой свободной и раскованной. И не могла бы так непринужденно встречаться с твоим товарищеским взглядом. Твои умные, теплые глаза согревают меня, взбадривают, заставляют быть умнее и остроумнее, чем я есть на самом деле.


После кафе они еще долго бродили по праздничным улицам Мюнхена, пока Хелен, наконец, не решила, что пора заканчивать их непозволительно затянувшуюся встречу.
- И все-таки, нам пора прощаться, - с едва заметным сожалением в голосе сказала Хелен.
- Очень жаль. Я готов бродить с вами часами, хотя не очень люблю пешие прогулки по городу.
Какое-то время они шли в затаенном молчании, словно прислушиваясь к дыханию и мыслям друг друга.
- Хелен, я все не решался… Но, наконец, осмеливаюсь попросить вас об одном одолжении, - остановился Альфред и повернулся  лицом к Хелен.
- Да?
- Не могли бы вы передать рождественский подарок Майклу?
- Я не знаю... Мне не трудно, но,.. - неуверенно отвечала Хелен. - Думаю, что я не должна этого делать.
- Разве я не имею права передать другу подарок? - пытливо всматривался в ее глаза Альфред. - Никакого криминала. Обыкновенные настольные часы. Красивые, швейцарские часы.
- Я не знаю, как отреагирует на этот подарок Майкл. Думаю, он будет сердиться.
- Понимаешь, их для Майкла покупала... Марта перед вашей последней встречей в январе. Но будучи в том возбужденном состоянии, которое охватило нас после посещения Мартой врача, мы напрочь забыли о них. Позже я тоже не вспомнил о подарке. И только недавно, случайно наткнувшись на них в шкафу, я решил, что должен непременно их передать… У Майкла будет память о Марте, - с чувством добавил Альфред.
Напоминание о Марте выбило почву из-под ног Хелен, и она знала, что не сможет отказать Альфреду в его просьбе. Но все-таки с сомнением произнесла:
- А если Майкл все-таки будет недоволен? У меня могут быть неприятности.
- А вы скажите, что я передал их в сумке вместе с моей "посылкой" и сказал об этом только в момент передачи. Тебе уже некуда было деваться.
Хелен уже давно перестала обращать внимание, что Альфред в разговоре с ней постоянно сбивался на фамильярное обращение "ты", но сама она строго придерживалась "вы".
- Вы убедили меня. Я возьму часы. Но только не похоже, что они лежат в этой сумке.
- Их здесь нет. Я не знал, согласитесь ли вы, поэтому и не взял с собой. Они в гостинице, - виновато смотрел он на нее.
- А как же?..
- Мы сейчас пойдем в мою гостиницу и...
- Но я не могу, - перебила его Хелен.
- Я не приглашаю вас в номер. Вы подождете внизу, пока я схожу за ними.
- Так и быть, - решительно произнесла Хелен. - В память о Марте я пойду на такой шаг.
- Вот и хорошо, - обрадовался Альфред и уверенно взял ее под руку.
Оказалось, что гостиница, в которой остановился Альфред, была совсем рядом.
- Я подожду напротив, - предложила Хелен, когда они подошли к отелю.
- Но вы же можете простудиться. Я вижу, что вы совсем замерзли. Губы посине-е-ли, нос покрасне-е-л, - простодушно улыбался Альфред.
- А ноги совсем превратились в ледышки, - ответила ему застенчивой улыбкой Хелен. - Я зайду вон в то кафе на углу и согреюсь чашкой кофе.
- Не лучше ли вам зайти в холл и подождать меня там. Гостиница моя - большая, современная, с баром и гриль-рестораном внизу. Есть различные бутики, киоски. Так что в холле всегда толпится много народу, и на вас никто не обратит внимания.
Хелен немного поколебалась, но согласилась. Войдя в холл, она огляделась по сторонам. Убранство помещения соответствовало приближавшемуся празднику. В углу стояла рождественская елка. Ее густые, зеленые ветки украшали мигающие разноцветные лампочки, стеклянные шары ярких, светящихся расцветок. Веселые гирлянды волнами расходились от центра потолка к бутикам, стендам, стойке администратора. Но любоваться этим сверкающим великолепием было некому. Только двое пожилых людей тихо беседовали на банкетке близ елки. О какой толпе говорил Альфред? О каких людях? Разве только о тех, которых можно было видеть сквозь стеклянную дверь, ведущую в гриль-бар? Или в ресторане?
Хелен недовольно посмотрела на Альфреда. Он мгновенно понял причину ее недовольства.
- Когда я уходил, здесь было много народу, - произнес он виновато. - Немного подождите, я сейчас.

                ***

В этом почти безлюдном помещении Хелен чувствовала себя одиноким волоском на лысине, и чтобы избавиться от неловкости, подошла к газетной стойке. Купила последний номер "Пари-матч" и, повернувшись, почти столкнулась лицом к лицу с Альфредом.
- Я чувствую себя неловко, оставив вас здесь одну, - произнес он, когда они отошли от стойки. - Я взял ключ от номера. Может, поднимемся вместе? Там нам будет удобнее разобраться с сумками.
Его обезоруживающая улыбка и виноватое выражение глаз, их недавняя деловая беседа о его "источнике" и воспоминания о Марте, его искренняя забота о ее здоровье - все это усыпило бдительность Хелен, и она, не видя никакого подвоха с его стороны, молчаливо пошла вслед за ним.
Пропустив ее вперед, Альфред закрыл номер на ключ. Хелен подозрительно на него взглянула. Он этого взгляда не заметил, потому что уже снимал свою куртку. Повесив ее в шкаф, он повернулся к ней:
- Ваше пальто?
- Я не буду его снимать. Ведь я здесь всего на несколько секунд. Давайте уложим ваш подарок.
- Хелен, не будьте ребенком. Раз вы уже зашли сюда, то погрейтесь, по крайней мере... Здесь тепло, номер очень уютный.
Хелен бросила быстрый взгляд по сторонам. Номер был действительно хорошим. Его нельзя было сравнить с ее маленькой, мрачной комнаткой. Ей не разрешалось останавливаться в дорогих гостиницах, Альфреда же его положение обязывало жить если не в шикарных, то, по крайней мере, в приличных гостиницах. Его номер начинался с обширного тамбура-прихожей. Дверь слева вела, видимо, в ванную комнату. Справа - большое зеркало, длинный ряд шкафов. За ними, поперек комнаты, стояла большая кровать и прикроватный столик с ночной лампой и телефоном на нем. За кроватью, у окна, виднелись большие, уютные кресла, кофейный столик, тумбочка с телевизором, изящный торшер, холодильник-бар. Пол был укрыт толстым, ворсистым ковром.
- Пожалуй, вы правы, - тепло комнаты стало убаюкивать Хелен.
Хелен сняла пальто, оставшись в прямой черной юбке и шерстяном зеленом джемпере на пуговицах.
- Сапожки тоже можете снять. Так вам будет легче и теплее, - заботливо проговорил Альфред. - Я дам вам плед, и вы им укроетесь.
- Но я не собираюсь здесь долго оставаться.
Невинно глядя в ее глаза, он продолжал бесхитростным тоном:
- Укрытые пледом даже в течение пяти минут, ваши ноги согреются, и вы выйдете отсюда не ледышкой, а согретой женщиной.
Двусмысленность последних слов была более чем очевидной. Альфред, похоже, это понял первым, потому что он поспешно опустил свой взгляд, скрывая от Хелен лукавые смешинки, которые в них мелькнули. Он опустился на одно колено и, подняв к Хелен лицо, требовательно произнес:
- Давайте сюда вашу ногу. Я расстегну молнию.
Хелен была явно смущена таким заботливым вниманием, но ногу все-таки ему протянула. «Кажется, такую умильную сцену я где-то уже видела», - мелькнуло в ее голове.
Оставшись стоять на одной ноге, она чуть потеряла равновесие и вынуждена была ухватиться за плечи Альфреда. Она почувствовала, как он весь напрягся от прикосновения ее рук и на мгновение замер. Потом, не поднимая головы, тихо прохрипел:
- Давайте другую.
Ноги Хелен утонули в легком густом ворсе ковра цвета тигровой лилии. Обойдя кровать слева, Хелен прошла к креслу и села. Альфред подошел к ней уже с пледом.
- Вы оставите ноги внизу или?..
- Не знаю, - она, как зачарованная,  смотрела на толстый, пушистый плед, который так заманчиво грел, даже на расстоянии, ее замерзшее тело.
- Советую вам усесться прямо с ногами в кресло. Я помогу вам закутаться в плед.
Не говоря ни слова, Хелен приподняла ноги вправо и почти поджала их под себя. Альфред заботливо укутал ноги и все, что ниже талии, усиленно стараясь не прикасаться к ее телу. Хелен совсем расслабилась и чувствовала себя даже несколько виноватой перед Альфредом в том, что минуту назад подозревала его в тайных намерениях.
- Хорошо было бы выпить сейчас чашечку горячего чая или кофе, - проговорил Альфред, все еще стоя перед ней.
- Да, хорошо было бы. Но заказать нельзя. Не в наших с вами интересах привлекать к себе внимание.
- Может, выпьем другого горячительного? Здесь есть виски, вино. Еще что-то, - подошел Альфред к бару и открыл его.
- Нет-нет, ни в коем случае, - запротестовала Хелен, вспомнив, что именно вино привело их в Монтевидео к тем поцелуям, из-за которых и сейчас, при одном только воспоминании о них, по всему ее телу стал растекаться жар.
- Лучше просто сока, - добавила она.
Альфред взял бутылку, разлил сок в высокие стаканы, поставил их на стеклянную крышку кофейного столика и расположился в кресле напротив. Глядя друг на друга поверх стаканов, они сделали по глотку. Хелен решила, что Альфреду нечего рассиживаться и очаровывать ее своими жгучими глазами.
- Вы хотели отдать мне подарок для Майкла, - тихо сказала она. - Вы не забыли?
- Нет, не забыл.
Альфред быстро встал с кресла, подошел к шкафу и вернулся с красиво оформленным свертком.
- Я разверну его?
- Зачем?
- Чтобы вы убедились, что это действительно часы, а не что-то такое, отчего у вас могли бы быть неприятности на таможне.
- Я доверяю вам. Мне жаль разрушать эту красоту.
- Прекрасно, - положил Альфред сверток в предназначенную для нее сумку. - А теперь посмотрите на это.
- Что в этом свертке?
- Разверните.
Хелен осторожно развязала ленточки, развернула шуршащую красочную бумагу, открыла коробочку и увидела изящный флакон французских духов "Шанель N5". Название этих духов встречалось ей почти во всех современных романах.
- Это мой рождественский подарок для тебя, - без тени смущения проговорил Альфред.
Хелен быстро поставила флакон на стол.
- Я не могу принять подарок от вас, - холодно произнесла она.
- Почему? Мы же друзья, разве не так?
- Да, но... Это очень дорогие духи. Такие подарки дарят...
- Мужчины любимым женщинам? - закончил вместо Хелен ее мысль Альфред.
- Что-то вроде этого.
- Вы ошибаетесь. Хорошим, близким друзьям тоже хочется преподнести красивый подарок. Или я не прав?
- Вы правы. Но подарок я не возьму, - твердо сказала Хелен.
- Не буду настаивать. Не хочу, чтобы ты злилась на меня, - он отодвинул духи на другой конец столика. - Вы согрелись?
- О да! Этот плед такой теплый, мягкий. Он так ласкает и греет меня, - довольно улыбалась она, глядя на плед и поглаживая его ворсинки.
Подняв глаза, Хелен увидела, что Альфред с жадностью следит за ее рукой. Взгляды их встретились и на мгновение замерли. Хелен почувствовала, что ситуация становилась небезопасной.
- Мне пора, - сбросила она с себя плед, встала и направилась к выходу.
- Подожди минуточку! Мне нужно еще сказать тебе пару слов, - Альфред быстро подошел к ней и, схватив ее за плечи, усадил на кровать, мимо которой она в эту секунду проходила.
- Но это же кровать! - подскочила она, как ужаленная.
- Она не кусается, - с какой-то грустной иронией произнес Альфред и настойчиво усадил ее обратно. - Мне нужно задать тебе только один вопрос.
Альфред смотрел на нее требовательно и серьезно. Эта серьезность заставила Хелен подчиниться ему. Альфред сел рядом и, повернув ее к себе, спросил:
- Все это время тебя не мучил вопрос, что произошло между нами в Монтевидео и почему?
Хелен, не мигнув, выдержала его пристальный взгляд. Но промолчала.
- Значит, тебя он тоже мучил, - облегченно вздохнул Альфред. - И к какому выводу ты пришла?
- Это было магическое воздействие особенного уругвайского вина и весеннего южноамериканского воздуха.
- Ты уверена?
- Уверена.
Хелен казалось, что она произнесла это слово очень твердо, и с легким вызовом взглянула прямо в глаза Альфреда.
- Может быть, все это так. А может быть, нет, - он с вожделением смотрел на ее губы, и она почувствовала легкую вспышку внизу живота.
- Не убедиться ли нам в этом, чтобы покончить с сомнениями раз и навсегда? - ласковым голосом спросил он.

                ***

Он не сводил с нее восторженных, обнимающих ее всю, искрометных глаз. Его губы двигались к ее губам. У нее перехватило дыхание. Безмолвная и неподвижная, она смотрела, как заколдованная, в его горящие от страсти глаза. Открытые рты их нежно притронулись друг к другу - и пульсирующий ток пронзил их обоих, заставив их губы полностью слиться. Поцелуй его был таким, каким он ей запомнился: пламенным и страстным, искусным и греховным. Своей левой рукой он обнял ее за шею, правой ловко расстегнул несколько пуговиц ее джемпера и через мгновение уже ласкал ее грудь. Хелен застонала, у нее так же, как тогда, закружилась голова, и она стала проваливаться. Но на этот раз она падала не в пустоту, а на кровать, увлекая за собой Альфреда.
И тут мозг ее, бездействовавший в последние несколько минут, обрел свою рассудительность и трезво приказал взять ситуацию под свой контроль.
- Альфред, не надо, - оторвала Хелен свои губы от него. - Хватит, не продолжай.
- Почему, сладкая моя? Ты ведь только что убедилась, что не вино бросает нас в объятия друг друга, - он нежно прикусил ее нижнюю губу.
- Это не имеет значения. Мы не можем, мы не имеем права.
- Я не понимаю, почему, - приподнявшись на локтях, он страстно смотрел на нее, вжимая ее своим телом в кровать.
Хелен сглотнула слюну.
- Близкие отношения будут мешать делу, - почти беззвучно прошептала она пересохшими губами.
- Ты же знаешь, что это не так. Скорее, наоборот. И не надо оттягивать то, что должно все равно случиться.
- Это не должно случиться, - с трудом отвела она свои губы от его рта, который снова требовал поцелуя.
- Я прошу тебя, не лицемерь, - он снова очутился на обоих локтях и ласково, но чуть насмешливо смотрел на нее. - Ты точно так же, как я, сгораешь от желания. Это желание и страсть, которая бушует в тебе, видны в твоих глазах.
Хелен стыдливо закрыла глаза, и тот час же снова почувствовала на себе его горячие губы. Он целовал ее глаза, щеки, шею. Она все больше плавилась под его поцелуями, а грудь ее и живот ощущали, несмотря на одежду, каждую частицу его сильного, мускулистого тела и отвечали встречным порывом на каждое его движение.
- Можно, я тебя раздену? - прошептал он ей на ухо, и этот шепот был таким возбуждающим, таким сексуальным, что она уже готова была ответить "да".
Но ее внутренняя ЭВМ решительно сказала:
- Нет.
А еще через мгновение она добавила:
- Пожалуйста, Альфред, это не должно произойти.
       - Ты все еще продолжаешь свою игру, чтобы сильнее меня возбудить? - он снова приподнялся на локтях.
       - О какой игре ты говоришь? - расслабленно бормотала Хелен, чуть прикрыв глаза от терзавшей ее сладкой истомы.
- О любовной. Ты все еще оттягиваешь финал? - чуть притронулся он губами к ее глазам.
- Финала не будет, - снова подключилась ее ЭВМ.
- Будет, обязательно будет, - уверенно улыбался он.
- Почему ты так уверен?
- Разве это не входит в твои обязанности? - все та же уверенная, чуть насмешливая улыбка плавала на его губах.
На Хелен будто вылили ушат холодной воды.
- Что? Что ты сказал? - словно не поверив, что она правильно расслышала его слова, тихо переспросила она. - Повтори, что ты сказал, - более требовательным тоном через секунду повторила она свой вопрос.
Альфред снова поцеловал ее глаза, кончик носа, затем перешел к уху и едва слышно прошептал пышущими жаром губами:
- Разве умелое владение этим роскошным телом и искусный секс не входят в твои обязанности по работе с такими, как я?

      На секунду Хелен замерла. Потом, уткнувшись руками в его грудь, сказала тихо, но твердо:
- Отпусти меня.
- В чем дело? Что-нибудь не так?
- Все не так.
- А именно? - он все еще лежал на ней и с непонимающей улыбкой смотрел на нее.
- То, что ты только что сказал, - раздраженно бросила она.
- Не понимаю, о чем ты.
- То, что ты говорил о... сексе.
- А разве я не прав?
Чувствуя, что ее сопротивление и раздражение нарастает, Альфред осторожно скатился с нее и сел. Хелен вскочила с кровати и стала быстро застегивать пуговицы на джемпере.
- Разве секс не входил в твое обучение? Сколько времени тебе понадобилось, чтобы научиться, как завести мужчину до такой степени, что он готов на любые подвиги ради обладания твоим телом? - смесь страсти и горечи была в его голосе. - Причем только за две встречи.
Хелен бросила быстрый ироничный взгляд на него из-за плеча, двигаясь к тамбуру. Он шел за ней.
- Да-да, я понял твой взгляд. Встреч было намного больше. Но тогда ты была занята Мартой, я не входил в твои задачи. Ты очаровывала Марту. И ты добилась своего, - он с силой вырвал из ее рук сапог, который она собиралась надеть.
Хелен молчала, словно набрала в рот воды.
- Она говорила только о тебе. После каждой встречи с тобой она взахлеб рассказывала, какая ты умная и какая ты красивая. И как ладно лежал на твоей стройной фигуре какой-то там изумительный костюмчик. И какие шелковистые у тебя волосы, - Альфред с тоскливым выражением в глазах посмотрел на ее разметавшиеся по плечам волосы. - И как идут тебе туфли на высоком каблуке, подчеркивая стройность твоих ног. И какая у тебя талия. Марте очень нравилась Мэрилин Монро, и она все время сравнивала твою фигуру с фигурой Мэрилин. Только у Хелен фигура еще лучше, - говорила Марта. Потому что у Мэрилин было чуть больше тела, чем нужно было бы для полного совершенства. Марта завидовала твоим формам. Но по-доброму, без черной зависти. И, как ни странно, сочувствовала мне из-за того, что у нее таких форм не было. Марта так много и с такой любовью о тебе говорила, что однажды у меня мелькнула дикая мысль: пригласи я тебя в нашу с ней постель - она, наверно, не сказала бы ни слова против.
Хелен метнула в него свой гневный взгляд, вырвав, наконец, из его рук свой второй сапог.
- Да не это я имел в виду, не беспокойся, - с горькой усмешкой произнес Альфред. - Марта была слишком простодушной, наивной и бесхитростной, чтобы ей удавалось скрыть такую болезненную наклонность. А ты, - Альфред отбросил пальто, которое она собиралась надеть, - настолько сексуальна, что тебе нужна мощная мужская сила, а не женские нежности.
Высказавшись так бурно, он вдруг затих и обреченно наблюдал за тем, как Хелен поднимала пальто с пола. Но когда она стала одеваться, его галантность взяла верх. Он помог ей надеть пальто и, сильно сжав ее плечи в своих ладонях, с болью и тоской в глазах спросил:
- Кто обучал тебя этому искусству: искрить, запускать молнии и пробивать тело мужчины сжигающим током?
- Это ты искришь и пронзаешь меня молниями! - выкрикнула Хелен и тут же прикусила губу: этого говорить не стоило.
- Что? Что ты сказала? - растерянно смотрел он на нее.
- Так, ничего. Не обращайте внимания. Глупые размышления вслух, - натягивала она перчатки.
- Так у тебя не было зада...
Хелен не дала ему договорить, быстро приложив палец к его губам и красноречиво обведя глазами номер - "и стены имеют уши".
- Я не хочу больше никаких выяснений, - громко произнесла она. - Мне пора.

                ***

Хелен взяла свою сумку и пакет, подошла к двери и, повернув ключ в замке, быстро вышла из номера. Альфред, на ходу натягивая куртку, закрыл дверь и помчался вслед за Хелен. Уже на улице, идя рядом с ней и не решаясь даже притронуться к ней, он сказал:
- Я хотел бы продолжить наш разговор.
- Никакого продолжения не будет. Зря вы за мной пошли.
- Я хотел спросить, - настойчиво продолжал он, - ты действительно не получала задания втянуть меня в этот страстный любовный водоворот, чтобы привязать меня к вам еще больше и заставить работать еще усерднее? Добавлю сразу, что я против этого совсем не возражаю. Я просто хотел бы знать правду.
Хелен к этому времени уже полностью овладела собой. Гнев ее и растерянность прошли, она могла рассуждать спокойно и хладнокровно. Несколько секунд она молчала, потом остановилась и, глядя ему прямо в глаза, сказала:
- Мой дорогой коллега, у вас полностью отсутствует логическое мышление. Во всяком случае, его не хватает в вопросе личных отношений. Вы противоречите самому себе своими немыслимыми и оскорбительными для меня подозрениями.
- Я не думал оскорблять тебя, я...
- Мне не хотелось никаких объяснений, - прервала его Хелен. - Но учитывая, что мы коллеги и, надеюсь, все-таки друзья, позволю себе задать вам несколько вопросов, на которые не жду ответов... Потому что ответы эти я знаю без вас. Итак...
Разве не вы совсем недавно проникновенно спрашивали меня, что произошло между нами в Монтевидео? Не вы ли искренне интересовались, что заставляет нас тянуться друг к другу и обжигаться об огонь, вспыхивающий от взаимных прикосновений? И в тот момент, я уверена в этом, у вас не было никаких мыслей относительно того, что я какими-то сверхъестественными умениями, искусственно, вернее, искусно, вовлекла вас в страстный водоворот.
Разве не вы настаивали, чтобы на эту встречу приехала именно я? Откровенно говоря, я считала, что мы с вами после Монтевидео больше никогда не увидимся.
Разве не вы своими невинными разговорами о подарке для Майкла и о Марте так ловко заманили меня в свой номер?
И разве не вы, используя свой, видимо, очень богатый опыт обольщения женщин и своей братской, почти отеческой заботой, - намеренно подчеркнула Хелен разницу в их возрасте, - о моих замерзших конечностях усыпили мою бдительность, чтобы потом...
Последний вопрос остался незаконченным, потому что оба знали, о чем идет речь.
- Да, действительно, - Альфред выглядел сбитым с толку, - все это так. Я не знаю, что на меня нашло. Наверно, я был просто зол сам на себя за ту страсть, которая овладела мной, и мне хотелось кого-то обвинить в ней. Прости меня.
Альфред остановился, обхватил ее за талию и прижал к себе. Хелен в тревоге оглянулась - на улице почти никого не было.
- Я хочу тебя поцеловать, - сияли его глаза.
- Этого не будет больше никогда, - она высвободилась из его рук и быстро пошла вперед.
- Я буду добиваться тебя. Я хочу тебя так сильно, как никого никогда не хотел, - едва поспевал Альфред за ней.
- Значит, я буду вынуждена, даже ценой потери любимой работы, отказаться от наших встреч. Я доложу о случившемся в Центр.
Хелен лукавила. Потерять любимое дело, без которого она теперь не представляла своей жизни, она не могла. Но она могла рассказать не всю правду, а только половину ее: он ухаживал за ней, она на его ласки не ответила. И тогда она бы осталась служить, но уже без встреч с Альфредом.
- В таком случае, передайте мое устное сообщение Майклу, - твердым голосом произнес Альфред, - я отказываюсь на вас работать.
Ее охватила тревога, обида и ярость одновременно.
- Не шантажируй меня. Ты все равно не сделаешь этого, - скрывая охватившую ее тревогу, она вложила в свой голос как можно больше иронии.
- Почему ты так думаешь? - насмешливо улыбался он.
- Тебе платят и, насколько я знаю, неплохо платят. Разве не за деньги ты работаешь? Разве ты откажешься от них?
По мере того, как Хелен говорила, лицо Альфреда покрывалось тенью, глаза его мрачнели.
- Я работаю на вас не только из-за денег, и даже не столько из-за них.
- А из-за чего?
- Пусть это будет моим маленьким секретом.
Тон, с каким он произнес эту фразу, пронзил ее сердце то ли болью, то ли сочувствием.


Извини, Альфред. Я искренне раскаиваюсь и сожалею, что так резко говорила с тобой. Я понимаю, что оскорбила тебя разговором о деньгах. Я не имею права так разговаривать с агентом. Но наши с тобой отношения вышли далеко за рамки обычных отношений между представителем Центра и агентом. И мне необходимо каким-то образом уберечь нас от пучины, куда мы проваливаемся. Мы должны забыть, что ты - мужчина, я - женщина, которых по неизвестной причине пронзает током даже при легком прикосновении друг к другу. Мы, прежде всего, коллеги, связанные общим, важным делом. И дело это не должно страдать по вине плотских желаний. Мы можем и должны оставаться, как прежде, друзьями.


- Хорошо, - тихо и мягко произнесла Хелен, - давайте не будем обижаться друг на друга. Мы оба наговорили лишнего. Надеюсь, мы останемся хорошими друзьями, коллегами.
- Я больше, к сожалению, не могу быть просто коллегой и другом, - с горечью произнес Альфред. - О какой дружбе может идти речь, если я даже сейчас, стоя почти в метре от тебя, всем своим существом ощущаю твое тело и будто чувствую, как оно трепещет в моих руках. Я хочу утонуть в твоих объятиях, раствориться в тебе и забыть обо всем на свете, кроме твоих рук, губ, груди и других частей твоего сладкого, чувственного тела.
Эти слова обожгли Хелен пьянящим жаром, но она сказала трезво и твердо:
- Мне очень жаль, но в таком случае я действительно должна буду просто отказаться от встреч с вами и, естественно, объяснить причину отказа.
- Не делай этого! - он умоляюще смотрел на нее. - Я должен хотя бы видеть тебя. В данную минуту я искренне сожалею, что у тебя нет задания на меня, - криво усмехнулся он. - Может, к следующему разу этот огонь погаснет, и мы действительно будем просто друзьями?
- Я не сомневаюсь, что это будет именно так. До свидания, -  Хелен подала ему руку.
- До свидания. До следующей встречи.
Альфред несколько секунд держал ее руку в своей, потом чуть наклонился и прошептал:
- Можно получить прощальный, коротенький и дружеский, поцелуй?
Хелен молча кивнула.
Этот поцелуй был действительно коротким и прощальным. Но огонь от искры, которая обожгла их при этом, был почти испепеляющим.


                ГЛАВА ШЕСТАЯ

                1979 год.  Москва.  Волга.

                1

- На этот раз ваша встреча с Альфредом состоится не в Европе, не в Африке и не в Америке, - продолжал ЭмЭн начатую пять минут беседу, - а совсем рядом...
Договорить он не успел. Нина Ивановна чуть  приоткрыла дверь и сообщила, что его срочно просят к телефону. Извинившись, ЭмЭн встал и вышел в прихожую. Алена прикурила сигарету, откинулась на спинку кресла и задумалась об этой новой явке с Альфредом. В памяти стали возникать отдельные моменты их последней встречи, которая состоялась в Рабате три месяца спустя после Мюнхенской.

... Они медленно шли по проспекту имени Мохамеда V в сторону океана. Раскидистые пальмы укрывали их от палящих лучей солнца, сверкали белизной трехэтажные и четырехэтажные аккуратные коттеджи, манили взор своими яркими красками садики перед роскошными виллами. Она вполголоса сообщала Альфреду инструкции Центра, как завершить вербовку «Джека»: в какие сроки провести нужные беседы с ним, о чем они должны быть, и какое необходимо дать ему первое задание.
Альфред слушал внимательно и сосредоточенно, почти не перебивая ее, только изредка задавая уточняющие вопросы. Перед ней был тот Альфред, которого она знала до Монтевидео: предельно вежливый, сдержанный и немногословный. Никаких намеков на то, что произошло в Мюнхене, никаких движений губ и рук. Она мысленно обрадовалась: Альфред остыл, и ей легче будет в таком случае забыть то, о чем никак не забывалось.
Но в конце встречи, когда они уже обменялись фотоаппаратами, он вдруг обнял ее одной рукой за талию, прижал к себе и прошептал ей прямо в ухо:
- Я очень скучал по тебе. Мне бесконечно жаль, но ничего не изменилось - жар не прошел, и я по-прежнему хочу тебя.
От его уверенных сильных рук, от нежного, почти воздушного, но неимоверно возбуждающего прикосновения его губ к уху и жарких слов тело ее вздрогнуло, по спине вновь прошли уже знакомые ей предательские мурашки.
- Альфред, немедленно уберите руку. Здесь не Париж и даже не Мюнхен, - сердито проговорила она, снимая его руку с талии. -  И пожалуйста, не нужно начинать все сначала. Мы же договорились, что больше не будем говорить об этом.
- Но ты же ведь тоже хочешь меня. Я чувствую, как откликается твое тело на мое прикосновение. Пойдем в гостиницу и...
- Никаких "и", - резко перебила она агента. - Никуда мы не пойдем. Поймите, это просто невозможно, - она чуть смягчила тон. - Нам нельзя вовлекать себя в эту безумную стихию, из которой нам уже не выбраться. Вы же знаете, у нас нет и не может быть совместного будущего.
- К черту будущее! Я хочу жить настоящим, - с ожесточением произнес он. - Я не хочу думать о будущем. Я знаю, что я хочу держать тебя в своих объятиях. Сейчас, немедленно. А потом...
- Нет, нет и еще раз нет, - печально, но твердо сказала она. - Дело ведь не только в будущем. Неужели вы не можете понять, что у нас особое положение? Я не имею права и не могу думать о том, что вы предлагаете. Мои мысли о другом. Вот даже сейчас я всем своим существом: телом, головой, чувствами, - прислушиваюсь к окружающему миру. Глаза мои, а порой мне кажется, что они появились у меня даже на затылке, ощупывают улицу, следят за тем, не появилось ли на ней что-либо подозрительное, не присматривается ли кто-нибудь к нам.
Альфред некоторое время шел молча, обдумывая ее слова.
- Скажи, - он вдруг остановился прямо перед ней, - если бы я был не я, а... Как бы выразиться поточнее? Если бы я жил в твоей стране, был твоим коллегой, соседом, ты бы принадлежала мне? Или если бы мы были не здесь, а у тебя дома, в спокойной обстановке?
Альфред с напряженным ожиданием смотрел ей прямо в глаза.
- Зачем строить предположения о том, чего нет, и не может быть, - пожала она плечами и отвела глаза.
- Значит, вся проблема только в этом, - медленно проговорил он. - Что ж, это меняет дело.
Радостное облегчение звучало в его голосе, и она, подняв свой взор, увидела веселые искорки в его глазах.
- Надеюсь, вы не собрались просить у нас политического убежища? - с ироничной усмешкой спросила она, всматриваясь в Альфреда испытующим и подозрительным взглядом.
- Нет-нет, не беспокойся, - все так же весело отвечал он.
- Отлично. Я думаю, что мы выяснили все, и нам пора разойтись в разные стороны, - строго произнесла она.
- Почему ты не спрашиваешь, как всегда, есть ли у меня устное сообщение для Майкла? - чертенята веселились в его глазах.
- Хорошо, спрашиваю, - эти чертенята ее насторожили.
- Передай Майклу, что отныне я за свои услуги буду брать не деньгами, а натурой, - одарил он ее своей сверкающей улыбкой. - Думаю, Майкл охотно пойдет на такую форму оплаты моего труда, полного опасности и разного рода неприятных неожиданностей.
- Если Майкл охотно на это пойдет, то пусть сам и платит, - раздраженно парировала она и тут же прикусила нижнюю губу, поняв, какая двусмысленная фраза сорвалась с ее губ от раздражения.
- Дорогая моя, - расхохотался Альфред. - Я не "голубой". Слишком уж я люблю и хочу вот это.
Он красноречиво посмотрел на ее губы, затем на грудь. Она вспыхнула и, с трудом проглотив слюну, выдохнула:
- До свидания.
- До нашего следующего свидания, моя сладкая, - проворковал он и, нежно притронувшись своими сухими, горячими губами к ее в щеке, посмотрел на нее таким обжигающим взглядом, что у нее все внутри опустилось.
Она резко повернулась и, не оглядываясь, быстро пошла к проспекту Аллал Бен Абдулах, где находилась ее гостиница.

... С той встречи прошло уже больше трех месяцев. Все это время ей не давали покоя последние слова Альфреда и его взгляд, при одном воспоминании о котором она мысленно оказывалась на кровати в Мюнхенской гостинице и ощущала его руки и тело на себе. Она мужественно пыталась избавиться от этих волнующих галлюцинаций. Даже пошла на то, что согласилась на свидание с Остапом. В июне она была в отпуске у мамы, а к своим родственникам приехал в гости и Остап, который так до сих пор и не женился. Они встретились, однако она не испытала ни пьянящего трепета, ни головокружения от объятий и поцелуев Остапа.
Но что было самым удивительным и непостижимым -  она не ощущала никакой духовной близости с человеком, которого давно знала, который рос и воспитывался в одной с ней стране, читал те же книги, жил теми же идеалами. Альфред, такой, казалось, далекий, чужой и недосягаемый, был ей намного ближе и роднее. После двух встреч с Остапом она не захотела его больше видеть...

А явки с Альфредом... Алена печально вздохнула и прикурила еще одну сигарету. Если к следующей встрече Альфред не успокоится и будет, как прежде, упорно настаивать на близких отношениях, а она снова будет трепетать при каждом его прикосновении, то придется писать рапорт...

                ***

- Ну что ж, вернемся к нашим баранам, - весело произнес ЭмЭн, вернувшись в гостиную. -  Мы остановились на том, что следующая ваша встреча с Альфредом состоится здесь.
- Здесь, в Москве? - после ошеломленной паузы переспросила Алена, чувствуя, что ее сердце сейчас выпрыгнет из груди от волнения.
- Да, в Москве. Альфред изъявил желание провести отпуск у нас. Ох, и задал же он нам задачу! Сообщил, что, с одной стороны, хотел бы посмотреть побольше советских городов, а с другой -  ему надоели аэропорты, вокзалы, чемоданы, гостиницы. И он не знает, как совместить несовместимое. А мы нашли отличный вариант. Он поедет в круиз по Волге на теплоходе.
- Действительно, отличный найден выход. Он посетит много городов, и передвигаться не нужно будет. Альфред доволен таким изящным решением его проблемы? - Алена с трудом заставляла свое сердце оставаться на месте.
- Очень доволен. И выразил надежду, что его сопровождающей и переводчицей в этом путешествии будете вы. Поедете не с офицерским удостоверением, а с паспортом. Фамилия у вас будет другая.
"Все, я пропала, - неслышно охнула Алена. - О Господи! Зачем, зачем эта поездка? Почему, почему все делается именно так, как хочет он?" - мысленно кричала она.
И ей самой было непонятно, чего больше было в этом молчаливом крике: обреченности и отчаяния от уверенности в том, что неминуемо должно случиться на Волге, или освобождения и облегчения от осознания того, что развязка наступает сама по себе. Командование, не думая о последствиях своего решения, само толкает ее в объятия Альфреда.
- Теплоход отплывает через четыре дня, - не догадываясь о душевных терзаниях Алены, бодро продолжал ЭмЭн. - Альфред прибывает в Москву послезавтра утром. Встречаю его я. В вашем распоряжении будет два дня, чтобы самой подготовиться к поездке. Возьмите все необходимые вещи. Там будут так называемые "зеленые" стоянки. Значит, нужен купальник. "Климент Ворошилов" - современный теплоход, с барами, ресторанами, так что этот факт также нужно иметь в виду при подборе вашей одежды. У вас с Альфредом будет день, вернее, полтора дня, чтобы полностью разработать его "легенду". Основная "легенда" такова: он - писатель из ГДР, приехал в Союз, чтобы отдохнуть и набраться впечатлений для новой книги. В ней речь идет частично о войне. Отсюда обязательное посещение Волгограда. Детали продумайте сами. Послезавтра, в три часа дня, мы вас ждем в знакомой для вас квартире в Доме на Набережной...


...В прихожей ее встречали оба: и ЭмЭн и Альфред. Они приветливо улыбались ей, но у Альфреда при этом были такие радостные, счастливые глаза, что Алена испугалась, как бы шеф не догадался о причине такого сияния на лице агента.
- Ну что ж, знакомьтесь, - загадочным тоном произес ЭмЭн.
- Не поняла юмора, - с удивлением смотрела Алена на шефа, автоматически протянув руку Альфреду.
- Александер, или просто Алекс, - расплывшись в широчайшей улыбке, Альфред притронулся губами к ее руке.
- Алекс настоял, чтобы в его документах, с которыми он будет путешествовать по Волге, было проставлено его настоящее имя, - объяснил происходящее ЭмЭн. - Фамилия, конечно, в паспорте поставлена вымышленная.
- А-а-л-лекс, - медленно проговорила Алена, как бы пробуя имя на вкус. -  Ну что ж, мне оно, пожалуй, нравится больше, чем прежнее. В таком случае..., - она вопросительно посмотрела на начальника.
- Ну, конечно, - кивнул тот.
- Меня зовут Алена.
- Ал-л-ена, - Алекс тоже прокатил ее имя по своим зубам и губам. - Мне тоже так нравится больше.
Все трое рассмеялись и пошли в гостиную. Алекс с юмором стал рассказывать, как он летел, где перешел со своего подлинного документа на "липовый", что посмотрел в Восточном Берлине, в котором он, в соответствии с волжской легендой, якобы проживает.
- Что-то Валентина Васильевна долго чай не несет, - встал ЭмЭн с кресла через четверть часа. - Пойду на кухню. Узнаю, в чем дело.
Как только ЭмЭн вышел, Алекс поднялся со своего места, подошел к Алене, наклонился и поцеловал ее в щеку.
- Что вы делаете? - испуганным шепотом произнесла Алена, отталкивая его. - Сейчас Майкл вернется.
Алекс послушно сел на диван.
- Я безумно рад, что все получается так, как я задумал, -  его лицо светилось довольной улыбкой. - Я вижу, наконец, тебя. Я чувствую себя мальчишкой, готовым на любые глупости.
Алена, тревожно поглядывая на дверь, тихо, почти беззвучно проговорила:
- Отбросьте всякие глупости в сторону. И потом... Я не знаю..., - она обвела глазами комнату.
Алекс понял ее взгляд и молча кивнул.
- Я отлично понимаю ваше беззаботное отпускное настроение, - отчетливо выговаривая все слова, произнесла Алена. - Но легенда есть легенда. Над ней необходимо хорошо поработать, а времени у нас мало. Нам нужно, кроме того, решить, будем ли мы брать с собой какую-нибудь литературу и справочники на немецком языке, чтобы создать полную видимость вашей работы над книгой. Кое-что, в том числе словари, я уже без вашего согласия заказала Майклу. Об остальном нужно договориться прямо сейчас.
- Если можно, я бы хотел почитать что-нибудь о Сталинградской битве, - поддержал Алекс серьезный тон, каким Алена начала их беседу.
- Я думаю, что Майклу удастся за день найти в библиотеке что-нибудь даже на немецком или английском языке. Но если ничего не найдется на этих языках, в чем я очень сомневаюсь, то на русском у нас издано множество книг и воспоминаний о сражении под Сталинградом. Майкл подберет самую интересную. И я с удовольствием переведу  интересующие вас моменты.
В гостиную вернулся ЭмЭн, и они втроем продолжили обсуждение всех деталей предстоящего путешествия.

                2

Их каюты-люкс были рядом. Они остановились у двери Алениной каюты, и Алекс собрался помочь ей внести ее чемодан, но она воспротивилась:
- Я сама. Заходите к себе.
- Ты по-прежнему называешь меня на "вы", - ласково смотрел на нее Алекс. - Я возражаю против такого обращения. Я с пониманием относился к твоему "выканью", когда мы были с Майклом. Ну, а сейчас? Что сейчас тебе мешает обращаться ко мне нормально?
- Я - ваша переводчица и должна вести себя так, как полагается в таких случаях.
- А потом? Потом ты, надеюсь, будешь на "ты"?
- Когда "потом"? - спросила Алена и по его смеющимся глазам поняла, но слишком поздно, что спрашивать ей об этом не следовало. - А вообще, на нас уже обращают внимание. Все заходят в свои каюты, распаковываются, а мы торчим здесь, - чуть грубоватым тоном сказала она.
- Торчим здесь, потому что ты не впустила меня в свою каюту, куда мне не терпится зайти.
Алекс смотрел на Алену тем взглядом, который преследовал ее все последнее время, и от которого у нее останавливалось дыхание.
- Вам там нечего делать, - сдавленным голосом произнесла она и нагнулась не столько для того, чтобы взять свой чемодан, сколько  с тем, чтобы скрыть от него свои глаза, в которых он наверняка бы прочитал, что она говорила совсем не то, о чем думала. - Я постучу к вам, когда буду готова.


Черт бы тебя, Алекс, побрал! Какие, черт побери, волны и флюиды идут от тебя, что я становлюсь другим человеком? В твоем присутствии я то ли тупею, то ли становлюсь пошлой. На язык все время наворачиваются двусмысленные фразы.


- Я на это очень надеюсь, - услышала Алена вкрадчивый голос прямо у своего уха.
Рассердившись, она подняла голову, чтобы обрезать его словами: "На что бы вы ни надеялись, все эти надежды напрасны", - но Алекс уже заходил в свою каюту, и ей хорошо была видна его шельмовская улыбка.
Продолжая мысленно чертыхаться и проклинать его улыбку, Алена зашла в каюту, поставила  чемодан и огляделась. Каюта была неплохая, не хуже той, в которой она плыла из Хельсинки в Копенгаген. Правда, на том финском теплоходе у нее был туркласс, а здесь такого же уровня каюта считалась "люксом".
Алена распаковала чемодан, разложила вещи в шкафу, повернула ручку радио и через несколько секунд услышала приятный мужской голос, приглашавший отдыхающих на ужин в восемь часов. Алена взглянула на часы: до ужина было еще больше часа. Она переоделась, вышла из своей каюты и постучала в соседнюю. Дверь Алекса открылась почти в то же мгновение.
- Ужин в восемь часов. Вы не хотите пока прогуляться и познакомиться с теплоходом?
- Я хотел бы этот час провести за другим занятием.
Алена мысленно похвалила себя, что предусмотрительно отступила на два шага от его двери после того, как в нее постучала: у Алекса был такой жадный, шальной взгляд, словно он готов был прямо сейчас схватить ее в охапку и утащить в свою каюту.
- Но если моя переводчица, - не отрывая от нее глаз, сдавленным голосом продолжал он, - желает ознакомить меня с нашим временным жилищем, то я готов.
Алекс с явным нежеланием закрыл за собой дверь и последовал за Аленой.
Они обошли верхние палубы, заглянули в музыкальный салон, в бар, в кинозал и нашли, что теплоход вполне комфортабелен.
Подходя к ресторану в восемь часов, Алена сказала:
- Я уже проголодалась. Интересно, как здесь кормят?
- А я испытываю голод иного рода, - впервые за всю прогулку по теплоходу Алекс, обняв ее за талию, прижал к себе.
- Алекс, что вы делаете? - прошипела Алена. - Кругом люди.
- Таким образом поступают все боссы со своими секретаршами и переводчицами, - ухмыльнулся он. - Так что я веду себя вполне в соответствии с ситуацией.
От возмущения у Алены несколько раз открылся и закрылся рот, словно у рыбы, выброшенной из воды на берег. Но она так и не нашлась, чем ему ответить.

        ...Оказались они - и теперь уже на все путешествие - за столом у окна, откуда прекрасно просматривался плывущий справа от борта берег. Они познакомились с соседями по столу, которых оказалось всего трое.
Костя и Лида были молодоженами, для них это путешествие было свадебным. Внешне молодожены очень походили друг на друга, их скорее можно было принять за брата и сестру, нежели за мужа и жену. Оба высокого роста, стройные, с длинными светлыми волосами: у Кости  - до плеч,  у Лиды - до пояса.  Одежда у них была тоже одинаковой: джинсы и клетчатые "батники".
Их третьим соседом по столу был Иван Мефодиевич, пожилой мужчина лет шестидесяти. "Отставной моряк", - как отрекомендовался он сам. Несмотря на свои годы, Иван Мефодиевич был еще красивым, статным мужчиной, от которого веяло мужеством, так недостающим нынешним длинноволосикам, попавшим в сети феминизации. Голубые глаза его еще не утратили молодого блеска и живости. Правда, они чуть выцвели с годами, но чувствовалось, что в молодости голубизна его глаз была глубокой и искрящейся. Молодецкие усы Ивана Мефодиевича, его черный, с проседью, чуб вызвали в Аленином воображении образы донских казаков.
Соседи по столу с любопытством уставились на Алекса, узнав, что он немецкий писатель, пусть пока и малоизвестный. Они начали задавать ему вопросы о его творчестве. Алекс коротко и сдержанно ответил, что сочинял стихи и короткие рассказы, а сейчас начал писать свой первый роман. Алена тщательно переводила. Когда пошли вопросы о его личной жизни и ГДР, Алена, сделав вид, что делает это тайком от товарища Александера, предупредила, что он, как истинный писатель, не очень любит говорить о себе, а предпочитает слушать других, записывать интересные истории, судьбы. Молодожены и Иван Мефодиевич улыбались и понимающе кивали головой.

                ***

После ужина Алена с Алексом вышли на правую палубу и остановились у борта, глядя на купавшийся в лучах заходящего солнца золотистый, безмолвный берег. Алену била нервная дрожь, но взглянув на напряженное лицо Алекса, она поняла, что он тоже нервничал, и ее дрожь стала медленно затихать. Они молча стояли рядом, избегая даже легких прикосновений друг к другу, хотя было очевидно, что каждой клеточкой своей они хотели только этого. Как ни странно, но Алене нравился этот новый, робкий и деликатный, Алекс. Она почувствовала своего рода облегчение от того, что исчезли его шутки, намеки, обжигающие взгляды. Непонятное чувство благодарности и нежности охватило ее, и ей захотелось сказать ему что-нибудь приятное, даже ласковое...
- Может, нам зайти в бар? - неуверенно предложил Алекс, прерывая ее раздумья.
- С удовольствием, - сразу же согласилась Алена.
"Мне не помешает сейчас чего-нибудь выпить для храбрости", - подумала она.
- Пойдем прямо сейчас? - обрадовался Алекс.
- Вы идите, а я переоденусь и приду позже.

Войдя в каюту, Алена несколько минут в раздумье постояла перед зеркалом, внимательно разглядывая свое в нем отражение. Неожиданно у нее появилось шальное желание именно сегодня сделать со своим внешним видом то, что она делала крайне редко.
Сначала, убрав волосы назад, она тщательно наложила макияж, именно так, как учил это делать французский женский журнал "Elle", который ей регулярно приносила Ольга Петровна. Растушевав густые коричневые тени выше века и по низу надбровных дуг к вискам, она наложила тонкой полоской светло-зеленые тени на само веко, а темно-зеленым контурным карандашом провела тончайшую полоску у основания ресниц. Сами ресницы накрасила один раз, дала им просохнуть, а затем еще раз провела щеточкой по концам. "Маскара" легла равномерно и объемно, увеличив в полтора раза,  хотя сами по себе длинные и пушистые, но довольно светлые и плохо заметные вечером, ресницы.
Румяна цвета загара легли слабой, едва заметной полосой от нижнего края скул к вискам. Алена с особой тщательностью растушевала их: они ни в коем случае не должны быть заметными, они обязаны лишь оттенить скулы. Губы она слегка тронула терракотовой помадой, наложив по центру блеск, что подчеркнуло их пухлость.
Затем она перешла к волосам. Хотя мода на прически военных лет уже проходила, ей захотелось уложить волосы именно в этом стиле. Переднюю их часть она приподняла от висков, полностью открыв уши, и искусно уложила их на макушке, чуть ближе ко лбу. Остальная часть волос волнами спадала до плеч.
В уши она продела свои любимые малахитовые сережки, в форме длинного овала.
Надев на себя из нижнего белья только кружевные трусики телесного цвета, Алена достала из шкафа свое любимое вечернее платье. Собственно, это был ее единственный, по-настоящему вечерний, наряд. Она купила его в Париже два года назад. Увидев это платье в одном из магазинов на бульваре Османн, она просто заболела им. Все три дня, пока она была в Париже, ее мысли крутились вокруг него. Платье было не дорогим, но и не дешевым. Подсчитав все свои ресурсы и решив, что за время всей поездки она сможет сэкономить на обедах и ужинах, полностью съедая завтрак в гостиницах, она, в конце концов, позволила себе этот чудный вечерний наряд.
Алена натянула платье снизу, аккуратно переступая через него босыми ногами, застегнула сзади молнию и посмотрела на себя в зеркало. Длинное платье изумрудного цвета из мягкого джерси великолепно облегало фигуру. Ворот был глухим, с элегантной стойкой вокруг шеи. Однако от центра ворота спускался V-образный, но перевернутый вниз, вырез, который смело открывал всю верхнюю часть грудей. Нижняя их часть поддерживалась специальными чашечками, встроенными в платье. Вдоль левого бедра шел разрез, обнажая почти всю ногу при движении.
Макияж и платье изменили цвет ее глаз. Темно-синий ободок приобрел оттенок морской волны, а сам глаз стал практически бирюзовым.
На ноги Алена надела черные лакированные лодочки на высоком каблуке. В руке у нее была изящная дамская сумочка из черной, с лакированными вставками, кожи.

Войдя в бар, Алена остановилась у входа и стала искать глазами Алекса. Только что наполненный негромким шумом бар вдруг притих. Мужчины оторвались от своих напитков и откровенно восхищенными глазами смотрели на нее. Женщины, бросая короткие, ревнивые взгляды в сторону своих компаньонов, завистливо рассматривали ее туалет.
Алена привыкла к тому, какое ошеломляющее впечатление она производит, будучи при полном "параде", и потому, снисходительно улыбнувшись про себя, равнодушно продолжала осматривать слабо освещенное помещение.
Алекс сидел у стойки бара спиной к двери. Увидев, вероятно, устремленные к входу взгляды, он тоже повернулся, мельком взглянул на нее и равнодушно отвернулся. Но через мгновение его голова резко дернулась обратно. Алена плавной, эластичной походкой медленно шла к нему, он в замешательстве ее рассматривал. Выйдя из оцепенения, быстро встал и пошел ей навстречу.
- Я не очень долго собиралась? - чуть кокетливо спросила она, когда он приблизился к ней.
- Как все женщины, - с улыбкой ответил Алекс.
Судя по яркому блеску, вспыхнувшему в его глазах, он был просто очарован тем, что видел перед собой.
- Я бы хотела сесть за столик. Там, в углу, есть свободный.
Алена направилась к приглянувшемуся столику, Алекс последовал за ней.
- Ты что будешь пить? - спросил он, когда они уселись.
- А вы что пили там, у стойки?
- Водку.
- О, я этого не хочу. Мне какой-нибудь коктейль, - она взглянула на соседний столик. - Да хотя бы вот такой. Тот красный, с симпатичным кружочком лимона на краю стакана.
Алекс подозвал официанта и заказал, с помощью Алениного перевода, два коктейля.
-  Ты просто красавица, Алена, - Алекс откровенно любовался ею. - Ты бы затмила любую "Мисс Вселенную", если бы приняла участие в конкурсе красоты. Почему ты раньше с собой такое не делала?
- А вы не понимаете? Подумайте хорошенько. Ведь вы опытнее, чем я, как мне однажды было заявлено, -  решила Алена скрыть свое вновь возрастающее нервное напряжение за шутливым, чуть агрессивным тоном.
- Вспом-ни-ла. Значит, обиделась тогда, - сразу понял Алекс, что имела в виду Алена. - Я же ведь объяснил тебе причину нечаянно сорвавшейся с моих губ фразы и искренне извинился перед тобой. Ты разве не простила меня?
Умоляющие глаза Алекса чуть не рассмешили Алену, и она снисходительно улыбнулась:
- Конечно, простила.
- Извини, пожалуйста, за глупый вопрос. Я, безусловно, понимаю, почему ты не употребляешь косметику и все прочее... Иначе... за тобой шли бы толпы мужиков, не давая нам встретиться.
Алена оставила это предположение без ответа.
- Нет, я все-таки никак не могу успокоиться, - Алекс по-прежнему зачарованно рассматривал ее. - Ты выглядишь так потрясающе, что до тебя страшно дотронуться.
- Наконец-то нашлось что-то такое, что может остановить ваши жадные...
Алена умолкла и в который уже раз за последнее время внутренне чертыхнулась, обвиняя себя в развязности и пошлости.
- Я не сказал, что это может меня остановить, - хохотнул Алекс.
Парировать Алене не удалось: подошел официант с коктейлями.
Некоторое время они сидели молча, потягивая густой напиток. Алекс неотрывно смотрел на нее. Она, вся в смятении чувств, отводила свои глаза от него и смотрела то в бокал, то по сторонам. Коктейль оказался настолько крепким, что почти сразу обжег ее внутренности и ударил в голову. Алена чуть расслабилась и первой нарушила молчание.
- Хорошо, что установилась хорошая погода. Можно будет позагорать.
- Ты и так уже загорела. Кожа у тебя совершенно золотая, - Алекс с вожделением смотрел на вырез в ее платье. - Ты где загорала?
- На юге страны. Я была там недавно в отпуске.
- Значит, благодаря мне, у тебя получилось два отпуска?
- Но это вот, - она небрежно махнула рукой куда-то вверх и по сторонам, - не отпуск, а работа. Я ведь сопровождаю вас. И, как сказал Майкл, должна сделать все, чтобы вы хорошо здесь отдохнули, чтобы получили истинное удовольствие.
- Ай да Майкл! Ай да молодец! Не в бровь, а в глаз, -  коротко хохотнул Алекс и, чуть перегнувшись через стол, прошептал, сверкая пронзительными глазами: - Надеюсь, ты с блеском выполнишь приказание вышестоящего по званию.
Слова его были с явно выраженным подтекстом. Он с дерзкой, и одновременно сладкой улыбкой ждал ее ответа. Алена стиснула зубы.


Похоже, ты на сто процентов  уверен, что я вступлю с тобой в близкие отношения... Впрочем, я тоже это знаю. Я в этом уверена так же, как и ты. Но твоя уверенность имеет другой оттенок. Это просто дерзкая, нахальная самоуверенность. Она меня раздражает, злит, задевает мое женское самолюбие и даже оскорбляет.


- Я думаю, вам понравятся города, которые вы увидите, и я буду наилучшим образом, с блеском, как вы только что выразились, переводить все, что будут рассказывать экскурсоводы, - с внешней невозмутимостью произнесла Алена. - Во время "зеленых" стоянок вы сможете поплавать. Насколько я поняла, вы любите барахтаться в воде.
Алена небрежно откинулась на спинку стула, довольная своим самообладанием.
- Я предпочитаю плавать в бассейне. А на теплоходе его нет.
- Боитесь холодной воды? Или сильного речного течения? Опасаетесь, что оно вас унесет? Неужели в этом мужественном теле спрятан трусишка?
Выпив коктейль до конца, Алена почувствовала себя полностью расслабленной и потому, намеренно задав ехидные вопросы, громко и непринужденно рассмеялась.
- Мы, кажется, привлекаем к себе внимание, - в который уже раз, как заметила Алена, Алекс оглянулся по сторонам.
- Эта наша беседа носит вполне безобидный характер, и никому нет дела до нее, - беззаботно проговорила Алена. - Здесь уютно, не правда ли?
- Мне здесь не нравится, - глаза Алекса потемнели, он с каким-то вызовом смотрел на нее.
- Почему? По-моему, здесь очень мило.
Алена медленно обвела глазами все столики и с чувством удовлетворенного женского тщеславия отметила, что на нее по-прежнему с интересом поглядывают мужчины.
- Я думаю, нам уже пора, - встал Алекс со своего стула.
- Почему? Мне здесь нравится. Я непременно хочу здесь остаться, - упрямо проговорила Алена, подсознательно желая отдалить ту минуту, когда они останутся с Алексом вдвоем.
- Мы сейчас же уйдем отсюда, - категоричным тоном заявил Алекс, галантно подавая ей руку.

                ***

Алена нехотя поднялась, он отодвинул ее стул, потом взял ее под локоть и так крепко сжал его, что она чуть не вскрикнула. Он быстро и практически насильно уводил ее из бара.
- Что вы делаете? - негромким голосом спросила она, вынужденная почти семенить рядом с ним.
- Ты слишком часто повторяешь вопрос: что вы делаете? Тебе не хватает немецких слов? - сверхспокойным и сверхвежливым тоном спросил Алекс.
- Моего запаса слов вполне хватает для общения с вами, - Алена начинала сердиться. - И я вас еще раз спрашиваю: почему вы увели меня из бара? Кто вам дал право почти насильно совершать подобные действия надо мной? Я не позволю, чтобы вы делали только то, что нравится вам, не учитывая моих интересов.
Алекс упорно молчал, сосредоточенно глядя вперед.
- Ответьте же мне, в конце концов! - сварливым голосом  потребовала Алена.
- Я не мог больше этого переносить, - вымолвил, наконец, Алекс, когда они вышли из бара.
- Чего переносить? - удивилась Алена.
- Разве ты не видела, что мужчины просто раздевали тебя глазами?
- Ну и что? Я привыкла.., - она осеклась и снова чертыхнулась про себя.
- Привыкла к чему?
- К таким взглядам, - тон ее был по-прежнему безмятежен.
- А я не могу переносить, чтобы кто-то нахально пожирал глазами мою женщину.
- Я не ваша женщина, - сверкнула она глазами и стала быстро подниматься вверх по ступенькам.
- Уже почти моя, - тихо сказал Алекс и добавил почему-то по-английски: - И ты это знаешь, детка, не хуже меня.
Алена резко повернулась, чтобы бросить ему "Нет!", но чуть потеряла равновесие, пошатнулась, и тот час же оказалась в его руках. Пылающие страстью глаза его в упор смотрели на нее. Сердце ее учащенно забилось, сильно закружилась голова, и она знала, что выпитый коктейль здесь был ни при чем.
- Я не пьяна и могу стоять на ногах, - сдавленным голосом проговорила она, неловко высвобождаясь из его рук.
- От тебя пахнет отличными духами. Как они называются? - томно спросил Алекс.
- Ты же сам прекрасно это знаешь, - неожиданно для самой себя Алена перешла на "ты". - Я до сих пор не могу понять, в какой момент ты умудрился бросить их тогда в мою сумку.
- На какие только уловки не пойдешь ради этих прекрасных глаз!
Он на мгновение остановился, взял ее за подбородок, пытливо посмотрел в ее глаза:
- Тебе ведь было приятно увидеть эти духи?
Алена оттолкнула его руку и быстро зашагала вперед.
- Да уж, очень приятно, - иронично бросила она. - Я так разозлилась, что чуть, было, не вернулась в твою гостиницу, чтобы швырнуть тебе флакон обратно на стол.
- И почему же ты не вернулась? - вкрадчивым голосом спрашивал Алекс. - Предполагала, что духи я все равно не возьму, а вместо них возьму, наконец, тебя?
Алена оставила этот вопрос без ответа, поскольку боялась, что ее голос выдаст волнение, которое все больше охватывало ее. Недавнее чувство задетого самолюбия куда-то испарилось, появилось уже хорошо знакомое ей желание вновь оказаться в объятиях Алекса.

                ***

Они подходили к своим каютам. Медленно и напряженно. Оба знали, что их ждет в одной из этих кают, и нервы их натянулись как струны.
- Ты хвасталась, что взяла с собой кипятильник, растворимый кофе и чай, - услышала Алена рядом со своим ухом надтреснутый голос Алекса. - Я бы с удовольствием сейчас выпил чая. Ты угостишь меня?
"Вот что значит возраст и опыт! - мелькнуло в голове Алены. - Как умело и дипломатично, видя мое смятение, он приводит нас в мою каюту!"
- Да, конечно, - губы Алены едва шевелились, она с трудом нашла ключ в своей сумочке.
Взяв ключ из ее дрожащих пальцев, Алекс открыл дверь. Алена вошла первой, щелкнула выключателем. Алекс зашел вслед за ней и закрыл дверь на ключ.
- Я сейчас, - ватные ноги Алены  почти не слушались ее.
- Алена, детка, ты же знаешь, что я не хочу чая. Я хочу тебя.
Алекс крепко обнял ее, прижал к себе и впился губами в ее губы. Она вся затрепетала, чувствуя, что плавится в его руках. Казалось, этот сжигающий, головокружительный поцелуй не прекратится никогда. Алекс ловко расстегнул молнию на ее платье, коснулся руками ее тела, она задохнулась - губы их разъединились. Неотрывно глядя в ее глаза, Алекс опустил лиф ее платья на талию.
- Какое совершенство! - восхищенно пробормотал он, наклонился и припал лицом к ложбинке между ее грудями.
Ощутив сильное головокружение и поняв, что ноги ее подкашиваются от истомы, охватившей все ее тело, Алена схватилась за сильные плечи Алекса и, задыхаясь, томно застонала.
Она чувствовала бы себя наверху блаженства, если бы не страх, который внезапно ее охватил...
 

А-а-алекс, я бою-ю-юсь! Ты не поверишь, но постель до сих пор оставалась для меня неизведанной областью. Я не знаю правил игры, не знаю, как себя вести.
Что мне сейчас нужно делать? ... Впрочем, в романах, в огромном количестве прочитанных мной, подробно все описывается... Вот хотя бы в последнем, который я проглотила незадолго перед отъездом. Что делала эта... как ее звали?.. Ах да, Миа.. Что делала она перед тем, как оказалась в постели с мужчиной?...

Миа провела кончиками пальцев по его животу, потом руки ее спустились ниже и стали нетерпеливо расстегивать молнию на его брюках...

Нет-нет, только не это! Я умру от стыда, если притронусь сейчас к твоим брюкам.

Миа, вся в страстном нетерпении, ловкими движениями пальцев стала расстегивать пуговицы на его рубашке...

Ну, с этим я опоздала. До рубашки мне теперь не добраться.

Миа обвила его шею руками...

Вот-вот, это проще. Это я умею. Такие ласки и жесты делаются даже во время поцелуев.
 

Алена стала нежно ласкать шею Алекса, теребить его волосы на затылке, все крепче прижимая его голову к своим грудям. Алекс застонал и, оторвавшись от ее грудей, припал губами к ее шее. Руки же его прошлись по ее голой спине, заставив Алену содрогнуться от пронзившего ее тока. Алекс расстегнул ее платье до конца и опустил его до бедер. Оно тот час же послушно упало к их ногам. С каким-то звериным рычанием Алекс поднял ее как пушинку на руки и понес.

В эту секунду Алена с отчаянием подумала о позоре, который ее ждал. Она вспомнила сказанные Алексом в Мюнхене слова об "искусном владении телом и умелом сексе" и знала, что ничего этого она дать ему не могла. Она усиленно заставляла себя не думать о своем страхе и о последствиях ее близости с Алексом. Она убеждала себя просто отдаться чувству сладкой истомы, которое охватило все ее тело, и предоставить все Алексу. Но представив себе глаза Алекса, его ироничный взгляд, каким он посмотрит на нее потом, она ужаснулась. В голове Алены забурлили растрепанные, сумбурные мысли, вынуждавшие ее предупредить Алекса, сказать ему правду о себе до того, как они окажутся в постели. Алена чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы увидеть потом разочарование и скрытую насмешку в его глазах. Мысль об этом была ей просто невыносима.
- Алекс, подожди, я должна тебе что-то сказать.
- Что, моя сладкая?
Он уже опустил ее на кровать и, не отводя от нее горящих глаз,  расстегивал пуговицы на своей рубашке.
- Подожди, прошу тебя, - она села на кровать, спустив с нее ноги. - Я должна сказать тебе, что я... я... что я неопытна.
- Ты имеешь в виду, что у тебя было мало мужчин? Так это же хорошо. Мне больше осталось, - с томной улыбкой произнес Алекс.
Он, казалось, не понимал, что говорила она, и что говорил он сам. Глаза его были затуманены, он уже снимал рубашку.
- Я имею в виду... что у меня их вообще не было, - Алена  стыдливо прикрыла грудь руками.
- Не понял, - одна рука его застыла в рукаве рубашки.
- У меня не было мужчин... Я... я...
- Ты хочешь сказать, что ты - девственница?
Скулы его напряглись, а взгляд был настолько застывшим, что, казалось, он заледенел. Алене стало холодно, она задрожала и принялась натягивать на себя халатик, небрежно брошенный ею на кровать перед уходом в бар.
- Да, именно так, - прошептала она непослушными губами.
Он несколько мгновений молча и изумленно смотрел на нее.
- Извини, - он стал быстро застегивать свои пуговицы. - Тебе следовало намекнуть мне об этом в Монтевидео или, в крайнем случае, в Мюнхене. Мне это даже в голову не могло придти... Судя по тому, как ты себя... Ладно... Спокойной ночи, - холодно добавил он и вышел из каюты.
Некоторое время Алена неподвижно сидела в полной растерянности. «Он мною пренебрег, - думала она. - Он не захотел иметь дело с неопытной девушкой».
Ей было обидно, стыдно, горько. В свои двадцать восемь лет она впервые испытывала страстное желание отдаться мужчине, принадлежать ему, а он от нее отвернулся.
Впрочем, не стоит кривить душой и лицемерить перед самой собой. Она и раньше испытывала наслаждение от страстных поцелуев, а плоть ее при этом ныла и зудела, стремясь ощутить в себе мужскую силу. Так было и с Мишей, с которым она встречалась на втором и третьем курсе учебы в институте, такие же сладкие минуты она переживала в те давние, до Москвы, годы свиданий с Остапом. Но ее строгие провинциальные убеждения не позволяли ей вступать в интимные отношения с парнем до замужества. А замуж она не собиралась. Потом Москва... учеба... и никаких сил, да и времени, на любовные свидания... Она была на грани того, чтобы лечь в постель с Олегом, но ее остановило то отвратительное выражение его глаз...
А Алекс... Его она хотела так, что ее уже ничего не останавливало. Но на этот раз остановилась не она, а мужчина...
Уже поздно было что-либо переигрывать, но она вдруг задалась вопросом, правильно ли она только что поступила, решившись сказать Алексу о своей девственности. Пусть бы все случилось, а потом... О-о, нет, - раздался ее тихий стон, - она бы не перенесла, если бы потом он не захотел ее вновь.
Нет-нет, все правильно. Может, этот шаг даже спас ее...
Алена встала, закрыла дверь на ключ, подобрала с пола платье и повесила его в шкаф.
Может, хорошо, что так произошло? Что бы их ждало, если бы кроме духовного родства, которое они явно ощущали, их соединила бы еще и телесная близость?
И нет нужды терзать себя упреками и сомнениями, а нужно просто радоваться тому, что все так закончилось, - продолжала размышлять она, снимая с лица макияж.
Алекса, конечно, немного жаль. Так все ловко устроить с этим путешествием - и ничего не получить. Ему, наверно, очень обидно. Нет, ему не просто обидно. Он, скорее всего, просто кипит от злости.
Как же ей теперь себя с ним вести?
Во всяком случае, необходимо по-прежнему быть уверенной в себе и ни в коем случае не терять самообладания, если с его стороны будут какие-нибудь ядовитые шуточки или насмешливые взгляды. Он в последнее время явно наслаждался теми мгновениями, когда его шутки и намеки приводили ее в замешательство. Но тогда она не страдала по этому поводу, ей было самой иногда забавно и весело. А сейчас... Сама мысль о том, что Алекс, после случившегося, увидит ее в замешательстве, казалась невыносимой и ненавистной.
Алена выключила свет и легла в постель.
- Буду вести себя так, как будто ничего не случилось, - вслух произнесла Алена, укрываясь одеялом. - Впрочем, действительно ничего не случилось. А значит, все хорошо, все просто прекрасно...

Но почему... почему так болит сердце, если все так хорошо и прекрасно?

                3

Алена проснулась за несколько секунд до того, как услышала по радио:
- Московское время - шесть часов пятьдесят восемь минут. Пора вставать.
Два простых слова "пора вставать" были произнесены так протяжно, весело и игриво, что у нее вдруг сладко защемило сердце. Из далекого детства возник образ бабушки, которая по утрам делала пальцами "козу", прикасаясь к ее груди, и говорила нараспев: "Пора вста-а-ва-ать, цыпленок. Петушок пропел давно". Но светлый образ бабушки исчез так же внезапно, как и появился. Перед глазами возникли картины вчерашнего вечера, и на душе ее стало муторно и тоскливо.
Под звуки зазвучавшего вальса "В лесу" Алена быстро встала, сделала небольшую зарядку, умылась, почистила зубы и оделась. По радио вновь раздался мелодичный голос методиста, который пригласил туристов в семь сорок пять на завтрак.
Интересно, Алекс уже проснулся или нет? - думала Алена. Произошедшее  между ними ночное "недоразумение", если таким условным словом можно назвать вчерашний инцидент,   не позволило им обсудить вопрос о побудке. А вдруг он еще спит, и они опоздают на завтрак?
Алена вышла из каюты и, не закрывая свою дверь, постучала в соседнюю. Никаких звуков за дверью не было слышно. Она постучала еще раз - опять тишина. Она собралась, было, стучать сильнее, как услышала у своего уха голос Алекса:
- Напрасно стараешься. Там никого нет.
Алена резко повернулась - Алекс стоял перед ней в спортивной футболке и шортах.
- Доброе утро! Я уже сделал пробежку по палубе. Как спалось на новом месте? - он изучающим и выжидающим взглядом смотрел на нее.


Что, наблюдаешь за мной? Хочешь понять, как я чувствую себя после вчерашнего унижения? Не заметишь ты, друг мой любезный, ничего на моем лице. Я не предоставлю тебе возможность видеть мою растерянность и мою обиду, чтобы потом потешаться надо мной.


- Доброе утро! Спала я хорошо. А вы? - расплылась она в вежливой улыбке.
- Как тебе сказать? - пожал он плечами. - С непривычки кровать показалась узкой и не давала долго уснуть. Начал читать книгу, которую дал мне Майкл. Очень хорошая книга. Там есть даже схемы расположения войск во время Сталинградского сражения, - Алекс открыл дверь своей каюты. - Не хочешь взглянуть?
Алекс смотрел на нее долгим, испытующим взглядом.
- Нет-нет, - сглотнула нервную слюну Алена и отвела глаза.
- Понятно, - голос его звучал глухо.
- Завтрак у нас без пятнадцати восемь, - глядя куда-то мимо него, произнесла Алена. - Мы пойдем вместе или вы сможете обойтись без меня?
- Я без тебя не могу обойтись.
Лицо его было непроницаемым, но в голосе его Алене послышались грустные нотки. Или, может, ей хотелось, чтобы такие нотки звучали?
- Без тебя я, как без языка. В любую минуту может понадобиться переводчик.
Мимо них прошли три пожилых женщины и весело поздоровались. Алена ответила, Алекс одарил их своей очаровательной улыбкой.
- В таком случае, - Алена взглянула на свои часы, - через пятнадцать минут я вам постучу. Вы будет готовы?
- Без всякого сомнения, - исчез Алекс в своей каюте.

Завтракали они за своим столом практически только вдвоем. Когда они сели, Иван Мефодиевич уже заканчивал пить чай. Ответив на их приветствие, он поинтересовался у Алекса, каковы его первые впечатления от путешествия, осведомился у Алены о ее настроении, потом извинился, встал и ушел. Алена и Алекс молча съели закуску и поданные официанткой Мариной котлеты с картофельным пюре, затем выпили чай с оладьями и встали. Когда они уже выходили из ресторана, в него вбежали молодожены, взлохмаченные и с заспанными глазами.
- Это утро у нас практически свободное, - деловым тоном произнесла Алена, когда они подходили к своим каютам. - Первая остановка только в двенадцать часов. А в половине десятого по радио будет встреча с руководством корабля. Я послушаю, потом вам расскажу. А вы? Чем бы вы хотели сейчас заняться? Помощь моя не требуется?
- Пока нет. Я воспользуюсь свободным временем и продолжу читать книгу о Сталинградской битве.
- Отлично, - она открыла дверь в свою каюту. - До встречи в двенадцать.

                ***

В Ново-Окатово, где была их первая остановка, Алена и Алекс все время были рядом. Ее смущала эта близость, она ощущала неловкость и скованность, но тщательно скрывала это за маской сосредоточенной и внимательной к гостю переводчицы.
В небольшом провинциальном городишке, каким было Ново-Окатово, особых достопримечательностей не было. Они посмотрели симпатичный дом отдыха и усадьбу отца Фонвизина. Алексу это имя, естественно, ни о чем не говорило, и Алена вкратце рассказала ему об известном русском писателе, авторе знаменитой пьесы "Недоросль". Пьесы, которая до сих пор ставится во многих театрах страны и которая включена в обязательную школьную программу по русской литературе.
Алекс с интересом рассматривал деревянные русские домишки, которых он до этого ни разу вблизи не видел.
Пока они ходили по небольшому городку, Алена заметила, что рядом с ними постоянно крутились две девушки. Одна - коротко стриженая блондинка, вторая - шатенка с прямыми волосами до плеч. Они шли почти рядом с ними и в лесу, куда большинство туристов теплохода отправились на прогулку после осмотра города. Девушки, глядя на них с Алексом, шушукались и о чем-то вполголоса спорили. Внимание к ним этих молодых особ Алену не настораживало, и все же она краешком глаза постоянно держала их в поле зрения.
Алекс был в меру весел и разговорчив, задавал массу вопросов о том, что они видели. Вел себя он с Аленой предупредительно и непринужденно, не допуская при этом никаких шуточек и намеков. Когда Алена в лесу споткнулась о выступавший от большой ели корень и чуть, было, не упала, Алекс проворно подхватил ее и на мгновение дольше, чем это было необходимо, задержал в своем объятии. Но, тем не менее, выпуская ее из своих рук, произнес ровным, бесстрастным голосом:
- Держись за меня. Так у тебя будет меньше шансов упасть.
- Не беспокойтесь. Впредь я буду осмотрительней, - сухо отказалась она от его помощи, хотя ей безумно хотелось вцепиться в его руку и держаться за нее как можно дольше.
- Ну-ну, - промычал Алекс, бросив на нее пронзительный взгляд.

Обед был не таким скоротечным, как завтрак, и в ожидании, пока официантка принесет второе блюдо, Алена неторопливо осматривала ресторан. Через два столика от них она увидела замеченных утром девушек, но ни секунды не задержав на них своего взгляда, продолжала равнодушно скользить по залу глазами, отметив, тем не менее, что девушки снова смотрят на них с Алексом.
После обеда, когда теплоход подходил к городу Калязину, все туристы высыпали на палубы, чтобы посмотреть на затопленную колокольню. Алена и Алекс тоже стояли у борта и глаз не могли оторвать от этого впечатляющего зрелища: пять ярусов чуть наклонившейся колокольни бело-серого цвета устремлялись вверх прямо из воды.
- Этот вид вызвал у меня ассоциацию с Пизанской башней, - сказал Алекс.
- У меня тоже, - взглянула Алена на Алекса и, отметив за его спиной уже знакомые ей лица девушек, с бесстрастным видом снова повернулась к воде.
- Извините, пожалуйста, за беспокойство, - услышала она через несколько секунд сзади себя фразу, произнесенную по-немецки.
Алена и Алекс одновременно повернулись и с удивлением посмотрели на девушек.
- Мы вот поспорили с подругой. Вы - немцы? - спрашивала шатенка на неплохом немецком языке, с явно выраженным инязовским произношением.
- Не совсем, - приветливо отвечала Алена по-немецки. - Я - просто переводчица. А вот наш гость - действительно немец, он из ГДР.
Алена повернулась к Алексу и увидела его обворожительную, ослепительную улыбку, какой он ее не одаривал, ей казалось, уже целую вечность. Глаза его весело блестели. Этот знакомый блеск его глаз больно кольнул в сердце, и она чуть было не потеряла самообладания. Но многолетняя выучка сделала свое дело, и она, все так же приветливо улыбаясь, спросила:
- А вы? Вы тоже из ГДР?
- О нет, что вы! - произнесла блондинка, и обе засмеялись.
На лице шатенки, не почувствовавшей вежливой лести Алены, читалось удовлетворение от такой похвалы ее немецкому.
- Мы - русские, учимся в институте иностранных языков, перешли на пятый курс. Мы услышали, что вы говорите на немецком языке и подумали...
Девушки обменялись нерешительными взглядами, и шатенка, которая, похоже, была более решительной натурой или просто увереннее чувствовала себя в немецком языке, произнесла:
- Мы хотели бы с вами познакомиться, если вы не возражаете. У нас была бы такая разговорная практика! - девушка в восторге закатила глаза.
- Я думаю, наш гость с удовольствием познакомится с такими очаровательными девушками. Александер – писатель, и сейчас работает над романом, действие которого частично происходит в Советском Союзе, в том числе в молодежной среде. Так что общение с вами ему будет не только приятно, но и полезно так же, как и вам. Не так ли, Александер? - повернулась Алена к Алексу.
- Да, Алена права. Я буду очень, очень рад с вами познакомиться.
Немой вопрос, который стоял в его глазах секунду назад, сменился выражением искренней заинтересованности.
Алена протянула свою руку шатенке и назвала свое имя.
- Катя, - услышала она в ответ.
- Лена, - протянула руку блондинка.
- О! Мы практически тезки, - засмеялась Алена.
Алекс назвался не полным, а коротким именем, и Алене это не понравилось. Его же галантное целование девицам рук ее просто взбесило.
- Вы сейчас так кстати, дорогие Катя и Лена, - сверкала Алена лучезарной улыбкой. - Я сегодня чувствую себя несколько усталой и хотела бы всю вторую половину дня провести в каюте. Почитаю, сделаю кое-какие переводы для Александера. А вы могли бы попрактиковаться в немецком языке с нашим дорогим другом. В кинозале сегодня вечером показывают фильм Данелия "Мимино".  Вы поможете Александеру понять юмор и философию фильма. Вы, Александер, надеюсь, не возражаете против того, чтобы провести остаток дня в компании этих милых особ?

... Алена  сама не понимала, зачем она привязывает Алекса к девушкам. Она на мгновение как бы забыла, что находится не просто на отдыхе, а на работе. Праздная, веселая атмосфера на теплоходе, ее запутанные отношения с Алексом вынудили ее поступить так, как ни за что не поступила бы Хелен.
Хелен, которой она была за рубежом и оставалась там ею даже в мыслях своих, независимо от того, какое имя стояло в ее паспорте, куда-то исчезла, испарилась. Алена  была сейчас не хладнокровной, рассудительной разведчицей, а обыкновенной, оскорбленной женщиной. И в поведении своем просто импровизировала, пытаясь изо всех сил скрыть от Алекса свое нервное, напряженное состояние, в котором находилась эти полдня...

Алекс, казалось, очень обрадовался перспективе провести время с молодыми девушками.
- О, конечно! С большим удовольствием. Вот видите, девушки, до чего доводит равноправие в наших социалистических странах... В нашем с Аленой союзе... деловом и творческом союзе, - добавил он, устремив свой тягучий, отчужденный взгляд на Алену, - боссом выступает она. Зная, что без нее я не могу обойтись, она всегда заставляет меня подчиняться своим решениям, не всегда приятным для меня. К счастью, на этот раз ее решение доставляет мне огромную радость, - очаровывал он девушек своей неотразимой улыбкой.
- Я рада, что вы высоко оценили мое предложение, - широко улыбнулась Алена, понимая при этом, что улыбка у нее получилась деланной и натянутой.
- Я чувствую, как с каждой минутой я превращаюсь из униженного подчиненного во всемогущего босса, - продолжал Алекс свои шутливые упражнения. - Имея двух таких милых переводчиц, я не буду больше так сильно зависеть от своей непокладистой, своенравной переводчицы.
Катя и Лена хихикнули, хотя Алена была почти уверена, что они не все слова поняли, а скрытый смысл, который явно звучал в его словах, был непонятен и ей. Потому что из сказанного им получалось, будто это она, а не он, холодно ушла вчера из его каюты. И это он, а не она, остался один, в полной растерянности, с уязвленным самолюбием.
- Ну что ж, я тогда пошла, - непринужденно произнесла Алена. - Желаю хорошо провести время. До встречи, - картинно помахала она рукой Алексу.

                ***

Утром, войдя в ресторан, Алена сразу увидела, что Катя и Лена сидели за их столом на месте молодоженов и непринужденно беседовали с Алексом. Ее это не только неприятно удивило, но и раздосадовало. Однако подошла она к столу с жизнерадостной, бодрой улыбкой.
- Доброе утро всем! О-о, это вы? - она словно только сейчас заметила подмену за столом. - А где же наши молодожены?
- Мы с ними поменялись местами, - радостно сообщила Катя. - Теперь мы больше времени сможем проводить с вами. Вы нам так нравитесь!


Алекс вам нравится! Невооруженным глазом видно, как вы пожираете его глазами и всеми силами стараетесь ему понравиться. Только как вы его делить будете между собой? Передеретесь, как кошки, и дружба ваша полетит ко всем чертям собачьим. Посоветовала бы я вам быть с ним поосторожней, да вы уж далеко не девочки-малолетки, сами знаете, что делаете. Но берегитесь!


- Это просто замечательно, что у нас за столом теперь почти все говорят на немецком, - елейным голоском, скрыв все свои ехидные мысли, проговорила Алена. - Вы мне и, я думаю, Алексу тоже очень нравитесь. Вы так милы, очаровательны. У вас отличный немецкий, и мне будет приятно находиться в вашей компании.
И столько приторного меда было в ее интонации, что Алекс, уже неплохо знавший все оттенки ее голоса, живо развернулся и с любопытством уставился на нее. Она, даже не повернув в его сторону головы, моментально засекла этот взгляд теми глазами, которые при поездках за рубежом появлялись у нее на затылке, а сейчас переместились куда-то к левому уху, в ту сторону, где сидел Алекс, и все время наблюдали за ним.
- Что у нас сегодня по программе? - поинтересовалась Алена у девушек. - Я сегодня проспала и не слышала объявление методиста.


Не проспала я вовсе. И слышала я все объявления по радио. Но должен же ты, противный самоуверенный чурбан, знать, что я не переживаю по поводу случившегося, что я спокойно сплю и даже умудряюсь почти опоздать на завтрак.


- С утра экскурсия по Ярославлю, - ответила Лена и посмотрела в окно. - Вот, мы уже подплываем к нему. А после обеда - "зеленая" стоянка, уже близ Костромы.
- Я надеюсь, вы посмотрите этот красивый город? - повернулась Алена лицом к Алексу. - Вы желаете, чтобы рассказ экскурсовода переводила вам я?
Алекс откинулся на спинку стула и смотрел на нее с таким любопытством, словно видел ее впервые.
- Я..., - начал он.
Продолжить Алексу не дала Катя.
- Не беспокойтесь, Алена. Мы с Леной покажем и расскажем Алексу больше, чем любой экскурсовод. Я хорошо знаю Ярославль, когда-то долгое время жила в нем. Мы покажем нашему гостю все самое достойное и интересное в этом прекрасном городе. Дом, где жил Волков, первый всероссийский актер и создатель первого театра, Алекс обязательно увидит. И  церковь Ильи Пророка мы ему покажем. Я думаю, что Алексу понравится памятник погибшим во время белогвардейского мятежа восемнадцатого года. Кроме того...
- Вижу, что вы действительно знаете много, - перебила девушку Алена. - И я буду спокойна за Алекса. О, Иван Мефодиевич, доброе утро! - с излишней живостью повернулась Алена к подошедшему соседу. - Припозднились вы сегодня. Проспали? Или плохо себя чувствуете?
- Доброе утро! - Иван Мефодиевич вежливо кивнул. - Не проспал я. Встретил старого знакомого, и мы заболтались, - сел он на свое привычное место в торце стола, справа от Алены.
- Иван Мефодиевич, познакомьтесь с нашими новыми соседями. Это Катя и Лена, студентки иняза. Они практикуются с Алексом в немецком языке, а мы сможем, наконец, поговорить с вами на русском. Мне надоело, откровенно говоря, все время переводить, - заговорщицким шепотом произнесла Алена, и отставной моряк понимающе засмеялся.

После завтрака все туристы дружно вышли на берег, и основная их часть пошла гуськом за экскурсоводом. Алекс ушел с Катей и Леной, даже не оглянувшись на нее.
Алена уже когда-то была в Ярославле на экскурсии и потому к толпе туристов не присоединилась, а гуляла по городу одна.
Город был по-прежнему чистеньким, ухоженным, хотя многие дома требовали ремонта. Алена прошлась по старинным торговым рядам, зашла в несколько продмагов. Ее неприятно поразили их пустые полки. Не зря по выходным в Москве высаживались целые "десанты" из провинции, увозившие потом из сравнительно обеспеченной продовольствием столицы авоськи с апельсинами и сумки с батонами колбасы и мясом.
Здесь же мясом и не пахло, даже костей не было. На прилавках лежали яйца, масло, сало. Правда, на колхозном рынке было хорошее парное мясо, свежие куры из частных хозяйств. Однако покупателей на рынке почти не было  - мало кому хотелось, видимо, платить в несколько раз больше за то, что в магазине стоило, практически, копейки. Конечно, в магазине нужно в очереди постоять за дешевым мясом, зато какая экономия! В одном продмаге как раз "давали" наших кур по рублю-шестьдесят пять копеек, за ними стояла огромная очередь. При виде этой очереди у Алены защемило сердце, и в который уже раз она возмутилась про себя политикой партии и правительства, которые не могут предпринять никаких решительных мер, чтобы изменить положение, прежде всего, в сельском хозяйстве.
Обидно было, что такая огромная страна, с такими колоссальными ресурсами - и людскими и природными - не может себя прокормить. Хотя урожаи собираются всегда хорошие. А потом половина их гибнет при перевозке и хранении. Нужны реформы по хранению и переработке сельхозпродукции, - думала Алена. Но кто будет эти реформы предлагать и осуществлять? Кремлевский дом престарелых, что ли?.. Впрочем, Косыгин в середине прошлого десятилетия затеял хорошие реформы по предоставлению большей самостоятельности хозяйственным единицам. Но, как поведал Алене ее «ведущий» на одном из занятий по политической обстановке в стране, из-за политических интриг Косыгину связали руки, не дали развернуться и погубили такое прекрасное дело. А ведь его идеи уже начали, было, приносить плоды. Подумать только! Каких-то десять лет назад в Союзе было перепроизводство масла! Хватало мяса и колбас. В начале прошлого десятилетия даже бесплатный хлеб в столовых лежал на столах в достаточных количествах! А сейчас что творится в магазинах?..
Расстроившись от этих мыслей, которые все чаще стали посещать ее в последнее время, Алена раньше времени вернулась на теплоход, поднялась на верхнюю палубу и в задумчивости стояла у борта, глядя на пристань.
Настроение было сумрачное, ныло сердце. Она вдруг поняла, что находится в таком удрученном состоянии не только от пустых полок в магазинах и от размышлений о судьбе Родины, но и от того, что ей не хватало Алекса, его теплой улыбки и нежного взгляда. Это еще больше расстроило ее и даже напугало.
Вскоре на теплоход стали возвращаться все туристы. Ее "тройка" подходила с веселыми, счастливыми лицами. Девушки увидели ее на палубе и весело помахали руками, а Алекс, обняв их обеих за плечи, сказал им что-то такое, от чего все трое громко и заразительно рассмеялись. От этого жизнерадостного смеха Алену передернуло, а сердце пронзила острая боль.

                ***

Во второй половине дня теплоход причалил к "зеленой" стоянке. Отдыхающие высыпали на берег, и начался такой шум да гвалт, словно здесь оказались не взрослые люди, а целый пионерский лагерь или даже два. Одни играли в карты, другие - плавали и плескались в воде, третьи - играли в "пляжный" волейбол. В этом смеющемся, вертящемся, гикающем кругу очень проворно ловил и отбивал мяч Алекс. Обе девушки были, естественно, рядом с ним.
Алена искупалась и расположилась загорать на большом махровом полотенце неподалеку от играющих в мяч.
Лежа на боку, она рассматривала полуобнаженное тело Алекса. Он был весь как литой: широкие плечи, атлетическая грудь, узкие сильные бедра, играющие натренированные мускулы на всем теле - и ни одного лишнего грамма на них. Алена впервые видела перед собой "живьем" настоящий образец внушающей трепет мужественности и скульптурной красоты, которую она могла сравнить лишь с выставленными в Лувре скульптурами древнегреческих богов. Но сравнение это почему-то было не в пользу холодных, мраморных статуй...
Алекс время от времени поглядывал в ее сторону, но она старалась во время отвести свои глаза в сторону или спрятать их за ресницами. А то, не дай бог, он даже на расстоянии увидит, что она откровенно любуется им!
Вскоре круг играющих в волейбол стал редеть, а потом и вовсе распался. Девушки потащили Алекса в реку. Сначала они плавали, потом стали просто барахтаться, брызгать друг в друга водой.
Интересно, которая из них затащит его в постель? - язвительно думала Алена, подложив под голову сумку и сарафан, чтобы лучше видеть то, что творилось на воде. В том, что обе хотели этого, Алена не сомневалась. Слишком уж вызывающе и даже похотливо блестели их глаза, когда они на него смотрели. И ни одной из них, судя по всему, не придется пугать его своей девственностью. Обе девицы были лет на шесть-семь моложе ее, а это уже совсем другое поколение. Без комплексов, без строгого воспитания. Тем более что обе они - городские, а в городе нравы посвободнее.
Так которой же из них удастся соблазнить Алекса? Скорее всего - Катерине. Она - красивее, выше ростом, с длинными-предлинными ногами, которые растут откуда-то из-под мышек. Она свободнее и смелее говорит на немецком языке, более начитана. Хотя... причем тут начитанность и образованность? Для постели этого не нужно, для нее нужно совсем другое.
И, пожалуй, в таком случае у Лены больше шансов соблазнить Алекса. У нее фигура более женственная и сексапильная. Катерина могла бы работать манекенщицей: на ее длинной, худой фигуре хорошо бы лежала любая тряпка. А Лена - немного пухленькая, с большой грудью, которую она все время выставляет напоказ. За обедом, разговаривая с Алексом, она вдавилась животом в стол, чуть наклонилась вперед и готова была выложить свою грудь прямо перед ним на стол.
О-о, а сейчас эта... эта сучонка не просто выставляет свое коровье вымя! - с негодованием прищурила глаза Алена, увидев, как Лена прижалась грудью к Алексу, пытаясь "утопить" его в воде согласно правилам игры, которой они так весело втроем наслаждались.

- Не помешаю? - сначала услышала она мужской голос, а потом увидела молодого парня, который лег рядом с ней на живот. - Наблюдаете за своим подопечным?
- Кого вы имеете в виду? - повернулась Алена лицом к парню.
- Его, конечно, - кивнул юноша головой в сторону резвящейся тройки.
- Почему вы решили, что он мой подопечный?
- Слухами земля полнится, - улыбка у молодого человека была открытой и очень привлекательной. - Ваш Ганс, я смотрю, быстро освоился в нашей обстановке и времени зря не теряет.
- Его имя - не Ганс.
- Для меня все немцы - Гансы, - небрежно произнес парень и без всякого перехода добавил: - Меня зовут Степан. А вас?
- Вам обязательно знать мое имя? - насмешливо спросила Алена.
- Обязательно. Я с первого вечера на теплоходе хочу с вами познакомиться. Так как же вас зовут?
Алена внимательно посмотрела на Степана и вспомнила, что несколько раз в ресторане ловила на себе его пристальный взгляд. Он сидит в правой половине за третьим... нет, за четвертым столом, - мысленно она видела сейчас перед собой весь ресторан. За его столом сидят такие же, как он, молодые парни. Всем лет по двадцать четыре-двадцать пять, не больше.
- Меня зовут Алена, - поколебавшись, согласилась познакомиться она.
Они разговорились. Оказалось, что Степан со своими друзьями работает на заводе "Прожектор", и за одно интересное новаторское предложение профсоюз наградил их бесплатными путевками на теплоход.
Вскоре Степана позвали его друзья, и он ушел, сказав при этом:
- До вечера. До встречи в ресторане.
Алена закрыла глаза, нежась в теплых солнечных лучах. Она отказалась наблюдать за шаловливыми играми Алекса в воде. Ей слишком неприятно и даже больно было  видеть, как он притрагивался к голым телесам этих потаскушек.
Через несколько минут она ощутила на себе остановившуюся тень и несколько капель воды, упавших ей на живот.
Неужели дождь? - всполошено открыла она глаза.
Рядом с ней - впечатление было, что над ней, - возвышался Алекс с хмурой улыбкой на лице.
- Что делал этот молокосос рядом с тобой? - подчеркнуто вежливым тоном спросил он.
- Степан - не молокосос, ему двадцать пять лет, - небрежным тоном ответила Алена.
- О-о, мы даже имя его знаем и возраст. И давно вы с ним знакомы? Может, это твой друг, и вы заранее договорились встретиться с ним на теплоходе? - вежливый тон Алекса сменился насмешливо-ядовитым, в нем можно было различить даже гневные нотки.
Алена приняла его вызов и парировала таким же иронично-насмешливым и гневным тоном:
- А почему вас это интересует?
- Девственность твою стерегу, - язвительно произнес он и, резко повернувшись, быстро пошел к реке.
Алена провожала его долгим, недоуменным взглядом.

                ***

Ужин проходил по тому же сценарию, что завтрак и обед. Алекс весело переговаривался с девицами, Алена беседовала с Иваном Мефодиевичем.
Ей все больше нравился этот жизнерадостный отставник. В первый вечер он показался ей хоть и симпатичным, но этаким стареющим рубахой-парнем, ухарем, любителем похвастаться своими знаниями, особенно в области морского дела. Теперь же она видела в нем просто веселого, сильного человека, прожившего трудную, но красивую жизнь. Иван Мефодиевич воспитывался в детском доме, служил на флоте, воевал как раз на берегах Волги. Он знал каждый поворот на реке, все населенные пункты.
- А в Сталинградской битве вам пришлось участвовать? -  заинтересовалась Алена военной судьбой бывшего моряка.
- Практически нет. Ведь я служил на тральщике, разминировал Волгу. Только в день прорыва немецких танковых частей к Волге - было это, на всю жизнь запомнил, двадцать третьего августа сорок второго года - участвовал я в боях по разгрому фашистов в Спартановке и Рынке, северных пригородах Сталинграда.
- А мины сложно было разминировать?
Слушая Ивана Мефодиевича, Алена постоянно напрягала свое левое ухо и направляла его, как локатор, в сторону Алекса. Она и раньше знала, что у него было хорошее чувство юмора, но она никак не предполагала, что он был удивительным, почти профессиональным рассказчиком, что знал много смешных историй, и девицы не зря так веселились рядом с ним.
- Мины плавающие, контактные, которые немцы сбрасывали с самолетов, мы тралили специальными тралами, а потом взрывали их в отдельном месте, - рассказывал Иван Мефодиевич, а левое ухо Алены услышало:
- О чем так серьезно беседует моя переводчица с моряком?
- Для обнаружения донных, неконтактных мин, - в полную силу работало правое ухо Алены, - тральщик сначала размагничивался, а потом тащил за собой на тросе небольшую, намагниченную баржу, которая обнаруживала мину и брала огонь на себя: между баржой и лежавшей на дне миной возникало магнитное поле, под воздействием которого мина взрывалась. А потом немцы стали сбрасывать магнитно-акустические мины...
- Извините, Иван Мефодиевич, - не дала моряку договорить Катя, - Алекс очень интересуется войной и, в частности, военными действиями на Волге. Я ему сказала, о чем вы рассказываете, и он захотел тоже послушать вас. Вы не возражаете?
- Нет. Молодому немцу я с удовольствием много интересного расскажу. А вот со старым я, пожалуй, разговаривать бы не стал. Но... сейчас уже не получится, - он оглянулся по сторонам. - Видите, ужин закончился. Мы остались практически одни.
- Мы с удовольствием послушаем вас на палубе. Или после ужина вы сразу отправитесь спать? - спросила Алена.
- Ну, нет! Какой уж тут сон, если мной заинтересовалась молодежь? - энергичным жестом крутанул Иван Мефодиевич свой правый ус.
Они уселись в шезлонгах на палубе. Лена не осталась с ними. Ей, видимо, слишком скучны были рассказы о войне и технические подробности о минах.
- Так на чем мы остановились? - повернулся Иван Мефодиевич к Алене.
- После того, как наши научились освобождать Волгу от немецких плавающих и донных мин, фашисты стали сбрасывать магнитно-акустические мины.
- Да-да, вспомнил. Так вот... Эти мины взрывались под воздействием магнитного поля и при улавливании вибрации.
Иван Мефодиевич замолчал, понимая, что фразу нужно перевести для Алекса. Алена упрямо молчала, глядя на моряка и не поворачивая голову в сторону Алекса. Боковым зрением она видела, что он буравил ее своим пронзительным взглядом, а Катерина вопросительно и выжидающе поглядывала то на нее, то на Алекса. Алена сделала вид, что не поняла этой затянувшейся паузы, и переводить пришлось, в конце концов, Катерине. Правда, Алена пожалела девушку и дважды подсказала ей сложные для перевода слова.
- Первое время мы не умели эти мины обезвреживать, - продолжал Иван Мефодиевич. - Но потом мы и с ними неплохо справлялись: тащили за собой намагниченную баржу с вибратором, который создавал полное впечатление работающих машин, и мины взрывались. Но до этого времени...
Дальше Алена уже не слышала. Подошел Степан, и они, чуть отойдя в сторону, беседовали тихонько вдвоем. Потом появились его друзья, с ними - две молодые девушки. Формировалась небольшая, молодежная компания.
- Пойдем в бар, - предложил один из друзей Степана.
- Прекрасная идея, - весело согласился Степан.
Считая, видимо, что вопрос решен, он по-свойски положил руку на плечо Алены и повернулся вместе с ней в ту сторону, куда уже направились его друзья. Алена метнула свой взгляд в сторону Алекса. Иван Мефодиевич к этому времени уже удалился в свою каюту, рядом с Алексом сидела Катя и что-то тихо ему говорила. Казалось, что он внимательно ее слушал и даже чуть улыбался тому, что слышал. Но Алена чувствовала, она была просто убеждена, что он незаметно следил за нею. Более того, видя напряженное выражение лица Алекса и его напрягшиеся скулы, она была уверена, что он был недоволен тем, что происходило в двух метрах от него.


Пожалуй, мне необходимо пойти со Степаном. Почему я должна находиться все время рядом с тобой? Правда, тебе это может не понравиться... Ты и сейчас уже, кажется, вне себя от раздражения. Как же! Твоя личная переводчица предпочитает проводить свободное время с другими, а не с тобой. Но я ведь не только переводчица и сопровождающая. Я еще и женщина! Я имею право хоть иногда отвлечься и развлечься, не так ли, дорогой наш друг? С тобой ведь не до развлечений! Ты уже давно не шутишь со мной, а иногда я ловлю на себе твой странный взгляд, значение которого я никак не могу понять. Он напоминает мне тот взгляд, которым ты смотрел на меня при нашей первой встрече в Доме на Набережной. Но тогда в нем я могла видеть, по крайней мере, интерес к новому человеку, а сейчас? Я ведь тебя больше не интересую. Ты увлекся сразу двумя девицами, отлично с ними развлекаешься. И... мне только сейчас такая мысль пришла в голову, вполне возможно, что ты будешь даже рад избавиться от моего присутствия, чтобы  действовать более свободно.


- Алена! - услышала она сзади себя голос Лены. - Подожди! Ты не пойдешь с нами? Там старики такой забавный спектакль устроили под гармошку.
- Где? - остановилась Алена и повернулась лицом к Лене.
- На корме.
- А я слышала звуки гармошки и думала, что они доносятся с берега, - сказала Алена.
- Старики гуляют  на нижней палубе. Там очень весело и интересно. Прямо как в деревне. Я пришла за вами. Пойдем, не пожалеешь.
Глаза Алены скользнули мимо Лены в сторону Алекса, и она почти испугалась, увидев его исподлобный, яростный взгляд, устремленный на нее.
- Извини, Степан, - сняла Алена руку парня со своего плеча. - Я пойду со своими. Хочется посмотреть, что там так рекламирует Лена. Ты пойдешь?
- Я бы с удовольствием пошел с тобой. Но меня же ждут друзья. Мне неудобно будет перед ними. А ты позже к нам подойдешь?
- Постараюсь, - пообещала Алена.

                ***

Спустившись на нижнюю палубу, они увидели человек двадцать людей среднего и пожилого возраста, отплясывавших "Семеновну". Красивая, статная женщина лет сорока пяти пропела высоким, звонким голосом:
- Семеновна в реке купалася,
а юбка узкая - да разорвалася.
Мужчина чуть постарше задорно подхватил:
- Ах ты, Семеновна, баба российская,
       развеселая, да голосистая.
Ловкими, разухабистыми движениями пальцев гармонист ударил по серебряным кнопочкам сверкающего перламутром инструмента и яркой радугой растянул его меха. Отдыхавшие во время исполнения частушек каблуки застучали дробным, звонким перестуком по деревянной палубе.
- Что здесь происходит? - поинтересовался Алекс. - Что-то русское, народное, я так понимаю?
- Да, это русская народная пляска под названием "Семеновна", -  объяснила Алена.
- О чем они поют?
- Они поют частушки про эту самую Семеновну, русскую жизнерадостную женщину, - весело сказала Лена.
- А что такое частушка? - упорствовал Алекс, пытаясь точно понять происходящее.
- Это такие маленькие стихотворные куплетики. Обязательно смешные, забавные и озорные. Иногда - непристойные, чаще - чуть пошловатые и вульгарные. Народное творчество, одним словом, - со смехом рассказывала Лена и добавила: - Я тоже знаю несколько частушек про Семеновну. Выучила, когда ездила летом к бабушке.
- Тогда давай, выходи в круг, - подтолкнула подругу Катя.
Лена сначала сопротивлялась, а потом сдалась и, оказавшись в кругу пляшущих, пропела:
- Ах, Семеновна, в реке купалася,
       большая рыбина в трусы попалася.
Катя перевела частушку Алексу. Тот простодушно рассмеялся, с улыбкой наблюдая за Леной, которая уверенно выстукивала каблучками русскую "дробушку", ничем не уступая в мастерстве пожилым женщинам, явным любительницам русских переплясов.
Когда частушки иссякли, а танцующие уморились от головокружительной, залихватской пляски, гармонист, сверкнув стальной улыбкой и махнув редеющим седым чубом, церемонно провозгласил:
- Белый танец.
Он взял мощный аккорд, виртуозно провел пальцами по всем кнопочкам.
- Исполняется старинное тангО, - таким же торжественным голосом добавил он, сделав ударение на последнем слоге в слове "танго".
Гармонист еще раз проворно прошелся по всем кнопочкам своей двухрядки, и зазвучали чарующие звуки танго под названием "Брызги шампанского".
- Хорош "белый" танец, - иронично протянула Алена. - Кого могут пригласить эти обаятельные женщины? Разве что друг друга? Здесь всего четыре... нет... пять мужиков.
- Но зато каких мужиков! - произнесла Катя и повернулась к Алексу:
- Это так называемый белый танец, дамы приглашают кавалеров. Разрешите вас пригласить?
К удивлению Алены, Алекс прекрасно танцевал. Грациозно двигаясь в разнообразных па, характерных для танго, Алекс уверенно вел за собой партнершу. Он крепко держал Катерину за талию, то прижимая ее к себе, то отдаляя, при этом все время глядя ей в глаза и улыбаясь. Алена видела, что Катя не умела танцевать настоящее танго, все время сбивалась и что-то объясняла Алексу с растерянной улыбкой. Но тот, судя по едва шевелящимся губам, растянутым в ласковой улыбке, успокаивал ее и продолжал твердо поворачивать в разные стороны.
       - Алекс очень хорошо танцует, - промолвила Лена, восторженно наблюдая только за этой парой, хотя танцевали многие.
       Как и предположила Алена, женщины пригласили на танго друг дружку.
- Да, неплохо, -  согласилась Алена.
Танец закончился. Танцующие на время разошлись и стояли у борта. Катя стала что-то быстро вполголоса говорить Лене, а Алена обратилась к Алексу:
- Вам здесь нравится?
- Очень. Правда, Катя не умеет танцевать, но еще несколько танцев - и она будет вполне сносно владеть своим телом. Главное, что она умеет послушно двигаться в руках партнера, - ухмыльнулся Алекс, с вызовом глядя в глаза Алены.
- Я очень рада, - ровным голосом произнесла Алена. -  Я так понимаю, что вы хотите здесь остаться?
- Да.
- В таком случае, желаю вам хорошо провести время. Думаю, моя помощь вам больше не понадобится. Я пойду в бар. Обещала Степану присоединиться к их компании, - небрежно махнула она ему рукой и двинулась в сторону носа корабля.
Алекс в два шага настиг ее и сжал ее руку у локтя.
- Ты никуда не пойдешь, -  растянул он свои губы в натянутой, неестественной улыбке.
- Позвольте вас спросить, почему? - улыбнулась она приторно сладкой улыбкой.
- Тебе поручили быть моей сопровождающей. Изволь выполнять эту роль до конца.
Начальственный тон Алекса неприятно поразил Алену, однако она сделала вид, что не обратила на него никакого внимания.
- Но Алекс, - мягким, чуть ли не ласковым тоном произнесла Алена, - я ведь сейчас уже не нужна вам. Девочки переведут все, что потребуется. В любом случае, день уже закончился.
- Для тебя, я вижу, он не закончился, - иронично усмехнулся Алекс. - Ты ведь не спать идешь?
- Я же вам сказала, что обещала ребятам подойти в бар.
- Ты обещала Степану.
- Какая разница! - небрежно пожала Алена плечами.
- Разница большая, - невнятно пробормотал Алекс и тот час же  сухо добавил: - Как бы то ни было, я прошу тебя всегда оставаться там, где нахожусь я.
- Просите или приказываете? Тон, каким вы произнесли свою просьбу, больше смахивает на приказ.
- Понимай, как хочешь. Но ты должна остаться здесь. И больше ничего я не хочу сейчас от тебя слышать, - отрывисто бросил он и отвернулся от нее.
- Хорошо. Работа - есть работа. Продолжайте веселиться. Я буду рядом, всегда к вашим услугам, - полным сарказма голосом сказала Алена и с невозмутимым видом прижалась спиной к борту.
Гармонист заиграл мелодичную, трогательную песню из кинофильма "Девчата" - "Старый клен". На этот раз с Алексом пошла танцевать Лена. Он прижал ее к себе, что-то тихо сказал ей на ухо. Она звонко рассмеялась, запрокинув голову назад. Он сверкнул довольной, очаровывающей улыбкой.
Алена почти с ненавистью наблюдала за Алексом в этой сцене, проклиная тот день, когда получила задание Командования отойти от всех правил на встрече в Монтевидео ради выяснения душевного состояния ценного агента, "бедного, несчастного" Альфреда. Не будь того задания, она уже была бы сейчас, скорее всего, в стране назначения и не мучилась бы от уязвленного самолюбия и унижения, которому подвергает ее вот уже два дня этот наглый, самоуверенный, самовлюбленный самец, этот дьявол в обличье галантного, привлекательного, обворожительного мужчины.

                4

     Заканчивался третий день путешествия по Волге, шел четвертый вечер их пребывания на теплоходе.

... В течение всего дня Алена и Алекс, находясь рядом, были предупредительно вежливы друг с другом, делая вид, что забыли о небольшой стычке, которая произошла между ними накануне.
В Горьком Катя и Лена оторвались от них, прошептав Алене на ухо, что в городе хорошая ярмарка и магазины, где они надеялись купить кое-какие вещи. Алена ни разу не была на родине великого пролетарского писателя и потому с чрезвычайным вниманием слушала рассказ экскурсовода и переводила его для Алекса. После экскурсии они гуляли вдвоем по городу, обмениваясь впечатлениями о его архитектурных достопримечательностях. Им обоим понравилось здание банка, построенное в честь 300-летия царствования династии Романовых. На Алекса большое впечатление произвел архитектурный ансамбль у набережной, начиная с внушительной лестницы, ведущей к Кремлю, и кончая памятником Валерию Чкалову.
Стоя у памятника знаменитому советскому летчику, Алена рассказала Алексу то, о чем умолчал экскурсовод: каким отчаянно бесшабашным и озорным был этот кумир советской молодежи тридцатых годов.
- Долгое время среди советских пилотов было популярно высказывание Чкалова относительно исчезновения романтики из профессии летчика, - рассказывала Алена. - Небо перестало быть стихией сильных с того самого момента, говорил он, как в самолете появился туалет.
Услышав эти слова, Алекс разразился таким раскатистым, ликующим смехом, не отрывая от нее своего искрометного взгляда, что Алена на мгновение забыла о коварном, отчужденном Алексе, а видела перед собой лишь прежнего, близкого и искреннего, друга.
Она безмятежно смеялась вместе с ним, но когда их беззаботный смех прекратился, между ними вновь появилась невидимая стена, поверх которой они вежливо переговаривались, не пытаясь пройти сквозь эту преграду или проломить ее...

После ужина отдыхающие разбрелись по палубам и местам развлечений. На нижней корме, там, где накануне среднее поколение организовало пляски под гармошку, в этот вечер молодежь, которую, видимо, не устраивал диско-бар на теплоходе, устроила танцы под магнитофон. Молодежью собравшихся можно было назвать чисто условно. Здесь, как и на всем теплоходе, практически не было юношей и девушек моложе двадцати лет, и потому даже тридцатилетние вполне резонно считали себя молодыми.
Как и накануне, Лена первая узнала о "дискотеке" на палубе и привела сюда своих соседей по столу, за исключением Ивана Мефодиевича. И хотя Алексу было уже тридцать пять лет, он совершенно естественным образом вписался в собравшуюся компанию благодаря своей моложавой внешности и стройной, спортивной фигуре. Он выгодно отличался от русских мужиков, которые после тридцати лет полностью забывают о своей внешности, перестают следить за физическим состоянием своего тела, превращаясь в рыхлые, бесформенные, малоподвижные фигуры. Большинство мужчин этого возраста вели себя на теплоходе крайне пассивно. После ужина сидели обычно в шезлонгах на палубе и "завязывали брюшко". Потом шли в один из баров, чтобы после нескольких рюмок водки или бутылок пива отправиться в свои каюты и спокойно завалиться спать. Ни один из них не осмелился бы придти сюда и бешено прыгать, как Алекс, рядом с молодежью.
Во время ритмичных танцев по парам никто не танцевал: каждый двигался сам по себе, хотя и вместе со всеми. Степан часто оказывался напротив Алены, и они, подняв руки вверх, самозабвенно извивались друг перед другом в ритме популярных, веселых мелодий.
Алена словно вернулась в беззаботные, студенческие годы, когда она пользовалась невероятным успехом не только у однокурсников, но и всех молодых людей, с которыми ее сводила студенческая жизнь. Любой из них посчитал бы за счастье получить возможность только проводить ее домой, и уж никогда бы не подумал пренебречь ею, как это сделал Алекс.
Зазвучала одна из самых популярных в то лето мелодий, лирическая песня Евгения Мартынова "Яблони в цвету" в исполнении автора. Степан, оказавшийся в эту минуту рядом с Аленой, молча обхватил ее за талию. Она положила ему руки на грудь, и они медленно задвигались под пленительные звуки задушевной мелодии. Рядом с ними оказались Алекс с Катериной.
- А где Лена? Что-то я давно ее здесь не вижу, - повернув голову к Кате, спросила Алена, упорно стараясь не встречаться глазами с Алексом.
- В музыкальном салоне. Там сегодня первая репетиция литературно-музыкальной композиции "Подвиг твой бессмертен, Сталинград". Туда пригласили всех, кто хорошо поет и декламирует. А у Лены, как мы успели вчера убедиться, очень хороший голос. На обратном пути, после Волгограда, увидим ее на сцене.
- Понятно, - засмеялась Алена и продолжила на русском языке: - Жаль, что я на работе и привязана к писателю, а то бы тоже приняла участие. Люблю художественную самодеятельность... О, Лида, Костя! И вы здесь! - повернулась она в сторону танцевавших рядом молодоженов. - Я вас сегодня только издалека видела. Вы в Горьком на экскурсию не ходили, что ли?
- Мы там были в прошлом году, - ответила Лида. - Так что в город не пошли, отдыхали в каюте.
Степану не понравилось, что Алена отвлекалась от танца с ним, и он решительно повел ее в другую сторону. Он теснее прижался к ней, руки его опустились чуть ниже ее талии, на бедра.
- Степан, убери руки оттуда, - твердо сказала Алена, сохраняя мягкую улыбку на губах.
- В таком танце двигаются только таким образом, - он еще крепче притянул ее к себе, а руки его стали плавно ходить по ее бедрам.
- Я не привыкла так танцевать и уйду отсюда, если ты будешь давать волю своим  рукам.
Степан никоим образом не отреагировал на ее замечание и, продолжая прижимать ее к себе, чуть развернулся в танце. В эту секунду Алена увидела Алекса. Глаза его угрожающе сузились и следили за руками Степана.


Что ты уставился на руки Степана глазами ревнивого мужа или любовника? Ты мог сам быть на месте этого парня, но ты отказался... не захотел. А теперь вылупил свои зенки и ведешь себя, как собака на сене: сам не гам - и кому-то не дам. Почему же ты не взял то, что само шло тебе в руки? Ожидая чего-то необыкновенного, ты не захотел довольствоваться малым?.. И вот теперь смотри... Пусть Степан ласкает меня... Но, черт возьми, как же мне самой неприятно и даже противно, что этот малознакомый парень бесцеремонно лапает и вжимает меня в себя!...
 

- Степан, я же вам сказала, что так я танцевать не буду, - перешла Алена на официальное "вы". - Как видно, вы не умеете слушать и понимать девушку.
Алена решительно отстранилась от парня и стала пробираться сквозь танцующие пары. За ней двигался, не отступая ни на шаг, Степан.
- Ты что, обиделась? - с недоумением в голосе спрашивал он. - Прямо детский сад, ей-богу.
Он обнял ее правой рукой за плечи, и в это мгновение она услышала голос Алекса:
- Извините, Алена, вы мне очень нужны.
У Алены все опустилось внутри, но она сразу же натянула на свое лицо маску холодной вежливости и сказала Степану:
- Извините, пожалуйста. Я, кажется, понадобилась нашему гостю.
А повернувшись к Алексу, спросила подчеркнуто вежливо, уже по-немецки:
- Я слушаю вас, Александер. Вам нужна моя помощь?
- Да, нужна. Я договорился встретиться с одним бывшим летчиком. Он обещал мне поделиться своими военными воспоминаниями. Мне уже пора идти к нему, а Катя, как назло, не сказав ни слова, куда-то скрылась. Во всяком случае, я не смог ее найти.
Степан несколько секунд потоптался рядом, пытаясь добиться от Алены согласия на продолжение танца. Алена ответила, что танцевать больше не будет, и юноша, пожелав спокойной ночи, удалился с разочарованным видом. Своим излюбленным, как теперь стало ясно Алене, жестом Алекс крепко стиснул ее за локоть.
- Вы направлялись в его каюту или твою? - голос его был опасно спокоен.
Алена ошарашено смотрела на него долгим, неморгающим взглядом.


Да никуда я не собиралась идти со Степаном, дурак ты этакий. Но не стану же я тебе это объяснять! Не хватало еще, чтобы я давала тебе отчет в своих действиях или, еще хуже, чувствовала свою вину перед тобой и оправдывалась. И вообще, я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Я отказываюсь понимать твое поведение. Еще несколько таких вечеров - и я сорвусь. Выскажу тебе все, что о тебе думаю. И пусть Командование делает со мной, что пожелает, если ты доложишь об этом ЭмЭн.

 
- Что вы имеете в виду? – без единого намека на раздражение или неудовольствие спросила она.
- Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Не строй из себя саму невинность!
- Во-первых, я не давала вам повода разговаривать со мной таким образом, - Алена по-прежнему старалась выдержать спокойный тон в голосе. - А во-вторых, вас не должно касаться то, что я делаю в нерабочее время. Свои обязанности сопровождающего на сегодня я выполнила.
- Во-первых, как мы договаривались вчера, ты должна оставаться со мной до конца. Твои обязанности заканчиваются только тогда, когда я ложусь спать.
- Может, мне вас, как маленького ребенка, каждый вечер в кровать укладывать? Может, еще и песенку колыбельную спеть, сидя рядом с вами на постели? - ядовито проговорила Алена.
- Я сейчас убью тебя, - яростно прохрипел Алекс, до боли сжимая ее локоть.
Его ярость испугала ее. Но вынужденная скрывать этот внутренний испуг, она, как обычно в таких случаях, стала вести себя дерзко, вызывающе и даже нагло:
- Интересно, за что? За то, что не раздеваю вас перед сном?
- За то, что... За то..., - Алекс, похоже,  с трудом сдерживал себя, но ему это, наконец,  удалось, и он вымолвил ровным голосом: - За то, что не выполняешь свою непосредственную работу.
- Что вы говорите? – с язвительной интонацией произнесла она, и губы ее надменно поджались.
- Да, не выполняешь. Ты меня сбагрила этим прелестным девушкам и очень часто увиливаешь от переводов.
- Насколько я понимаю, вас очень устраивает компания этих "прелестных", как вы выразились, девиц, и вы чудесно проводите время вместе. И меня все время интересует, которая из них...
Алена замолчала, поняв, что далеко зашла в своих ревнивых рассуждениях.
- Что тебя интересует? - с любопытством посмотрел он на нее.
- Ничего. И никто. В том числе, и вы, - с вызовом посмотрела она на него.
- Да? - пронзил он ее испепеляющим взглядом.
- Да. И немедленно отпустите меня, - громко потребовала она, пытаясь освободить свою руку из его сильных пальцев.
- Не поднимай шума, детка. Мы привлекаем к себе внимание.
Алена увидела, что на них действительно оглядываются, и притихла. Алекс держал ее крепко и вел за собой так же твердо и почти насильно, как уводил ее три дня назад из бара. Сделав еще несколько неудачных попыток освободиться от него незаметно для окружающих, Алена смирно пошла рядом с ним.
- Куда мы идем? - беспечным тоном спросила она.
- В мою каюту.
- Зачем? - вздрогнула она.
- Нам нужно прояснить наши отношения.
- Мы можем сделать это здесь, на палубе.
- Ну-да, - иронично хмыкнул Алекс. - И ты будешь все время оглядываться, не слушает ли кто наш разговор.
Весь остаток пути они проделали молча. Подойдя к своей каюте, Алекс крепко взял одной рукой Алену за запястье, словно боялся, что она вырвется и убежит от него, другой - достал ключ из кармана и, с трудом попав в скважину, открыл дверь.
- Заходи, - почти толкнул он ее в каюту.

                ***

Он зашел вслед за ней и закрыл дверь на ключ. Алена прислонилась спиной к двери и молча следила за ним.
Алекс нервно ходил по каюте, бросая в ее сторону пронзительные, почти враждебные взгляды. Он тяжело дышал и несколько раз открывал рот, чтобы произнести какие-то слова, но рот его бессильно закрывался, и он снова мерил шагами узкое пространство каюты. Наконец, он прекратил свои беспорядочные движения и остановился перед ней, почти касаясь ее своим телом.
- И как это называется? - в голосе его было напряжение.
- Что именно? - она холодно смотрела на него.
- Твое поведение. Для меня ты - девственница, тебя трогать нельзя, а для других ты - полноценная женщина?
"Где-то когда-то кто-то
Что-то подобное
Мне говорил", -
в стихотворной форме и в неожиданном сочетании слов дважды прозвучало в ее голове смутное воспоминание.
Не пытаясь оживить это воспоминание, Алена сейчас молча и пронзительно смотрела на Алекса. До нее не доходил смысл возмущенных слов и выражение его негодующего взгляда.
Постепенно выражение негодования уходило из его глаз. Они заполнились болью. Он положил свои руки на дверь рядом с Аленой так, что ее плечи оказались зажатыми между ними.
- Скажи мне, Алена, я тебе совсем не нравлюсь? Мне казалось, что я нравился тебе, что ты хотела меня. Пусть не так сильно, как я тебя, но хотела. Твое поведение в Монтевидео, а особенно в Мюнхене подтверждало это. В Рабате же ты почти открыто призналась в этом. А потом вдруг все изменилось. Я что-то не так сделал или сказал? Стал тебе неприятен? Я страдаю и мучаюсь от этого, не нахожу себе места. Целые ночи не сплю, все думаю о тебе и прислушиваюсь ко всем звукам, которые, хоть и не очень громко, но все-таки доносятся из твоей каюты... Скажи мне, наконец, почему ты отказала мне?
- Что я слышу? - криво усмехнулась Алена. - Разве я отказала вам? Разве не вы отказались от меня?
Алекс молчал, напряженно вглядываясь в ее глаза. Потом произнес неуверенным тоном:
- Алена, дорогая. Или ты неточно выразила свою мысль на немецком языке, или я просто не понимаю тебя. Объясни, пожалуйста.
- Разъясняю, - сухо произнесла Алена. - Это вы отказались от меня, узнав, что я не шикарная женщина-вамп, а обыкновенная старомодная девчонка, девственница, и не могу вам дать того, о чем вы говорили в Мюнхене.
- Чего дать? О чем я говорил в Мюнхене? - недоуменно смотрел на нее Алекс.
- Искусного секса, мастерства в постели, - выпалила Алена слова, которые еще никогда вслух не произносила.
Алекс ошеломленно смотрел на Алену. Он, казалось, не мог поверить в то, что только что услышал.
- О господи! Какой же я дурак! - наконец выговорил он. - Прости меня, моя сладкая. Прости, моя желанная.
Он оторвал ее от двери и заключил в свои объятия так неистово, словно они встретились после долгой разлуки. Потом взял ее лицо в свои руки и, лаская пальцами ее щеки, тихо сказал:
        - Как хорошо, что все прояснилось. Ведь чего я только не передумал за эти дни! Вначале, в тот злосчастный вечер, у меня возникло ощущение, что ты играешь со мной в непонятную мне, жестокую игру. Потом я решил, что стал почему-то тебе неприятен, и ты искала благопристойный повод, чтобы оттолкнуть меня. И другие подобные глупости лезли в мою голову. Только теперь я все понял. Ты, оказывается, просто испугалась. Твои глаза в тот вечер, в которых я прочитал неприязнь к себе и даже презрение, говорили, оказывается, совсем о другом. Они выражали обычный девичий страх. Какой же ты все-таки еще ребенок! Да к тому же с комплексом отличницы. Ты привыкла всегда и во всем быть совершенной и боялась оплошать в постели? Я правильно тебя понял?
          Не проронив ни слова, Алена кивнула.
        - Глупенькая моя. Разве я ждал от тебя каких-то опытных ласок? Я просто хотел, чтобы ты была моей. Сладкая моя, желанная.
         И он принялся покрывать короткими горячими поцелуями ее глаза, лицо, шею.
Только что холодная как лед, Алена стала быстро оттаивать под жадными, горячими поцелуями Алекса. Она прильнула к нему и, со словами "О, Алекс, зачем мы мучили друг друга", обвила его шею руками.
Мощный электрический заряд пронзил их насквозь и припаял друг к другу обожженными местами, заставив слиться в одно-единое целое...
 
         ...Выпорхнула она из его каюты только через три часа.

                ***

      На следующее утро Алена проснулась, когда по радио прозвучала уже ставшая привычной за эти дни фраза методиста: «Пора вставать».
- Пора вставать: седьмой уж час,
  Марина верно ждет уж нас, -
так же привычно перефразируя Пушкина, вслух продекламировала Алена. Потом зевнула, сладко потянулась и вдруг резко села на кровати. «Это свершилось!» – вспомнила она вчерашний вечер. Сердце застучало быстрее, тело словно покрылось капельками пота. Ей показалось, что она покраснела с пяток до кончиков волос на голове. Но времени на обдумывание вчерашнего события у нее не было. Она поднялась с кровати и стала делать зарядку. Почти сразу почувствовала, что ей что-то мешает. Как будто внутри у нее, между ног, находилось что-то постороннее. Она сделала несколько движений ногами вверх и в сторону - неприятное ощущение не проходило. Физическая неловкость и связанное с нею чувство раздражения сменилось на беспокойство. Может, у нее там что-то не так? Может, там все разорвано? И зачем она только оставалась у Алекса так долго и позволила ему еще и еще... Да не просто позволила... О-о-х, как стыдно об этом вспоминать! Она ведь чуть ли не толкала его на это продолжение! Ужас! Что он думает теперь о ней?
Раздался стук в дверь. Алена замерла. Она не сомневалась, что это был Алекс. Но она не могла, она была не в силах открыть сейчас ему дверь. Ей казалось, что она просто умрет от стыда, когда глянет в его глаза. Правда, он говорил ей хорошие, красивые слова. Однако это было вчера, в порыве страсти, а страсть - это как опьянение: говоришь, не раздумывая, всякие глупости. Сейчас же он, наверно, посмотрит на нее по-другому.
Услышав, что шаги удалились от ее каюты, Алена стала быстро приводить себя в порядок. Наложила на лицо тональный крем, чтобы скрыть бледность, губы накрасила розовой помадой, даже кончики ресниц слегка накрасила тушью. Потом надела легкий брючный костюм небесно-голубого цвета, босоножки и пошла в ресторан.
Неприятное ощущение чего-то лишнего между ногами не проходило. Наверно, там все нарушено, -  с беспокойством продолжала размышлять она. И к доктору не пойдешь с таким деликатным вопросом, хотя медпункт и врач на теплоходе имеются.
Сев за стол, Алена с предельной вежливостью со всеми поздоровалась, избегая встречаться глазами с Алексом. Она принялась медленно жевать свою закуску, по-прежнему стараясь не глядеть на него. Но глазами, которые были у левого уха, она видела, что Алекс время от времени вопросительно и с беспокойством посматривал на нее. Алена старалась не упустить нить разговора с Катей и Леной, переговорила и с Иваном Мефодиевичем, но мысли ее были не здесь, и ей с трудом удавалось сохранять улыбку на лице.
Улучив момент, когда девушки слушали Ивана Мефодиевича, Алекс вполголоса спросил:
- Что-нибудь не так, дорогая?
- Все в порядке, - едва пошевелила она губами, глядя не на него, а на Ивана Мефодиевича.
К ее чувству стыда перед Алексом добавилось ощущение, что все догадываются о том, что произошло между ними. Ей казалось, что окружающие бросают на нее взгляды исподтишка и насмешливо про себя улыбаются.
Она смогла затолкать в себя только половину завтрака, от чая вообще отказалась. Она обрадовалась, когда увидела, что девушки прочно увлекли Алекса каким-то вопросом, и быстро удалилась из ресторана.
Алена прошла по одной палубе, затем - по другой. Потом спустилась вниз, поднялась наверх и в результате оказалась на верхней палубе в носовой части корабля. Она стояла там в печальной задумчивости уже несколько минут, когда услышала сзади себя заботливый голос Алекса:
- Алена, дорогая, что случилось?
Алекс встал рядом, повернувшись спиной к борту, лицом к ней.
- Ничего, - словно стройная, молодая березка, она неподвижно стояла, прижавшись к борту и устремив свой взгляд прямо перед собой.
- Может, ты уже сожалеешь о том, что случилось? - мягким голосом спросил он.
- О нет, Алекс, нет! - повернулась она к нему лицом.
- Тогда в чем дело? Я тебя чем-нибудь обидел? - в упор смотрел он на нее.
- Что ты! Ты был со мной ласков, предупредителен, осторожен. Но я... я..., - беззащитная улыбка застыла на ее лице.
- Послушай, детка. Мы с тобой вчера, кажется, договорились, что ты ничего скрывать от меня не будешь. Скажи, в чем дело, - он не сводил с нее настороженных глаз.
- Мне... стыдно... после вчерашнего.
- Глупенькая, тебе стыдиться нечего, - с облегченной улыбкой вздохнул Алекс. - Да и не стыд это вовсе. Это обыкновенное чувство неловкости. Так всегда бывает после первой близости. Это чувство быстро пройдет.
- Ты так думаешь? - доверчиво посмотрела она на него и снова уставилась в одну точку.
- Конечно. Но я вижу, что тебя терзает что-то еще. Что, Алена? - обеспокоенно спросил он.
Алена посмотрела в его глаза и увидела, что он искренне волновался о ее состоянии, что он искренне хотел знать, что происходит с ней.
- Понимаешь, у меня там, - она показала глазами на низ живота, - что-то не так.
- Тебе там больно? - беспокойство на его лице сменилось выражением тревоги.
- Нет-нет. Просто... как будто там что-то находится и мешает мне ходить. Наверно, там разорвано что-то. Мне не нужно было так вести себя вчера, я...
Она замолчала, увидев его смеющиеся глаза.
-  Тебе смешно? Ты смеешься надо мной? - с обидой отвернулась она от него.
- Я не смеюсь. Я никогда не смогу и не буду над тобой смеяться, запомни это, - поторопил заверить ее Алекс. -  А улыбаюсь я потому, что знаю лекарство от твоего недомогания.
- Да? - с надеждой посмотрела она на него.
- Конечно. Пошли ко мне.
- Хорошо, - она послушно зашагала рядом с ним.
Они вошли в его каюту, он закрыл дверь на ключ.
- Ты почему запер дверь? - подозрительно посмотрела Алена на Алекса.
- Но ты же хотела избавиться от неприятного ощущения в твоей самой интимной части тела. Разве не для этого ты сюда шла?
Плутовская улыбка гуляла на лице Алекса, он начал расстегивать ее жакет.
- Что ты делаешь? - оторопело смотрела она на него.
- Ты же обратилась к доктору. Пациентке следует раздеться.
- Но...
- Никаких "но".  Чем ушибся, тем и лечись. Так говорят умудренные опытом американцы,  - произнес Алекс на английском языке. - В русском языке есть такая пословица? - спросил он уже по-немецки.
- Есть. И она звучит почти слово в слово так, как на немецком.
Алена сначала произнесла пословицу на немецком языке, затем медленно, выговаривая четко каждое слово, сказала по-русски:
- Клин клином вышибается.
- Вот мы и проверим справедливость этой пословицы на деле, - промурлыкал Алекс, расстегивая ее бюстгальтер.
- Алекс, я...
Страстный поцелуй, в который Алекс вложил все свое изощренное мастерство, поглотил ее слова.

                5

Как сказочные птицы, полетели их волшебные дни и ночи, наполненные страстью и чувством все большей привязанности друг к другу.
Они много говорили, особенно по вечерам, сидя в креслах на палубе. Один вечер они провели в кинозале, где проходил конкурс на лучшую туристскую песню. Собственно, на конкурсе звучали не только туристские мелодии. Участники пели даже пионерские смешные частушки, читали отрывки из "Василия Теркина" и "Евгения Онегина". Было очень много веселых, забавных моментов, и Алена с Алексом искренне веселились на этом вечере. А после него поздравили Лену с победой: она получила первый приз за исполнение песни Юрия Визбора "Милая моя".
После вечерних прогулок и бесед на палубе они шли в каюту Алекса, откуда Алена тихонечко выскальзывала уже поздней ночью.
Днем они, чаще всего, вели себя так, как все другие туристы. Посещали бар и кино, плавали, играли в волейбол на "зеленых" стоянках, ходили на экскурсии в городах.
В Ульяновске экскурсию для Алекса переводили Катя и Лена. Алена сама попросила их об этом, хотя находилась все время рядом. Она не хотела отвлекаться на перевод в этом святом для нее городе. Ленин значил для нее то же, что Бог - для верующих, а дом, где жил Ильич с восьмилетнего возраста был для нее все равно, что храм для христианина.
Алену крестили в православной вере, но, как истинная коммунистка, в Бога она не верила. Однако она не была воинствующей атеисткой и с уважением относилась к верующим, в числе которых были ее мама и бабушка с дедушкой.
Когда Алена в детстве иногда жила у бабушки и дедушки, они заставили ее выучить "Отче наш", с которой вся семья садилась за стол и ложилась спать. Позже Алена эту молитву почти забыла, остались в памяти только первые строки. Правда, она хорошо знала "Отче наш" на французском языке: по легенде она была католичкой.
Дедушка, папин отец, был очень интересной личностью. Будучи глубоко верующим человеком, он не признавал церковь и "попов", как он называл всех священнослужителей. "Для общения с Богом мне не нужны посредники", - часто повторял он. Когда Алена подросла, стала комсомолкой и в Бога уже окончательно не верила, дедушка осмелился рассказывать ей всякие истории из жизни сельских "батюшек": сколько водки они пили, как с девками гуляли, какие деньги брали с совсем бедных людей даже за отпевание усопших. "Недаром, - говорил он, - в народе пословица ходит о разжиревших, особенно за чужой счет, людях: наев морду, як поп". А Алена ему вторила: "И не зря после революции народ с такой дикой радостью сбрасывал кресты с церквей. Попы для них тоже были эксплуататорами, которые пили их кровь, сами ничего не создавая".
Алена одобряла отношение дедушки к церкви, но понимала и тех, кто рассматривал храм, как святое место, где душа верующего находится ближе всего к Богу, где он взывает к Господу в самые трудные моменты своей жизни и находит там утешение.
Таким храмом, святым местом для нее самой был дом-музей Ленина в Ульяновске, фотографии которого были знакомы ей с детства. Сам мемориал, безусловно, тоже произвел на нее огромное впечатление. Она порадовалась, увидев, что были сохранены три дома, где вначале жила семья Ульяновых, в том числе и флигель, где родился Ильич. Понравился Алене памятник М.А.Ульяновой с четырехлетним Володей. Но в доме, где жил подросший Владимир, она почувствовала себя действительно как в храме. С восторженным вниманием она рассматривала комнаты матери и няни, кабинет отца, столовую и гостиную, комнаты детей наверху. С особым благоговением вошла она в комнату Володи. Неужели она действительно находится в комнате, где вырос будущий создатель Советского государства? - с восторгом спрашивала она себя, рассматривая простую обстановку комнаты: слева - кровать, перед окном - стол, два стула и книжная полка.
Вглядываясь в обстановку этого дома, Алена всеми своими органами обоняния и осязания ощущала атмосферу высоко интеллектуальной, но в то же время простой жизни, которая проходила когда-то здесь. Алена светилась от этой атмосферы и исподтишка взглянула на Алекса, желая увидеть его реакцию на ее святыню. Она понимала, что для Алекса этот дом - очередная экскурсионная  достопримечательность, очередной дом-памятник, и не ожидала от него особого благоговения. И тем не менее, она была несколько разочарована, увидев на его лице лишь вежливое внимание. Ей стало чуть-чуть обидно, что ставший для нее самым близким, после мамы и брата, человек не проявляет к Ленину и его родному дому должного интереса.
Но обведя глазами других туристов, таких же как она советских людей, Алена была просто поражена: на их лицах она увидела обычное любопытство и не более того. А Степан, по всей видимости, просто скучал в этих комнатах. Во всяком случае, на его лице Алена не увидела ни особого интереса, ни даже обыкновенного любопытства к тому, о чем так увлекательно рассказывала экскурсовод...

                ***

На седьмой день путешествия большинство туристов оставались допоздна на палубе в ожидании скалы Степана Разина.
Алена с Алексом, Катя и Лена стояли рядом. Девушки рассказывали Алексу о знаменитом русском бунтаре. Алена очень удивилась, что подруги, а особенно Катя, знали интересные подробности из жизни Степана Разина, которых и она не знала. Катя заявила, что Стеньку Разина в народе чтят до сих пор потому, что в нем ярко отразился анархический, бунтарский дух, который свойственен всему русскому народу.
- Мы, - с озорной улыбкой добавила Лена, - не любим соблюдать правила, подчиняться законам. Мы только делаем вид, что им подчиняемся. Так что зря на всяких зарубежных "голосах" нас считают послушными винтиками в громадном бездушном механизме тоталитарного государства.
В этот момент показалась скала. Теплоход притих, всматриваясь в очертания легендарного места. Алена, охваченная непонятным порывом, затянула своим красивым, грудным голосом:
- Из-за острова на стрежень,
  На простор речной воды...
Ее поддержал высокий, сильный голос Лены:
- Выплывали расписные
  Стеньки Разина челны.
Повторил эти две последние строчки мощный, разноголосый хор, неожиданно и стихийно возникший на теплоходе. Впечатление было такое, что подплывая к скале, отдыхающие мысленно уже пели эту песню и ждали только сигнала, чтобы запеть ее вслух. Таким сигналом для них оказались Алена с Леной.
- На переднем Стенька Разин
  Обнявшись, сидит с княжной, -
пропела Алена слова второго куплета, и вдруг мощный луч прожектора с теплохода осветил скалу. Что-то такое торжественное, вечное и величественное было в этом мгновении, в этой сцене, что у Алены мурашки пробежали по всему телу от восторга. Она взглянула на Алекса и, к радости своей, увидела, что он тоже был под впечатлением момента, что он тоже был охвачен волнением, хотя вряд ли чувствовал, как все остальные, дух и суть этого незабываемого зрелища...
Когда утес остался позади и отдыхающие покинули палубы, Алена и Алекс направились в Аленину каюту, чтобы выпить чая. Алена несколько раз наливала в чашки воду и вставляла туда кипятильник, пока они говорили об импровизированном представлении на воде, о туристах на теплоходе и о советских людях вообще.
- Ты знаешь, Алена, - проникновенно произнес Алекс после того, как Алена рассказала ему, как трудно было их семье и всем жителям ее родного, разрушенного фашистами, поселка в первые послевоенные годы, - я все больше и больше проникаюсь уважением к Советскому Союзу и все больше симпатизирую советским людям. Но вашу идеологию и политическую систему не поддерживаю и даже, откровенно говоря, осуждаю ее.
- Я тебя перевоспитаю, - засмеялась Алена. - И ты тоже станешь коммунистом.
- Ничего у тебя не получится, моя сладкая.
- Почему?
- Потому что я верующий, - после секундной паузы отшутился он.
- Так вера только поможет мне в твоем перевоспитании. Ведь коммунистическое учение и христианство проповедуют практически одни и те же ценности: братство, человеколюбие, жертвование личным благополучием ради блага ближнего и... общественного. Если бы все коммунисты жили по "Моральному кодексу советского человека", а все верующие соблюдали "Десять заповедей", мы сообща уже давно бы построили коммунистическое общество или, иначе говоря, рай на земле, - хитро улыбалась Алена.
- Твой коммунизм - это утопия, красивая сказка. Разве ты сама не видишь, что социалистическая идея практически провалилась в Советском Союзе? Посмотри на эти очереди за продуктами прямо на улицах.
Алена нахмурилась и несколько секунд молчала, неторопливо отхлебывая горячий чай из чашки.
- Подожди, я выключу свет. А то кто-нибудь обязательно заинтересуется, почему переводчица ночью не спит.
- Иди сюда, - протянул к ней руки Алекс, когда она возвращалась к столику.
- Знаешь, Алекс, не все так просто в нашей жизни, - Алена села ему на колени, он обхватил ее за талию. - Я, конечно же, вижу эти очереди, сама в них частенько стою. Вижу и другие вещи, которые мне не нравятся. И остро переживаю их. Но во всем, что есть плохого у нас, не виновато учение социализма и коммунизма. Идея не может отвечать и нести ответственность ни за своих носителей, ни, тем более, за исполнителей.
- Но она больно ударяет по тем, кто живет по правилам, которые навязаны им этими, как ты их назвала, носителями и исполнителями. Тяжело жить в таких условиях, в каких живете вы.
- Мы живем верой. Мы очень верим в то, что когда-нибудь все изменится, и мы будем строить настоящий социализм, без нынешних недостатков.
- Как можно верить в утопию, в то, чего нет и не может быть! - воскликнул Алекс.
- Точно то же могу сказать и я, - возразила Алена. - Как можно верить в Бога, которого никто и никогда не видел?
- Это совершенно разные вещи, - задумчиво произнес Алекс. - Наша вера носит чисто духовный характер, и мы не строим экономические отношения в соответствии с ней. Ваша же вера портит материальную сторону человеческого существования. Жизнь у человека одна, и каждому хочется прожить ее хорошо. Совсем не так, как приходится жить вашим людям, талантливым и умным, достойным совершенно другой жизни.
- Но, Алекс, у нас не все плохо, - обиженно протянула Алена. - И плохого не так уж много. У нас много хорошего, много достижений, которыми мы по праву гордимся и которые стали возможными лишь потому, что мы идем по социалистическому пути. А кроме того, материальное благополучие - далеко не главная вещь на этой земле.
- Не главная, но далеко не последняя, - засмеялся Алекс, прижимая Алену к себе.
- А я считаю, что забота каждого отдельного человека о материальных благах должна стоять, при правильном построении жизни общества, на последнем месте.
- А что, по-твоему, должно стоять на первом месте?
- Я полагаю, - после нескольких секунд раздумья медленно произнесла Алена, - что самым важным в этой жизни является духовное совершенствование каждой отдельной личности и всего общества в целом... Мы, в нашей стране, живем богатой духовной жизнью. Ходим в театры, на концерты, в музеи, на выставки. А какая у нас художественная самодеятельность! Практически на каждом предприятии, в колхозе или совхозе есть свой Дом культуры или клуб. Люди там поют, танцуют, ставят пьесы. Регулярно проводятся конкурсы, смотры, концерты  художественной самодеятельности. Из этих ансамблей и драмкружков вышли многие наши знаменитые певцы и актеры. Наши дети могут развивать свои способности в различных студиях, кружках и секциях во Дворцах пионеров или просто в школьных кружках. И учти, все это бесплатно.
- Расхвасталась! Хвастунишка моя сладкая, - Алекс чмокнул ее в щеку.
- Я не хвастаюсь, -  отстранилась Алена от его горячих губ. -  Это правда. И еще... Мы самый читающий народ в мире. Это общеизвестный и общепризнанный факт. У нас в каждой семье есть своя библиотека. Хотя нет ни единого города, поселка или деревни, ни одного Дома культуры или учебного заведения, где бы не было общественной библиотеки.   
- Такие библиотеки есть и у нас.
- А знаешь, сколько у нас выходит толстых литературных журналов? - пропустила она мимо ушей замечание Алекса. - Такого феномена нет ни в одной стране. Журналы выходят многомиллионными тиражами, и их все равно не хватает на всех желающих. Некоторые библиотечные экземпляры зачитываются до дыр, если в номере напечатан новый интересный роман или повесть... Смотри..., - взглянула Алена в окно. - Уже брезжит рассвет.
- Да, светает, моя хорошая, - притронулся Алекс губами к ее шее.
- Я никогда не видела рассвет на реке. Может, мы выйдем на палубу и посмотрим на восход солнца, раз уж почти всю ночь проболтали?
- С удовольствием встречу новый, счастливый день рядом с тобой, - согласился он.

                ***

      Они тихонечко, на цыпочках, вышли на левый борт теплохода. Их встретило и заключило в свои объятия бледно-лиловое, томное утро. Светло-серая вода Волги в зеленой оправе леса зачаровала их, приковала к борту. Чистый и ласковый воздух окутал их бодрящей прохладой. Ничто и никто не мешал их магическому слиянию с царственной природой. Теплоход спокойно спал, и только чуть шуршала вода от его скольжения.
Солнце еще не взошло, но вот-вот должно было показаться: переливались оранжево-малиновыми тонами мохнатые края двух одиноких пышных облачков. Берег замер в ожидании жизнеутверждающего мгновения.
Алена и Алекс сели в кресла и стали ждать появления небесного божества. Алена смотрела на горизонт, Алекс - на Алену.
- Ты что? - приглушенно прошептала Алена, повернув к нему голову. - Смотри туда, а не на меня, -  махнула она рукой в сторону подрумяненного восточного неба.
- Ты знаешь, - таким же глухим шепотом произнес Алекс, - такая ты мне нравишься больше.
- Чем какая? - небрежным тоном спросила Алена, вновь устремив свой взор на восток.
- Чем та, какой ты была в баре, в наш первый вечер на теплоходе.
- Странно, - с любопытством взглянула Алена на Алекса, -  ты тогда смотрел на меня с таким неподдельным восхищением и столько комплиментов мне отвесил, что я думала, ты был очарован моим внешним видом. Значит, ты тогда лицемерил?
- Нет, моя сладкая. Ты была действительно прекрасна. Такая яркая, ослепительная, блистательная... Словно сошедшая с обложки "ВОГ"а. Но именно поэтому... далекая и чужая. А сейчас ты красива тихой, неброской красотой. Сейчас ты близкая, родная.
- Такие мысли у тебя оттого, что тогда мы... не были... ну, в общем, сейчас мы стали... физически близкими людьми, а тогда этого между нами не было, - наконец удалось Алене облечь в приемлемую форму свою мысль.
- Может быть, может быть, - задумчиво проговорил Алекс, продолжая глядеть на нее. - А знаешь, что в тебе больше всего покоряет меня и возбуждает?
Его лицо осветилось озорной мальчишеской улыбкой, он вплотную приблизил свое лицо к ней.
- Что? - искренне заинтересовалась Алена.
-  Контраст между дневной Аленой и ночной, - едва слышным шепотом промолвил он.
- Что ты имеешь в виду? - она растянула губы в напряженной улыбке.
- Днем я любуюсь красотой твоих движений и твоим полным самообладанием, вежливой, но мягкой сдержанностью в общении с людьми. Ночью же я прихожу в восторг от твоего полного самозабвения, страстности, даже неистовости в любви. Вот этот контраст возбуждает меня даже больше, чем красота твоего тела. Потому что красота и величавое, степенное...
- Ой, Алекс, не люблю я этих слов: величавый, величавость. Особенно, когда их употребляют по отношению ко мне.
- Почему? - изумился Алекс.
- Я сразу вспоминаю изречение Ларошфуко: "величавость - это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума".
- Это, на мой взгляд, глупое и несправедливое изречение. Но если тебе это слово так категорически не нравится, то могу употребить другое. Так вот... Красота твоего тела, изысканность жестов и степенное поведение видимы любому глазу, а твоя самозабвенность принадлежит только мне.
Алекс помолчал несколько секунд, глядя на уже почти совсем румяное  восточное небо, а потом вновь повернулся лицом к Алене:
- Знаешь... Я часто думаю над твоим характером... над манерой твоего поведения и...
- Они тебе не нравятся? - игриво прошептала Алена.
- Дело не в том, нравится или не нравится. Я не понимаю, как удается тебе быть такой разной. Каким образом ты так быстро переходишь из одного состояния в другое?
- Очень просто, - загадочно улыбнулась Алена. - Я ношу на себе шкуру хамелеона. Подобно хамелеону, окраска тела которого изменяется в зависимости от освещения, температуры, влажности, я меняю внешние проявления своей сути в зависимости от окружающего меня мира. Я просто сливаюсь с ним и действую так, как остальные. Или, если говорить точнее, веду себя так, как того ждут от меня окружающие. Думаю, что мое умение носить эту шкуру, было далеко не последней причиной, по которой меня взяли работать туда, где я работаю, - едва различимым шепотом добавила она.
- А ты бываешь когда-нибудь настоящей, естественной Аленой? Без этой хамелеоновской шкуры? - внимательно смотрел на нее Алекс.
- Бываю. В своих мыслях, например, - медленно проговорила Алена. - Наедине сама с собой я обязательно от этой шкуры избавляюсь.
- И все? Больше ты никогда ее не снимаешь? - с тревожным ожиданием вглядывался в нее Алекс.
- Почему никогда? Я всегда эту шкуру поспешно сбрасываю, подходя к твоей каюте. Да еще старательно выпихиваю ее ногой в коридор, когда ты закрываешь дверь на ключ, - тихо засмеялась Алена.
Глаза Алекса удовлетворенно блеснули, он довольно вздохнул:
- Я...
- Т-с-с, - не дала ему высказаться Алена, кивнув головой в сторону носа корабля.
Алекс повернулся и увидел Ивана Мефодиевича.
- Нужно тихонько сбежать, пока он нас не увидел, - прошептала Алена, поднимаясь с кресла.
- Поздно. Он нас уже заметил и даже слегка наклонил голову   в знак приветствия.
- В таком случае, нам следует подойти и поздороваться.
- Пошли, - поднялся Алекс с кресла.
- Подожди-ка, - остановила его Алена, внимательно вглядываясь в Ивана Мефодиевича.
Иван Мефодиевич, не обращая на них внимания, сосредоточенно смотрел в воду, потом взглянул на берег, затем опять в воду.

                ***

Сверкнули лучи восходящего солнца, и Алена с Алексом перевели свой взгляд в сторону сияния. Сначала появился апельсиновый краешек, затем весь золотисто-огненный солнечный шар стал медленно выкатываться из-за кромки леса. Прозрачный воздух заискрился багряными отблесками, на воде заиграли серебряные блики. Алена и Алекс замерли и несколько секунд сидели молча, зачарованные величественным рождением нового дня.
Алена, повернув голову в сторону Ивана Мефодиевича, шепнула:
- Посмотри туда.
Отставной военный моряк, сняв кепку, низко склонил голову и замер в этой позе. По-прежнему не обращая никакого внимания на Алену с Алексом, он неподвижно стоял и смотрел в воду. Алена проследила за его взглядом, но кроме отражавшихся в зеркале воды  медленно плывущих стрел деревьев и шапок кустов, ничего не увидела.
Через несколько секунд Иван Мефодиевич кепку надел, еще раз посмотрел на воду, повернулся и медленно пошел в их сторону. Алена и Алекс встали и двинулись ему навстречу. Они пожелали друг другу доброго утра, и Алена, опережая возможные вопросы, с невозмутимым видом объяснила их нахождение ранним утром на палубе:
- Александер вот захотел посмотреть на восход солнца в России. Я его разбудила и решила к нему присоединиться. Вас тоже привело сюда в столь ранний час желание полюбоваться утренним  Ярилом?
- Нет, друзья, не на восход солнца я вышел посмотреть, - грустно произнес Иван Мефодиевич, - а на могилу моего самого близкого друга, погибшего здесь во время войны.
- Что он сказал? - заинтересовался Алекс. - Почему он такой печальный?
- Его друг здесь погиб. Если он сейчас захочет поделиться своими воспоминаниями, то я не буду переводить, чтобы не отвлекать его. Хорошо? А потом вам все подробно расскажу.
Алекс кивнул в знак согласия.

Алена намеренно назвала Алекса на "вы", как она всегда это делала на людях. Многие туристы немного знали немецкий язык и du от Sie отличить могли легко. А Иван Мефодиевич даже пробовал иногда обменяться с Алексом несколькими фразами на немецком языке.

- Извините, Иван Мефодиевич. Я переводила Александеру то, что вы сказали. Вы ведь знаете, его интересует все, что связано с войной. Вы нам расскажете, что произошло с вашим другом?
- Да, конечно. Мы только что прошли место, где он погиб и где находится его могила.
- Извините, но я не понимаю, о какой могиле идет речь. На берегу мы не видели ни кладбища, ни памятника.
- Могила Николая не на берегу, а на дне Волги, которая в те военные годы редко отдавала нам наших погибших товарищей. Она сама становилась для них вечной постелью.
- А разве здесь, в этих местах, шли бои? - удивилась Алена. -  Насколько я знаю, немцы только чуть севернее Сталинграда, на небольшом участке, дошли до Волги. Вы сами говорили, что именно там вам пришлось участвовать в боях.
- Немцев здесь не было, вы правы, Алена. Но война здесь шла, и люди здесь гибли. Я, кажется, вам уже рассказывал, что еще задолго до Сталинградской битвы немцы постоянно сбрасывали в Волгу мины. И хотя наши истребители - они стояли недалеко отсюда, во Владимировке и Дубовке - прикрывали Волгу от фашистской авиации, весь фарватер Волги был усеян минами.
- Да, это я помню, - вежливо прервала Ивана Мефодиевича Алена, - вы мне рассказывали о минировании Волги.
- И бомбы фашисты сбрасывали в Волгу тоннами. Они хотели уничтожить весь Волжский флот, который много сделал для победы под Сталинградом.
- Я думала, на Волге не было военного флота, как такового.
- До войны его и не было. А осенью сорок первого была сформирована Волжская военная флотилия. Не ахти-какими судами, конечно. Пришлось использовать небольшие корабли учебного отряда, гражданские суда. Они были превращены в канонерские лодки, бронекатера, катера-тральщики.
- Значит, тральщик, на котором вы служили, входил в настоящую военную флотилию?
- Так точно.
- И ваш друг Николай тоже на тральщике служил?
- Нет. По состоянию здоровья его не брали в армию. Он работал на барже.
Иван Мефодиевич замолчал, вспоминая, видимо, прошлое. Алена не стала ему мешать и терпеливо ждала продолжения рассказа, сделав знак Алексу не задавать вопросов.
- Мы с Колей до войны жили в небольшом, красивом городке недалеко от Новгорода... В Старой Руссе... Слышали, наверно, об этом городе?
- Да, встречалось это поэтичное название.
- Мы неразлучными друзьями в детстве и юности были. Оба мечтали стать моряками. Только Коле не суждено было им стать... Да... За год до войны мы с Колей разъехались и потерялись. А здесь, на Волге, случайно встретились в Камышине. Представляете, какая это была радостная встреча?
- Отлично представляю.
- Правда, потом нам редко случалось встречаться. Но сердце мое согревала мысль, что он рядом. Когда его баржа шла навстречу, я всегда выбегал на левый борт моего тральщика, и мы приветствовали друг друга, радуясь, что живы, что видим друг друга... А потом его не стало. Он погиб, можно сказать, на моих глазах. Мы как раз шли на размагничивание, а Колина баржа шла навстречу. И вдруг - взрыв, фонтан воды и быстрое погружение баржи в воду. Видно, мощная мина была. Скорее всего, магнитно-акустическая, одна из тех, которые тогда немцы только-только стали сбрасывать в Волгу.
- Такая, о которой вы мне рассказывали?
- Да, такая. В то время много судов подорвалось на тех минах. Многим из моих боевых друзей Волга стала могилой... А я вот уцелел...
Отставной моряк произнес последнюю фразу с горечью и тоской, словно он сожалел о том, что не был смертельно ранен или убит. Прямо на глазах он из стройного, подтянутого мужчины превратился в сгорбленного старика, будто несущего на своих плечах непосильную ношу, под тяжестью которой его чуть согнутые в коленях ноги, казалось, вот-вот не выдержат и подкосятся. Глаза его потухли, увлажнились.
- А победа вас здесь, на Волге, застала? - после небольшой паузы спросила Алена.
Иван Мефодиевич встрепенулся, как будто очнувшись ото сна. Плечи его распрямились, в глазах снова появились живые искорки, и с почти обычным своим спокойствием и твердостью в голосе он ответил:
- Нет, победу я не здесь встретил. Хотя Волжская флотилия существовала до лета сорок четвертого, еще в сорок третьем меня перевели на Балтийский флот. Там для меня и закончилась война... Заболтались мы с вами, Алена. Пойду в каюту, посплю. До свидания, Алекс, - произнес он по-немецки. - До встречи в ресторане, за завтраком. Сегодня завтрак на час позже обычного времени.
- До встречи, - в раздумье кивнула Алена головой.
Иван Мефодиевич ушел, и Алена подробно рассказала Алексу об услышанном.
- Знаешь, мне стало очень жаль его в ту минуту, когда он весь потух и сник от воспоминаний, - задумчиво глядя на берег, сказала Алена. -  Захотелось поддержать его, сказать что-то ласковое, успокаивающее или ободряющее.
- Ты сказала что-нибудь?
- Нет. На языке вертелись обычные тривиальные слова: все было так давно, что пора забыть те страшные дни и не мучить себя горькими воспоминаниями. Красивые, умные слова в голову не приходили. А потом я подумала, что никакие слова не нужны, что ни самым простым и обыкновенным, ни самым красивым и умным словам не затмить мучительных воспоминаний о войне.
- А я думаю, что этот бывший военный моряк и не хочет, скорее всего, забывать о войне. Видимо, ради этих воспоминаний он отправился в это путешествие... Я заметил, что в вашей стране хорошо помнят войну. Причем даже молодые, те, кто никогда ее не видел.
- Я думаю, все ее помнят. И твой отец, и мать, и все твои родственники.
- Да, ты права. Но для вас война и воспоминания о ней значат больше.
- Конечно. И ты сам знаешь, почему... Ладно, Алекс, это очень тяжелая тема. Когда-нибудь мы с тобой об этом поговорим. А сейчас пойдем. Может, нам удастся до завтрака вздремнуть. Через несколько часов мы уже будем в Волгограде.
- Подожди, Алена, - Алекс обвел глазами берег, потом его взгляд переместился на воду. -  Знаешь, а может, именно здесь покоятся останки моего дяди?
- Ты не говорил мне, что отец Эриха погиб под Сталинградом, - сразу поняла, о ком идет речь, Алена.
- Он погиб где-то здесь, в начале сорок третьего года.
- Нет, он не мог погибнуть в этих местах. Я ведь тебе передала то, что рассказывал Иван Мефодиевич: здесь нем... фашистов не было, - быстро заменила она одно слово на другое. - По чьей линии он был тебе дядей?
- Дядя Карл был братом отца. Я его, конечно, не видел. Когда я родился, его уже не было в живых. Но мать рассказывала, что дядя был исключительно хорошим человеком. Кстати, ненавидел войну, не хотел воевать. Но пришлось. Мама говорила, что отец и дядя очень отличались друг от друга. Я дядю Карла искренне полюбил по этим рассказам и письмам, которые он присылал с Восточного фронта. И мама хранит его письма, и кузен. Так что я многое о твоей стране знаю из тех военных посланий. Особенно о суровой зиме сорок второго года, - натянуто улыбнулся Алекс.
Алена с пониманием, молча смотрела на него.
- Да, Алена, у меня  к тебе просьба. Я хочу, чтобы в Сталинграде... извини, по-другому я не могу называть этот город... со мной рядом была только ты.
- Это невозможно, Алекс. Я не смогу тебе ничего рассказать, я здесь ни разу не была. Так что мы пойдем на экскурсию с другими туристами.
- Я не это имел в виду. Я хочу, чтобы ты переводила мне, а не Катя с Леной.
- Почему? - удивилась Алена.
- Я не смогу этого внятно объяснить... Тут все дело в эмоциях, чувствах... Видишь ли, смерть моего дяди как бы соединила меня с этим городом, создала ощущение сопричастности к событиям тех давних лет... И я не хочу никого постороннего впускать не только в мир этих ощущений, но даже во внешнюю оболочку его...
- Поняла. Я скажу девушкам, что ты хочешь, чтобы я по ходу экскурсии записывала некоторые твои замечания и вопросы с тем, чтобы потом поработать над ними более основательно.
- Согласен. Надеюсь, тебя это не затруднит?
- Алекс! Как ты можешь? - возмутилась Алена.
- Хорошо-хорошо, моя сладкая, больше не буду. Экскурсия в Сталинграде, я  думаю, будет большая?
- Сегодня экскурсии совсем не будет. Мы только возложим венки к памятнику Славы. Сам город и Мемориал посмотрим уже на обратном пути.

                6

Через пять дней они шли за экскурсоводом по улицам Волгограда, с волнением слушая интереснейший рассказ об истории города и о боях, которые проходили здесь зимой сорок второго - сорок третьего годов.
- Город был разрушен на девяносто один процент, - сказал экскурсовод, когда они остановились у полуразрушенного здания. - Практически все дома выглядели так, как эта мельница N4. Ее намеренно сохранили в том виде, в каком она была в ту морозную зиму... А вот это - знаменитый дом Павлова. Наши воины защищали его пятьдесят восемь дней, и ровно за пятьдесят восемь дней этот дом был отстроен.
- Извините, - обратился к экскурсоводу Иван Мефодиевич, -  почему восстановили дом Павлова? Не лучше ли было оставить его, как и мельницу, неприкосновенным? Он бы еще больше, чем мельница, поведал  молодому поколению, во что превратился Сталинград во время войны, сколько вынес на своих плечах и все-таки выстоял.
"Зачем? - мысленно не согласилась с моряком Алена. - Хватит и мельницы, которая мрачными, пустыми глазницами своих окон постоянно предупреждает, что война - это смерть, разрушения и опустошение".
- После Сталинградской битвы, - рассказывал экскурсовод, - многие предлагали город вообще не отстраивать, а оставить его в том виде, в каком он был в феврале сорок третьего года. Этакий разрушенный город-призрак,  город-памятник, как напоминание и предупреждение грядущим поколениям об опасностях войны. Предлагалось построить новый город невдалеке. Но сами жители города пожелали восстановить его...

На аллее Славы большинство туристов с интересом столпились у могилы Рубена Ибаррури.
- Алена, почему такой особый интерес именно к этой могиле? - тихо поинтересовался Алекс.
- Это сын Долорес Ибаррури.
- Кто она?
Вопрос поверг Алену в изумление, но ей удалось это скрыть от Алекса. В конце концов, он не виноват, что не знает того, что ей знакомо, кажется, чуть ли не с самого детства. Она ведь тоже не знает и удивляется многому из того, что для Алекса является привычным и само собой разумеющимся.
- Долорес Ибаррури - руководитель Компартии Испании, -  вполголоса объяснила она Алексу. - Эта мужественная женщина - "пассионария", как назвали ее товарищи по борьбе, вынуждена была бежать от фашистского режима Франко и жить в Советском Союзе. Ее сын погиб, защищая свою вторую родину.
- Ясно, - тихо промолвил Алекс.

Экскурсия завершалась на Мамаевом кургане. Плотной, молчаливой группой туристы прошли по аллее пирамидальных тополей к стене клятв и к стене боев. Алекса заинтересовала сцена, на которой был изображен обгоревший матрос, бросающийся на танк. Алена несколько секунд стояла у изображения связиста, соединяющего зубами поврежденную линию.
У туристов были напряженные, печальные лица. Чувствовалось, что всех охватило волнение, которое нарастало с каждой минутой. А когда под звуки Реквиема они вошли в Пантеон, многие женщины заплакали. Даже у некоторых мужчин на глаза навернулись слезы. Горький ком подступил к горлу Алены, но усилием воли она его проглотила и сдержала непрошеные слезы.
Они медленно прошли вдоль стен, на которых были изображены знамена с высеченными на них именами погибших. Алена посмотрела на Алекса и поняла, что он испытывает такое же волнение, как и она, как все, кто находился в этом зале. Ему была понятна их боль, он чувствовал ее и сопереживал вместе со всеми...

                ***

В момент отплытия теплохода Алена и Алекс стояли среди других туристов на палубе совсем рядом, прижавшись друг к другу, и как бы единым организмом воспринимали торжественные мгновения прощания со Сталинградом. Была объявлена минута молчания, потом раздался длинный гудок теплохода, и все стали медленно бросать в воду купленные заранее цветы.
Бросив свои цветы, Алекс повернулся к Алене и надтреснутым голосом, тихо произнес:
- Помнишь наш разговор в Мюнхене относительно мотивов моего прихода к вам?
- О чем вы? - с тревогой оглянулась Алена по сторонам и сразу же успокоилась.
Женщины, которые стояли рядом с ними, немецкого языка не знали. Алена уже успела это выяснить за время их путешествия. Это были работницы совхоза "Белые дачи", получившие бесплатные путевки за свой ударный труд. Так что понять то, о чем говорил Алекс, они не могли. А кроме того, они уже собирались покинуть палубу вместе с другими туристами: скоро должен был быть обед.
- Ты упрекнула меня тогда, что я работаю на вас за хорошие деньги, - продолжал Алекс.
- Я не упрекала, - мягко проговорила Алена. - Своим поведением ты вынудил меня тогда... неуважительно и грубо разговаривать с тобой. Извини.
- Теперь это неважно... Да, с одной стороны, ты была права. Мне действительно платят неплохие деньги, и я с удовольствием их беру. Потому что считаю: любой труд, тем более такой опасный, должен быть вознагражден. Я так воспитан, таковы мои убеждения, - с легким вызовом смотрел на нее Алекс.
- Это твое право. Я ничего не имею против и не собираюсь спорить с тобой, - все так же мягко говорила Алена.
- Но тогда же, в Мюнхене, я тебе сказал, что деньги являются далеко не основной причиной моего сотрудничества с вами. Помнишь?
- Да, прекрасно помню.
- Теперь мне захотелось сказать тебе всю правду. Вот это - основная причина, - махнул он рукой в сторону Мамаева кургана и колоссальной статуи Родины-матери с мечом, которая сейчас, с теплохода, была прекрасно видна и производила величественное впечатление.
- Что ты имеешь в виду?
- Я пришел к вам из-за чувства вины... Когда я был еще студентом, мне попалась книга о фашистских концлагерях. Я был просто поражен прочитанным. Потом старался больше узнать о второй мировой войне. Узнал о том, сколько горя принесла война вам, и у меня возникло непреодолимое желание сделать хоть что-то, чтобы загладить свою вину. Потому что я чувствовал себя тоже виновным в том, что натворили здесь мы, немцы. И как только мне попался очень важный для вас секретный материал, я пришел в ваше Посольство в Лондоне. И было это... более восьми лет назад.
- Ты не должен чувствовать себя виноватым, - после задумчивой паузы утешающим голосом произнесла Алена. - Ты не можешь нести ответственность за то, что творили твои... сородичи до тебя.
- Мы все несем ответственность за то, что происходит на этой земле, - с суровым видом произнес Алекс.
- За то, что происходит сейчас - да, мы несем ответственность.  Но не за то, что происходило до нас, - возразила Алена.
- Согласен, - немного подумав, сказал Алекс. - Но я могу хоть чуть-чуть искупить вину своих предков. И сделать хоть что-то, чтобы никто не решился снова начать войну.
- По этому вопросу мы пришли с тобой к единому мнению еще в Монтевидео, не так ли? - весело произнесла Алена. - Мы делаем это важное дело с тобой вместе.
- Да, вместе, моя радость.
Алекс так нежно, так ласково улыбнулся ей, что сердце у нее замерло, и почему-то именно в этот момент она ясно осознала то, что давно подозревала, но усиленно гнала от себя: она любила Алекса.
И любила давно. Вполне возможно, что она влюбилась в него с первого взгляда, в тот самый момент, когда вошла в гостиную в Доме на набережной. Она не поняла тогда своего чувства, но инстинктивно боролась с ним, выискивая в Алексе отрицательные черты и выставляя ему «неуды» перед ЭмЭн.
Все это время она обманывала саму себя, лицемерила перед собой. Свое нежелание докладывать ЭмЭн и Виктору Степановичу все подробности встречи с Алексом в Монтевидео и Мюнхене она объясняла себе чем угодно, но только не тем, что подсознательно стремилась к новой встрече с Алексом и не хотела, чтобы ее отменили.
Позже она лгала самой себе, что ее тяга к Алексу объясняется лишь физическим влечением к нему, как к сильному, сексуальному мужчине, прикосновения которого обжигали ее, возбуждали, заставляли забывать обо всем на свете.
Здесь, на теплоходе, после того, как он ушел из ее каюты в первый вечер, она убеждала себя, что ненавидела его и упорно хотела видеть в нем лишь самоуверенного самца. В действительности же, она ревновала его к Кате и Лене, и потому вела себя так противоречиво и дерзко. Не зря же кто-то из умных людей, чуть ли не тот же Ларошфуко сказал: если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
Все это время она, оказывается, любила Алекса. Осознание этого факта не обрадовало ее, а наоборот - встревожило и напугало. Она испугалась за себя, за свое будущее. Но еще больше - за дело, которому себя посвятила.
Теперь она не сможет жить только настоящим: их задушевными дружескими беседами днем и страстными объятиями по ночам. Сейчас она вынуждена будет думать, что делать с этой непрошеной любовью, как с ней жить дальше.
Хорошо еще, что Алекс, по всей видимости, ее не любит. Потому что его нежное отношение к ней и "непреодолимое, неизъяснимое сексуальное влечение к ее телу", как он однажды выразился, любовью можно было назвать с большой натяжкой.
Впрочем, такое его отношение давало больше шансов как-то выбраться из сложной, опасной ситуации, в которой она оказалась по своей вине. Но об этом она подумает после возвращения в Москву. Сейчас же нужно просто радоваться жизни и, как подарок Небес, с благодарностью принимать те минуты счастья и самозабвения, которые она переживает с Алексом...

В голове же ее навязчиво звучали слова из любимой песни: "С любовью справлюсь я сама, а вместе нам не справиться".



                ГЛАВА СЕДЬМАЯ

                1979 год. Москва.

                1

Теплоход медленно приближался к Речному вокзалу, заканчивалось их путешествие.
Днем, за обедом, Алена и Алекс попрощались с Катей и Леной, с Иваном Мефодиевичем.  Алена обменялась с ними телефонами. Алекс тоже взял их телефоны, а свой обещал сообщить позже. "Я вскоре переезжаю в Лейпциг и еще не знаю своего будущего адреса", - объяснил он.
Алена знала, что этот обмен телефонами ничего не значил. Если они и позвонят друг другу, то раз или два, чтобы поздравить с каким-нибудь ближайшим праздником. Такие встречи и привязанности на отдыхе оставляют хорошие впечатления, но быстро забываются. Все равно как в поезде: едут люди в одном купе двое суток или больше, знакомятся, симпатизируют друг другу и откровенно рассказывают о себе то, что в других обстоятельствах никогда бы не рассказали. Потому что интуитивно чувствуют, что они больше никогда друг друга не увидят, даже если обменяются адресами. Так что ни Катю, ни Лену, ни тем более Ивана Мефодиевича она никогда больше не увидит. А вот Алекс... и ее с ним отношения...Что будет с ними дальше?..

Сейчас Алена и Алекс стояли на палубе, ближе к корме, не желая толкаться вместе со всеми у выхода, и задумчиво смотрели в воду. Они прощались с теплоходом, который соединил их тела и души, подарил им счастливейшие часы в их жизни.
Все последние дни они практически ни на минуту не расставались. Ночью Алекс уже не отпускал Алену от себя, и она оставалась в его каюте до самого утра. В начале восьмого она выходила из его каюты полностью одетой, причесанной, так что создавалось впечатление, что она только что зашла к нему по какому-то делу и сразу же вышла.
Их ночи были страстными: горячие поцелуи, интимные ласки и связанные с ними чудные мгновения растущего желания; божественное удовлетворение и сладкая истома; а затем снова возбуждение и желание раствориться друг в друге.
Алена любила просыпаться первой и наблюдать за умиротворенным выражением лица Алекса во время сна, видеть мягкий блеск его глаз, когда он пробуждался. Ей нравилось, что он каждый раз при этом улыбался удивленной, счастливой улыбкой и, нежно привлекая ее к себе, шептал ласковые слова.
Каждый раз ей казалось, что он вот-вот произнесет заветные слова, что он признается в любви. Она с тревожным трепетом ждала по утрам этого признания, хотя и боялась его как огня. Но Алекс ни разу не произнес слово "LIEBE", которое, в зависимости от произносимой фразы, могло означать русские понятия: "любовь", "люблю", "любимая". Это огорчало Алену и радовало одновременно.
Сама же она чувствовала, что все больше и больше любит его, и свою любовь к нему выражала то чрезвычайно нежными ласками, то неистовой страстью в постели. Когда же желание высказаться, рассказать о своей любви становилось нестерпимым, она напоминала себе, что Алекс ее не любит, что лучше будет, если он ее не полюбит вовсе и что если бы он даже ее полюбил, то их любовь вынуждена была бы существовать в тайне от всех...

И сейчас, стоя у борта теплохода, Алена вновь и вновь думала о безысходности своего чувства.
- Это был самый прекрасный круиз в моей жизни, - с грустью произнес Алекс, повернувшись лицом к Алене.
- И у меня тоже никогда не было такого чудного путешествия.
- И знаешь, здесь я провел самые счастливые дни в моей жизни. Я никогда их не забуду. А ты?
Ответить Алене помешал подошедший к ним Степан.
- Извините, - вежливо проговорил он. - Алена, я бы хотел с тобой попрощаться.
- До свидания, - учтиво сказала Алена, протягивая ему руку.
- Ты мне не дашь своего номера телефона?
Алекс услышал слово "телефон" и дипломатично отошел от них на два шага.
- Какой вежливый твой подопечный, - улыбнулся Степан. - Понимает, что он - "третий лишний".
"Это ты - третий лишний. Прервал нас, не даешь провести вместе последние счастливые минуты", - хотелось выкрикнуть Алене.
- Да, он очень воспитан. Впрочем, как все немцы. А телефона своего тебе я не дам. Я ведь тебе уже не раз говорила, что не хочу и не буду встречаться с тобой.
- Ну, хорошо. Я не буду настаивать. Но возьми, пожалуйста, мой номер. Может, все-таки, передумаешь и как-нибудь позвонишь?
- Вряд ли, - небрежно посмотрела она на почти насильно вложенный в ее руку листок бумаги.
- До свидания, - грустно улыбнулся Степан.
- Прощай, - натянуто улыбнулась Алена.
Алекс подошел к ней, когда Степан отошел уже на несколько шагов.
- Ты больше не ревнуешь меня к нему? - игриво спросила Алена.
- Нет. Я знаю, что он тебе не нужен. Видел, какими глазами ты смотрела на него, как ты уже несколько раз "отшивала" его. Он не представляет опасности для меня, - со сдержанной улыбкой произнес Алекс. - Это его телефон? - кивнул он на листок в руке Алены.
- Да.
- Ну и что ты с ним будешь делать?
- Что можно с этим делать? Только вот это.
Алена цепким взглядом посмотрела на номер телефона, разорвала листок на мелкие кусочки и бросила их за борт.
- Надеюсь, с нашей любовью ты так не поступишь?
Они несколько мгновений пристально, не мигая, смотрели друг другу в глаза. Потом Алекс взял ее за плечи и крепко сжал их:
- Я люблю тебя, Алена.
И столько разных чувств, вплоть до боли, отражалось в его глазах, так надтреснуто и глухо звучал его голос, что Алена не поняла, чего больше было в его словах: страсти или отчаяния.

                ***

Алена долго ждала этого признания, но отреагировать на него не смогла. Она с испугом уже смотрела на набережную, где среди встречающих отчетливо мелькнуло улыбающееся лицо ЭмЭн.
- Алекс, отпусти меня, пожалуйста. Там внизу, по-моему, Майкл стоит.
- Ну и что? - беззаботным тоном произнес Алекс, но руки свои с ее плеч снял.
- Он может догадаться о наших отношениях.
- А ты боишься этого? - он испытующе глядел на нее.
- Да, - после секундного молчания ответила Алена.
- Почему?
Алена молчала, уставившись в одну точку на берегу.
- Алена, почему ты молчишь? Ведь нас связывает не только секс. А раз так - мы должны все сказать Майклу.
- Мы ничего ему не скажем, - жестким тоном проговорила Алена.
- Почему? Почему, Алена? Или ты?.. - он продолжал смотреть  в ее глаза тяжелым, непонимающим взглядом.
Она же ни о чем сейчас не могла думать, кроме пары проницательных глаз на набережной, которые наверняка наблюдали за ними.
- Алекс, давай оставим этот разговор.
- Ясно, - глаза Алекса опасно сощурились. - Но мы даже не успели обсудить, как проведем время в Москве.
- Обсудим позже, - она вновь взглянула на набережную. - Алекс, пожалуйста, не смотри все время на меня. Смотри в сторону встречающих, - сердито потребовала она. - Майкл очень умный человек, он может понять, что произошло между нами на теплоходе.
- Дорогая, он и так все поймет, - безмятежно расхохотался Алекс.
Алена с удивлением посмотрела на него: только что грустный и задумчивый, он вдруг стал веселым и беззаботным. Отчего вдруг такая перемена?
- Почему ты думаешь, что он поймет? - все еще раздумывая над сменой его настроения, с тревогой спросила Алена.
- Он поймет это по твоим глазам.
- Я умею скрывать то, что не хочу показывать, - раздраженно заметила Алена.
- Ты не сможешь  скрыть то, что теперь постоянно отражается в твоих глазах, - ухмыльнулся Алекс. - И Майкл это сразу увидит.
- Чего же он увидит такого особенного, что я не могу от него спрятать? - подозрительно смотрела она на него.
- Он увидит разницу между тем, что было в твоих глазах до отъезда, и тем, что  отражается в них сейчас. Раньше твои глаза были голодными, а сейчас в них сразу можно увидеть удовлетворенную в постели женщину, - раскатисто смеялся Алекс.
- Алекс, пожалуйста, не произноси таких слов, - осуждающим тоном попросила она.
- Алена, детка, что с тобой? - снисходительно смотрел он на нее. - Только несколько часов назад, перед обедом, ты шептала столько разных эротичных слов, когда я тебя...
- Алекс, прекрати, - резко оборвала его Алена. - Я не хочу слушать такие фразы от тебя.
Но ее возражения только подогревали Алекса. Глаза его горели, на лице было написано что-то вроде вдохновения.
- Ах, да, прости, моя дорогая, - с дерзкой улыбкой продолжал он. - Я и забыл, что ты возбуждаешься даже от моих слов. А у меня сейчас нет никакой возможности, чтобы уложить тебя в постель и удовлетворить твое желание. Кстати, Майкл обо всем догадается не только по твоим глазам. К нужным выводам приведет его твоя походка.
- Что такого необычного увидит он в моей походке? - небрежно пожала плечами Алена, внутренне негодуя по поводу только что услышанных от Алекса слов.
- У тебя бедра раздались и ходят в разные стороны. Так что Майкл сразу подумает: хорошо же Алекс между ними потрудился, - пронзительно посмотрел Алекс на нее, взял их чемоданы и пошел к выходу. - Пошли, а то скоро мы одни на палубе останемся.
Алену разозлила и дерзкая, нахальная улыбка Алекса, и его гнусные, циничные слова. Он, похоже, снова стал тем Алексом, которого она знала до их первой ночи. Да, пожалуй, еще хуже. Он не просто подтрунивал над ней, как раньше, желая смутить ее и вывести из равновесия. Теперь он наглым образом насмехался, издевался над ней.
- Я и не подозревала, что ты можешь быть таким грубым и пошлым, - прошипела со злостью Алена, догнав его.
- Мы, кажется, с тобой это уже давно выяснили: твое присутствие делает меня таким, - с вызовом посмотрел он на нее.
- Ты хочешь сказать, что я такая...
Ответить Алексу должным образом ей не удалось, к ним приближался улыбающийся ЭмЭн.
- Здравствуйте, с приездом.
ЭмЭн взял чемодан Алены, свой Алекс ему не дал.
- Добрый день, - в один голос поздоровались Алена и Алекс.
- Как прошло путешествие? Как отдыхалось?
- Отлично, - весело произнес Алекс. - Путешествие было замечательным. Я давно так хорошо не отдыхал. Я вам очень благодарен, Майкл, за то, что вы устроили мне эту поездку.
Алекс обнял одной рукой Алену за плечи и плутовато взглянул на нее. Она дернула плечами и сбросила его руку. Искоса взглянув на ЭмЭн, она увидела, что тот старательно прятал свою хитрую улыбку.
- А вам, Алена, это путешествие понравилось? - поинтересовался ЭмЭн.
- Да, конечно, - невозмутимым тоном ответила Алена. - Я ведь тоже многие города увидела впервые. Правда, в отличие от Алекса, для меня это был не совсем отдых. Я ведь трудилась и чувствую себя несколько уставшей.
Алекс бросил на нее быстрый взгляд и красноречиво ухмыльнулся. Алена снова, как в начале развития отношений с Алексом, чертыхнулась про себя: с языка ее опять срываются двусмысленные фразы.
- Было много экскурсий, - торопливо добавила она, - и приходилось много переводить.
- Да, заметно, что вам пришлось поработать. Вы даже, на мой взгляд,  немного похудели. Но вам это идет. Вы выглядите еще лучше, чем прежде.
- Спасибо, Майкл. Кто еще скажет женщине такие прекрасные комплименты, как не начальник? - стараясь быть как можно естественней, рассмеялась Алена.
- Вот наша машина, - сказал ЭмЭн, подходя к светло-зеленой "Волге", оборудованной под такси.
Водитель открыл багажник, ЭмЭн положил туда ее чемодан. Алекс торопливо открыл заднюю дверцу и, склонившись в вежливой позе, произнес:
- Садитесь, Алена.
Алена села, Алекс поставил свой чемодан в багажник и разместился рядом с ней. ЭмЭн занял место рядом с водителем.
- Мы сначала поедем к Дому на набережной, а потом водитель отвезет вас домой, - сказал ЭмЭн Алене по-русски, повернувшись к ним лицом.
- Хорошо, - коротко ответила Алена и равнодушно уставилась в боковое стекло.
- У вас, Алекс, остается еще пять дней до конца вашего отпуска. Вы не передумали, и будете проводить их в Москве? - спросил ЭмЭн уже по-немецки у Алекса.
- Да, без всякого сомнения.
- Отлично. У нас как раз появилась новая аппаратура, и было бы хорошо, чтобы вы досконально изучили ее здесь, - сказал ЭмЭн, глядя вперед, на дорогу.
- А время на прогулки по Москве у меня будет? Оба раза, что я был в России, я видел только зимнюю Москву. Хотелось бы побродить по летним, зеленым улицам и увидеть именно сейчас все те места, которые любите в вашей столице вы и Алена.
Алекс, к удивлению Алены, теперь уже ласково взглянул на нее и попытался взять  за руку, но она отодвинулась в угол сиденья.
- С нашим специалистом и со мной вы будете заняты до обеда. Все остальное время вы можете проводить по вашему усмотрению.
- У меня, надеюсь, будет сопровождающий?
- Безусловно. Вы хотите, чтобы с вами был Боб? Он как раз сейчас свободен. Или Алена?
- Алена, - быстро ответил Алекс и тот час же добавил: - Если она, конечно, не возражает.
Алена молчала, чувствуя себя растерянной и подавленной. На душе было грустно и больно. Закончилось счастливое, беззаботное путешествие, впереди были дни, полные вопросов без ответов. У нее было ощущение, что она неожиданно оказалась в безвоздушном пространстве, и ей тяжело дышать, невыносимо трудно говорить и почти невозможно размышлять.
- Как вы, Алена, смотрите на предложение Алекса? Я, конечно, мог бы вам просто приказать, но в данном случае мне не хочется этого делать. В конце концов, вы устали, и вам полагается отдых.
- Я согласна, - бесстрастно ответила Алена, продолжая смотреть в окно.
- В таком случае, завтра в четыре часа мы вас ждем все в той же квартире.
- Непременно буду ровно в четыре, - с рассеянной улыбкой произнесла Алена.
- Я вижу, вы действительно устали, Алена, - заботливо произнес ЭмЭн.
- Нет-нет, не очень. Просто я смотрю на московские улицы. Такое ощущение, что я целый год здесь не была. Столько разных городов за это время, столько хороших впечатлений!
- У вас была хорошая компания? С кем вы чаще всего там общались?
- Главным образом, с соседями по столу, -  беззаботным тоном, с легкой, безмятежной улыбкой ответил Алекс. - Это были две прелестные девушки и отставной военный моряк.
- Девицы просто влюбились в Алекса, - заставила себя рассмеяться Алена, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания проницательного ЭмЭн. - Алекс им тоже симпатизировал. Они частенько от меня ускользали куда-то все втроем.
Алена с ехидством посмотрела на Алекса, тот самодовольно ухмыльнулся:
- Девушки уж больно были хороши.
- Пришлось обменяться с ними номерами телефонов, - серьезным тоном добавила Алена.
Она открыла свою сумочку, достала оттуда листки бумаги, ручку, добавила к именам и телефонам некоторые другие известные ей сведения и протянула листки ЭмЭн:
- Вот их данные. Хотя... погодите...
Алена взяла листки обратно и стала вписывать туда сведения о Степане.
- Я добавляю данные еще об одном нашем общем знакомом. В том числе его номер телефона, - метнула она ироничный взгляд в сторону Алекса. - Свой адрес и номер телефона я ему не давала, но все-таки...
ЭмЭн молча взял листки и положил их в "дипломат".
- Ну вот, мы и приехали, - ЭмЭн вышел из машины.
- До свидания, до завтра, - протянула Алена свою руку Алексу.
Тот удивленно посмотрел на нее и протянутую руку проигнорировал.
- Разве Алена не будет с нами ужинать? - выйдя из машины, спросил он абсолютно бесстрастным тоном.
Этот тон мог ввести в заблуждение ЭмЭн, но не Алену, которая ясно видела, что за внешней бесстрастностью Алекса скрывается внутреннее беспокойство.
Алена опередила своего шефа:
- Извините, Алекс, но я действительно устала и хочу отдохнуть дома. Думаю, Майкл составит вам компанию и не даст вам скучать.
- Не беспокойтесь, Алекс, вам не придется проводить вечер в одиночестве. Я уже давно не играл в бильярд, а вы - замечательный партнер, - добродушно улыбался ЭмЭн.
- До свидания, - не выходя из машины, Алена еще раз протянула руку Алексу.
Алекс нагнулся к руке Алены для поцелуя, но глаза его неотрывно смотрели на ее лицо, и она непроизвольно поежилась от его взгляда. В глазах Алекса стояла такая ярость, словно он готов был в это мгновение убить или разорвать ее на куски.

                2

Алена поблагодарила водителя, взяла чемодан и не спеша направилась к своему подъезду.
- Алена, подожди, - услышала она звонкий девичий голос, доносившийся со стороны улицы.
Алена обернулась и увидела Анюту, которая, оживленно размахивая рукой, торопливо шла, почти бежала к ней. На ее лице сияла веселая, счастливая улыбка. Алена тоже радостно улыбнулась, глядя на милое, жизнерадостное лицо своей соседки-подружки.
За четыре года, которые прошли с того времени, как они познакомились, Анюта стала совсем взрослой девушкой. Из прелестной, чуть угловатой и долговязой, девочки-подростка она превратилась в настоящую красавицу.
Анюта была жгучей брюнеткой с классически правильными чертами лица. Ее пушистые, загнутые вверх ресницы и черные, чуть вскинутые брови никогда не знали и не требовали ни туши, ни контурного карандаша. Прямые, длинные, аспидно-черные волосы ее не нуждались в укладке. Они красиво обрамляли удлиненный худощавый овал лица и выразительно подчеркивали высоко поднятые скулы. Еще интересней и привлекательней выглядела Анюта, когда зачесывала волосы назад и собирала их в элегантный, современный пучок.
Как раз сейчас волосы Анюты были собраны в узел, полностью открывая ее пышущее здоровьем и молодостью, загорелое лицо.
- Ну, Анютик, ты прямо негритянка, - воскликнула Алена, радостно обнимая подругу. - Когда приехала с юга?
- Пять дней назад, - весело отвечала Анюта. - Ты тоже, я смотрю, загорела. И вообще... ты изменилась за эти полтора месяца, что мы не виделись.
Анюта отошла на шаг от Алены и пристальным взглядом оглядела ее с головы до ног.
- Ты похудела, что ли?
- Еще не взвешивалась. Но по одежде чувствую, что парочку килограммов сбросила. Не одной тебе быть такой стройной и изящной. Мне давно пора было избавиться от лишнего мяса на бедрах, - отшутилась Алена.
- Зря-зря, - неодобрительно смотрела на Алену девушка. - Я всегда завидовала твоей женственной фигуре, твоим округлым формам.
- А я всегда хотела от них избавиться и иметь твои узкие бедра, на которые можно натянуть любые брюки, не боясь выглядеть в них чересчур обтянутой.
- У тебя сейчас, небось, сил нет чемодан свой нести? Давай, помогу.
- Да ладно тебе, Анют! Не делай из меня слабую, маломощную старушенцию, - вырвала Алена свой чемодан из рук девушки. - У тебя самой вон какая громадная сумка. Как ты ее только тащила! Что там у тебя? Впечатление такое, что в сумке штук десять кирпичей лежит.
- Продукты предкам на дачу закупила. С утра по магазинам шлялась. Зато удалось купить и сырокопченую колбасу, и несколько кусков приличного мяса, и копченой рыбы.
Анюта подхватила сумку, Алена -  чемодан. Они вошли в лифт и поднялись на свой этаж. Алена открыла дверь своей квартиры.
- Заходи, - махнула она приглашающим жестом.
Упрашивать Анюту долго не пришлось, в доли секунды она уже была в комнате.
- Фу-ты, какая духота в квартире, - Алена поспешно открыла балконную дверь. - Вот что значит двадцать дней не открывать окон.
- Сейчас проветрится, не переживай. И холодно станет, так что снова закупоришься, как обычно, - расхохоталась Анюта. - Ты же ведь у нас тепличное растение, почти совсем южное.
- Не иронизируй, подруга, - осуждающе посмотрела на Анюту Алена. - Я не виновата, что люблю тепло. Ты ведь тоже не прочь погреться на солнышке. Как тебе, кстати, отдыхалось на юге?
- Отлично! Ты же знаешь, я была у давнего друга отца, они вместе служили в Германии. Я хорошо помнила и Сергея Афанасьевича, и его жену, Тамару Андреевну. Они старались сделать все, чтобы я чувствовала себя у них как дома.
- Тебе не скучно было? - спросила Алена, снимая с себя дорожную одежду и надевая домашний халат.
- А мы вместе с Галей, их дочкой, все время на пляже пропадали. У нее там много друзей, так что скучать не приходилось. А ты где была? Спрашиваю у родителей: куда Алена уехала? А они в ответ: не знаем.
- Все правильно. Твой отец, будучи военным до мозга костей, никогда лишних вопросов не задает. И Нина Владимировна тоже понимает такие вещи. Только ты вот так и не привыкла к тому, что живешь в военной среде. Хотя выросла в ней.
- И привыкать не хочу, - отозвалась серебристым смехом Анюта. - Слишком я любопытная, чтобы соблюдать все эти неписаные правила и хранить секреты. Так куда ты ездила? Опять в ГДР, в нашу группу войск? Наверно, снова какую-нибудь новую, красивую и элегантную, тряпку привезла оттуда? - загорелись глаза у девушки.
- Ничего я не привезла на этот раз, потому что была всего-навсего на Дальнем Востоке, - равнодушным тоном произнесла Алена. - Устала, сил нет.
- Ой, прости, подруга, - спохватилась Анюта. - Тебе отдыхать нужно, а я бесцеремонно завалилась к тебе и мешаю. Я сейчас уйду.
- Ты мне не можешь мешать, дорогая. Оставайся! Сейчас поставлю чайник, попьем кофейку, - не слишком настойчиво приглашала Алена младшую подругу.
- Нет-нет, я пойду. Отдыхай. А завтра поедем вместе на дачу. Мои предки ждут тебя с нетерпением. Меня сегодня командировали в Москву за продуктами и за тобой. Мама мне сказала, что ты сегодня должна вернуться из командировки. Приезжаю - а тебя нет. Представляешь мою, так сказать, "бурную радость" в тот момент, когда я стою у твоей двери и звоню, звоню, а никто не открывает?
- Представляю, - улыбнулась Алена. - Разве твои родители домик уже закончили строить?
- Да. Так что у нас с тобой там есть сейчас отдельная комнатка с окном в сад. Правда, сада пока нет. Лишь тоненькие, хилые прутики торчат на том месте, где когда-нибудь будут зеленеть пышные ветви яблонь, слив и вишен. Но цветы уже благоухают вовсю. Будем с тобой любоваться ими днем, а по вечерам будем вдыхать опьяняющий запах маттиолы. Мама посеяла ее вокруг террасы, и она издает сейчас такой чудный аромат, что я готова полночи наслаждаться им.
- Звучит заманчиво, но я не могу поехать с тобой, - с сожалением в голосе произнесла Алена. - Я сейчас очень занята.
- Но у тебя всегда после командировок отгулы бывают,- удивилась Анюта.
- Отгулы бывают на гражданке, - снисходительно улыбнулась Алена. - А мне просто дают возможность отдохнуть.
- Что - в лоб, что - по лбу, разницы никакой. Главное, что у тебя всегда бывают свободные дни.
- На этот раз их у меня пока не будет. Может быть, только через дней пять-шесть.
- Жаль-жаль, - разочарованно произнесла Анюта. - А потом сможешь поехать к нам? У родителей еще отпуск не заканчивается, они там будут еще дней десять.
- Посмотрим. Скорее всего, поеду, - обнадежила подругу Алена. - А ты когда уезжаешь?
- Завтра рано утром. Предки будут ждать меня на платформе. Не буду же я одна два километра по лесу сумку тяжелезную тащить!
- Теперь я говорю: жаль-жаль. Я предполагала у тебя пылесос завтра утром взять. Ковер хотела пропылесосить. И зачем я его только купила! Не ковер, а пылесборник-пыленакопитель какой-то лежит на полу!
- Не мела баба хлопоту - купила порося! Так, кажется, говорит в таких случаях твой брат Валерка? - расхохоталась Анюта.
- Точно, это одна из его самых любимых присказок, - присоединилась к смеху подруги Алена. - Вот, кстати, хорошо, что напомнила. Нужно спуститься вниз, посмотреть почту. Может, письма пришли от него и от мамы.
- А пылесос ты возьми сейчас, - предложила Анюта, выходя в прихожую.
- Сегодня я не в силах убираться в квартире. Хочу пораньше лечь спать.
- Пропылесосишь завтра и вернешь агрегат как-нибудь потом. Он все равно нам пока не нужен... Значит, через пять дней я приеду снова в Москву и мы...
- Лучше через шесть, - перебила подругу Алена. - Так надежнее будет. К пятнице я определенно освобожусь. Во всяком случае, очень надеюсь на это.
- Я тоже, - открыла Анюта дверь. - Подожди, дверь не закрывай, сейчас пылесос принесу.
Через несколько минут девушка вернулась с пылесосом и тот час же ушла, уточнив на прощанье:
- Значит, до встречи через шесть дней?
- Договорились, - с обнадеживающей улыбкой ответила Алена.

                ***

Оставшись одна, Алена медленными, усталыми движениями освободила от вещей чемодан и запрятала его на антресоль. Вытащила из тазиков с водой все комнатные цветы, расставила их по местам, протирая по ходу запылившиеся листья. Потом сварила кофе, села с сигаретой у окна на кухне, но вспомнила о почте и спустилась вниз. В почтовом ящике она обнаружила, к радости своей, письмо из дома. Адрес был написан Валеркиной рукой, хотя письмо было отправлено от мамы.

"Здравствуй, сестричка!
Наконец-то собрались написать тебе письмо, да и то - по настоятельной просьбе мамы. Мы теперь все у нее. У нас с Ниной - отпуска, Иришка гуляет свои первые школьные каникулы.
От тебя давно не было писем, и мама стала волноваться. Я звонил тебе, но никто не подошел к телефону. У Кузнецовых тоже никто не берет трубку. Куда вы все подевались? Напиши обязательно или позвони после двадцатого августа, когда мы вернемся в Киев. Ты же знаешь маму: она не успокоится, пока не увидит письмо, написанное твоей рукой, или пока я не скажу ей, что слышал твой голос.
У нас никаких новостей нет, так даже не знаю, о чем писать. А вот Нина хочет тебя о чем-то попросить, выхватывает ручку.
Алена, здравствуй!
Это я, Нина. Начинаю не с просьбы, а с укоров. Почему ты не заехала к нам, когда в июне ездила к маме? Мы тебя очень ждали. Но спасибо за подарки, которые ты оставила у Софьи Казимировны. Рубашка Валерке подошла, а моя кофточка - просто прелесть. Иришка в восторге от платья, которое ей, кстати, очень идет. Оно было немного длинновато, я низ чуть-чуть подшила. Очень понравилась Иришке книга. Она некоторые сказки уже сама прочитала.
А просьба у меня к тебе такая: если не трудно, посмотри, пожалуйста, школьную форму для Иришки. Ваши московские костюмчики лучше нашей формы. О размере поговорим по телефону, когда ты позвонишь и скажешь, можешь ли ты купить эту форму.
А сейчас передаю ручку Иришке. Она хочет сама написать тебе несколько слов.
Тетя Алена, большое спасибо за платье и книгу. Книга очень красивая, я срисовала одну картинку в мой альбом. Бабушка говорит, получилось красиво.
Алена, заканчиваю письмо, естественно, я. Мама сказала, что напишет тебе после того, как получит весточку от тебя.
Только что ушла от нас Ганка. Просила передать тебе привет и жаловалась, что ты ей тоже редко пишешь.
Привет тебе передавал Остап. После вашей последней встречи в июне он, по-моему, сошел с ума и женится на первой попавшейся девушке. Уже подал заявление в ЗАГС.
А ты когда собираешься замуж? Или всю жизнь будешь перебирать женихов в поисках сказочного принца? Смотри, останешься старой, никому не нужной девой. Шучу, не злись, сестричка.
Целуем тебя, ждем письма или хотя бы звонка".

"Девой уже не останусь", -  усмехнулась Алена. Она сложила письмо, пошла на кухню и снова села с сигаретой у окна. Мысленно она вновь прочитала послание из дома и явственно представила их всех, сидящих за столом на маминой веранде и пишущих по очереди это милое письмо. Как бы она хотела очутиться сейчас рядом с ними! "Сейчас же напишу им ответ", - решила она.
Докурив сигарету, она почистила зубы, приняла душ, разложила диван, легла в постель с листом бумаги и ручкой. Но написать она не смогла даже несколько строчек. Мысли ее вертелись не вокруг этого послания родным, а вокруг Алекса. Она вспоминала их последние минуты на теплоходе, их прощание в машине и никак в толк не могла взять, что произошло с Алексом. Не было бы в той квартире ЭмЭн, она бы позвонила ему сейчас и окольными путями попробовала бы выяснить его настроение. Какая муха его укусила? Все время был таким ласковым и нежным, и вдруг его словно подменили. Начал издеваться над ней, подшучивать. Может, зря она так явно показывала, что влюблена в него, как кошка? Он понял, что она влюбилась в него, и сразу охладел к ней. Хотя... в любви-то он ей объяснился уже в самом конце. И говорил он эти слова вполне искренне, даже с болью.
Размышляя таким образом, Алена неожиданно сделала поразительное, бьющее по ее самоуверенности и самонадеянности, открытие: она имела очень слабое представление о мужчине. Мужчина ей был практически непонятен. Не мужчина вообще -  как  человек и личность, как друг и коллега, а мужчина-любовник, мужчина-возлюбленный. Весь ее предыдущий опыт общения с "ухажерами" не мог привести ее к этому пониманию. Слишком отстранена она была от своих так называемых женихов, принимая их ухаживания и объяснения в любви как нечто обязательное и само собой разумеющееся. Она никогда глубоко не проникала в их внутренний мир и старалась не допускать их в свой собственный.
С Алексом все было иначе. Почти полностью обнажив перед ним свою душу, она всем сердцем стремилась понять его самого, и до сегодняшнего дня была уверена, что это ей удалось. Но сейчас ее уверенность была неожиданно поколеблена. Она почувствовала себя растерянной, столкнувшись со странным поведением Алекса, которое озадачило ее и поставило в тупик. Ей были непонятны смены его настроения, его противоречивые слова и взгляды: то нежные и влюбленные, то колючие и яростные.
Любит ли он ее? - задавалась она сейчас вопросом. Или те слова на теплоходе были произнесены в порыве трогательного прощания с теплоходом?
Она знала, что любовь Алекса в их сложной ситуации принесет ей лишь больше страданий,  но, тем не менее, теперь уже жаждала этой любви, стремилась к ней всем своим пылким сердцем, не знавшим до сих пор любовных мук и терзаний.
"Позвоню сейчас и по голосу пойму, как он относится ко мне", - решила она, наконец.  Включила свет, посмотрела на часы. Было два часа ночи. Алекс, вероятно, уже крепко спал. Его нельзя будить, завтра с утра ему предстоит работа.
Она увидит его завтра. Что ж, завтрашний день прояснит ситуацию, и тогда она решит, как действовать, как жить ей дальше.
"Утро вечера мудренее", - с этой успокоительной мыслью уснула она уже около четырех часов утра.

                3

- Вы уверены, что машина вам не нужна? - спросил ЭмЭн, когда они втроем вышли на набережную.
- Абсолютно уверены, - твердо сказала Алена. - Вы же знаете, что Алекс хочет полюбоваться московскими улочками и переулками, старинными дворцами и тихими двориками, скверами и парками. Через окно автомобиля он не получит надлежащих впечатлений от красот нашей столицы.
- Да, Алена права, - согласился Алекс. - Мы прогуляемся пешком. Тем более что за время нашего путешествия мы привыкли к длительным, пешим прогулкам. У меня такое впечатление, что за эти двадцать дней я нашагал  по вашим городам больше километров, чем за все годы своих прогулок по своим горам.
- Ну что ж, тогда я уезжаю на машине и оставляю вас на ваших двоих, вернее, четырех ногах, -  рассмеялся ЭмЭн жизнерадостным, бодрым смехом. - До завтра.
ЭмЭн с ними за руку попрощался, еще раз пожелал им хорошо провести время и уехал. Алена с Алексом остались вдвоем на набережной. С их лиц медленно сошла улыбка, которой они провожали ЭмЭн. Они взглянули друг на друга с напряженным ожиданием.
- Наконец-то мы вдвоем, - вздохнул Алекс, - и я могу узнать, что происходит между нами. Скажи мне, детка, почему ты вчера уехала? Почему не пожелала остаться на ужин?


Ох, Алекс, Алекс! Я предполагала такой вопрос от тебя и приготовила ответ: причиной моего вчерашнего отъезда было твое поведение в последние минуты на теплоходе и грубые, циничные слова, произнесенные тобой с целью меня обидеть. Я собиралась произнести эту фразу довольно резко, чтобы ты почувствовал всю свою вину передо мной. Но я не могу сейчас так ответить. Как ты ни старался произнести свой вопрос ровным и спокойным голосом, тебе не удалось скрыть тревожные и беспокойные нотки, которые я в нем заметила. А твой умоляющий, обезоруживающий взгляд окончательно растопил мое сердце и останавливает меня от придуманного заранее ответа. Тем более что этот ответ не соответствует действительности. Я ведь практически получила приказ от Майкла ехать сразу домой. Даже если бы я вчера пожелала остаться с тобой на ужин - а мне этого, к счастью, совсем не хотелось - я бы не могла этого сделать.


- Алекс, дело не в моем желании или нежелании. Так нужно было, - уклончиво ответила Алена.
- Нужно было? Или ты просто не хотела меня больше видеть? - с недоверием смотрел на нее Алекс.
- Я, по-моему, четко выразила свою мысль. И мне не хотелось бы больше обсуждать этот вопрос. Мы ведь с тобой находимся в особых обстоятельствах. В нашем положении не всегда имеются ответы на интересующие нас вопросы. Надеюсь, ты понял? - улыбнулась она многозначительной улыбкой.
- Я все понял, моя хорошая, - благодарно улыбнулся Алекс и бесцеремонно притянул Алену к себе.
- Алекс, у нас не принято обниматься на улице, - с напускной серьезностью произнесла Алена, освобождаясь из его рук. - Мы привлечем к себе ненужное внимание. А кроме того, нам пора начинать нашу пешую экскурсию. Мы сейчас пойдем по этому мосту к Красной площади, затем...
- Я никуда не пойду, пока не поцелую тебя, - перебил ее Алекс, жадно глядя на ее губы.
- А я сейчас развернусь и вообще уйду отсюда... Если ты будешь настаивать на этом, - пытаясь скрыть невольную улыбку, строго произнесла Алена.
- Сдаюсь и подчиняюсь тебе, моя любимая.
Алена вздрогнула, услышав эти слова, сердце ее застучало быстрее. Значит, Алекс не сожалеет о своем вчерашнем признании на борту теплохода, он действительно ее  любит, -  мелькнула в ее голове радостная мысль.
- Давно бы так, - одарила она его величественной улыбкой.
- Вы позволите мне взять вас под руку? - склонился Алекс перед ней в чинной позе.
- Милостиво разрешаю, - изобразив на своем лице надменно снисходительное выражение, величавым тоном проговорила Алена, но не выдержала и заразительно рассмеялась. - Ладно, кончаем эти церемонии. Я сама возьму тебя под руку. Мне так будет удобнее.
Прижавшись друг к другу, они медленно пошли к мосту через Москву-реку.
- Любимая, почему ты вчера вечером мне не позвонила? Я так ждал твоего звонка.
- Сначала я боялась, что Майкл еще с тобой. Потом уже было поздно, и мне не хотелось тебя будить.
- Глупенькая. Я ведь почти всю ночь не спал. Все думал и думал о тебе. И знаешь, я хочу попросить у тебя прощения.
- За что? - притворно удивилась Алена.
- Сама знаешь, за что. Я вел себя вчера, как самый последний идиот, как глупый, невоспитанный юнец.
- Ну, мы, кажется, выяснили, почему это случается с тобой все чаще и чаще в последнее время, - весело съязвила Алена.
- Кстати, доля правды в этом  все-таки есть. Из-за тебя мне вчера было так плохо, что...
-... так плохо, что ты стал от этого радостным и пошлым, - все тем же весело-язвительным тоном договорила за Алекса Алена.
- Как ты не понимаешь, что моя веселость, искусственная и наигранная веселость, была от страха!
- От страха?
- Да, моя радость, именно от страха. Там, на палубе, ты неожиданно стала такой холодной, далекой и чужой, что страх обуял меня. Я подумал: неужели это все? Неужели я теряю тебя? Неужели ты только на теплоходе была со мной ласковой и нежной, а сейчас снова будешь смотреть на меня холодно и равнодушно?
- Но я же объяснила тебе свое поведение: на берегу стоял Майкл и наблюдал за нами.
- Понимаю я теперь, понимаю. Но в тот момент я ничего не соображал, ничего не видел. Я был движим страхом потерять тебя, а потому прятал это чувство за грубостью и пошлостью. Прости меня, моя любимая, солнышко мое.
Алекс чуть наклонился и нежно притронулся губами к ее щеке.
- Алекс, пожалуйста, я очень тебя прошу: больше не делай этого.
- Хорошо, сейчас не буду. Но я сгораю от желания быстрее притронуться  к тебе, - Алекс бросил мимолетный взгляд на свои часы. - Эта ночь была для меня сплошной пыткой. Ты здесь, рядом, в одном городе - и не со мной.
- То же думала и я, - созналась Алена.
- Правда, моя сладкая? Ты действительно обо мне ночью думала? - пытливо всматривался он в нее.
- Да, - стыдливо опустила она глаза. - И тоже почти всю ночь не спала.
- Я рад это слышать, дорогая, - он прижал ее руку к себе. -  Значит, ты не отвергаешь меня? Я так люблю тебя, что не представляю, как мне жить, если ты откажешься от меня.
- Нет, Алекс, я не откажусь от тебя. И давай об этом больше не будем говорить. Ты совсем не смотришь на улицы, которыми хотел любоваться, - с легким укором добавила Алена.
- А ты мне ничего не показываешь и не объясняешь, - парировал он с обезоруживающей улыбкой.
- Хорошо, исправляю свою ошибку. Хотя здесь ты бывал раньше и знаешь, что мы прошли Красную площадь с Кремлем, Манежную площадь. А вот, прямо перед тобой, Большой театр. Надеюсь, ты узнал его?
- О да, конечно! Кстати, скверик перед ним сейчас выглядит намного симпатичнее, чем зимой.
- Это очень знаменитый скверик. На День Победы, 9 Мая, здесь обычно собираются ветераны войны. А еще этот небольшой садик-скверик славится тем, что весной в нем, словно в каком-нибудь лесу, поют соловьи.
- Не может быть!
- Они действительно здесь поют. Я, правда, их не слышала, но все говорят, что это правда... А сейчас мы пойдем с тобой в метро. Это станция "Площадь Революции".
- И далеко мы поедем? - Алекс снова взглянул на свои часы.
- Нет, недалеко. Ты торопишься куда-нибудь? - настороженно посмотрела на Алекса Алена. - Все время на часы поглядываешь.
- Нет, не тороплюсь. Просто привычка такая.

Ой, крутишь ты что-то, дорогой мой. Такой привычки я раньше за тобой не замечала. Ты куда-то все-таки собрался идти. Интересно, со мной или без меня? Если не со мной, то почему не говоришь? Или меня ждет какой-то сюрприз?

                ***

Вышли они на станции метро "Бауманская", и Алена показала Алексу Елоховскую церковь. Ей самой очень нравилось здание этой главной православной церкви в Москве. Ее глаз ласкал бирюзовый цвет, в который она была выкрашена, радовало и одухотворяло роскошное, торжественное внутреннее убранство. На Алекса церковь тоже произвела огромное впечатление.
- Чем мне нравятся православные церкви, - сказал он, -  так это своей теплотой и уютом. А провинциальные церкви, которые мы видели на Волге, мне вообще показались какими-то чуть ли не домашними уголками. Особенно те, где иконы были убраны в эти... вышитые полотенца...
- Их чаще называют у нас ручниками, - произнесла Алена последнее слово по-русски.
- Католические церкви все-таки более холодные, мрачные. Хотя у них есть большое преимущество по сравнению с православными - там не нужно стоять всю службу на ногах. Скамеечки - большое дело для усталых ног.
- Неужели сильный, мужественный Алекс жалуется на усталость ног? - посмотрела Алена с насмешливой улыбкой на Алекса. - Ты уже устал? - добавила она заботливым тоном.
- Нет, что ты! Об усталых ногах я просто к слову сказал.
- Отлично. Тогда прогуляемся здесь по тихим, старинным улочкам... Скажи, что ты делал сегодня утром?
- Как и обещал вчера Майкл, знакомился с новой оригинальной фотоаппаратурой. Очень занятные вещички мне показали.
- Как выглядит человек, который тебе их показывал?
- Низенький, толстенький, довольно большая лысина. На вид ему чуть больше пятидесяти лет, - не задумываясь, быстро ответил Алекс. - А почему ты спрашиваешь?
- Просто так, - пожав плечами, равнодушно улыбнулась Алена. -  Грегори, а по твоему описанию это был именно он, я тоже знаю. Фотографировал меня как-то для зарубежных паспортов. А Боб? Как выглядит Боб?
- Высокий, стройный. Но не худой. Брюнет, нос чуть длинноват, массивные губы. Когда читает, надевает очки. На вид - тридцать пять-сорок лет.
- Ясно.
- Подожди, Алена,  - Алекс остановился и внимательно посмотрел в глаза Алены. - Я все понял. Ты проверяешься?
Алена оставила его вопрос без ответа и продолжила свой путь.
- Да, теперь я в этом уверен. Ты проверяешь наличие слежки. Ты думаешь, за нами установлено наблюдение?
Алена остановилась. Пристальным, изучающим взглядом посмотрела на Алекса и, решительно махнув рукой, твердым голосом сказала:
- Ну ладно, так и быть. Поделюсь с тобой своими мыслями на этот счет. В принципе, я думаю, наблюдения за нами нет. Но все же не исключаю такой возможности.
- Разве такое может быть? Слежка за нами? Это просто невероятно! - изумленно смотрел на нее Алекс.
- Если Майкл заподозрил что-то... А ты, кстати, приложил к этому руку, обняв меня там, на теплоходе, и уже позже, при Майкле...
- Извини, но это было сделано в шутку.
- Вопрос в том, воспринял ли Майкл твой жест как обычную шутку. Улыбка его в тот момент была более чем странной, если не сказать больше. Ладно, речь теперь не об этом... Так вот, если Майкл заподозрил что-то, но оставил свои предположения при себе, то никакого наблюдения за нами не будет. Но если он вдруг высказал свои подозрения тому же Виктору - и в принципе, он обязан это сделать, - то за нами сразу же установили слежку.
- Ты так считаешь?
- Просто размышляю логически. Но следить за тобой, да и за мной тоже, они позволят только тем людям, которые уже нас знают. Так что Грегори - самый подходящий кандидат на роль нашего "хвоста". Небольшой камуфляж - борода или усы, кепка на лысину - и топай за нами. Хотя Боба тоже можно использовать. Поэтому мы еще побродим немножко и уже в четыре глаза понаблюдаем за тем, что происходит вокруг нас.
- Хорошо, - без лишних слов согласился Алекс.
- Но все-таки я думаю, что слежки нет. Я хорошо успела изучить Майкла, и почти уверена, что если он и догадался о том, что произошло между нами, то никому не скажет. Он знает нас и уверен, что каковы бы ни были отношения между нами, делу они не помешают.
- Алена, поскольку ты заговорила о наших отношениях, то я хотел бы вернуться к тому, о чем начал говорить на теплоходе, - неуверенно начал Алекс.
- Пожалуйста, Алекс, только не сейчас, - мягко прервала его Алена.
По лицу Алекса пробежала легкая тень, но настаивать он не стал.
- Понятно. Больше не буду. Мне пока достаточно знать лишь то, что ты по-прежнему желаешь меня. Так ведь?
- Так, - ласково посмотрела она на него.
- А раз так, то после проверки мы поедем обратно в мою квартиру, - Алекс взглянул на часы. - Через полчаса экономка уходит, и в квартире мы будем только вдвоем.
- Откуда ты знаешь, что ее не будет?
- Я сам попросил ее об этом.
- Каким образом? Она знает всего несколько слов по-немецки.
- Мы разговаривали с помощью Майкла. Я сказал, что вернусь поздно, и пусть она не ждет меня на ужин. Я поужинаю в ресторане или сам разогрею то, что она приготовит. Так что мы скоро вновь сможем насладиться друг другом, - глаза Алекса блестели.
- Нам нельзя, Алекс. Я ведь тебе говорила, что в квартире могут быть "жучки".
- Мы постараемся сделать так, чтобы все шумы говорили о присутствии лишь одного человека. То есть – меня.
Алекс не выдержал и притронулся губами к ее щеке.
- Алекс! - отпрянула она от него.
- Дорогая моя! Насколько я успел определить, за нами никто не наблюдает.
- Впереди еще одна проверка. Пошли в метро.
К этому времени они вернулись к станции метро "Бауманская". На платформе они подождали поезд, идущий в сторону центра, последними зашли в вагон. Когда по радио прозвучали слова: "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Курская", - Алена дернула Алекса за руку, и они снова оказались на платформе. Дверь закрылась, электропоезд отправился. На платформе они остались одни.
- Это тоже проверка?
- И проверка, и уход от слежки одновременно. Если кто-то все-таки топал за нами и зашел в наш или соседний вагон, то уехал этим поездом, - довольно улыбнулась Алена.
- А мы поедем следующим. Догонять его, - засмеялся Алекс приглушенным, одобрительным смехом.
- А мы поедем... В обратную сторону.
Алена взяла Алекса за руку, они быстро пересекли вестибюль и оказались на противоположной стороне платформы, к которой в этот момент подходил электропоезд.
- Алена, ты..., - запыхавшись, начал шумно говорить Алекс, но Алена покачала головой с молчаливой просьбой не произносить ни слова по-немецки.

                ***

Вышли они на станции "Щелковская".
- И где мы теперь оказались? - оглядывался Алекс по сторонам, когда они поднялись наверх и вышли к автовокзалу.
- Как настоящий турист, ты должен видеть не только центр нашей столицы, но и окраину ее. Погуляем немного по обычному "спальному" району. В свое время в Монтевидео ты показывал мне жилые микрорайоны.
- Знаешь, с того времени столица Уругвая стала моим самым любимым городом в Латинской Америке. Ведь именно там я открыл в тебе женщину и, как мне теперь кажется, с того времени тебя люблю.
- Я тоже с особой теплотой вспоминаю Монтевидео, - с мечтательной улыбкой произнесла Алена и после нескольких секунд молчания продолжила взятую на себя роль экскурсовода: - Это автовокзал, откуда автобусы уходят за город. Все здания слева - это обычные жилые дома. В них живут, в основном, рабочие, простые инженеры, врачи, учителя, военнослужащие. Это не элитные дома и не элитный квартал. Такие у нас тоже, к сожалению, есть, как во всех столицах мира.
- Почему ты произнесла: к сожалению? Разве плохо, когда в городе есть несколько красивых, дорогих районов?
- Я бы хотела, чтобы у нас не было деления на элитные и обычные районы. Я бы хотела, чтобы красивыми, с хорошей и удобной планировкой квартир, были все наши дома. И чтобы в них жили по соседству и руководители государства, и дипломаты, и партработники, и обыкновенные служащие, врачи, учителя, рабочие.
Несколько минут они шли молча. Алекс делал вид, что смотрит по сторонам, но видно было, что его не привлекал и не интересовал вид грязно-белых, стандартных многоэтажек.
- Алена, я хотел тебя спросить... но никак не решусь... это касается нашей работы…
- Если только работы, то так и быть – спрашивай.
- Хорошо. Только ты не злись на меня за мое любопытство. Обещаешь?
- Не люблю я давать обещания, когда не знаю, чего они касаются. Но тебе уступлю... и обещаю...
- Скажи, Алена, зачем ты отдала вчера Майклу номера телефонов наших знакомых по теплоходу?
- Я всегда сообщаю данные о всех людях, с которыми вступаю в контакт. Я обязана это делать.
- Твое командование знает обо всех, с кем ты общаешься, с кем дружишь? - с нескрываемым удивлением смотрел на нее Алекс.
- Обязательно, - равнодушно пожимая плечами, бесстрастным тоном подтвердила Алена.
- И тебя это не оскорбляет?
- Наоборот. Я чувствую себя увереннее.
- Почему? Я не понимаю этого, Алена. У тебя же должна быть какая-то личная свобода и независимость, личные тайны.
- Во-первых, дорогой мой коллега, когда я шла на эту работу, я была предупреждена, что не могу принадлежать себе. Я с этим согласилась. А это значит, что я должна вести себя так, как клялась. Но в данном случае важна не моя клятва. Просто, когда я сообщаю данные о своих знакомых, я могу себя чувствовать более свободной и раскованной в общении с ними.
- Я опять спрашиваю: почему?
- Неужели тебе, опытному агенту, это неясно? Центр заботится о моей безопасности.
- Вопросы безопасности я понимаю и вполне поддерживаю тщательные меры по ее обеспечению. Кстати, именно этот момент я больше всего оценил во время своего первого контакта с вашими людьми, когда пришел в ваше посольство со своими первыми секретными материалами. Сначала мы очень подробно оговорили с сотрудником безопасности посольства ключевые моменты нашего с ним сотрудничества и меры предосторожности. После этого меня не проводили прямо к воротам посольства. Несколько русских провели меня в особую комнату, надели на меня тяжелое длинное пальто, шляпу с широкими полями и вывели на улицу через боковую дверь. Там мы быстро сели на заднее сиденье поджидавшей машины. Причем русские старательно прикрывали меня от посторонних глаз. Потом машина долго кружила по улицам, прежде чем высадить меня на Оксфорд-стрит... Такие меры безопасности я понимаю. Но они не имеют ничего общего с личной жизнью, в частности, с твоей.
- Как тебе  объяснить эту проблему кратко? - задумалась на мгновение Алена. - Допустим, у меня появляется новый знакомый. Я ничего о нем не знаю. А если он вошел в контакт со мной специально? Если вдруг что-то или кто-то вывел иностранную разведку на меня, и этот мой новый знакомый действует по заданию? Или у него такой круг общения, в котором мне нельзя показываться? Тут много тонкостей, и я не стану все объяснять. Но через меня - не благодаря мне, а именно изучив меня и мой образ жизни - он может выйти даже на тебя. Конечно, интуитивно и по личным наблюдениям я сама могу делать необходимые выводы о том, кем является человек, с которым я дружу. Но мне спокойнее, когда его проверят  другие люди, и Командование даст мне "добро" на встречи с этим человеком. Или порекомендует больше никогда не видеться с ним.
- Да, твоей жизни не позавидуешь, - задумчиво произнес Алекс. - У тебя ведь нет личной свободы.
- Я не жалуюсь. Меня такая жизнь устраивает.
- Так ты поэтому меня все время отталкивала? Потому что должна была обо мне доложить?
- Откровенно говоря, вопрос о близких отношениях с уже завербованным агентом никогда не обсуждался. Я думаю, такое никому в голову не могло прийти. Но полагаю, что я должна была сообщить о твоих притязаниях на мое тело после первой же твоей попытки, - мелко рассмеялась Алена.
- Почему же не сообщила? - бесстрастно спросил Алекс, разглядывая витрину магазина, мимо которого они проходили.
- Откровенно?
- Конечно.
Алекс отказался от равнодушно-бесстрастного тона и с волнением ждал ответа.
- Тогда я сама себе не могла толком объяснить, почему я этого не сделала. Теперь-то я знаю: я подспудно боялась, что, сообщив о твоих намерениях, я больше никогда тебя не увижу.
- А ты этого хотела? Я имею в виду - видеть меня?
- Видимо, очень хотела.
- Я счастлив это слышать. Скажи, - после секундной паузы спросил Алекс, - ты ведь разведчица и должна выполнять любое задание, в том числе и вербовку агента. И насколько я знаю, вербовка очень часто проходит на сексуальной основе. Что бы ты делала, если бы тебе пришлось вербовать агента именно на этой основе?
- Я знаю, ты хочешь, чтобы я была всегда предельно откровенной с тобой, - с грустью в голосе произнесла Алена.
- Да, моя любимая.
- И ты воспримешь как должное, что бы я тебе ни сказала?
- Именно так.
- Я бы провела такую вербовку, если бы у меня не было другого выбора. Я была готова к такому шагу, - твердо сказала Алена.
- Но ты же была девственницей! - изумленно смотрел на нее Алекс.
- Ты хочешь сказать, что своей неопытностью я бы оттолкнула предполагаемого агента, а не завербовала его? - с наигранной шутливостью спросила Алена.
- Совсем другое я хочу сказать, - тихим, чуть сдавленным голосом произнес Алекс. – И ты  прекрасно знаешь, что я имею в виду.
- Ну, хорошо. Буду честной с тобой до конца, - таким же тихим голосом отвечала Алена. – Я не очень люблю высокопарные слова, но сейчас мне придется к ним прибегнуть. Так вот… Если бы какой-то мужчина был  нужен нашему делу и моей родине, то я вполне осознанно, без всяких сомнений и колебаний, отдала бы ему свою невинность… Пересилив себя, я легла бы с ним в постель даже в том случае, если бы он был неприятен мне с физической точки зрения… Бывают же люди, которые вам неприятны, даже отвратительны, чисто физически… Но я рада, что мне не пришлось переступать через себя и идти на такой шаг. Но больше всего я рада и даже счастлива от того, что моим первым мужчиной стал именно ты. Счастлива, что произошло это не ради дела, не ради выполнения задания, а потому что...
- Почему? - Алекс остановился и напряженно вглядывался в ее глаза.  - Неужели только из-за взаимного физического влечения, которое мы впервые испытали в Монтевидео?
- Ты задаешь эти вопросы, как всегда, не во время, - загадочно и весело блестели ее глаза.
- Почему?
- У тебя слишком много "почему", - расхохоталась Алена. - Мой брат в таком случае сказал бы: потому, что кончается на "у". А я говорю: потому что мы пришли.
- Куда? - Алекс внимательно осматривал дом и подъезд, к которому они подошли.
- Сейчас узнаешь, - многозначительно произнесла Алена. - У меня к тебе просьба: если я встречусь с кем-нибудь из знакомых и буду разговаривать, не произноси ни слова. Только вежливо улыбайся, хорошо? - заговорщицким тоном прошептала Алена.
- Будет исполнено, мой командир, - таким же шепотом ответил Алекс.

                4

Они никого не встретили ни в подъезде, ни в лифте. На шестом этаже Алена достала из сумочки ключ, открыла дверь своей квартиры и махнула рукой Алексу:
- Проходи.
Алекс, еще не поняв, куда они пришли, с некоторой осторожностью зашел в прихожую. Алена закрыла дверь.
- Это моя квартира, - неожиданно ослабевшим голосом проговорила она. - Проходи, не стесняйся. Как видишь, она совсем маленькая. У меня нет ни спальни, ни столовой, ни других комнат, которые есть у тебя и у твоих родителей. Вот это моя гостиная, она же - спальня, она же - рабочий кабинет, она же, при необходимости, столовая, - сбивчиво и нервно говорила Алена, с волнением двигаясь по комнате и стараясь не смотреть на Алекса, который не отрывал от нее своего внимательного взгляда. - Это мой письменный стол, за которым я работаю. Это - диван, на котором я сплю. Готовлю и ем я на кухне. Проходи туда, посмотри.
- Алена, детка, не суетись, не нервничай, - Алекс бережно взял Алену за плечи. - Ты действительно привела меня в свою квартиру?
Алекс бросил беглый взгляд по сторонам, Алена напряженно за ним проследила.
- Да, - упавшим голосом вымолвила она. - Тебе не нравится?
- Любимая, разве в этом дело? У тебя очень мило, но в данный момент мне нет никакого дела до твоего скромного жилища. Просто... Почему ты решилась привести меня в свою квартиру? Я ведь понимаю, что ты не имела права это делать.
- Как ты думаешь, почему? - Алена тревожно глядела в его глаза.
- Я даже боюсь высказать свое предположение.
- А ты выскажи, не бойся.
- Ты веришь мне и доверяешь настолько, - неуверенно произнес Алекс, - что решила нарушить все запреты. Да?
- Да, ты прав.
- Ты этим самым объясняешься мне в любви? - робко смотрел он на нее.
Алена уткнулась лицом ему в грудь.
- Я рада, что ты правильно понял мой шаг.
- Любимая, солнышко мое! Я так счастлив, что ты даже представить себе не можешь. Я потерял всякую надежду услышать от тебя это признание... По крайней мере, в этот раз...
Алекс ласково взял лицо Алены в свои руки и нежно поцеловал ее глаза.
- Я боялась... Ты подумаешь... что я привела тебя сюда для... для...
- Для постели? - озорно блеснули его глаза.
Алена, стыдливо потупив глаза, кивнула.
- Но это от нас не уйдет, правда? - он крепко прижал ее к себе. - Уже прошла целая вечность с того времени, как я целовал тебя.
- Всего чуть больше суток, - прошептала Алена, обхватив его за талию.
- Я думал, что с ума сойду за эти сутки, - его руки скользнули к ее бедрам.
Алена вся обмякла при этом прикосновении. Его твердые и теплые ладони на ее бедрах вызвали томность и легкое головокружение. Они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга. Его глаза сияли ярче, чем самая большая звезда на морозном небосклоне. Алена знала, что любовь озаряет их таким сиянием и почти явственно видела в них отражение своих сверкающих глаз.
Они не торопились, спешить было незачем. Они оба знали, что наступают самые прекрасные мгновения, и не могли отказать себе в наслаждении продлить дрожь возбуждения, нетерпение ожидания...

                ***

Позже они сидели на кухне и пили чай с бутербродами. Алена  успела утром сбегать в магазины и купить хорошей варено-копченой колбасы и сыра. Сырокопченая колбаса у нее оставалась от продуктового "заказа", который ей вручили на День Победы.
- Алена, любимая! Теперь, когда я знаю, что ты меня тоже любишь, я возвращаюсь к начатому на теплоходе разговору, - покончив с бутербродами, Алекс облокотился на спинку стула и внимательно смотрел на Алену.
- К какому? - Алена притворилась, что не поняла, о чем идет речь.
- Не притворяйся, дорогая моя. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я не могу теперь без тебя жить, и ты должна поехать со мной.
- Как ты себе это представляешь? - бесстрастным голосом поинтересовалась Алена.
- Мы объявляем Майклу, что любим друг друга и хотим быть вместе.
- Как ты думаешь, каков будет результат этого признания?
- Майкл обрадуется, что рядом с его ценным агентом теперь все время будет находиться свой человек, который будет направлять его, оберегать от ложных шагов, - беспечно улыбался Алекс.
Алена с грустной улыбкой смотрела на него и печально качала головой.
- Ты думаешь, его реакция будет другой? - с лица Алекса медленно сползала его беспечная, жизнерадостная улыбка.
- Если бы этот вопрос зависел только от Майкла, то может быть, я повторяю, мо-о-жет быть, его реакция была бы именно такой. Но даже в таком случае возникло бы огромное множество проблем, в том числе и с документами. Но речь сейчас не об этом.
- А о чем?
- В случае нашего признания Майкл вынужден будет доложить о нас Командованию, - грустно вздохнула Алена.
- А Командование?
- А Командование сделает так, что мы больше никогда не увидим друг друга. Мало того, я лишусь любимого дела, без которого жизни своей не представляю.
- Но почему? Это же не преступление - любить, - недоуменно спросил Алекс.
- В данном случае - преступление. Меня готовили не для любви и замужества. И если я позволила себе не просто увлечься мужчиной, а полюбить этого мужчину, являющегося в придачу ко всему ценным агентом, а потом не смогла справиться с этим чувством и отдаюсь ему, забыв про дело, то я не гожусь для этой работы.
- Ты про дело не забыла. Не занимайся самобичеванием. И я, кстати, тоже. Мы просто хотим сочетать дело и любовь.
- Мы не можем это осуществить. Нам никто не позволит это сделать.
- Твое Командование должно нас понять и пойти нам навстречу. Даже если такого случая в их практике еще не было.
- Понимаешь, Алекс. Как тебе объяснить? Командование, Центр - это люди, конкретные личности. А личности у нас, как и у вас, бывают разные. В Центре не все такие, как Майкл. Надеюсь, ты это понимаешь?
- Конечно, понимаю.
- В таком случае, ты должен понять, что я не совсем доверяю некоторым людям в Командовании. Впрочем, слово "доверяю" здесь не подходит... Одним словом, я не настолько высоко ценю их человеческие качества, чтобы сообщать им о наших отношениях. Я на девяносто девять процентов уверена, что они будут возмущены, и я тебя никогда не увижу.
- А что, если мы поставим их перед свершившимся фактом? Когда им просто некуда будет деваться, кроме как согласиться на наш брак?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты выезжаешь на первую встречу и летишь со мной в Аргентину. А уже оттуда я сообщаю, что ты остаешься со мной.
- Здорово придумано! - иронично усмехнулась Алена. - Приезжаешь в Буэнос-Айрес и объявляешь в своей компании, а также всем родственникам, что привез русскую жену.
- Почему русскую? У тебя ведь канадский паспорт.
- "Липовый" канадский паспорт. Причем не один и тот же, а каждый раз другой, даже два. Не забывай об этом. Но дело даже не в этом. Я не могу...
- Хорошо, - не дал Алене договорить Алекс, - ты сначала будешь жить не со мной, а в гостинице. И даже не в Аргентине, а в соседней стране. Будешь жить там до тех пор, пока из Центра не придет ответ, и я не слетаю за подлинным паспортом для тебя. Я уверен, что у Центра есть возможность обеспечить тебя настоящими документами. И он сделает это, если будет поставлен перед свершившимся фактом. Тогда ты приедешь в Аргентину, и мы поженимся.
- Алекс, глупенький ты мой, - Алена встала, подошла к любимому и прижала его голову к своей груди. - Если бы я знала, что в таком случае Центр даст согласие на мой брак и пришлет подлинный паспорт, я бы ни секунды не колебалась. Но я глубоко сомневаюсь, что Центр так поступит. Они не будут передавать документы, они вызовут меня в Союз.
- И ты поедешь? - растерянно смотрел Алекс на нее.
- Да, поеду, - отрешенным тоном ответила Алена и села на свой стул.
- Почему?
- Я не смогу иначе. Я должна буду выполнить приказ.

                ***

Алекс некоторое время молчал. Алена закурила. Попросил сигарету и Алекс, хотя курил он крайне редко, только за выпивкой. Сердце Алены разрывалось от боли. Разговор этот был для нее в тягость, потому что она знала об обстановке в своей стране больше, чем Алекс. Она знала, что у них безвыходное положение, если она, конечно, не хочет потерять Родину. А потерять ее Алена не могла даже ради любви к Алексу. Слово "патриотизм" было не пустым звуком для нее, она его чувствовала всеми фибрами души и тела.
- Скажи, Алена, ты действительно меня любишь? - нарушил затянувшееся молчание Алекс. - И действительно хотела бы, чтобы мы поженились и вместе прожили всю оставшуюся жизнь, сколько бы нам ни суждено было жить на этом свете?
- Да, очень хотела бы. Но это невозможно, Алекс.
- Если ты меня любишь по-настоящему и так сильно, как я тебя, то все возможно. Ты выедешь на первую встречу со мной, и мы с тобой улетим в какую-нибудь далекую, тихую страну, где никто не будет тщательно проверять данные твоего паспорта. Мы поженимся, потом ты примешь другое гражданство, и мы будем тихо-мирно там поживать. У меня есть деньги, я открою какое-нибудь дело. У нас родятся дети, мальчик и девочка...
- Алекс, Алекс, остановись, Это невозможно, - грустно, но решительно  произнесла Алена.
- Почему?
- Ты подсчитал, сколько раз ты употребил сегодня вопросительное слово "почему"? - с печальной улыбкой спросила Алена.
- Я не виноват, что ты все время говоришь непонятные для меня вещи, - с такой же печалью в голосе произнес Алекс. - Ты не отвлекайся и отвечай на мой вопрос.
- Как тебе на него ответить, чтобы ты не обиделся и понял меня? Я... я не могу предать свою Родину.
- О чем ты говоришь, дорогая? Это же не предательство. Мы никому не скажем, какое у тебя происхождение, какая профессия. Ты, естественно, не будешь выдавать никаких секретов, затрагивающих интересы твоей страны.
- У нас такой поступок рассматривается как предательство. Я тоже так считаю. Я осуждаю наших диссидентов, которые льют грязь на Родину и уезжают за рубеж. Ты прекрасно знаешь, что я многим недовольна в нашей стране, в том числе и тем, что мы, советские люди, не можем свободно ездить туда, куда захотим. Я имею в виду за границу. Поскольку по своим республикам мы можем путешествовать, и довольно дешево, в любых, самых отдаленных уголках. Недовольна я и другими вещами в Союзе. Но я никогда не предам его.
- Алена, родная. Желание жить с любимым в другой стране - не предательство. Неужели ты не понимаешь такой очевидной вещи? - недоуменно смотрел на нее Алекс.
- Может быть, это и не предательство с общечеловеческой точки зрения. А с нашей точки зрения..., - Алена в волнении облизнула пересохшие губы. - Но все равно... Даже если бы это не считалось предательством, я не могу жить без своей страны. На подошвах своих ботинок нельзя унести с собой родину, как когда-то мудро заметил Дантон. У нас сильно развито такое чувство, как ностальгия. Я знаю, что если я уеду, я буду так тосковать и скучать по Москве, по своему поселку, по друзьям и родным, что жизнь со мной покажется тебе невыносимой, - с глубокой грустью разъяснила свои ощущения Алена.
- Но ведь ты говорила, что тебя готовили для работы за рубежом на долгие годы.
- Это другое дело. Я жила бы там, работала и знала, что через три, четыре, пусть даже через десять лет, но я вернусь домой. Если же я сделаю то, что ты предлагаешь, то у меня не будет никакой надежды на то, что я когда-нибудь вернусь и увижу родные, милые моему сердцу лица и места.
- Та-а-к, - задумчиво протянул Алекс. - А может, мне здесь остаться?
Алекс нерешительно смотрел на Алену. Было ясно, что эта мысль пришла к нему спонтанно. Алена без колебаний отвергла идею любимого, напомнив ему, что «Альфред» для Командования – ценный агент, и никто не согласится потерять его в этом качестве. Но когда Алекс уже более уверенным тоном заявил, что пойдет в Министерство иностранных дел и попросит политического убежища, то Алена на мгновение растерялась. А вдруг это и был выход из их сложного положения? Некоторые деятели попытались бы воспользоваться такой просьбой в политических целях. Вот, мол, какая жизнь на Западе! Люди бегут в социалистическую страну. Хотя, в случае с Алексом, вряд ли выгодна такая шумиха, - неожиданно заработала на полную мощность  и включилась в размышления «висевшая» до сих пор  ее внутренняя ЭВМ. Так что ему могут и не дать политического убежища... А если все-таки дадут, и Алекс останется в Союзе? Что он будет здесь делать? И главное - как свыкнется с нашими реалиями? Это за рубежом можно переезжать из одной страны в другую и почти не чувствовать разницы в образе жизни. Здесь же – совсем другое дело. Алекс не сможет приспособиться к жизни в Союзе. Его будет все раздражать, как уже теперь раздражают наши очереди, грязь и другие неприятные вещи. Его раздражение будет переходить на нее...
        Все это Алена честно объяснила Алексу, добавив в конце:
       - К тому же, если ты останешься, меня сразу отправят в запас. А я не хочу терять эту работу.
- Твое имя я произносить не буду. Скажу, что остаюсь именно по политическим мотивам.
- В таком случае я уеду на нелегальную работу туда, куда должна была ехать. Значит, разлука наша все равно неминуема. Но с такой разлукой твоя жизнь будет окончательно разрушена. Сейчас у тебя есть, по крайней мере, твоя работа, твоя родина, твои родные...
- Так что же нам делать? - с отчаянием воскликнул Алекс. - Неужели у нас нет никакого выхода?
- У нас есть только два пути, - спокойно сказала Алена. - Первый: мы ничего никому не говорим. Второй: мы предпринимаем рискованный шаг и играем ва-банк.
- То есть?
- Объявляем обо всем Майклу и сдаемся на милость Командования. А вдруг нам все-таки позволят пожениться? Я знаю случаи, когда наши разведчики, находясь на нелегальной работе за рубежом, обзаводились там семьями.
- Но ты же только что говорила, что у нас практически нет шанса на согласие Центра!
- В том и заключается смысл игры ва-банк: или мы получаем все, что хотим, или больше никогда не увидимся.
- Нет, я на такой риск пойти не могу, - отрицательно покачал головой Алекс. - Я должен тебя видеть.
- В таком случае, идем по первому пути. Оставляем все, как есть. А там видно будет. Может, через год-другой мы разлюбим друг друга, и все проблемы отпадут сами собой, - грустно пошутила  Алена.
- Алена, как ты можешь так говорить! - возмутился Алекс. - Я никогда тебя не разлюблю. Я не глупый юнец, который влюбился в первую в своей жизни женщину и по неопытности своей думает, что полюбил ее на всю жизнь. Я уже давно сложившаяся личность и умею разбираться в своих чувствах. Так что и речи быть не может о том, чтобы мое чувство к тебе остыло. Может, ты сомневаешься в своем?
- Нет, любимый, не сомневаюсь. Я тоже не семнадцатилетняя девушка, чтобы не понять, что творится у меня на сердце.
- В таком случае, никогда больше не произноси этого ужасного слова - "разлюбим".
- Хорошо, не буду, - послушно кивнула Алена. -  Я действительно знаю, что мы по-настоящему любим друг друга.
- Да, действительно любим. Потому что родство наших душ, их полное единение с одной стороны, и непреодолимое физическое влечение друг к другу, полная гармония в интимных отношениях с другой стороны - это все вместе можно назвать только одним словом - "ЛЮБОВЬ"...
- И мы будем любить друг друга, - снова подошла Алена к Алексу и прижала его голову к своей груди. - А разлуки будут только укреплять нашу любовь. Какой-то мудрец, по-моему, Ларошфуко как-то сказал одну умную вещь. Не помню точно цитату, но смысл ее в том, что разлука обычно ослабляет легкое увлечение. А что касается большой страсти, то разлука только усиливает ее. Подобно тому, как ветер гасит свечку, но раздувает пожар. Встречи наши будут радостнее и горячее после разлук. Мы же будем с тобой постоянно встречаться? - с ласковой улыбкой смотрела в опечаленное лицо Алекса Алена.
- Будем встречаться раз в три-четыре месяца... Всего один день, - надломленным голосом произнес Алекс.
- Частота встреч зависит от тебя, не так ли, мой дорогой? - с напускной веселостью произнесла Алена. - Тем более что у тебя "на подходе", ты говорил, еще один источник. Стивен, кажется?
- Да, Стивен.
- Вот и подумаем вместе, как быстрее привлечь его к делу, чтобы он давал побольше ценных материалов и у тебя был повод для встреч со мной. И, кроме того, продумай вопрос о своем положении в компании.
- Мое положение меня устраивает. Что тебе в нем не нравится? - удивился Алекс.
- Тебе нужно иметь там такой пост, который даст тебе возможность в любое время, как бы по делам службы, выезжать за рубеж.
- Ну-да, конечно. Я тоже об этом уже думал.
- А что касается продолжительности встреч... Мы что-нибудь придумаем. Женщины более изобретательны в таких делах, положись на меня. Я непременно найду хороший вариант, - наигранно бодрым тоном проговорила Алена. - Главное, что мы встретили и полюбили друг друга. И что обязательно будем видеться.
- Какая ты у меня умная, Алена. Все разложила по полочкам, стараешься развеселить, ободрить меня. Мне же все равно грустно и бесконечно жаль, что мы не можем жить вместе.
- Мне тоже, любимый. Но не нужно грустить, - ласково сказала Алена, садясь к нему на колени. - Нам нельзя омрачать твои оставшиеся четыре дня в Москве.
Алена обняла его за плечи, он обхватил ее за талию.
- Вот так-то лучше, мой дорогой, - прижалась она к нему. - Мы должны сейчас забыть обо всем на свете и наслаждаться каждой секундой твоего пребывания в моей квартире. Согласен?
- Согласен, - пробормотал Алекс, и в отчаянном стремлении забыться так сильно прижал ее к себе, что косточки ее хрустнули, и она вскрикнула: "Ой".
Алекс, не обращая внимания на ее вскрик, прижал ее к себе еще крепче, словно пытаясь вдавить ее в себя и оставить там навсегда. Рот его поймал ее губы и до боли прикусил их. Но Алена уже не реагировала на эту физическую боль, она ее не чувствовала. Она таяла в объятиях Алекса и хотела только одного: чтобы они с Алексом слились в одно-единое целое и, превратившись в легкое, беззаботное облачко, вместе умчались в лазурные небеса. Туда, где ничто и никто не будет мешать им любить друг друга.



                ГЛАВА ВОСЬМАЯ

                Июль, сентябрь 1982 года. Женева. Москва.

                1

"Отель де ля Пэ. Набережная Монблан. Через ? часа", - краешком глаза прочитала Хелен сделанную от руки надпись в верхней части газеты, развернутой Алексом.
Секунду назад она подошла и села на скамейку, где ее уже ждал Алекс. Ничем не выдав того, что она знает Алекса, Хелен достала из сумки пудреницу, открыла ее, взглянула в зеркальце и увидела в нем улыбающиеся, счастливые глаза Алекса.
"Здравствуй, моя любимая", -  говорили эти сверкающие как алмазы глаза.
"Здравствуй, мой дорогой", - мысленно ответила Хелен и, сдерживая радостную улыбку, элегантными движениями пальцев припудрила носик. Затем щелкнула крышкой, но, будто проверяя, хорошо ли лежит пуховка, открыла пудреницу и снова закрыла ее. Это был ответ Алексу - через два часа. Хелен положила пудреницу обратно в сумку, надела солнцезащитные очки и с повышенным интересом стала наблюдать за яхтами, подходившими и отходившими от причала.
Алекс все еще сидел рядом, уставившись в газету, но Хелен знала, что он ее не читал. Она чувствовала, как он был взволнован и напряжен, как хотелось ему нарушить условия встречи и броситься к ней. Ей казалось, что она слышала его влюбленное, возбужденное сердце, бившееся в унисон с ее собственным.
Спустя несколько минут Алекс свернул газету, встал и медленно направился в сторону набережной Густава Адора. Хелен исподтишка, с чувством горделивой собственницы, провожала глазами удалявшегося Алекса.
Словно уверенный в своем могуществе и своей непобедимости лев - царь всех зверей, Алекс шел своей обычной, импозантной и царственной, походкой. Светлые джинсы плотно облегали его узкие бедра и стройные, крепкие ноги; тонкая рубашка с закатанными до локтя рукавами не скрывала мускулистых плеч и рук. Алекс по-прежнему являл собой образец мужественности, и Хелен откровенно любовалась им, скрывая свой влюбленный, восхищенный  взгляд за темными очками.
Выдержав необходимый промежуток времени, она поднялась со скамейки и пошла в противоположную сторону, к мосту и улице с одинаковым названием - Монблан.
Шла Хелен неторопливой, туристской походкой, зная, что в запасе у нее уйма времени. Ласковый, теплый ветер принялся нежно трепать ее волосы, когда она зашла на мост Монблан. Повернув голову направо, она внимательно смотрела на переливавшуюся под солнечными лучами синеву Женевского озера и нарядные набережные. Она медленно провела глазами по зданиям на набережной Монблан - "Отель де ля Пэ" был совсем рядом, от ее гостиницы всего минут пятнадцать езды на такси. Значит, память ее не подвела, она хорошо сориентировалась и правильно указала Алексу время, необходимое ей для переезда в его гостиницу, - удовлетворенно подумала Хелен. По лицу ее скользнула спокойная, уверенная улыбка: пока все шло так, как обычно, по продуманной ею еще три года назад схеме...

... Разрабатывая маршрут каждой свой поездки, Хелен планировала ее так, чтобы у нее было как минимум четыре дня на город, где она должна была встречаться с Алексом. Утверждать такие маршруты ей с каждым разом становилось все труднее, но она упрямо твердила Командованию, что ей нужно несколько дней, чтобы тщательно изучить оперативную обстановку в городе и твердо убедиться в отсутствии слежки перед выходом на явку с Алексом.
За три последних года ее встречи с Алексом  проходили в Осло и Цюрихе, Алжире и Касабланке, Риме и Амстердаме, Аддис-Абебе и Никосии, Рио-де-Жанейро и Боготе, и даже на Таиланде. Некоторые из этих городов Хелен посещала впервые, в большинстве же бывала раньше один-два раза. Но бывала проездом, по пути следования на очередную встречу с Алексом, с короткой остановкой на ночь или на сутки, за которые невозможно хорошо ознакомиться с чужим городом.
  Тем не менее, ей не нужны были все четыре дня на изучение города, где проходила встреча с Алексом. И не столько потому, что город, как и весь маршрут, был тщательно, до мельчайших деталей, отработан по картам и схемам во время подготовки к поездке. А прежде всего потому, что ее природная способность легко ориентироваться в любом месте помогала ей быстро осваиваться в чужой стране. Она порой сама себе удивлялась и с трудом могла в это поверить, но в любом городе мира уже к концу первого дня пребывания в нем она чувствовала себя непринужденно и уверенно, словно бывала здесь не раз и не два. Легко и свободно, без всяких затруднений, ходила она по городу, находя удобные места и маршруты следования, в том числе на городском транспорте, для выявления слежки. Ей всегда хватало одного дня, чтобы убедиться в том, что слежки нет, и она находится в безопасности. Она была уверена, что ее чутье, развившееся почти до звериного за годы ее поездок, никогда ее не подведет. Даже случай с привидевшейся слежкой в Копенгагене не поколебал ее уверенности в том, что опасность она всегда «учует» за версту. Тем более в Женеве, своем «родном» городе, где она вообще чувствовала себя как дома, и провериться могла буквально за несколько часов. А потому приехала она сюда поездом из Лиона поздно вечером накануне встречи. Сразу по приезде сняла номер в "Лидо", недалеко от вокзала. Утром, погуляв по знакомым улочкам около трех часов и убедившись в отсутствии "хвоста", она вышла на опознавательную встречу с Алексом к указанному Центром месту и в назначенный им час, но... за три дня до утвержденной Центром даты.
Это был их с Алексом маленький секрет, это была их тайная договоренность.
Если бы, по какой-либо не зависящей от их желания причине, один из них не мог явиться на явку в этот день, то встреча должна была состояться в каждый из трех последующих дней.
Таков был придуманный ее изобретательной женской головкой хитроумный план, даривший возлюбленным трое суток, иногда даже больше, если Хелен уезжала из города не днем, сразу после предполагаемого получения микропленок, а поздно вечером.
Только однажды Алекс не смог прибыть в условленный день, он приехал днем позже. А один раз она не смогла отстоять разработанный ею маршрут, и они встретились с Алексом только за день до назначенной Центром даты. Обычно же им удавалось сделать так, чтобы все три дня полностью были в их распоряжении.

Вот и сейчас, в Женеве, им предстояло провести вместе три с половиной дня и три ночи. Сердце Хелен застучало сильнее, а тело заныло от сладкой истомы только при одной мысли о том, как проведут они эти долгожданные дни и ночи.
Хелен взглянула на свои часы и чуть прибавила шагу: задумавшись, она шла слишком медленно и могла не успеть к назначенному времени.
Свернув с улицы Монблан на улицу Шантепуле, она вскоре оказалась в своей гостинице.
- Через час я покидаю вас, - предупредила она администратора, получив ключ от своего номера. - Я бы хотела расплатиться.
Администратор полистал книгу, заполнил счет и протянул его Хелен.
- С вас сорок франков, - с дежурной улыбкой произнес он.
Хелен расплатилась за свое короткое пребывание в отеле, поблагодарила за хороший сервис и попросила вызвать такси.

                ***

... В час пятьдесят пять минут по полудню она подъехала на такси к отелю "Де ля Пэ". Местоположение и фасад гостиницы говорили о том, что это была хорошая, дорогая гостиница, в которой останавливались состоятельные люди. В таких фешенебельных отелях Хелен чувствовала себя поначалу менее свободно и раскованно, чем в простых, недорогих гостиницах. Это было вполне понятно и объяснимо. Она всегда по-настоящему "вживалась" в свою роль и действительно ощущала себя простой канадской студенткой, не имеющей денег на приличную гостиницу.
  Но в последнее время Хелен путешествовала уже не под видом студентки. Когда ей "стукнуло" тридцать лет, ЭмЭн решил, что ей нужно изменить концовку легенды, и теперь она была домохозяйкой, женой состоятельного престарелого бизнесмена, который души не чаял в своей молодой жене и удовлетворял, в меру своих возможностей, все ее маленькие капризы, в том числе оплачивал путешествие в Европу.
Такая концовка легенды вполне устраивала Хелен, поскольку ее новый социальный статус соответствовал уровню тех гостиниц, в которых она проживала, когда встречалась с Алексом. А наличие престарелого мужа объясняло, в случае необходимости, ее любовные свидания с Алексом.
 
Быстро привыкнув к роли обеспеченной молодой женщины, Хелен стала чувствовать себя непринужденно и раскованно в любой гостинице. Выйдя из такси у гостиницы "Де ля Пэ", она элегантным взмахом руки указала подбежавшему портье на свой чемодан, который водитель такси уже достал из багажника. Уверенной, чуть небрежной походкой женщины, знающей себе цену, она вошла в холл и сразу же направилась к стойке администратора, успев заметить, что Алекс сидел в кресле недалеко от входа и скрытно наблюдал за нею поверх развернутого журнала.
- Здравствуйте! Я бы хотела снять одноместный номер с ванной. И с видом на озеро, если можно, - обратилась Хелен по-французски к прелестной молодой девушке с гривой черных вьющихся волос.
- Здравствуйте, - сверкнула красотка хорошо поставленной голливудской улыбкой. -  Я должна вас огорчить, но у нас нет свободных номеров.
Сердце Хелен упало. Такого в ее практике еще ни разу не было. Обычно в любой швейцарской гостинице всегда можно снять одноместный номер.
"Ну что ж, - тут же успокоила она себя. - Придется прибегнуть к предусмотренному на такой случай варианту. Только бы Алекс сделал то, что он должен был сделать".
Алена подала Алексу условный знак: положила левую руку на талию.
- Неужели нет ни одного номера? - стала она тянуть время. - Мне очень хотелось остановиться именно в вашей гостинице, о которой я слышала много восторженных слов от моих друзей, снимавших у вас номер в прошлом году.
Молодая служащая благожелательно слушала ее и кивала головой.
- Если нет номера с ванной, то можно с душем, - продолжала Хелен. - И... и не обязательно с видом на озеро. Я могу им любоваться, выйдя из гостиницы.
- К сожалению, - все так же ослепительно улыбалась служащая, - у нас действительно как раз сегодня нет ни одного свободного номера. Завтра освобождается сразу несколько хороших комнат.
К стойке неторопливо подошел Алекс.
- Извините, - произнес он по-немецки. - Можно мой ключ?
Девушка протянула ему ключ, он сделал шаг в сторону от стойки, но тот час же резко повернулся с выражением спохватившегося человека на лице.
- Да, чуть было не забыл. Снимите, пожалуйста, мою бронь на соседний со мной номер. Мой друг, к сожалению, сейчас приехать не может.
- О, какая удача! - воскликнула Хелен по-немецки, ослепив Алекса блеском вежливой благодарной улыбки. - Мне очень повезло, не так ли, мадмуазель? - повернулась она к дежурной.
- Вам действительно сопутствует удача, - согласилась девушка. - Не угодно ли вам в таком случае заполнить регистрационную карточку?
- С большим удовольствием, - взяла  Хелен протянутый ей бланк и достала из сумки  свой паспорт.
Алекс спокойно отошел от стойки и медленно направился к лифту.

                2

Хелен еще лежала в ванне, когда услышала приглушенные стуки в дверь - два длинных, три коротких. Это мог быть только Алекс, который всегда выстукивал "семерку", в ритме русской фразы "дай-дай закурить".
Вся в пене, Хелен выскочила из ванны и, набросив на себя большое, мягкое, воздушное как бело-розовый зефир полотенце, подбежала к двери.
- Кто там? - для проформы спросила она довольно тихо, так, чтобы ее голос был слышен только тому, кто стоял за дверью.
- Я, - коротко ответил Алекс.
Хелен быстро повернула ключ в двери и сразу же оказалась в крепких объятиях любимого.
- Алекс, Алекс, подожди, - засмеялась она, отстраняясь от него. - Я ведь совсем мокрая и тебя намочу. Подожди минуточку. Я сейчас вытрусь  и сразу же приду.
Хелен чуть притронулась влажными губами к его щеке и торопливо вернулась в ванную. Сполоснувшись под прохладной водой, она быстро вытерлась, почистила зубы. Затем, стоя перед зеркалом, принялась вытаскивать шпильки из волос, которые заколола в пучок перед купанием.

  Дверь в ванную тихо отворилась. Хелен увидела в зеркале обнаженного Алекса, и руки ее замерли над головой. Алекс подошел к ней сзади и обхватил ее за талию. Прикосновение его рук, как всегда, точно удар током сразу же отозвалось во всем теле, достигнув ее женского начала.
- Ну, здравствуй, мое солнышко. Я рад тебя снова видеть, - прижался он подбородком к ее плечу и смотрел на ее отражение в зеркале горящими, как угольки в камине, глазами.
У Хелен перехватило дыхание, но она заставила себя вытащить еще одну шпильку.
- Я тоже. Здравствуй, любимый мой, - промолвила она, неотрывно глядя в зеркало.
- Как тебя зовут на этот раз? - едва слышно прошептал он ей прямо в ухо.
- Франсуаза, - таким же шепотом ответила она.
- Ты скоро? - лизнул он ее мочку, потом поцеловал чуть ниже, в шею.
С готовностью отклонив голову, она охотно подставляла шею под его наэлектризованные поцелуи.
- Я так скучал по тебе.
- Это не оправдывает твоего поведения, непослушный ты мой.
- В чем моя вина, солнышко?
- Почему ты нарушил уговор и пришел сюда? - продолжала она медленно вытаскивать шпильки. - Ты ведь должен был ждать меня, как обычно, через час у входа в гостиницу и следовать за мной на расстоянии.
Хелен с притворным осуждением смотрела на него в зеркало, но глаза ее довольно улыбались, и Алекс прекрасно это видел.
- Прости меня, дорогая. Я больше не мог ждать. К тому же сегодня я знал твой номер, а обычно - нет.
- Ты поступил неосторожно.
- Но ведь твой старикашка не знает, где ты сейчас находишься? - довольно громко произнес Алекс.
Скользнув руками под ее груди, он чуть приподнял их, затем полностью взял в ладони и сжал. Хелен затрепетала от этой ласки, ноги ослабли, руки задрожали, глаза томно прикрылись, но у нее хватило сил, чтобы ответить сдавленным голосом:
- Конечно, он ничего не знает. Иначе убил бы.
Они всегда обменивались подобными фразами - и не один раз - на случай, если в номере есть подслушивающее устройство, а кто-то заметит, несмотря на все их предосторожности, что они проводят время вместе.
Алекс сильно прижался своей грудью и животом к ее спине. Она вытащила последнюю шпильку, волосы рассыпались по ее плечам. Алекс уткнулся в них лицом.
       - Как же я мечтал притронуться к этим дивным локонам, - прошептал он. – Как соскучился я по тебе, моя сладкая, моя любимая девочка... Если я не ошибаюсь, по моим подсчетам, у нас сейчас ...
         - Самые безопасные дни, - закончила фразу Алекса Хелен, догадавшись, что он имел в виду. – С моими проблемными днями я рассталась два дня назад, - добавила она и, резко повернувшись, обвила его шею руками...

                ***

- Ты знаешь, я иногда презираю себя, - говорил Алекс много позже, лежа в постели рядом с Хелен и ласково водя рукой по ее спине.
- За что, мой дорогой?
Она лежала на животе и, упершись подбородком в ладони своих рук, согнутых в локтях, томно смотрела на любимого.
- За  то, что веду себя как желторотый юнец, который впервые переспал с женщиной и постоянно думает только о том, как совершить с ней это греховное действо вновь.
- Ты считаешь это греховным действом? - шаловливо спросила она.
- Желторотый юнец иногда так считает, - засмеялся Алекс.
- Слава богу! А то я уж подумала, что занимаюсь любовью с монахом, который грешит, а потом мучается от угрызений совести и замаливает свои грехи.
- Если бы ты только знала, как я тоскую по тебе там, дома, - без всякого перехода, с грустью в голосе, медленно проговорил Алекс. - Вспоминаю каждую секунду наших встреч и как будто вновь переживаю их. Если бы у меня была твоя фотография, я бы, по крайней мере, мог говорить с ней, воображая, что разговариваю с тобой. И поцеловать ее я мог бы.
- Ты же знаешь, любимый, это невозможно.
- Да-да, конечно. Я ничего не требую, я просто высказываю вслух свои мысли... А знаешь, у меня все-таки есть одна твоя вещь, которую я могу целовать, - загадочно блеснули его глаза.
- Какая? - с любопытством уставилась Хелен на Алекса.
- Обещаешь не хихикать надо мной и не издеваться? Я понимаю, что мне, почти сорокалетнему мужчине, смешно вести себя подобным образом, но я ничего не могу поделать с собой. Наверно потому, что в подростковом возрасте и в ранней юности я ни в кого не влюблялся. И чувства, свойственные юноше, захватили меня только теперь. Так что не смейся надо мной.
- Звучит интригующе, -  не смогла Хелен спрятать свою лукавую, чуть снисходительную улыбку. - Не тяни, рассказывай про эту вещь.
- Я передумал и ничего тебе не расскажу, - внимательно посмотрев в ее глаза, серьезным тоном произнес Алекс. - Ты уже смеешься. Наверно, ты догадалась, о чем идет речь.
- Ни о чем я не догадалась. Так что говори.
- Не скажу, - заупрямился Алекс.
- Ну, Алексик, милый. Скажи, пожалуйста, - прилегла Хелен на грудь Алекса. - Мне очень интересно. Обещаю не смеяться.
- Точно? ... Поклянись.
Хелен не стала клясться и таким осуждающим взглядом посмотрела в глаза Алекса, что тот устыдился.
- Ладно, не буду требовать клятв по таким пустякам... А вещь эта - твои трусики. Я утащил их в прошлое наше свидание и теперь иногда вытаскиваю их, целую, прикладываю к лицу с желанием ощутить аромат твоего тела, который уже давно, к сожалению, исчез.
"Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно", - мелькнуло в ее голове, и остатки снисходительной улыбки окончательно улетучились с ее лица. Его признание не рассмешило ее, оно растрогало ее почти до слез. Она не могла сразу найти слова, которые не звучали бы пошло и неискренне в ответ на такую откровенность.
- Любимый мой, - после небольшой паузы тихо произнесла Хелен, поцеловав его в грудь. - Именно поэтому я тебя полюбила.
- Почему? - вопросительно смотрел он на нее.
- Потому что я увидела в тебе не только сильного, мужественного и уверенного в себе мужчину, но и всем сердцем почувствовала восторженного, пылкого юношу, способного испытывать романтические чувства, о которых пишут только в сентиментальных романах.
Глаза Алекса радостно заблестели:
- Я счастлив, что ты не рассмеялась над моим признанием... Счастлив потому, что мне стало казаться в последнее время...
Алекс замолчал и с едва заметным смущением отвернул голову к окну.
- Что тебе стало казаться? - строгим голосом учительницы спросила Хелен и, взяв в ладони его лицо, повернула его к себе. - Говори, я приказываю тебе.
- Мне стало казаться... что ты ... ты... начинаешь остывать ко мне.
- Я даю повод для таких предположений? - тревожно спросила Хелен. - В постели или...
- Нет-нет, - перебил ее Алекс. - Ты по-прежнему ласкова со мной, я не вижу изменений во внешних проявлениях твоей любви. Но я не знаю, что ты делаешь без меня.
-  Алекс, я...
- Погоди, дорогая, дай мне высказаться. Я знаю, что ты мне скажешь, и я верю тебе. Но эти навязчивые сны...
- Тебя тревожат плохие сны?
- Да. В последнее время мне постоянно снится практически один и тот же сон. Будто прихожу я на встречу с тобой, а тебя все нет и нет. Я волнуюсь, нервничаю, поглядываю в тревоге на часы. Потом появляется молодой, красивый парень с ярко-синими глазами и протягивает мне записку от тебя. Ты сообщаешь, что полюбила другого мужчину и больше не приедешь на встречу со мной. Я вопросительно смотрю на посланца от тебя. Он, насмешливо улыбаясь, снисходительно хлопает меня по плечу: "Молодым нужно уступать дорогу. Теперь она любит меня". Я с яростью сбрасываю его руку и толкаю его в грудь. Завязывается драка, а он повторяет одни и те же слова: "Теперь она любит меня. Теперь она любит только меня". Я просыпаюсь с острой болью в груди, тяжело дышу. Открываю глаза и благодарю Бога,  что это был только сон. Но ощущение тревоги несколько дней не покидает меня. Спасаюсь воспоминаниями о твоих глазах, с любовью глядящих на меня... О распухших от наших страстных поцелуев губах... И о твоих ласковых руках, которые нежно обнимают меня. На какое-то время успокаиваюсь. Но тут снова приходит этот сон - и я опять весь в тревоге. Нервничаю, дергаюсь, не нахожу себе места.
Хелен с любовью и сочувствием смотрела на него. Сердце ее заныло. Такого от Алекса она не ожидала.
- Алекс, любимый, - наклонилась она к нему и тихо зашептала ему прямо в ухо: - Тебе нельзя так нервничать. В нашем деле излишне нервозное состояние так же опасно, как беспечное спокойствие. Можно совершить непоправимую ошибку.
- Я знаю, - едва слышно проговорил Алекс. - Но иногда так трудно с собой справиться и избавиться от ревности.
- Ты обязан, - уже громче произнесла Хелен. - Ты должен быть уверен, что я люблю тебя и веду себя вполне благопристойно, как подобает замужней женщине. Я ведь замужем, ты забыл?
Хелен подняла руку и красноречиво посмотрела на безымянный палец, где красовалось обручальное кольцо с бриллиантом. Алекс подарил это кольцо больше двух лет назад и сказал, надевая его на ее палец: "Теперь мы обручены перед совестью своей и перед Небесами".
- Ты все время носишь его, как обещала?
- Да. Хотя боюсь, что в один прекрасный момент лишусь его вместе с пальцем. Одна надежда - никто не подумает, что это настоящий камень, - Хелен рассмеялась звонким, озорным смехом. - Так что я твоя, и ты не должен в этом сомневаться.
- Я не сомневаюсь, когда ты рядом со мной. Но вдали от тебя... эти сны...
- Я запрещаю тебе смотреть их. Попробуй только еще раз посмотреть хоть один такой сон, - она шутливо погрозила пальцем, - и я... я...
- Что?
- Буду являться к тебе по ночам в самом немыслимом виде и не дам тебе спать вообще.
- Звучит заманчиво.
Они с улыбкой смотрели друг на друга влюбленными глазами, потом губы их соединились в воздушном, невинном поцелуе.
- Скажи, как поживает твоя сестра? - повернула разговор в другое русло Хелен. - Она помирилась с мужем?
- Вроде того. Во всяком случае, они опять живут вместе и в данный момент, кстати, находятся не так далеко отсюда. Они сейчас путешествуют по Италии.
- Я рада за нее. Она ведь любит своего мужа.
- И он ее тоже. Но они не умеют уступать друг другу, -  Алекс чуть зевнул, прикрыв рот рукой. - А в семейной жизни умение идти на уступки играет первостепенную роль.
- Ты так считаешь?
- Да, я убежден в этом.
- А кто должен уступать? - хитро смотрела Хелен на Алекса.
- Тот, кто не прав.
- А если оба считают, что правы?
- Значит, должен уступить мужчина.
Ответ Алекса удивил Хелен и заинтересовал. Она ведь знала, что в его семейной жизни с Хельгой - ей теперь уже было известно настоящее имя Марты - уступающей стороной была всегда она.
- И давно у тебя сложилось такое мнение на этот счет? -  спросила  Хелен.
- Нет, недавно.
- Как ты пришел к такому выводу? Что послужило причиной его?
- Наверно, годы. Я старею, становлюсь мудрее и по-другому смотрю на многие вещи. А еще я пришел к такому выводу потому, что стал более внимательно наблюдать за отношениями между родителями. И они мне теперь не очень нравятся. Отец слишком властвует, мать покорно ему подчиняется. Хотя отец по-своему любит ее и окружает всяческой заботой.
- Как мама чувствует себя? Уже забыла об операции?
- Практически забыла. И чувствует себя хорошо, - Алекс снова зевнул.
- Алекс, ты зеваешь, - укоризненно посмотрела на него Хелен.
- Прости меня, любимая. Но за последние трое суток я спал не больше трех часов.
- Почему? - встревожено смотрела на любимого Хелен.
- Так получилось. Перед поездкой нужно было кое-какие дела уладить в Буэнос-Айресе. Даже ночью трудился. Потом срочная командировка в Лондон. Ты ведь знаешь, из-за войны с Англией за Мальвинские острова у меня затормозились контракты с нашими партнерами в Лондоне. Так что по пути сюда мне пришлось на сутки туда залететь. Переговоры до поздней ночи, потом ранний рейс. Прибавь к тому же разницу во времени. Вспомни, как ты спала, не обращая на меня внимания, когда мы встретились на другом континенте, - ответил Алекс и снова сладко зевнул.
- Понятно, - успокоилась Хелен. - В таком случае, ты обязан сейчас поспать, - не терпящим возражения тоном добавила она.
- Да? Ты так думаешь? - с колебанием в голосе спросил Алекс.
- Я просто уверена в этом. Не хватало, чтобы ты заснул где-нибудь на улице или в ресторане.
- Хорошо, я буду спать. Но через час ты меня разбудишь. Обещаешь?
- Обещаю.
Хелен нежно поцеловала Алекса в губы, заботливо укрыла его простыней и с удивлением обнаружила, что он уже безмятежно спал. Она постояла несколько секунд у кровати, потом подошла к окну и чуть отдернула штору.

                3

Перед ней открывался великолепный вид на город, который был ее самым любимым, после Парижа, городом в Европе...

... Хелен-Алене нравился этот город по многим причинам. Прежде всего, как профессиональная разведчица, она ценила Женеву потому, что каждый приезжий чувствует себя здесь свободно и непринужденно. Любой иностранец, оставаясь неприметным и не привлекая к себе никакого внимания со стороны обслуживающего персонала и местных жителей, может легко в нем затеряться. Ведь Женева - это самый "иностранный" город Швейцарии: почти треть его населения не является гражданами этой страны, половина студентов университета - иностранцы. Круглый год на улицах города звучит иностранная речь.
Шпионы и мафиози разных мастей со всех частей света используют этот город для своих встреч и передачи материалов через тайники. Каждый раз, бывая в Женеве и проходя мимо леса Бати почти в центре города, Алена с веселой улыбкой вспоминала одну забавную легенду из шпионского фольклора. Эта популярная в среде разведчиков история, якобы, действительно произошла когда-то в этом "международном центре встречи шпионов". Краткая фабула истории-байки была такова: шпион одной страны положил в дупло старого дерева в лесу Бати свою посылку, а через несколько часов его связник изъял из этого тайника уже совсем другую закладку от совершенно иного отправителя.
Но все-таки не только и даже не столько из-за подходящей оперативной обстановки любила Алена Женеву. Посвятив сотни часов изучению этого города, умом своим она полностью поняла, а сердцем глубоко почувствовала его и стала реально ощущать своим "родным" городом.
Она прочитала десятки книг и брошюр, изучая промышленность Швейцарии, и "с гордостью за свой родной город" хвасталась, что именно здесь находятся часовые заводы всемирно известной фирмы "Ролекс", здесь выпускается точная измерительная аппаратура, здесь располагаются известные далеко за пределами Швейцарии ювелирные мастерские.
Алена была хорошо знакома с историей всей Альпийской республики, а события, происходившие в течение последних веков в Женеве, чувствовала так, словно сама жила в те времена в городе и встречалась с одним из вождей Реформации Жаном Кальвином; обсуждала причины социального неравенства с писателем-философом Жан-Жаком Руссо; бывала в Коппе на балах в замке бывшего министра финансов Людовика ХVI господина Неккера и видела там его дочь Жермену, будущую писательницу, известную под именем госпожи де Сталь.
Изучая историю Женевы, Алена постоянно натыкалась на интересные детали, связанные с прошлым России. Ей было любопытно узнать, что в Женеве бывали Карамзин, Герцен, Достоевский. Здесь в конце девятнадцатого века жили спасавшиеся от преследований царской охранки десятки русских революционеров-эмигрантов, в том числе Кропоткин и Бакунин. В Женеве печатались и "Искра", и ряд других революционных изданий. В этом городе почти три года, с перерывами, прожил Владимир Ильич Ленин. Он работал в библиотеках Женевского университета и "Общества любителей чтения". В общей сложности Владимир Ильич прожил около семи лет в Швейцарии, главным образом в Цюрихе и Берне. Здесь он работал над книгой "Империализм как высшая стадия капитализма" и другими своими трудами.
К сожалению, Алене нельзя было по известным причинам посещать места, где жил и работал Ильич. Но однажды она все-таки прошла мимо кафе "Ландольт" на углу двух оживленных улиц - Рю дю Кандоль и Консей Женераль. Здесь Владимир Ильич в 1895 году встречался с Плехановым и другими членами первой марксистской группы "Освобождение труда", которая была основана как раз в Женеве.
Алена одно время очень интересовалась Плехановым. Она внимательно прочитала несколько его основных работ, пытаясь искренне разобраться в споре между ним и Лениным относительно социалистической революции. Иногда, сталкиваясь с отрицательными и даже отвратительными явлениями в развитии своей страны и искажением социалистической идеи на деле, Алена сердилась и нервничала, а в голове ее непременно появлялась крамольная мысль, которой она ни с кем не делилась: может, Плеханов был прав?
Действительно, многое говорило о том, что социалистическая революция произошла в России слишком рано. Вероятно, стране нужно было сначала достичь высокого материального благополучия, а уже потом, "на сытый желудок", думать о духовном развитии и совершенствовании человека с тем, чтобы подвигать его на заботы о ближнем и мечты об общем благе, а не только о своем личном.
Готовясь к последней своей поездке за рубеж и просматривая свои давние записи о Женеве, Алена неожиданно для самой себя вернулась к своим размышлениям о споре между двумя революционерами. Теперь еще с большей уверенностью она встала на сторону Плеханова, поддержав его точку зрения о том, что России достаточно было буржуазно-демократической революции.
Если бы революционная ситуация в России завершилась только февральской революцией, то не делился бы сейчас земной шар на Запад и Восток, на мир капиталистический и социалистический. Все бы медленно, но уверенно продвигались к социализму, как Швеция. И не было бы сначала "железного" занавеса, а затем "холодной войны", и ездили бы россияне туда, куда захотели бы, и они с Алексом могли бы...
На этом Алена оборвала тогда свои размышления, заставив свою крамольную, утопическую мысль исчезнуть с той же быстротой, с какой она появилась в ее беспокойной, ищущей голове...

        Сейчас же у окна женевской гостиницы и вовсе стояла не Алена, а Хелен. Даже не совсем Хелен, а Франсуаза. Так что никаких мыслей о революциях в голову свою допустить она не могла. Она просто любовалась Женевой.
О красоте этого древнего города, раскинувшегося по берегам красивейшего озера у подножья гор Салев и отрогов Юры, она могла говорить часами. И сама не уставала любоваться его своеобразной архитектурой, на которую окружающий пейзаж накладывал неизгладимый отпечаток, придавая городу величественность и праздность.
За годы своих поездок Хелен уже четырежды включала Женеву в свои маршруты. Три раза она была здесь лишь проездом. И в эти коротенькие посещения в ее распоряжении был день, максимум полтора дня, чтобы побродить по любимым старинным улочкам, прогуляться по величественным набережным Роны и Женевского озера, полюбоваться яркими красками оригинально оформленных цветников, сквериков и садов.
Но в самый первый свой приезд в Женеву, во время стажировки, ей посчастливилось провести в этом гостеприимном городе почти целую неделю.
В тот раз она досконально изучала все места, связанные - по легенде - с ее детством: улицы, где она жила и училась, скверики и парки, где гуляла сначала с мамой и бабушкой, а позже - с подружками.
Однажды, сидя на открытой террасе кафе в предпоследний день своего пребывания в Женеве, Хелен разговорилась с одним студентом, местным жителем. В ту учебную поездку Хелен ничем не рисковала и, решив на деле проверить свою легенду, сказала Клоду - так звали ее собеседника, - что она родом из этого прекрасного города, что провела здесь детство, училась в женской гимназии.
Оказалось, что сестра Клода училась когда-то в той же гимназии. Она сохранила не очень приятные воспоминания об этом учебном заведении и о классных дамах, а особенно о сухой, придирчивой директрисе.  Хелен знала об этой чопорной даме, всегда одетой в строгий темно-синий костюм, и потому с удовольствием отпустила несколько ядовитых словечек по поводу ее походки и смешной привычки поправлять круглые очки на носу. А поскольку буквально накануне, под заранее продуманным предлогом, Хелен побывала в этой самой гимназии, то вполне правдоподобно и красочно смогла поделиться теперь со своим собеседником тем чувством страха и угнетенности, которые она, якобы, испытывала в свое время от стен и коридоров мрачного здания, где провела более шести лет.
Клод ее отлично понял, потому что такие же чувства, сказал он, переживала и его сестра.
Женевец ни разу не усомнился ни в одной фразе, произнесенной Хелен относительно ее жизни в Женеве. Это очень обрадовало Хелен и придало ей уверенности в себе и в своей легенде. Одно дело -  по картам досконально знать город, его улицы и переулки, кафе и магазины, места отдыха и развлечений. Совсем другое дело -  заставить собеседника поверить в то, что ты много лет ходила именно по этим улочкам и площадям, что ты чувствуешь их неповторимую атмосферу и всем своим сердцем искренне любишь и тоскуешь по ним...

                ***

Стоя сейчас у окна отеля, Хелен с особым чувством радости и покоя смотрела на сверкавшее перед ней, самое большое и самое красивое в Швейцарии Женевское озеро. В этой своей части оно узким клином врывалось в город,  и было не намного шире вытекающей из него Роны. Но красота его от этого не страдала, скорее наоборот - она приобретала особую привлекательность своей непохожестью с другими озерами.
Прозрачная вода ослепительно сияла под лучами солнца, переливаясь неестественно голубыми и синими, как на рекламной открытке, красками. Прямо из озера с огромной скоростью взмывала вверх мощная струя знаменитого на весь мир 130-метрового Женевского фонтана. Разноцветные яхты и лодки пестрили яркими пятнами и вместе с плавающими вокруг них белоснежными лебедями создавали яркое мозаичное полотно необыкновенной красоты.
Был ясный, солнечный день, и Хелен отлично видела дебаркадеры у противоположного берега, набережную Густава Адора и Английский сад, где они встретились с Алексом несколько часов назад. Даже снежная шапка Монблана, находящегося в соседней Франции, хорошо просматривалась в этот погожий, июльский день.

Вдоволь налюбовавшись знакомым, но всегда поражающим ее пейзажем, Хелен отошла от окна и решила распаковать чемодан. Она открыла крышку и с изумлением уставилась на незнакомую маленькую коробочку, лежавшую сверху. С определенной долей опаски она взяла коробочку в руки, открыла ее и тихо ахнула - на черном бархате сверкали сережки с прозрачным, сияющим камнем. Хелен не сомневалась, что это были настоящие бриллианты. Чем-то до боли близким и родным веяло от этих сережек. Хелен вынула их из коробочки и сразу поняла, почему это дивное украшение показалось ей знакомым: сережки были сделаны в том же стиле, что и ее обручальное кольцо.
Хелен не позволяла Алексу делать дорогие подарки и, принимая в свое время кольцо, сказала:
- Я беру это кольцо только потому, что оно обручальное. Но впредь, я прошу тебя, не покупай никаких дорогих подарков.
- Если бы мы были вместе, я бы каждый день осыпал тебя розами, - ласково ответил Алекс. - Но поскольку, по твоей вине, мы не вместе и встречаемся только в гостиницах, то позволь мне хоть чем-то побаловать тебя. Это доставляет мне огромное удовольствие и радость. Не лишай меня этих приятных ощущений.
Хелен настаивала на своем, Алекс не хотел даже слушать ее протесты. На следующей встрече он преподнес ей комплект из колье и сережек с изумрудами. Она сердито вернула подарок и пригрозила, что откажется от встреч с ним в гостинице, если он будет покупать ей такие подарки. Алекс смирился и дарил ей с тех пор оригинальные сувениры, духи. И вот сейчас снова дорогой подарок от него.
Хелен подошла к зеркалу, вдела сережки в уши и несколько секунд любовалась ими. Ее порадовал хороший вкус Алекса. Несмотря на довольно крупные бриллианты, серьги не выглядели вызывающе и броско. К тому же они очень шли ей. Жаль, что ей не придется их носить. Она вернет Алексу эти серьги, как вернула то колье.
Нехотя сняв украшение, Хелен положила его обратно в коробочку и сунула ее пока в свою сумочку. Подошла к кровати - Алекс безмятежно спал, тихо посапывая. Прошло больше часа с той минуты, как он уснул, но ей стало жаль прерывать его спокойный, глубокий сон, и она решила дать ему еще хотя бы четверть часа.
Она не торопясь разложила и развесила свою одежду в гардеробе, расставила на полочках в ванной комнате пасты, кремы, лосьоны и другие туалетные принадлежности.

                ***

- Алекс, уже прошло почти полтора часа, - тихо сказала она, подойдя к кровати через пятнадцать минут.
Алекс ее не слышал. Сбросив с себя простыню, совершенно нагой, он крепко спал, раскинув руки.
Уже давно не стеснялась она ходить нагишом перед ним и уже давно не закрывала глаза, как в первое время их близких отношений, когда он раздевался или одевался. Теперь она всегда бесстыдно смотрела на него, любуясь его сильным, натренированным телом. Алекс был для нее воплощением мужественности, и она любила каждую частичку этого прекрасного, сильного тела, каждый мускул и каждый изгиб его.
Алекс старался держать себя в постоянной форме: он плавал, играл в теннис, делал утренние пробежки. Большую часть своих отпусков он проводил в горах, рассказывал он ей, наслаждаясь чистым горным воздухом и длительными прогулками по скалам и ущельям. От частого пребывания на свежем воздухе цвет лица его был всегда здоровым, смуглым от ветра и солнца, а в весеннее и летнее время загар его приобретал красивый бронзовый оттенок.
Хелен осторожно провела пальцем по гладкой, упругой коже, туго обтягивающей любимое лицо. Щека Алекса дернулась, словно освобождаясь от назойливой мухи, и снова успокоилась. Чуть приоткрытые губы его шевельнулись и тоже замерли.
Она безумно любила эти красивые, чувственные губы, совсем недавно осыпавшие сладкими поцелуями все ее тело. Любила эти сильные, горячие руки, которые страстно и умело ласкали ее, проникали в ее самые сокровенные места и доводили ее до умопомрачительного экстаза. Как часто дома, вдали от него, она мечтала об этих губах и руках, хотела, чтобы Алекс оказался возле нее и лежал рядом. В такие минуты она вдруг представляла его в постели с другой женщиной и до ужаса ревновала его. Она допускала, что такой страстный, сильный мужчина, как Алекс, не будет два-три месяца, а иногда и больше, жить монахом. Она допускала и понимала это, но не могла смириться с этой мыслью, сердце ее ревновало и ныло от боли. Однако во время встреч с Алексом она не позволяла себе высказывать свои ревнивые подозрения и ни разу не опустилась до унизительных сцен с пошлыми намеками и упреками.
Иногда ее просто распирало от желания задать ему язвительный вопросик о его сексуальной жизни. Но она знала наперед, что он ответит, и потому изо всех сил старалась не ставить его в неловкое положение, которое вынуждало бы его лгать.
И лишь крайне редко, когда он рассказывал о своей секретарше или о других женщинах, с которыми виделся по делам компании, она отпускала какую-нибудь игривую шуточку с легким оттенком ревности. Алекс самодовольно, как казалось Хелен, ухмылялся в таких случаях и отшучивался:
- Ты меня так выматываешь за наши свидания, что потом два или три месяца - до нашей следующей встречи - я прихожу в себя и о сексе даже не помышляю. А кроме того, - добавлял он небрежно, как бы между прочим, - я ведь люблю тебя и храню тебе верность.
Хелен очень хотелось верить этим словам, но здравый смысл ставил все на свои места. Разум говорил, что верность с его стороны невозможна.
Разум - разумом, а сердце - сердцем, и оно щемило каждый раз, когда она думала о его возможных изменах. В такие минуты она, казалось, была готова на все, лишь бы он был рядом и только с ней.
А вот теперь, в данную минуту, он - рядом, но не с ней. Он, дорогой ее нахал, просто спит и не подозревает, какие мысли ее терзают, как истосковалась она по нему.
- Нет, так дело не пойдет. Сейчас ты у меня проснешься, - возмущенно произнесла Хелен, и забравшись с ногами на кровать, припала губами к его шее, потом чуть укусила ее.
Алекс не реагировал, скорее наоборот - сопение его стало громче. Значит, он действительно сильно устал, раз не реагирует на ее поцелуи, - решила Хелен и легла рядом с любимым, обняв его за шею. Через несколько секунд она уже тоже спала.

                4

Разбудил ее громкий шепот Алекса:
- Ты так выполняешь свои обещания?
Хелен открыла глаза и увидела прямо перед собой его улыбающееся лицо.
- О-о, Алекс, ты уже проснулся, - лениво потянулась она.
- Почему ты меня не разбудила, радость моя? Ведь обещала.
- Ты так крепко спал, что мне было бесконечно жаль будить тебя, - невинно улыбалась она.
- А знаешь, сколько сейчас времени?
- Сколько?
- Почти половина восьмого.
- Зато ты немного отдохнул, да?
- Отдохнул и полон сил, - твердо проговорил Алекс.
- Отлично. Раз ты полон сил, то я с чистой совестью буду сейчас ссориться с тобой.
- Почему, мое сокровище? Чем я провинился? Тем, что спал?
- Спал ты по моей воле. А вот коробочку в мой чемодан положил вопреки ней, - укоризненно смотрела она на него.
- Я хотел удивить тебя, - его губы расплылись в шаловливой улыбке.
- Своей цели ты достиг. Ты действительно удивил меня, - сварливым голосом произнесла Хелен. -  Но удивил не серьгами, а своей забывчивостью. Разве ты не помнишь, что такие подарки я не принимаю? Тебе придется забрать украшение обратно, - твердо добавила Хелен.
К ее удивлению, Алекс не отреагировал на ее слова бурными протестами, как он это делал раньше. Он молчал. Глаза его затуманились и смотрели как бы сквозь нее.
- Алекс, ты сейчас не со мной. Ты где? Ты слышал, что я сказала?
- Слышал, моя радость, - ласково улыбнулся он.
- Я не возьму эти сережки. Ты нарушил данное мне обещание, - Хелен чуть смягчила свой тон.
- Я ничего тебе не обещал. Я просто уступил тебе и исполнял твое желание. А на этот раз я хочу, чтобы ты пошла мне навстречу. Я настаиваю на этом. Ты возьмешь эти серьги, - категоричным тоном говорил Алекс. -  Они должны быть вместе с кольцом, как залог нашего будущего.
- Алекс, но...
- Никаких "но". Ты нанесешь мне почти смертельную обиду, если не возьмешь сережки или попытаешься сунуть их украдкой от меня в мой чемодан. Ты меня поняла?
Грозный взгляд его потемневших глаз и властный суровый тон, каким он произнес последнюю фразу, заставили Хелен прикусить язык и удержать при себе свое недовольство.


Ты, похоже, придаешь особое значение этому подарку, и мой отказ не на шутку рассердил тебя. По всей вероятности, ты приложил немало усилий, чтобы найти серьги, сочетающиеся с кольцом. Может быть, ты даже делал их на заказ. А я, вместо того, чтобы поблагодарить за такое внимание, устраиваю скандальную, какую-то уныло семейную сцену. Я люблю тебя и не хочу тебя расстраивать, причинять тебе боль своим отказом. Мне хочется делать только то, что доставляет тебе радость, мой самый родной и любимый человек. Я постараюсь сделать все для того, чтобы не огорчать тебя и не портить такие короткие, такие быстротечные дни нашего свидания.


- Хорошо, дорогой, - миролюбивым тоном промолвила она, ласково проведя рукой по его щеке. - Я принимаю подарок. Спасибо большое. Сережки безумно красивые.
Хелен чмокнула его в щеку, суровость моментально исчезла с его лица.
- Правда? Они тебе понравились? Ты их примеряла?
- Примеряла. Они очень идут мне. У тебя, оказывается, хороший вкус на дамские украшения.
- Когда речь идет о тебе, у меня открываются все новые и новые таланты и скрытые возможности. Ради тебя, ради встречи с тобой, я могу, как выяснилось, трое суток почти совсем не спать.
- Ты, кстати, хоть немного выспался сейчас?
- Я же тебе уже, кажется, сказал, что выспался и снова полон сил.
Он с силой обнял ее, поцеловал в губы, потом стал спускаться ниже.
        - Алекс, остановись, - дернула она его плечи. – Не сейчас.
         - Почему?
         - Скажи, ты обедал сегодня? Я, лично, нет.
         - Мне не хотелось есть. Я испытывал голод другого толка.
         - Я тоже. Но сейчас нам нужно пойти в какую-нибудь «едальню», иначе я умру от голода, - стала вставать с кровати Хелен.
        Алекс схватил ее за руки и уложил обратно на подушку. Она, со смехом, стала вырываться. 
     В шутливой борьбе он одержал верх, оказавшись на ней.
          - Ну, хотя бы еще один маленький поцелуй. Малюсенький такой поцелуйчик.
          - Я знаю, чем этот поцелуйчик закончится.
           - Х-ха, я тоже это знаю...

       Некоторое время спустя они, обессиленные и опустошенные, медленно одевались, с умиротворенной улыбкой глядя друг на друга.
- Ты куда хочешь пойти, моя любимая?
- Мне все равно. Выбирай ты.
- Я знаю один уютный ресторанчик, где прекрасно готовят форель. Может, пойдем туда?
- Знаешь, я так проголодалась, что рыба не утолит мой голод.
- Тогда сходим в "Дю пон руж". Ты там была?
- Нет.
- В таком случае, ты получишь там удовольствие от замечательных турнедо в грибном соусе.
- Турне-до, турне-до, - медленно повторила Хелен. -  Что-то знакомое, но не помню, что это. Что-то мясное, по-моему?
- Да, это такие аппетитные кусочки из говяжьего филе.
- У-ух, даже слюнки потекли. Я не дождусь ресторана, я сейчас упаду от голода, - шутливо закатила она глаза.
- Отнесу туда тебя на руках, - засмеялся Алекс и поцеловал ее веки. -  Я сейчас переоденусь в своем номере и через полчаса буду ждать тебя у Брансуика.
- Ты имеешь в виду памятник герцогу?
- Да, конечно.
- Это слишком близко от гостиницы.
- Радость моя! В скверике у памятника всегда столько влюбленных, что еще одна пара не привлечет особого внимания. Возлюбленные имеют право встречаться где угодно. А мы ведь с тобой влюбленные, и только. Не так ли? - добавил он тихо, прижавшись губами к ее уху.
- Ладно, я согласна. Значит, через полчаса, - подставила она губы для поцелуя.
- Через полчаса, - он нежно прикоснулся к ее губам и исчез за дверью.

                5

                "На лоне вод стоит Шильон;
                Там, в подземелье, семь колонн
                Покрыты влажным мохом лет.
                На них печальный брезжит свет", -

продекламировала Хелен по-английски, когда перед ними, как сказочное виденье, встал из вод знаменитый Шильонский замок.
- О-о, ты знаешь поэму романтика Байрона "Шильонский узник" наизусть? - удивленно вскинул брови Алекс.
- Что ты! - хихикнула Хелен. - Моя стихия - французская поэзия и проза. Английские и американские поэты, как тебе известно, меня интересуют мало. Из всего Байрона я знаю наизусть только эти четыре строчки, хотя саму поэму читала несколько раз. Причем читала не столько из-за поэзии Байрона, сколько из-за Бонивара, героя этой поэмы. Думаю, ты знаешь, что Бонивар был известным борцом за свободу Швейцарской республики, за это и был посажен в замок-тюрьму. А истинная швейцарка, каковой я являюсь, - засмеялась Хелен, - должна хорошо знать своих героев и все, что с ними связано.
- Полностью с тобой согласен, - кивнул Алекс, но к смеху любимой не присоединился.
- Правда, в своей поэме английский поэт отразил не совсем реальную историю, - уже без улыбки продолжала Хелен. - Хотя, нужно отдать ему должное, он хорошо передал настроение этого подземелья, душевное состояние Бонивара, прикованного к одной из семи колонн. Однако в действительности рядом с ним не было семи братьев.
- Я смутно помню историю самого Бонивара, но поэму Байрона знаю хорошо. А наизусть...
Алекс чуть подумал, потом сказал задумчиво:
- Почему-то мне вспомнились сейчас строки из последней главы:
                "День приходил, день уходил,
                Шли годы - я их не считал:
                Я, мнилось, память потерял
                О переменах на земли.
                И люди наконец пришли
                Мне волю бедную отдать."
        И так далее... А в конце поэмы есть изумительные строки, которые потрясли меня в свое время глубоким и мудрым смыслом:
                "И... столь себе неверны мы! -
                Когда за дверь своей тюрьмы
                На волю я перешагнул -
                Я о тюрьме своей вздохнул".

... Это был их третий, последний день пребывания в Швейцарии. Они собирались провести несколько послеобеденных и вечерних часов в гостинице, а в первой половине дня решили совершить небольшое путешествие, конечной целью которого был Шильонский замок. Хелен уже бывала в нем во время своего первого пребывания в Швейцарии, Алекс же его еще не видел.
Выехав ранним утром на взятой напрокат машине, они проехали по побережью Женевского озера на север, через Коппе, Нион и Морж к Лозанне. Они не стали останавливаться в этом уютном городе, живописно раскинувшемся на крутых холмах, только потому, что оба уже бывали здесь. Оба видели и древнейший кафедральный собор - образец классической готики, и музей Олимпийских игр при Международном Олимпийском комитете и другие известные достопримечательности.
Они проехали по прилегающей к Лозанне красивейшей местности, мимо аккуратных швейцарских шале и ухоженных садиков, великолепных вилл и отелей, в которых круглый год отдыхают туристы со всех концов света.
В Монтре они оставили машину на стоянке и вот теперь медленно шли к видневшемуся впереди Шильонскому замку.
Слева над дорогой по склонам кривых холмов взбегали вверх виноградники и плантации хмеля, заботливо защищенные от осыпей оригинальными каменными заборчиками. Справа сверкало сияющей голубизной залитое солнечным светом Женевское озеро. Теплый, легкий ветерок чуть морщинил и рябил его неподвижную зеркальную гладь, неохотно надувал паруса одинокого парусника.
Они шли и говорили, говорили. О Байроне, об удивительной истории Швейцарии, о красоте окружавшего их пейзажа. О чем угодно, но только не о том, что им нужно сегодня расставаться. Они избегали всякого упоминания об этом, дабы не усугублять грустное настроение, в котором они пребывали, как всегда в день расставания, с самого утра. Любыми способами они старались развеселить друг друга. Правда, удавалось им это крайне плохо. Смех и улыбки их были натянутыми, и каждый из них знал, что другой тихо страдает и думает только о том, что сегодня вечером они расстанутся...

                ***

У Шильонского замка, как обычно, было много туристов. Одни покупали в многочисленных киосках на площади цветные открытки, пепельницы и маленькие панно с видом Шильона. Другие, подняв головы, рассматривали нависавшую почти над самым замком скалу, в которой были хорошо различимы щиты, маскирующие амбразуры дотов, построенных в давние времена на случай нападения неприятеля.
Хелен и Алекс тоже осмотрели скалу, затем вошли в замок. Они прошлись по мрачным, холодным залам и очень скоро, практически не сговариваясь, покинули этот замок-тюрьму.
- Снаружи, особенно издалека, это здание впечатляет, внутри оно угнетает, - подытожил результаты их экскурсии Алекс.
- Возражать не стану, - чуть растянула Хелен губы в кислой улыбке. - Почему-то на этот раз посещение замка и у меня не вызвало особого восторга. Пойдем обратно?
- Пошли.
Хелен взяла Алекса под руку, и они медленно пошли туда, где оставили машину.
- Не пора ли нам о делах поговорить? - тихо спросила она.
- Наверно, пора, - кивнул Алекс.
- Как твои "источники"? У «Джека» все в порядке? Ты в прошлый раз говорил, что до его жены дошли слухи о его похождениях на стороне, и она устроила ему головомойку.
- Она так допекла его своими скандалами, что он вынужден был пойти на крайний шаг.
- Какой?
- В стремлении убедить ее в отсутствии любовницы, он признался, что ездит в Буэнос-Айрес на побочную работу. И добавил, что сотрудничает с некой аргентинской фирмой, которая хорошо платит за его консультации. Именно благодаря этому, уточнил он, они имеют в своем доме больше, чем имели бы на офицерское жалованье.
- Жена поверила?
- «Джек» говорит, что поверила. Во всяком случае, ее скандалы прекратились.
- Она не требовала деталей о его побочной работе?
- Нет.
- Та-а-ак. Поня-я-тно.
Хелен некоторое время  размышляла над услышанным, потом сказала:
- Посоветуй «Джеку» положить в ящик своего письменного стола шприц для  инъекций… Хотя нет, шприца не нужно, а то жена подумает, что он сам колется. Пусть «Джек» положит какой-нибудь пакет или коробочку с любым белым порошком. Коробочка должна быть запакована так тщательно, чтобы выглядела подозрительной. А рядом - несколько монет, сложенных в аккуратную стопочку.
- Зачем?
- Насколько я поняла из твоих рассказов, супруга «Джека» - особа довольно любопытная и недалекая. Она наверняка частенько заглядывает в его письменный стол. Он поймет это по рассыпанным монетам. Пусть она думает,  что его побочной работой является торговля наркотиками. Судя по твоим рассказам, такая деятельность мужа ее не испугает. Лишь бы деньги были. И еще… Насколько я знаю, у тебя с «Джеком» отработана система связи на длительную перспективу, в том числе сигналы взаимного вызова и предупреждения об опасности, а также сигнал перехода на контакт по условиям явки. Может, тебе перейти временно на бесконтактную связь с «Джеком»? Так, на всякий случай. А то - не дай бог! – супруга наймет частного детектива, чтобы все-таки тайно расследовать, чем конкретно он занимается в Аргентине.
- Я подумаю над твоими советами и, вполне возможно, воспользуюсь ими. Хотя считаю, что сейчас у него с женой никаких проблем не будет. Она не станет ни требовать дополнительных разъяснений, ни устраивать за ним тайную слежку. Тем более что "легализовав",  так сказать, свои побочные доходы, он сделал ей несколько очень дорогих подарков.
- Ладно. Поступай, как знаешь. Тебе на месте виднее. А как дела у «Джека» на службе?
- Раз Майкл доволен его материалами, значит - и на службе у него все хорошо, - хмыкнул Алекс.
- А «Стивен»? У него все в порядке?
- У него все просто отлично. Он получил доступ к таким материалам, что нам и не снилось. Ты сегодня, кстати, увезешь очень важные сведения о планах США в области космической обороны. А в следующий раз я надеюсь привезти секретнейшие документы - вернее, их снимки - о предстоящих операциях военно-морского флота США у берегов Камчатки и в Южно-китайском море.
- Что за операции?
- Подробностей я не знаю. Мне известно лишь, что будет задействовано целое боевое соединение, в состав которого войдет "Энтерпрайз" и двенадцать других судов и подводных лодок.
- Интере-е-сно, - протянула Хелен.
- А кроме того, «Стивен» сделает снимки с документов о размещении "Першингов" в Европе.
- В Европе "Першингов" нет, - категоричным тоном произнесла Хелен.
- Будут установлены в следующем году.
- Действительно, твой «Стивен» - просто находка.
- Да, он - ценная птица для вас. Поэтому Центр пошел навстречу ему, и ты привезла на этот раз большую сумму для него. Он потребовал часть денег за свои материалы наперед, остальное - в момент передачи мне пленок. Кстати, он снимет материалы на те, с виду обыкновенные, фотопленки, которые ты привезла мне в прошлый раз. Как он сказал, ему проще и безопаснее работать обычным фотоаппаратом. Так что в следующий раз привези еще такие пленки.
- Хорошо, я передам твою просьбу Майклу.
- Сразу после приезда я вручу «Стивену» половину привезенных тобой денег, - продолжал Алекс. - А к концу августа - он это твердо обещал - им будут отсняты все упомянутые документы. Мы с ним снова встретимся. Он получит вторую половину гонорара, я - отснятые пленки. Так что передай Майклу, что следующая передача материалов состоится, вероятнее всего, в сентябре.
- Ты сможешь без проблем выехать так быстро после предыдущей поездки за рубеж? У тебя будет весомая причина?
- Деловая поездка - всегда весомая причина. Но что может быть весомей, чем встреча с любимой! - прижал Алекс Хелен к себе. - Любовь понимают все. Особенно меня понимает сестра. Она ведь знает о тебе.
- Что?! - испуганно вскрикнула Хелен.
- Нет-нет, не пугайся. Не в прямом смысле - о тебе. Она просто знает, что у меня есть любимая женщина, которая замужем и по ряду причин пока не может оставить мужа. Кстати, это сестра прямо из Италии бронировала два номера для меня.
- А-а, теперь я понимаю, почему для тебя были места в гостинице, а для меня - нет, - облегченно вздохнула Хелен.
- Кстати, чтобы мои довольно продолжительные поездки за рубеж не выглядели подозрительными, я позаботился о том, чтобы слух о любовнице в другой стране витал в воздухе...
- Неплохо, неплохо... Да, ты говорил о деловой поездке. В какую страну ты поедешь?
- Опять сюда, в Швейцарию. А точнее - в Цюрих.
- Хорошо. Значит, нашу следующую встречу назначим в Цюрихе. Думаю, Майкл не будет возражать.
- Я тоже так считаю. И еще. Я предполагаю, что на этот раз в моем распоряжении будет не меньше недели. Два дня - деловые переговоры, остальное - отдых в Европе. Так что спланируй, пожалуйста, свою следующую поездку так, чтобы после Цюриха нужно было ехать в Милан, а оттуда поездом в Вену. Мы проделаем то же, что в позапрошлый раз.
- Алекс, вряд ли это получится. У нас не принято повторять маршруты.
- Ты не повторяй весь маршрут. Только одну часть его.
- Н-не знаю, - неуверенно произнесла Хелен.
- Я прошу тебя об этом. Ты только представь себе... Мы несколько дополнительных часов будем вместе. Ночью, в спальном вагоне... Как тогда... Помнишь?

                ***

Еще бы она не помнила! Их явка тогда была в Риме и именно в тот раз они встретились не в первый день, а во второй. Алекса тогда срочные дела задержали в Буэнос-Айресе. Приехав в Рим, Алекс удачно и раньше срока провел свои деловые переговоры и последовал за ней в Милан, где они провели "пропущенную" ночь вместе. Рано утром он спросил:
- Ты говорила, что из Милана едешь поездом в Вену. Ты уже взяла билет?
- Нет еще, - ответила она, лениво потягиваясь.
Ей еще хотелось спать, а Алекс уже бодрствовал.
- Тогда билет тебе куплю я. Все равно я уже не усну, а ты поспи.
Алекс поцеловал ее и ушел. А через три часа они встретились, как договорились, у Ля Скалы. Алекс вручил ей билет. Взглянув на него, Хелен всполошилась.
- Алекс, но ведь это билет в одноместное купе мягкого спального вагона. Я не могу позволить себе такие расходы.
- Ты думаешь, я буду брать у тебя деньги за билет? - возмущенно спросил Алекс.
- Алекс, я не хочу, чтобы ты платил за мой проезд. Хватит того, что ты оплачиваешь эти дорогие гостиницы, в которых мы с тобой останавливаемся. Я должна отдать тебе деньги.
- Об этом не может быть и речи, - категорично отрезал Алекс.
- Надо было хотя бы дешевый билет взять. Как я отчитаюсь? Что я скажу Майклу?
- Скажешь, что других билетов на этот поезд не было, а маршрут твой менять ведь нельзя, не так ли? А я хочу, чтобы моя любимая хоть иногда проехала в нормальных, цивильных условиях. Она заслуживает этого.
Зная, что с Алексом  бесполезно спорить, если он принял какое-нибудь твердое решение, Хелен больше вопрос о своем билете не поднимала. Вечером они попрощались, как всегда, в гостинице. Она сама поехала на вокзал. Поднялась в вагон, зашла в свое купе и несколько мгновений рассматривала шикарную обстановку.
Вместо узкой твердой полки или мягкого раздвижного кресла, как в первом классе, здесь была широкая полка-софа, обитая темно-бордовым бархатом. Красивые занавески, зеркало. Рядом - туалетная комната. Хелен села за столик, выглянула в окошко на перрон и на мгновение зажмурила глаза от видения, мелькнувшего у входа в вагон -  ей почудилось, что там был Алекс. Через секунду она открыла глаза и мысленно себя отругала:  только галлюцинаций ей не хватало!
Поезд тронулся, Хелен задернула занавески на окнах и стала раздеваться. Услышав тихий стук в дверь и решив, что это проводник, она натянула обратно блузку, открыла дверь и обомлела - перед ней стоял Алекс. Не давая ей опомниться, он быстро закрыл дверь и заключил ее в свои объятия.
- Удивлена? - шептал он, покрывая ее лицо горячими поцелуями. - Я еду в этом же вагоне. Мое купе рядом с твоим.
- Так вот почему ты утром не стал спать, хотя обычно просыпаешься позже меня. Хотел приятный сюрприз мне устроить? - счастливо улыбалась Хелен.
- Да, мне очень хотелось увидеть радостное удивление на твоем лице.
Потом было несколько счастливейших часов упоительной ночи...

- Да, я отлично помню ту ночь, - с мечтательной улыбкой проговорила Хелен. – И, пожалуй, я постараюсь включить этот экспресс в свой маршрут. В крайнем случае, экспресс Рим - Вена тоже подойдет. Или Восточный экспресс...
- Можно и Восточный, - согласился Алекс. - Но лучше наш экспресс.
- Посмотрим, посмотрим, - задумалась Хелен и вдруг засияла. - Знаешь, твое предложение натолкнуло меня на хорошую мысль. Мне легче будет утвердить свой маршрут, если я буду в Цюрихе до встречи с тобой всего день или два. На этот раз мы встретимся с тобой в официально назначенный день. А остальные "наши" дни и ночи проведем в экспрессе и других городах на моем обратном маршруте.
- Отлично. Значит, договорились. Следующая встреча - в сентябре, в Цюрихе. А место явки можно оставить прежнее. Там, где мы с тобой уже встречались. У табачного магазинчика. Только не у самого магазина, а в кафе напротив. Садись на террасе и жди меня. Поступим так, как в Амстердаме. Ты разложишь на краю стола открытки с видами Цюриха. Я, проходя мимо, задену их. Они упадут, я незаметно уроню свою. На ней будет название гостиницы и время встречи. А на месте, как всегда, возможны импровизации. Мы ведь понимаем друг друга с полуслова и с полужеста.
- Хорошо, я согласна на встречу в кафе. Но в этом случае нужно заменить пароль и отзыв.
- Зачем же их менять? Мы же все равно с тобой ими давно не пользуемся, - притронулся Алекс губами к волосам Хелен.
- Любимый, я не хочу, как говорится, "каркать". Но всякое может случиться. А вдруг не меня пошлют на встречу с тобой?
- Как не тебя? - испуганно посмотрел на нее Алекс. - Разве о такой вероятности уже шел разговор?
- Да нет! Разговоров никаких на эту тему не было, - живо успокоила любимого Хелен. - Но предусмотреть мы должны все. Всякое может в нашем деле случиться... Вдруг возникнет какая-то непредвиденная ситуация, и мне придется выполнять другое задание? В таком случае на встречу к тебе пошлют другого человека. Поэтому и пароль, и отзыв, и опознавательные знаки должны в условиях явки обязательно фигурировать.
- Я даже думать о встрече с другим человеком не хочу, - нахмурился Алекс. - Но... формальности ради... Пусть тогда официальной явкой  остается табачный магазинчик с прежними условиями. Для всех, кроме нас с тобой. Мы же встретимся в кафе... А потом в моей гостинице, - с чуть посветлевшим лицом добавил Алекс.
        - Из которой мы  будем выходить только для того, чтобы подкрепиться, - с веселым смешком произнесла Хелен, усаживаясь на место рядом с водительским.

         Они счастливо улыбались, даже не подозревая о том, что в сентябре им не суждено проводить дни и ночи вместе ни в гостинице, ни в каком-либо экспрессе. И увидят они друг друга в Цюрихе только издалека, через улицу, в момент ареста Алекса на месте явки у табачного магазинчика...

                6

- Уважаемые пассажиры! Наш самолет снижается. Мы прибываем в аэропорт Шереметьево города Москвы. Просим вас привести спинки кресел в вертикальное положение, убрать столики, застегнуть привязные ремни и не курить. Благодарю за внимание.
Алена дослушала объявление стюардессы на английском языке, пристегнула ремень и, откинув голову на спинку сиденья, закрыла глаза.
Все, последняя часть ее командировки в Цюрих завершается. Через несколько минут самолет, совершающий полет по маршруту Вена-Москва, приземлится. А еще через минут двадцать она увидит ЭмЭн. И ей придется "огорошить" шефа неприятной новостью. Да не просто неприятной, а сверхнеприятной, тяжелой новостью. Арест агента - всегда большая неприятность. Арест же такого ценного и успешно действовавшего многие годы агента, как Алекс, - это громадная, невосполнимая потеря, грозящая многими другими неприятностями... А для ЭмЭн, у которого с Алексом были довольно близкие дружеские отношения, ее сообщение будет настоящим ударом. ЭмЭн, конечно, очень расстроится. Будет все расспрашивать и расспрашивать. Будет требовать все мельчайшие подробности момента ареста.

О Боже! Как же ей не хотелось вспоминать ту ужасную сцену! Все последние дни она отгоняла от себя любую мысль о ней, но картина ареста все время, помимо ее воли, хоть на несколько секунд появлялась перед ее глазами. А теперь, когда она уже почти дома и воля ее расслабилась, сцена в Цюрихе полностью овладела ее ослабевшим сознанием. Пятачок перед "табачкой" виделся теперь Алене яснее и реальнее, чем тогда, когда она сидела, словно прибитая гвоздем к стулу, на террасе цюрихского кафе.
Она ясно видела каждое мгновение, каждую деталь. Видела, словно приблизившееся к ней через улицу, побледневшее лицо Алекса. И его глаза. Расширенные от удивления и боли. А еще... большая тревога стояла в любимых глазах. Не за себя, нет. Он тревожился за нее. Она была в этом абсолютно уверена. Запечатленная в клеточках памяти картина теперь так явственно стояла перед ее глазами, что она видела, как Алекс изо всех сил старался не поворачивать голову в ее сторону, чтобы не привлекать внимание "стервятников" к ней. Но боковым зрением он следил за ней. И когда его заталкивали в машину, он продолжал ее видеть. И ей теперь казалось, что она слышала его вздох облегчения и видела его тихую, спокойную улыбку.
О, эта улыбка! Такая родная, милая улыбка! Когда она ее теперь увидит? И увидит ли вообще?
Сейчас она уже не тешила себя надеждами на случайность ареста Алекса. Она чувствовала, она практически знала, что это был настоящий арест, и проклинала ту минуту, когда решила назначить встречу с Алексом на утвержденный Центром день. Если бы они встречались по прежней схеме, Алекса не арестовали бы. А теперь... Теперь они с ним могут никогда больше не увидеться.
От этой мысли Алена беззвучно застонала. Скулы ее сжались, и заскрипели зубы. Сердце готово было выскочить из груди. Усилием воли она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов - сердце вернулось на место, стало биться спокойнее и ровнее. Вот так-то лучше, - мысленно похвалила себя Алена. Душевное равновесие в ее нынешнем положении важнее всего. Да и к своему физическому здоровью ей сейчас нужно относиться очень бережно. Отныне она должна думать не столько о себе, сколько о будущем ребенке. Она обязана благополучно выносить его и родить здоровым... Ребенка Алекса... Зачатого в Женеве, в те незабываемые, солнечные июльские дни...

Перед ее глазами всплыли картины тех счастливых дней в Женеве, Шильонский замок, их печальное расставание... Потом - окружной маршрут домой, прибытие в Москву, отчеты о поездке. На этот раз она написала их очень быстро, и ей сразу же дали отпуск. Она поехала отдыхать в военный санаторий на Кавказ. На обратном пути заехала к маме. Пробыла там три дня.
И только в Москве она сообразила, что все сроки давно уж прошли для ее месячных. Она не на шутку встревожилась и стала лихорадочно думать, к кому обратиться за помощью. Перебрав в памяти всех своих знакомых в Москве, она поняла, что ей не с кем было поделиться своей проблемой. Здесь у нее не было таких друзей и знакомых, с которыми она могла бы обсуждать подобные интимные вопросы. Не рассказывать же о своем интересном положении Анне Ивановне или Нине Ивановне! Оставался один выход - идти к Анюткиной матери. Алене было очень стыдно и неловко обращаться с такой просьбой к Нине Владимировне. Хотя они несколько лет довольно близко знали друг друга и дружили, ни одной из них даже в голову не могло придти обсуждать друг с другом свои интимные, женские дела. Но безвыходное положение все-таки вынудило Алену пойти к соседке.

- Ты с кем-нибудь... это... была? - чуть замявшись, спросила Нина Владимировна, когда Алена сообщила ей о своей проблеме и попросила отвести к гинекологу.
- Если бы не была, - стыдливо опустила голову Алена, - то даже не подсчитывала бы все эти дурацкие сроки!
- А почему в свою поликлинику не идешь? Военная поликлиника считается очень сильной.
- Нина Владимировна, дорогая! Неужели вы думаете, что мне хочется, чтобы на работе все знали о моих маленьких женских секретах. Несмотря на все врачебные тайны, такие новости рано или поздно становятся достоянием всех коллег.
"Рано или поздно!" – с горечью усмехнулась про себя Алена. Никаких "поздно", а очень даже "рано"! Алена не сомневалась, что появись она в кабинете военного гинеколога - рапорт об этом визите в тот же день будет на столе ЭмЭн или еще хуже - у Виктора Степановича.
- Понимаю, - закивала головой Нина Владимировна. - Но ты пока не паникуй. Такое иногда с женщинами бывает после юга. Смена климата, море... Но если через неделю все будет по-прежнему, то я тебя отведу к очень хорошему врачу.

Через неделю месячных по-прежнему не было. Да к тому же ее стало тошнить по утрам. Сомнений больше не было - она была беременна. Гинеколог подтвердил ее предположения. Делать аборт перед поездкой в Цюрих Алена не решилась. Кто знает, какими последствиями могла обернуться такая рядовая и легкая, на первый взгляд, операция! А на встречу с Алексом она не могла не поехать. Сроки были не критическими, и они договорились с врачом, что она придет к нему сразу же после возвращения из командировки.
Говорить о своей беременности Алена никому не собиралась. Даже Алексу! Она избавилась бы от нежелательного ребенка - и все!
Но так она думала до поездки в Цюрих. Сейчас же все изменилось в ее жизни. Что-то необычное, непривычное и удивительное, стало происходить с ее организмом, с ее сердцем, с ее мозгами, наконец. Она стала дышать по-другому, чувствовать по-другому, мыслить по-другому. И главная, неотступная мысль - что бы ни случилось с тобой, твоя жизнь продолжается в твоих детях.
Она уже ощущала в себе маленькое существо и ни за что не хотела от него избавляться. Случайно Алекс арестован или нет, состоится их следующая встреча в каком-нибудь Таиланде или не состоится - это уже не имело значения для принятия ею твердого решения. Она решила родить этого ребенка - и она его родит. И если ей не суждено больше увидеть Алекса, то у нее будет его ребенок, как вечное напоминание об их горячей, тайной любви.
Правда, с разведки придется уйти. И не потому, что она больше не хотела там работать. Она по-прежнему любила свое дело и многое бы отдала, если бы ей можно было остаться на службе. Но знала, что теперь она не имела права служить в разведке.
Собственно, моральное право служить в ней она частично потеряла уже тогда, когда позволила себе полюбить агента, и позже - когда забеременела от него. Но приняв решение о рождении ребенка, она отрезала себе все пути назад.
Она сама себе подписала приговор, и в Москве приговор этот будет приведен в исполнение.

***

Алена быстро прошла пограничный и таможенный контроль и через стекло увидела улыбавшегося Михаила Николаевича. Она тоже в ответ вымученно улыбнулась. Играть безмятежную радость не имело смысла - все равно ЭмЭн скоро узнает "приятную" новость. Но и хмуриться ей не стоит. Для окружающих она - канадская туристка, ее встречает представитель "Интуриста".
- С приездом, миссис Дженкинс. Как поездка? - весело спросил ЭмЭн по-английски, когда она вышла из таможенного зала.
- Так себе. Подробности расскажу позже, - сохраняя на лице вежливую улыбку, бесстрастно ответила Алена тоже на английском языке.
Все было как обычно: ехали они на оперативной машине, оборудованной под такси, говорили на немецком языке. Но на этот раз разговор их не клеился. ЭмЭн спросил о погоде в Европе. Алена, без обычного своего воодушевления, коротко ответила, что там намного теплее, чем здесь. ЭмЭн поинтересовался, что нового в Цюрихе, который был его любимым швейцарским городом. Алена равнодушным голосом поделилась своими впечатлениями. Без привычных для нее в таких случаях точных детальных наблюдений, остроумных замечаний и веселых шуточек. Видя, что у Алены нет желания продолжать беседу, ЭмЭн стал рассказывать ей о своем внуке, который, оказывается, в тайне от всех научился собирать кубик Рубика быстрее всех взрослых...

Нина Ивановна открыла дверь почти в ту же секунду, как ЭмЭн позвонил в дверь. Судя по всему, она видела через окно, как они подъехали и вышли из машины.
- Здравствуйте, Нина Ивановна. Я очень рада снова видеть вас.
Как ни тяжело давалась Алене в данную минуту счастливая улыбка, ей удалось  изобразить ее на своем лице, потому что она действительно была рада видеть Нину Ивановну, ставшую за эти годы ее преданным другом.
- Я тоже, - сердечно ответила хозяйка. - С приездом.
- Спасибо. Сварите мне черный крепкий кофе, пожалуйста. Такой, какой умеете готовить только вы, - говорила Алена, снимая плащ.
- Кофе? - удивилась Нина Ивановна.
- Да, сегодня кофе. А Михаилу Николаевичу..., - она вопросительно посмотрела на шефа.
- А мне, как всегда, чай.
- Через десять минут все будет готово.
Нина Ивановна ушла на кухню, Алена и ЭмЭн направились в гостиную.
- Вашу любимую сигарету? - протянул пачку "Явы" ЭмЭн, когда они заняли свои привычные места.
- Нет, спасибо. Я бросила курить.
ЭмЭн посмотрел на нее взглядом, полным удивления и любопытства, но комментировать услышанное не стал.
- Так что же случилось, Елена Николаевна? Алекс не приехал? Вы не привезли пленки? - хладнокровным голосом спрашивал ЭмЭн.
- Встречи с Алексом не было, и пленки я, естественно, не привезла. Потому что Алекс арестован, - коротко доложила Алена.
- К-как вы с-сказали?
- Алекс арестован, - бесцветным, холодным голосом повторила Алена.
- Если Алекс не явился на явку, это не значит, что он арестован, - непривычно резким тоном почти выкрикнул ЭмЭн.
- Алекса арестовали на месте нашей явки у табачного магазина. На моих глазах арестовали.
Несколько секунд в комнате стояло глухое молчание.
- А как же вы? - выговорил, наконец, ЭмЭн.
- Я осталась целехонька, - криво усмехнулась Алена, - потому что, к счастью, не рассчитала время и явилась на место явки чуть раньше срока. Не стала дожидаться Алекса у "табачки", а села за столик открытого кафе напротив места встречи, - не стала Алена, естественно, докладывать, что такова была их личная с Алексом договоренность.
- Ладно, - обреченно вздохнул ЭмЭн. - Рассказывайте все подробно.
Сцену ареста Алена описала в мельчайших деталях. Старалась говорить, по возможности, спокойным сдержанным тоном, дабы в нем не выражалась ее личная боль, а была заметна лишь тревога за будущее ценного агента.
- Думаю, арест Алекса стал результатом предательства, - закончила свое сообщение Алена. - Хотя тешу себя маленькой надеждой, что это был случайный арест. Может, арестовали "туриста"? А Алекс им случайно подвернулся?
- Нет, судя по тому, как все происходило, это был арест Алекса. Ну, да ладно. В ближайшее время мы все будем знать точно.
Было очевидно, что шеф все еще не пришел в себя от неожиданного сообщения. Алена подождала несколько секунд, но потом решила все-таки перейти, не откладывая в долгий ящик, к своему щекотливому делу.
- Извините, Михаил Николаевич, но я хотела бы покончить со всеми неприятными сообщениями сразу.
- Что еще? - уставился шеф на Алену встревоженным взглядом.
- Подождите минутку. Я сейчас.

                ***

Алена встала и пошла в столовую, служившую ей до этого времени кабинетом. Взяла из шкафа лист бумаги, написала рапорт, текст которого продумала еще в самолете, и вернулась в гостиную. Как раз в этот момент Нина Ивановна внесла поднос с кофе и чаем.
- Спасибо, дорогая Нина Ивановна, - благодарно улыбнулась Алена.
- На здоровье. Да, Алена, я сейчас схожу в магазин, вернусь через часа полтора.
- Хорошо, я без вас не уйду.
- Надеюсь.
Нина Ивановна попрощалась с Михаилом Николаевичем и вышла из гостиной.
- Михаил Николаевич! - отпила Алена глоток горячего кофе. - Я знаю, что вы хорошо ко мне относитесь... Точно так же, как и я к вам, - чуть запинаясь и медленно подбирая слова, продолжала Алена. - Смею надеяться, что мы с вами друзья... И потому думаю, что вы поймете меня. Вот, - протянула она бумагу, - это мой рапорт с просьбой об увольнении в запас по семейным обстоятельствам.
ЭмЭн внимательно прочитал рапорт.
- Но почему, Алена, вы хотите уйти? Обоснование вашей просьбы об увольнении выглядит просто смешным, учитывая ваше семейное положение. В чем настоящая причина? Устали? Или от ареста Алекса у вас помутилось в голове?
- Я ухожу действительно по семейным обстоятельствам, - не стала даже обижаться на шефа Алена. - Я не хотела уточнять такие вещи в официальном рапорте. Но устно могу сообщить: я беременна, собираюсь рожать и одна воспитывать ребенка.
ЭмЭн изумленно уставился на нее, словно не мог поверить в то, что только что услышал. После нескольких секунд ошеломленного молчания он спросил:
- Алекс знает? Ведь он отец, да?
Теперь была уже очередь Алены уставиться на своего шефа с выражением крайнего изумления на лице.


Так вы все-таки догадывались, вы знали о наших отношениях с Алексом?! Как давно вы об этом догадались? Неужели после нашей с ним встречи в Монтевидео? И потому тогда так упорно намекали на отношение Алекса ко мне? А когда я предложила доложить о ваших подозрениях Командованию, вы отказались это делать. Интересно, почему? Думали вы тогда о деле? Или о нас с Алексом? Или о том и другом? А может, я сейчас просто вижу то, чего не было? Скорее всего, у вас возникли явные подозрения только после нашего путешествия по Волге. Но вы ни с кем не поделились ими, вы не захотели лишать нас с Алексом счастья любить. И если дело обстоит именно так, то вы действительно - мой искренний друг, а не только заботливый, внимательный начальник. А потому я чувствую  щемящую печаль и тоску от того, что в моей жизни вас больше не будет... Я не могу врать такому другу, как вы, но и правду говорить не хочу. Я давно для себя решила, что ни одна душа на свете не будет знать этой правды. Никто никогда не узнает, кто отец моего ребенка.


- Извините, Михаил Николаевич, - мягко проговорила Алена. - Но об этом я бы не хотела говорить. Пусть это останется моей тайной.
- Понимаю.
- Спасибо. Я благодарна вам за все. И за ваше понимание тоже, - глаза Алены увлажнились, она с трудом проглотила соленый ком.
- Понимать-то я вас понимаю, но ваши действия не одобряю. И рапорт этот ваш не принимаю. Перепишите его. Просьбу об увольнении снимите. Просто попросите разрешения родить ребенка. Отцом назовите кого-нибудь из уже известных нам ваших друзей. Хотя бы того вашего преданного влюбленного, Остапа. Рапорт подадите уже после вашего устного отчета Командованию о поездке.
- Хо-ро-шо, - неуверенным тоном произнесла Алена. - Вы думаете, что?..
- Да, я думаю, что все обойдется, - тот час же понял  ЭмЭн ее незаконченный вопрос. - И надеюсь, что мы еще будем работать вместе. Я постараюсь убедить Командование, что ребенок - не помеха. Ведь ваша мама уже на пенсии?
- Да.
- Сможет к вам переехать, чтобы нянчить ребенка?
- Думаю, сможет.
- В таком случае, я надеюсь убедить Командование, что вы должны у нас остаться. Конечно, о долгосрочной командировке теперь речи быть точно не может. Но после рождения ребенка вы вполне сможете продолжать краткосрочные поездки.
- Для работы с кем? - грустно усмехнулась Алена.
Ответа не последовало. Оба молчали, и Алена знала, что ЭмЭн тоже думал в эту минуту об Алексе.
- Я хотела бы спросить вас кое о чем, - медленно произнесла Алена.
- Я готов ответить на любой ваш вопрос, Алена, - быстро ответил ЭмЭн.
- Что грозит Алексу, если он арестован не случайно, а по-настоящему?
- Трудно сказать. В Латинской Америке симпатизируют СССР, мы всегда встречали там благожелательную среду. Латиноамериканские страны видят в нас противовес Соединенным Штатам, между нами существует психологическая, если можно так выразиться, близость. Там знают, что СССР никогда не рассматривал латиноамериканские страны как своих противников и не вел против них разведывательной работы. Алекс своими действиями не нанес никакого ущерба Аргентине. Учитывая эти факторы, можно предположить, что даже в самом наихудшем случае ему не грозит смертный приговор.
- О смертной казни я вообще не думала, - тихо, почти неслышно пробормотала Алена.
- Так что, в худшем случае, ему грозит пожизненное заключение.
- Пожизненное! - с отчаянием воскликнула Алена.
- Но это в худшем случае. Повторяю, он не выдавал секретов Аргентины, он работал против США и НАТО. Так что думаю, что он может получить пятнадцать лет.
- Пят-над-цать лет, - замедленным эхом отозвалась Алена. - Скажите, наши не могут помочь ему? Мы не сможем добиться его освобождения? Или поменять на кого-нибудь?
- Все не так просто, Алена, - глубокое сожаление стояло в глазах ЭмЭн. - Мы можем начать действовать только после суда. Не всегда нам удается договориться с правительством той страны, где работал наш разведчик или агент. Это дело времени. Пройдут годы, пока...
- Го-о-ды, - не дала Алена шефу договорить. - Алекс многие годы будет сидеть в тюрьме? С ним ведь многое там может случиться!
- Что поделаешь! Все мы идем на этот риск, когда решаем работать в разведке. Вы ведь тоже были готовы к этому?
- Да, конечно.
- Вот видите. А пока, - поднялся ЭмЭн с кресла, -  отдыхайте парочку дней. Учитывая случившееся, вы нуждаетесь в хорошем отдыхе. Я вам позвоню завтра, и мы договоримся, когда состоится встреча с Командованием.

Проводив ЭмЭн, Алена вернулась в гостиную, подошла к окну и со жгучей тоской посмотрела на знакомый дворик. Неужели она скоро расстанется с этой квартирой? С Ниной Ивановной, с этим домом и двором? Неужели больше никогда сюда не придет, не будет готовиться к поездкам и к встречам с Алексом?
Да и вообще, что будет с ней теперь? Какое решение примут генералы относительно ее будущего?
Впрочем, что бы ни решило Командование, ее самые счастливые дни, месяцы, годы остались позади и никогда не вернутся. Впереди была новая, другая жизнь.



                ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

                1989 год. Москва. Будапешт.

                1

        - Ты чем занимаешься? - спросила Анюта, проходя на кухню вслед за Аленой.
- Да вот, утюг ремонтирую, - озабоченным тоном произнесла Алена.
- Ут-ю-ю-г! - в голосе девушки звучало удивление и недоверие.
- Ну, не совсем утюг, а только вилку. Провода припаиваю на место.
- Я и не знала, что ты умеешь паять, - с восхищением глядя на ее руки, воскликнула Анюта. - Кто тебя научил этому чисто мужскому делу?


Кто научил? Радист, преподаватель мой по радио. Я изучала с ним свою коротковолновую радиостанцию. Хорошая была радиостанция. Современная, компактная, работающая в режиме сверхбыстродействия. Василий Петрович учил меня устранять в станции небольшие неполадки, в том числе припаивать отвалившиеся или перетертые проводки. И рассказать я тебе, дорогая моя подруга, об этом не имею права. Как не могу поведать и другие вещи, которым меня учили сто лет назад, в той, другой жизни.
Я училась, например, ходить по азимуту с компасом  и умела это делать так хорошо, что мой преподаватель по военному делу каждый раз искренне удивлялся, когда я, пройдя несколько километров по данной им схеме, выходила из леса прямо на машину, в которой они с "ведущим" ждали меня. Даже стрелять я ездила на специальный полигон. Хотя разведчик-нелегал размахивает пистолетами и револьверами только в кино да в шпионских романах. В действительности же нелегал просто живет, работает и старается хорошо шевелить мозгами. И если шевелит он ими плохо, то горит тем или иным способом, а потом всю жизнь страдает и тоскует по прежней работе.


- Эй, Елена Николаевна, вы меня не слушаете, - с шутливой обидой в голосе произнесла Анюта.
- Да слушаю я, слушаю. Но только твоя болтовня отвлекает меня, а здесь нужна сосредоточенность. Вот видишь, слишком большая капля олова получилась. Теперь придется убирать ее.
- Я тебя спросила, а ты мне не ответила. Кто научил тебя паять?
- Валерка, брат. Раз в доме мужчин нет, то приходится осваивать мужские профессии. Не могу же я все время к твоему отцу за помощью бегать. И муженька твоего я что-то давно не вижу. Снова поссорились, что ли?
- Да ну его! Разведусь я, наверно, с ним, - беспечно произнесла Анюта, усаживаясь на стул у окна. - Ты чай заваривала?
- Да.
- Давно?
- Час или полтора назад. Ты хотела чайку?
- У-гу, - кивнула Анюта.
- Если устраивает заваренный час тому назад, то бери чашку и наливай. Если нет - поставь чайник и завари свежий. Извини, я ухаживать сейчас за гостьей не могу.
- Тоже мне гостья! - рассмеялась Анюта. - По-моему, я здесь чувствую себя почти хозяйкой.
- А ты везде чувствуешь себя как дома. Очень завидное качество. С таким нигде не пропадешь.
Анюта зажгла газовую горелку, поставила на нее чайник, затем открыла шкаф-стойку.
- А ты будешь? - повернулась она к подруге.
- Да. Закончу с вилкой и составлю тебе компанию. Мы так редко видимся в последнее время, что даже не помню, когда ты у меня вот так сидела и щебетала, как в былые времена.
- Я тоже скучала по нашим задушевным разговорам, - говорила Анюта, доставая чашки и ставя их на стол. - Но сейчас я часто буду забегать к тебе. Слаба богу, я настояла на своем, и мы окончательно переехали к моим родителям от его своенравной мамаши.
- Но Игорю, похоже, здесь не нравится. Он хочет жить там.
- Пусть живет, если хочет, - голос Анюты звучал безразлично.
- Но ты должна жить с мужем.
- Я бы, наверно, жила, если бы там не было свекрови. А с ней я жить не хочу. Я выходила замуж за Игоря, а не за его мамашу.
- Не знаю, не знаю, - задумчиво проговорила Алена, укладывая в маленький чемоданчик паяльник, коробочку с канифолью и оловом. -  Мне трудно судить, я никогда не жила со свекровью. Но что-то ведь можно сделать, чтобы не разрушать семью. Кто-то из вас должен уступить.
- Я уступать не хочу. Мне надоело делать все так, как хочет он, а главное - она.
- В таком случае, ты можешь потерять семью, - укоризненно посмотрела на Анюту Алена.
- Думаю, что семьи уже давно нет, - равнодушно пожала плечами Анюта.
- Как так?
- Я все больше и больше убеждаюсь, что не люблю его. А раз нет любви, то зачем жить вместе?
- Анют, о чем ты говоришь?! У вас такая красивая любовь была. Я помню вас, когда вы встречались. И свадьбу вашу помню, хотя из-за своей беременности была на ней всего пару часов. Вы просто светились от любви и счастья.
- Ничто не вечно под луной. Это было так давно, что, кажется, и не было вовсе, - с затаенной грустью проговорила Анюта.
- Совсем недавно. Всего шесть лет прошло. Неужели семейная жизнь может так быстро разрушить любовь?
- Любовь - вещь эфемерная. Есть она или нет - не всегда понятно. Теперь мне порой кажется, что я не любила его. Была в каком-то розовом тумане и не видела, что мы с ним совершенно разные люди.
- Анют, я бы поняла это твое глубокое умозаключение, - с иронией произнесла Алена последние слова, - если бы тебе было тогда семнадцать лет. Но ты уже взрослой девицей была. Тебе было...
Алена замолчала, подсчитывая в уме, сколько лет было Анюте в день ее свадьбы.
- Мне было двадцать три года, - подсказала Анюта. - Я уже работала.
- Вот видишь! Совсем самостоятельная женщина. Могла же ты тогда разобраться, за кого выходила замуж. Кстати, мне кажется, что ты зря ополчилась против Игоря. Он - неплохой  мужик. Воспитанный, образованный, производит впечатление интеллигентного и порядочного человека.
- Вот именно: производит впечатление. Хотя насчет его образованности спорить не буду. А что касается интеллигентности и порядочности...
Молодая женщина замолчала, сосредоточенно размешивая сахар в чашке, которую только что наполнила чаем. Алене было непривычно видеть сосредоточенную, опечаленную Анюту, и она с любопытством наблюдала за сменой выражения на всегда улыбающемся, беззаботном лице подруги.
- Он умеет изобразить из себя интеллигентного и порядочного человека. На людях он совершенно другой, чем в семье. Дома он бывает грубым, злым, несдержанным. Все его раздражает и нервирует. Смотрю на него иногда в домашней обстановке и думаю: куда девался вежливый, обаятельный парень с изысканными манерами? Куда испарился внимательный, ласковый возлюбленный, за которого я выходила замуж?
- А ты никогда не думала, что, может, и он задает себе тот же вопрос? Вероятно, ты тоже немного изменилась и теперь уже не та восторженная, жизнерадостная девушка, которую он полюбил.
- Да уж! От восторженности моей и витания в облаках остались одни воспоминания, - иронично улыбнулась Анюта. - Беготня по магазинам уничтожает самые романтичные порывы. Я очень рада, что наступила перестройка, но то, что творится сейчас в магазинах, меня далеко не радует. Такое впечатление, что жизнь становится не лучше, а с каждым днем все хуже. Если раньше был дефицит по отдельным товарам, то теперь вообще ничего нет. Надоели эти купоны, талоны, а очереди меня просто с ума сведут.
- Тебе-то, Анютик, грех жаловаться. У тебя, по крайней мере, нет проблем с тряпками. Постоянно ездишь на выставки за рубеж и можешь хорошо одеваться. А Олечка у тебя, ну, просто как кукла, одета.
- Да, мне нравится наряжать свою маленькую красавицу.
Только что слегка понурое и бесцветное лицо Анюты преобразилось. Оно осветилось горделивой улыбкой счастливой матери, стало вдохновенным и привычно радостным.
- Для нее мне ничего не жалко. Я хочу, чтобы она жила лучше, чем я когда-то. И чтобы у нее было то, о чем я мечтала в детстве, но не могла иметь. Хотя мои родители относились к среднему классу и могли позволить себе то, что другим было не по карману, меня они не баловали, отказывали мне во многом. Я очень страдала тогда по этому поводу и потому не хочу лишать свою дочку маленьких детских радостей.
- Ты не думаешь, что твое баловство навредит ей?
- Не думаю. Любовь никогда еще никому вреда не причиняла.
- Извини, дорогая, но любовь родителей не измеряется вещами, игрушками и сладостями. Я думаю, ты делаешь большую ошибку, не отказывая Ольге ни в чем. А что, кстати, думает Игорь по этому поводу?
- Это не его дело, - резко произнесла Анюта. -  Я ему не позволю вмешиваться в воспитание Ольги.
- Ой, Анютик, зря ты так, - осуждающе посмотрела на подругу Алена.
- Не зря! - твердо  возразила Анюта. - Тем более что мы все равно разведемся.
- Анюта! Неужели это все так серьезно? - глаза Алены округлились от удивления. - Я думала, у вас просто кризисный период, и о разводе ты сказала в шутку.
- Это серьезно. Только маме пока ничего не говори.
- Не скажу, конечно, - озабоченно смотрела на подругу Алена. -  Я уверена, что ты еще передумаешь. Ты ведь должна думать не только о себе и о своих чувствах, но и об Олечке. Ребенку нужен отец.
- Но ты же ведь растишь Сашу без мужа, и все нормально!
- Ты думаешь, это нормально? - вздохнула Алена. - Я бы многое отдала, чтобы Сашка рос в нормальной семье, с отцом.
- Почему же ты ничего не сделала, чтобы отец его был здесь? Неужели он так до сих пор и не знает, что в Москве у него есть сын?
- Нет, не знает.
- Ты его не искала и до сих пор не знаешь, где он?

                ***

Ох, Анютка, Анютка! Я не могла бы тебе сказать о его местонахождении, даже если бы сама точно знала, где он. А знаю я только, что он в тюрьме. Судили его именно за шпионскую деятельность. А арестовали его потому, что наш предатель выдал американской контрразведке место и время явки в Цюрихе. Надеялись там же арестовать представителя Центра. Но арестовали случайного американского туриста, который попросил Алекса заснять его на видеопленку на фоне старинного собора. Сколько лет Алекс будет оставаться в тюрьме - мне теперь уже никогда не узнать. Полгода назад умер Михаил Николаевич. В последние годы мой дорогой шеф и друг часто болел. С первым инфарктом попал в госпиталь спустя неделю после моего приезда из Цюриха. А потому мой рапорт о беременности рассматривали без него. К моему несчастью, Виктор Степанович уже был в отставке, и мой вопрос решал генерал, который меня почти не знал. Курировавший меня, в отсутствие ЭмЭн, Игорь Федорович не смог или не захотел за меня вступиться, и был отдан приказ о моем увольнении в запас. ЭмЭн очень расстроился, когда узнал об этом решении. Но ничего сделать уже не мог. Спустя полгода слег с язвой. Потом второй инфаркт снова уложил его в госпиталь, а третий - в гроб. Я даже на похороны его пойти не могла. Не имела права. Да и не знала, когда и где его хоронили. Анна Ивановна сообщила мне лишь о его смерти. Доброе, благородное, усталое сердце его не выдержало прошлых и нынешних перегрузок и перестало биться. Так что теперь он уже не сможет мне позвонить, и я не услышу его голос, не узнаю никаких новостей. Правда, при жизни я его тоже редко слышала. Всего пять-шесть раз в год. На Октябрьские и Майские праздники, на Новый год и 8 Марта, в День Советской Армии и, конечно же, в день моего рождения. Он поздравлял, желал успехов, здоровья и добавлял, не упоминая имени Алекса: он сидит, мы стараемся, но пока ничего не можем сделать. Вот и все, что я знаю об отце Сашки. Кроме Анны Ивановны, я ни с кем по прежней службе связей не поддерживаю. А Анна Ивановна ничего об Алексе не знала, не знает и знать не может.


- О чем задумалась, подруга? - прервала Анюта горестные размышления Алены.
- Да вот, думаю над твоим вопросом. Понимаешь, я не хочу разыскивать его. Зачем?
- Ну как же! Он должен знать, что он - отец, и в его обязанности входит материальная помощь сыну.
- Мы обойдемся без посторонней помощи. Мама получает неплохую пенсию, я работаю на две ставки. Так что нам хватает.
- Алена, ты до сих пор мне не рассказала, как ты влипла в эту историю с беременностью.
- Анют, никуда я не влипала. Я довольна, что у меня есть сын, - обиделась Алена.
- Извини, я не хотела тебя обидеть. Я просто хотела спросить, как это произошло. В свое время ты наложила табу на эту тему. А сейчас? Неужели так и не раскроешь тайну своей любви?
- Тайны никакой нет и не было. Я ведь тебе говорила, что случилось это в Сочи, в военном санатории имени Ворошилова, где я тогда проводила свой отпуск.
- Это я помню. Но кем он был? Как он выглядел? И почему вы расстались? Я не думаю... Это не похоже на тебя, чтобы ты просто...


Славная, милая моя подруга! Смотрю я сейчас в твои живые, горящие любопытством, глаза и вижу ту неугомонную, бесцеремонную девочку, какой ты была в тот далекий, памятный день, когда мы познакомились с тобой. И сердце мое сжимается от тоски по тем временам, по молодости, по остроте тех чувств, которые я тогда испытывала... О боже! Как же давно это было! И как прекрасно! Моя душа в ту пору была наполнена радостным ожиданием интересного, увлекательного и важного дела. А потом… потом была любимая работа... Если бы ты знала, Анютка, какие счастливые, замечательные годы я прожила тогда. Теперь мне порой кажется, что та удивительная жизнь и любовь Алекса были не со мной, это было в кино или в романе. А если со мной - то в фантастических, пленительных и волшебных снах... И только постоянная боль в сердце напоминает, что это было наяву. Сейчас же я не живу, я существую. Теперешнее мое существование, лишенное любви и любимой работы,  -  такое никчемное и нудное, что иногда я боюсь сойти с ума от тоски. Впрочем, если бы не Сашка, то я наверняка уже давно бы "тронулась.


- Он, наверно, очень красивым был? - услышала Алена последний вопрос подруги.
- Как тебе сказать? Красавцем назвать его было нельзя, но был он очень интересным, импозантным мужчиной. Выше среднего роста, хорошо сложен, брюнет. Сашка, кстати, удивительно похож на него. Я никогда раньше не встречала, чтобы ребенок до такой степени походил на отца или на мать.
- А как вы познакомились?
- Как знакомятся в санатории? Мы оказались за одним столом. Представь себе: завтрак, обед и ужин - вместе. Причем без всякой спешки, с пространными разговорами. С нами за столом была очень милая супружеская пара. И с первого дня мы стали проводить все время вместе. На пляж вчетвером ходили... В клуб - на танцы... Гуляли по городу... Ездили на экскурсии в горы, ходили в ресторан. Там был очень приличный ресторан с цыганами, а Александр обожал цыганские песни и романсы.
- Так его Александром звали? - глаза Анюты горели желанием узнать побольше подробностей. - Потому и сына его именем назвала? И отчество настоящее оставила?
- Да, его звали Сашей. Правда, вначале я его звала Александром Михайловичем.
- Он старше тебя был?
- Намного. Лет на пятнадцать, если не больше. Подожди... Мне тогда был тридцать один год, а ему - сорок восемь. Вот и считай.
- На семнадцать лет старше! - изумилась Анюта. - И ты влюбилась в такого старика?
- Он очень обаятельным был. Умел ухаживать, как все истинные русские офицеры. Он ведь потомственный офицер.
- Какое звание было у твоего Александра Михайловича?
- Кажется, полковник. В санатории ведь в военной форме не ходят.
- Он был, конечно, женат?
Тон, каким Анюта произнесла свой вопрос, говорил о том, что она ожидала утвердительный ответ на него. С сочувствием глядя на Алену, она всем своим видом показывала, что теперь поняла, наконец, почему подруга не пытается связаться с отцом своего сына.
- Ты все правильно поняла, дорогая моя, - снисходительно улыбнулась Алена. -  Он был женат, у него было двое взрослых детей. Я знала это, он не скрывал такой факт своей биографии от меня. И тем не менее, мы позволили себе влюбиться друг в друга, как подростки. Наверно, на нас подействовало южное, жаркое и пьянящее, солнце. Да будоражащий, возбуждающий запах соленого моря… Вот и вся моя  история… Одним словом, со мной произошла обычная любовная история, так называемый санаторный роман, который приключается с сотнями людей под магическим воздействием южного дурманящего воздуха.
- Но только единицы из сотен влюбленных потом пожинают плоды этого дурмана, - беззлобно хихикнула Анюта.
- Не в бровь, а в глаз, - со смехом согласилась Алена. - Но заметь, для меня это - не горькие плоды, а сладкие.
- И вы ни разу потом не написали друг другу? - после секундного молчания поинтересовалась Анюта.
- Мы даже не обменялись адресами, - равнодушно пожала плечами Алена. - Теперь ты удовлетворена своим расследованием?
- У-гу.
- И судя по всему, разочарована. Ты ожидала услышать рассказ о романтической любви, а получила обычную, банальную, в чем-то даже пошловатую историю, похожую на массу других таких же. Причем даже описанных  в литературе. Вспомни хотя бы "Даму с собачкой" Чехова. Впрочем, та история не была такой уж банальной.
Анюта благоразумно молчала, и по всему было видно, что она согласна с выводами Алены.
- Ладно, Анют, заболтались мы с тобой, - встала Алена. - Если у тебя есть время, и ты желаешь побыть со мной, то мне бы очень хотелось, чтобы ты еще посидела у меня. Но я займусь делом. По воскресеньям моя очередь готовить обед. Скоро мама с Сашкой придут с гулянья, а у меня еще и конь не валялся.
- Наверно, так рано они не придут. Мои тоже гуляют,-  сказала Анюта, выглядывая в окно. -  Смотри, какой день чудесный. Настоящая весна.
- А ты хотела, чтобы в начале апреля снег шел? - насмешливо сказала Алена. - Кстати, не забудь: через неделю приходи к нам на наш с Сашкой день рождения. Как всегда, мы отмечаем его вместе в один день, хотя я родилась восьмого апреля, а Сашка - десятого.
- Не забуду, приду. А давай сегодня после обеда вдвоем куда-нибудь прошвырнемся! Ты все время дома, никуда не ходишь, не развлекаешься.
- Не до развлечений мне, дорогая моя. Дел много, - сказала Алена, начиная чистить картофель.
- Да брось ты все дела - и поехали.
- Нет, после обеда сочинения буду проверять.
- Сочинения на немецком языке? - удивленно посмотрела Анюта на Алену.
- Да, - с гордостью произнесла Алена. -  Буду читать сочинения моего любимого десятого класса. Я этих сорванцов уже пять лет веду. Кроме того, большинство из них на мой факультатив регулярно ходят. Надеюсь, я дала им хорошие знания языка.
- Кстати, о языке. Ты ведь венгерский знаешь, так?
- Знала, - уточнила Алена. - А в чем дело?
- Знаешь, я еду на Международную ярмарку в Будапешт. Мы, как всегда, будем выставлять стекло. Несколько моих работ тоже будут представлены.
- Ну и что?
- Мне пришла в голову блестящая идея: что, если тебе поехать на ярмарку переводчицей? В кадрах Торговой палаты у меня есть знакомый кадровик. Думаю, удастся тебя оформить. С другими языками обычно драка идет за поездки за рубеж, а с венгерским языком переводчиков мало, конкуренции почти нет.
- Звучит заманчиво, - нож в руках Алены остановился, глаза ее мечтательно затуманились. - Будапешт, судя по описаниям и картинкам, очень красивый город.
- Вот и давай, оформляйся. Я познакомлю тебя с кадровиком, он даст тебе анкеты и...
- Подожди, подруга, не тараторь, - прервала Анюту Алена. - Ничего с твоей затеи не выйдет.
- Почему?
- Во-первых, у меня допуск был. Меня не выпустят за границу.
- Выпустят, - убежденно сказала Анюта. - Уже больше пяти лет прошло - это раз. Оформляешься ты в соцстрану, а не в капстрану - это два. Теперь уже несколько другое время, больше свободы и меньше запретов - это три.
- Предположим, это так. Но я не могу ехать в качестве переводчицы. Язык я основательно подзабыла. Правда, регулярно читаю "Нейпсабадшаг", но давно не слышала живую разговорную речь и сама не говорила.
- Об этом не стоит беспокоиться. Переводчик на стенде - это не старший переводчик и не переводчик дирекции, которые переводят официальные переговоры, приемы и прочее. А на стенде... будешь отвечать на вопросы посетителей. Получишь список экспонатов тех стендов, на которых будешь работать. Обычно, это два стенда. Все переведешь заранее, выучишь. Повторишь некоторые разговорные фразы - и все.
- Как у тебя все просто получается, - покачала головой Алена, ставя кастрюлю с начищенной картошкой в раковину. - Я не могу так легкомысленно относиться к делу.
- Так до сентября еще столько много времени, что выучишь ты необходимую лексику, - нетерпеливо произнесла Анюта.
- Ах, ярмарка в сентябре. За такой срок в моих силах выучить совершенно новый язык, а уж восстановить старый не составит никакого труда, - Алена медленно мыла картошку под струей холодной воды. - Но все равно моя поездка не может состояться.
- Еще какую причину ты нашла?
- Сентябрь - это начало учебного года.
- Алена, не говори глупостей. За двадцать дней ничего не случится с твоими учениками. И с директором договоришься. Ведь в школе по-прежнему Константин Борисович директорствует?
- Да, он.
- Отличный мужик. Я хорошо его помню. С ним  ты легко уладишь эту проблему. А хочешь, мама с ним переговорит? Жена Константа, мы его так называли в школе, -  засмеялась Анюта, - у мамы лечится.
- Ну, нет! Нину Владимировну я по такому вопросу беспокоить не буду. Если надумаю ехать, то как-нибудь сама все улажу.
- Думай, думай, только не тяни. На оформление много времени уходит. Мне бы очень хотелось, чтобы мы вместе поехали.
- Ой, не знаю, Анютик, - с колебанием в голосе проговорила Алена. -  Вроде и хотелось бы съездить, но...
- Я не хочу слышать никаких "но". Сама говорила, что Сашке одежду  здесь не можешь купить. Да и тебе кое-что из гардероба следовало бы обновить. Не гоже учительнице одеваться хуже учеников. Будапешт, конечно, не Париж, но и там приличные вещи купить можно. Меняют триста рублей. И зарплату за двадцать дней в форинтах получишь.
- Ладно, посоветуюсь с мамой. Может, вместе и примем решение.
- Я уверена, что Софья Казимировна посоветует тебе ехать. Не сомневаюсь, что она будет просто счастлива, если ее дочь хоть один раз вырвется из привычной нудной обстановки на свободу и отдохнет от учеников с их умными сочинениями.
- Ты таким тоном произнесла свою тираду, что можно подумать, будто я не в школу хожу, а на каторгу, - поставила Алена кастрюлю на плиту и начала чистить уже размороженную треску.
- Я не сказала, что ты ходишь на каторгу. Но и не на праздник ты летишь каждый день, - непривычно серьезным и испытующим взглядом смотрела молодая женщина на Алену. -  Да, ты отдаешься полностью своей работе, ты по-своему любишь своих учеников и вкладываешь в занятия с ними свою душу. Но, помня тебя в другие моменты твоей жизни, могу с полной уверенностью сказать, что в огромном количестве уроков, кружков и факультативов ты просто хочешь забыться. Ты угасаешь на этой работе, а не расцветаешь. Мне кажется, ты зря ушла с переводческой работы. И кроме того, тебе нужна личная жизнь. Нужен, извини за грубое вмешательство в твои дела, обыкновенный мужик.
- Мне никто не нужен, - разозлилась Алена. - Я никого и ничего не желаю.
- "Желанье есть души дыханье, кто не желает, тот уж мертв". Так, кажется, писал Вяземский. А ты еще молодая, цветущая женщина, - засмеялась Анюта, не обращая внимания на насупленный вид Алены, - и должна желать. Тебе обязательно нужен мужчина. Если не муж, то хотя бы любовник. Если не для любви и замужества, то хотя бы для здоровья. И не возмущайся, - остановила она Алену, открывшую рот для протеста. - Я говорю то, что вижу. Тебе необходимо что-то изменить в своей жизни... Хотя в последние годы мы не так часто с тобой встречаемся, я все равно заметила, что ты все больше замыкаешься в себе и внутренне страдаешь. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не видеть, что твоя теперешняя жизнь тебя не только не радует, но и угнетает.


Неужели это так заметно? Неужели это видно со стороны? Неужели мое внутреннее состояние так очевидно, что его поняла даже ты, Анюта, которая с непростительным легкомыслием относится к своим проблемам и никогда не воспринимает всерьез проблемы других? Как видно, я потеряла не только Алекса и ту жизнь, но и навыки, приобретенные в ней. Я, оказывается, даже скрыть свою душу не могу от окружающих. У меня исчезли, по всей вероятности, все артистические способности. Или просто исчезла необходимость в их применении? Шкура хамелеона, которую я почти все время носила, оказалась больше не нужна. Я сбросила ее, вероятно, где-то между Веной и Москвой. А шкуру эту быстренько подобрал кто-нибудь другой и теперь  носит ее так же умело, как когда-то носила ее я...


- Я обращаюсь к тебе, Алена! Когда ты дашь мне свой ответ? - с едва заметным раздражением спрашивала Анюта.
- Обычно я долго не думаю. Решения мои всегда быстрые, но окончательные. Сегодня же и обсужу все с мамой. В конце концов, ей придется одной быть с Сашкой все двадцать дней.
- Договорились. Завтра вечером зайду к тебе за ответом, - говорила Анюта, направляясь к выходу. - Привет Софье Казимировне.
- Передам, если не столкнетесь сейчас с ней на лестничной площадке, - натянуто улыбнулась Алена.
Она проводила подругу, вернулась на кухню и с отсутствующим выражением на лице продолжила чистить рыбу.

                2

Уже давно Алена не пребывала в таком бодром, приподнятом настроении. Оно появилось у нее в ту самую минуту, когда она, вместе с другими переводчицами, сошла с поезда Москва - Будапешт и обвела глазами Будапештский вокзал, который резко отличался от всех московских и удивительно походил на большинство европейских вокзалов.
Острое чувство "дежа вю" охватило Алену. На мгновение она отключилась от действительности и вновь оказалась в до боли знакомой обстановке обычного европейского города. С той лишь разницей, что она уже не ощущала себя Хелен. Киоски, тележки, даже запах - все возвращало Алену в те годы и будило ее воспоминания. И самым странным было то, что эти воспоминания не давили на нее и не угнетали.
В первые годы после ухода из разведки Алена пыталась гнать прочь мысли о прежней жизни: слишком большую боль они ей причиняли. Она их гнала - они снова возвращались, она старалась все забыть - ничто не забывалось. В конце концов, она привыкла к своим воспоминаниям, смирилась с ними. И все последние годы жила странной двойной жизнью: чем бы она ни занималась в реальной жизни, с кем бы ни разговаривала -  мысленно она связывала и сравнивала происходящее с прежней жизнью. Сердце сжималось от тоски и боли, но она, словно мазохистка, продолжала терзать свою душу этой болью.
И как же она удивилась теперь, стоя на этом чужом вокзале, что при воспоминании о прежних днях она не почувствовала никакой боли, а ощутила лишь чувство легкого головокружения и возбуждения.
Когда их везли на автобусе с вокзала в гостиницу, Алена пристально смотрела по сторонам, пытаясь узнать улицы, по которым она ходила, когда возвращалась через Будапешт со своей первой "боевой" поездки и встречи с Мартой-Хельгой. Ей, конечно, не удалось узнать ни одной улицы, но мысль о том, что она сможет позже пройтись по тем местам, где когда-то бывала, воодушевила и еще больше взбудоражила ее.
Память настойчиво возвращала ее к тем летним дням тринадцатилетней давности и почему-то привела в Советское посольство. Алена пришла тогда за визой, зная, что в посольстве предупреждены о канадской туристке, которой нужно дать визу без всяких задержек. Консул изъявил желание лично побеседовать с гостьей своей страны. Выяснилось, что канадка не говорит ни на русском, ни на венгерском, а консул не понимает ни английского, ни французского языков. Пригласили переводчика. Как же смеялась про себя в те минуты Хелен-Алена, когда ей переводили то, что она хорошо понимала. Даже теперь, вспоминая ту забавную беседу, Алена не сдержала веселой улыбки...
- Ты чему улыбаешься? - спросила Яна, сидевшая рядом с Аленой.
Яна, молодая симпатичная девушка небольшого роста с коротко стрижеными светлыми волосами, была самой общительной и обаятельной в группе переводчиков. Алена ехала с ней в одном купе, они понравились друг другу и успели подружиться.
- Солнцу улыбаюсь, - беззаботно ответила Алена. - Смотри, какая чудная здесь погода. Лето, а не осень. После унылой, пропитанной дождем и сыростью Москвы Будапешт кажется таким веселым, ярким, праздничным. Народ идет по улицам в легких, светлых одеждах. Боюсь, что я запарюсь в кофтах и юбках, которые взяла с собой.
- А я знала, что обычно здесь в это время очень тепло, и прихватила несколько легких блузок. Но ты не расстраивайся. Сегодня или завтра купишь себе что-нибудь подходящее.
- А разве мы не сразу будем работать?
- Как опытный работник на советских экспозициях в Будапеште, сообщаю тебе, что до открытия ярмарки остается три дня, - с торжественной интонацией объявила Яна.
- Это я знаю.
- Но ты, я вижу, не знаешь, что на экспозиции сейчас заняты, главным образом, рабочие, монтажники, декоратор, представители внешнеторговых организаций и Дирекция. Мы же большую часть этих дней посвятим магазинам. Сначала, естественно, съездим на ярмарку и получим у бухгалтера причитающиеся нам за первые десять дней форинты.
- Ты меня обрадовала. Мне не терпится погулять по Будапешту.
В офисе дирекции советской экспозиции Алену встретила Анюта, которая прибыла в Будапешт на три дня раньше. Она радостно сообщила, что вторую половину дня они смогут провести вместе: ее стенд не смонтирован до конца, и она не может расставлять свои "стекляшки".
В павильоне стоял грохот: стучали молотки и звенели пилы; время от времени падали огромные куски деревоплиты; через распахнутые настежь громадные двери-ворота въезжали и выезжали грузовые машины; под потолком висел сизый смрад от выхлопных газов, а внизу сквозняки с шумом гоняли обрывки бумаги и куски ваты с поролоном.
- Наша экспозиция почти целиком находится в этом павильоне. Только автомобили выставлены в другом месте, - рассказывала Алене Анюта. - Советская экспозиция обычно самая большая на этой ярмарке. Рядом с нами - гэдээровцы, чуть дальше – китайцы. Там, в конце  павильона - Италия и Швеция. Здесь красиво будет, когда все экспоненты закончат монтаж и оборудование своих экспозиций.

                ***

Анюта была права. Через три дня павильон было не узнать. Ворота были закрыты, исчез сквозняк, и в павильоне сразу стало по-домашнему тепло и уютно. Начищенными до блеска витринами сияли стенды, яркими красками манили взор экспонаты. На ярмарке были представлены товары народного потребления, и в глазах рябило от множества разнообразных изделий, начиная с мебели и электробытовых приборов, а кончая нижним бельем.
С открытием ярмарки наступил настоящий праздник. Весь день в разных концах павильона звучала ритмичная, современная музыка, у стендов толпились десятки веселых, нарядных посетителей. В советской экспозиции самым популярным местом был пятачок у большого телевизора, по которому непрерывно показывали советские мультфильмы. Когда шел мультик "Ну, погоди", детвора рассаживалась прямо на ковролиновом покрытии перед телевизором, а их родители стояли сзади и хохотали над приключениями Волка и Зайца ничуть не меньше своих детей. А порою смех их был даже громче и задорнее.
В первые дни у Алены голова шла кругом от музыки, шума, гама и вопросов посетителей. Хотя все переводчики были прикреплены к определенным стендам, они регулярно отпускали друг друга в город и потому обслуживали сразу несколько стендов.
- Скажите, вы не будете в день закрытия ярмарки распродавать эти чудесные, расписные подносы?
- Я была этим летом в Москве и не видела в ваших магазинах такой красивой мебели, которую вы демонстрируете здесь. Она сделана в единственном экземпляре?
- Что вам дала перестройка Горбачева? Вы верите в то, что вы и мы сейчас будем действительно свободными людьми?
- Такие шубы дорого стоят в Москве?
- Из чего сделаны эти черные лакированные шкатулки?
- Через месяц я еду в Москву. Вы не скажете, в каком магазине там я смогу купить такую деревянную посуду с золотой росписью?
- Почему на этикетках вашей водки названия написаны латинскими буквами? Вы эту водку производите только на экспорт?
- Мы видели по телевизору, что у вас очереди стоят за продуктами. А здесь выставлен широкий ассортимент консервов. По телевизору врут или вы представили остатки былой роскоши?
- Из какого дерева сделана мебель?
- Вы будете заключать контракты с нашими фирмами на поставку в Венгрию гжели?
- Здесь, наверно, выставлены хорошие советские часы. Но лучше этих, на моей руке, уже не будет. Я купил их после войны у советского офицера. И представьте себе, идут до сих пор. Только один раз мне их почистили. Вот тогда у вас было качество! А ныне... Сомневаюсь я, что вы можете сейчас делать что-то так же качественно, как когда-то.
Алена с удовольствием переводила все вопросы посетителей и ответы на них стендистов или представителей советских внешнеторговых организаций. Иногда сама отвечала на каверзные вопросы. Очень часто ей приходилось покидать свой стенд, чтобы откликнуться на очередную просьбу директора или кого-нибудь из сотрудников советской экспозиции.
- Елена Николаевна, помогите мне, пожалуйста. Одна моя переводчица уехала с завхозом закупать продукты для приема, другая ушла обедать, а ко мне неожиданно пришел представитель венгерской фирмы.
- Елена Николаевна! К нам пришли наши друзья из ГДР. Они говорят на русском, но плохо. Вы же, я слышал, прекрасно владеете немецким.
- Алена, моя жена такого же роста и телосложения, как ты. Не могла бы ты пойти со мной в торговый павильон и примерить плащ, который я присмотрел для моей дражайшей половины?
- Елена Николаевна! Подежурьте, пожалуйста, у телефона.
- Алена, не откажите в любезности сходить со мной в соседний магазинчик и подобрать украшения для мамы. Говорят, что изделия из серебра в сочетании с марказитом - это единственно ценные и оригинальные вещи в Венгрии, которые стоят того, чтобы их везли в Союз.
- Алена, вы не могли бы зайти в пресс-центр? Пришел журналист из "Нейпсава", и я не пойму, что ему нужно. На венгерском у нас говорит только Женя из АПН, а она ушла на пресс-конференцию в Хунгэкспо.
К вечеру у Алены ноги гудели от усталости, но настроение от этого  не ухудшалось, а скорее наоборот -  становилось все бодрее и возбужденнее, словно у нее опять появился адреналин в крови, как когда-то.
Как-то вечером, задержавшись чуть больше обычного перед сном у зеркала, Алена с удивлением обнаружила, что с трудом узнает саму себя. Осунувшееся, понурое, с сероватым оттенком лицо исчезло. Вместо него появились румяные щеки с гладкой, упругой кожей. Разгладилась и стала едва заметной глубокая прямая морщина над переносицей. Усталые, угасшие глаза ее тоже преобразились. На них вновь появился широкий темно-фиолетовый ободок, исчезнувший несколько лет назад, и заставил глаза переливаться лучистым светом.
Первой произошедшую в ней перемену заметила Анюта.
- Подруга! - с восхищением воскликнула она как-то утром, когда Алена пришла на работу с накрашенными ресницами, а губы ее были слегка тронуты розовой перламутровой помадой. - Я узнаю, наконец, прежнюю Алену. Ты вновь становишься красавицей. Не зря я тебя вытащила на эту ярмарку. Хотя бы на время обаятельная женщина затмит в тебе заботливую маму и строгую учительницу с нахмуренными бровями.
К одобрительным словам Анюты присоединилась Яна:
- В поезде ты выглядела намного хуже. Я видела обыкновенную советскую женщину, замученную очередями и повседневными хлопотами. А теперь передо мной просто красавица. Глаза твои так темпераментно сверкают, что мужчины, как завороженные, не отводят от них своего взгляда.
- Правда? - изумилась Алена. - В моем-то возрасте?
- Перестань вспоминать о своем возрасте. Тебе только тридцать восемь. А бабий век - сорок лет. Да и то - в сорок пять баба ягодка опять, - зашлась Анюта в заразительном, громком смехе. - И между прочим, сейчас ты выглядишь на тридцать лет, максимум - на тридцать два.
- Да, тебе ни за что не дашь больше тридцати двух, - подтвердила Яна. - Потому и зыркают на тебя даже пацаны. Оглянись вокруг и сразу сама все увидишь.
Любопытства ради, Алена изменила своей привычке, появившейся при беременности, смотреть себе под ноги или прямо перед собой. Она стала бросать осторожные взгляды по сторонам и с изумлением обнаружила, что Яна говорила правду. Почти все мужчины в возрасте   двадцати пяти лет и старше провожали ее восхищенным взглядом.
Алена удивилась сама себе, но ей было чертовски приятно ощущать на себе эти восторженные мужские глаза, которые еще больше будоражили ее, тонизировали. В ней проснулась уверенная в своей красоте и чарах женщина, а эта уверенность сразу изменила весь ее облик и манеру поведения.
Мелкая, суетливая походка последних лет превратилась, как по мановению волшебной палочки, в уверенную, грациозную и величественную поступь. Она теперь не шла, она теперь плыла по территории ярмарки и по павильону. У нее вновь появились глаза на затылке, которые наблюдали за тем впечатлением, которое она производила на окружающих. Поймав на себе очередной жадный мужской взгляд, она снисходительно улыбалась про себя, зная, чего желают эти глаза и чего никогда не получат.
- Твоя улыбка загадочнее, чем у Моны Лизы, - сказал ей как-то Павел Иванович, представитель Автоэкспорта, который настойчиво ухаживал за ней уже несколько дней.
- Каждая женщина по-своему загадочна, - смеялась в ответ Алена, твердо отвергая ухаживания престарелого ловеласа.

                3

На пятый день работы ярмарки Алена всю вторую половину дня провела в городе, покупая подарки Сашке, маме, родственникам и соседям. После магазинов она уже не поехала на ярмарку, а осталась в гостинице, рассматривая свои покупки.
- Привет, подруга! Давай, закрывай свою лавку, - бесцеремонно стала складывать ее вещи Анюта, ворвавшаяся как вихрь в номер. -  Через час мы едем в ресторан.
- В какой? С кем?
- С Эдиком, другом Олега. Олега ты помнишь?
Еще бы она его не помнила! – усмехнулась про себя Алена. Чуть было замуж за него не вышла. Хорошо, что во время разобралась в своем отношении к нему. А он, похоже, все-таки действительно любил ее. Последний раз они виделись с Олегом как раз на Анюткиной свадьбе. Олег, сидя рядом с женой, такими жадными глазами пожирал Алену и ее, уже хорошо заметный, живот, что она по-настоящему испугалась. Испугалась его глаз и... обычного пошлого скандала. А потому решила уйти из ресторана по-английски сразу, как только начались танцы. Попрощалась тихонько только с Анюткой. Олег все-таки заметил, что она уходит, и последовал за ней в гардероб. Что-то бормотал о любви, о том, что не забыл ее. А у нее было только одно желание: поскорее улизнуть от него и исчезнуть с опасного места...
- Олега? – вслух переспросила Алена. – Конечно, помню..
- Ах, да! Я и забы-ы-ла, - иронично протянула Анюта. - Вы чуть было не поженились.
- До этого дело не дошло, но мы встречались некоторое время.
- Кстати, почему вы расстались?
- Не подошли друг другу.
- В постели? - лукаво и бесстыдно улыбнулась Анюта.
"Ты почти угадала", - хихикнула про себя Алена.
- Анют, как тебе не стыдно! Цинизм не к лицу тебе.
- Ладно, не будь занудой. Жаль, что вы расстались. Были бы мы с тобой не только подругами, но и родственницами. Он всегда спрашивает о тебе, когда мы встречаемся. Правда, я его уже давно не видела. Он работает сейчас в Англии.
- Я его тоже целую вечность не видела. Последний раз мы встречались на твоей свадьбе. Потом я его уже больше не видела... Да... Ты начала говорить о его друге.
- Эдик - однокурсник Олега. Они вместе учились в МГИМО. Мы познакомились с ним на свадьбе моего братца. Потом еще несколько раз виделись на праздничных вечеринках у него. Оказывается, Эдик  работает сейчас в Будапеште и пришел сегодня на нашу экспозицию. Ты можешь себе представить, какая это была радостная встреча.
- Главное - шумная, - засмеялась Алена. - Громогласные твои восклицания были слышны, наверно, во всех уголках павильона.
- Что-то вроде этого, - присоединилась к смеху Алены подруга. - Мы зашли в мой офис, выпили кофейку.
- Он был один?
- Временно холостякую - шутливо ответил он на мой вопрос, почему пришел без жены. Оказывается, Аня уехала на месяц в Москву в связи с началом учебного года у детишек. Эдик пригласил меня в ресторан, я согласилась. Но с условием, что со мной будет моя подруга.
- Ой, Анютка, я не знаю. Неудобно как-то. Он же меня не приглашал. Я не поеду.
- Никаких возражений. Если ты не согласишься, то и я не поеду. А мне очень хочется. Неужели не уважишь подругу? - просительным, чуть ли не умоляющим взглядом смотрела Анюта.
- Чего не сделаешь ради друзей! - шутливо подняла руки вверх Алена.
- Тогда быстро переодевайся, - обрадовалась Анюта.- Не забудь накраситься. Тебе очень идет косметика, а вечером она просто необходима.
- Сама косметикой не пользуешься, а меня заставляешь, - в шутку напустила на себя обиженный вид Алена.
- Дорогая, ты же знаешь, что тебя макияж красит, а меня уродует. Стоит мне хоть что-нибудь наложить на свое лицо, я сразу становлюсь вульгарной, - подошла Анюта к зеркалу и стала внимательно всматриваться в свое отражение.
- Да, Анютик, ты красива от природы. А таким, как я, приходится руководствоваться лозунгом Мичурина: нам не нужно ждать милостей от  природы, взять их у нее - наша задача.
- Скажешь тоже! Тебе стыдно жаловаться на природу.
- Я не жалуюсь, я просто констатирую факт. А факты - упрямая вещь. Ладно... А как насчет наряда? Я ничего вечернего, естественно, с собой не брала.
- По этому поводу не волнуйся. Насколько я поняла, мы поедем в обычный ресторан, куда не ходят демонстрировать наряды, а где просто вкусно едят. Эдик хочет угостить меня национальным венгерским блюдом - гуляшом. Причем, приготовленным по-домашнему. Так что надень свой зеленый костюм, в котором ты была на открытии ярмарки. Ты выглядишь в нем просто сногсшибательно!
- А ты в чем будешь?
- В брючном малиновом костюме.
- Прекрасно! - одобрила выбор подруги Алена. - Малиновый цвет тебе очень идет.
- Знаю, - засмеялась Анюта. - Поэтому и люблю его. Ну, я пошла. Когда буду готова, зайду за тобой.

                ***

Через полчаса они спустились в холл, и Анюта уверенно направилась к креслу, в котором сидел мужчина средних лет, явно страдающий ранним ожирением. Увидев их, мужчина лениво встал и валкой походкой пошел им навстречу. Как только он приблизился к ним, Алена поняла, что уже видела когда-то эти серые, простодушные глаза и мясистый, круглый подбородок. И не просто видела. Она знакомилась с ним, даже беседовала. Только был он тогда намного моложе, его вьющиеся русые волосы были густыми, через них не проглядывала сияющая лысина. Но где, когда и при каких обстоятельствах она его видела?
Анюта по-дружески чмокнула Эдика в щеку.
- Привет! Познакомься с моей подругой.
Эдик смотрел на Алену широко раскрытыми глазами и приветливо улыбался.
- А мы уже давно знакомы. Земля, оказывается, действительно круглая, - весело произнес он.
Анюта с удивлением перевела свой взгляд с Эдика на Алену.
- Да, знакомы, - нерешительно произнесла Алена. - Но только...
- Только вы не помните, где мы познакомились, - помог ей Эдик выйти из неловкой ситуации. - А познакомились мы в "Софии", где вместе гуляли на дне рождения Андрея. Вы были тогда с Олегом. Он знакомил нас со своей, как он сказал, невестой.
- Да, действительно, - сразу вспомнила Алена тот вечер.
- Мы Олегу тогда позавидовали чуть ли не "черной" завистью. Такую красотку отхватил, шутили мы. А вы почти не изменились. Прелестная девушка превратилась в роскошную женщину.
- Спасибо, - пробормотала Алена.
- Да-а, теперь мне стало еще более обидно, что вы отказали моему лучшему другу. Вас следовало бы наказать за это.
Эдик шутливо погрозил Алене пальцем, вынудив ее непринужденно рассмеяться.
Они вышли из гостиницы, и Эдик подвел их к "Волге", припаркованной неподалеку. Из машины появился высокий, стройный брюнет лет тридцати пяти.
- Знакомьтесь, - сказал Эдик. - Это Алексей, проще - Леша. Находится здесь в краткосрочной командировке и когда устает от одиночества, то сбегает со своей гостиницы, и мы вместе коротаем вечера в моем жилище. Временно холостяцком, - добавил он с многозначительной улыбкой. - Леша, знакомься с моими очаровательными спутницами.
Алена и Анюта назвали свои имена, Эдик галантно открыл задние дверцы машины, и через несколько секунд они уже ехали по вечернему Будапешту. Эдик вел машину, Алексей сидел рядом с ним, Алена и Анюта уютно расположились на заднем сиденье.
Самым разговорчивым из всей компании оказался Эдик. Он жил в Будапеште уже два года и с видимым удовольствием взял на себя роль экскурсовода. Называл улицы, по которым они ехали, показывал известные магазины, памятники.
- Если у вас будет желание, дорогие дамы, то в один из вечеров мы можем совершить настоящую прогулку по городу, - предложил Эдик тоном гостеприимного хозяина.
- С удовольствием, - обрадовано воскликнула Анюта. -  А то проскакиваем сейчас все интересные места так быстро, что я не успеваю их разглядеть.
- Сегодня у нас целенаправленная поездка. И у нас, к сожалению, нет времени на остановки, - объяснил Эдик. - Мы едем за город. Ресторан, куда я вас везу, находится сразу за административной границей Будапешта, в чудесной деревушке Будакалас.
- Судя по названию, деревня находится за Будой? - поинтересовалась Алена.
- Ты... вы... правы. Дорогие дамы, у меня есть интересное предложение: давайте обойдемся без этих "вы" и будем на "ты". Вы не против?
- Нет, - в один голос ответили Алена и Анюта.
- Тем более  что трое из нас уже давно знакомы, - не отрывая глаз от дороги, весело говорил Эдик. - Представляешь, Леша, я давно, оказывается, знаю не только Анюту, но и Алену. Причем знакомы мы с ней дольше, чем с Анютой.
- Да ну? - удивился Алексей и, повернувшись лицом к женщинам, спросил: - Судя по вашему... по твоему вопросу, Алена, ты ориентируешься в Будапеште. Ты была здесь раньше?
- Нет, не была. Но когда изучаешь иностранный язык, то невольно знакомишься со страной языка и ее столицей. Так что я знаю, что Дунай делит столицу Венгрии на Буду и Пешт.
- Вот как раз сейчас мы едем по мосту Маргит через Дунай, - объявил Эдик.
- Как красиво! - воскликнула Анюта. - Этот остров посредине Дуная очень впечатляет. Как он называется?
- "Маргит сигет", - уверенно ответил Эдик.
- Замечательный остров. Почти как Сите на Сене, но только без Собора Парижской Богоматери.
- Ты успела побывать в Париже?
Эдик, похоже, так удивился, что оторвал свой взгляд от дороги и повернулся к Анюте лицом.
- Эй! Ты нас убьешь! Смотри туда.
Анюта засмеялась рассыпчатым, беззлобным смехом и, обхватив руками лицо Эдика, бесцеремонно отвернула его от себя.
- Ты не ответила, что делала в Париже.
- То же, что и здесь. Представляла лучшие советские изделия из стекла на выставке.
- А ты, Алена? Насколько я помню, ты владеешь несколькими иностранными языками. Где тебе удалось побывать?
Алена собралась уже, было, отвечать, как Алексей, который теперь все время сидел вполоборота, спросил:
- Какими языками вы... ты владеешь?
Алена шутливо начала с украинского, а потом быстрым, бесстрастным голосом перечислила свои языки. Эдик выразил свое восхищение легким, протяжным свистом, а Алексей сказал:
- Здорово! Из всех перечисленных вами языков я знаю только французский. И в каких странах вам... тебе удалось побывать?
- По делам Министерства Обороны, где я работала переводчицей, мне несколько раз пришлось ездить в ГДР. А что касается других стран, то... к сожалению... сами понимаете, не пришлось.
- А-а-а, - понимающе протянул Алексей.
- Вот мы и приехали! - бодро произнес Эдик, припарковывая машину во дворе двухэтажного здания.
- "Харшфа", - вслух прочитала Алена вывеску на здании и тот час же перевела: - "Липовое дерево".
- Очень красивое, поэтичное название! - воскликнула Анюта, выходя из машины.

                ***

Как только они вошли в ресторан, к ним тотчас же подкатил пожилой, полноватый мужчина небольшого роста с черносливовыми, пронзительными глазами. Они обменялись с Эдиком шумными, радостными приветствиями на венгерском языке, панибратски похлопывая друг друга по плечам.
- Это Андраш, владелец этого чудного заведения, - представил Эдик эмоционального хозяина. – Местный, мы бы сказали, советский... капиталист.
Глаза Андраша сверкали и маслянились как у мартовского кота, когда он знакомился и целовал руки подруг.
- Каких шикарных женщин ты привез! Может, познакомишь с одной из них поближе? - спросил он Эдика по-венгерски. - Я уже начинаю гореть.
- Забудь про этих женщин, старый развратник, - хохотнул Эдик. - И будь осторожен со своими сальными шуточками. Алена говорит на венгерском.
Андраша это сообщение ничуть не смутило. Он еще пристальней посмотрел на Алену, и его дерзкий, жгучий взгляд заставил ее внутренне съежиться.
- Андраш, я не шучу, - с улыбкой, но с ледяными нотками в голосе сказал Эдик. - Перестань пялиться на Алену, иначе мы уйдем.
- Понял я, понял. Проходите, гости дорогие, - Андраш театрально откинул руку в сторону.
Из назойливого ухажера он моментально превратился в гостеприимного хозяина и пригласил их пройти во второй зал. Деление на два зала здесь было чисто условным: вытянутая от стены к середине зала стойка бара слева и небольшая танцевальная площадка справа создавали зрительное впечатление раздельных помещений.
Пройдя между барной стойкой и танцевальным пятачком, они расположились сразу за задней стенкой бара у небольшого прямоугольного стола, один торец которого упирался в стену. Алена и Анюта оказались напротив друг друга, у стены. Эдик сел рядом с Аленой, Алексей - возле Анюты. Вскоре официант поставил на стол закуски, а сам хозяин подал вино.
- Вино из моего личного погребка, "Харшлевеле", - торжественно объявил он.
- Есть такой чудесный сорт винограда, - объяснил Эдик. - "Липовый лист", в переводе на русский.
Первый тост был, как обычно в таких случаях, за знакомство. Второй бокал, по предложению Эдика, все подняли за перестройку.
- За Горбачева и его дело! - присоединилась к тосту Эдика Анюта.
- За нашу свободу! - добавил Алексей.
- Судя по тому, что произошло в Тбилиси, Сумгаите и как складывается ситуация в Нагорном Карабахе, эта свобода неизвестно к чему нас приведет, - сказала Алена, накалывая на вилку аппетитный, мясистый кусок круглого красного перца, который в Венгрии называется "помидорным перцем". - Свободой нужно уметь пользоваться.
- В каждом великом деле есть свои огрехи, - рассудительно заметил Алексей. - Мне тоже многое не нравится в перестройке. Но я - за свободу, за то, чтобы снова не оказаться в тюрьме, в которой мы жили до сих пор и по которой многие почему-то проливают слезы.
Алена внимательно слушала Алексея, глядя прямо в его глаза.  При последних его словах перед ней неожиданно всплыло, как в тумане, лицо Алекса, и она услышала его бархатный голос:
"И... столь себе неверны мы! -
Когда за дверь своей тюрьмы
На волю я перешагнул -
Я о тюрьме своей вздохнул".
Алена резко тряхнула головой - видение исчезло. Сердце ее сжалось от боли, на мгновение остановилось дыхание, а в голове зашевелились тяжелые, тягучие мысли.


О Господи! Неужели все начинается снова? Все эти дни мне казалось, что я, наконец, излечилась от своей болезни. Я была полностью уверена, что окончательно избавилась от боли, которая терзала меня каждый раз, когда я думала об Алексе. Все эти дни я почти не вспоминала о той жизни. А если вспоминала, то не страдала и не мучилась, а думала о ней, как о чем-то далеком и отстраненном, не беспокоящем больше мою душу и сердце. Я должна вытравить из своего сердца эту боль и тоску любыми доступными для меня средствами.


- Да будет свобода, да исчезнет тюрьма! - перефразировав известные строки, через силу пошутила Алена и подняла свой бокал.
Она чувствовала, что переигрывает, что шутливость ее звучит искусственно, но никто, кроме нее, этого не заметил. Все дружно поддержали ее тост.
- Эдик, - повернулась Алена лицом к соседу, - ты пьешь наравне с нами. Кто нас отвезет домой?
- Ваш покорный слуга, конечно, - картинно приложил Эдик свою руку к сердцу.
- А как же местная ГАИ?
- Будапешт - не Москва, а вино - не водка, - рассмеялся Эдик. - Выпитая бутылка вина не считается здесь большим грехом для водителей.
Послышались звуки скрипки, и все повернули головы в сторону небольшого оркестра. Оркестранты старательно играли какую-то незнакомую для Алены легкую мелодию. На танцевальном пятачке никого не было. Но стоило оркестру заиграть "Чардаш", как зал оживился, и через пару минут несколько пар завертелось, закружилось в этом азартном венгерском танце.
- Кто из нас умеет танцевать это? - весело вопрошал Алексей.
- Я! - с шутливой бодростью вскочил Эдик. - Правда, совсем чуть-чуть. Кто составит мне компанию?
Эдик вопросительно посмотрел на Анюту - она энергично замотала головой:
- Нет-нет, что ты! Я даже представить себе не могу, как это делается.
- Главное, нужно уметь быстро кружиться в ритме музыки и высоко дергать ногами. Пойдем, рискнем, - Эдик остановил свой несмелый взгляд на Алене.
- А! Где наша не пропадала! - Алена решительно встала со своего места.

Возбужденные и разгоряченные, они после танца устало плюхнулись на свои места.
- У-ух! Вот это пляска! -  выдохнула Алена. - Великолепная тренировка для ног.
- И для избавления от лишнего жира, - расхохоталась Анюта, выразительно глядя на Эдика.
Оркестр заиграл медленную мелодию, и теперь встал Алексей.
- А кто будет моей партнершей? - спросил он, в упор глядя на Алену.
- Теперь ваша очередь с Анютой, - игриво улыбнулась Алена. - Нам с Эдуардом нужно отдышаться.
Алена провела глазами Алексея и Анюту. Они красиво смотрелись вместе. Оба высокие, стройные. Анюта уверенно подняла свои руки и обвила ими шею Алексея. Он обхватил ее за талию.
- Вы долго еще будете в Будапеште? - спросил Алену Эдик.
- Я буду десять дней, Анюта уедет на два дня позже. После закрытия ярмарки ей нужно будет упаковать и отправить экспонаты.
- Тебе нравится Будапешт?
- Да, очень.
Алена чувствовала, что Эдик не знал, о чем с ней разговаривать наедине, и делал неловкие попытки вести "светскую" беседу. Выручил его Андраш, который подошел к столу с большим подносом.
- А вот и мой гуляш! - церемонно произнес он и поставил поднос на стол. - Сам лично для вас готовил.
- Эржика только соль и перец добавила, - многозначительно хихикнул Эдик.
- Ты догадлив, - поддержал Андраш его хихиканье и тот час же удалился.
Оркестр умолк, и через несколько секунд к столу подошли Анюта с Алексеем.
- Садитесь. Сейчас вы отведаете настоящий венгерский гуляш, - Эдик потер ладонями, всем своим видом показывая, что он уже предвкушает удовольствие, какое получит от этого блюда.
- Я хочу сначала помыть руки, - небрежно произнесла Анюта. - Алена, ты пойдешь со мной?
Алена молча кивнула и встала, взяв с края лавки свою сумочку.
- Покажи нам, дорогой, где дамская комната, - обратилась Анюта к Эдику.
Эдик встал и рукой показал, в какую сторону им следует идти.

                ***

- Мне очень понравился Леша. А тебе? - спросила Анюта, когда они стояли у зеркала, припудривая щеки и нос.
- Приятный парень. И очень неглупый, - коротко и бесстрастно ответила Алена.
Она не стала уточнять, что Алексей ей тоже очень понравился. Он сильно напоминал ей Алекса. У него такие же, как у Алекса, черные волосы и темно-карие глаза. Он тоже крепкого, мужественного телосложения. Правда, у Алекса были более широкие плечи. Зато Алексей выше ростом. Напоминал он ей Алекса и своей сдержанной, хладнокровной манерой говорить и держаться. Даже имена их звучали похоже. 
- По-моему, он очень сексуальный и темпераментный мужчина, - томно улыбнулась Анюта. - Не соблазнить ли мне его?
- Анна, как ты можешь! - осуждающе посмотрела на нее Алена. -  А Игорь?
- Причем здесь Игорь? - безразлично пожала плечами Анюта.
- Вы же, вроде, помирились.
- В том-то и дело, что "вроде". У нас с ним перемирие, но не мир... А Леша, кстати, неженат.
- Откуда знаешь?
- Сам сказал.
- Они все холостякуют в командировках, - язвительно заметила Алена.
- Ему не было смысла мне лгать. Он знает, что я замужем.
- Вот именно, - многозначительно посмотрела на нее Алена.
- Перестань меня воспитывать! Сама не святая! - с раздражением выкрикнула Анюта.
Алена бросила на подругу укоризненный взгляд и, ни слова не говоря, спокойно направилась к двери.
- Прости, прости меня, дорогая, - подскочила к ней Анюта и чмокнула в щеку. - Ты же знаешь, у меня часто всякие глупости с языка слетают. Уж такой у меня характер: сначала говорю, а потом думаю. И потому часто обижаю именно того, кого люблю. Прощаешь?
Анюта смотрела на нее умоляющими, влажными и ласковыми, как у новорожденного теленка, глазами, и Алена не могла не улыбнуться. Она никогда не могла долго сердиться на Анютку, которая до сих пор была для нее вроде младшей сестренки. Взбалмошной и чуть легкомысленной, но такой простодушной, открытой и...  любимой.
- Что с тобой поделаешь? Прощаю, - сдалась, как всегда, Алена.
- Спасибо, - Анюта еще раз поцеловала ее в щеку. - Чистосердечно хочу тебе признаться, что у меня возникло непреодолимое желание "гульнуть". Понимаешь, наши сексуальные отношения с Игорем...
- Анна, - перебила подругу Алена строгим голосом, - ты же знаешь мое отношение к этой теме. Что бы ни происходило в постели между мужчиной и женщиной в порыве страсти...
-... это должно оставаться их священной тайной, - закончила ее мысль Анюта. - Знаю я все, знаю. Тысячу раз от тебя слышала эту фразу. Но мне очень хочется, чтобы ты меня поняла и не осуждала. И потому скажу тебе только одно: Игорь в постели меня не устраивает. За всю нашу жизнь он ни разу не спросил меня: тебе хорошо? А мне только два или три раза было с ним хорошо. Ты поняла мой намек?
К удивлению Алены, Анюта покраснела и смущенно опустила глаза. Алена смотрела на подругу с сочувствием. «А мне с Алексом было всегда хорошо, - невольно вспомнилось ей. - Даже в тот самый первый раз, на Волге, когда от боли у меня даже слезы потекли по щекам. А Алекс нежно снял их губами».
         Алена обхватила подругу за плечи и мягко сказала:
- Ладно, ладно. Не буду больше. Делай, как хочешь. Тебе виднее.

                ***

Они вернулись в зал, где уже снова играл оркестр, стоял веселый, хоть и излишне громкий, шум подвыпившего ресторана.
- Наконец-то! - воскликнул Эдик, когда подруги подошли к столу. - Садитесь быстрее, гуляш стынет.
Национальное венгерское блюдо оказалось действительно очень вкусным кушаньем.
- Это просто замечательно, - восхищалась гуляшом Анюта. - Ничего лучшего я, пожалуй, никогда не ела.
- Значит, не зря я вас сюда привез? - спросил Эдик таким тоном, как будто он сам, а не Андраш с женой, приготовил это аппетитное, острое блюдо.
- Не зря, - коротко похвалил приятеля Алексей. -  А ты, Алена, почему молчишь? Разве тебе этот гуляш не нравится?
Тихий, вкрадчивый голос Алексея заставил Алену насторожиться.
- Нравится, - пробормотала она, поднимая голову от тарелки.
Она чуть не поперхнулась и с трудом проглотила застрявший в горле кусок мяса, когда увидела, какими глазами смотрел на нее Алексей. Она слишком хорошо знала этот особенный блеск мужских глаз, чтобы не понимать, что он отражал, и потому моментально отвела свой взгляд. Она стала упорно смотреть только в свою тарелку или на Анюту, избегая встречаться глазами с Алексеем.
Она избегала даже танцевать с ним, стараясь каждый раз увести за собой к оркестру Эдика. И только в конце вечера, когда Эдик стоял у стойки бара с Андрашом, Алексею удалось пригласить ее на танец. Он бережно обхватил ее за талию и тихо сказал, неотрывно глядя в ее глаза:
- Ты сама хотя бы знаешь, как  хороша собой?
К своему глубокому удивлению Алена почувствовала, что покраснела от этих слов так сильно, словно она была молоденькой девушкой, впервые услышавшей приятный комплимент. Она растерянно заморгала ресницами и тот час же опустила их в попытке скрыть от Алексея свое смущение. Но он, похоже, заметил ее замешательство и, почувствовав себя увереннее, крепко прижал ее к себе. Ей было приятно ощущать его сильные руки на своей спине и неудержимо хотелось прижаться к нему еще тесней. Однако она подавила в себе это желание и решительно отстранилась от разгоряченного вином мужчины.
- Убедительно прошу вас соблюдать дистанцию, - проговорила она сухим, официальным тоном.

Когда они все вчетвером вышли после ужина на улицу, Алена, чувствуя нечто вроде вины и неловкости перед Анютой, произнесла наигранно веселым и беспечным тоном:
- Никто не возражает, если я сяду на переднее сиденье? Мне хотелось бы оттуда любоваться ночным Будапештом. А кроме того, я пила меньше всех и смогу контролировать все действия нашего далеко не трезвого водителя.
Алена натянуто рассмеялась. Анюта поддержала ее переливчатым, пленительным смехом и отпустила несколько ядовитых шуточек в сторону Эдика.
Всю дорогу, активно участвуя в общем веселом разговоре, Алена упрямо смотрела только вперед, стараясь не поворачивать голову в сторону заднего сиденья. У нее было неприятное ощущение, что Анюта обнималась или даже целовалась с Алексеем, и ей совсем не хотелось этого видеть.

                4

На следующий день Эдик приехал на ярмарку к концу дня и забрал Анюту с Аленой прямо с работы. Подруги, не сговариваясь, сели на заднее сиденье. Они заехали в Торгпредство за Алексеем и поужинали в небольшом ресторанчике в центре города. Затем, как и пообещал им накануне Эдик, состоялась полноценная экскурсия по городу. Они проехались по центральным улицам Пешта, останавливаясь у всех зданий и памятников, которые привлекали внимание подруг. Каждый раз, когда они выходили из машины и шли пешком, Алексей оказывался рядом с Аленой. Он поддерживал ее, когда она оступалась, обхватывал ее за плечи и бережно вел рядом с собой, если они переходили улицу в нерегулируемом светофором месте.
Алена по-прежнему ощущала чувство неловкости перед Анютой и вначале делала попытки держаться подальше от Алексея. Но он был ловчее ее и всегда на доли секунды опережал ее действия. Она же чувствовала, что будет выглядеть смешной, если начнет демонстративно отталкивать его, и потому была вынуждена, в конце концов, смиренно принимать его ухаживания.
Поздно вечером они переехали Дунай, побывали на горе Геллерт, после чего направились к Рыбацкому бастиону. Оставив машину на парковочной стоянке, они прошли к смотровой площадке и замерли от восхищения: внизу перед ними открывался сказочный вид на Дунай, на вечерний Пешт, сиявший гирляндами уличных фонарей. Прямо напротив их, на противоположном берегу Дуная, сверкало величественное здание Парламента и, отражаясь всеми огнями подсветки в темно-фиолетовых водах, создавало впечатление нереальности и волшебной сказки.
- Слева вы видите Маргит сигет, рядом с которым мы проезжали вчера, - тягучим, занудным голосом усталого экскурсовода  произнес Эдик и раскатисто засмеялся.
Все дружно поддержали его смех, а он продолжал уже естественным голосом:
- Это любимое место отдыха для многих жителей Будапешта. Там есть чем заняться в выходной день, даже в бассейнах можно поплавать.
- Я бы хотела побывать на этом привлекательном острове, - кокетливо взглянула Анюта на Эдика.
Подул свежий ветерок, и Алена поежилась от холода: у них с Анютой не было возможности переодеться, а в душный павильон они пришли утром в легких одеждах.
- Бр-р-р, становится прохладно, - передернула плечами Анюта.
- Прикройся моим пиджаком, - повернулся к ней Эдик.
Он расстегнул пиджак и прижал к себе Анюту, прикрывая ее одной полой.
- К сожалению, я без пиджака, - виновато посмотрел Алексей на Алену. - Мне нечем тебя укрыть, но я могу согреть тебя своим телом.
Он встал сзади, обхватил ее руками, прижался грудью к ее спине и слишком интимно притронулся своей щекой к ее щеке. Алена резко вывернулась из его рук и придвинулась ближе к Анюте с Эдиком.
- Ребята, скажите Алене, что я не съем ее, - шутливо-обиженным тоном произнес Алексей.
- В чем дело? - нехотя отвела свой взгляд от приглянувшегося ей острова Анюта.
Алена обратила внимание, что ее подругу совсем не беспокоила рука Эдика, фамильярно лежавшая на ее плечах и даже сжимавшая их.
- Хотел защитить Алену от ветра, а она, словно маленькая девочка, испугалась дяди, -  улыбнулся Алексей невинной, обезоруживающей улыбкой.
- Алена, ты чего? - удивленно смотрела на нее Анюта.
Алена уже сама почувствовала, что вела себя по-детски, а беззащитная улыбка Алексея окончательно обезоружила ее.
- Ничего. Просто... мне не х-холодно, - невнятно пробормотала она.
Алексей, похоже, заметил мгновенную смену ее настроения и уверенно обнял ее за плечи.
- Не ври. Я же вижу, что тебе холодно.
Алена не стала возражать и сопротивляться, когда Алексей снова прижался к ней всем своим телом. Ей действительно стало намного теплее. Более того, ее приятно волновало и будоражило прикосновение сильного, мужского тела.
- Эдик, а ты покажешь нам этот остров вблизи? - спросила Анюта.
- Обязательно покажу. Только завтра. Сегодня уже поздно.
- Спасибо, дорогой. Ты настоящий друг.
Краешком глаза Алена увидела, как Анюта одарила Эдика благодарным поцелуем в щеку, задержав там свои губы дольше, чем того требовал дружеский поцелуй.
- Ну как, насмотрелись? Может, поедем обратно? - спросил Эдик.
- Да, уже пора. А то не выспимся перед завтрашним трудовым днем, - согласилась Анюта, освобождаясь от рук и пиджака Эдика. - Только, чур, сейчас я забиваю место на переднем сиденье. Сегодня моя очередь получать удовольствие от улиц Будапешта с более выгодного места.
Все больше удивляясь поведению подруги, Алена по пути к машине улучила момент, когда мужчины не могли их слышать, и прямо спросила подругу:
- Анют, я не понимаю, что происходит. Тебе вроде понравился Алексей, ты хотела с ним... Ну, одним словом... сама знаешь, чего ты хотела, - Алена замолчала и смущенно смотрела на подругу.
- Да, я вчера действительно положила глаз на Лешу, - беспечным тоном проговорила Анюта. - Но он-то положил свой глаз на тебя. Ты разве не видишь, что он просто млеет от тебя? Не удивлюсь, если его восхищение тобою окажется любовью с первого взгляда, и он сегодня же попросит твоей руки.
- Анна, не говори глупостей, - сердитым голосом возмутилась Алена.
- Хорошо-хорошо, я преувеличиваю, - с добродушной улыбкой согласилась Анюта. - Но то, что он без ума от тебя, это видно невооруженным глазом. И я советую тебе не отвергать его ухаживания. Пора тебе, наконец, подумать о своей личной жизни. Годы твои уходят. Через год-другой тебе уже совсем трудно будет устроить семейную жизнь.
- Мне никого не нужно. У меня есть сын, мама.
- А разве тебе не нужно?..
Договорить ей не дали мужчины, в эту минуту нагнавшие их. Эдик, обняв Анюту за плечи, шутливым тоном спросил:
- Что обсуждают дамы?
- Дамы, как всегда, обсуждают мужчин, - игриво ответила Анюта.
- Надеюсь, вы хорошего мнения о нас?
- Пока не решили, - кокетливо посмотрела на Эдика Анюта. - Посмотрим на ваше дальнейшее поведение.
- Постараемся оправдать ваши надежды.
Они обменялись долгим, многозначительным взглядом, и Алена неожиданно поняла, что Анюта сменила объект своего внимания и "гульнуть" она теперь собирается именно с Эдиком.
Как и решила Анюта, Алена в машине сидела сзади, рядом с Алексеем. Он всю дорогу держал ее руку в своей и время от времени гладил ее пальцы, запястье и выше. Мелкая дрожь проходила по всему ее телу при каждом его ласкательном движении, и руку свою она не отнимала.

                5

На острове Маргит, куда Эдик привез их следующим вечером, вначале они гуляли вчетвером. Алексей бережно вел Алену под руку, они шли впереди. За ними следовали Анюта с Эдиком. Все четверо вслух восхищались красотой ухоженных аллей и оригинально оформленных газонов, яркими красками осенних цветов и кустарниками причудливой формы.
- Некоторые уголки этого парка напоминают мне японские дворики, - сказал Алексей, глядя на ручеек, журчавший меж камней.
- Ты видел эти дворики, как мы все, в "Клубе кинопутешествий" или в жизни? - весело поинтересовалась Анюта.
- Я был в Японии.
- Правда? Когда?
- В прошлом году, весной. Как раз в то время, когда пурпурная сакура стала покрываться нежным розовым цветом.
- Я мечтаю хоть один раз в жизни побывать в удивительном, своеобразном и загадочном азиатском мире. А страна восходящего солнца с детства привлекает меня, -  с пафосом произнесла Анюта. - Особенно меня интересует японское искусство. А что на тебя произвело там самое сильное впечатление?
- Я думаю, дамы без труда могут догадаться, что поражает мужчин в Японии больше всего.
- Передовые технологии, как я понимаю, - сказала Алена.
- Ты правильно понимаешь интересы мужчин, - одарил ее Алексей сверкающим взглядом.
- Потому что интересы мужчин весьма примитивны, - засмеялась Алена.
- Зачем же нас так обижать! - с притворным возмущением воскликнул Эдик. - Мы не какие-нибудь одноклеточные существа. Мы интересуемся, кроме техники, и другими вещами.
- Футболом, например, - весело съязвила Анюта.
- И футболом в том числе, - подтвердил Эдик.
- А чем еще? - Алена повернулась назад и с любопытством смотрела на Эдика.
- Мы смотрим хорошие телевизионные передачи, интересуемся политикой, - бойко, как отличник на экзамене, ответил Эдик.
- О да, конечно! Политические спектакли по телевизору - это великолепное зрелище, - иронично заметила Алена. -  Многие из них, по уровню режиссуры, ничем не уступают лучшим театральным постановкам.
- Мы и театром интересуемся, читаем книги, - неумело защищался Эдик.
- Детективы, - хихикнула Алена.
А Анюта поинтересовалась елейно-ехидным голоском:
- И когда же ты в последний раз был в театре? 
- Ну... это... не помню... давно это было, - нехотя сознался Эдик.
- Что и следовало доказать, - с торжествующим видом подытожила Анюта. -  Зайдите в любой театральный или концертный зал и среди тысячи зрителей вы с трудом насчитаете пару десятков мужских голов. На лицах этих несчастных написаны скука и раздражение. Они мысленно проклинают своих жен или подруг, которые силком стащили их с дивана перед телевизором и привели с собой.
- Зло! Очень зло, - хихикнул Эдик. - Но справедливо.
- Ты ошибаешься, Анюта, - хладнокровно произнес Алексей. - Многие мужчины серьезно интересуются искусством и кое-что понимают в нем.
- Только профессионалы, - категорично отрезала Анюта.
- Не только, - возразил Алексей. - Я, например, люблю книги, театр, живопись.
- Но ты же только что сам сказал, что в такой интересной, самобытной стране, как Япония, тебя привлекли лишь технические вещи.
- Да, я сказал, что мужчин, и  меня в том числе, в Японии поражают прежде всего технические и электронные шедевры, которые японские трудоголики непрерывно дарят миру. Но мне там были интересны и многие другие вещи.
- Например? - не унималась Анюта.
- Среди разных прочих - тамошняя растительность.
- Какая, в частности? Расскажи, - более миролюбивым тоном попросила Анюта.
Алексей начал с воодушевлением делиться своими впечатлениями о Японии. Алена, объездившая всю Европу, часть Америки и Африки, в азиатских странах, кроме Таиланда, не была и потому с интересом слушала живой, наполненный тонкими наблюдениями и забавными деталями, рассказ Алексея. Она так увлеклась его живописным повествованием, что не заметила, как Анюта и Эдик улизнули от них.
Обратив внимание, наконец, что за их спиной не слышно ни шагов, ни громких восклицаний подруги, Алена резко остановилась.
- А где Эдик и Анюта? - с недоумением оглядывалась она по сторонам.
Они стояли на слабоосвещенной аллее, Алексей хитро улыбался.
- Они, видимо, решили уединиться. Честно говоря, мне тоже давно хотелось побыть только с тобой.

                ***

Он порывистым движением притянул ее к себе и крепко прижал. Она задохнулась и загорелась от этого пламенного объятия и хватала воздух полуоткрытым ртом. Его лицо приблизилось вплотную к ее лицу, и в следующее мгновение их губы слились в жарком, упоительном поцелуе.
Нежными, но сильными движениями рук Алексей все крепче прижимал ее к себе, она послушно вжималась в него, испытывая опьяняющее наслаждение от близости мужского тела.
- Поедем ко мне в гостиницу, - надтреснутым, хриплым голосом проговорил Алексей, оторвавшись от ее губ. - У меня есть бутылочка хорошего вина. Посидим, поговорим в теплом номере. Здесь становится прохладно, а ты, как я понял, не любишь холод.
Алена застыла в его железном объятии. Она прекрасно знала, зачем он звал ее в гостиничный номер. Два противоречивых чувства боролись в ней в эти доли секунды. Одно - острое желание следовать за этим сильным темпераментным мужчиной и отдаться его любовным ласкам; другое - презрение к своему телу, которое так бесстыдно стремилось к физической близости с малознакомым человеком.
Победило же третье, обыкновенное и банальное чувство собственного достоинства и женской гордости.
- Ты меня принял за кого-то другого. Я не хожу в номера с малознакомыми мужчинами, -  холодно произнесла Алена, небрежно снимая его руки со своих плеч.
Круто повернувшись, она быстрым, гордым шагом пошла в сторону ярко освещенной аллеи.
Алексей оказался рядом с ней в считанные доли секунды. Он решительно взял ее за плечи и повернул к себе.
- Я сказал что-нибудь обидное?
- Давай не будем играть в подростков, - нахмурила она брови. - Ты сам знаешь, что ты имел в виду, приглашая меня в гостиничный номер поздно вечером.
- Прости, больше не буду. До тех пор, пока ты сама этого не захочешь.
Алексей улыбался уже знакомой ей обезоруживающей, мальчишеской улыбкой, уверенно и крепко сжимая при этом ее плечи. Она тот час же его простила, хотя сама понимала, что прощать было нечего: он ничего не делал против ее воли, он действовал согласно обычной мужской логике. А вот она ведет себя крайне противоречиво и, может быть, даже глупо. Взрослая женщина, мать шестилетнего сына, а "корчит из себя" - как выразился бы Валерка - невинную девицу...
Алена понимала это, но поделать с собой ничего не могла. Все последующие дни они каждый вечер встречались с Алексеем, подолгу гуляли вдвоем, и каждый раз Алена не позволяла себе и Алексею ничего, кроме прощального поцелуя у гостиницы.
Вчетвером они теперь бывали редко. Обычно Эдик с Алексеем заезжали за подругами в гостиницу, они ехали в центр, иногда вместе ужинали в каком-нибудь уютном ресторанчике или кафе. Потом Эдик и Анюта уезжали в неизвестном направлении, а Алена и Алексей гуляли по пештским улочкам и скверам. У них оказалась общая страсть: Франция, французская история и культура. Они часами могли рассуждать и спорить о философских воззрениях Жана-Жака Руссо или Вольтера; об ошибках и достижениях Великой Французской революции и о жестокости любых революций и войн; о влиянии французской культуры на Россию восемнадцатого и девятнадцатого веков и о духовной близости наших культур.
Вскоре, к своему удивлению, Алена обнаружила, что каждый день, начиная с того момента, как открывались утром ее глаза, она с нетерпением ждала вечера и встречи с Алексеем. Она чувствовала, что влюблялась, и состояние влюбленности необычайно волновало и воодушевляло ее. Она теперь постоянно ощущала себя в пьянящем состоянии полета и была бесконечно благодарна Анюте за то, что та организовала поездку в Будапешт, подарив ей таким образом случай вновь почувствовать себя привлекательной и желанной женщиной.
Судя по умиротворенному выражению лица и горячему блеску глаз, Анюта тоже была довольна своим времяпровождением с Эдиком.
Алена не спрашивала подругу ни о чем, Анюта тоже избегала говорить на эту тему. Хотя Алена, конечно, догадывалась, где и как Анюта проводила все последние вечера. То, что делала подруга, по Алениным представлениям о жизни совсем не укладывалось в понятие о семейном очаге и супружеской верности. Но в сложившихся обстоятельствах она не могла и не хотела осуждать младшую подругу.

                6

Накануне отъезда Алены из Будапешта Анюта сказала ей, когда они вышли из гостиницы и шли к поджидавшей их машине:
- Сегодня мужчины устраивают для тебя прощальный ужин в квартире Эдика. Они очень старались угодить нам, особенно тебе.
Анюта оказалась права: мужчины постарались на славу. Обеденный стол, расположенный у дальней стены Эдиковой гостиной, был уставлен разнообразными закусками и выглядел просто роскошно, особенно учитывая тот факт, что в Москве о таких яствах приходилось только мечтать. Настоящее виноградное вино было тоже отменного качества.
Они пили, ели, танцевали, много дурачились и смеялись. Они чувствовали и вели себя так, как будто были знакомы многие годы.
- Не пора ли нам выпить кофе или чая? - встал со своего места Эдик, когда часы пробили десять. -  У нас есть замечательный торт. Пойдем, Анют, на кухню, ты поможешь мне.
Проводив взглядом уходившую пару, Алексей взял Алену за руку и тихо сказал, ласково глядя прямо ей в глаза:
- Я буду скучать по тебе. Но через две недели я возвращаюсь в Москву, и мы увидимся, правда?
- Надеюсь, - улыбнулась Алена в ответ.
- Я хочу познакомить тебя со своими родителями.
- Зачем?
- В таких случаях обычно знакомятся с родителями.
- В каких случаях? - удивилась Алена.
- Извини, я не с того начал, - смутился Алексей.
Он прижал ее руку к своей груди и проникновенным голосом тихо произнес:
- Я люблю тебя и предлагаю тебе свою руку и сердце. Так, кажется, делают предложение?
- Ты соображаешь, о чем говоришь? - после ошеломленной паузы пробормотала Алена. - Мы едва знакомы.
- Я думаю, что мы уже хорошо знаем друг друга, - спокойно возразил Алексей.
- Алексей, это невозможно. Я не могу выйти замуж... У меня... есть сын.
- Ты это уже говорила. Сын - не муж, он не может быть помехой для брака. Я его усыновлю, и у нас будет полноценная семья.
- Я старше тебя, - высказала свой последний аргумент Алена.
- Ну и что! Шесть лет - не очень большая разница, - беспечным тоном произнес Алексей, и по выражению его лица было видно, что он моментально пожалел о сорвавшейся с его уст цифре.
- Сколько? - изумилась Алена. - Я думала, тебе тридцать пять или тридцать шесть лет.
- Мне тридцать два года. Но как ты сама только что сказала, я выгляжу старше своих лет. А ты выглядишь намного моложе. Так что в глазах окружающих, если тебя волнует именно эта сторона, ты будешь даже моложе меня. А для нас с тобой возраст не имеет значения. Разве я не прав, моя лапонька?
Алексей поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал ее пальцы.
- Я не знаю, Алексей. Это так неожиданно, я не думала о замужестве, - бормотала Алена.
- Ты не хочешь называть меня более ласковым именем - Леша?
- Имя Алексей мне нравится больше.
- Хорошо, называй, как хочешь. Только люби меня и выходи за меня замуж.
- Мне надо подумать, я ничего не обещаю, - неуверенно ответила Алена. - Мне нужно поговорить с мамой, с сыном.
- Он же еще маленький! - воскликнул Алексей. - Что он может тебе посоветовать?
- Саша у меня очень самостоятельный и рассудительный человечек. Подожди, я сейчас тебе его покажу.
Алена встала, взяла свою сумочку, достала из нее несколько фотографий и вернулась к Алексею.
- Вот, смотри. Это мой сын.
Алексей внимательно рассматривал цветные фотокарточки.
- У меня появилась гениальная идея, - расплылся он в довольной улыбке. - У Саши черные волосы, темные глаза. Он вполне может сойти за моего настоящего сына.
- О чем ты говоришь? – непонимающим взглядом смотрела Алена на Алексея.
-  Ты разве не заметила, что у меня хорошо развито логическое мышление? Я, как компьютер, за секунды могу просчитывать несколько вариантов какой-нибудь ситуации. Вот и сейчас я все просчитал. Скажешь всем, что мы когда-то были знакомы, что ты забеременела от меня, но мы расстались. А сейчас, узнав о существовании сына, я настоял на нашем браке.
- Ты действительно это тонко продумал, - в замешательстве промолвила Алена.
- Хорош мой план? - самодовольно хмыкнул Алексей.
- План действительно гениальный, но мне нужно подумать. Такое жизненно важное решение с бухты-барахты принимать нельзя, слишком многое от него зависит.


А что если сейчас действительно решается вся моя дальнейшая жизнь? Может, мне и в самом деле выйти замуж? Алексей мне очень нравится. Нет, не просто нравится. Я влюблена в него. Или, может, даже уже люблю его. И у Сашки будет отец. Парню необходимо постоянное общение с мужчиной, чтобы не расти маменькиным сынком. Мы с мамой, правда, стараемся воспитать в нем настоящего мужчину. Но общение в семье только с женщинами все равно обычно пагубно сказывается на характере мальчишки. С Алексеем они могут заняться какими-нибудь мужскими делами. У них будет футбол, хоккей, сверла, гайки и прочие мужские радости... Ладно, у меня еще будет время, чтобы все тщательно обдумать...

                ***

- Чай и кофе готовы! - громко сказал Эдик, входя в гостиную с большим подносом, заставленным чашками. - Перебазируйтесь сюда, к креслам.
За Эдиком шла Анюта с огромным тортом.
- Вы не соскучились без нас? - весело спросила она, ставя торт на журнальный столик.
Алексей по-хозяйски повел Алену за руку к столику и усадил рядом с собой на низкую, широкую софу с множеством больших и маленьких разноцветных подушек. Эдик и Анюта расположились напротив, в больших комфортабельных креслах, обтянутых пурпурным бархатом.
- Чем вы здесь занимались без нас? - бесстрастным тоном спросила Анюта, расставляя чашки на столе.
- Я показывала Алексею Сашкины фотографии, которые твой отец летом на "Полароиде" сделал.
- Хороший у Алены сын. Я свою Ольгу ему в невесты готовлю. Хочу породниться с самой близкой подругой, - рассыпалась в дробном смехе Анюта. - Сашка очень серьезный мальчик. И очень красивый. Правда, Леша?
- Да, он мне тоже понравился, и я собираюсь его усыновить.
За столом воцарилась вопросительная тишина.
- Дело в том, что я сделал предложение Алене, - объяснил Алексей и, обхватив ее за талию, прижал к себе.
- Неужели? - радостно воскликнула Анюта. -  Впрочем, этого следовало ожидать, - многозначительно добавила она.
- Надеюсь, Алена на этот раз не отказала моему другу? - с нескрываемым намеком спросил Эдик.
- Я...
Алексей не дал ей договорить:
- Алена обещала подумать и... согласиться. Во всяком случае, я на это очень надеюсь, - смотрел он на нее долгим, ласковым взглядом.
- По случаю такого события следовало бы выпить шампанского, - встал с кресла Эдик. - К сожалению, его у меня нет. Но зато есть бутылка настоящей русской водки.
Эдик подошел к бару, взял оттуда бутылку "Посольской" и рюмки, поставил их на столик. Анюта принесла с обеденного стола тарелку с мясными закусками и вилки.
- Я хочу предложить тост за будущих молодоженов и пожелать им счастья! - торжественно произнес Эдик.
- Ура! - возбужденно выкрикнула Анюта.
Они чокнулись, выпили, и за столом начался обычный в таких случаях шумный разговор и веселые шутки.
Осоловев от выпитой рюмки водки и игривого, двусмысленного возбуждения, царившего за столом, Алена не обращала внимания на то, что левая рука Алексея все время лежала у нее на плечах, и он постоянно притрагивался своими горячими губами то к ее щеке, то к шее. Более того, она сама один раз нежно поцеловала его в щеку.
- Та-а-к, дорогие друзья-товарищи, чай уже остыл, - слегка заплетающимся языком пролепетала Анюта. - Пойдем, Эдик, поставим чайник.
Эдик с Анютой встали и вышли из гостиной. Как только за ними закрылась дверь, губы Алексея жадно прижались к губам Алены, руки его стали неистово ласкать ее тело.
- Алексей, перестань, - со стоном оторвалась Алена от его губ. - Ребята сейчас вернутся.
- Не вернутся. Они ушли.
- Вы сговорились? – подозрительным взглядом смотрела она на него.
- Если честно, то да - сговорились, - улыбнулся он своей обезоруживающей улыбкой.
В голове ее мелькнуло смутное подозрение, что Анюта и Эдик никуда не ушли, что они в соседней комнате. Но истосковавшееся по мужским ласкам тело ее не желало ничего признавать, кроме страстных, жарких рук этого мужчины, которого, как ей в эту минуту казалось, она все-таки успела полюбить...

Но в момент наивысшего наслаждения она надрывно прошептала: "О-о-о, А-а-лекс", - и в то же мгновение окончательно и бесповоротно поняла, что она любила и любит только Алекса, что ей суждено всю жизнь любить его одного, а значит - всю жизнь прожить в одиночестве.

                Э П И Л О Г

                Воскресенье, 10 апреля 1994 года. Москва.


Алена с беспокойством посмотрела на часы. Уже половина третьего, через десять-пятнадцать минут придут мама с Сашей. А у нее еще не все готово к праздничному - насколько позволяли его сделать таковым их скудные финансы - обеду. Стол не полностью накрыт, и мясо не подготовлено к духовке.
Она взяла уже оттаявший цельный кусок свинины и быстрыми, ловкими движениями стала шпиговать его чесноком и морковью. Саша будет очень рад этому блюду. Он очень любит свинину, а они в последнее время редко могут позволить себе мясо на обед. После гайдаровской реформы девяносто второго года они так обнищали, что уже второй год подряд даже на их с сыном двойной день рождения не приглашают гостей.
Собиралась, правда, приехать Анюта с дочерью. Но Ольга уже третий день лежит с температурой, и Анюта не решилась оставить девочку одну. Станислав же, новый муж Анюты, за которого она вышла замуж полгода назад, уехал в командировку. Алена очень сожалела, что подруга не сможет приехать на их с Сашей праздник. Анюта была так счастлива в своем новом браке, что от нее постоянно шли жизнетворные, радостные флюиды, которые благотворно влияли на всех окружающих. А Алену общение с подругой взбадривало на целый месяц.
Петр Палыч и Нина Владимировна тоже не смогут придти к ним днем. По традиции, они каждое воскресенье ездят навещать прикованную к постели Раису Павловну. Зато наверняка зайдут вечером. Петр Палыч, как всегда, принесет бутылку водки, и они ее разопьют практически вдвоем с мамой. Алена будет коситься на маму, Нина Владимировна - на мужа, а те будут смеяться, петь песни и не обращать на них никакого внимания. Петр Палыч, несмотря на свои семьдесят лет, был еще очень бодрым мужчиной, которого Алена до сих пор не могла назвать стариком. Точно так же, как свою семидесятидвухлетнюю маму она не могла назвать старушкой...

Раздался звонок в дверь, и Алена чертыхнулась: не могли они еще хотя бы минут десять погулять по Красной площади! Да еще почему-то звонят, а не открывают дверь своим ключом! Она подошла к двери и, протягивая руку к замку, автоматически посмотрела в глазок -  за дверью стоял незнакомый, бородатый мужчина.
- Кто там? - громко спросила она.
- Открой, Алена, это я, - прозвучало за дверью по-немецки.
Решив, что ее постоянные воспоминания о прошлом уже превращаются в галлюцинации, Алена с заметной дрожью в голосе повторила свой вопрос еще громче:
- Я спрашиваю, кто там?
- Открывай, Алена. Это я, Алекс, - снова прозвучал по-немецки глухой, сдавленный голос Алекса.
Все еще не веря своим ушам, Алена быстро щелкнула замком. Открыла дверь - и остолбенела, ноги ее словно приросли к полу. Перед ней действительно стоял Алекс. Похудевший, с седой прядью в черных волосах и незнакомой бородкой, с глубокой морщиной на переносице - но это был он, ее любимый, родной Алекс.
- О-о-й, Алекс, - сделала она попытку двинуться навстречу любимому.
Но ноги не слушались ее, они обмякли и стали подкашиваться. Ее подхватил Алекс и бережно сжал в своих объятиях.
- Алена, любимая, - прошептал он.
- Алекс, дорогой, неужели это ты? - хрипло пробормотала она, уткнувшись лицом в его шею.
Две невольные, крупные как жемчужины слезы скатились по ее щекам и упали на его воротник.
- Извини, - слабым, неловким движением откинула она голову назад, - мои слезы испортят твою одежду.
- Я уберу их так же, как когда-то на Волге, помнишь?
- Помню, Алекс. Я все помню.
Он взял ее лицо в свои ладони и губами снял хрустально прозрачные слезинки. Она обхватила его шею руками, и они некоторое время стояли неподвижно, молча глядя друг на друга. Его пальцы трогали ее губы, щеки, глаза, словно пытаясь удостовериться, что все это здесь, наяву, а не во сне.
- Ой, что же мы стоим прямо на пороге, с раскрытой дверью? - вяло спохватилась Алена. - Проходи, пожалуйста.
- Погоди, я уронил цветы, когда хватал тебя, обомлевшую от неожиданности.
Алекс поднял с пола огромный букет, вернее - целую охапку роз.
- Помнишь, я когда-то тебе говорил, что хотел бы каждый день осыпать тебя розами? Тогда я не имел права этого делать. Теперь же я исполняю свое заветное желание.
Он протянул ей розы, она прижала их к груди.
- Спасибо, - улыбалась Алена долгой, блуждающей улыбкой. - Входи, входи, - положила она розы на пуфик у зеркала и закрыла дверь. - Давай твое пальто... Повесим его вот сюда... Тебе в нем не жарко? Сегодня вроде тепло... Ой, куда же мне поставить розы? У меня даже вазы такой большой нет, - растерянным взглядом смотрела она по сторонам, словно где-то здесь мог стоять подходящий сосуд. - Может, в ведро?.. Но это... это... ужасно... ставить такие цветы в обычное ведро... Куда же их определить?.. Можно в кастрюлю. У меня есть большая, красивая кастрюля. Она на кухне... Нет, она в шкафу, в комнате.
Алекс нежно обнял ее за плечи и, словно он, а не она, был хозяином квартиры, уверенно повел ее в комнату.
- Алена, любимая, не нервничай. Не волнуйся так и не суетись. Ты ведешь себя почти так же, как в тот незабываемый день, когда я впервые пришел сюда.
- Правда? -  расплывчатая, потерянная улыбка застыла на губах Алены.
- Да. Но только выглядишь ты сейчас еще более беззащитной и растерянной, чем тогда. Расслабься и успокойся, радость моя. И меня успокой. Я ведь тоже волнуюсь, тоже не могу окончательно поверить, что, наконец,  вижу тебя, - обхватил он ее за талию и прижал к себе. - Как я ждал этой минуты, если бы ты только знала. И я верил, я знал, что эта минута наступит... Что я все равно увижу тебя... Что обниму тебя и скажу, как когда-то: единственная моя, ненаглядная! солнышко мое!
И тут у Алены окончательно сдали нервы. Она по-настоящему заплакала. Впервые за много лет. И не просто заплакала. Она зарыдала, упав Алексу на грудь.
- Алена, детка, не плачь! - успокаивал он ее. - Все хорошо. Я здесь, мы видим друг друга. Все самое тяжелое позади.
- А-а-лекс, А-а-лекс, - сквозь рыдания бормотала она.
- Т-ш-ш, т-ш-ш. Все хорошо, - нежно гладил он ее волосы.
Так, прижавшись друг к другу, они стояли несколько минут. Ее рыдания становились все тише и тише, пока совсем не прекратились. Всхлипнув несколько раз, она подняла к нему свое мокрое от слез лицо.
- Еще раз прости, - стыдливо прошептала она.
- За что, любимая? За то, что ты плачешь? Так это ведь так естественно для женщины! Хотя такую я тебя совсем не знаю, - целовал он ее глаза.
- Я сама себя такую не знаю, - вытирала она слезы кончиком фартука. - Но твое появление... Как гром с ясного неба... Я ведь уже не надеялась когда-либо тебя увидеть, - слабой, беззащитной улыбкой улыбнулась она. - Может, мне это грезится? Может, это только сон?
- Не сон, солнышко мое, не сон. Я здесь, у тебя. В квартире, где мы провели столько счастливых часов вместе, - снова ласкал он рукой ее волосы, глаза, щеки.
- О боже! Я вдруг подумала... Как хорошо, что я тогда привела тебя к себе! И ты смог меня найти. Но что бы ты делал, если бы меня здесь не было? Я ведь могла переехать отсюда.
- Я бы тебя все равно нашел. Всю Москву бы перевернул, весь Центр на ноги поднял бы, но тебя бы увидел, - твердым, уверенным голосом произнес он. - Ведь только надежда на то, что мы с тобой снова увидимся, поддерживала меня все эти годы в тюрьме и помогала выжить.
На глаза Алены снова навернулись слезы, и она спросила с болью в голосе:
- Тебе очень тяжело было в тюрьме? Как перенесли родители твой арест? И... как проходил суд? Судили ли твоих помощников? Я ведь  практическим ничего не знаю.
- Алена, солнышко мое. Я не хочу сегодня говорить ни о каких делах. А о пребывании в тюрьме - тем более. Так что не спрашивай меня ни о чем. Главное, что все уже позади. Что я снова рядом с тобой, в нашей крепости, как ты когда-то назвала эту квартиру.
- Хорошо, не буду ни о чем спрашивать, - тихим голосом пообещала Алена. - И постараюсь больше не раскисать. Буду той Аленой, какой ты меня помнишь.
- Умница, - погладил он ее по голове, как ребенка.
- И сейчас я поставлю, наконец, твои шикарные розы.
Она достала из шкафа кастрюлю, вышла в прихожую и, прихватив розы, зашла в ванную.
- Я поставлю эту красоту в торце стола, - громким голосом говорила она оттуда. - Или нет, не туда. Они там займут слишком много места. Лучше мы пододвинем к столу тумбочку и поместим розы на ней. Представляю, как удивя..., - замолкла на полуслове Алена.
"Не буду сейчас ничего тебе говорить", - мысленно улыбнулась Алена и вдруг поняла, что она только что избавилась от недавнего шока и вышла пусть из радостного, но все-таки оцепенения, в котором находилась последние несколько минут. Ей было сейчас, как никогда, легко и спокойно, а в голове весело скакала озорная мысль: «Что сейчас будет! Что сейчас будет! Как же я вас всех удивлю!"

                ***

Вернувшись в комнату, она увидела Алекса на другом конце ее, у окна. Он рассматривал накрытый белой скатертью стол, в центре которого сверкала длинная, узкая витая ваза из розового чешского стекла с одной-единственной розой. Три прибора стояли на столе, два салата, маринованные маслята, соленые помидоры и огурцы.
- Ты ждешь кого-нибудь? Я тебе, случайно, не помешал? - чуть нервным голосом спросил Алекс.
- Да, жду. Но ты нам не помешаешь, - улыбнулась Алена хитрой улыбкой, ставя кастрюлю с розами на тумбочку.
Несколько секунд в комнате стояла глухая тишина. Алекс смотрел на Алену длинным, встревоженным взглядом, она спокойно улыбалась ему в ответ.
- Скажи, ты замужем? - несмело спросил он наконец.
- Да, - чуть игривым тоном ответила она.
- Да-а, - упавшим голосом повторил Алекс.
- Вернее - не замужем. Я обручена, и уже давно.
Алена подняла руку и поднесла ее к лицу Алекса, резко оттопырив палец, на котором сияло подаренное им когда-то обручальное кольцо.
Облегченно вздохнув, он стал нежно целовать этот палец:
- О господи! Как же ты напугала меня! У меня было ощущение, что пол стал проваливаться подо мной, когда я услышал твое "да".
- А ты? Ты женат? Обручен? - спросила она чуть игривым тоном, почти не сомневаясь в его ответе.
- Конечно, - весело подтвердил Алекс. - Если ты обручена со мной, то я, как порядочный мужчина, не могу отказаться от своей невесты.
Они тихо рассмеялись и снова оказались в объятиях друг друга.
- Скажи, - кокетливо откинув голову, она улыбалась прищуренными глазами, - что бы ты делал, если бы я все-таки вышла замуж?
- Я бы увел тебя от мужа, - твердо сказал Алекс.
- Ты уверен, что тебе бы это удалось?
- А ты в этом сомневаешься?
- Узнаю прежнего, самоуверенного и самодовольного, Альфреда-Алекса, - засмеялась она тихим, довольным смехом.
- Узнаю прежнюю, кокетливую и насмешливую, Хелен-Алену, - таким же  смехом отозвался Алекс.
- Ой, Алекс, - озабоченно взглянула Алена на часы. - Мне срочно нужно ставить мясо в духовку. Пойдем со мной.
Алекс охотно последовал за Аленой на кухню. Она быстро смазала свинину горчицей, завернула ее в фольгу и отправила в духовку.
- Так кого ты все-таки ждешь? - спросил Алекс, с любовью наблюдая за ловкими руками Алены.
- Сейчас придет один молодой человек, и я познакомлю тебя с ним.
- Какой молодой человек? Надеюсь не тот, из моих снов? - беспечно улыбнулся Алекс.
- Не тот, не тот. Совершенно другой. Этот намного лучше, - загадочно улыбалась Алена. - И этого молодого человека, в отличие от того красавца из твоих снов, я действительно очень люблю.
- Не пугай меня, моя радость, - выражение беспечности неожиданно слетело с лица Алекса. - Кто он тебе, этот молодой человек?
- Все узнаешь в свое время. Он тебе тоже очень понравится. Я уверена в этом, - таинственным тоном проговорила Алена и, услышав стук хлопнувшей в прихожей двери, воскликнула: - А вот и они!
Она быстрым шагом вышла из кухни, Алекс направился за ней, но она его остановила:
- Подожди в комнате. Прихожая такая маленькая, что вчетвером там не поместиться.

Через несколько минут в комнату вошла Софья Казимировна, за ней следовали Алена и Саша. Алена взяла сына за руку и подвела его к Алексу:
- Вот, Алекс, знакомься с этим молодым человеком. Это Саша, мой сын... Наш сын, - сразу же поправилась она. - Александр Александрович, - добавила она с явным удовольствием в голосе.
- Саша, это твой отец, - продолжала говорить она по-немецки. - Его зовут Александер. По-нашему, как ты, надеюсь, понял, Александр. Он - немец. Ты тоже, значит, наполовину немец. Некоторые подробности твоего происхождения расскажу потом.
- Мама, это он, Алекс, - сказала она Софье Казимировне по-русски.
Все замерли в немой сцене, какая бывает только в театре. Саша непонимающе моргал широко раскрытыми глазами и переводил свой удивленный взгляд с Алекса на Алену и обратно. Софья Казимировна оценивающе рассматривала мужчину, с которым у ее дочери был безумный роман. Она ничего не знала о прежней работе Алены. Со слов дочери ей было лишь известно, что Алена познакомилась с иностранцем, который находился в командировке в Москве, они полюбили друг друга, но ему пришлось уехать.
Алена с любопытством наблюдала за реакцией Алекса. Она понимала его внутреннее состояние в данный момент. Мало того, что он увидел сына, о существовании которого даже не подозревал, так они еще с ним похожи как две капли воды. Это все равно что смотреть на себя в зеркало, отражающее прошлое.
По щеке Алекса медленно стекала скупая, ясная слеза. Хладнокровный, сдержанный, уверенный в себе Алекс почти плакал и не скрывал, не стеснялся своей счастливой слезы. Наконец, он взял Сашу за плечи и глухо произнес:
- Здравствуй, мой сын.
- Здравствуйте, - сдержанно произнес Саша, недовольно передернув плечами.
Алекс бросил вопросительный взгляд на Алену.
- Саша у нас не любит "телячьи нежности", как он выражается. А кроме того, он до сегодняшнего дня ничего не знал о тебе. Наш сын верил в то, что я ему сказала. А сказала я ему, что его отец - русский, который живет очень далеко и по многим причинам никогда не будет с нами. Только мама знала кое-что, - сделала Алена упор на последнем слове, - о нашей любви. И это "кое-что" я собиралась рассказать сыну в шестнадцать лет, при получении паспорта. Не волнуйся, Алекс. Сын наш - парень умный, быстро все поймет и привыкнет к тебе. Вы ведь так с ним похожи. И не только внешне. Жесты, манера говорить и двигаться - все у вас с ним одинаково... А теперь познакомься с моей мамой. Ее зовут Софья Казимировна.
Мама чинно протянула руку, Алекс ее галантно поцеловал.
- Я рад познакомиться с вами, Софья К... извините...
- Я вижу, тебе тяжело произносить имя-отчество, - засмеялась Алена. - Можешь называть маму просто Софья. Вы согласны, мама?
Софья Казимировна молча кивнула.
- Мама немного понимает немецкий язык и может произносить элементарные фразы. А Саша учится в специальной школе с углубленным изучением немецкого языка. Кроме того, дома мы с ним говорим только на немецком. По-русски он говорит с бабушкой.
Алекс довольно кивал и не мог оторвать глаз от сына.
- Та-а-к, а теперь все по-очереди мойте руки, - скомандовала Алена. - Первым идет Алекс.
Алена проводила Алекса в ванную, подала ему полотенце. Вытирая руки о полотенце, Алекс смотрел на Алену сияющими глазами:
- Спасибо, мое солнышко, за этот подарок. Такого сюрприза я от тебя не ожидал.
- Я сама ему в свое время очень удивилась, - озорно рассмеялась Алена. – Тогда, спустя два месяца после нашей последней встречи в Женеве, никак не могла поверить, что понятие о "безопасных днях" может быть таким ошибочным. Из-за этого сюрприза, как ты выразился, мне пришлось уйти из разведки. С тех пор я работаю учительницей немецкого языка. Ну, все, пошли. А то нас заждались, - быстро предупредила Алена вопросы, которые явно стояли в глазах Алекса.

                ***

Они вышли из ванной, и Алена ушла на кухню ставить картошку на огонь. Когда она вернулась в комнату, все стояли рядом со столом и выжидающе смотрели на нее. Она открыла, было, рот, чтобы торжественно пригласить всех за праздничный стол, но инициативу перехватил Алекс:
- Насколько я понимаю, Алена, сегодня мы отмечаем твой день рождения. Я хотел приехать позавчера, но не смог по не зависящим от меня причинам и потому рад, что и вы отмечаете этот праздник с опозданием. Я поздравляю тебя с этой датой и прошу принять от меня подарок. Надеюсь, на этот раз ты сопротивляться не будешь.
Алекс улыбнулся своей плутовской улыбкой, которую так хорошо помнила Алена, вынул из внутреннего кармана пиджака узенькую коробочку, открыл ее и достал оттуда сверкающее колье. С первого взгляда Алена поняла, какое колье держал в своих руках ее любимый, и слезы умиления чуть не выступили на ее глазах. Украшение было сделано в том же стиле, что обручальное кольцо и серьги, подаренные ей Алексом в Женеве и которые сейчас были в ее ушах.
- Повернись ко мне спиной, -  приказал Алекс Алене и защелкнул колье на ее шее.
- Очень красивая вещь, - одобрительно смотрела на украшение Софья Казимировна. - У вас отличный вкус, - похвалила она будущего зятя.
- Спасибо тебе, Алекс, за поздравление и за этот подарок, - поцеловала Алена любимого в щеку. - Хотя я не одобряю такие дорогие подарки вообще, а теперь... Я не знаю, какое у тебя  материальное...
- Алена, - перебил ее Алекс, - мы ведь договорились, что сегодня не будем о делах.
- Хорошо, - послушно согласилась Алена. - Тогда продолжаем говорить о праздничных датах. Ведь сегодня, Алекс, мы отмечаем не столько мой день рождения, сколько день рождения Сашки.
- О! Саша! – радостно повернулся Алекс к сыну. – Так как раз сегодня тебе исполняется одиннадцать лет? Жаль, что я ничего не знал ни о тебе, ни о твоем дне рождения... Но... подарок все-таки у меня для тебя есть. Это прекрасные швейцарские часы "Ролекс", - весело произнес Алекс, снимая часы со своей руки. - Они сделаны в городе, где родилась твоя мама.
- Алекс! - укоризненно посмотрела на него Алена.
- Я пошутил насчет маминого рождения, - пытался исправить свою оплошность Алекс. - Просто мы с мамой очень любим Женеву. И я надеюсь, что когда-нибудь ты узнаешь, какое важное событие произошло в этом городе.
Алекс надел часы на руку сына и, прижав его к себе, пробормотал со счастливой улыбкой:
- Поздравляю, сын.
- Спасибо, - сдержанно и хладнокровно ответил "достойный сын своего отца", как назвала Сашу мысленно в эту минуту Алена.

После чая Саша встал из-за стола и сказал серьезным тоном:
- Извините, но мне пора.
- Куда? - изумилась Алена.
- Мы с Аликом договорились навестить сегодня Ольгу. Ты же знаешь, мама, она заболела.
- Вы можете заразиться от нее, - не хотелось Алене отпускать сына из дома в такой день.
- Теть Анна сказала, что у Ольги не грипп, а обыкновенная простуда. ОРЗ не бывает заразным, - чуть ли не поучительным тоном говорил мальчик.
- Ты позвони Алику и скажи, что сегодня не можешь пойти. Ты ведь раньше очень хотел увидеть когда-нибудь папу. Или я ошибаюсь? - пытливо смотрела мать на сына.
- Ты не ошибаешься, мама. Я очень рад, что... п... что отец... нашелся. Но я обещал и должен идти, - твердо сказал Саша.
Алена взглянула на Алекса и по выражению восхищенных глаз, какими он смотрел на сына, поняла, что Алексу нравится твердое желание сына выполнять мужское обещание.
- Ладно, что поделаешь, - сдалась Алена. - Иди.
- До свидания, - по-взрослому протянул руку Саша отцу на прощание.
- До свидания, сын, -  крепко пожал Алекс протянутую ему руку.
Саша оделся и ушел, а Алекс обратился к Софье Казимировне:
- Уважаемая фрау Софья. С вашего разрешенья я хотел бы увести сегодня с собой вашу дочь. Я остановился в "Национале" и хочу, чтобы Алена поехала сейчас со мной. Верну вам ее завтра утром в целости и сохранности. Вы не возражаете?
Софья Казимировна не все поняла и вопросительно посмотрела на дочь. Алена, смущаясь как молоденькая девушка, перевела просьбу Алекса. Глаза у матери радостно заискрились. Она, похоже, была довольна, что у дочери налаживается женское счастье, о котором она столько раз твердила, убеждая Алену выйти замуж.
- Алена, вызови, пожалуйста, такси, - попросил Алекс.
- Дорогой мой, - засмеялась Алена, - ты забыл, где ты находишься? Ты не в Европе, ты в России. Причем, в полуразрушенной и разоренной так называемыми демократическими реформами России. И такси мы здесь вряд ли сможем вызвать. Да и, откровенно говоря, я даже не знаю, как это сейчас делается. Так что поедем мы с тобой на метро, как ездили  когда-то. Согласен?
- Что ж, вспомним молодые годы, -  согласился Алекс и тихо добавил: - Хотя я не очень доволен, что эта длинная поездка отдаляет меня от того мгновения, когда я, наконец, по-настоящему обниму тебя.
Она зарделась как маков цвет и счастливо рассмеялась...

                ***

Они вышли на станции метро "Площадь Революции" и медленно пошли в сторону гостиницы.
- Мы сейчас сделаем то, что никогда прежде делать не могли, - весело произнес Алекс. - Мы закажем в номер шампанское, икру и... семгу. Насколько я помню, ты обожаешь эту рыбу.
- Но Алекс, это же страшно дорого! - воскликнула Алена. - Я не хочу, чтобы ты тратил такие деньги.
- Солнышко мое, мы договорились, что о делах и деньгах говорить сегодня не будем. Но я вижу, что тебя очень волнует материальный вопрос и потому раскрою тебе один маленький секрет. Очень давно, за года два-три до нашей последней встречи в Женеве, я предусмотрительно перевел почти все свои деньги в Германию на имя Эриха. Помнишь, кто он?
- Конечно, помню.
- Так вот, Эрих объединил наши капиталы и основал самостоятельное дело. Компания процветает, и мы сейчас с ним довольно состоятельные люди... Ты успокоилась? Больше не будешь волноваться на этот счет?
- Не буду, - улыбнулась Алена. - И с удовольствием съем семгу. Давно ее не видела. У нас ведь сейчас жизнь стала очень сложной, - тяжело вздохнула она.
- Я вижу, что многое здесь изменилось, - согласился Алекс. - Даже Москва другой стала.
- Особенно в центре. Я здесь редко теперь бываю, а когда попадаю на центральные улицы, то меня не покидает ощущение, что я оказалась в чужом городе, на чужом празднике  жизни. Знаешь, - после нескольких секунд молчания продолжила Алена, - у нас есть такой писатель... Вернее, был... Он давно умер... Михаил Булгаков. Он посвятил несколько своих произведений "белым"... Знаешь, кто такие?
- Наверно, это те, кто не был "красным", - неуверенно ответил Алекс.
- Ты абсолютно прав. "Белые" не приняли социалистическую революцию, и многие из них воевали против нее. Другие просто эмигрировали. Так вот, Булгаков настолько талантливо описал состояние людей, потерявших мир, в котором они счастливо жили и который очень любили, что даже я прониклась к ним сочувствием, хотя и не совсем понимала их.
- А теперь я не понимаю тебя, - вопросительно смотрел на нее Алекс. - К чему ты вспомнила о "белых"?
- К тому, что теперь я не только сочувствую им, теперь я всем сердцем понимаю их.
- Почему?
- Потому что я и миллионы таких, как я, сейчас оказались в такой же ситуации, но с точностью наоборот. Рухнул мир, с которым я не всегда была в согласии, но который я бесконечно любила и без которого жизнь в этой стране кажется мне непонятной, чужой и даже враждебной.
- Подожди, Алена, - неожиданно остановился Алекс. - Твои откровения натолкнули меня на мысль задать тебе вопрос, который я когда-то тебе всегда задавал, но не решался задать сегодня. Ты по-прежнему привязана к своей Родине и не можешь уехать со мной?
- У меня больше нет Родины, - грустно покачала головой Алена.
- Как так? - изумленно смотрел на нее Алекс.
- А вот так. Моей родиной был Советский Союз. В девяносто первом году он исчез. Ты даже представить себе не можешь, что я чувствовала в ту минуту, когда с Кремлевской башни спускали красный флаг с серпом и молотом. В ту самую минуту я лишилась Родины. Украину я не могу считать своей Родиной не только потому, что давно там не живу и даже язык забыла. Я не люблю эту "самостийную" страну, где расцветает махровым цветом национализм, который мне претит точно так же, как фашизм. Россия, с ее новыми идеалами и поклонением перед деньгами, стала для меня тоже чужой. Моя родина теперь уменьшилась до размеров небольшого замкнутого пространства, вмещающего в себя мою крошечную квартирку и маленькую семью, которая с сегодняшнего дня увеличилась, надеюсь, на одного человека, - с надеждой посмотрела Алена на Алекса. 
- Смею ли я предположить, что ты сейчас не так привязана к своей родине, - нерешительно смотрел на нее Алекс, - и можешь поехать со мной?
- Да, - коротко ответила Алена и добавила: - Свою крошечную родину я могу теперь легко и безболезненно унести с собой, выражаясь словами Дантона, вместе с подошвами своих ботинок... К тому же у нынешнего времени, надо отдать ему должное, есть один большой плюс - я всегда могу сюда приехать, если соскучусь по друзьям и знакомым местам.
- Солнышко мое, - обнял Алекс ее за талию и прижал к себе. - Я так рад. На такое твое решение я уже не рассчитывал и попросил Эриха изучить возможность открыть здесь филиал нашей компании, чтобы иметь возможность жить с тобой... Так ты точно поедешь со мной? И сына с собой возьмешь? Я хотел бы, чтобы мы жили в Германии.
- Как скажешь.
- А когда мы поженимся? Когда поедем?
- Алекс, дорогой, делай так, как считаешь нужным. Я соглашусь со всем. Мне надоело самой принимать решения, надоело быть сильной, самостоятельной женщиной. Я долгое время мечтала хоть какой-то период в своей жизни побыть слабой и беззащитной. Я хочу почувствовать, наконец, широкую спину  мужчины и пожить за ней, как за каменной стеной, - доверчиво прижалась Алена к Алексу.
- А я мечтаю стать такой каменной стеной для тебя. И я ею стану, - твердо пообещал Алекс.            
- Мне в голову неожиданно пришла грустная мысль, - задумчиво проговорила Алена. - Мы оба служили стране, которой уже нет.
- Я об этом не жалею. Мы вносили свой вклад в важное дело. Мы делали все от нас зависящее, чтобы в условиях «холодной» войны сохранялся паритет между основными противниками. А этот паритет как раз и удерживал мир от настоящей, «горячей» войны. Так что я ни разу ни о чем не пожалел. Даже когда меня арестовали. Даже сидя в тюрьме, - спокойно отреагировал на ее замечание Алекс. - А теперь, когда мы снова вместе, и у меня появился сын, я благодарю судьбу за то, что она направила меня когда-то в ваше посольство... А ты? Ты жалеешь сейчас, что работала в разведке?
- Нет, я тоже ни о чем не жалею. Это были самые счастливые годы в моей жизни... Любимое и... важное дело, для которого, мне теперь кажется, я как будто была специально создана... Жаль, правда, что ничего особо ценного я сделать не успела... И тем не менее, я знаю, что служба в разведке была действительно моим призванием, моей стихией... Но самое главное - только благодаря той службе мы встретились с тобой, и у нас растет такой замечательный сын.
- Да, сын мне очень понравился. Ты его хорошо воспитала.
- У него хорошие гены. Он весь в тебя.
- Я это заметил, - самодовольно усмехнулся Алекс.
Они подошли к гостинице, Алена нерешительно посмотрела на входную дверь и остановилась.
- Ты знаешь, Алекс, я боюсь.
- Чего ты боишься, моя радость? 
- Я немножко, наверно, не так выразилась... Но понимаешь, Алекс, - легкая тень пробежала по лицу Алены, - во мне до сих пор живет... Даже не знаю, как назвать это ощущение. То ли страх, то ли чувство осторожности, от которого все внутри трепещет и как бы кричит: мы не должны вместе входить в гостиницу.
- Забудь об осторожности, моя любимая. Забудь о страхе. Теперь нам нечего бояться, теперь мы свободны.

Алекс решительно взял ее за руку и уверенно повел за собой.