Энергия жизни - часть 1 глава 2

В соавторстве с Валерием Сергеевым Орловским 


        Глава 2. В стенах Альбертины

          «…Года 1668-го от Рождества Христова я, по воле Господа нашего, впервые вошёл в стены кёнигсбергского университета. Я до сей поры с благоговением вспоминаю те времена, когда мой ум, словно губка, впитывал самые разносторонние знания, а душа расцветала, ибо каждый день, проведённый в лоне священной Альбертины, был наполнен новыми, необычными событиями, яркими и живыми. Учился я жадно, азартно и весьма успешно...
        Горячее желание лечить людей безболезненно, без вмешательства ланцета, а лишь посредством снадобий, мазей и целебных порошков заставило меня искать рецепты чудодейственных лекарств. Я пропадал в университетской библиотеке, общался с профессорами медицины и со знахарями из предместий Кёнигсберга, проводил дома бесчисленное количество опытов, пытаясь найти и проверить на деле те или иные ингредиенты, их соотношения и, незаметно для самого себя постепенно превратился в убеждённого алхимика. А такое увлечение могло вывести меня на очень опасный путь…».

          Иоганн, проходя по Лавочному мосту (3) через Прегель, посторонился, пропуская следующую на Кнайпхоф телегу, гружённую мешками с углём. Пожилой возница, служивший при Кафедральном соборе, улыбнулся студенту. Они не были знакомы, но за годы, проведённые Иоганном на острове, столь примелькались друг другу, что при встрече чувствовали один к другому чуть ли не родственную приязнь.
         Студент поправил плащ, довольно тонкий для сегодняшней прохладной погоды, натянул на голову капюшон. Со стороны Остзее (4) дул пронизывающий ветер. От реки тянуло сыростью, смешанной с запахом рыбы, доносящимся со стороны разгружающихся судов. Альтштадт, затянутый пеленой тумана, несмотря на раннее утро, вовсю жил своей портовой жизнью.
         Этот день тоже начинался с большой торговли. Берег реки постепенно заполняли продавцы и покупатели, нетерпеливо фыркали лошади на базарной площади, слышался смех, громкие крики возниц и цоканье подков по набережной.
         Иоганн перешёл на противоположный берег, и, повернув влево, стал подниматься к знакомым строениям родного Альтштадта, по улице Хлебных лавок, мимо ратуши с «бородатыми япперами» (5), готовыми высунуть свои языки в сторону Кнайпхофа.

         Альбертина - такое имя университет получил совсем недавно, в память об его основателе, Альбрехте Бранденбургском. На четырёх факультетах более двухсот студентов изучали теологию, юриспруденцию, медицину и философию. Нельзя сказать, что их жизнь была стеснена жёсткими рамками дисциплины. Конечно, порядок существовал, и нарушение установленных правил каралось строго. Однако, преподаватели Альбертины, доктора, профессора и магистры, представители высшей касты немецкого общества, допускали некоторую демократию в отношении со студентами (некоторые из них даже проводили занятия у себя на дому), утверждая, таким образом, исключительное положение кёнигсбергского университета перед другими городскими учреждениями. Сухие схоластические лекции зачастую сменялись коллоквиумами, диспутами, шумными спорами, в ходе которых некоторые злободневные вопросы выносились на широкое обсуждение.
         Студенты Альбертины были различных сословий и нередко приезжали издалека. Кроме немцев, тут было много поляков, чехов, венгров и литовцев. Сказалась закончившаяся 20 лет назад Тридцатилетняя война, которая принесла почти всей Европе страшные бедствия и опустошения. А этот тихий уголок Восточной Пруссии был далёк от войн и жил своей размеренной, неторопливой и спокойной жизнью. Поэтому сюда и устремились тысячи беженцев, которые находили пристанище на здешней земле, обустраивались и обживались, однако не теряли связи со своим прежним миром, со своими родными местами.
         Прибыв на учёбу из самых разных уголков Европы, молодые люди «вливались» в существующие в «альма матер» братства-землячества. Члены братств жили сообща, деля между собой все тяготы студенческого бытия, главной из которых была бедность. Нередко случалось, что, задолжав за учёбу, некоторые бедолаги были вынуждены отправляться восвояси. Те же, кто, несмотря на трудности, оставался в стенах Альбертины, делили меж собой одежду, обувь и кусок хлеба. Если кому-то из студентов перепадали из дома кое-какие припасы, будь то деньги или продукты, радовалось всё братство.
         Университет располагался в северо-восточной части Кнайпхофа. Храм науки и величественный Кафедральный собор, который являлся также и университетской церковью, разделяло кладбище соборной общины.
         Альбертина имела два здания. Коллегия (6) состояла из двух сходящихся под прямым углом крыльев, в одном из которых находился актовый зал. Второй корпус использовался как общежитие для малоимущих студентов. Вне университета, на Вайдендамме, располагался лишь анатомический театр.
         Многие студенты селились в коллегиях, главным образом, по земляческому принципу. Некоторые, отпрыски из зажиточных семей, снимали квартиры. Иоганн жил дома в Альтштадте. От него до дверей Альбертины студент легко добирался пешком всего за полчаса.
         Иоганну было легче, чем иногородним: его дом и родители находились рядом. Отец с матерью работали не жалея сил, и их здоровья, к счастью, хватило на те годы, которые сын провёл на студенческой скамье. Ещё немного, и он сам станет зарабатывать на жизнь, чем облегчит участь своих заботливых родителей…
         Учёба давалась Иоганну на удивление легко. Сказались его любознательность и увлечение медициной, как наукой, природная сообразительность и тот основательный задел знаний, который он приобрёл в стенах школы. Лекции в университете читались на латыни, а в ней новоявленный студент был уже не новичок. Умение схватывать мысль «на лету», трудолюбие и аккуратность постепенно приносили свои плоды. К окончанию первого года обучения он числился одним из лучших студентов, чем страшно гордились его отец и мать.
         Однажды за ужином в семье зашел разговор о светилах медицинской науки.
         - …Как ты сказал, Гиппократ? –– переспросил Гюнтер сына. - Кто же он, немец? – отец считал, что все великие люди родом из Германии. – Фамилия наша - немецкая. Похоже, из швабов… Говоришь, грек, великий врач… Вот и старайся быть похожим на него!
         Немного позже, когда Иоганн самостоятельно изготовил микстуру, которая хорошо снимала проявления простуды, довольный отец обратился к матери:
         - Видишь, Эльза, теперь у нас есть собственный врач! Незачем ходить к еврею Лаппе с Аптекарской улицы, чтобы платить большие деньги за его бесполезные снадобья, от которых ничего кроме расстройства желудка не получишь!
         На что получил ответ:
         - Одеваться надо теплее! Тогда не простудишься.… А сынок наш и впрямь молодец!
         Спустя некоторое время в доме появилась ещё одно новое лекарство – настойка на янтарных крошках, которую отец и мать принимали как средство от усталости и старческих недугов.
         - Я от неё молодею! – радовался Гюнтер и в его глазах вспыхивали задорные искорки. – И недорогая, зараза, а как бодрит и сил прибавляет!
         - Да, - счастливо улыбалась Эльза. – Наш Иоганн скоро станет настоящим врачом.
         Гюнтер Майбах был не просто каменщиком с золотыми руками, он обладал незаурядным умом и рассудительностью, перемешанной с хитростью, так характерной для немца. Перед тем, как расстаться со своими трудовыми деньгами, он сумел встретиться с деканом медицинского факультета, и даже пытался добиться аудиенции у самого ректора Альбертины, правда, ему это не удалось. Зато теперь он достаточно много знал о традициях, сложившихся в университете, о жизни студенчества и тех неожиданностях, которые могли возникнуть на пути молодого Майбаха.
         - Сынок, - сказал он Иоганну, когда тот впервые собирался в храм науки. – Я должен тебя предостеречь насчёт одного скверного мероприятия, которое очень скоро ожидает тебя. – Юноша насторожился. – Не волнуйся, местные шалопаи, посвящая молодёжь в бурши, придумали одну… дурацкую процедуру, которую тебе предстоит пройти… Не беда, если тебе отхватят топором прядь волос на голове, отполируют физиономию на шлифовальном круге… или оттяпают кусок ткани от штанов с задницы… Плохо то, что за этот кусок тебе еще придётся заплатить. Можно, конечно, возмутиться и призвать к порядку, но университетские бакалавры уверяют, что лучше подчиниться традиции, и тогда всё будет хорошо. Затем тебя примут в братство... И для этого тоже потребуется взнос… Что ж, вот тебе несколько талеров. Но теперь нам всю неделю придётся есть одну капусту…
         Землячество, в которое был принят Иоганн, носило название «Пруссия». В него входили как местные студенты, жители Кёнигсберга, так и выходцы с западных земель. Братство имело свой герб и флаг, постоянную штаб-квартиру, расположенную за  Замковым прудом, и «свои» трактирчики, где молодые люди отдыхали от занятий и веселились в компании с кислым кёнигсбергским вином. Кроме «Пруссии», были и другие братства: «Мазовия», «Венгрия» и «Трансильвания», «Литва» и «Ганза».
         - Теперь ты член нашего братства, - вдохновенно говорил Иоганну его старший товарищ, студент юридического факультета (будущий известный кёнигсбергский нотариус) Вольфганг Шёнебург. – Держись нас, брат. Если тебя кто тронет, только дай нам знать! Мы своих в обиду не дадим. Ну, а если понадобится, приди на помощь своим братьям-буршам! Раз ты местный, из Альтштадта, то сегодня же мы покажем тебе нашу квартиру и посидим в трактире «Усы сома». Это - наш трактир, да и находится он в Альтштадте, совсем недалеко от твоего дома. Не робей, теперь у тебя есть много друзей!
         Сам Вольфганг имел живописный синяк на левой стороне лица, от него резко пахло винным перегаром, но Иоганн с почтением вслушивался в слова «почти бакалавра», как Вольфганг сам себя величал.
         С какой нежностью всю свою последующую жизнь вспоминал Иоганн годы, проведённые в стенах Альбертины! Какой важный и неожиданный поворот произошел в его судьбе, насколько захватывающе, интересно и колоритно вскоре завертелась жизнь! Тут было всё: и нескончаемые лекции, и практические занятия, и страх ошибиться… Порой посещало чувство неуверенности, его нередко сменяла гордость за себя. Вспоминались драки с горожанами и буршами из других братств, вечеринки в «Усах сома», пошловатые песни, переделанные местными вагантами (7) из стихов Симона Даха (8) и псалмов Валентина Тило (9), известного поэта и бывшего профессора кёнигсбергского университета… А друзья-студенты! А наставники!
         Как большинство студентов, Иоганн Майбах внимательно слушал лекции и аккуратно записывал всё сказанное магистрами и профессорами. Но больше всего ему нравились диспуты: живое, шумное и полезное для ума обсуждение той или иной практической ситуации.
         - К вам привезли больного! – Магистр Гуго Розенталь внимательно оглядел притихших студентов. – Больной в беспамятстве. – Ещё один долгий, изучающий взгляд… - Студент Иеронимус Штетлих! Каковы ваши действия, потрудитесь поделиться с нами своими соображениями.
         Поднявшийся со скамьи щуплый бурш одёрнул тёмную мантию и возвёл очи ввысь, подыскивая подходящие слова.
         - Больной лежит на санях, – уточнил магистр. - На улице мороз. Если врач будет слишком долго размышлять, то несчастный просто замёрзнет! – среди буршей послышались редкие смешки. - Разумеется, тех, кто его привёз, вы тут же пригласите в дом и угостите глинтвейном, расспросите про погоду и цены на овёс… - смех усилился.
         - Я немедленно подойду к больному… - выдавил из себя Иеронимус.
         - Отлично! И о чём вы спросите человека в бесчувственном состоянии? Кто поможет?.. Вальденблюм!
         - Больного надо отнести в дом и осмотреть!
         - Отлично, Генрих. Вы убедились, что он тёплый и ещё дышит. Что дальше?
         - Необходимо привести его в чувство! – послышались возгласы.
         - Обтереть уксусом…
         - Пустить кровь…
         - Прочесть молитву…
         Через несколько минут жаркой дискуссии становится ясно, что сначала следует попытаться определить, чем же болен пациент.
         - Запомните! Правильно распознать болезнь – первая ступень к излечению страждущего человека! Bene dignoscitur, bene curatur! (10) -. И, хотя вопросами жизни или смерти, ведает непосредственно Господь, в силах врача помочь больному, ибо сам Бог даёт нам необходимые знания, опыт, интуицию и решимость!
         Когда аудитория немного утихла, магистр Розенталь добавил:
         - Есть множество способов для определения того, что же случилось с больным, но лучше всего осведомиться об этом у людей, которые его доставили. Человек мог отравиться, занедужить малокровием, получить удар ножом в пьяной драке, его могла сбить разбушевавшаяся лошадь... Цвет лица, наличие ран или язв на теле, сухость или влажность кожи, испражнения - всё это может рассказать вам о многом, и внимательный врач очень скоро составит правильное мнение о состоянии пациента….

         Майбах улыбнулся, вспоминая минувшее.
         Именно тогда, в самом начале своего обучения, он подумал: «Хорошо бы создать такую настойку или, скажем, микстуру, намочив которой лоб или щёки больного, можно было бы привести его в чувство, унять жар и боль… А ложкой-другой этого целебного снадобья можно было бы поднять на ноги любого больного…»
         Впоследствии эти мысли не давали ему покоя. Проучившись всего год, он пришёл к убеждению, что такое средство создать не только можно, но и необходимо. Нужно лишь правильно подобрать и тщательно выверить все его компоненты. Как рассказывали преподаватели, работа по созданию таких медикаментов велась издавна. Некоторые даже заявляли о том, что им удалось получить такой чудодейственный бальзам или эликсир, однако рецептуру и дозы своего лекарства держали в строжайшей тайне.
         И тогда Иоганн поставил перед собой великую цель – во что бы то ни стало создать такой универсальный препарат, пусть даже на это потребуется целая жизнь!

         …Его путь лежал мимо пекарни, от которой всегда чудесно пахло свежим хлебом. Этот запах обычно разжигал чувство голода, но сегодня молодой Майбах был слишком возбуждён, чтобы думать о еде. В складках одежды он прятал древний свиток с удивительным рецептом… Сегодня утром, едва пробежав глазами местами подпорченный временем текст, у Иоганна появилось радостное предчувствие: вот оно, наконец-то найдено! Одновременно с этим в душу проникла тревога: от написанного на старом свитке явно попахивало колдовством…
         До дома оставалось совсем немного. Альтштадт располагался на возвышенности, которая начиналась от самой реки. Со временем холм оброс каменными и деревянными домами. Позже его кривые, узкие улочки были вымощены булыжником. В центре Альтштата находилась просторная четырехугольная площадь, городская ратуша и старинная кирха с превысоким шпилем. На самой площади каждую субботу проводились торги мясом и другими съестными припасами. Вся она в один день застраивалась множеством аккуратных деревянных лавочек, которые уже под вечер разбирались, и площадь к воскресному дню тщательно убиралась от мусора. У Старого города и его ближайших соседей появились свои предместья: Трагхайм, своим обликом похожий на старого солдата, вернувшегося из дальнего похода; Лаак, славящийся увеселительными заведениями и напоминающий загулявшего бурша, Штайндамм и Росгартен, украшенные садами, тенистыми липовыми и каштановыми аллеями…
         Иоганн толкнул дверь и шагнул через порог. Мать резала на столе овощи, в очаге весело потрескивал огонь. Отец, как было видно, уже ушёл на работу. Студент с удовольствием стянул с себя плащ. Эльза с укором взглянула на сына.
         - Иоганн, дорогой, где ты пропадал всю эту ночь? – она сначала нахмурилась, затем улыбнулась, увидев сына живым, невредимым и в чистом облачении. – Столько слухов ходит по всему Кёнигсбергу о ваших, студенческих гулянках! То подрались со столярами в Лёбенихте, то устроили дуэль и проткнули кого-то шпагой на Канонен-аллее! Мы с отцом беспокоимся за тебя…
         - Успокойся, матушка. Ты же видишь: шпагу я не ношу, а в наших кабацких «заседаниях» участвую крайне редко. Этой ночью я работал в Кнайпхофе. У помощника конюха было важное свидание, и он попросил меня подменить его… в обмен на один ценный документ, - Иоганн достал заветный свиток. – Поэтому я всю ночь провёл на конюшне,… Но слава богу, Томас не обманул и на рассвете принёс мне старинный рецепт! Взгляни, этому составу более ста лет!
         - Ты помешался на своих рецептах и лекарствах! – с явным облегчением улыбнулась мать. – Мой руки и садись за стол, поешь рыбы с овощами. До начала занятий много ли времени?
         - Да, мама, я успею отдохнуть. Повторительные лекции сегодня во второй половине дня. Но мне не терпится изучить эту пропись. Лекарство, приготовленное согласно ей, поможет от многих страшных болезней! Представляешь, у меня будет средство, против «черной смерти» (11) и оспы!
         - Господь с тобой, сынок, не произноси эти страшные слова в нашем доме. – Мать вышла с тазом за порог и выплеснула помои в промёрзший за ночь сточный жёлоб. Грязная вода медленно потекла вниз, в Прегель.
         - День сегодня будет солнечным, - отметила она, вернувшись. Заметив, что сын увлечён старинным свитком, пошла к плите. – Я пожарю тебе яичницу, учёный ты наш!
         - Нет, мама, - отозвался Иоганн. – Я ещё не учёный. Вот наш профессор, Вильгельм Пильц, это - да!.. На его лекции приходит неимоверное количество слушателей. Кстати, он нам так и сказал: «Студенты, ищите старые рецепты и создавайте свои, новые. Но все эти поиски должны сопровождаться усиленным изучением самого предмета, не забывайте об этом, бездельники»! – сын и мать рассмеялись. – Вот я и нашёл. Правда, есть тут что-то, что меня несколько смущает…
         - Вот и показал бы его этому профессору.
         - Нет, мама. Это - необыкновенный человек… К нему трудно подступиться. Он… величественен. Он, как огромная скала… Я ко многим могу подойти за советом и с просьбой, а вот к профессору Пильцу… отчего-то робею.
         - Наверное, ты чувствуешь недостаток знаний.
         - Пожалуй… Поэтому и пытаюсь это наверстать.
         - Да, уж… Слишком стараешься: вся кладовая уже заставлена стеклянными пузырьками, баночками со странными жидкостями, связками каких-то пахучих трав…
         - Это лечебные травы, мама. А в пузырьках тоже нет ничего опасного…
         - Смотри, Иоганн, мне бы очень не хотелось, чтобы моего сына обвинили в колдовстве, - тихо произнесла набожная Эльза.
         Наступил вечер. Иоганн вернулся из университета. Следом за ним в дом ввалился Гюнтер. Эльза была рада, что вся семья собралась в доме за вечерним столом. Впрочем, не преминула заметить:
         - Эх, ты, кирпичных дел мастер! Не забыл-таки заглянуть в кабачок…
         Гюнтер, сполоснув руки и лицо, ответил:
         - Не ругайся, мать. Сегодня был тяжёлый день.
         - Неужто закончили строительство? Выложили крепостную стену вокруг Кёнигсберга?
         - Не в этом дело. Мы возвращались через Хаберберг и Кнайпхоф. Там, на окраине форштадта   сгорел дом… Жуткое зрелище. Со времён войны ничего более печального не наблюдал…
         - Вот беда… - произнесла Эльза. – Как это случилось?
         - Никто толком не знает. Известно, что сгорела целая семья. Сегодня под утро… Стража оцепила пожарище, ведётся расследование… Эльза, есть ли у нас пиво? Давайте помянем души погибших людей. Ибо кто знает, что с нами случится завтра…
         Иоганн поёжился. Вот он, знак свыше! Не зря, видно, именно сегодня ему удалось завладеть старинной рукописью.
         - Что с тобой, Иоганн? – спросила мать.
         - Ничего, мама.
         В старом рецепте было ясно сказано: «Возьми пепел с пожарища, где сгорели живые люди…».
         Форштадт, то есть пригород Кнайпхофа, – это Хаберберг. Место, где городские кварталы постепенно переходят в сельскую местность. Там часто что-нибудь происходит: то весеннее половодье превратится в наводнение, то случится очередная потасовка между городскими и сельскими жителями, то возникнет пожар, как сегодня, да ещё с жертвами…
         «Возьми пепел с пожарища, где сгорели живые люди…».
         Это значило, что ему надо немедленно бежать в Хаберберг.


3 - Мосты между двумя рукавами Прегеля были разводными и назывались так же, как и ворота в крепостных стенах, к которым подходили. Над двумя из них – самым старым (1286 год) Кремер-брюке (Лавочный) и самым красивым (1322 год) Грюне-брюке (Зеленый) теперь вознесся километровый эстакадный мост. От Кёттель-брюке – Потрохового моста, который был построен в 1337 году, перестроен в 1886-м и располагался в районе нынешней Старо-Прегольской набережной, теперь не осталось и следа, как и от Шмиеде-брюке (Кузнечный), возведенного в 1397 году рядом с Лавочным и соединяющем Альдштат с Кнайпхофом. Почти сто лет длился спор между подданными этих городов о строительстве Хольц-брюке (Деревянный мост), поскольку альдштадтцы хотели проложить свой путь через реку, минуя остров Кнайпхкоф. Мост был построен в 1404 году, перестроен в 1904-м и теперь соединяет Московский проспект и остров Октябрьский. Шестой мост – Хойе-брюке (Высокий) был сооружен в 1520 году за пределами древнего города, в 1882 году - перестроен, в 1945-м – восстановлен и теперь соединяет остров Октябрьский с улицами Дзержинского и Багратиона. И, наконец, Хоник-брюке (1542 год) – Медовый мост сегодня соединяет остров Канта С островом Октябрьским и используется для экскурсий в Кафедральный собор. Пока никому ещё не удалось решить задачу кёнигсбергского математика Л.Эйлера о семи мостах через Прегель, по которым нельзя пройти, не ступив хотя бы на один из них дважды.


4 – Остзее (Ostsee – нем.)– Балтийское море.

5 – Жители Альтштадта и Кнайпхофа в старые времена жили не очень дружно, часто враждовали друг с другом, дело доходило даже до вооруженных столкновений. Альтштадцы называли жителей Кнайпхофа япперами. В 1455 году, после очередной войны, шутники-горожане пристроили к часам на башне ратуши Альтштадта омерзительную рожу, которая каждый час при бое курантов показывала язык Кнайпхофу. В те времена, высунутый язык был весьма неприличным жестом. Стоит ли сомневаться в том, что эту конструкцию назвали «яппером»? Башня имела достаточную высоту, чтобы яппер был виден издалека, и кнайпхофцы были далеко не в восторге, глядя на эту карикатуру на себя. Но альтштадтцы пошли ещё дальше. В 1528 году, при реконструкции ратуши, была сооружена вторая такая же башня  с «яппером». Теперь, отбивая часы, «бородатые морды» показывали языки Кнайпхофу по очереди.

6 – Коллегия – общежитие для студентов.

7 – Вагант – в средневековой Европе – бродячий музыкант, певец и артист.

8 – Симон Дах - (нем. Simon Dach; 29 июля 1605, Мемель — 15 апреля 1659, Кёнигсберг) — поэт, прежде всего, известен как автор слов к песне «Анхен из Тарау», до сих пор популярной в Германии, Австрии и Швейцарии. С 1619 года Дах жил в Кёнигсберге, где он обучался в соборной школе. Позднее Дах продолжил своё образование в Виттенберге и Магдебурге. С 1626 года Дах — студент кёнигсбергского университета, где изучал теологию, греческую и латинскую поэзию. После окончания университета Дах стал домашним учителем, а в 1636 году стал работать учителем в соборной школе, в которой сам ранее и учился. В 1639 году в роли профессора поэтики Дах вернулся в Кёнигсбергский университет, а в 1656 году был избран его ректором.

9 – Валентин Тило (1607-1662) - поэт, профессор Кенигсбергского университета. Родители В. Тило (младшего) умерли в 1620 году во время эпидемии оспы. Закончив Кенигсбергский университет, с 1634 года и до самой смерти Тило был профессором риторики университета. За свою жизнь он написал большое количество церковных песен и псалмов, многие из которых поются до сих пор, а также несколько книг по риторике, многократно переиздававшихся впоследствии.

10 - Верно поставишь диагноз, хорошо будешь лечить (лат.).

11 – Чума. Эта страшная болезнь, прозванная во  времена Средневековья «Великим мором» или «Чёрной смертью», опустошала Европу, сея панику в сердцах живых.