Последний день Тельца Глава 10

Глава 10.

Соколов проснулся от боли в затылке, лишь только за окном рассвело. Он с трудом открыл глаза и обнаружил себя полуодетого на диване в гостиной. Сан Саныч попытался вспомнить, почему спит не в спальне, но не смог, да и резкая головная боль не давала ему сосредоточиться. В горле пересохло и единственная мысль, которая четко сформировалась в хмельной голове, была о таблетке быстрорастворимого аспирина и огромной кружке холодной воды. Он сел на диване и обратил внимание на опухшие после вчерашнего ноги и руки. Обручальное кольцо врезалось в натянутую кожу безымянного пальца. Сан Саныч заставил себя встать и направился в кухню. Сначала он с жадностью выпил минералки из холодильника и только после того, как утолил жажду, открыл ящик подвесного шкафчика и достал из него упаковку аспирина. Газированная вода дошла до желудка и углекислый газ, проглоченный с такой жадностью, отрыжкой вырвался из разбитого вчерашним излишеством организма. Соколов, превозмогая слабость, дождался, пока две таблетки растворятся в стеклянном стакане, выпил кисловатую лечебную смесь, брызгающую в нос пузырьками, и, вернувшись в комнату, снова рухнул на диван. От напряжения на его лбу выступил холодный пот. Сан Саныч посмотрел на часы и завел будильник в мобильном телефоне на восемь. Впереди у него было еще три часа на восстановление потерянного здоровья. Через минуту он уже спал и видел сон, в котором ему все наливали и наливали в рюмку водку.

Телефон запиликал в восемь, а Сан Санычу показалось, что он только успел закрыть глаза после героического похода в кухню за таблетками. Состояние ничуть не улучшилось, кроме головной боли, которая перестала колоть иглой в затылок, но растеклась дискомфортом по всему черепу. Соколов еще лежал с закрытыми глазами, когда услышал, что в дом вошла няня, а через несколько минут после нее и домработница. Где-то в коридоре и на кухне все ожило, зашевелилось и застучало кастрюльными крышками. От этих резких звуков, которых он никогда не замечал ранее, просыпаясь в спальне, Сан Санычу стало тоскливо. Хотелось зарыться в одеяло в своей мягкой постели, как он делал это почти каждое воскресенье, и вдоволь выспаться. Но новый день призывал его к труду.

- Вставайте, граф! Вас ждут великие дела! - произнес он сам себе, вспомнив пробуждения великого русского классика, и заставил себя подняться. Голова продолжала кружиться, как и на рассвете, где-то в груди трепетала пружинка, вводя все тело в невидимую дрожь. Во рту безумно воняло, а на языке ощущался кислый налет. Соколов прошел в ванную комнату, встретив по пути домработницу, которой вместо приветствия промычал «угу» и махнул рукой, давая понять, что его состоянию не поможет ее «здравствуйте». Он открыл холодную воду и подставил под освежающую струю над ванной свой отяжелевший после вчерашнего затылок. Холод проник под кожу головы, затем под кость и остудил мозг, воспаленный спиртным. Сан Саныч тщательно умылся и еще более тщательно почистил зубы. Когда он посмотрел на себя в зеркало, то увидел ввалившиеся глаза с полопавшимися капиллярами и заросшее черной щетиной лицо. В этот миг он ясно вспомнил причину того, из-за чего проснулся не в спальне рядом с женой, а на диване в гостиной. От этого воспоминания стало не по себе. Вспомнил он и Марину, с которой пообещал сегодня позавтракать, вспомнил и совещание, начало которого сам назначил на девять часов. Слишком много проблем обрушивалось на его расслабленные мозги этим неблагополучным утром, и Соколов решил со всеми ими расправиться одним решительным действием - все перенести на завтра. В конце концов, хозяин он своей жизни или нет? Ведь он, не нанятый работник, который в любом состоянии должен явиться в офис ровно в срок и стараться не дышать на своего начальника. Над ним нет никаких начальников. Он работает сам на себя и сам для себя. А еще содержит штат сотрудников, которые должны справляться с работой, даже если он - хозяин фирмы - умрет. Так вот пусть и справляются. А Сан Саныч сегодня отдохнет. Жаль вот только не дома в постели, потому что Маша вряд ли его туда пустит. Да и ладно! Она сама виновата! Совершенно перестала его уважать и жалеть… Хотя, с другой стороны: если женщина не права, у нее нужно попросить прощения… Кто придумал такую глупость? Хорошо, вопрос о прощении можно отложить до вечера. Пускай денек пострадает, поварится в своих мыслях, потомится, а вечером он приедет пораньше домой с огромным букетом цветов и вернет все отношения в прежнее русло.

Значит, сейчас: заехать на работу, подписать бумаги и дать распоряжения бухгалтеру, а затем срочно в кафе и выпить пару бокалов холоднющего пива для восстановления здоровья… Ух-ты! А с Мишкой-то он так и не повидался! Какие у него впечатления от скутера? Ну, что поделаешь, если у папы такая напряженная работа! Зато сегодняшний вечер он проведет дома с семьей.   

Маша проснулась, услышав оживление в доме, но не стала выходить, пожелав не встречаться с мужем, хотя, в глубине души все же надеялась, что отрезвевший и раскаявшийся Саша войдет к ней в спальню и, встав на колени около кровати, как делал это уже не раз в их долгой семейной жизни, будет просить у нее прощения, целовать руки, шутить над своей вчерашней глупостью и несдержанностью. Обычно ему удавалось ее разжалобить, и зачастую эти попытки примирения заканчивались постелью, которая развеивала остатки обид. Маша лежала и прислушивалась к звукам, доносившимся из ожившего дома, но мужа все не было. Вот уже и звук мотора за окном возвестил о прибытии Володи. Дверь в спальню все не открывалась. Она подумала, что, возможно, он, вообще, еще не проснулся, но в этот момент услышала, как хлопнула входная дверь, а следом и дверь автомобиля. Мотор зажужжал, и машина повезла мужа в новый рабочий день, оставив ее одну, в обидах и слезах, в спальне, наполненной одиночеством.

Соколов поздоровался с водителем и распорядился ехать в офис. Несколько минут они молчали, но после тяжелых вздохов директора Володя решился поинтересоваться его здоровьем и посочувствовать.

- Лучше не спрашивай! - с трудом произнес Соколов. - Есть только два выхода: умереть молодым или выпить пива.
- А лучше водки, посоветовал опытный водитель. - Лечиться надо тем, от чего плохо.
- Извращенец! Я о водке даже думать сейчас не могу. Все утро снилось, что я продолжаю ее проклятую пить.
- Все равно, водка быстрее поможет, чем пиво. Тяжела только первая рюмка, а дальше идет как по маслу.
- А ты прям специалист-похметолог!

Машина въехала во двор «Фаворита» и остановилась около входа в здание. Соколов с трудом выбрался из автомобиля, с трудом поднялся по лестнице на второй этаж, кивая здоровающимся сотрудникам тяжелой головой, и с облегчением опустился в свое мягкое кресло, пройдя мимо Наташи, сочувствующим взглядом проводившей своего начальника. Через пару минут, отдышавшись, он поднял телефонную трубку и попросил секретаря зайти в кабинет. Когда Наташа появилась на пороге, Соколову свежей струей ударила в голову ее светлая красота. Эта похмельная симпатия быстро опустилась вдоль позвоночного столба, видимо, повторяя путь кровоснабжения головного и спинного мозга, и остановилась, а вернее - зацепилась где-то на уровне крестца, только внутри, ближе к половому органу. Оттуда понеслась обратно в мозг, и с новой силой опустилась в низ живота, иннервируя спазматические сокращения каких-то внутренних мышц, окружающих предстательную железу. Так проявлялся инстинкт продолжения рода, связанный с распознаванием здоровой самки, способной к воспроизведению сильного потомства. Проще говоря, неудержимое желание охватило всю сущность не отрезвевшего еще директора, и он в полупьяном состоянии не стал прогонять от себя эту мысль, но решил притормозить на несколько минут возникшее возбуждение, чтобы не напороть сгоряча глупостей.

- Наташенька, ты сегодня прекрасно выглядишь! - произнес Сан Саныч, желая приподнять девушке настроение. - Пригласи Валентину Павловну, сделай мне крепкий кофе, перенеси совещание на завтра и зайди после того, как мы закончим с бухгалтером.

Девушка вышла, сияя от внимательности директора, который оценил ее утренние старания перед зеркалом, где она так тщательно с помощью заколок уложила тяжелый волос в легкую игривую прическу.

В кабинет вошла Валя, и внутри Соколова все оборвалось. Он почувствовал пробежавшие по лопаткам мурашки и спазм дыхания. Бухгалтер была одета в белоснежную майку, обтянувшую прекрасную фигуру с идеальной, в понимании Соколова, грудью, очаровывающей упругостью и размером твердых сосков; до колен юбку с разрезом в половину ее длины, в интимности которого бронзой переливалась бархатная кожа сильных, красивых бедер. Валя была без колгот и в босоножках без задника, которые при ходьбе шлепали по вычищенным до глянца пяткам бухгалтера. Она подошла к столу директора и начала раскладывать перед ним бумаги на подпись, а Сан Саныч задохнулся от запаха дорогих духов и собственного животного желания, с которым он с трудом справлялся. Девушка раскрывала двойные листы отчетных ведомостей, а Соколов не мог отвести глаз от ее маникюра, представляя эти нежные и загорелые пальцы ласкающими его грудь и гладящими его щетинистую щеку.

- Валя, - наконец произнес он, - мне придется ввести у нас в офисе униформу для женской половины, чтобы под ее длиной и бесформенностью спрятать все прелести, которыми вы отвлекаете другую половину коллектива от работы и праведных мыслей.
- Сан Саныч, вас что, тревожит мой вид? Это для меня комплимент! Значит не зря все эти массажи и парикмахерские? Или причина повышенной чувствительности - вчерашний алкоголь?
- А ты откуда знаешь, что я вчера пил? - удивился директор.
- Так это слышно еще в приемной. А уж какой стойкий запах здесь в кабинете! Можно даже распознать напитки.
- Ой, ладно тебе! - отмахнулся Соколов, слегка успокоенный в своих инстинктивных чувствах развязным шутливым тоном бухгалтера. - Лучше отойди от меня подальше, а то ведь я могу и не удержать свои греховные мысли под контролем.

Сан Саныч на самом деле еле сдерживал непреодолимое желание провести ладонью по внутренней стороне Валиного бархатного бедра и ощутить большим пальцем влажное тепло под ее распутной юбкой. Алкоголь, бродивший в организме, делал эту внутреннюю борьбу невыносимой, и перевес мог вот-вот оказаться на стороне инстинкта, желающего женского тела, нежного шепота в самое ухо, остроты ногтей на коже спины, вкуса страстного поцелуя и утробного тепла под ажурными кружевами Валиных трусиков… Или Наташиных… Или Марининых… Большой разницы для Соколова сейчас не было. Ему необходима была женщина нежная и страстная, а ее имя не имело никакого значения. В конце концов, это могла быть и Маша, но о жене он теперь не думал. Новый день начался и обещал быть более насыщенным, чем похмельное валяние в домашней постели. Тем более после вчерашнего скандала, который Соколову так и не удалось припомнить в деталях. Но все домашние проблемы, отложенные на вечер, уступали место все усиливающемуся желанию, отодвинувшему на задний план даже головную боль.

Валя отошла от директора, который начал подписывать разложенные по всему столу бумаги, и задавала какие-то рабочие вопросы, не имеющие особой важности, которые можно было решить и без участия руководителя, но по привычке, адресованные именно ему. Соколов машинально отвечал и давал кое-какие распоряжения, а сам продолжал чувствовать периодические перебои в дыхании - следствие желания, подпитываемого благоуханием бухгалтерских духов, а возможно и феромонов, источаемых ее волшебной кожей.

Валентина прекрасно знала отношение Соколова к ней, как к женщине, знала о том, что иногда он начинает трепетать от ее близости, от ее как бы случайных прикосновений в процессе подписывания бумаг или передачи денег. Ей льстило, что она способна так заводить мужчин, а Соколов являлся одним из самых ярких представителей среди самцов. Именно самцов, потому что Валентина не смотрела на директора иначе, как на похотливого мужика, готового ради мимолетного увлечения позабыть о жене, о ребенке, о том, что он муж, отец и директор. Она видела в его глазах тот огонек, который затмевает здоровый рассудок. Видела готовность отдаться страсти без оглядки и что самое главное - без последующего сожаления. Она чувствовала игру его гормонов, преобладающих над рассудком и в глубине души смеялась над такой слабостью. Именно слабостью, каким бы ни казался он сильным и самоуверенным для окружающих. Валя иногда даже задумывалась над тем, как мог Сан Саныч так успешно управлять другими людьми, не имея характера справиться с собственными примитивными желаниями, но она не бралась его судить. Не потому, что не хотела становиться судьей, а от бесполезности размышлений на эту тему. Изменить его не смогут никакие разговоры и никакие обстоятельства, а, следовательно, и рассуждать об этом не было смысла. Рациональный склад ума главного бухгалтера не позволял ей загружаться мыслями бесперспективными, но неприятие подобной слабости, рожденной откровенной похотью, давало ей возможность отомстить в лице Соколова всем неустойчивым элементам мужской половины населения. А главным оружием этой сатисфакции она выбирала себя, то есть свое тело, от которого Сан Саныч не мог отвести глаз. Она иногда даже слышала отяжеление его дыхания, когда наклонялась над столом, открывая взгляду декольте с крестиком на элегантной цепочке. Можно было сказать, что, одеваясь утром на работу, она делала это и для него. Крася ногти, делая педикюр, укладывая локоны, ароматизируя шею она делала это и для Соколова. Для того чтобы зажечь его, возбудить, оглушить своей женственностью и… уйти. Выйти из кабинета, закрыв за собой дверь и оставив его одного, без надежды. Коварно, но справедливо! Валя была уверена, что этот мужчина обречен на вечные муки после смерти и пыталась начать это наказание уже здесь, не откладывая его в неопределенность.

Именно поэтому, умышленно не торопясь покидать кабинет директора, особенно когда он так уязвим после вчерашнего веселья, которое наверняка состоялось вне семьи, Валентина села в кресле напротив Соколова и так положила ногу на ногу, что в разрезе юбки тело обнажилось почти до самых трусиков. Помимо этого она начала играть повисшей на пальцах босоножкой так, что та пошлепывала по пятке, создавая соблазнительный звук для обостренного восприятия не успевшего похмелиться директора. Тот ставил на бланках свои подписи и не поднимал взгляда на Валентину, но краем глаза все же выхватывал ее позу и полуобнаженность в кресле напротив, а шлепки босоножки по гладкой пятке, которую мысленно он уже покусывал и облизывал, просто туманили его искаженное похмельем мировосприятие.

Закончив с документами, Соколов все же нашел в себе силы поднять на бухгалтера взгляд и остановить ее издевательство над мужским началом директора фирмы.

- Наверное, Валенька, мне придется сделать сегодня выходной день. Устал я вчера сильно и не хватает мне теперь здоровья справиться с теми чувствами, которые возникают у меня от созерцания твоей красоты.
- Ах, Александр Александрович, - подыграла бухгалтер Соколову, - вы вводите меня в краску. Негоже руководителю предприятия вести такие разговоры с подчиненными, тем более бросая на них такие горячие взгляды. Не знающая вас девушка может заподозрить неладное и даже обвинить в сексуальных домогательствах.
- А я со своей стороны за подобные позы мог бы обвинить подчиненную в провоцировании сексуальных домогательств и в соблазнении директора ради преследования корыстных целей.
- О чем это вы, Александр Александрович? Какие такие позы? - продолжала играть Валентина и медленно перебросила ногу на ногу, состроив при этом Соколову лукавую мину непонимания.

Сан Саныч не смог отвести взгляда от этого движения и проследил за ним от начала, когда мышцы перебрасываемого бедра качнулись в провисании, до конца, когда икра округлилась, упершись в загорелое колено. Он понял, что проигрывает это спонтанно возникшее противостояние полов, усмехнулся и встал из-за стола, решив остановить насилие над своим неустойчивым сознанием.

- Все, Валенька, ты победила. Ты прекрасна, спору нет! Ты на свете всех милее, всех упрямей и сексуальнее. Но… ты замужем! И, к сожалению, никогда об этом не забываешь. Посему закончим наш не начавшийся роман, и я поеду поправлять здоровье. Восхищен твоей красотой, порабощен твоей сексуальностью, пленен твоим ароматом и все такое… Все, пока, пока! Иди уже, работай.

Валя рассмеялась и поднялась с кресла. - Эх вы, мужики! Стоит только юбку приподнять, и вы уже на коленях! А еще называетесь сильным полом! - она сделала небольшую паузу, в то время как Соколов открывал перед ней дверь. - А с другой стороны это приятно! Кто бы еще мог доставить столько удовольствия, как не армия обезумевших поклонников. Держитесь, Сан Саныч! И лечитесь! - сказала напоследок бухгалтер, покидая кабинет директора.

Соколов закрыл дверь и перевел дыхание.
 
- Вот мерзавка! - произнес он вслух, вложив в эти слова всю нежность, которую испытывал к Валентине не только как к женщине, но и как к замечательному специалисту.

Он снова вернулся в свое кресло и попытался собраться с мыслями, но в этот момент дверь отворилась и на пороге показалась Наташа с подносом, на котором стояла чашка кофе и розетка с печеньем. Девушка поставила завтрак на стол перед Соколовым и собиралась выйти, хотя помнила, что директор просил ее зайти после посещения бухгалтера. Соколов не остановил секретаря, потому что еще не оправился от аудиенции Валентины. Два соблазна подряд он мог и не выдержать, поэтому взял тайм-аут на время пития кофе.

Головная боль притупилась, уступив место сексуальному желанию. Сан Саныч полностью отдавал себе отчет, что в данный момент хочет только две вещи: выпить пива и войти в женщину. Пиво должно быть светлым и холодным, а женщина может быть любая. Ну, почти любая. В пределах его вкуса и требований к чистоплотности. Он стал перечислять свои возможности и остановился на Марине, с которой ему накануне было довольно весело и приятно физически. Тем более что аванс ей уже заплачен. Тем более что в данную минуту она была гораздо реальнее, чем недосягаемый бухгалтер или не менее соблазнительная, но горделивая секретарь. Хотя, возможность близкого общения с Наташей Соколов никогда не отбрасывал, потому что еще никогда не предпринимал никаких попыток по отношению к ней. Он слышал, что у девушки есть ухажер, но ведь это все только разговоры. Какие там отношения на самом деле еще неизвестно. И сможет ли этот некто конкурировать с Сан Санычем, тоже оставалось вопросом. Соколов не помнил своей мимолетной встречи с якобы парнем Наташи, потому что в момент их столкновения около офиса был озабочен рабочими вопросами и не обратил никакого внимания на Андрюшу, иначе давно бы предложил секретарю совместный отдых в одном из ресторанов, не обращая внимания на неравного соперника, который и соперником-то Соколову являться не мог по своей хлипкости как физической, так и хара;ктерной. Но начинать ухаживания и целенаправленную игру сегодня, когда состояние здоровья не позволит ему блистать, Сан Саныч не очень-то хотел. Ему необходимо было удовлетворение двух жгучих желаний немедленно и без сопротивления. Поэтому он остановил свой выбор на доступной Марине и набрал номер ее мобильного.

Проснувшись утром около девяти часов, ночные воспоминания нахлынули на Марину словно цунами, разрушая привычный устой ее жизни под маминым надзором, таким навязчивым, но в тоже время - таким привычным и надежным. Сколько бы ни было у них споров и скандалов, сколько бы раз ни хлопала дверью перед маминым лицом, она всегда возвращалась в свой родной дом, где на столе обязательно дожидался нехитрый ужин, теплая постель, залатанная маминой заботливой рукой, и хриплый голос самой мамы, желающий спокойной ночи своей непослушной, но горячо любимой дочери. Непонятный приступ, неизвестной доселе болезни поломал размеренное течение жизни молодой девушки. Она открыла глаза и не знала, что следует делать дальше. Каким должен быть следующий шаг, без маминой подсказки, без ее руководства. И хотя Марина давно считала себя самостоятельной, вся эта самостоятельность заключалась лишь в противостоянии маминым требованиям, зачастую вполне логичным и справедливым. Теперь же оказалось, что она совершенно не ориентируется в самостоятельном пространстве, и та свобода, к которой она давно стремилась, оказалась лишь эфемерным, надуманным счастьем. В реальности же Марина оставалась ребенком. Хоть и капризным, но все же ребенком. И сегодня утром она сама почувствовала это настолько отчетливо, как никогда раньше. Даже похмелье после вчерашнего не тревожило девушку на фоне разверзшейся неизвестности. Она машинально поднялась с постели, машинально посетила туалет и умылась, машинально заварила чай на кухне. В голове, словно колокольный набат звучал единственный вопрос: «Что делать?». Марина не представляла, как ей найти больницу, куда отвезли маму, не знала, какие вещи нужно собрать, не представляла, с чего начинать домашние дела, которые до сих пор для нее ограничивались уборкой в собственной комнате. Единственно, что немного успокаивало растерянную девушку, так это то, что в непривычной ситуации она не осталась без денег. На стуле лежала сумка, полная всяких мелочей, которые девушка накануне собрала с пола. Марина достала из нее пять купюр и положила на стол.
 
Нужен был план, последовательность действий, но самостоятельно она не могла его построить. Только мама помогла бы ей сейчас, и девушка решила сначала разыскать мать, а потом с ее помощью определиться и с лекарствами и с необходимыми вещами, о которых говорил накануне доктор. Марина быстро надела вчерашнюю одежду, взяла со стола деньги и выбежала из дома, забыв на кровати мобильный телефон.
 
Больницу, к своему удивлению, девушка нашла легко. В приемном покое ей подсказали палату, куда ночью определили поступившую с инсультом больную. В списках пациентов, висевшем на стене лестничного марша, фамилии вновь прибывшей еще не было, но медсестра в отделении проводила дочь к ее несчастной матери, скованной неподвижностью, заботливо накинув на плечи Марины белый халат, протертый до дыр, но с запахом свежей стирки. Девушка присела на край кровати и осторожно взяла бледную и еще более постаревшую маму за руку, в вены которой размеренно капало лекарство из подвешенного на металлической стойке флакона. Женщина открыла глаза от прикосновения, но не повернула головы и не ответила рукопожатием.

- Мамочка, как ты? - спросила Марина.
Женщина молчала.
- Мам, ты не хочешь со мной говорить? - продолжила непонимающая происходящего дочь. - Прости меня за вчерашнее! Я такая дура! Наговорила тебе всяких глупостей! Хотела взрослой быть, а сегодня поняла, что ничего не знаю и не умею… Ну что ты молчишь?
- Девушка, - услышала Марина голос медсестры, которая вошла в палату проверить капельницу, - вы дочь?
- Да.
- Вам нужно поговорить с лечащим врачом.
- Зачем? - удивилась Марина. - Я только узнаю у мамы, что ей принести.
- Она не может вам ответить.
- Почему?
- У вашей мамы инсульт. Ее парализовало.
- Она не может говорить?
- Ни говорить, ни двигаться. Вам лучше с доктором побеседовать. Пойдемте, я проведу.

Марина послушалась медсестру и проследовала за ней по коридору к двери с надписью «Заведующий отделением». Она вошла в кабинет, а через пять минут, оттуда показалась седая голова самого заведующего, который крикнул дежурной сестре: «Света, идите, помогите мне!». Девушка оставила около палаты стойку с приготовленной для больного капельницей и поспешила на встревоженный клич заведующего. В кабинете она увидела сидевшую на полу дочь поступившей ночью пациентки, которая, отдавшись своему внезапному горю, заливалась слезами, впиваясь ногтями в кожу коленок.

- Светочка, помогите, пожалуйста, девушке успокоиться! Я не буду вам мешать, - произнес растерянный доктор и вышел из кабинета.

Медсестра налила в стакан минеральной воды и предложила рыдающей Марине. Та сделала два глотка и подавилась. Тогда Светлана помогла девушке подняться с пола и усадила ее на кушетку.

- Успокойся, миленькая!
- Он сказал, что мама не может двигаться! - сквозь кашель и слезы произнесла Марина.
- Возьми себя в руки, девочка! Многие люди переносят инсульт, но потом восстанавливаются. Совсем не обязательно, что твоя мама навсегда останется недвижимая. Может, все нормализуется, и она снова будет ходить. Но ей теперь нужна помощь. И это будет нелегко. Поэтому успокойся, выпей еще водички, и мы с тобой обо всем спокойно поговорим. Я расскажу, что дальше нужно делать. У тебя отец есть?
- Нет, - приходя в себя от истерики, произнесла Марина.
- А кто есть из взрослых родственников?
- Никого, мы с мамой вдвоем живем.
- Что ж, тогда основная нагрузка ляжет на твои плечи. Ты работаешь?
- Нет. Но деньги у меня есть! - ответила девушка, вспомнив вдруг, что вчера она договорилась с Соколовым о регулярной, так называемой, зарплате.
- Это хорошо, потому что денег понадобится немало. Пойдем со мной.
Девушки перешли в пустую ординаторскую, Светлана налила Марине стакан сока из холодильника и присела за стол напротив нее.
- Самое главное, - начала медсестра, - что маму придется в первое время (надеюсь, что только в первое) кормить из ложечки и подавать ей утку. Конечно, целый день тебе не нужно сидеть рядом, потому что в больнице есть нянечки, которые ухаживают за больными, но на сорок человек лежачих у нас в отделении всего две няни, поэтому, сама понимаешь, качественно обслужить каждого у них просто не хватит сил и времени. Раз в день, лучше часов с шести вечера, тебе нужно будет приезжать в больницу и все это делать.
- А что именно делать?
- Умывать маму, подмывать ее, подкладывать и выносить утку, кормить. Придется одевать и менять ей памперсы.
- Она же взрослая! - удивилась Марина.
- В нынешнем состоянии она похуже младенца, потому что ребенок может заплакать, когда его что-то не устраивает, а у парализованного человека такой возможности нет. Ну, и, конечно, тебе придется покупать ей лекарства, а они нынче совсем не дешевые. Мама на пенсии?
- Да.
- Сколько у нее пенсия?
- Триста пятьдесят гривен.
- Да-а! - многозначительно протянула Светлана. - Не густо! Как же вы живете на такие деньги вдвоем?
- Я получаю в месяц тысячу гривен, - с наивной гордостью заявила Марина.
- Ты же говорила, что не работаешь, - удивилась медсестра.
- Мне Сан Саныч платит зарплату. Это мой мужчина, - уже совсем успокоившись после недавних рыданий, похвастала девушка.
- Так ты значит, все же работаешь? - снова с непониманием спросила Света.
- Нет. Он мне, - девушка на мгновение запнулась, - за некоторые услуги платит…
- Эскорт-сервис, что ли? - воскликнула медсестра.
- Что-то вроде того…
- Неплохо! А вакансий у вас там нет во внеурочное время? – рассмеявшись произнесла Светлана. - А то, мне тоже зарплаты больничной не хватает!
- Я спрошу у Соколова, - серьезно ответила Марина, не поняв шутки медсестры.
- У кого, ты сказала, спросишь?
- У Соколова. Ну, у Саши моего.

Кровь прилила к Светиным щекам. Услышав имя Машиного мужа, она потеряла дар речи. Перед ней сидела любовница Соколова, о которой подруга даже мысли не допускает в свою наивную голову, а эта безмозглая школьница получает у него зарплату за всякие пошлости. И ради такого чучела Маша вынуждена страдать в полночных ожиданиях своего бесстыдного мужа! Какой кошмар!.. А может это не тот Соколов? Может это не Саша?

- И давно ты так выгодно устроилась на работу? - собрав все силы, чтобы не сорваться, спросила Света, стараясь получить подтверждения или опровержения своей версии.
- Два месяца, - соврала Марина.

Света за секунду перебрала в голове все последние встречи с Машей и сопоставила ее жалобы на Сан Саныча с появлением этой малолетки. Все сходилось. Пытаясь сохранить безучастный тон, она начала блефовать.

- Знала я одного Соколова, но не представляю, откуда у него могут быть такие деньги. Он на желтом Москвиче ездил и готов был удавиться за каждую копейку.
- Вы что! - с гордостью за своего избранника заявила наивная девушка. - Сашу водитель возит на черном Мерседесе. У него денег - валом! Он вчера в ресторане две тысячи заплатил!
- А водитель - негр, скажи еще? - продолжала разведку Света.
- Нет, - засмеялась Марина. - Вова, обычный русский мужик.         
- Ладно! Заболтались мы тут с тобой, а мне надо работать. Да и тебе нужно ехать домой за мамиными вещами и лекарствами. Раз деньги у тебя есть, то я спокойна. Надеюсь, что вместе с Сан Санычем вы справитесь с маминой болезнью.
- Нет, он маму не знает. Я ему ничего не рассказываю.
- А ты расскажи, пожалуйся. Может он поможет маме, - посоветовала Светлана, зная, как Соколова раздражают чужие проблемы.
- Нет, не буду. У него жена и сын. Зачем ему мои трудности?
- Но ведь два месяца он с тобой! Наверное, любит тебя? Может, стоит все же рассказать о своем несчастье? Он бы помог, пожалел, - настаивала Светлана.
- Не знаю, мне кажется ему будет неинтересно. Он ведь не за то мне платит, что б еще и домашние мои проблемы решать.
- Не знаешь! - многозначительно произнесла Светлана. - А ты спроси, и узнаешь. Нет - так нет! За спрос, как говорится, не ударят в нос. Денег-то нужно сейчас много. Может он по доброте душевной и поможет тебе. Главное - ты слезно попроси, чтобы ему жалко тебя стало. Мужики, они не могут устоять перед слезами. Им нравится, когда у них просят, когда они могут сделать благое дело.
- Не знаю, - растерянно произнесла запутанная Марина. - Я попробую.
- Ну, вот и умница, - вставая и направляясь к двери, сказала Света. - А теперь в аптеку и домой за вещами. Рецепт возьми у заведующего отделением, он твою маму осматривал утром и назначал лечение.               
Марина вышла из ординаторской, а Света прижалась спиной к закрытой двери и вслух произнесла: «Сволочь! Две сволочи!».