Глава 22. Царица Сабская

начало: http://www.proza.ru/2012/03/21/492

Во время завтрака Ахисар, загруженный нескончаемыми дворцовыми делами, озабоченно доложил Соломону:

— По сообщению только что прибежавшего гонца, караван с чародеем подойдет к окрестностям Иерусалима к полудню.
— Мы успеем спокойно пообедать, без спешки?
— Вполне.

Судя по приглушенным голосам, жестам, недомолвкам, многозначительным переглядываниям, сидящих за столом родственников, Соломон понял, что его хитрость удалась — прибытию Авирона придают особую значимость. Все ожидали интересных событий, о которых потом долго будут вспоминать во всех семитских племенах. Соломон распорядился огласить среди родственников:

«Всем желающим выехать после обеда на прогулку за пределы города, собраться у царской конюшни».

Заодно, как бы невзначай, в пустыне состоится встреча с чудодеем. Всё обойдется без особых почестей, и не будет выглядеть торжественным царским выездом, предназначенным прибытию помазанной особы.

Последний раз такой прием оказывался царице Сабы  Балкис, которой народная молва приписывала необычайную мудрость и красоту. В мудрость Соломон охотно поверил, только умная женщина могла с необычной легкостью защитить свое царство от планировавшегося вторжения.

В первоначальном замысле Соломона, которое было настойчиво навязано советниками и первосвященниками, являлось завоевание Сабы, чтобы получить доступ к бессчетным и богатейшим, как они думали, рудникам золота и серебра, к благовониям, прославившим эту местность.

Купцы и разведчики неоднократно восхищённо доносили, что далекая Саба почти райское царство, где население ни в чем не испытывает нужду. Даже бедняки носят золотые браслеты, перстни и кольца. С горящими глазами рассказывали: серебра, что булыжников под ногами, из него делают кувшины, вазы и кухонную посуду.

Олово и свинец ежедневно вывозится караванами во все соседние и отдаленные царства. Медь же никто не считает. Бронзовые хозяйственные орудия великим множеством валяются во дворах, и никто их не ворует, ибо нет смысла — плавильщики выльют новые. По глиняным обожженным трубам проводят воду, чуть ли не к каждому дому с огородным участком, где стоят металлические и каменные моря для запаса воды на период засухи. Медными кувшинами и медной утварью пользуются рабы и наёмные ремесленники из соседних царств, которых привлекают для строительства просторных домов, поражающих разнообразием, красотой резьбы по дереву и камню.

Народ счастлив, каждый день в котлах варится мясо, пекутся лепешки, замешанные на молоке и меду, никто не голодает, потому что воды всегда вдоволь, как и рук, работающих на орошаемых землях, где пасутся тучные стада коров и бесчисленные отары овец. Весенние ливни, бурлящими потоками с гор, каждый год заполняют пересохшие русла рек и огромное озеро, отгороженное от долины рукотворной каменной плотиной в полторы тысячи локтей.

Вода распределяется по умело спроектированной системе орошения на огромные поля, где выращивают просо, полбу, трехколосковую пшеницу, чечевицу, солодковый корень, финиковые пальмы разных плодов, до сотни сортов винограда, из которого делают прекрасные вина и сушеное лакомство, обменивая в соседних царствах на благовония, тем самым, пополняя запасы и монополизируя торговлю.

В этом заинтересованы и купцы, скрывающие от всех любопытных местонахождение легендарной Сабы и города Мариб, куда за благовония свозилось всё золото мира.
Купцы и проводники запутывали караванные пути среди однообразных, по виду, гор, направляли в ложную сторону новичков-конкурентов, запугивали любопытных, одолевающих расспросами, мол, рощи, дающие драгоценную смолу, охраняются злыми огнедышащими драконами, а земли окутаны ядовитыми испарениями, — добытчики погибают в муках, прежде чем наберут полный короб ладана.

 Более того, в языке народа Сабы нет слов, обозначающих благовония, на их названия наложен запрет. Их как бы не существовало в природе. Значит, не о чем говорить и расспрашивать встречных и местных людей.

Кто и хотел бы покорить Сабу из-за легендарных сокровищ, не представлял, где она находится, где искать, а тот, кто знал, не был заинтересован в крушении стабильного царства, ибо соседство и дружба приносили большие доходы. Поэтому никто и не пытался завоевать Сабу.

Немногочисленная армия, точнее, стражники и охрана царицы, вооруженная копьями и стрелами с костяными и обсидиановыми наконечниками, не имела опыта ожесточенных, кровопролитных войн. Лишь изредка случались небольшие стычки с безрассудными заговорщиками, которые считали, что они умнее и могут лучше управлять доходным царством.

Но хорошие наушники были и у царицы. Она опередила враждебное намерение Соломона богатыми дарами и посланием, в котором весьма доходчиво и логично описала преимущества мирного сосуществования, нежели войны, которая принесет десятки тысяч смертей с обеих сторон и вековую вражду прежде дружественным царствам, имеющих по-соседству могущественных покровителей, заинтересованных в стабильности существующего положения, ибо во время войны дань никто не выплачивает.

Умно польстила, сообщив, что давно мечтает с ним встретиться, дабы насладиться общением с мудрым и справедливым царем, слава о котором разнеслась по ойкумене, подобно грозовым облакам под ураганным ветром.

Пообещала, со своим приездом доставить еще больше золота, эфиопский янтарь, драгоценности, борзых собак, сурьму, пряности и благовония, которые дороже золота: имбирь, корицу, перец, ладан, нард, алоэ, кинамон, муксус, стакти, сандаловое дерево, камфару, халван  и смирну.

И, зная пристрастие Соломона к необыкновенным манускриптам, привезет трактат Ашшурбанипала  о пользе сомнения во всём, и редкий папирус с описанием подробностей пребывания небесных богов на земле Междуречья до появления там первых царей.

Соломон охотно согласился с приведенными доводами, тем более что никогда не был сторонником тупой агрессии, не шел на поводу воинствующих военачальников, хотя затруднительные обстоятельства постоянно вынуждали искать золото, серебро, медь, олово для удовлетворения алчущей придворной знати, то есть укрепления собственной власти и многочисленных жрецов, с благодарностью и затаенным любопытством устроил царице Сабской торжественную встречу.

Как и предполагал, Балкис не была красавицей даже во времена своей молодости, восемнадцать лет тому назад; несколько полновата, что нисколько не мешало ей быть подвижной, любить дальние путешествия и приключения связанные с ними. Охотно согласилась на предложения царя, осмотреть его обширный зверинец на севере сада, живописные окрестности Иерусалима, разветвленные и глубокие старинные пещеры, в которых когда-то жили и прятались рефаимы от наступающих «людей моря».

В пещерных озерах удивлялась безглазым рыбам, кормила их с руки медовыми лепешками, и не разрешила вылавливать для еды, говоря, что они и без того наказаны Богом. Была на удивление остроумна и, что особенно радовало, обладала обширнейшими познаниями по мироустройству и истории человечества.

Большую часть дня Соломон проводил с царицей в освежающей тени придворного сада, рядом с благоухающим цветником, и наслаждался неторопливой беседой, что было его слабостью — так редко доводилось встречать достойную своему уму и знаниям.

Вечером они возлежали на ковре у костра, смотрели на танцующие языки пламени, слушали уютный шорох и ритмичный треск сгораемых поленьев, пение невидимых цикад, и поочередно рассказывали друг другу забавные случаи из своей жизни.

 Мудрая Балкис быстро распознала круг интересов любознательного Соломона. С таким жаром и увлекательным красноречием повествовала об удивительных годах, и событиях просвещенного человечества в стародавние времена, будто там жила, что царь не желал с ней расставаться.

Чуть ли не до утра слушал о будничной жизни в царстве Сабы, о многоэтажных зданиях Мариба, высотой в пятьдесят локтей, построенных из глины, и скрепленные деревом, о поразительном древнеиндийском эпосе  из 80 000 двустиший, где среди прочих знаменательных и интересных событий, упоминались летающие колесницы.

 На них люди и боги сражались между собой в небесах, под водой, и даже среди далеких звезд, которые, о Боже! на самом деле, такие же большие, как сама Земля! А иные планеты заселены миллиардами людей, удивительными животными, поражающими разнообразием туловищ и приспособленностью к невероятным условиям жизни, и такими же странными насекомыми.

Другие звезды раскалены, как Солнце, дающее жизнь всему живому, и влияющее на все поступки, может быть, даже и на мысли человека. Эту закономерность и связь с человеком установили ещё древние жрецы Египта, считая Вселенную единым организмом, в котором всё взаимосвязано.

Рассказала, что в шумерских рисунках на обожженных табличках, хранимых в храмах Вавилона, видела оригинальный каталог звездного неба. На одной из табличек изображено второе Солнце  в виде огромного шара оранжевого цвета, расположенного между двумя южными созвездиями.

Поведала о младшей царской дочери красавице Притха, которую угораздило приглянуться богу Солнца и сделаться на месяцы его возлюбленной. Они тайно встречались в тенистом саду, расположенным на берегу реки Асва. А потом она неожиданно забеременела. Вполне житейская и ожидаемая ситуация для влюбленных девушек. Лишь избранники у них другие, далеко не боги.

Хотя для любой из них, возлюбленный похож на бога. Его уста слаще мёда, а крепкие объятия подобны волшебным грезам наяву. Только никто из них не догадывается, что вслед за недолгим счастьем неизбежно наступает горькое отрезвление. Начинают придумывать наивные оправдания, мол, богу Солнца невозможно не уступить, — он подобен молнии и грому среди ясного дня.

Стыдясь своего неожиданного греха и родительского гнева, поди попробуй докажи, что уступила самому богу Солнца, а не простому смертному, по совету кормилицы, Притха положила рожденного младенца в корзину из ивовых прутьев, осмолила земляным маслом, асфальтом, и пустила вниз по бурной реке Асва до самого Ганга, пока её не прибило к берегу города Чампа, где в то время случайно прогуливалась бездетная чета. Они увидели корзину, спящего в ней очаровательного ребенка, и усыновили малыша, поняв, что боги услышали их просьбы.

«Не может быть! — удивленно воскликнул Соломон. — Точно такое же произошло и царем Аккады. Я недавно прочитал его слова и хорошо запомнил:

« Моя мать простого звания, отца своего я не знал,
А брат моего отца живет в горах.
Мой город Азуриану лежит на берегу Ефрата.
Моя бедная мать зачала меня и втайне меня родила.
Она меня положила в тростниковую корзину
и горной смолой закупорила мою дверь.
Она бросила меня в реку, река меня не потопила».

«Река меня подняла и понесла к Акки, оросителю, который вытащил меня и воспитал. Богиня Иштар меня полюбила», —  подхватила Балкис. — Я тоже помню его слова. Такое же произошло и с вашим Моисеем. Подобные предания есть у многих народов. И я не знаю, с чем это связано? То ли с заимствованием, то ли слишком многим девушкам схожим образом приходиться спасать свою честь. В твоем царстве похожее не случается?»

«Не приходилось слышать. Воды Иордана слишком стремительны, перевернут любую корзину, ребенок не уцелеет. И я бы узнал о появлении второго Моисея. В народе любят рассказывать истории про найденышей, об их счастливой последующей судьбе. Это хоть как-то уравновешивает случившееся с ними зло, смягчает жестокую реальность. Зачастую младенцев подбрасывают к порогу дома бездетных супругов. Они же стараются скрыть это происшествие, чтобы потом никто не посмел претендовать на выросшего ребенка, который уже стал родным. Их можно понять. Как всё же боги несправедливы: одним дают излишек детей, что и прокормить не могут, а другим, чаще — богатым, и одного жалеют дать!»

«Хорошо, что это к нам не относится. Хотя и ко мне, как царице, боги могли быть более милосердными. Три года назад я родила в муках пятого сына — Менилека. Да, я понимаю: дети — это радость, утешение в старости, но я страстно мечтаю  иметь дочку, чтобы посмотреть на продолжение себя. Хочу пообщаться с нею, воспитать подобающим образом и оставить процветающее царство.

Мальчики более беспокойные, неуравновешенные, эгоистичные, завистливые. Всё зло и пороки мира от них. Им бы всё повоевать, поразрушать то, что сами не возводили. Не про тебя это сказано, при твоем царствовании не было войн, усмирительных походов. Девочки живут чувствами, любовью, которая всё сплачивает и даёт новую жизнь. У тебя, сколько детей и внуков?»

Соломон ненадолго задумался, вспоминая, потом усмехнулся:

«У нас стараются не считать детей. Иначе боги могут позавидовать и отнять самого любимого».

«У моего народа тоже есть похожее поверие. Но я ему не следую. Полагаю, богам нет необходимости следить за каждым нашим произнесенным словом, чтобы за него впоследствии строго отомстить».

«Ты права. Я тоже не верю. Сказал так потому, что не помню. Не задумывался, сколько у меня детей и внуков. Знаю, каждый год их становится всё больше, даже несмотря на смерть некоторых. Стараюсь запоминать более нужные мне сведения. А дети — растут, и пусть растут, лишь бы не умирали».

Балкис понимающе кивнула.

«Тебе сложнее. Гарем, наложницы, красивых рабынь не упускаешь. Где уж всех детей упомнить, если только один раз и видел в лицо? Объединенное царство тоже требует повышенного внимания. Мне доносили, что филистимляне до сих пор не могут успокоиться после вашего нашествия, часто бунтуют».

«Нет, отныне не часто. Возмущения, если и случались, то были при Давиде. Сейчас им пришлось смириться с нашей силой. Но иногда бывает, проявляют недовольство. Но только на словах, до мечей и драк не доходит. Мы научились сосуществовать и даже получать выгоду от совместного проживания. Они хорошие кузнецы, ремесленники.

Мы за все их товары и услуги платим золотом, своими товарами. Они же обожают наше пиво, секрет изготовления которого мы вывезли из Египта. Охотно берут в жены наших дочерей. Да и их красавицы не оставляют нас равнодушными, даём за них мохар. Думаю, наступит время, когда мы станем одним народом».

Царица, сомневаясь, покачала головой с пышно взбитой причёской.
«Будущее невозможно предвидеть».

«Ты меня не поняла. Я говорил о том, что может быть. Как одна из вероятностей развития царства».

«Пусть даже так. Реальность намного разнообразней и непредсказуема». 
Чтобы сменить щекотливую тему, упомянула сто шестнадцать гимнов «Ригведы», где, в частности, рассказывается о священном напитке древних ариев — соме. У отведавшего сомы, выжатого сока из стеблей растения таракуты, выдержанного и перебродившего две недели под ярким солнцем на самой высокой горе, в широкой каменной чаше, крепло тело и не знало усталости.

Сердце наполнялось мужеством и радостью. Ум просветлялся до волшебного озарения и мудрых откровений, течение мыслей ускорялось, сложные решения принимались с необычной смелостью. Глаза приобретали соколиную зоркость, видели необычные цвета и истинную суть предметов, недоступную простым людям.

Человек получал подтверждение своему возможному бессмертию. Он становился богом, который имел, кроме высшего наслаждения, все знания мира и удивительные способности, от стремительного полета в необозримые дали Вселенной, словно птица Рух, до проникновения в океанские глубины, подобно левиафанам.

Видел течение жизни многих смертных на протяжении десятилетий, предсказывал им причину гибели и день смерти. Ничто не могло скрыться от внутреннего зрения. Время замедлялось до ослепительного мига, которое вмещало годы чужих жизней и переплетений их судеб.

Соломон расхохотался:

«Мои пророки и жрецы намного скромнее — они только разговаривают с богом, молятся им на высотах, приносят жертвы, делают робкие и невнятные предсказания, которые можно истолковывать двояко. Но если отведают настойки корня мандрагоры или гнилушных грибов, то могут стать и богом, которому подвластны все стихии и ничтожные людишки. Меня, еще в юные годы, жрец Энной предупреждал — не доверять настойкам, которые предлагают чародеи и колдуны, обещая божественное блаженство и скрытое знание, доступное только богам. Настойки искажают реальность, внушают ложные представления о своей силе и знаний сокровенного, дают незабываемые приятные ощущения, даже несопоставимые с обладанием девственницы. Человек начинает желать, испытывать их несчетное количество раз, и попадает в столь непреодолимую зависимость от них, что перестает жить в реальном мире. И, наконец, просто уходит в другой мир, про который живые ничего не знают, могут лишь догадываться».

Балкис согласилась, что и сама никогда не рисковала ради любопытства употреблять сомнительные настойки, даже во имя высшего знания, потому что видела, к чему, в конце концов, это приводит. Люди, утверждавшие, что они были Богом, зрели и испытали невиданное, высшее наслаждение, недоступное простым смертным, не могли об этом связно и понятно рассказать, вызывали своим косноязычием жалость. Они умнее и мудрее не становились, но постепенно превращались в жалкое подобие человека: теряли интерес к повседневной жизни, умирали в грязи и нищете, ибо все свои богатства, дома и жен отдавали за очередной глоток сомы.

«Убеждена, что их знание божественного и скрытого, которое они не могут объяснить словами, не оправдываются скорой смертью. То, о чем нельзя рассказать, не существует, это соблазнительная обманка».

продолжение: http://www.proza.ru/2014/01/31/1167