Глава 35. Ледовое побоище

Мороз неожиданно отпустил, и на смену ему, воспользовавшись послаблением, заявился снег. Крупными мягкими хлопьями он стелился поверх почерневших от сажи завалов, на утрамбованные валенками тропинки, кружился и блестел в свете уличных фонарей, норовил опуститься в чей-нибудь доверчивый глаз. И его старания не остались не замеченными.

Первым отличился дворник. Он погрозил кулаком небу, издал парочку неблагозвучных проклятий и исчез в подсобке, в сердцах треснув ни в чём не повинной лопатой о стену. Инструмент переломился пополам, а стена с честью выдержала удар.

Освободившееся от дворника место на сцене тут же занял местный дурачок по кличке Вова. Как всегда, с авоськой в руках, уныло телепавшейся из стороны в сторону.

- Молочные! Молочные давай! - заорал он.

Эти малопонятные на первый взгляд слова означали, что он совершенно бесплатно принимает у населения стеклотару из-под молока и кефира. И только её. Пивные и прочие бутылки ему не подходили. Потому как мороки с ними: то тары нет, то учёт. Процент отбраковки непомерно высокий. А молочные — всегда пожалуйста. В общем, кто тут на поверку оказывался дураком, ещё разбираться да разбираться.

- Держи! - раздалось откуда-то сверху, и на голову Вове чуть было не опустилась литровая бутылка.

В самый последний момент он ловко уклонился от бомбы, и она ухнула в сугроб, целая и невредимая. Вова осторожно выудил её на свет и затолкал в авоську, довольный почином.

Впрочем, такая удача сопутствовала ему не всегда. В том, собственно, и состоял общественный договор между ним и студентами: он им — зрелище, они ему — ценное стекло, на которое он потом накупит в аптеке настойки боярышника, ополоснёт нутро и забудется в каком-нибудь тёплом подъезде. В редкие моменты славы у него даже получалось поймать бутылку на лету. В большинстве же случаев сыпавшиеся из окон подарки безвозвратно бились, в том числе, и о различные твёрдости его тела.

Потирая ушибленные места, он отвечал на немилосердный хохот своим фирменным:

- Не ори!

И продолжал охоту.

- Молочные! - снова обратился Вова к аудитории, напоминая о своём присутствии, однако вместо подарка тут же получил в спину крепким снежком. Это стайка бесшабашных студентов, одетых в свитера и спортивные шапочки, выскочила на улицу и принялась катать ровные колобки, чтобы обстреливать ими друг друга и вообще всех, кто покажется на глаза.

Вова раскрыл рот, чтобы выразить своё возмущение, за что жестоко поплатился — следующий снежок застрял у него во рту, буквально обрызгав гланды мелкой холодной пылью. Пришлось занять нейтралитет и спрятаться за кирпичной стенкой, ограждавшей вход в подвал.

Студенты не стали преследовать дурачка, а разбились на две равных команды и сладостно предались взаимному уничтожению.

Видя такое соблазнительное дело, из общаг шустрым ручейком полилось пополнение — оно сходу врубалось в действо, не уточняя правил. Вот уже в толпе засветились фирменные лампасы ББМ и Железного, замелькал Серёгин полушубок, Лёха являл народу чудеса меткости, и Дед Магдей с килограммом снега на усах не отставал от него.

То одна, то другая сторона переходила в атаку, накатывалась на противника несокрушимой волной, но затем отступала, израсходовав снаряды и запал бодрости. Слышалось молодецкое ржание и уханье, подбадривающие крики и дразнилки за неудачные падения.

Полезные для здоровья и аппетита зимние забавы продолжались довольно-таки долго. Даже дурачок Вова несколько осмелел, выбрался из своего убежища и стоял, скаля зубы, на которые больше никто не покушался.

И тут на сцене появились монголы.

Они долго не решались на этот опасный шаг, наблюдая из окон, как развлекаются их советские братья, но потом кровь бурных предков взяла над рассудком верх. Массивной бестолковой гурьбой они выкатились на простор и принялись резвиться на свой собственный манер.

Сначала на них вроде бы не обращали внимания. Или как бы стеснялись. Потом кто-то догадался запулить в них пробный снежок, послуживший условным сигналом — в ту же секунду на монголов обрушился настоящий град.

Воевавшие между собой стороны моментально объединились перед лицом нового противника, легко отличимого по меховым шапкам заморского покроя. Обладая несомненным численным перевесом, они взяли монголов в кольцо и приступили к обработке. Методичность, с которой агрессоры комкали снег и совершали броски, была воистину академической, словно почерпнутой из учебников. Монголы лишь вяло отмахивались и берегли наиболее уязвимые для снега места, не в силах преодолеть натиск.

Так бы оно, наверное, и закончилось — безоговорочной, хотя и бессмысленной победой нашей дружины, с последующим братанием. Однако в непосредственной близости от оборонительных порядков монгольского войска неожиданно возник Вова с увесистым дрыном в руках — то ли доской, то ли обрезком трубы. Не мудрствуя лукаво, он опустил это великолепие кому-то на голову, навсегда запятнав кровью свою репутацию тихого и безобидного шизофреника.

Возникло короткое замешательство, завершившееся тем, что соратники пострадавшего лишили Вову оружия и наградили смачным пинком куда-то в область живота. Или чуть пониже. Дурачок издал жалобный вой и упал лицом вперёд.

- Наших бьют! - опомнился кто-то.

- Ура!!! - подхватила толпа.

В воздухе засвистели куски льда с намертво вмёрзшей в них глиной, банальные булыжники и даже обломки штакетника. Монголы прижались к зданию, сбившись в тесную кучу, потому что их предусмотрительно оттеснили от дверей, чтобы не дать возможности уйти с поля боя прежде, чем нападавшие насытятся их страданиями.

За артподготовкой последовало наступление пехоты и неизбежный рукопашный бой. На белом покрывале, тут и там, запестрели алые пятна.

Такое поведение студентов, воспитанных в духе пролетарского интернационализма, чего уж тут скрывать, было возмутительным, но давайте не будем сыпать скороспелыми обвинениями, а взглянем на проблему шире.

Конфликт этот, положа руку на сердце, назревал давно.

Во-первых, некто Батый ещё в 1243-м году обложил данью князя Ярослава и заставил его проскакать на коне тысячу вёрст — поклониться в ноги хану. Со своей бандой отпетых головорезов он периодически совершал набеги на русские города и сёла, портя урожай и девушек. Двести с лишним лет продолжалось ненавистное иго, и даже итоговая победа Пересвета над Кочубеем не смогла устранить некоего горького послевкусия.

Во-вторых, у пятикурсников из 344-ой недавно стырили на кухне сковороду с почти готовым блюдом. Когда потом она отыскалась лежащей в мойке, грязная и почерневшая от копоти, на ней нашли присохшие куски какой-то гадости иностранного происхождения. Кроме того, был свидетель, который утверждал, будто видел иностранного вора, бежавшего по коридору со шкворчащей сковородой, нежно прижимаемой к груди.

В-третьих, монголы мылись в душе, используя вместо шлёпанцев носки, а вместо мочалок — снятые с себя трусы. В чай они добавляли бараний жир и разговаривали на языке, похожем на ругань.

На Руси приговаривали к расстрелу и за меньшие провинности.

Руководство факультета, нужно отдать ему должное, старалось предотвратить катастрофу. Для этого из обкома Партии пригласили лектора-пропагандиста, который зачитал студентам вслух двенадцать страниц решения ЦК «О мерах по дальнейшему укреплению дружбы между Советским и Монгольским народами», а потом битый час рассказывал, что монголы являются лучшими в мире исполнителями песен под аккомпанемент матоуциня*.

* Матоуцинь — монгольский музыкальный инструмент, классическое воплощение концепции «одна палка два струна».

Однако советские студенты и после этого продолжали относиться к монголам настороженно и предвзято, обидно подшучивали над ними и даже ввели в обиход новую единицу измерения — Цеденбал*. Она означала плотность проживания монголов на одну комнату.

* В реальности товарищ Цеденбал руководил коммунистической партией Монголии.

Так что вполне можно квалифицировать произошедшее, как неизбежность. А дурачок Вова всего лишь сыграл классическую роль Герцога Фердинанда.

Неизвестно, сколько бы потеряли монголы в тот вечер убитыми и ранеными, если бы на крыльце не появилась коментдантша. В нижнем белье, с развевающимися на ветру волосами, харизматичная до безобразия, словно Жанна Д’Арк, она в один момент оценила обстановку и приняла единственно правильное решение — упасть обнажённой грудью на амбразуру.

- Вы что делаете, изверги? - заорала она.

Гневные снежные снаряды засвистели в её направлении, но она и глазом не моргнула.

- Убийцы! Палачи! Фашисты!

Монголы, воспользовавшись суматохой, вызванной героической женщиной, рванулись к дверям общаги, сминая сопротивление. Комендантша, как и положено прилежной квочке, прикрывала их своим мощным телом и воплями, пока последний воин не скрылся внутри. Только после этого она позволила себе покинуть поле боя, источая угрозы по адресу присмиревшей толпы.

- Вот ужо погодите! - напоследок пообещала она.

На счастье, ни милиции, ни славных «окошников» поблизости не оказалось. Студенты ещё некоторое время пытались возобновить сражение между собой, но оно теперь казалось им слишком пресным, не достойным продолжения. Постепенно улица опустела и приняла привычный вид.

ББМ придирчиво осмотрел сбитые до крови костяшки пальцев и помазал их зелёнкой. Железный обмотал тугим бинтом кисть левой руки, где обнаружилось серьёзное растяжение. О травмах монгольских граждан до сих пор никакой информации не поступило.