Москва вчера встала

Москва вчера встала вовсе.  Улицы до поздней ночи были заполнены неподвижно стоящими автомобилями, неистово гудящими, мигавшими, извергавшими из себя вредные газы и вредные ругательства своих седоков. В этой неподвижности все были равны. Абсолютно равны. Равенство как никогда распространилось и на потертые «жигули», и на блестящие, чистые не по погоде «бентли». И на вечно опаздывающих чиновников, с мигалками поверх непроницаемых лиц, в своих непробиваемых «членовозах», и на стонущих от боли и ожидания радости рожениц в «скорых». Городские автобусы и троллейбусы возвышались над всей автомобильной братией и выглядели почти как памятники чему-то прошлому, казалось, они никогда и никуда не двигались и раньше – никогда. Они были на этих клочках Московских улиц всегда, стоя неподвижно и спокойно. И будут здесь стоять всегда. Будут стоять и когда все остальные уедут. Даже пешеходы, глядя на замершие в неподвижности авто, двигались, как то не спеша, ощущая свое сегодняшнее превосходство. Двигались не по-московски.  Москва замерла. И только снег  все летел и летел к земле. Все быстрее и быстрее. Каждой снежинкой торопясь нарушить эту Московскую неподвижность. Снег падал бесшумно.
 В этой единой пробке, объединившей всех в одну большую семью, которую постигло ненастье, никто не думал о делах. Никто не вспоминал о трудностях на работе. Никто не помнил о мировом кризисе. Никто не мечтал купить новую машину или шубу. Никто не хотел разбогатеть или выздороветь. Все хотели домой.  Хотели домой, те, кого дома ждали, считая минуты от звонка по телефону, то и дело, выглядывая во двор, ожидая знакомого и родного света фар, узнаваемых из сотен вроде бы точно таких же. Хотели домой, те, кто с порога должен подхватить ошейник и отправиться на прогулку под снежным зарядом метели, радуясь  не поддельной любви, который выплеснется на него вместе с радостным лаем и щекотанием теплого языка четвероногого друга. Хотели домой, те, кого ожидал лишь телевизор и не хитрый ужин. Домой хотели и те, кто домой не хотел.
Дорога ревела всевозможными звуками. Отголоски музыки, клаксоны, серены, перемешались в единый гул. Этот гул раздражал больше чем невозможность перемещения.  Ощущение безысходности дошло уже до предельной точки и стало превращаться в приятную истому.  Кто-то из великих сказал, что плохо - от того, что плохо, лишь до тех пор, пока есть надежда. Так вот надежды не было. И от этого было уже почти хорошо.  Мысли уже почти лишились смысла и устремились в некие высшие материи, сливаясь с эмоциями. Эмоциями не от пробок и непогоды, а от самой жизни.  И к большому удивлению, они, эти эмоции, были приятными. Видимо, не так все плохо в моей жизни, да и сам я не такой плохой человек, коим иногда себя считаю, раз ощущение от этой самой жизни приятные.  Так подумалось. И стало, как то приятно и здорово. И все было бы вообще отлично, если бы не этот гул. Если бы не эта всемосковская пробка.
Приемник все это время что-то говорил, о чем-то пел, и был частью пробкового гула. 
Эту песню я услышал не сразу. Точнее понял, что я ее слушаю я не сразу.  Я лишь почувствовал, что, что-то изменилось. Сначала произошло наполнение меня самого. Наполнение чем-то большим и очень важным. Тем, что дает ответы на все вопросы. Дает ощущение смысла во всем, что я вижу и слышу в настоящий момент.  Затем исчез ненавистный гул. Остался лишь голос мальчика, который пел. Просто пел. А потом я понял, что я слушаю. Слушаю не мысли, не гул. Слушаю музыку, голос.  Я не знал о чем он поет. Я даже не понимал, на каком языке. Вернее сказать не хотел понимать. Этот язык, этот голос, эта музыка были всеобщей. Казалось, нет человека, кто бы не понял о чем.., зачем…  А еще я почувствовал, что у меня бегут слезы. 
Песня закончилась. Голос стих. Остались пробки и гул. Гул раздраженных сигналов, надрывистых сирен, ругающихся голосов…. Остались озлобленные люди, закипающие машины. Остались ждущие и спешащие,  больные и здоровые,  богатые и бедные.  Остались все мы – желающие добра.  Жаждущие любви.  Нуждающиеся в радости.  Молящие о понимании. Понимании без перевода на свой язык. Понимании без понимания слов. Без разделения на умных и глупых, добрых и злых, щедрых и жадных. Счастливых и несчастных.
Остались страждущие.

Я огляделся – Москва не двигалась.
   

Вот эта песня. Послушайте.

http://poiskm.ru/artist/634550-Patchai